Текст книги "Хозяин тишины"

Глава четвертая

В отношении романтики Никита был прост, как солдатский сапог.

– Не хочу я ходить вокруг да около! – заявил он. – Видно же, что мы друг другу нравимся, так чего сопли жевать? Пошли на свидание!

Понятно, что он говорил несерьезно, это был классический пример его чувства юмора. Но приглашение определенно запомнилось. Кому-то другому я отказала бы, но тут согласилась. Во-первых, от скуки, во-вторых, Никита все больше нравился мне, особенно когда молчал.

Серьезно, когда он держал рот закрытым, он был просто воплощением девичьих грез. Я ведь говорила, что ценю эстетику – и это касается не только цветов. Я слишком долго общалась с тощими, частенько обзаведшимися пивным брюшком студентиками, а потом – со стариками вроде Полковника. Так что теперь на Никите у меня просто глаза отдыхали! Что любопытно, заглядываться точно так же на Гедеонова я не могла: при всей его привлекательности, меня слишком пугала возможность столкнуться взглядом с его мертвыми глазами.

Впрочем, если на словах Никита был типичным «пацанчиком с микрорайона», то его поступки были куда приятней. Когда я согласилась на свидание, он не стал предлагать мне пиво и орешки. Мы с ним не могли покинуть территорию поместья, обоих держали контракты, однако это оказалось не обязательным. Он устроил для нас свой собственный ресторан прямо в розарии.

В беседке, где состоялся мой первый разговор с Гедеоновым, для нас накрыли стол и зажгли свечи. Я уже знала, что Никита в приятельских отношениях с шеф-поваром, и устроить все это было нетрудно, но я все равно бесконечно ценила его старания.

Свет свечей был ярче подсветки, он словно ограничивал мир вокруг нас, но ограничивал приятно. Кованое кружево беседки, розы в темноте, мужчина, сидящий напротив меня, – все это было настолько гармонично, что я чувствовала себя непривычно счастливой. Вот именно такой жизнью я и хотела жить: наслаждаться моментом, не загадывая далеко вперед. Судьба успела научить меня тому, что любые планы слишком легко разрушить. Но уж настоящее-то она у меня не отнимет!

У нас хватало общих тем для разговоров. Мы с Никитой жили в одной реальности, знали одних людей, нас окружало одно и то же. Ну а то, что мы большую часть дня работали, не давало нам устать друг от друга. Теперь мы могли расслабиться здесь и со смехом обсуждать, как горничные пытаются затеять войну с кухарками.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты осталась, – сказал Никита. – До тебя этим занималась совершенно унылая тетка, и я боялся, что на ее место найдут такую же.

– Почему она ушла? Это же не работа, а мечта!

– Для тебя, но не для нее. Она, по-моему, опасалась хозяина и оставалась тут только ради денег. Потом она накопила столько, сколько было ей нужно, и на второй космической скорости улетела в закат.

– Она его опасалась, – задумчиво повторила я. Вспомнив Гедеонова, я вдруг представила, что он снова стоит в беседке, на том самом месте, где и первый раз, и невольно вздрогнула. Никита этого, к счастью, не заметил. – А ты его не боишься?

– Нисколько, и тебе не советую, потому что его нет смысла бояться, – ответил Никита, и в его голосе не было ни тени сомнения. – Я доверяю ему больше, чем самому себе.

– Ого, даже так?

– Ну!

– А почему? – полюбопытствовала я.

– Потому что хозяин спас мне жизнь. Он не дал мне скатиться на дно! Если бы не он, я бы уже сгнил в какой-нибудь канаве. Да и он не был обязан помогать мне, мог просто пройти мимо. Я наделал немало ошибок и сам испоганил свою жизнь, я не имел права даже просить о помощи! А хозяин все понял сам и вытащил меня из этого дерьма до того, как я успел задохнуться!

Похоже, на этот раз Никита был задет за живое: это была одна из самых долгих речей, которые мне доводилось от него слышать.

– Что с тобой случилось? – осторожно спросила я.

Я не была уверена, что он ответит, и готова была принять его молчание. В конце концов, тут явно личное, а у нас только первое свидание!

Но Никита не стал таиться.

– На наркоту я подсел, вот что со мной случилось. Я тогда работал персональным тренером, ездил ко всяким богатым типам в их дома – это оплачивалось лучше, чем работа в любом клубе. С кем-то подружился, меня стали приглашать на вечеринки, а там бывало всякое. Сперва попробовал по мелочи, ни о чем. А потом… я, если честно, и сам не заметил, когда все стало серьезным. И я точно упустил момент, когда это стало проблемой. Все разваливалось само собой, я все реже бывал адекватным, бежал от самого себя, потому что окончательно запутался. У меня появились долги, здоровье стало ни к черту – классика, мать ее! Прям как в одной из тех грустных историй про нариков, которые по телеку показывают.

– Тогда ты и познакомился с Гедеоновым?

– Я уже знал его. Он был одним из моих клиентов – и, скажу честно, я охреневал от него! Я все никак не мог поверить, что слепой чувак такое может. У него получалось больше, чем у других моих клиентов! Но мы с ним почти не разговаривали, я не знал, что ему сказать. Потом мы некоторое время не пересекались – он куда-то уехал по работе, ты еще увидишь, у него это частенько бывает. А когда он вернулся, я уже был гнилым. Меня многие уволили, я думал, уволит и он. Но он вместо этого рассказал мне, какое будущее меня ждет. Тогда я и узнал о его способностях.

– И ты поверил ему? – поразилась я. – Так просто? Он сказал, что видит будущее, и ты такой: окей, у всех свои таланты.

Никита не смутился.

– Да, я поверил ему, потому что ему нельзя было не верить. Хозяин умеет говорить о будущем! Его слушаешь и душой понимаешь: да, все так и будет. Вернее, может быть, если ничего не изменить… Короче, напугал он меня знатно! Но он же и помог мне. Он оплатил мои долги и отправил меня в клинику. Условие у него было только одно: я должен завязать с наркотой навсегда. Если у меня выйдет – я получу от него работу. Если нет – все, он, считай, умывает руки. Мы оба знали, что, если я не спасусь, я просто сдохну, это станет лишь вопросом времени. Но это ж я! Нет, старухе-смерти придется подождать, я с вами надолго!

Он смеялся, причем смеялся свободно. А мне не хотелось и гадать, какие испытания остались между тем отчаянием и этим смехом.

Может, Гедеонов и не был добрым волшебником, но если его умение манипулировать людьми спасло Никите жизнь, я была безумно благодарна.

– Ну а ты что же? – поинтересовался Никита. Похоже, воспоминания о не слишком счастливом прошлом утомили его.

– А что я?

– Дошли тут до меня слухи, что ты чуть ли не бродяжничала, прежде чем попала сюда.

– Вот еще! – вспылила я. – Ничего я не бродяжничала!

– То есть, это неправда?

– Не совсем правда…

– Это еще как? – удивился Никита.

– Я потеряла квартиру и была прописана в развалюхе за пределами Москвы. Тот дом по документам существовал, но по факту, это были деревянные руины, в которые даже войти страшно.

– Ого! Это как же тебя угораздило?

Мне совсем не хотелось говорить о том, как меня угораздило. Это была история, которую я всеми силами пыталась похоронить в самом дальнем углу своей памяти. Я все надеялась, что время вылечит меня, хотя бы частично. Но прошли недели, потом – месяцы, а легче не становилось.

Вместе с этими воспоминаниями я носила в себе ноющую боль. Когда я отворачивалась от прошлого, боль становилась чуть слабее. Но когда я снова возвращалась к тем дням… О, лучше и не представлять!

Так что это была не самая подходящая тема для романтического свидания. Однако после того, как Никита рассказал о своем прошлом, я просто не могла отмалчиваться.

– У меня была своя квартира – маленькая однушка, по наследству досталась. Но так сложились обстоятельства, что меня вынудили ее продать, прописали задним числом черт знает куда. Решение пришлось принимать очень быстро, я и опомниться не успела, как все произошло – и я фактически осталась на улице…

– Можешь не продолжать, – прервал меня Никита.

В первые секунды я была приятно поражена его решительностью. Я-то была уверена, что Никите в жизни не хватит душевной чувствительности, чтобы понять, как мне тяжело говорить о случившемся! Но он все понял, пожалел меня, остановил…

Оказалось, нет.

– Значит, ты одна из тех мега-лохов, у которых пять минут славы – это сюжет о них в криминальных новостях? – фыркнул он.

– Что?..

– Я, когда про такое слышал, думал: как, как это вообще возможно? Я понимаю, когда каких-нибудь бухариков упаивают до потери сознания, и они на все готовы. Но ты-то в это как вляпалась?

– Там все было очень непросто…

– Да ладно тебе, всегда ведь все зависит только от тебя! Тебя что, силой вынудили поставить подпись? Руку держали?

– Меня обманули.

– Значит, лохушка, что уж теперь! Но ты за это без квартиры, так что нет смысла уже говорить.

– Ты прав.

Смысла действительно не было. Болезненная правда, сидевшая во мне осколком, оказалась загнанной еще глубже. Мне стоило немалых усилий раскрыться, хотя бы начать говорить об этом, а что я получила в ответ? Напоминание о том, что меня развели? Спасибо, Шерлок, а то я не догадывалась!

Никита, похоже, был из тех людей, которые считают, что жертва сама виновата во всех неприятностях. Не важно, что случилось, всегда был шанс предотвратить это. Не сделала? Не предотвратила? Ну, огребай теперь по полной!

Может, после такого мне и следовало встать из-за стола и уйти, но я сдержалась. Потому что я и сама подозревала: он прав. По крайней мере, в чем-то прав. Меня действительно никто не хватал за руку и не заставлял вывести подпись на пустом листе бумаги, я все сделала сама. Я позволила себя обмануть!

Но я не собиралась снова и снова нырять в чувство вины, купаться в нем, как в болоте – потому что в болоте особо не искупаешься, дно раньше увидишь!

Так или иначе, изрядно покосившаяся дорожка моей жизни привела меня сюда, в поместье, даже в эту беседку к этому человеку! Так что я жила настоящим. Оно было куда лучше, чем мое прошлое.

* * *

Я настолько привыкла к работе, что у меня появился удобный график. Я обходила дом утром и вечером, проверяя, все ли в порядке – и все обычно было в порядке. В то утро, заглядывая в гостиную, я тоже не ожидала увидеть ничего нового, но вместо этого почти сразу встретилась взглядом с незнакомкой.

Она сидела на одном из диванов, читала книгу и потягивала вино из запотевшего бокала. Она не выглядела ни потерянной, ни ожидающей кого-то. Нет, скорее, она смотрелась хозяйкой положения, всего лишь отдыхающей в собственном доме.

Меня это, понятное дело, смутило, а еще смутила ее красота. Незнакомка была настоящей девушкой с обложки, классически красивой моделью, одной из тех, кому платят миллионы долларов, чтобы они один раз прошлись по подиуму в трусах и лифчике. Изящная фигура, нежные черты лица, каскад роскошных золотых волос – в ней все было безупречным. Я, вообще-то, высокого мнения о себе, но рядом с ней я вдруг почувствовала себя тощим полулысым карликом.

Увидев меня, незнакомка оторвалась от книги и сдержанно мне улыбнулась.

– Здравствуйте. Не думаю, что мы знакомы.

Голос у нее был приглушенный, воркующий, словно она успела взять мастер-класс у самой Мэрилин Монро – что было бы неплохим достижением, если учитывать, что красавице было не больше двадцати пяти. Вряд ли она пыталась меня впечатлить – зачем ей? Скорее всего, она так говорила постоянно.

Я бы решила, что это одна из клиенток, к Гедеонову частенько приезжали те, кого я раньше не видела. Однако их провожали в небольшую комнату ожидания рядом с его кабинетом, она же устроилась в гостиной. И ей принесли вино – получается, на кухне ее знали!

– Я тут недавно работаю, – кивнула я. – Меня зовут Августа, я слежу за домом, вроде как секретарь по этим вопросам.

– Значит, вы пришли на замену Екатерине Павловне?

– Скорее всего, да, хотя я не знала, что мою предшественницу звали Екатерина Павловна.

– Это и не важно, – рассмеялась она. Ее смех звенел серебристым колокольчиком. – Поверьте мне на слово, это была не слишком приятная особа. Я рада, что теперь тут будете всем заправлять вы.

– Почему? – изумилась я. – Вы ведь меня совсем не знаете!

– Я из тех наивных людей, которые верят первому впечатлению. А мое первое впечатление о вас очень хорошее. Да и имя у вас редкое, мне нравится, я обожаю редкие имена.

– Не хочу показаться грубой, но вы не представились…

– Ах да, что это я? – спохватилась любительница редких имен. – Инесса Линда, проститутка Владимира Викторовича.

Я считала, что готова ко всему? Я жестоко ошибалась.

Я застыла в немом изумлении, не сводя глаз с идеальной женщины. Я упорно пыталась понять, есть ли у ее слов хоть какой-нибудь иной смысл кроме того, что я услышала. Ведь не может это быть правдой! Ни одна проститутка не назовет себя проституткой, не зря же для этого придумали столько красивых эвфемизмов вроде «жрица любви» и «леди ночи».

Но если это шутка, то какая-то очень уж грубая, в стиле Никиты! Вот он бы сейчас, наверно, заржал, а я не могла.

Видя мое замешательство, Инесса снова серебристо рассмеялась.

– Августа, не обижайтесь, но вы очаровательны! Вы не присядете тут со мной? У Владимира Викторовича неожиданный клиент, мне придется подождать, а с вами, похоже, можно поболтать.

– Ну, не то чтобы поболтать… Но от объяснения я бы не отказалась!

– Сделаем, – кивнула Инесса. – Если вы будете тут работать, мы с вами встретимся, и не раз. Хотя вы и без меня поймете, насколько это необычный дом.

Оказалось, что Инесса не шутила. Она действительно была проституткой в самом прямом смысле слова – но этим она и рушила все представления о проститутках, которые у меня были раньше.

Мне всегда казалось, что это обязательно потасканные девицы с вульгарным макияжем и пустыми глазами. Они могли сколько угодно называть свою профессию древнейшей, это не добавляло ей ни достоинства, ни романтики. Путь по карьерной лестнице, если таковая вообще имела место, они пробивали, пардон, сиськами.

Может, такие проститутки и существовали, но Инесса Линда оказалась из иного эшелона. Она была не просто красивой и ухоженной, моя собеседница оказалась еще и поразительно умной. Инесса получила высшее образование, у нее была степень магистра, она обожала читать – вот только все это не принесло ей той жизни, о которой она мечтала. Она быстро поняла, что добиваться достатка будет долго и трудно, постоянно срывая с себя ярлык содержанки, который на нее навешивали бы завидующие женщины.

Ей такая перспектива не понравилась, и она решила сократить путь к успеху. Инесса всегда осознавала, что красива. Но для работы актрисы ей не хватало таланта, для работы модели – трудолюбия, для работы певицы – голоса. Да и желания.

– Я гедонистка, – невозмутимо признала она. – Мне совершенно не хотелось славы и обязанностей, не хотелось, чтобы на меня пялились миллионы. Мне хотелось только денег, которые позволили бы мне жить так, как мне нравится.

Тогда она и стала проституткой – Инесса была достаточно умна, чтобы называть вещи своими именами. Она не пыталась найти возвышенное или трагическое оправдание тому, что делает, она вообще не считала нужным оправдываться. Она была в полном согласии со своей совестью.

Такая красавица не стала у обочины – в этом просто не было нужды. Нет, Инесса относилась к элитным проституткам, она обычно обслуживала только одного клиента. Этим она чем-то напоминала типичную содержанку, однако разница все-таки была. Инесса не пыталась изобразить высокое чувство, она не делала вид, что «Зай, мне нужна только твоя любовь, ну и еще, если хочешь, вон та новая машина, но это, конечно, не главное!» Нет, у нее был свой ценник, который она называла. Понятная цифра, тариф в месяц. Платишь – и она принадлежит только тебе, является по первому зову, ни с кем не встречается, даже если ты с ней не спишь. Не платишь – извини, котик, пора уходить в новые земли.

Инесса, в силу красоты и умения, меняла клиентов редко и расставалась с ними только дружески. Многие из них баловали ее подарками даже после того, как секс прекращался.

Я слушала ее откровения и, как говорил Никита, офигевала. Я вообще не представляла, что так бывает! Я не самый закостенелый сноб, и все же мое отношение к проституткам всю жизнь было четким и однозначным.

Но вот передо мной сидела женщина, красивая, элегантная, стильная и гордая, меньше всего похожая на проститутку, и называла себя проституткой. Не парадокс, но близко к нему. Инесса рассуждала о своей жизни так спокойно и обыденно, что мне невольно передавалось ее настроение.

Нет, я не изменила свое отношение к самой теме и не раздумывала о том, чтобы стать прекрасной ночной бабочкой. Просто я не могла осуждать Инессу. Ее рассказ о сексе за деньги был полон странного профессионализма, вам так любой автомеханик о своей профессии расскажет.

Если раньше я решила ничему не удивляться в этом доме, то после разговора с Инессой я торжественно позволила себе удивляться чему угодно. Давай, Ави, не сдерживайся! Тут ты вполне можешь встретить говорящего хамелеона на трехколесном велосипедике, жонглирующего своими дипломами о высшем образовании, и это будет вполне нормально.

– И сколько вы уже встречаетесь с Владимиром Викторовичем? – поинтересовалась я, стараясь выдавить из себя вежливую улыбку. Подозреваю, что результат был больше похож на лицевой спазм.

– Работаю с Владимиром Викторовичем, – со строгостью школьной учительницы поправила меня Инесса. – Это просто бизнес. Он оплачивает мое время уже семь месяцев. Скажу вам по секрету, я надеюсь еще на столько же – только хотелось бы, чтобы он вызывал меня к себе почаще!

– Я думала, у вас гонорар один на месяц, независимо от количества вызовов!

Я уже вообще не понимала, что в этом разговоре учтиво, что – нет, и ляпала первое, что придет на ум.

Инесса не была ни обижена, ни задета.

– Да, все так. Но мне просто нравится бывать с ним. Это первый на моей памяти клиент, с которым мне хорошо, мне не приходится ничего симулировать. Обычно я себе такое позволяю только в перерывах между клиентами, чтобы расслабиться, а тут – и деньги, и секс мечты. Естественно, я бы хотела побольше!

Все, абсурд перешел все допустимые грани. Я сидела рядом с профессиональной проституткой и обсуждала сексуальную жизнь моего нанимателя. Я почувствовала, что краснею; Инесса заметила это и тихо расхохоталась.

– Ничего страшного, не смущайтесь! Вы еще просто очень молодая. Вы, наверно, и в любовь верите? Это очень мило, правда, я бы тоже хотела! Цените иллюзии, пока они у вас еще есть, Августа. Когда они уходят, их место занимает старость.

Мне мучительно не хотелось продолжать этот разговор, но ссориться с Инессой мне хотелось еще меньше – нам наверняка предстояло встретиться не раз, и она была неплохой. Так что теперь я искала способ вежливо отчалить по своим делам, и тут судьба помогла мне, отвлекая нас обеих звуком шагов на лестнице.

Это уходили клиенты – угрюмый мужчина и заплаканная женщина. Они не обратили на нас никакого внимания, поспешив к выходу. Парой минут позже, когда они покинули дом, на лестнице появился и Гедеонов.

Он даже по лестнице умудрялся спускаться этой своей пружинистой, чуть ли не танцующей походкой. Он выглядел вполне довольным жизнью, словно это и не из его кабинета только что вышла печальная пара. Он улыбался, и эта улыбка была настолько очаровательной, какой-то беззаботно мальчишеской, что даже его застывшие глаза не могли ее затмить.

– Инесса, тысяча извинений.

– Пустое, милый, – замурлыкала она.

Гедеонов остановился, наклонил голову в своем привычном движении, которое я уже не раз замечала.

– Ты не одна? – спросил он.

– Я тут познакомилась с твоей новой хранительницей очага.

– Здесь еще я, Владимир Викторович, – сказала я.

– Мы очень приятно побеседовали, – добавила Инесса.

– Что ж, благодарен вам, Августа Стефановна, что развлекли мою гостью, пока я был ужасным хозяином. Теперь нам пора освободить вас от своего присутствия.

Он подошел ближе, и Инесса встала ему навстречу, протянула руку. Он, похоже, ожидал этого, потому что быстро нашел ее руку в воздухе и поцеловал.

Со стороны они выглядели искренне влюбленной парой – причем очень красивой парой! Глядя на них, я бы никогда не заподозрила, что Инесса – проститутка, что все это за деньги.

Наверно, мне не стоило удивляться, и я уж точно не имела права осуждать моего нанимателя. То, что он делал, было гораздо честнее, чем попытка завести восемнадцатилетнюю содержанку. Он – молодой здоровый мужчина, ему нужен секс, но не нужны отношения, вот он все и устроил.

Как ни странно, если бы я узнала такое о ком-то другом, незнакомом мне, я бы, пожалуй, отнеслась к этому абсолютно спокойно. Но мысль о том, что такое творит Гедеонов, коробила меня, наполняла таким отвращением, будто мне нанесли личное оскорбление. Почему? Понятия не имею! Однако когда я наблюдала, как эти двое поднимаются по лестнице, у меня внутри все сжималось от какой-то странной горечи. Ну не шли ему эти встречи с проституткой, совсем не шли!

«Это не твое дело, – напомнила я сама себе. – Ты тут для чего: в поборницу морали играть или работать? Вот иди и работай, засиделась уже!»

Я позвала официантку, велела ей убрать хрустальный бокал со следами алой, как кровь, помады и продолжила осмотр. Но на второй этаж я, вопреки контракту, в этот день так и не поднялась до самой глубокой ночи, когда я убедилась, что Инесса Линда уехала.

* * *

Ночь была спокойной, чистой и свежей. Она раскинулась вокруг меня, и мне казалось, что я купаюсь в ней, плаваю, как в море. Почему нет? Я была в саду одна, после полуночи никого сюда больше не тянуло. Вдоль забора наверняка прохаживались охранники, но они не видели меня, а я не видела их. Я уже усвоила, что они ходят только там, где укажет Гедеонов. Если он не предупреждал их о грядущем нападении, они не дергались. Такая наивность казалась мне непростительной для мошенника, притворяющегося ясновидящим, однако мне не хотелось лезть не в свое дело.

Ночь и этот сад успокаивали меня. Я любила свою новую жизнь и не тяготилась работой, однако иногда мне нужен был отдых, мое личное время, без людей. В такие моменты я задерживалась допоздна, а потом украдкой покидала свою комнату и шла на прогулку. К тому же, ночью многие цветы пахли сильнее, чем днем, и это придавало особый шарм моему одиночеству.

Словом, я не хотела компании и не искала ее, но неожиданно получила. Услышав шаги, я обернулась и увидела на дорожке белую фигуру. От неожиданности я, до этого полностью расслабленная, испуганно ойкнула и лишь секундой позже сообразила, кто передо мной.

Гедеонов вышел на прогулку в белоснежном спортивном костюме, он накинул на голову капюшон байки, это и делало его похожим на призрака среди старых деревьев, подсвеченных золотистыми огоньками.

– Я так ужасен, Августа Стефановна? – усмехнулся он.

Да, он не оставил привычку называть меня по имени-отчеству. Я видела в этом очевидную иронию: даже не зная, сколько мне лет, он по голосу мог догадаться, что я намного младше него, и я была его подчиненной. Кто угодно на его месте уже начал бы говорить хотя бы просто «Августа», но не он, нет. Я не могла понять: он так развлекается или мстит мне за то, что я не называю его хозяином?

– Здравствуйте, Владимир Викторович, – отозвалась я. Мы с ним виделись впервые за этот день, да и не только за этот. – Нет, конечно, я просто не ожидала никого увидеть в такое время.

– Очень зря, это прекрасное время. Но я, кажется, пугаю вас не только в саду.

– С чего вы взяли?

– Вы избегаете меня уже четвертый день.

Шах и мат. Тут мне нечего было возразить, потому что Гедеонов был прав. И все равно это поразило меня – я-то была уверена, что он ничего не замечает! Какое ему дело до меня, когда он постоянно чем-то занят?

А избегала я его без особой причины, скорее, интуитивно. Уж не знаю, почему, но история с Инессой Линдой задела меня, чуть ли не как личное оскорбление. Я не собиралась читать Гедеонову нотации, однако я не обязана была делать вид, что мне такое нравится.

– Просто так совпало…

– Если врете кому-то, делайте это уверенней, – посоветовал Гедеонов. – Прозвучит намного убедительней. Могу ли я связать это с вашим знакомством с Инессой?

– Да не надо это ни с чем связывать!

– Я привык находить причину для любого следствия. Инесса чем-то оскорбила вас? Это было бы странно, потому что она отзывалась о вас очень тепло.

– Она меня не оскорбляла, и она мне тоже понравилась. Очень умная и красивая девушка.

– Тогда почему я слышу в вашем голосе недовольство?

Вот и как он это делает? Хотя, наверно, не следовало ожидать от него меньшего. Он, лишенный зрения, получал большую часть знаний о мире через слух. К тому же, он не был бы таким успешным мошенником, если бы не разбирался во всех тонкостях человеческой души.

Я не знаю, почему он привязался ко мне, но молчать я не собиралась.

– Дело не в Инессе, а в вашем отношении к ней.

– Неужели? И какое же это отношение?

– Потребительское!

– А как еще я могу относиться к проститутке? – удивился Гедеонов. – Не я сделал ее товаром, это ее добровольный выбор. Если вам интересно, Инессу я уважаю больше, чем многих так называемых порядочных женщин, которые приходят ко мне по работе.

– Вы уважаете ее?..

– Безусловно. Инесса честна с собой и с миром, а в наши дни это большая редкость.

– Все равно все это неправильно, – настаивала я.

– А что же лучше? Если мне нужен секс, где мне его взять? Изнасиловать кого-то? Наплести какой-нибудь молоденькой девочке про любовь, а потом бросить ее, когда она мне наскучит?

– Я не знаю, – стушевалась я. Как вообще можно задавать такие вопросы?!

– И так понятно, что вы не знаете. Мои отношения с Инессой, если можно это так назвать, отлично закрывают эту сторону моей жизни. Она подходит ко всему профессионально: она гарантирует мне, что я ничего не подцеплю, не требует подарков, не мучает намеками и перепадами настроения. Мне хорошо с ней, и я делаю все, чтобы было хорошо и ей.

Теперь я уже отчаянно краснела, вспоминая слова Инессы о нем. Мои щеки горели так ярко, что, пожалуй, могли составить достойную конкуренцию ночным фонарикам, укрытым в траве.

Но в общении с Гедеоновым это не было проблемой.

– У меня складывается впечатление, что вы – один из немногих искренних романтиков, что еще остались в этом мире, – продолжил Гедеонов. – Но именно как романтик, вы должны хвалить мое решение.

– Снять проститутку?! Очень романтично.

– Смотрите на проблему шире, Августа Стефановна, а не с позиции девяностолетней монашки. Я спасаю этот мир от тех разбитых сердец, которые наверняка появились бы, если бы я обещал кому-то любовь. Ну, где мои аплодисменты?

– Простите, ваша рукоплещущая аудитория уже разошлась по спальням, – сухо отозвалась я. – Почему вы так уверены, что Инесса в вас не влюбится?

– Потому что, как я сказал вам, она – профессионал.

– Такое нельзя контролировать!

– Можно, – возразил он. – Чувства – это всего лишь результат определенных химических процессов в организме. Тут стимуляция, тут гормоны – и вот уже история меняется из-за чьей-то щенячьей страсти.

– Это начало одной из тех долгих тирад о том, что любви не существует?

– Почему же? Я допускаю, что она существует. Не мог мираж обрасти такой славой. Но если мы говорим о любви как о высшем чувстве, то не думаю, что нам с Инессой это грозит. Мы слишком хорошо понимаем друг друга в нелюбви.

– Все-то у вас просчитано! – возмутилась я.

– Да, – кивнул Гедеонов. – Все. И, поверьте, это очень удобно.

В глубине души я уже знала, что нет смысла с ним спорить. Как и все эгоисты, Гедеонов сам себя вознес на пьедестал. Его мнение было единственно правильным, а все мои аргументы превращались для него в жалкий писк мыши, бегающей вокруг этого самого пьедестала.

И все равно я не могла благоразумно отмолчаться – по той самой причине, которая не позволяла мне видеть его после знакомства с Инессой.

– Вы все еще недовольны, – заметил он. – Я слышу, как вы возмущенно сопите.

Пожалуйста – он открыто издевается!

– Ничего я не соплю, жалею вас просто.

– Меня? За что же?

– Вас – как и любого, кто уже махнул рукой на любовь.

Он рассмеялся – без горечи и грусти, а значит, он и правда не воспринял мои слова всерьез.

– Августа Стефановна, я обещал вам не упоминать ваш возраст, но сегодня и только сегодня я позволю себе один раз нарушить это обещание. Сейчас в вашей жизни та пора, когда черное и белое различаются особенно сильно. Вот плохое, вот хорошее, вот граница между ними. Но чем старше вы будете становиться, чем больше разочарований пройдете, тем слабее будут ваши желания. А не желая любви, вы не будете в нее верить. Это такой механизм психологической защиты: убедить себя, что весь мир что-то потерял, а не только ты один.

О чем я и говорила: один он знал, какой мир на самом деле.

Нет, на этом этапе даже мой максимализм угас, у меня отпало желание что-либо доказывать ему. Я верю, что любовь существует, и мне этого достаточно.

Я собиралась откланяться, потому что его общество было мне не очень-то приятно, когда Гедеонов снова обратился ко мне.

– Так почему вы здесь так поздно?

– Хотелось расслабиться.

– А я вывел вас на тропу войны, как неловко… Позвольте это исправить. Пройдитесь со мной и окажите мне небольшую услугу.

Только я поверила, что испорченный вечер вот-вот закончится!

Но отказать я не посмела. Иногда я позволяла себе вольности в общении с Гедеоновым, и все же каким-то необъяснимым шестым чувством я определяла границу, которую пересекать нельзя. Поэтому когда он начал медленно шагать по дорожке вглубь сада, я последовала за ним.

– Что за услуга? – осторожно спросила я.

– Ничего страшного, не бойтесь. Прошу вас, опишите мне, что вы видите.

Какой. Он. Странный.

– Сад.

– Нет, не так, – фыркнул Гедеонов. – Я знаю, где мы находимся. Меня интересуют детали. Я подозреваю, что это очень красивая ночь, а мои глаза, как вы могли догадаться, сейчас не… хм… не слишком функциональны. Одолжите мне свои глаза, прошу вас. Расскажите мне, что они видят.

Его просьба и правда была неплохой, но я, уже подготовившаяся к подвоху и обороне, не знала, как на нее реагировать.

Как описать незрячему человеку лунный свет? Черно-зеленые переливы травы? Бронзу древесной коры в свете фонарей? Как превратить в слово форму, цвет, сияние?

– Э-э… Ну… Сейчас ночь…

Прекрасное начало, а теперь я должна объяснить, что такое ночь. Я внезапно почувствовала себя иностранкой в стране, где никто больше не говорит по-русски.

Но прежде, чем я успела опозориться еще больше, Гедеонов прервал мои мучения.

– Августа Стефановна, успокойтесь, не нервничайте так. Я, в конце концов, не чудовище, которое сожрет вас, если ему что-то не понравится. А чтобы вам было проще, я открою вам один маленький секрет. Я не родился слепым, я ослеп в тринадцать лет, до этого я прекрасно видел, поэтому я знаю, как выглядит дерево, какого цвета листья, что такое свет и что такое тьма. Во тьме, кстати, я разбираюсь почище вашего, но она меня не интересует.