Текст книги "Каменные цветы"

Влада Юрьева
Каменные цветы

Утром Лана даже обвела этот день на настенном календаре – день, когда сбылись ее мечты. Было такое чувство, будто в крови закипали крошечные пузырьки счастья, и вот уже по венам течет шампанское, и тебе легко, и ты как будто сейчас взлетишь. Жизнь все-таки оказалась прекрасной, даже если в какой-то момент не получалось в это верить.

Такого с ней не бывало уже давно… да что там, никогда! За каждую победу Лане обычно приходилось заплатить долгой упорной работой и немалыми жертвами. Так что на своем условном пьедестале она все равно оказывалась уставшей и настороженной – а не сорвется ли все в последний момент? А имеет ли награда хоть какое-то значение или она совсем не стоит таких трудов?

Но сегодня все было иначе. Лана прекрасно понимала, насколько сильно теперь изменится ее жизнь. А значит, все было не зря – все эти месяцы без выходных, бессонные ночи, изрезанные в кровь пальцы. Да она все предыдущие годы шла именно к этому, и ее прежние маленькие победы были лишь незначительными паузами на пути к главной цели!

Она почти не спала ночью – с тех пор, как узнала. Она бы рванулась в офис сразу же, и плевать, сколько там времени на часах. Но совещание назначили на десять утра, и приходить раньше смысла не было. Ну а то, что она вскочила с постели в пять часов – ее проблемы.

Лана решила использовать эти часы, чтобы подготовиться. В мастерской ее привыкли видеть в неизменных кроссовках и джинсах, сверху – свитер или майка, по погоде. Но кроссовки и джинсы – обязательно. Теперь это нужно было пересмотреть, потому что успешной женщине, которой ей предстояло стать с сегодняшнего дня, положено следить за собой.

Она достала из шкафа желтое платье и только с его помощью обнаружила, как сильно она похудела за эти годы. Она даже не замечала… Да и как бы ей заметить? Свободная одежда такое прячет. Открытие Лане не слишком понравилось, но она решила, что ничего страшного тут нет, худоба ведь всегда в моде. Платье она дополнила короткой курточкой, весна только-только начиналась после затянувшихся снегопадов, и солнце могло оказаться обманчивым. Хотелось даже достать туфли на шпильке и гордо пройти по коридору – от бедра, как в кино. Однако Лана слишком хорошо понимала, что она от бедра скорее упадет. И опять, и снова. От каблуков она отвыкла, так что добираться до совещания ей пришлось бы ползком.

Но и без каблуков образ получился неплохой. На нее смотрели на улице – то ли потому, что макияж удался, то ли из-за улыбки, не сходившей с ее лица. Лана, кажется, с детства так не улыбалась – широко, искренне, потому что не улыбаться просто не получается.

Ну а как иначе? Уже когда стало известно, что организаторы престижного конкурса красоты «Мисс Планета» выбрали своим партнером ювелирный дом «Вирелли», поднялся настоящий переполох. Всем было интересно, чьи работы они предпочтут, потому что все прекрасно понимали: это круто изменит будущее дизайнера. Его имя перейдет из списка, известного только отделу кадров, на страницы модных журналов и крупнейших порталов.

Слава сама по себе не манила Лану, даже несколько напрягала. Однако дизайнер прекрасно знала, что слава – это еще и новые возможности. Свобода творчества. Новое право голоса на худсовете. Возможность доказать, что и самые смелые идеи, те, что ждали своего часа годами, достойны воплощения. Лана и так уже наработала приличное резюме – со всеми своими выигранными конкурсами и модными показами. Однако сотрудничество с «Мисс Планета» выводило ее на совершенно иной уровень.

Так что в здание она не вошла даже, а впорхнула – непривычно легкая и яркая. Охранники, похоже, не сразу ее узнали, замешкались, а когда она показала им пропуск, смущенно заулыбались.

На этом общение с ними должно было закончиться. Лана не опаздывала – но и задерживаться не хотела, до совещания оставалось пятнадцать минут. Она собиралась идти дальше, когда один из охранников вдруг стал у нее на пути.

Это вроде как ничего не должно было значить, и все же его виноватый взгляд не понравился Лане. Душу уже покалывало острыми иглами чувство тревоги.

– Светлана, у меня для вас послание, от нашей, ну вот, – охранник посмотрел на потолок, словно обозначая, с каких высот прилетело заветное послание.

– От Ирины, что ли?

– От нее. Она сказала, чтобы вы не на собрание шли, а в мастерскую.

– Что? – нахмурилась Лана. – Это еще почему? Ведь на собрании будут представители конкурса!

– Этого я знать не могу, откуда ж мне? Но она так сказала. Вы только не пытайтесь прорваться, пожалуйста. Наверху охрана тоже предупреждена, вас не пустят, неловко будет.

– Я по-прежнему ничего не понимаю! Я могу поговорить с ней по телефону?

– Не получится, – покачал головой охранник. – К ней уже гости приехали, она их по залам водит. Вы лучше сделайте, как она сказала, всем спокойней будет. И это… прекрасно выглядите сегодня, прям не узнал!

Он, пожалуй, добра ей желал. Хотел вот так подсластить пилюлю – в его мире любая женщина должна была мгновенно расцветать перед признанием собственной красоты. Вот только Лане кокетливо смущаться не хотелось, тревога нарастала. Совещание не отменили, гости здесь, получается, не пустили только ее – в самый прекрасный день ее жизни! Тот, который уже обведен на календаре. Почему, за что?

Охранник ничего не мог ей пояснить – но ответ она все равно получила. На большом экране в холле уже крутился презентационный ролик, записанный явно для высоких гостей. Мелодичный женский голос вещал о том, что «Мисс Планета» – это парад красоты и гармонии, безупречный стиль и совершенство во всем. Ну а главная новость, добивавшая Лану, как удар хлыстом по лицу, звучала в конце:

– Ювелирный дом «Вирелли» гордится тем, что для показов в этом году выбрана коллекция нашего ведущего дизайнера Юрия Охримовского!

* * *

Лана и не помнила толком, как добралась до приемной перед кабинетом Ирины. Как будто во сне… Странно, что вообще дошла. Дышать ведь стало трудно, и в груди что-то болело – остро, сильно.

Ирины, конечно же, на месте не было. Откуда бы ей там взяться, если прямо сейчас она проводила совещание с партнерами, представляя им ведущего дизайнера, имя которого они отныне все вместе будут прославлять? Но эта долгая пауза не расстроила Лану, скорее, наоборот. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Если бы ее пустили к Ирине сразу, она бы и не смогла толком вести разговор, болталась бы на стуле обвисшей тряпкой и на все соглашалась.

Теперь же у нее появилась возможность взять себя в руки и наконец понять, что случилось. Лана прекрасно помнила, что организаторы конкурса предварительно отобрали двадцать работ – тринадцать Охримовского, семь ее. Сначала она решила, что заказчики просто изменили свое мнение, решили заменить ее дизайны на поделки Охримовского, у него ведь хватает! Однако одного визита на сайт было достаточно, чтобы во всем разобраться.

Никто не отказывался от ее работ, они по-прежнему висели в той самой специальной коллекции. Исчезло только имя Ланы. Теперь любой, кто заинтересовался бы этой коллаборацией, ни на секунду не усомнился бы, что украшения создал один человек.

Это злило Лану, но злость была желанной. Злость подавляла обиду, страх и шок, давала сил, шептала, что не нужно сдаваться, еще не все потеряно. Так что, когда Ирина все-таки явилась, Лана не тряслась перед ней испуганной мышкой, а выдержала ее взгляд вполне уверенно.

Ирина Эф была директором модного дома уже несколько лет – но меньше, чем Лана работала там, и Лану нанимала не она. Оно и к лучшему, Ирина вряд ли приняла бы ее на работу. Свою антипатию начальница никогда не скрывала, но терпела Лану, потому что ее работы пользовались спросом. Лана же не воспринимала это как личное, она давно определила: Ирина в принципе смотрит свысока на других женщин. Директриса была слишком умна, чтобы сказать об этом прямо, но при этом слишком самоуверенна, чтобы скрывать свои взгляды.

– Светлана, спасибо, что дождались, – очаровательно улыбнулась Ирина. – Прошу прощения за то, что заставила ждать.

Она всегда была такой – милой в общении, как заботливая мать. Некоторые обманывались, но им же от этого было хуже. Лана не обманывалась никогда.

Они вместе прошли в просторный светлый кабинет Ирины. Одна стена там была увешана наградами, полученными домом «Вирелли». Другая – фотографиями обширного семейства Ирины. Она когда-то вышла замуж очень рано, и так же поступила ее дочь, так что к своим пятидесяти годам Ирина успела стать бабушкой. Она любила об этом сообщать, ожидая, что шокирует собеседника – как же так, столь юная бабушка, бывают же чудеса! Собеседники, впрочем, истинный шок чувствовали редко, потому что Ирина, несмотря на лучшую косметику и личного стилиста, выглядела куда старше своих лет.

Поговаривали, что должность она получила с помощью зятя. При этом ошибкой было бы считать Ирину марионеточным руководителем, бизнес она вела жесткой рукой, и успех в сотрудничестве с конкурсом красоты лишь подтверждал это. Совсем недавно Лана за такой успех готова была простить ей все напряжение последних лет… Поторопилась, видно.

– Я могу узнать, что произошло? – холодно спросила Лана.

Орать и возмущаться сейчас не было смысла, Ирина только порадовалась бы возможности вызвать охрану и вышвырнуть буйную сотрудницу, ничего не объясняя. Лана не собиралась подкидывать ей такой козырь.

– Рада видеть, что вы спокойны, – заметила Ирина. – Да, ситуация получилась досадная, но я сейчас вас утешу! Во всех официальных документах ваше имя будет упомянуто, Светонька, и вы обязательно получите гонорар. Вас также допустят за кулисы конкурса, чтобы вы могли помочь с созданием образов для девушек, которые будут носить ваши украшения. Ну разве это не здорово?

– Нет. Это не здорово. Потому что никто ведь не читает все эти документы, в которых мелким шрифтом будет написано мое имя. Все помнят только то, что услышали в рекламе, а в рекламе сейчас один Охримовский. Почему? Планировалось же иначе!

– Планы меняются, – развела руками начальница. – Это было очень сложное решение, которое мы с советом директоров приняли в последний момент.

– Это когда же? Еще вчера вечером меня приглашали на совещание! Вы там ночью, что ли, встречаетесь? На кладбище?

– Не забывайтесь, Светлана! – нахмурилась Ирина. – Между прочим, вот из-за подобного поведения в том числе вас и решено было исключить из рекламной кампании. Реклама в таком случае – это больше, чем упоминание имени. Мы хотим, чтобы дизайнер как лицо нашего модного дома был неразрывно связан с этим проектом. Он будет появляться на съемках, общаться с моделями… Вы ведь и сами понимаете, что Юрий подходит на эту роль лучше.

Это Лана действительно знала. Охримовский давно уже стал кумиром соцсетей – с сотнями тысяч фанатов и частыми эфирами на телевидении. Почему нет? Он был молод, красив и обаятелен, с прекрасным образованием и грамотной речью. Камеры его любили, и на экране он выглядел даже лучше, чем в реальности. Ему нравилось вести светскую жизнь – в отличие от Ланы, которая все эти сборища терпеть не могла.

Ей хотелось бы сказать, что Охримовский бездарен, что он – просто пустышка, развлекающая толпу. Но, увы, для этого ей пришлось бы соврать. Лана вынуждена была признать его талант, Охримовский и правда создавал интересные работы. Так ведь она тоже! Она не хотела думать о том, лучше Охримовский, чем она, или хуже. Она даже подозревала, что его работ среди отобранных было большинство, потому что Ирина давала ему полную свободу творчества, а проекты Ланы оставались только на бумаге. Но ведь даже так, вопреки всему, Лана тоже прошла отбор – и отказываться от этого она не собиралась.

– Почему мы оба не можем участвовать? – спросила она.

– Одно рекламное лицо лучше, чем два. Проще запомнить.

– Я готова уступить ему первый план. Я могу даже не появляться на съемках…

– А на съемках появляться нужно!

– Значит, буду, – мгновенно согласилась Лана. – Но я не хочу, чтобы под моими работами стояло чужое имя.

– Не знала, что вы тщеславны.

– Это к делу отношения не имеет. И вы прекрасно понимаете, зачем мне нужно участие в рекламной кампании.

– Понимаю, – вздохнула Ирина. – И, поверьте, Светонька, я сомневалась до последнего, мне очень вас жаль!

– Не нужно меня жалеть. Я получила этот шанс не как милостыню, я его заработала!

– Это понятно, но и вы меня поймите: я не могу ставить ваши личные интересы выше интересов компании. Вы слишком непредсказуемы, чтобы допускать вас до такого проекта, вы просто не подходите.

– Почему?

– Да хоть этот разговор возьмите: вы уже несколько раз позволили себе импульсивность, граничащую с оскорблениями. А если вы так же поведете себя в прямом эфире? Юра себе никогда такого не позволяет.

– Пускай Юра забирает себе прямые эфиры, мне не жалко. Я могу участвовать только в записях, а там монтаж. Вырежут всю мою импульсивность!

– Дело не только в этом, Светонька. Тут даже вопрос внешности, образа… Сегодня вы выглядите хорошо, признаю, я даже не ожидала от вас такого. Но как вы выглядите обычно? В каких-то лохмотьях, ненакрашенная… Юра себе никогда такого не позволяет.

– Не позволяет явиться без косметики?

– И вот опять вы язвите. Нехорошо.

– Сегодня я показала, что могу выглядеть по-разному, – настаивала Лана. – Раньше просто не было смысла так выряжаться.

– Разве это правильное мышление, дорогая? Женщина всегда должна быть прекрасной! Особенно если она работает в бизнесе, связанном с красотой. Что же до Юры, он умеет подать себя правильно и правильно же держаться в кадре. У него есть опыт. А какой опыт есть у вас?

Вопрос был вроде как невинный и вроде как предсказуемый, однако Ирина дополнила его таким многозначительным взглядом, что Лана почувствовала, как злость в ее душе закипает, оборачиваясь яростью. Она не представляла, каким чудом ей хватило сил, чтобы спокойно ответить:

– Мои проблемы давно в прошлом.

– Разве? Я вот где-то читала, и не раз, что женский алкоголизм неизлечим. Это болезнь, милая, она от вас не зависит – и я вас не виню ни в коем случае! Но компания не может рисковать, подстраиваясь под ваш возможный рецидив. Да и потом, ювелирный дом «Вирелли» воздерживается от продвижения каких-либо взглядов, которые могут быть оскорбительны для других людей.

Вот этой фразой Ирина застала ее врасплох. Лана даже не поняла сначала, о чем речь – при всех ее грехах, попыток оскорбить кого-то или пропагандировать спорные идеи на ее счету не было. Но потом она проследила за взглядом начальницы и обнаружила, что та смотрит на татуировку, темневшую на запястье Ланы – строгий черный крест.

– Да и татуировки на сотрудниках мы не поддерживаем, – добавила Ирина.

– У Охримовского полно татух! – не выдержала Лана. – Он же полуголый недавно для журнала снимался, да он вообще не человек, а мультик!

– Это тоже не слишком приятно, но у мужчин все-таки немножко по-другому, к ним другое отношение.

– Да уж, а это сейчас пошли не разговоры, оскорбляющие кого-то!

– Я же веду их не в прямом эфире. Светонька, ну в самом деле – и картинка, и откровенное продвижение религиозных убеждений…

– Это не продвижение религиозных убеждений. Это татуировка в память о моем сыне, и вы прекрасно это знаете.

– Я-то знаю, я вам очень сочувствую, но мы же не можем объяснить такие тонкости каждому! Ну да к чему время терять? Я вам просто по-человечески объясняю, почему решили так, а не иначе. Само решение уже принято, ничего не изменится.

– Неужели? А если я вообще запрещу использовать мои работы на этом конкурсе?

Это было предположение, которое еще утром показалось бы Лане самоубийственным. Но сейчас такая ставка представлялась не самой безумной. Работы уже официально заявили, показали на сайте, продемонстрировали партнерам. Эти работы есть – украшения изготовлены! Дом «Вирелли» никак не сможет объяснить, почему они вдруг испарились, не потеряв лицо.

Конечно, после такого Лану наверняка уволят. Вот только это будет уже совсем другое «после» – с международной рекламной кампанией за плечами.

Это заявление должно было разозлить Ирину или хотя бы смутить. Однако начальница не прекратила улыбаться.

– А у вас не получится, – с показной заботой сообщила Ирина. – Вы свой контракт вообще читали, дорогая моя? Права на все, что вы создаете в этих стенах, автоматически переходят к «Вирелли».

– Но с обязательным указанием имени!

– Оно и будет указано – в документах. Рекламу вам никто не обещал. Светонька, милая, я вам многое прощаю в этом разговоре, потому что мне самой несколько неловко за такую неожиданную смену курса. Но вы поймите: мое терпение не резиновое. Давайте поскорее минуем эту неприятную ситуацию и двинемся дальше, прошу вас.

Лане казалось, что мир вокруг нее рушится. Кабинет оставался неизменным – но он же как будто осыпался, растворялся, грозя в любой момент швырнуть Лану в темноту. Слишком сильным было ее недавнее счастье, слишком плотно эта победа переплелась с ее планами на будущее. А теперь вот оказалось, что никакой победы не было…

Неудача болезненна сама по себе. Но обманутые мечты ранят куда сильнее, иногда – смертельно.

– Я так не могу… – прошептала Лана. – Я не могу притворяться, что ничего не было, и двигаться дальше. Я сегодня же напишу заявление на увольнение.

– Светонька, ну что за детский сад? Вы думаете, шантаж вам поможет?

– Это не шантаж. Я уже поняла, что вы готовы насадить на черенок Охримовского и тащить его вперед, как хоругвь. Но я не буду делать вид, что согласна с этим. Работы, которые отобрали для конкурса, ваши, а новые я создавать не буду.

– Не рубите с плеча, подумайте хорошенько! Куда вы пойдете? С вашей… историей.

– Я еще не знаю. Но здесь я не останусь… я здесь дышать не могу.

Ирина по-прежнему лишь посмеивалась над ней. Она не верила – да и понятно, почему. Контракты в «Вирелли» были составлены умно и жестко, Лана прекрасно знала, что такое быстрое увольнение навредит ей. Возможно, даже разрушит всю карьеру, станет ударом, после которого она уже не оправится.

Но понимала она и то, что оставаться здесь не лучше – если не хуже. Ей каждый день придется видеть общий праздник, яркую рекламную кампанию, довольную физиономию Охримовского…

Нет.

Хватит.

Лана понимала, что будет трудно. Еще утром она двигалась к счастью – а теперь готовилась прыгнуть в пропасть. Ну и пускай. Она уже много лет заботилась только о себе и подвести могла только себя.

Кто вообще заметит, если она вдруг исчезнет?

* * *

– Значит, она ушла? – задумчиво поинтересовался Юрий. – Нехорошо получилось.

Ирина не спешила отвечать, она просто наблюдала за ним. Он стоял сейчас у окна, глядя не на свою собеседницу, а на укутанный в весенние сумерки город. Последний свет дня очерчивал фигуру мужчины, делая ее слишком четкой, строгой, как будто двухмерной.

Фигура, надо признать, была отличной, получше, чем у иных моделей, которых в «Вирелли» нанимали для показов. Вот так должен выглядеть человек, представляющий ювелирный дом! Ну а девица… Не тот уровень. Стандартная симпатичная мордашка, которой обязательно требуется помощь визажиста, чтобы она стала достойна оказанной ей чести.

Да и потом, если внешность можно исправить, то манеры – нет. Поздно уже. Выходка Егоровой с увольнением лишь доказывала это. Она ведь действительно настояла на своем: прямо из кабинета Ирины рванула в отдел кадров. Накропала заявление, собрала вещички и удрала, не удосужившись даже узнать, отпускают ее или нет.

– Ее никто не гнал, – наконец сказала Ирина. Она не сомневалась, что Охримовский заметил, как она рассматривает его. Ей было все равно. Чего тут стыдиться, если на него все так смотрят?

– Но у нее были причины уйти. Я бы на ее месте тоже ушел, если бы со мной так поступили. Вы сказали ей, что я был против такого решения?

– Да как-то до этого не дошло… Беседа вообще нехорошая получилась, в основном Егорова скандалила. Она была не настроена на то, чтобы цивилизованно все обсудить. Ей хотелось истерики.

– Опять же, я ее понимаю. У нее забрали ее работы, если называть вещи своими именами.

– Никто у нее ничего не забирал, ей заплатят!

– Вы знаете, о чем я, – Охримовский обернулся к ней, и Ирина в который раз отметила, насколько синие у него глаза. Она больше ни у кого такого цвета не встречала. – Она создала значительную часть коллекции, которую выбрали из очень многих наших предложений.

– Не половину даже!

– Треть. Треть – это много. Мы оба знаем, что вы представили партнерам работы нескольких десятков дизайнеров, при этом настойчиво продвигали только меня.

– Ну что вы, Юрий, в самом деле! – вспыхнула Ирина.

– О, нет, я не против. Я прекрасно понимаю истинное значение рекламы, и речь вообще не обо мне. Я просто пытаюсь сказать, что у Светланы были причины реагировать вот так. Примите мой совет: не подписывайте заявление об увольнении. Дайте ей внеплановый отпуск, она заслужила. Она успокоится и вернется, и всем так будет лучше.

Ирина едва удержалась от того, чтобы презрительно фыркнуть. Перед Охримовским ей хотелось быть очаровательной и женственно мягкой, только и всего. Кому-то другому она бы сразу заявила, что Егорова – сомнительный ресурс. Талантлива ли она? Безусловно. Но ценность сотрудника определяется как его талантами, так и вредом, который он способен принести.

– Для этого уже слишком поздно, – вздохнула Ирина. – Егорова так хотела уйти, что я сразу же подписала ее заявление.

– Вот как? Это очень печально.

– Вы что, действительно хотите, чтобы она вернулась?

– Это будет к лучшему, – указал Юрий.

Слышать такое от него было неприятно, однако Ирина решила не спорить. Особенно при том, что сейчас она могла ему угодить, а это ее всегда радовало.

– Что ж, я бы на вашем месте не спешила с ней прощаться.

– Что вы имеете в виду?

– Так ли много компаний, где может устроиться дизайнер ювелирных украшений? – усмехнулась Ирина. – Нет, совсем не много. А с такой записью в трудовой – тем более. Полагаю, наша блудная дочь немного погуляет, успокоится и вернется к вам. Тогда, возможно, я позволю вам лично провести с ней собеседование и решить, нужна ли она в нашей команде. А теперь давайте все-таки вернемся к основному проекту.

* * *

Лана только сейчас заметила, в какой бардак превратилась ее жизнь.

Причем буквально.

В последние дни, когда стало известно, что представители конкурса красоты будут отбирать работы дизайнеров «Вирелли», Лана жила там – в мастерской, за своим столом. Там она проводила большую часть времени, в квартиру возвращалась поздним вечером, чтобы отдохнуть и переодеться. И даже в эти короткие часы ее не отпускали мысли о работе: об этом напоминали эскизы, валявшиеся повсюду. На столе, на диване, даже на полу… Ненужные рисунки. Напрасные мечты.

Ей нравилось жить в таком ритме. Когда несешься вперед и думаешь только о будущем, не обязательно оборачиваться, и за спиной можно оставить что угодно – и грозовые тучи, и могильные кресты. Она надеялась, что так будет и дальше. Если бы все сложилось как надо, сейчас она жила бы конкурсом… Обведенный день календаря казался теперь издевательством.

Ей нечего было делать, некуда спешить, и ничто уже не могло отвлечь ее от тупой боли в груди. Нужно было взять себя в руки, двигаться дальше, а сил просто не осталось. Зачем дергаться, если все равно обманут? Она столько лет отдала «Вирелли», столько сил… и что? Кто-то оценил? Кто-то хоть на секунду задумался, прежде чем отнять у нее проект, который мог изменить ее жизнь?

Лане теперь казалось, что все не по-настоящему. Она как будто застряла в кукольном доме, в котором другие решали за нее, где она будет жить, что делать, как одеваться. Боль в груди нарастала, из памяти выбирались черные мысли. Ради чего ей вообще держаться? Одинокая тетка, уже не самая молодая, если совсем честно, в захламленной квартире, где в пыли можно рисовать новые эскизы…

У нее ничего не получилось – ничего по-настоящему важного. А если не получилось до сих пор, уже и не получится, боль нужно глушить сейчас, есть только один способ сделать это быстро и наверняка… Плохой способ. Но действенный. Принять его, как лекарство, и очень скоро можно будет не думать ни о напрасных годах работы, ни о развалившейся жизни, все скроется в сладком мутном тумане.

Она уже решилась на это. Оделась, отыскала кошелек, подошла в двери. Даже коснулась ключа, чтобы отпереть замок, когда взгляд сам собой упал на черный крест, особенно яркий на бледной коже запястья.

Что бы он подумал?..

Лана отвела руку от ключа, сделала шаг назад. Нет, еще не время. Силы все-таки есть, совсем чуть-чуть, но пока достаточно, чтобы продолжать бороться даже через боль. Ну а сдаться… Сдаться – дело нехитрое, можно будет хоть завтра, если ничего не получится.

Лекарство ее в любом случае дождется.

* * *

Лана много раз слышала его имя, а вот видела этого человека впервые. Теперь она старалась рассмотреть его украдкой, так, чтобы не пялиться совсем уж открыто.

Интернет подсказывал, что Эдуарду Лаврентьеву шестьдесят семь лет, на этот возраст он и выглядел. Сухой, подвижный, седоволосый и уже заметно полысевший. Он носил дорогой костюм – ткань выдавала это. Однако на Лаврентьеве и пиджак, и рубашка сидели так неудачно, словно только что были сброшены с чужого плеча. Линзы крупных очков искажали его глаза, выдавая сильную близорукость. Из-за этого Лаврентьев становился неуловимо похожим на креветку.

Причем мрачную и откровенно враждебную креветку. Это было и смешно, и неприятно, потому что ворчливый, вечно хмурящийся дед был главной надеждой Ланы. Именно он сейчас управлял модным домом «Русская легенда» – главным конкурентом «Вирелли».

Он почти не говорил с Ланой. Она не такого ожидала. Когда-то, когда она устраивалась в «Вирелли», отдел кадров допрашивал ее несколько часов, а потом только допустил к директору. Здесь же в отделе кадров просто забрали ее документы и сразу отвели к руководителю. Лана решила, что это местная традиция – такое вот собеседование на высоком уровне.

Но собеседования не было. Лаврентьев просто забрал у нее папку с эскизами и уже полчаса рассматривал их, хмурясь и хмыкая.

– Вы хоть понимаете, как это выглядит? – поинтересовался он.

– Как пантомима, – буркнула Лана. Она тут же прикусила язык, но было поздно. Все-таки в чем-то Ирина была права: сдержанности ей остро не хватало.

– Шутите? Ну-ну. Если надеетесь меня заболтать, то очень зря.

– Заболтать? – смутилась Лана. – При чем тут это? Я пришла на собеседование!

– Вы когда-нибудь слышали о промышленном шпионаже, Светлана?

Такого она точно не ожидала. Лана допускала, что помешать может тот «волчий билет», с которым ее отпустили из «Вирелли», или ее сомнительное прошлое. О своих провалах она не упоминала в анкетах, но разузнать было несложно. А промышленный шпионаж… Какое отношение это имеет к ней?

– Точно не моя тема, – признала Лана.

– Да? А мне кажется, что очень даже ваша.

– Почему?

– Вот это, – Лаврентьев постучал пальцем по ее эскизам, – неплохие работы. Свежие и неглупые.

– Эм… спасибо? Почему вы комплимент произносите как обвинение?

– Потому что я прекрасно знаю гарпию, которая заседает ныне в «Вирелли». Вы утверждаете, что она уволила вас из личных соображений. Но она не дура, она никогда бы не позволила себе уволить дизайнера, способного приносить деньги, из-за личного каприза.

Лана подняла вверх обе руки, пытаясь остановить гневную тираду этой креветки.

– Так, подождите, не выстраивайте факты так, как вам удобней! Она не увольняла меня, я сама ушла. Из личных соображений она нагадила мне в трудовую. У нее не было варианта меня оставить, вот она и оттянулась. Она знала, что я все равно уйду! А почему я решила уйти – я вам уже объяснила. Не вижу, какими нитками к этому можно пришить промышленный шпионаж.

– Не видите? Так давайте я вам объясню! «Вирелли» и «Русская легенда» давно уже работают примерно на одном уровне. С этим заказом от «Мисс Планеты» вы нас обошли, не скрою, но не критично.

– Да нет никакого «мы»! – возмутилась Лана. – Меня действительно оттуда уволили!

– Это по бумажкам. Но вдруг, внезапно, когда у «Вирелли» появился шанс отодвинуть нас чуть дальше, ко мне приходит пусть и не лучший, но хороший дизайнер. Работавший там много лет и уволенный с совсем уж паршивой рекомендацией. Да меня как будто подталкивают к тому, чтобы нанять вас!

– А тот факт, что часть моих работ теперь рекламирует радостно ухмыляющаяся рожа Охримовского? Как, тоже часть промышленного шпионажа? Или все-таки причина свалить оттуда?

– А вы и правда рветесь к славе? Не похоже, что вы такой человек. Вы могли бы отказаться от публичного признания ради личной выгоды?

Хотелось соврать ему, потому что правда была ей совсем не выгодна. И все же Лана догадывалась: он почувствует ложь, и ее положение станет только хуже.

– Могла бы, – обреченно признала она. – Но это не тот случай! Слушайте, я просто хочу нормально работать… Ну нет же никаких доказательств, что я связана с промышленным шпионажем!

– Нет. Но пока остается хотя бы крошечная вероятность такого исхода, я не буду рисковать.

Хотелось смеяться, кричать и плакать – и все одновременно. Она была виновата в том, что слишком хороша, таких хороших не увольняют без тайной причины – потрясающе! Лана не могла получить работу, которая досталась бы ей при ином раскладе, из-за предполагаемого коварства. Враг ее врага отказывался быть другом, потому что в жизни не все так однозначно.

Терпеть это и дальше Лана не могла, да и смысла не видела. Она поднялась так резко, что чуть не опрокинула стул.

– Думаю, продолжать этот разговор нет смысла, – горько усмехнулась она.

– Да подождите вы! Я же вам еще не отказал.

– Но откажете, и мы оба это знаем.

– Скорее всего, откажу, – не стал юлить Лаврентьев. – Я еще раз подумаю обо всем этом. Я могу сделать копии ваших эскизов?

– Оставляйте себе оригиналы, мне не жалко.

И вот это как раз было правдой. Эскизов, накопившихся за много лет, у нее хватало. Отвергнутых когда-то худсоветом под руководством Ирины. Неприкаянных, лишенных шанса стать настоящими украшениями, а теперь и вовсе обреченных – совсем как их создательница.

* * *

Юрий Охримовский небрежно перебрасывал плотные листы бумаги из одной пачки в другую. Он не присматривался к ним – потому что видел уже не первый раз. Ему и сейчас-то не следовало снова тратить на них время, а он все надеялся, что упустил нечто важное.

Бесполезно, конечно. Перед собой он видел только вторичные идеи, вариации на тему того, что делалось раньше, и классические формы, которые почему-то считали вернувшимися в моду. Но если можно копировать классику, зачем вообще нужны дизайнеры?