Текст книги "Внутри"

Но для него было иначе. Я только сейчас выяснила, что он давно уже устал от меня, что я предсказуемая, всегда одинаковая и ему тесно рядом со мной. То есть, он говорил все то, что сказать не мог.

Передо мной был посторонний человек – во всем. Я не узнавала этот взгляд, это брезгливое выражение лица. Его будто подменили! Или я действительно давно уже стала слепой?

– Почему так? – прошептала я. – Почему нужно было делать это? Почему ты не мог просто уйти?

– Я не был уверен, что хочу уходить, – пожал плечами он. – Здесь удобно, я привык и к тебе, и к нашему дому.

– Привык? Просто привык?

– Ну да. В жизни вообще все просто!

Это не он… Точно, не он. Он всегда по-другому относился ко мне, к семье, ко всему! Руслан просто не мог произнести эти слова…

Или я снова пытаюсь погрузиться в спасительный самообман?

– И что теперь?

– Развода я не хочу, если ты об этом, – ответил Руслан. – Развод – это долго, нудно, да и дорого. Зачем, если нам неплохо живется вместе?

– Дальше тоже будет неплохо?

– Даже хорошо, если мы оба подойдем к этому разумно!

– Разумно?..

– Договоримся, – пояснил он. – Как ты смотришь на открытый брак? Мы будем жить вместе – но с большей свободой. Мне кажется, это поможет!

– Пошел вон.

Я произнесла это ровно, четко, будто другого выхода просто не осталось. Так разве ж он был? Нет, я уже понимала, что Руслана у меня больше нет. И если мне предстояло вырвать его из своей жизни, я хотела сделать это сразу, оставив себе на будущее только лучшие воспоминания о нем. А не такие разговоры, как вот этот!

Мне было плохо, и в голове все плыло, и осталось держаться только за эту решительность. Я слабо представляла, как выжигают в себе идеалы, мне лишь предстояло разобраться в этом. Но того, что осталось от Руслана, рядом быть больше не должно.

– Катя, ты драматизируешь, я…

– Пошел вон!

Мне пришлось крикнуть на него. Я терпеть не могу кричать, но иногда иначе – никак.

Он ушел. Я расплакалась только после того, как за ним захлопнулась дверь.

Я ожидала, что он вернется – или хоть как-то проявит себя. Наша семейная жизнь, которая оборвалась неожиданно, окружала меня со всех сторон, и я не знала, что делать и как справляться. Официально, я была замужем, и в доме лежали его вещи, и наши общие знакомые спрашивали о нем… Но по факту – он просто ушел, и я понятия не имела, где он. Я отправила ему сообщение, чтобы он забрал свои вещи, и он прислал за ними друга. Я сказала, что хочу продать квартиру, однако никакой реакции не последовало. Квартира была оформлена на меня, а он даже прописаться не успел, и я тогда не понимала, почему… А он, может, готовился сжечь мосты!

Любому человеку тяжело пережить предательство. Такому, как я, – наверно, вдвойне, потому что мне лишь чудом удалось подпустить кого-то так близко, и я не знала, получится ли это снова, смогу ли я кому-то доверять. Но Руслан принял решение за нас обоих. В какой-то момент мне пришлось признать тот факт, что я больше никогда не увижу своего мужа.

* * *

– Знаешь, а ведь это был поступок сумасшедшего, – задумчиво произнесла я. – То, что ты сделал шесть лет назад, тебе не кажется?

Руслан, разумеется, не ответил мне. Он никогда не отвечал, и у меня даже не было иллюзии, что он понимает меня. Но мне нравилось говорить с ним, потому что без этого рядом с ним, молчаливым и безвольным, становилось даже жутко.

– Ладно, не хочешь болтать – дело твое. Сегодня тебе придется побыть самостоятельным, потому что мне нужно кое-куда съездить. Я оставлю тебя одного, а тебе нужно просто сидеть тихо и ничего не делать. Справишься?

Он снова не ответил, но я и не ожидала ответа. Мне было не по себе от перспективы оставить его одного, однако иначе не получалось. Я понятия не имела, где найти сиделку, которая согласилась бы присматривать за таким здоровяком. Не каждой ведь докажешь, что он безобиден!

Я успокаивала себя лишь тем, что Руслан активностью не отличался. Я провела с ним пару дней в квартире, и за это время он ни разу не выходил из своей апатии, и приступов тоже не было. Он был тихим, мирным и сонным. Исключительно поэтому я готова была рискнуть, оставляя его одного.

Мне нужно было срочно заняться документами, сроки поджимали. Руслан ведь по всем пунктам тяжело больной человек, и ему нужен опекун. Пока я официально это не оформлю, получается, что я чуть ли не выкрала его из больницы и он представляет опасность для общества! Короче, меня ожидали все девять кругов бюрократического ада. Я не могла таскать Руслана с собой, я понятия не имела, какие там будут условия и сколько это продлится, вот я и решилась оставить его одного.

Беспокоилась я не зря: я там весь рабочий день убила. Это оказалось даже хуже, чем я думала! Мало того, что меня погребли под лавиной из справок, на меня еще и смотрели, как на аферистку. Никто не мог поверить, что я забрала его из клиники, потому что он и правда мне дорог. Все считали, что меня интересует только пособие, и не скрывали этого.

Да еще наследство – конечно, наследство! Я и забыла об этом, а бюрократическая машина продолжала работать. Все, что осталось после смерти Ирины Георгиевны, теперь переходило ее сыну. А поскольку Руслан был признан недееспособным, я могла распоряжаться его имуществом. Поэтому все эти унылые тетки и косились на меня, как на счастливую победительницу лотереи. У зависти ведь нет ни мозгов, ни логики… Они никак не могла понять, что на меня не внезапно богатство свалилось – я увидела близкого человека в состоянии, которого и врагу не пожелаешь!

К тому же, богатство было не таким большим, как им казалось. Подтвердились мои догадки: чтобы оплатить лечение Руслана, Ирина Георгиевна распродала большую часть того, что у нее было. Но у нее осталась квартира и какие-то деньги на счету, и вот за это все вокруг были готовы считать меня продажной тварью.

Деньги меня не слишком интересовали, а вот квартира – это другое дело. Там хранились вещи Ирины Георгиевны, там я надеялась найти хоть какие-то указания на то, что на самом деле произошло с Русланом. Она ведь мать, она должна была разобраться! Но для этого мне еще предстояло получить ключи, а пока я собирала справки.

От беготни, очередей и бесконечных бумажек я устала так, будто весь день провела на каменоломне. Дурацкая все-таки система, но от нее не убежишь! Мне хотелось как можно скорее вернуться домой – убедиться, что с Русланом все в порядке, а потом уже отдохнуть.

Увы, путь до квартиры оказался не таким простым, в этот день фортуна была против меня и не скрывала этого. Когда я поднималась наверх, лестницу решительно перекрыла своим грузным телом Людмилка.

Ей это было несложно: Людмилка была мечтой перфекциониста, ее параметры идеально соответствовали ширине лестницы. При этом она была молодой, сильной и могла остановить на скаку не только коня, но и медведя, бизона и тираннозавра. Стоит ли говорить, что меня она задержала без лишних вопросов!

Людмилкой ее звали все, потому что именно это слово разносилось по подъезду вместе с пьяными мольбами ее мужа, которого она не пускала в квартиру. Сама же она представлялась Людмилой Станиславовной, но это солидное имя мало подходило двадцатипятилетней, розовощекой, как матрешка, девице. У Людмилки были напряженные отношения со всеми вокруг, кроме ее детей. А поскольку я с ней в родстве не состояла, мне не довелось стать исключением.

– Это просто возмутительно! – заявила Людмилка, бесцеремонно минуя такую скучную мелочь, как приветствие.

– Что именно? – спросила я, сдерживая раздражение. По опыту я знала, что скандалить с ней бесполезно, я быстрее уберу ее с пути, если выясню, что ей нужно.

– Плесень, черная плесень! Куда только смотрит управляющая компания?!

– Не знаю. Ни про компанию, ни про плесень.

– Ты хочешь сказать, что у тебя ее нет?! – поразилась Людмилка.

– Я не видела. Может, я просто не заметила.

В последние дни мне было не до разглядывания каждого уголка на предмет плесени, но я не собиралась рассказывать об этом соседке.

Однако Людмилка уже была на тропе войны. Сообразив, что я не готова поддержать ее, она пришла в такое возмущение, что чуть не лопнула – а этого мне бы не хотелось, меня бы взрывной волной снесло. Она бесцеремонно схватила меня за запястье и потащила за собой, причем так быстро, что я и пикнуть не успела.

Дверь в ее квартиру оставалась приоткрытой, поэтому очень скоро мы обе оказались внутри. Не позволяя мне даже снять ботинки, Людмилка протащила меня через коридор в гостиную и ткнула пальцем в потолок.

– Вот! Вот о чем я говорю!

Что ж, шах и мат. Обычно она склонна была преувеличивать проблемы – когда почтальон случайно бросил ее письмо в соседский ящик, она узрела в этом чуть ли не теорию заговора. Но в этом случае Людмилка была пугающе права.

Не нужно было всматриваться, чтобы обнаружить плесень, она занимала львиную долю потолка и одной из стен. Черная, жуткая, вьющаяся в воздухе, как паутина… Я в жизни такой дряни не видела! Я даже не была уверена, что это плесень. С другой стороны, что еще это могло быть?

Рядом с этой штукой тяжело было дышать. У нее не было какого-то определенного запаха, но казалось, будто воздух в комнате наполнен мельчайшими песчинками, раздирающими горло. Я тут же закашлялась, а Людмилка с непонятным торжеством хлопнула в ладони.

– Вот! Вот о чем я говорю! У нас тут отрава, а управляющей компании – хоть бы хны!

– Когда это появилось? – спросила я, с трудом подавив кашель.

– Позавчера – как первое пятнышко. Я решила, что это просто подтекает труба где-то, но все равно сразу же сообщила управляющей компании. А они что сделали? Ничего – и вот результат!

Я сильно сомневалась, что управляющая компания могла бы здесь что-то изменить, даже если бы очень захотела. Плесень была густой, она полностью скрывала под собой штукатурку и обои, а еще – влажной… как будто склизкой! Она исходила непонятным густым соком, заставляющим меня сомневаться, что это вообще плесень.

Ну а что еще?

– У Дмитриевых такая же ситуация, – вещала Людмилка. – И у Корнеевых, которые из шестьдесят третьей, то же самое. А ты где-то между нами! Как у тебя может этого не быть?

– Не знаю… Но еще утром больших пятен точно не было!

Такую катастрофу я бы не просмотрела, как бы я ни была занята.

– Так может, от тебя это все и исходит? – подозрительно покосилась на меня Людмилка.

– Как это может исходить от меня, если у меня ничего нет?

– Не знаю! Я вообще не знаю, как работает плесень! Но это ненормально!

– Да уж…

– Я хочу посмотреть твою квартиру! Проверить, есть у тебя это или нет!

– Черта с два! Хочешь, чтобы я подписала какое-то коллективное обращение к управляющей, – пожалуйста, а в мою квартиру никто не войдет!

Людмилка мгновенно притихла – она привыкла, что я говорю с ней вежливо, и такого рыка от меня не ожидала. Да я и сама обалдела! С моей стороны, это не было криком или бабской истерикой. Я… вроде как приказывала.

Не знаю, как и почему, но когда речь заходила о защите Руслана, у меня вдруг появлялись силы, которых раньше не было.

– Мне нужно идти, – сказала я. – День был долгий. Мой телефон у тебя есть, если что понадобится – звони.

– Хорошо…

Уж не знаю, что увидела Людмилка на моем лице, а становиться у меня на пути она больше не рисковала.

Я наконец-то добралась до квартиры. После всего, что произошло, я даже побаивалась туда заходить, но напрасно. Внутри было тихо, спокойно и чисто. Руслан был в той же комнате, где я его оставила, правда, с кресла он перебрался на диван. Он не выглядел ни напуганным, ни разозленным моим отсутствием. Он по-прежнему был… никаким.

Я обошла квартиру, разыскивая ту загадочную плесень, которую показывала мне Людмилка. Я заглянула везде, ванну чуть ли не с лупой облазила. Ничего, ни одной черной точечки! Думаю, проблема все же в квартире Людмилки, а у соседей все не так плохо, она преувеличивает.

Чуть успокоившись, я решила, что нам обоим не мешало бы поужинать.

– Пойдем, я приготовлю что-нибудь!

Я взяла Руслана за руку, чтобы отвести на кухню. В этом не было острой необходимости, мне просто хотелось дотронуться до него, почувствовать тепло другого человека, что ли. Но этот сентиментальный поступок привел к неожиданному открытию.

На запястье Руслана красовался жуткий кровоподтек. Свежий! В этом я не сомневалась: во-первых, утром его не было. Во-вторых, я знаю, как выглядят только что полученные ранения. Руслана ударили, причем очень сильно, часа два назад, не больше.

Или он сам ударился. Конечно, сам, как же иначе, если квартира все это время была заперта, а он оставался один?

Я понятия не имела, обо что он мог так покалечиться. В доме ничего не было, вообще ничего! Но одно стало ясно: я больше не имела права оставлять его без присмотра.

Моя работа опекунши только что стала намного сложнее.

* * *

Были моменты, когда мне казалось, что он прежний. В сером свете дня или в ночной темноте, когда он смотрел в окно и я не видела его глаза, под определенным ракурсом… Да, были такие моменты. Передо мной снова был Руслан, живой и здоровый, он просто вернулся ко мне – и все теперь будет как раньше. А потом он снова смотрел на меня, и я понимала, что это существо, а Руслана больше нет.

Но как же тяжело было мириться с этим! Я все никак не могла принять неизбежное, окончательно поверить, что по-другому уже не будет. Мне казалось, что раз уж судьба распорядилась так и мы снова встретились, это не случайно. Я должна его спасти, только у меня есть такой шанс.

Поэтому я решилась на глупость.

Уже потом, обдумывая свои действия, я поняла, что это было неудачное, кошмарное даже решение. Но тогда я ничего не анализировала, просто поддалась настроению и… отчаянию, что ли. Чувства победили, иначе это не объяснить.

Руслан сидел у окна, и в бледном свете он казался таким, как раньше, только задумчивым и бесконечно уставшим. Мне стало так жалко его – даже больше, чем себя! Я наклонилась к нему, совсем как раньше, много лет назад, и поцеловала.

Уж не знаю, почему я думала, что это может хоть что-то исправить. Наверно, винить за это нужно сказочки из моего детства, где поцелуй был чудодейственным образом способен решить все. Вот и сейчас именно это и было мне нужно! Я его поцелую, эмоции возьмут верх, и даже его поврежденное сознание отреагирует, он узнает меня, скажет что-то, посмотрит, как раньше…

Нет, нет и еще раз нет. Чуда не произошло… Вообще ничего не произошло. Он не шелохнулся, не ответил на мой поцелуй. Я касалась неподвижных губ, будто передо мной была кукла, только мягкая и теплая, а не пластиковая, вот и вся разница. Я тут же вспомнила ту медсестру, вспыхнула и отстранилась от него, а он так и продолжил сидеть у окна, словно ничего не случилось.

Как же мне было стыдно… В первые секунды я ни о чем и думать не могла, этот стыд пожирал меня изнутри. Хотя я, в отличие от той же медсестры, ни о каких сексуальных приключениях не думала, даже близко – нет! Я хотела… разбудить его, что ли. Боже, на что я вообще надеялась? Как можно такие решения принимать в моем возрасте? В общем, моя характеристика самой себя пополнилась далеко не приятными словами.

Хорошо еще, что никто не видел мой позор, только это и помогло мне успокоиться.

Какое-то время у меня ушло на то, чтобы преодолеть шок. Но когда я успокоилась и прекратила награждать себя нелестными эпитетами, до меня наконец дошло то, на что я должна была обратить внимание с самого начала.

Его губы были холодными. Вряд ли это можно было объяснить просто отсутствием интереса ко мне – это был какой-то ненормальный холод, хотя внешних признаков того, что Руслан замерзает, не было. Я осторожно коснулась губами его лба, чтобы точно почувствовать температуру кожи. Никаких сомнений – слишком прохладная!

Нечто подобное я замечала и раньше, когда брала его за руку. Но я тогда особо не беспокоилась, потому что считала: нет ничего страшного в том, что руки холодные, ноябрь все-таки, а топят в квартире не так уж хорошо. Но эта моя дурацкая выходка с поцелуем оказалась неожиданно полезной.

Я померяла ему температуру, и результат был неутешительным: тридцать пять градусов. Тридцать пять! Это не могло быть нормально, так что уже через минуту я звонила Наташке.

Я ожидала от нее утешения или хотя бы более-менее вразумительного ответа, а получила:

– Понятия не имею, с чем это связано. Но мы ведь уже убедились, что с ним вообще все непонятно!

– А вдруг он умирает?

– Он выглядит умирающим?

Нет, если отбросить мои страхи, умирающим Руслан не выглядел. Не похоже, что его что-то беспокоило! Да и потом, я не могла сказать, когда произошло понижение температуры: у меня в квартире или оно было таким с самого начала.

– Он выглядит нормально, но… может, мне все-таки вызвать скорую? – робко поинтересовалась я.

– Плохая идея, если ты не убеждена, что ему действительно нужна срочная помощь.

– Почему это плохая?

– Насколько я понимаю, оформление документов на опекунство ты еще не завершила. Ты уверена, что тебе его вернут, если в первые же дни жизни у тебя он попадет в больницу?

– Нет…

– Ну вот. Я не говорю, что все и всегда нужно пускать на самотек. Но ты наблюдай за ним, и если с ним все в порядке, просто оставь его в покое. А если ему вдруг станет хуже, звони мне, я приеду.

Но хуже ему не стало. Руслан вел себя, как обычно, а я раз в час проверяла показания градусника. Ничего не менялось, и я постепенно смирилась с мыслью, что почему-то тридцать пять градусов – это нормальная для него температура.

В нашем мирке все было спокойно, однако так повезло не всем. Лучшим указанием на это стал крик, пролетевший по подъезду. Громкий, высокий, отчаянный, он эхом оттолкнулся от каменных стен, скользнул по дверям квартир и улетел куда-то вверх, к крыше. Кричала женщина, причем так испуганно, что отсидеться в стороне было просто невозможно.

Я выглянула из квартиры, да и не только я. Двери открывались одна за другой, многие уже вернулись с работы, и все это слышали. Женщины чаще всего просто смотрели и перешептывались друг с другом, мужчины шли проверять, что случилось.

В моей квартире мужчине никуда ходить не разрешалось, поэтому я заперла его и отправилась смотреть, что же произошло.

Народ толпился возле лестничной клетки между первым и вторым этажами. Люди были напуганы, а это странно, ведь у нас обычно начинаются громыхания, критика и потрясания кулачищами. Но даже Людмилка молчала! Удивленная этим, я кое-как протолкалась вперед, чтобы посмотреть, что их так шокировало.

Что ж, кричала соседка не зря. Небольшая площадка была залита кровью – разбрызганной, размазанной, уже начавшей высыхать. Среди крови просматривались странный темные комки – плоть и волосы. От этого становилось страшнее, и смотреть на место расправы спокойно я могла только так, в окружении людей, при ярком свете. Понятия не имею, как я отреагировала бы, если бы увидела это первой, одна!

Сложно было определить, кто стал жертвой, но подсказали соседи, я услышала их испуганный шепот.

– Крыса!

– Не одна, а две…

– Да одна, просто кишки повсюду!

– Две, вон второй череп валяется!

– Это кошки их так?

– Никогда в жизни кошки так себя вести не будут!

Вот и я сомневалась, что кошки на такое способны. Несчастных крыс, которых и правда было не меньше двух, не просто убили, их рвали на мелкие куски, и мне отчего-то вспомнилось то, что я видела в «Серебряном бору» – место смерти санитара. Неправильно это сравнивать, я знаю, а иначе не получалось.

Его ведь тоже разорвали на части. А что общего у этих мест? Правильно, только Руслан!

Но весь этот день я провела с ним дома, я знала, где он был, чем занимался. Он не покидал квартиру! Вчера я уходила, да, но когда я возвращалась, никакой крови здесь не было. Так, о чем я вообще думаю? Руслан этого не делал, не смог бы!

Конечно, шумиха поднялась жуткая, даже журналистов кто-то вызвал. Потом по квартирам ходили представители управляющей компании, проверяли, не держит ли кто-то дома экзотических животных, а еще искали ту самую плесень, на которую жаловались все новые соседи.

У меня ничего не нашли. Ни плесени, ни животных. Руслана они, естественно, видели, но основные документы уже были у меня на руках, и обошлось без скандала. А коситься на него с подозрением они могли сколько угодно – он имеет право быть здесь!

В дом приезжали представители разных служб, они обыскали все, от подвала до чердака. Бесполезно. Ни один ветеринар не смог сказать, что убило этих крыс. Но потом, через два дня после этого случая, Людмилка сказала мне, что крысы, с которыми наш подъезд боролся много лет, вдруг исчезли.

Совсем.

* * *

Не знаю, как у нее хватило наглости прийти сюда. Я бы на ее месте не пришла. Но я бы на ее месте много что не стала делать, а она, звезда, не сдерживалась.

Викуся приперлась на съемочную площадку уже после того, как я закончила работу. Мне хотелось высказать ей все, что я о ней думала, однако я решила не устраивать скандал при моделях. Они ж наверняка все это на видео снимут, оправдывайся потом!

А Вика приняла мое спокойствие за знак того, что я готова понять и простить. Она выждала полгода, не приближалась ко мне, сделала все, чтобы мы даже на вечеринках общих знакомых не пересекались. Она давала мне время остыть.

Я тоже не искала встречи с ней. Зачем? Мразь останется мразью, и лучшее, что я могла – это вычеркнуть ее из своей жизни. А она, очевидно, так не считала, потому что явилась ко мне как ни в чем не бывало. – Катюша, привет!

Я коротко объяснила ей, куда ей следует идти, и вернулась к упаковке оборудования. Вика почему-то никуда не пошла – а жаль.

– Ты что, все еще дуешься? – поджала губы она. Похоже, за то время, что мы не общались, губы она накачала какой-то дрянью, и теперь они толком не поджимались. – Да ладно тебе! Мужики приходят и уходят, а друзья остаются! Хороший подход! А ничего, что они приходят сами, а уходят с ее помощью?

Но говорить об этом было бесполезно. Это раньше мне казалось, что Викуся – жизнерадостная и смешная. Теперь я понимала, что она просто тупая. Она не могла разобраться в самых элементарных вещах, и она все равно не поняла бы меня.

– Я понимаю, что тебе неприятно, – продолжила она. – Но нельзя же вот так перечеркивать многолетнюю дружбу! – Жалко, что ты раньше об этом не подумала, – не выдержала я.

– Слушай, мне жаль, не стоило этого делать. Я очень-очень извиняюсь! Но теперь-то я ничего не могу изменить, так что не обижайся ты, а? Я не хотела, чтобы так все получилось! – Да неужели?

– Хорошо, подловила, хотела, – закатила глаза Вика. – Ты мужа своего видела? Кто его не хотел-то из девчонок на свадьбе? Это сейчас они, ханжи гребаные, отказываются со мной общаться – та же Наташка кошмарит, и Ленка тоже. Все святые! А на свадьбе все на него слюни пускали! – Очень в этом сомневаюсь. Но даже если слюни пускали все, переспала с ним только ты.

– Каюсь, грешна, – развела руками она. – Да я просто охренела, когда он согласился! Отказывался, отказывался – а тут согласился! Я так обрадовалась, что ни о чем больше не могла думать! – Так, а вот с этого места поподробней.

Пожалуй, мне не следовало обсуждать с ней это. Но она задела меня за живое. Я никогда еще не думала о том, как это произошло между ними и почему именно с ней. Теперь у меня был шанс узнать, пусть я и сомневалась, что готова к этому.

– Да нечего тут рассказывать особо! – отмахнулась Вика. – Да, кое-что я ему предлагала еще после свадьбы. Но я не собиралась уводить его из семьи, ты не подумай, я на него не претендовала! Я просто хотела попробовать его… Ну, знаешь, в постели! Дегустаторша членов. Просто замечательно. С кем я вообще общаюсь?

– Я намекала ему, иногда мы пересекались и я… флиртовала, – продолжила она. – Потом, в какой-то момент, я нажралась на вечеринке и позвонила ему. Так бывает! – Не со всеми. Не все пьяными звонят мужьям подруг, Вика. – Ой, святая тоже! Ты теперь разведенка, подожди, до чего дойдешь! А могла бы не быть разведенкой, если бы вошла в положение сразу… Он ведь любил тебя. Я видела, что он тебя любит. Поэтому он и отказывал мне! Я уже потеряла надежду, на других переключилась. Но тут он мне позвонил и предложил встретиться у вас дома. Сказал, что тебя не будет, и я все поняла. Конечно, я согласилась, что еще мне было делать?

– Прям не знаю… отказаться?

– Опять лицемеришь. Никто бы не отказался! Я приехала, и все было прекрасно, а потом ты ворвалась… Да, неприятно получилось. Но ты меня даже благодарить должна!

– Я тебя из окна вышвырнуть должна. А благодарить за что же?

– Да он у тебя странненький какой-то! Я потом пыталась с ним встретиться, а он – ни в какую. Хотя я знала, что он от тебя ушел, мне девчонки рассказали. Вот и как это понимать?

Да очень просто: он изменил мне, чтобы ему проще было от меня избавиться. Он знал, что я такого не прощу! Значит, я настолько ему надоела? Руслан сделал все, чтобы мы расстались быстро, без объяснений и попыток все исправить.

От этого мне было только хуже.

– Вали отсюда, Вика, и больше не попадайся мне на глаза.

– Что, ты даже теперь отказываешься понимать?

– Нечего тут понимать.

– А я вот не уйду! Не уйду, пока мы не помиримся!

Ей, наверно, казалось, что это очень смешно. Или мило. Кто поймет, что у нее в башке творилось! Но я была не настроена вести переговоры с бабищей, которая разрушила лучшее, что было в моей жизни.

В тот день я впервые ударила человека. Это раньше мне казалось, что я на такое не пойду, да никогда в жизни, рука не поднимется! Когда стало надо, все поднялось, и Викуля получила по накачанным губищам.

Как и следовало ожидать, крику было – до одурения. Никаких серьезных травм Вика не получила, но все равно подала на меня в суд. Я заплатила штраф, но ни о чем не пожалела, вот честно, те ощущения стоили и больших денег!

С тех пор мы с Викой не виделись, она избегала меня, как чумы. Я не придала ее словам про странности Руслана никакого значения, он вел себя так, как и полагалось предателю и изменнику. Я верила, что эта глава моей жизни закрыта.

* * *

Я заметила за собой новую привычку: называть Руслана «детка». Эту привычку смело можно было считать вредной.

Понятно, что есть пары, где «детка» друг к другу обращаются постоянно. Но у нас с ним такого никогда не было, да и не подходило ему это слово. «Детка» – это гламурный мальчик с напомаженными волосами, в розовой рубашечке да с красной ниткой на запястье, для меня всегда так было. Но не Руслан, он ни внешне, ни внутренне не «детка».

И все равно я говорила это ему.

– Детка, пора мыться.

– Детка, пересядь, пожалуйста.

– Детка, я сейчас вернусь.

Сначала я еще пыталась перестать, а потом поняла, что это безнадежно, по-другому уже не будет. Я просто не видела в нем того Руслана, которым он был раньше и которому не подходило это слово. А нынешнему обитателю моей квартиры было все равно, как я к нему обращаюсь.

Я понемногу привыкала к жизни с ним, к тягучей и ужасной новой жизни. Я закончила оформление документов, выслушав в свой адрес сотню замечаний и упреков. Я запомнила, когда нужно давать ему лекарства, и больше не сверялась с составленным мною же графиком. Я нашла телефон нескольких социальных работниц – единственных, с кем я имела право оставлять Руслана, пока я занята.

А оставлять его одного я больше не собиралась. У него просто какая-то суперспособность обнаружилась: он калечился на ровном месте! Я так и не разобралась, откуда у него взялся тот здоровенный кровоподтек. Но это хотя бы можно было объяснить тем, что меня не было рядом и я за ним не следила. Так ведь история повторилась! Я то и дело замечала на его теле новые синяки и ссадины.

Соцработницы клялись и божились, что глаз с него не спускали. Хотя, подозреваю, они твердили бы то же самое, если бы были действительно виноваты. Я верила им не поэтому, просто синяки появлялись и когда я с ним сидела. Утром еще не было, а вечером смотрю – пятно! И это при том, что, пока я работала, он просто сидел рядом и ничего не делал.

Я не представляла, как это можно объяснить. Мне оставалось убеждать себя, что он делает это, когда я отворачиваюсь. Глупо, да, но все лучше, чем «они просто появляются»! Мне даже посоветоваться было не с кем, кроме Наташки, потому что если бы я показала Руслана в таком состоянии другим врачам, они начали бы вопить, что я его бью. Мол, держу ради пособия, а сама издеваюсь над больным человеком!

Люди очень любят считать чужие деньги, а судят в основном по себе.

Я снова и снова повторяла себе, что справлюсь, это прекратится, у меня все получается и со мной ему лучше, чем было бы в больнице. Это превратилось в мою личную мантру, и она даже помогала. Я отказывалась сдаваться и убедила себя, что все не так уж плохо.

А однажды утром я подошла к нему, чтобы разбудить, и обнаружила, что одеяло заляпано кровью.

Не знаю, когда мне последний раз было так страшно. В больнице, рядом с местом гибели санитара, и то меньше! Руслан, неподвижно лежащий передо мной, и эта кровь на одеяле… Да у меня чуть сердце не остановилось! Сколько бы я ни сокрушалась, что мне тяжело, в этот миг я четко поняла, как я не хочу его потерять.

К счастью, тревога оказалась ложной… По крайней мере, самое худшее не произошло. Он был жив, и он проснулся, когда я коснулась его плеча. Но и кровь мне не померещилась!

Осмотрев Руслана, я обнаружила у него на груди совершенно жуткий порез: глубокий, воспаленный, с рваными краями. А рядом не было ничего, обо что он мог бы так порезаться! Руслан казался все таким же сонным, будто эта чудовищная рана его не беспокоила. А мне было страшно смотреть на него, страшно прикасаться! Я боялась, что моих скромных медицинских познаний тут просто не хватит, поэтому сразу позвонила Наташке.

Она была на работе, но согласилась принять нас. Я отменила все встречи, быстро собрала Руслана, повела к машине. Сердце по-прежнему испуганно колотилось, неизвестность приносила чувство беспомощности. Я хотела позаботиться о нем, все для этого делала, и у меня не получалось! Мне нужно было знать, почему.

В подъезде мы пересеклись с Людмилкой, и она пыталась мне подсунуть какую-то коллективную жалобу на плесень, насекомых и еще что-то там… У меня не было на это времени. Да, я по-прежнему была вдвое меньше и легче Людмилки. Но каким-то непостижимым образом я умудрилась засунуть ее обратно в квартиру, да еще и дверь захлопнуть. Мне было плевать на все и на всех, я думала только о своей цели.

Наташка приняла нас в перевязочной, там пока никого не было – зато было оборудование и медикаменты. Она долго и внимательно разглядывала рану на груди Руслана, а я стояла у окна и нервно кусала ногти – с детства я этой пакостью не занималась! Но тут уж иначе не получалось.