Текст книги "Лгунья"

Глава 3. Татьяна

Мысль о том, что Дарину убили, отказывалась оставлять меня в покое, как бы отчаянно я ее ни гнала. Не только из-за того, что произошло во дворе, тут многое наложилось. Даже при том, что Денис вроде как дал объяснение всем странностям, я никак не могла поверить, что это действительно правда. Что Дарина, искристая, переполненная энергией, вдруг лишилась рассудка… просто так?

Он ведь не назвал ни одной причины, способной сломать ее! Сам Денис наверняка счел бы такой причиной расставание с ним, красивым. Только вот я сильно сомневаюсь, что это действительно могло перечеркнуть всю жизнь Дарины, сомнительное сокровище! Преследование сталкера? Да, неприятно, мерзко, но когда она говорила об этом мне, она скорее злилась, чем боялась…

Впрочем, тогда все только начиналось. Так с какого же момента Дарина рухнула в болото галлюцинаций и нервных срывов? Меня это вроде как не касалось и вместе с тем мне требовалось больше данных.

Денис бы уже радостно прыгал и кричал, что я играю в детектива. А он говорил, а я не слушала, дура упрямая! Ну, и все в таком ключе. Но подвох в том, что я как раз не играю. Я этими темами не интересуюсь, я считаю, что преступлениями должна заниматься полиция. К сожалению, в случае Дарины полицию явно несет не туда… или меня, это тоже вариант. В любом случае, полиция сможет спать спокойно, а я – нет, вот и ключевое отличие между нами.

У меня не было какого-то сложного плана, я решила двигаться поэтапно – и отправилась в квартиру, которая когда-то принадлежала Дарине. Я понятия не имела, кто там живет, как я попаду внутрь, что буду говорить… Но это меня как раз не напрягало. Я сделала карьеру, организовывая крупные рекламные кампании. Это, помимо прочего, научило меня договариваться с самыми разными людьми, от только что прокапавшегося осветителя до впавшей в истерику супермодели.

А тут вряд ли будут такие экстримы, потому что квартира хоть и не новая, не такая роскошная, как у Дениса, но и не откровенно убогая. Она принадлежала бабушке Дарины, как и дача, и дала Дарине возможность рано отселиться от родителей. Если эту квартиру купили, то кто? Скорее всего, какая-нибудь среднестатистическая семья, они вряд ли мне обрадуются, но, думаю, договоримся!

По крайней мере, таким был предварительный план. Я поняла, что его придется знатно корректировать, когда припарковалась во дворе, как раз на той стороне, куда выходили окна квартиры. Окна эти, несмотря на сырую осеннюю прохладу, были широко распахнуты, и музыка из них разлеталась чуть ли не на весь квартал. Основное освещение не горело, но мелькали разноцветные огни, похоже, от кольцевых ламп. Среди этого сияния и клубов пара двигались силуэты – не мало, какое-то сборище малолеток уровня начальных курсов универа или старших классов школы.

Само по себе это не было примечательно – ну, решили новые владельцы сдавать жилье студентам или купили изначально для детишек, не проблема! Куда больше меня насторожило другое: я даже издалека смогла рассмотреть обои, которые клеила еще Дарина, специфические они, рыже-красные с крупными белыми цветами, плюс шкаф проглядывает знакомый, от нее остался. Почему это странно? Просто новые жильцы обычно проводят хотя бы косметический ремонт! Да и мебель Дарины не представляла никакой ценности, этот хлам был привлекателен лишь во времена, когда ее бабушка купила все это новым. Зачем оставлять шкаф с покосившимися дверцами, если на барахолке можно найти такой же, но хотя бы целый?

Вариантов у меня не было, говорю же: не детектив. Пришлось идти и смотреть.

Первое препятствие, представленное домофоном, я преодолела на удивление легко: перехватила дверь после вошедшей в подъезд женщины. Она остановилась у почтовых ящиков, посмотрела наверх, будто надеясь сквозь этажи взглядом прожечь виновников шума, страдальчески поморщилась. Я такое легко замечаю: когда организуешь съемку с участием пятидесяти человек, у каждого из которых свои амбиции и претензии, учишься улавливать детали, чтобы прижечь любой конфликт в зародыше.

Я не преминула воспользоваться реакцией женщины:

– Шумно тут у вас!

– Не то слово! – отмахнулась она. В иное время она вряд ли так легко вступила бы в диалог, но раздражением хочется поделиться. – Гребаные детишки… Я им сказала: не прекратят до одиннадцати, опять полицию вызывать буду! Задолбали. У меня на шестом этаже слышно! С третьего!

– Хорошо, что мне на десятый, шансы на спокойный сон повыше!

– Не будьте так уверены!

Ну вот, что я говорила? Удачно подвернувшаяся тема, правильный выбор тона – и мы уже почти подруги. В лифте я добросовестно нажала кнопку с цифрой 10, и разговор продолжился.

– Если они мешают вам на шестом этаже… что же творится на четвертом и втором?

– Да ничего, вот что самое забавное! – заявила женщина таким тоном, что никто не усомнился бы в том, находит она ситуацию на самом деле забавной или нет. – На втором – глухие деды. На четвертом – многодетная семья… Этим вроде как должно мешать, но нет! Я сто раз подходила, просила написать коллективное заявление, а они отказываются: ничего не слышали, ничего не знаем! Связываться не хотят… Ладно, мой этаж!

Она выскочила до того, как я успела ответить, и мне не пришлось искать способ логично завершить разговор. Я же поднялась на лифте до десятого этажа, а потом спустилась по лестнице на третий. Могла бы и на лифте снова прокатиться, но не хотела, взяла паузу, чтобы пройтись и подумать.

Это ведь важно, на самом деле! Такие соседи… Денис считал, что любые преследования в квартире Дарине просто мерещились. Как же иначе, если она на третьем этаже? Но если кто-то выяснил, что соседи у нее не из внимательных… Что, если неизвестный решил воспользоваться этим? Нашел какой-нибудь способ добраться до нее? Я без понятия, какой, но в любом случае, это уже не так невероятно, как казалось изначально!

Решение спускаться по лестнице оказалось даже более удачным, чем я предполагала: между четвертым и третьим этажами обосновалась юная и весьма нетрезвая парочка, уже сцепившаяся в поцелуе, который в их воображении наверняка представлялся эротичным и страстным, а в реальности выглядел как первое знакомство клеща и носителя. И меня это обрадовало… Не то, что сегодня род человеческий, возможно, прирастет на единицу – хотя тоже дело хорошее. Я просто прекрасно понимала, откуда эта парочка выкатилась. Вряд ли они предусмотрительно заперли дверь и захватили ключи! Такие обычно поддаются простейшим инстинктам: захотелось романтики – все остальное отступает на второй план.

Я прошла мимо них, не издав ни звука, и они меня, кажется, не заметили. Перед нужной дверью я не остановилась, сразу ее открыла. Ручка легко поддалась, замок и правда не был заперт. Удивления я не почувствовала, а радость оставила при себе. От меня сейчас требовалось одно: вести себя так, будто я имею полное право находиться в этой квартире.

Это было несложно: при ярком свете на студентку я, может, и не тяну, а вот в полумраке – легко! Многие девушки, бродившие тут, были накрашены так нелепо, что я чуть ли не самой юной среди них смотрелась. Я тут же подхватила с подзеркальника оставленный кем-то стаканчик с невнятной бурдой и широко улыбнулась. Пить эту мешанину я не собиралась, просто когда у тебя в руках стаканчик, ни у кого не возникнет сомнений в том, что ты желанный гость.

При иных обстоятельствах я бы на такой тусовке не задержалась, самый бездарный вариант: музыка подобрана абы как, лишь бы погромче, душно, воняет потом и грязными носками, на стенах уже парочка мокрых пятен образовалась… Нет, это место порождало лишь одно желание: вызвать санстанцию и запечатать гадюшник на веки вечные.

Но я ведь изначально пришла не веселиться! Мои подозрения подтвердились: отсюда вышвырнули только Дарину и ее личные вещи, в целом же интерьер остался тем же, вплоть до выбранных ею крючков для одежды, смешных таких, в виде птичек. Возможно, в этом не было ничего особенного, однако мне все равно стало не по себе.

Задерживаться я не собиралась, просто хотела сделать то, зачем пришла. Из коридора я перекочевала в спальню Дарины… Точнее, теперь кого-то другого, но тоже спальню. Я была здесь далеко не единственной гостьей, так что мое появление даже не заметили. Я отличалась лишь тем, что была трезва – и меня интересовало окно.

Даже при густой, как сахарная вата, духоте, через которую нужно было продираться, возле окон никто не задерживался – отпугивал усилившийся дождик, который грозил кое-кому помаду и тушь по кукольным мордашкам размазать. Так что добраться до цели оказалось даже проще, чем я думала.

Я не знала, что ищу. Моей цели пришлось уместиться в краткое определение «что-нибудь». Задача не из простых, когда имеешь дело со старым домом, с ржавым подоконником, заляпанным всякой дрянью. Я почти сразу осознала, насколько нелепо смотрюсь – зависшая над дождливой пустотой, с задумчивым видом уткнувшаяся носом в эту грязюку. Еще и не самое безопасное развлечение… Но не отступать же! Даже если никакого результата нет, сделаю все, что смогу, чтобы оправдаться хотя бы перед своей совестью.

По крайней мере, изначально результата не намечалось, а потом кое-что все-таки зацепило мое внимание. Правда, не на подоконнике, на самом окне: примерно на середине по высоте была сбита штукатурка. Причем как-то непонятно, треугольниками… Я даже фонариком смартфона подсветила, чтобы получше рассмотреть. В какой-то момент я допустила, что это уже следствие здешних буйных вечеринок, но нет, не похоже. Штукатурка успела потемнеть, скол не свежий. Думаю, прошел хотя бы год… Или больше? Не очень разбираюсь в таком, но рискну предположить, что произошло это до того, как из квартиры уехала Дарина. Конечно, это не доказывает, что ее действительно кто-то преследовал… Ну а что тогда доказывает? Что у здешних голубей есть мачете?

Поразмыслить об этом я не успела: я все-таки привлекла к себе внимание. Да и не мудрено, мои изыскания с фонариком смотрелись странновато даже на фоне местных забав.

– Эй! – прозвучало у меня за спиной. – Ты еще кто?

Такие вопросы способны задать и гости, но редко. Гости обычно по умолчанию допускают, что могут кого-то не знать. А вот хозяин имеет хотя бы отдаленное представление о том, кого пригласил – или хозяйка, как в этом случае.

Я тут же сделала шаг от окна, чтобы не провоцировать здешнюю фауну на изгнание меня самым быстрым и наименее законным способом, потом только обернулась. Я приготовилась оправдываться – с улыбкой, с шутками, чтобы избежать скандала. Но когда я увидела, кто стоит передо мной, мне вмиг стало не до того.

– Эмилия? – недоверчиво уточнила я.

– Ну… Да… А ты кто? Погоди, я тебя знаю…

Знает, конечно, пересекались не раз. Она бы вспомнила об этом, если бы была трезва. Однако она встретила меня не то что в легком подпитии – глаза уже стеклянные, непонятно, как вообще на ногах держится.

Эмилия – младшая сестра Дарины. По крайней мере, наполовину сестра. Она старшая из трех детей, которыми тетя Таня обзавелась в новейшем браке. Не в том, который с мнимым педофилом, а в следующем. Девочки Эмилия и Стефания, мальчик… не помню, как точно, вылетело из головы, но тоже далеко не Иван. Я б сказала, что тетю Таню на младшеньких переклинило, но нет, Дарина ведь тоже не стала какой-нибудь там Дарьей!

Все это сейчас не так важно, меня другое волнует… Что тут вообще происходит? Из рассказа Дениса у меня сложилось впечатление, что квартиру Даши пришлось продать, чтобы ей было на что жить. Однако вряд ли она заключила сделку с собственной сестрой! Да и нет у многодетной семьи таких денег, чтобы еще одну квартиру взять и купить.

Что это тогда за расклад? Дарину изгнали подальше от цивилизации, чтобы вселить сюда подросшую Эмилию? Дарина бы на такое не согласилась! По крайней мере, в здравом уме…

– Ты чего приперлась? – напомнила о себе Эмилия, прерывая поток моих размышлений.

– Посмотреть пришла, что стало с квартирой, которую ты внаглую отжала у больной сестры, – спокойно заявила я. Иногда нападение – это действительно лучшая защита.

– Чего?..

– Что слышала. Я прекрасно вижу, что вы сотворили. Зная твою мать, уверена, что по закону до вас не докопаться. Но тебе самой как, нормально спится по ночам? Не мучает осознание того, что ты пусть и косвенно, а все-таки причастна к смерти сестры?

Полагаю, на трезвую голову Эмилия устроила бы со мной знатную грызню. Она из тех зумеров, которые уверены, что им весь мир должен – всё и немножко больше за пятиминутное ожидание. Но сейчас ее во всех смыслах штормило, и мои слова пробирались через кокон ее бессвязных мыслей. Судя по тому, как она покраснела, до нее дошло, что я сказала нечто не слишком приятное. Однако разобраться, что именно и как на это реагировать, она не сумела.

Я задерживаться не стала, я видела, что подружки Эмилии, которые были чуть менее пьяны, уже потянулись за смартфонами. Может, кто-то уже съемку начал! А мне это точно не нужно, поэтому я предпочла уйти.

Мысли становились все мрачнее. Я знаю, что нельзя так думать, но… Что, если это родня намеренно свела Дарину с ума? Да, квартира у нее не элитная, старая двушка, давно уже нуждавшаяся в ремонте. Так ведь тете Тане нужно куда-то трех подрастающих отпрысков расселить, разборчивость в таких случаях непозволительна! Часть меня шептала, что в обычной жизни так не бывает, меня несет куда-то в сферу фильмов и кино, совсем как говорил Денис. А другая часть спрашивала: возможно ли это? Чисто теоретически, могло ли такое случиться?

Увы, чисто теоретически – могло.

У Дарины и ее матери всегда были странные отношения. В детстве я этого не замечала, потому что, будучи безмозглым и поверхностным, как большинство маленьких детей, созданием, я завидовала подруге. Просто ее мама была такой молодой, красивой, яркой… Не то что моя! Моя собственная мать на фоне тети Тани казалась мне старушкой, о чем я в приступе детской безжалостности однажды ляпнула вслух.

Но в начальной школе я просто не могла построить причинно-следственные связи. Позже я выяснила, что тетя Таня не казалась мне очень юной, она такой и была – младше моей мамы почти на двадцать лет. Ну, просто тетя Таня со своими первыми родами едва уложилась в границу дозволенного, а моя мама долго болела, лечилась и не сдавалась… Естественно, обзаведясь нормальными мозгами, я перед мамой извинилась, но в то время разница в возрасте, которая значительно превосходила мою собственную жизнь, была для меня грандиозной.

Любуясь красотой тети Тани, я как-то не обращала внимания на то, что она очень редко забирает Дарину из школы, куда чаще это делает бабушка. И на собрания тоже бабушка ходит. И наш класс во всяких поездках сопровождает, если приходится. Если же тетя Таня появлялась в школе, она в основном дышала духами и туманами, на этом ее функционал заканчивался. Она не украшала класс к праздникам, не готовила праздничные обеды, она не обнимала Дарину так, как меня обнимала моя мама… В какой-то момент это заметила даже я и не преминула спросить подругу напрямую.

Дарина заверила меня, что все в порядке. Но она говорила то же самое, когда ее мама, заплаканная, раскрасневшаяся, впервые в жизни (моей, не своей) страшная, проклинала Дарину за то, что та лишила ее второго мужа своими россказнями про изнасилование. Кажется, она даже ударила дочь при всех… Короче, разбирательство было долгое, скандальное и крайне неприятное для всех сторон.

При этом Дарина никогда не жаловалась на мать, даже в старшем возрасте. Они просто существовали параллельно друг другу. Я в это не лезла: Дарина ведь справляется! Тогда мне какое дело? Хотя то, как тетя Таня трясется над тремя младшими детьми – они пошли в ту же школу, – меня неприятно удивляло.

Так что теперь, когда я невольно пнула ее драгоценную Эмилию, я даже не сомневалась, что она позвонит мне. Интрига была лишь в одном: ночью или утром?

Она позвонила утром. Не думаю, что это из уважения к моему личному времени. Скорее всего, Эмилия просто сумела ей пожаловаться, лишь когда протрезвела.

– Лора, что, по-твоему, ты творишь? – холодно осведомилась тетя Таня.

Она умела быть строгой, и в детстве я ее даже побаивалась. Ну а как не побаиваться такой красивой Снежной Королевы, когда она прямо на тебя смотрит ледяным взглядом и может одним заклинанием уничтожить? Теперь же годы прошли, меня уничтожить стало куда сложнее – да и Снежная Королева исчезла: подтаяла, растеклась по весне.

– Пытаюсь выяснить, почему моя тяжело больная подруга оказалась за пределами цивилизации, когда у нее была квартира в городе, – в тон собеседнице ответила я.

– Такая уж и подруга! Когда вы последний раз общались?

– Это не имеет значения. Дарина не перестала быть мне подругой точно так же, как она не перестала быть вам дочерью.

– Много ты понимаешь!

– Меньше, чем хотелось бы. Вы уверены, что хотите обсуждать это по телефону?

– Я вообще это обсуждать не хочу!

– А придется, – объявила я. – У меня есть к вам пара вопросов – и предложение. Как насчет того, чтобы встретиться?

Я не сомневалась, что она согласится. Хотелось верить, что ради Дарины, но… Подозреваю, что Эмилии было отведено в ее мыслях куда больше места.

Она, как и Денис, настояла на том, чтобы мы встретились у нее дома. Это новый тренд такой, что ли? А может, так ей хотелось сохранить гордость – при том, что я навязала ей эту встречу.

Впрочем, скоро выяснилось, что я приписывала ей лишнее коварство. Просто ее младшая дочь, которая Стефания, еще совсем сопливка… Во всех смыслах: ей одиннадцать и она по уши в соплях. Именно по этой причине деточка не пошла в школу, а озабоченная мать отказалась покидать квартиру. Помнится, Дарине в детстве дозволялось оставаться дома, только если у нее ноги отнялись… Ну да ладно, зачем думать о грустном?

Теперь пребывающая на последнем хриплом издыхании Стефания гоготала как гусь-переросток за какой-то компьютерной игрой, а мы с тетей Таней закрылись на кухне, чтобы поговорить о своем, о взрослом. Жизнь – странная штука, да? Я говорю о взрослом с мамой моей одноклассницы, потому что мы обе теперь взрослые. Когда-то это казалось чуть менее реальным, чем стадо единорогов.

Да и тетя Таня из прошлого никак не вязалась с той, кто сидел сейчас напротив меня. Это ирония судьбы или карма, сказать сложно, но моя мама ныне выглядела моложе, чем та, по сравнении с кем она виделась мне старухой. Время здесь отошло на второй план, главную роль сыграла сама жизнь. Тетя Таня времен моей младшей школы уделяла немалое внимание уходу за собой: она была стильно одета и безупречно накрашена. А эта, новая, раздалась, сильно набрала вес, причем килограммы осели на ней не тугой плотью, нет, скорее, чем-то мягким, на кисель похожим, кое-как вбитым под мучнисто-бледную кожу с россыпью красных точек воспаления. Волосы сильно пережжены черной краской, брови угольные, геометричные такие – кажется, что-то перманентное… Скорее всего, потому что макияжа нет. Черные брови эти, под ними – черные точки зрачков, а все остальное сливается на контрасте в большой белый блин. Вообще не та, кем она когда-то была, во всех отношениях. Я заметила это еще на похоронах, однако там мне казалось, что дело в горе, оно никого не красит. Но сейчас тетя Таня выглядела совершенно спокойной, она явно давно не плакала… Плакала ли вообще? Возможно, я невольно относилась к ней хуже, чем она того заслуживала, но иначе не получалось.

Естественно, чай и кофе она предлагать не собиралась. Может, предложила бы цианиду, да закончился. Она раздраженно постукивала по столешнице отекшими пальцами с заметными желтыми пятнами от табака – я даже не знала, что такое еще бывает!

– Что ты устроила, Лора? – спросила она. – Если тебя так травмировало то, что произошло с Дашей, иди к психологу, а не преследуй мою семью.

– Я всего лишь отправилась к Дашиной квартире. Я не ожидала застать там вашу семью.

– Отчего же? Это квартира моей матери.

– Вашей дочери, – напомнила я. – Дарина была собственником, это я знаю наверняка.

– Раньше – а теперь Эмилия!

– Отсюда и вопрос: как так вышло?

– Да с чего ты решила, что это твое дело? – поразилась тетя Таня. Точнее, Татьяна Туронова, так будет правильней. – Почему думаешь, что я начну оправдываться перед тобой, что-то объяснять? Мне куда проще написать заявление в полицию – ты пришла в чужой дом без приглашения!

– Дверь была открыта, так что мое вторжение еще нужно доказать. Но и это мне делать не придется, потому что никакое заявление вы не напишете. Ведь тогда придется объяснять полиции, почему там проходила шумная гулянка бухих малолеток. Там точно всем восемнадцать было? Потому что программа торжества это предполагала.

– Это и есть твое предложение – угрозы?

– Нет, мое предложение чуть практичней: мне известно, что вы продаете дом Дарины. Я готова его купить.

Я пока не упоминала, что они не имеют права его продавать, Татьяна и так настроена враждебно. Следовало делать ставку на то, что ее точно заинтересует: деньги.

Деньги им нужны, это видно, даже при том, что они отжали квартиру Дарины. Собственное жилище Туроновых не было убогим, ни в коем случае. И все же тут легко было догадаться, что семья живет небогато: мало места, весьма скромная мебель, обилие вещей, которые некуда деть, создает ощущение захламленности даже при очевидном порядке. Причем моя краткая встреча с Эмилией намекнула, что она не из тех детей, которые рано бегут работать, лишь бы помочь старшему поколению, так что какое-то время родителям придется содержать и ее… Думаю, продолжительное.

Мой расчет оказался верным: в глазах Татьяны явно считывался жадный интерес, хотя презрительно ухмыляться она не прекратила.

– Ты-то? Зачем это тебе, понравилось трупы находить?

Ни хрена себе… Понятно, что я ей не нравлюсь и она хотела сделать больно мне – но какими методами! Речь ведь шла не о трупе, скажем, сбитой дворняги, а о ее дочери! Не знаю, каким чудом мне удалось проигнорировать этот выпад… Многолетний опыт переговоров включается автоматически.

– Сколько? – только и спросила я.

Она ненадолго задумалась, потом ляпнула стоимость, в три раза превышающую истинную цену такой недвижимости. Не знаю, на что надеялась… Или избавиться от меня, или выжать по максимуму? Не важно, она уже вступила в денежную игру, только это и имело значение.

– Нет, – покачала головой я. – Я хочу этот домик, потому что с ним связано и мое детство. Но я прекрасно знаю, что он столько не стоит.

– Да? Увидим!

– Не увидим. Ближайшие полгода вы не имеете права выставлять его на продажу. Выставите – и я гарантирую, что это не останется незамеченным. Так что полгода придется подождать, а за это время убрать там, привести участок в порядок… Вы к этому готовы? И вы уверены, что инвестиции туда отобьются? Я-то полгода ждать не буду, мое предложение действует только сейчас.

– Какое еще предложение? – зло поинтересовалась Татьяна.

Я на эту злость не обратила внимания. Она знает, что я права, она загнана в угол. Только поэтому меня еще не вышвырнули из квартиры.

– Я дам половину суммы, которую вы назвали, – пояснила я. – И за эти деньги заберу дом прямо сейчас – со всем бардаком, со всеми проблемами.

– Сама же сказала, что его нельзя продавать!

– Верно, поэтому мы оформим договор о намерении. Но там будет указана сумма, которую я выплачу сразу и которую обязуюсь выплатить, когда сделка будет закрыта. Ну а поскольку я все равно переплачиваю, мне нужна будет и кое-какая информация о Дарине. Соглашаетесь – завершаем разговор, оформляем сделку хоть сегодня. Нет – до свидания.

– Что за детский сад, что за игры ты устроила?

– А какая разница? Все выполнимо. Да или нет?

Не думаю, что она вот так сразу мне поверила, и все же она не отказалась. Она, должно быть, заметила, на какой машине я приехала на похороны, видела, какой смартфон лежит передо мной на столе. Она знала, что деньги у меня есть – и была достаточно умна, чтобы понять: тот домик действительно проблемная недвижимость. Она решила все-таки рискнуть, от рассказа она ведь все равно ничего не теряла!

– Что ты хочешь знать?

– Всего один вопрос: почему вы не любили Дарину?

Я произнесла это спокойно, но ожидала, что она все равно возмутится, начнет обвинять меня в том, что я нагнетаю, ну, или доказывать, что я не права… Возможно, раньше она бы так и сделала. Раньше – это до смерти Дарины. Но смерть всегда чертит границу – и за этой границей приходится признать нелюбовь.

Это не значит, что Татьяна вмиг прозрела и прониклась светлым чувством. Но она хоть на каком-то уровне признала, что задолжала Дарине. Может, я романтизирую ситуацию, однако все время разговора меня не покидало ощущение, что Татьяна исповедуется не передо мной, а перед своей дочерью.

Она не любила Дарину по одной очень простой причине: она этого ребенка не хотела. Хотела юная Таня в основном секса, кто ж знал, что от такого дети берутся? Ладно, утрирую, она знала, но предохраняться решила подсчетом дней цикла – кто-то внушил ей, что это классная идея. Видимо, возлюбленный, у которого от иных мер предохранения «ощущения не те». И то ли Таня оказалась гуманитарием, то ли сам метод – фигня полная, но в результате летних прогулок зародилась жизнь.

И если с предохранением у Тани были проблемы, то с другими медицинскими познаниями все обстояло иначе, она сразу же заговорила об аборте. Возлюбленный был, в общем-то, не против, но вмешались матери с обеих сторон, которые дуэтом заголосили о том, что каждая жизнь священна. Молодым пришлось быстренько бежать в ЗАГС, а в положенный срок – еще и в роддом.

Старшее поколение наверняка ожидало, что за девять месяцев Таня привыкнет к новой роли, но материнский инстинкт дал сбой.

– Мне казалось, что во мне растет огромный паразит, – горько усмехнулась она. – Не ребенок, а чудовище, готовое украсть мои мечты, ту жизнь, к которой я стремилась… Но все сроки аборта прошли, и я молчала, надеялась, что все как-нибудь наладится само собой.

Конечно же, ничего не наладилось. Отношения с мужем тоже не складывались: он был готов к браку не больше, чем Таня. Но если ее бурную юность поставили на паузу токсикоз и растущий живот, то его ничто не сдерживало. Он делал, что хотел – сначала робко, еще с чувством вины, а потом все уверенней и уверенней. Когда Таня попыталась образумить его старым-добрым скандалом, ответ получила тоже исторически стереотипный – оплеуху. Молодая семья окончательно развалилась через год после рождения Дарины, и уже бывший супруг тут же рванул в другую страну, чтобы избежать алиментов.