Текст книги "Три цветка Индонезии"

И все же недавние события ее многому научили, инстинкт самосохранения оказался посильнее желания на все закрыть глаза. Алиса вынуждена была признать, что рядом с ней все чаще мелькают какие-то странные люди. Когда она выходила в магазин, когда ездила к врачу или просто гуляла с малышкой… Они не подходили слишком близко, все время оставались где-то на границе зрения непонятными черными тенями. Другая женщина, возможно, их и вовсе не заметила бы. Однако Алиса уже не могла позволить себе быть «другой женщиной», она допустила, что за ней наблюдают.

Но почему вдруг? Да еще сейчас… Она ждала, что если за ней придут, то в самом начале, в больнице или в первые недели после родов. Полиция тоже этого ждала – не здесь ли кроется разгадка? За ней наблюдали, и преступники, кем бы они ни были, без труда это предвидели. Они выжидали, делали вид, что Алиса им не нужна, а теперь решили проявить себя.

Так ведь это же глупо! Если она ничего не рассказала сразу, то уже и не расскажет. Потому что нечего рассказывать, она ничего не видела и не слышала! Два размытых силуэта за стеной дыма – кого по таким приметам можно опознать?

Жаль только, что доказывать это было некому. Если за ней следили, делали это очень осторожно и в диалог вступить не пытались. Алисе даже не на что было жаловаться полиции, то, что кто-то ходит по одним с ней улицам, не преступление.

Однажды она возвращалась с прогулки по темноте. Было еще не поздно – но декабрьские дни всегда такие короткие, что и не заметишь. Пока она протолкала коляску по плохо очищенным дорожкам, сумерки уже сгустились. Это было не так уж страшно, ведь загорались фонари и разноцветные гирлянды в окнах. Но Алисе все равно было неуютно вот так возвращаться из темного мира в темную же квартиру, где ее никто не ждет.

И настроение лишь ухудшилось, когда она увидела, что возле двери подъезда стоит и курит какой-то мужчина, а сама дверь приоткрыта. Алиса не знала его, но это нормально: она вообще мало кого знала в этой многоэтажке. У нее не было причин беспокоиться, а беспокойство все равно накатило ледяной волной и не отступило даже тогда, когда мужчина отбросил сигарету и скрылся в подъезде.

Чего тут тревожиться, в самом деле? Просто сосед вышел покурить – как будто никогда такого не было! Если шарахаться от каждой тени, до паранойи доходиться недолго.

Так что Алиса то утешала себя, то отчитывала всю дорогу до подъезда. А потом ступила в очерченное желтым светом фонаря кольцо – и дальше двинуться уже не могла. Тут она разглядела сигарету, которую выбросил ее якобы сосед. В снегу сигарета потухла, и несложно было определить, что выкурили ее лишь наполовину, а рядом с ней валялся точно такой же докуренный «бычок».

И что же в итоге получается? Этот мужчина стоял здесь, выкурил одну сигарету – а произошло это совсем недавно, иначе окурок занесло бы снегом. Потом он зажег вторую и избавился от нее, когда увидел, что Алиса с коляской приближается к дому. Вот и как это понять, норма у него такая – полторы сигареты? Ага, конечно… Алиса, как ни старалась, не могла заставить себя войти в этот подъезд, такой светлый и уютный на первый взгляд, ноги просто не слушались. Но и оставаться на улице она не могла: мороз крепчал, она замерзала, промедление становилось опасным и для Сони, укрытой парой одеял.

В тот раз ей так и не пришлось принимать решение: ее спас сосед. Не намеренно, конечно, он просто возвращался с прогулки в компании двух крупных овчарок. Алиса соврала, что не может сама поднять коляску на обледеневшее крыльцо, так было проще, чем долго и сбивчиво объяснять ему правду, которую она и сама не до конца понимала.

Сосед натянул на лицо вежливую улыбку, с которой положено помогать молодым матерям, и благородно проводил ее до квартиры. Алиса не сомневалась, что теперь он будет специально высматривать ее, прежде чем вернуться домой или выйти на прогулку, потому что тащить одновременно коляску и двух весело прыгающих псин ему совсем не понравилось.

Однако Алисе уже было не до него. Она затаилась, она всю ночь не спала, ожидая, не придет ли за ней тот незнакомец. Однако ничего плохого не произошло, и она сама себя объявила истеричной дурой.

Приговор оказался преждевременным: проблемы догнали ее через три дня. Точнее, через три ночи. После рождения ребенка Алиса спала чутко, совсем не так, как раньше. Вот и теперь она мгновенно проснулась от странного скрежета, доносившегося из прихожей. Часы показывали, что еще только четыре утра – так что списать этот звук на спешащих на работу соседей не получилось бы.

Не включая свет, стараясь даже не дышать, что было совсем уж глупо, Алиса выбралась из спальни – и обнаружила, что ей не почудилось. Скрежет доносился со стороны двери, и ключи, вставленные в замки, чуть подрагивали. Похоже, кто-то пытался вскрыть дверь с той стороны и пока не мог…

Она не собиралась выяснять, преуспеет он или нет. Алиса юркнула обратно в спальню, заперла внутреннюю дверь, замерла возле спящей дочери и только тогда написала сообщение Яну. Почему Яну, а не в полицию – она не знала. Но ей не хотелось никуда звонить, она понятия не имела, как отреагирует взломщик, если услышит ее голос и поймет, что обнаружен. Убежит – или начнет действовать решительней, понимая, что времени осталось мало?

Ян не подвел ее, он был возле ее квартиры минут через двадцать, да не один, а в компании дежурных, которых он выдернул непонятно откуда. Алисе было не важно, что они никого не нашли, а дежурные смотрели на нее снисходительно, как на тупую бабу, которая испугалась мышиного писка. Только когда Ян оказался рядом, она осознала, насколько ей было страшно, и первые полчаса она отказывалась отпускать его, а он просто обнимал ее, ожидая, когда утихнет нервная дрожь и высохнут слезы.

Он не стал над ней смеяться. Ян лично осмотрел замок и признал, что кто-то действительно пытался проникнуть внутрь. Но замки в квартире были отличные, а Алиса еще и оставляла ключи в замочных скважинах – по старой привычке. Сегодня это ее спасло – а завтра? А послезавтра? Где вообще предел?

Притихшие дежурные по приказу Яна отправились осматривать подъезд и лестницы. На одном из лестничных пролетов они обнаружили литровую стеклянную банку, на две трети заполненную мутноватой жидкостью. Дежурные снова включили в себе юмористов, предполагая, кто же забыл анализы так наивно, да еще в таком количестве. Окончательно желание шутить отпало у всех, когда экспертиза показала, что в банке была кислота.

– Не обязательно ведь, что это связано со мной, – нервно улыбалась Алиса. – Что ее принес тот тип…

– Да, конечно, кислоту ведь часто в гости носят, сам всегда так делаю, – с показательной готовностью согласился Ян. – Может, хватит? Мы все уже попытались сделать вид, будто ничего не происходит. Но Жильцов, хотел он того или нет, связал тебя с той историей.

– Ты даже не знаешь, о какой истории идет речь!

– Буду разбираться. А тебе нельзя жить одной.

– Я не позволю тебе селиться в моем доме! – заявила Алиса.

– Я и не собирался. Я постараюсь лично разобраться в том, что происходит. А к тебе я пришлю надежного человека.

– Не надо мне никакого человека!

– Алиса, хватит упрямиться.

– Знаю я, кого ты пришлешь – Кирилла. Но чем мне поможет малолетний калека, сам подумай!

На самом деле она не считала Кирилла калекой, парень ей даже нравился. Однако именно поэтому Алиса готова была сделать все, чтобы Ян не втягивал племянника в эту историю. Есть у близнецов такая черта: использовать людей, как ресурсы, если им очень надо. Они и Алисой когда-то так пользовались… Кирилл хороший парень, но действительно молодой и неопытный, он тут не поможет, он еще и сам пострадает.

Вот только Ян и глазом не моргнул:

– Кирилл сильнее, чем ты думаешь, но я и не собирался присылать его к тебе.

– И никого присылать не надо! У меня есть деньги, я просто охрану найму.

– Ты серьезно считаешь, что вот прямо сейчас подходящее время нанимать посторонних людей?

– Тогда Дениса о помощи попрошу!

– Алиса, достаточно. Ко мне ты можешь относиться, как угодно, я заслужил это – и даже больше. Но думай не обо мне и о себе, а о дочери.

Он не сказал «нашей дочери», но упоминание Сони все равно отрезвило Алису, заставило взять себя в руки. В этом он точно прав: безопасность ребенка превыше любых капризов и задетой гордости.

– Кого ты хочешь прислать? – спросила Алиса уже спокойней.

– Увидишь.

– Нашел время для загадок! Как я вообще пойму, что человек от тебя пришел?

– Без особого труда, – заверил ее Ян. – Я не исчезаю, мне ты можешь позвонить в любой момент, Александре тоже… Алиса, ты ведь знаешь, что вся наша семья на твоей стороне?

– Да уж… Знаю.

Вопрос тут был в том, чего от семьи Эйлеров больше – проблем или пользы. Но обсуждение этого могло вывести их на очередной виток скандала, которого Алисе совсем не хотелось.

Когда Ян ушел, она снова осталась одна, и одиночество это не было таким же спокойным и комфортным, как раньше. Алиса заперла все замки, она теперь прислушивалась к каждому шороху. Она понятия не имела, как вообще решится выйти из квартиры в магазин или на прогулку, пускать в дом курьеров она тоже боялась, и ближайшее будущее представало перед ней совсем не радостным.

Нервы были напряжены до предела, поэтому, когда через квартиру пролетела трель дверного звонка, Алиса едва со стула не свалилась. То, что к ней пришли в разгар светового дня, не спасало. Приличные люди звонят, а не вот так вваливаются! И вообще, как этот человек пробрался сразу к квартире, миновав домофон?

Так что к двери она кралась перепуганной кошкой, не издала ни звука, сначала выглянула в глазок, чтобы убедиться, что там не монстр и не маньяк с топором. Если бы визитер оказался внушающим доверие, она бы рискнула спросить, кто это и что ему нужно.

Но вопросы не понадобились, потому что за дверью она с немалым удивлением обнаружила знакомого человека – которого совсем не ожидала увидеть. Ни сегодня, ни вообще. Понятно теперь, почему так многозначительно ухмылялся Ян!

Она, не говоря ни слова, отперла замки и распахнула перед своим гостем дверь. Теперь уже настал его черед удивляться.

– Несколько наивно вот так пускать посторонних после того, как тебя кислотой полить хотели, ты не находишь?

– Ты? – только и смогла произнести Алиса.

– Да уж понятно теперь, что я. Как меня в это втянули – не спрашивай, я и сам не до конца понимаю. Начинаю подозревать, что близнецы – демоны минимум наполовину. Но о своем решении я не жалею, и, пока все это не закончится, я побуду с тобой.

Глава 4

В дневниках, сваленных в одну коробку, царил еще больший бардак, чем в голове Михаила Эйлера. Это поначалу казалось, что там все отсортировано и оформлено очень аккуратно. Любого, кто начинал вчитываться, ждал неприятный сюрприз… Да и не один.

Первое – Михаил не слишком следил за хронологией. Он мог описывать одно дело, потом отвлечься на что-то и сделать странную вставку. Понятную ему, но никак не случайному читателю. А потом он переключался на еще одну тему, все так же аккуратно и детально, но уже почти бессмысленно.

Второе – записи были отсортированы непонятно как. То ли сам Михаил, уже поддающийся болезни, перемешал их, то ли во время хранения коробка не раз падала, а ее рассыпавшееся содержимое раздраженно забрасывали обратно, как придется.

В любом случае, быстрых ответов, на которые рассчитывал Ян, тут не было. Хотелось бросить все, а он не мог. Он чувствовал: это дело было таким же важным, как убийство Жильцова. Возможно, это и есть основа всего? Евгений Жильцов был человеком расчетливым и эгоистичным, он не стал бы следить за Эйлером просто потому, что хобби у него такое. Нет, Жильцов посвятил своей игре в шпиона немало времени и сил, а уж о том, что он сделал с Алисой, и думать не хотелось. Какая причина тут нужна? От этого веяло чуть ли не кровной враждой.

Собственное прошлое Ян уже обыскал вдоль и поперек, перечитал старые дела, припомнил личные конфликты. Бесполезно. Он и Жильцов нигде и никак не пересекались, да и имя Михаила Эйлера всплыло не зря.

Жаль только, что сам Михаил оказался совершенно бесполезен. Ян съездил к нему, он снова и снова повторял отцу имена, которые нашел в записях Жильцова. Но старик смотрел на него мутными глазами и реагировать отказывался.

Вот и оставались только эти дневники, утягивающие время, как зыбучие пески. Это бесило Яна – но это же шло ему на пользу. Полная концентрация на перепутанных, пожелтевших от времени страницах позволяла отвлечься от других проблем, которых накапливалось все больше.

Он пока не мог выяснить, кто охотится за Алисой, намеков не было, следователь, которому поручили дело Жильцова, отказывался идти на сотрудничество. Пока Ян обеспечил ей безопасность, однако все понимали, что это временная мера. Может, он и не любил ее, и он пока не решил, что чувствует по отношению к ребенку, но Алиса все равно не была ему безразлична. Он уже подвел ее один раз и не собирался делать это снова.

В клане Эйлеров опять повеяло бардаком. Как ни странно, лучше всех дела обстояли у Александры, которая пока сосредоточила всю свою пылающую энергию на Андрее, а потому оставалась нетипичной паинькой. Павел решил разводиться, он пытался наладить контакт с сыном, который уперся и контакту решительно противился. У Нины ее сожитель попробовал выкрасть сына, теперь недавней семье предстояло судиться. Ася делала вид, что все прекрасно, она бодрячком, но ее жизнерадостность была пугающе демонстративной. Ян хотел бы помочь им всем, но слабо представлял, что он может сделать.

Ну и конечно, была Ева, чтоб ее… Александра сразу предупредила его, что с Евой будут проблемы.

– И что ты предлагаешь мне делать? – устало спросил ее Ян в тот день.

– Ничего. Думаю, ты уже ничего не сможешь сделать.

– Тебе поиздеваться хочется?

– Нет, это я к тому, что будь готов просто принять все и плыть по течению, когда это начнется.

Вот только плыть по течению с Евой оказалось проблематично, потому что это было течение горной реки, которое кого угодно разобьет о камни. Она заявлялась к нему, когда хотела, а потом исчезала на дни и даже недели. Ян по-прежнему не представлял, где и с кем она живет, хотя по крупице собирал данные о ее семье. Она общалась с ним так, будто пять минут назад впервые встретила его во второсортной пивной, но при этом явно доверяла больше, чем остальным. Она вроде как давала ему то, чего он когда-то требовал от Алисы – свободные, ни к чему не обязывающие отношения, которые можно прервать в любой момент. Но когда ты, внезапно, оказываешься той стороной, которая любит больше, эти правила уже не кажутся такими привлекательными.

Признавать все это даже самому себе было на редкость неприятно, и Ян после работы уходил в чужое прошлое, как в убежище. Ева не появлялась уже три недели, так что свободного времени у него теперь хватало.

Его усилия принесли плоды, пусть и не сразу. Среди всех этих тетрадей, исписанных знакомым почерком, он наконец-то начал находить нужные. Он бы позвал сестру, но слышал, как в соседней квартире хлопнула дверь – значит, Гайю повели на прогулку, а это минимум на час. Да и не любила Александра дневники отца, она шарахалась от них с шипением, как вампир от святой воды. Так что в прошлое Михаила Эйлера Яну пришлось нырнуть в одиночестве…

…Михаил прекрасно знал, что слова Ларисы Вишняковой вполне могли оказаться неправдой. Скорее всего, так и было. Не потому, что она хотела обмануть следователя – она-то себе верила. Но разве люди не умеют обманываться? Погибшая прежде срока дочь, нелюбимый зять, не раз обижавший ее, измены и грядущий развод – таких ингредиентов вполне хватит, чтобы родилась теория заговора.

И все же отмахнуться Михаил не смог. Потому что когда он убеждал себя, что помогает восстановить справедливость, призрак собственной дочери ненадолго отступал, не мучил его так сильно.

Поэтому он начал сбор сведений о погибшей, соваться к нырнувшему в политику Борису Колесину он пока не хотел. Такое всегда чревато шумными скандалами, потому что начинающим политикам подобные скандалы очень уж выгодны. Михаилу необходимо было сначала определить, с чем он имеет дело, насколько подозрения горюющей матери близки к реальности.

И подозрения эти оказались неожиданно справедливыми. Может, совместные путешествия с мужем и стали для Елены редкостью, а вот активный отдых – точно нет. Эта женщина не просто держала себя в отличной форме, она занималась дайвингом и альпинизмом, она уверенно садилась за руль джипов и вездеходов, она гоняла по горам и среди вековых деревьев. Елена была ловкой и сильной, она не то что в больницу не попадала – не падала даже.

Между тем в отчете о том несчастном случае было сказано, что авария произошла по вине Елены. Она не справилась с каким-то жалким туристическим квадроциклом, а взорвался он уже после того, как перевернулся.

От этого веяло недосказанностью – или обманом. С чего бы ей допускать такую нелепую ошибку? Понятно, что неудачные дни бывают у всех, но не слишком ли это много? Да и взрыв… Тоже не самый типичный случай. Перевернувшийся квадроцикл может придавить своего водителя, это факт, а вот взорваться – вряд ли, причин нет.

Это пока не доказывало, что Елену действительно убили – и уж тем более, что это сделал муж. Однако причины насторожиться уже были. Если бы несчастье произошло в России, Михаил давно получил бы копии всех документов, да еще и лично допросил организаторов экскурсии. Но расстояние серьезно ограничивало его возможности. Если это действительно было убийство, организовали его грамотно, тут определенно веяло большими деньгами.

Вот поэтому Михаил все-таки преодолел себя и отправился на встречу с Колесиным. А это тоже оказалось не так просто: повода вызвать бывшего банкира на допрос не было, Михаил надеялся, что тот просто согласится побеседовать с полицией. На всякий случай, чтобы не нажить проблем. Однако Колесин ничего не боялся – ни полиции, ни проблем. Михаилу не отказывали напрямую, ему неизменно советовали звонить завтра. Однако на следующий день «завтра» мистическим образом превращалось в «сегодня», а это уже совсем другое, вы же понимаете!..

Намек, что с ним не желают общаться, стал очевидным, как удар ботинком в лоб. Такие намеки Михаил не любил, охотничий инстинкт требовал согласиться с Ларисой Вишняковой и признать это дело нечистым. Однако опытный следователь по-прежнему не спешил. Вместо того, чтобы задействовать влиятельных знакомых и все-таки вынудить Колесина встретиться с ним наедине, Михаил отправился на пресс-конференцию начинающего политика.

А там были все, кого ему хотелось бы увидеть лично. Не только Борис, который довольным грузным шаром перекатывался перед журналистами – судя по отсутствию едких вопросов, проплаченными. Здесь же была Марина Лауж – глава предвыборного штаба Колесина. Со слов Ларисы, еще и его любовница. Вокруг Марины, собранной, деловой, стильной и впечатляюще улыбчивой, сновал энергичный тощий студент, ее помощник. А неподалеку от сцены сидел за журнальным столиком Антон Колесин, единственный сын Бориса и Елены.

Вот этот пацан и был нужен Михаилу. Борис себя не выдаст, этот девяностые прошел – и выиграл у них. Чтоб такого расколоть, нужно очень постараться. Но его сыну двадцать шесть, управляющим банка он стал исключительно по родительской воле, с ним как раз можно поработать.

Так что пока Колесин-старший был занят, упиваясь собственным триумфом, Михаил направился к его сыну. Следователь сел за столик без предупреждения, показал удостоверение – достаточно медленно, чтобы Антон смог рассмотреть, что это такое, но слишком быстро, чтобы пацан успел прочитать и запомнить имя.

– Колесин Антон Борисович? – осведомился Михаил.

Он видел, что парень этот уже замер перед ним, будто в кресло не человек присел, а двухметровая змея плюхнулась. Это хорошо. Следователь знал, какое впечатление его взгляд производит на неподготовленных собеседников, и тут, похоже, все сработало как надо.

– Да, – кивнул малолетка. Он попытался взять себя в руки, и что-то даже получилось, но он все равно не мог скрыть, что нервничает. – А вы?..

– А я расследую убийство вашей матери и хотел бы задать вам пару вопросов.

Михаил быстро понял, что в этом случае не нужно подкрадываться медленно и говорить намеками. Нужно удвоить эффект неожиданности, нужно сразу рубить с плеча. Антон не дурак и не совсем уж младенец. Недостаток опыта будет подводить его лишь до определенного момента, потом пацан все-таки сориентируется, по нему видно. Не зря же отец передал ему все свои дела – по крайней мере, формально, Михаил не сомневался, что управлять банком по-прежнему будет Борис, просто руками сына.

Так что проверка нужна была сейчас, быстрая – и она сработала. Нет, Антон ничем не выдал правду, не сказал ничего шокирующего, но порой слова и не нужны. Парень сделал резкий вдох, он заметно побледнел, попытался улыбнуться, потому что его учили, что страх лучше всего прятать за улыбкой. Но улыбка эта сорвалась, не сработала, выдала, насколько он взволнован.

Антон выдержал неоправданно долгую паузу, прежде чем спросить:

– С чего вы взяли, что мою мать убили? Об этом никогда не шло речи!

Но долгая пауза ему не помогла: голос все равно предательски дрогнул. Антон не стал извиняться за это или оправдываться, он постепенно возвращал самоконтроль, однако для Михаила это уже не имело большого значения.

Елену убили – и пацан об этом знал. Или догадывался, но уже для таких догадок нужны серьезные основания. Знал, но никому ничего не сказал, не настоял на повторном расследовании… Это говорило все, что нужно, о человеке, который стоял за ее смертью.

– Теперь речь идет, – указал Михаил.

– Моя мать умерла случайно!

– Надо же, вы как будто оскорблены этим… Разве вы не должны спросить меня, почему вдруг возобновилось расследование?

– Простите, это просто слишком большой шок, – смущенно улыбнулся Антон, и на этот раз улыбка получилась вполне убедительной. – Такое горе… Вы должны понимать: когда происходит такое горе, хочется побыстрее его миновать и жить дальше!

Она снова была рядом… Его личный белый призрак, едва уловимая тень, рисунок акварелью. Александра, наблюдающая за ним, осуждающая его – за то, что он предал, чтобы остальные могли поскорее миновать ее смерть и жить дальше.

Михаил на секунду прикрыл глаза, отгоняя видение. Не время, не сейчас.

– Да, я понимаю, – кивнул он. – Но давайте сосредоточимся не на личном спокойствии, а на справедливости.

– Своим же заветам не следуешь, – шепнул голос Александры ему на ухо.

Он снова не поддался, Михаил не сводил испытующего взгляда с Антона.

– Почему это вообще вдруг началось? – поинтересовался Антон.

– По просьбе семьи.

– Что?.. Но ведь мы ее семья!

– Не единственная. Антон, расскажите мне, что произошло с вашей матерью.

– Так, стоп, – нахмурился Колесин-младший. – Это так не работает, не должно работать!

– И снова не совсем типичная реакция. Почему вы так не хотите защитить память своей матери? Ведь если ее убили, виновный уверен, что ушел безнаказанным. Разве вас это не задевает? А почему?

– Я не говорил, что меня это не задевает! Я не… То есть…

Надо же, надавить на него оказалось даже проще, чем ожидал Михаил. Может, Антону и дали хорошее образование – но в слишком уж тепличных условиях. Так что эта встреча могла принести следователю неожиданную пользу, если бы не была прервана тихим, но решительным женским голосом.

– Что, простите, здесь происходит?

Марина Лауж подкралась к ним незаметно, как охотящаяся львица. О ней Михаил пока знал не так много, но уже то, что он видел, впечатляло. На вид ей было лет сорок, высокая, сухощавая, внешность обычная, но очень ухоженная, да и чувство стиля определенно есть. Волосы Марина стригла коротко и оттеняла в платиновый блонд, губы красила алой помадой, помогавшей сделать ее отработанную улыбку особенно привлекательной. За счет этого даже небольшие глаза не становились недостатком, а уж прочитать ее взгляд и вовсе могли бы немногие. Обывателям Марина наверняка казалась бесконечно очаровательной, душевной и достойной доверия. Михаил же подозревал, что в теле вечно довольной всем дамы притаился бультерьер.

– Это из полиции, – поспешил пояснил Антон. – Расследуют смерть мамы…

– Вот как? – удивилась Марина. – Впервые слышу.

– Вы и не должны были слышать об этом, вы же не член семьи, – напомнил Михаил.

– Не совсем так, мы вместе работаем, много лет знакомы, Леночка была моей близкой подругой. Я лично следила за тем, чтобы в ее смерти разобрались. Только вот не в чем там было разбираться! Все проверки показали: это просто несчастный случай. И я не совсем понимаю, зачем вы бередите старую рану.

– Не такую уж старую – всего год прошел.

– Да, но период очень уж неудачный. Вы же видите, чем теперь занят Борис, – Марина кивнула на журналистов. Некоторые уже косились в их сторону, но подходить пока не решались.

– Это занятие не помешало ему неоднократно упоминать смерть жены как доказательство собственной стойкости. Если он действительно так вынослив, думаю, и расследование он поддержит.

– Я могу взглянуть на ваши документы?

– Какое странное отношение у вас всех к расследованию, – заметил Михаил.

– Скорее, к людям, которые приходят в странное время и задают странные вопросы. Так вот, документы?..

– Думаю, нам лучше поговорить в другое время, раз уж сегодня обстоятельства не способствуют. Я с вами свяжусь.

– Надеюсь, оно того стоит, – прищурилась Марина.

– Думаю, да.

Было ли это бегством с его стороны? В принципе, да, но Михаил признавал, что иногда нужно отступить. Он слишком рано обрадовался, почувствовав слабину в Антоне. Марина же была существом совершенно иного типа, с такой лучше связываться после определенной подготовки.

И вот теперь он собирался готовиться – уже не потому, что его попросила Лариса Вишнякова, а потому, что он почти не сомневался: Елену Колесину просто убрали с дороги, когда она превратилась в помеху. Убрали так ловко и быстро, что все приняли ее смерть за чистую монету и смирились. Вот это Михаил как раз собирался изменить…

…Ян невольно усмехнулся, откладывая тетрадь с записями в сторону. Он никогда не был по-настоящему близок с отцом, а после исчезновения Александры их отношения и вовсе перешли в стадию холодной войны, то и дело вспыхивавшей скандалами. Но в том, что Михаил был талантливым следователем, Ян никогда не сомневался. Он многое замечал, умел, знал, великолепно балансировал между тем, что можно доказать, и интуицией. Так что если он вцепился в эту семейку, то уже не оставил бы их в покое. Вопрос только в том, как в это же дело вляпался Жильцов – и почему оно стало таким важным для него. А может, это не одно дело? Имена оказались рядом случайно, Ян пошел по ложному следу?

Чтобы понять это, нужно было продолжать, читать дальше, искать продолжение в других тетрадях. Этим Ян и собирался заняться, когда услышал, как в прихожей щелкнул замок, а секундой позже зажегся свет.

Такого он не ожидал. Дверь открыли быстро – слишком быстро для взлома, да и не отличаются взломщики привычкой сразу выдавать свое присутствие включенным светом. Получается, в прихожую вошли по-хозяйски, а сделать это могла лишь Александра. Вопрос в том, зачем сестре являться к нему так внезапно, да еще и без предупреждения.

– Что случилось? – спросил Ян, поднимаясь ей навстречу.

Гостья не стала таиться в прихожей, очень скоро она появилась возле приоткрытой двери. Только вот это была не Александра.

– Компании захотелось, – с неизменным равнодушием сообщила Ева. – В живот ножом ткнули. Видимо, это располагает к сентиментальности. Решила навестить тебя.

– Стой, подожди… Что? Ножом? Ты шутишь?

– Нет.

Ей, видимо, казалось, что она сказала достаточно, объяснять больше нечего. Пока Ян пытался прийти в себя, Ева сняла чуть припорошенную снегом шубку и повесила в прихожей, там же стянула меховые сапожки. В гостиную она вошла в свободном белом свитере, короткой шерстяной юбке и плотных колготках – с зимой не рисковала спорить даже она. Ева уселась на диван и, закинув ногу за ногу, испытующе посмотрела на Яна.

Она вела себя так, будто имела полное право находиться здесь, а виделись они только вчера, и непонятно, зачем он уделяет ее появлению такое внимание. В этом своем наряде и без косметики она, тонкая и хрупкая, выглядела почти подростком, хотя Ян знал, что она от силы на пять лет младше него.

Он понятия не имел, что ей сказать – хотя сказать хотелось очень многое. И прижать к себе. И вышвырнуть вон к чертям собачьим, потому что она окончательно обнаглела.

Ева же быстро устала от тишины, она снова заговорила:

– Там метель, и я замерзла. Сделай мне кофе. Прозвучало как приказ, но на самом деле это просьба. Ты бы все равно предложил.

– Ева, подожди… какого хрена?!

– Говоришь, как мой дядя, – одними уголками губ улыбнулась она.

Она, не вставая, протянула ему руку, и Ян, все еще не разобравшийся, что происходит, коснулся ее пальцев. Пальцы были ледяными. Ева прекрасно знала, что он этого не выдержит.

– Зараза и манипулятор, – резюмировал он, отправляясь на кухню.

– Если это улучшит тебе настроение, ты во всем прав.

Набор нехитрых действий, требующихся для приготовления кофе, как ни странно, помог. Удивление отступило, желание придушить ее ослабло, и Ян убедился, что будет сожалеть больше, если выставит ее вон, а не если смирится с ее странностями. В конце концов, она никогда не обещала ему вести себя адекватно.

Так что в гостиную он вернулся с чашкой кофе и теплым пледом. Откуда взялся плед – он в упор не помнил. Возможно, подарила Алиса, а если так, в ситуации появлялась неприятная ирония.

– Благодарю, – без тени эмоций заявила Ева, принимая чашку.

– Неубедительно.

– Я и так действую на пределе своих возможностей. Пока так.

Ян устроился в кресле напротив нее, даже при том, что хотелось сесть рядом. Сейчас, закутанная в плед и сжимающая в тонких пальцах чашку кофе, она выглядела почти нормальной… человечной. Мысль была странной, но потихоньку приживалась в его мире.

– Тебя не было три недели, – напомнил Ян.

– Очень может быть. Я не следила за этим.

– Не хочешь рассказать, где тебя носило?

– Нет.

– Ева, это на самом деле не предложение, просто вежливая форма. Вот тебе суть: мне нужно знать, где ты была.

– Нет, не нужно, – пожала плечами Ева. – Ничего, кроме проблем, это не принесет. Я не обязана была приходить сегодня. Говорить я не буду, но могу уйти. Мне, конечно, хотелось побыть в компании, только это не критично.

А ведь раньше, до знакомства с ней, Яну казалось, что это у него непроницаемый взгляд… У него, у Александры, у многих в их семье. Однако Ева вышла на другой уровень, ее глаза смотрелись замерзшими изнутри, причем не сейчас, а много лет назад. И кто выглядывает оттуда, что это на самом деле за существо – простым смертным не понять.