Текст книги "Путь на Рейхстаг начинался в окопах Первой мировой"

Орудия разместили в кюветах и прямо на дороге.

«Мы видели с НП, как шли на 20 танковую внушительные силы врага. И увидели, что с ними стало. Артиллеристы подпустили фашистов поближе и открыли огонь. На шоссе образовалась чудовищная пробка из обломков мотоциклов и бронемашин, трупов гитлеровцев. Но наступавшие вражеские войска продолжали по инерции двигаться вперед, и наши орудия получали всё новые цели.

Враг понёс тут большие потери и был отброшен».

Константин Константинович привёл показания пленного немецкого полковника, который на допросе сказал: «Артиллерия ваша превосходна, да и дух русского солдата на высоте».

В своих записях Рокоссовский постоянно рассказывает о моральном и душевном состоянии наших солдат: «…Дивизии наши поредели. Но бойцы и командиры из необстрелянных стали обстрелянными. Они на личном опыте убедились, что „немцев, как и японцев, бить можно“ (это выражение одного танкиста из 35 танковой дивизии; я поинтересовался – при чем тут японцы? Оказывается, он помнил Халхин-Гол). Словом, люди стали сильнее… Ни огромное превосходство противника в танках, ни широкое использование им авиации, которая беспрепятственно бомбила наши боевые порядки, не сломили упорства корпуса. Гитлеровцы не смогли разгромить нас. Им удалось лишь потеснить наши войска, да и то ценой огромных потерь».

Свои потери пополняли бойцами, потерявшими собственные подразделения. Их собирали и направляли в строй. Многие из них затем проявили себя на поле боя.

В боях под Луцком и Новоград-Волынским проявился полководческий талант Рокоссовского, умело сочетавшего действия пехоты, артиллерии и имевшихся танков. За отличия в этих боях все командиры дивизий 9-го мехкорпуса были отмечены правительственными наградами. Сам комкор был награжден четвертым орденом Красного Знамени.

В разгар боёв под Новоград-Волынским пришло распоряжение Ставки о назначении Константина Рокоссовского командующим армией.

О первых днях войны подробно рассказал заместитель командующего Западным фронтом Иван Васильевич Болдин в своей книге «Страницы жизни».

Прибыв ночью 22 июня в штаб Западного фронта, И. В. Болдин спросил командующего генерала Павлова о произошедшем.

«Сам как следует не разберу. Понимаешь, какая-то чертовщина. Несколько минут назад звонил из третьей армии Кузнецов (генерал Василий Иванович Кузнецов, командующий 3-й армией. – Примеч. авт.). Говорит, что немцы нарушили границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно, штаб армии. Связь с частями по проводам нарушена, перешли на радио. Две радиостанции прекратили работу – может, уничтожены. Перед твоим приходом звонил из десятой армии Голубев, а из четвертой – начальник штаба полковник Сандалов. Сообщения неприятные. Немцы всюду бомбят».

Об этом же в тот день писал по другую линию фронта начальник Генерального штаба вермахта Франц Гальдер, но только другими словами: «Утренние сводки сообщают, что все армии, кроме 11 [на правом фланге группы армий „Юг“ в Румынии], перешли в наступление согласно плану. Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника на всем фронте полной тактической внезапностью.

Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать ещё большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения наших подвижных частей, для чего в настоящее время всюду есть полная возможность. Военно-морское командование также сообщает о том, что противник, видимо, застигнут врасплох. За последние дни он совершенно пассивно наблюдал за всеми проводившимися нами мероприятиями и теперь сосредоточивает свои военно-морские силы в портах, очевидно опасаясь мин».

Подводя итоги двухнедельных боев на советско-германском фронте, он не без видимого удовольствия отмечал: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней».

Вернёмся в штаб советского Западного фронта по описанию генерала Болдина: «Вскоре снова позвонил Кузнецов, сообщил, что немцы продолжают бомбить. На протяжении пятидесяти километров повалены все телеграфные и телефонные столбы. Связь со многими частями нарушена…

Много наших самолетов погибло, не успев подняться в воздух. А фашисты продолжают с бреющего полета расстреливать советские войска, мирное население. На ряде участков они перешли границу и, заняв десятки населенных пунктов, продолжают продвигаться вперед».

В штабе фронта не смолкает телефон. Четырежды звонил нарком Тимошенко, выясняя обстановку и передавая указания.

«Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

– Как же так? – кричу в трубку. – Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!

Я очень взволнован. Мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Но существует приказ не поддаваться на провокации немецких генералов».

Наконец из Москвы поступил приказ немедленно ввести в действие «Красный пакет», содержавший план прикрытия государственной границы. Но было уже поздно. «В третьей и четвертой армиях приказ успели расшифровать только частично, а в десятой взялись за это, когда фашисты уже развернули широкие военные действия.

Жестокая война началась. Но разве это война? Нет, пока что это безнаказанный бандитизм. А для нас главное – в этой суровой действительности не пасть духом».

Связь с командованием 10-й армии прервалась, и было решено выехать Болдину в Белосток на командный пункт для выяснения обстановки. Однако по дороге машину обстреляли немецкие самолёты. Шофёр и почти все сопровождающие были убиты. И всё же добраться в штаб армии удалось, и командующий 10-й армией генерал-майор К. Д. Голубев доложил обстановку.

«На рассвете три вражеских армейских корпуса при поддержке значительного количества танков и бомбардировочной авиации атаковали мой левофланговый пятый стрелковый корпус. Дивизии корпуса в первые же часы боя понесли большие потери. Особенно пострадала сто тринадцатая.

И по лицу, и по голосу генерала чувствуется, что он сильно переживает. Попросив разрешения, он вынул из кармана коробку с папиросами, закурил, а затем, водя карандашом по карте, продолжал:

– Чтобы предотвратить охват армии с юга, я развернул на реке Курец тринадцатый механизированный корпус, но, сами знаете, Иван Васильевич, танков в дивизиях корпуса мало. Да и что можно требовать от Т-26? По воробьям из них стрелять… В центре, против первого стрелкового корпуса, в направлении на Белосток наступает сорок второй армейский корпус. Чтобы укрепить здесь оборону, я поставил шестой механизированный корпус на рубеж по восточному берегу реки Царёв, в полосе Крушево, Суражи.

Это сообщение вывело меня из себя:

– Что вы делаете, генерал? Ведь вам известно, что механизированный корпус предназначен для контратак по наступающему противнику, а не для того, чтобы затыкать прорехи в обороне.

Командующий склоняется над картой, тяжко вздыхает, потом говорит:

– Это справедливо. Но с чем воевать? Почти вся наша авиация и зенитная артиллерия разбиты. Боеприпасов мало. На исходе горючее для танков.

– Насколько мне известно, товарищ Голубев, в вашей армии было достаточно горючего. Куда же оно делось?

– Тут, видимо, вражеская агентура поработала. Уже в первые часы нападения авиация противника произвела налёты на наши склады с горючим. Они и до сих пор горят. На железнодорожных магистралях цистерны с горючим тоже уничтожены. Ясно, что это не случайно, вражеская авиация действовала по хорошо известным ей объектам».

Во время доклада прибывший на КП командир 6-го кавалерийского корпуса генерал-майор И. С. Никитин сообщил о разгроме 6-й кавалерийской дивизии.

«В момент вторжения противника она находилась южнее Ломжи, приняла на себя удар. Вначале всё шло хорошо. Конники превосходно дрались. Они буквально усеяли землю вражескими трупами и ни на один шаг не отступили. Тогда враг бросил на дивизию авиацию. – Никитин безнадежно махнул рукой. – А как кавалерии защищаться от самолетов? Клинком их не перешибешь! Прикрытия с воздуха тоже нет. Так и растрепали фашисты дивизию.

Жаль людей. Замечательные хлопцы были. Орлы, один в одного».

Сам генерал Иван Семёнович Никитин согласно приказу Ставки и командования фронта организовал контрнаступление под Гродно. Корпус был окружён немецкими войсками. При попытке прорваться из окружения, 6 июля 1941 года, генерал-майор Никитин тяжело раненным был захвачен в плен. Содержался во Владимиро-Волынском лагере военнопленных, затем в концлагере в Хаммельсбурге. Организовал группу сопротивления. В январе 1942 года переведён в Нюрнбергскую тюрьму, где в апреле 1942 года был расстрелян за отказ сотрудничать с врагом.

Вот ещё некоторые подробности первых боёв.

«Бойцы держатся хорошо, героически. Но что сделаешь против самолета или танка? Там, где есть возможность за что-либо зацепиться, где имеются крепкие узлы обороны, противник получает сильный отпор и добиться ничего не может. К сожалению, таких узлов у нас мало, а гитлеровцы на рожон не лезут, обходят их, наступают клиньями, выигрывая время и пространство.

Пограничники тоже сражались хорошо. Но их мало. И нам поддержать их нечем. Вот и шагают гитлеровцы нахально, во весь рост. Идут, точно они уже победители. И это в первый день войны! А что же будет дальше?»

И в этот момент от командующего фронта поступил приказ об организации контрнаступления. На возражение о том, что армия Голубева понесла потери и с трудом сдерживает натиск врага, последовал ответ: «У меня всё. Приступайте к выполнению задачи. Несёте личную ответственность».

«Много лет спустя, – пишет далее Болдин, – уже после войны, стало известно, что Павлов давал несуществующей ударной группе одно боевое распоряжение за другим, совершенно не интересуясь, реальны ли они в той обстановке, какая сложилась на Западном фронте. Корпус Никитина попал в окружение именно после этого приказа.

Зачем понадобилось Павлову издавать эти распоряжения? Возможно, для того, чтобы создавать перед Москвой видимость, будто на Западном фронте предпринимаются какие-то меры для противодействия наступающему врагу?»

На третий день войны 10-я армия и начальник штаба Западного фронта И. В. Болдин вместе с ней оказались в тылу противника. Связь была окончательно потеряна, боеприпасы на исходе, горючего нет. Но боевые действия в районе Белостока не прекращались ни днём ни ночью.

Неожиданно на KП прибыл маршал Г. Н. Кулик. И после выяснения обстановки снова вылетел в Москву.

На пятые сутки войска вынуждены были отступить и разрозненными группами разошлись по лесам.

«Мы не знаем, где проходит линия фронта, что делается на Большой земле. Неизвестность всегда тяготит, и настроение у людей неважное. А тут ещё фашисты сбрасывают листовки, в которых твердят: „Москва взята германскими войсками! Русские, сдавайтесь! Ваше сопротивление бесполезно!“

На некоторых это действует разлагающе. Но я вижу, что абсолютное большинство не верит провокационным сообщениям и намерено продолжать борьбу с врагом».

Было принято решение пробиваться к своим отдельными частями, чтобы оставаться менее заметными. По дороге вступали в бои с попадавшими на пути немцами и собирали разрозненные группы наших бойцов. Однажды повстречали группу танкистов, державших в одиночку оборону.

«…Увидев нас, они поднялись. Старший доложил, что боеприпасов у каждой машины по комплекту, а горючего нет.

– Вот бы, товарищ генерал, горючего раздобыть! – тяжело вздыхая, говорит совсем молоденький паренёк. – Все снаряды тогда пустили бы в дело, а так сиди и жди, когда на тебя кто из врагов нарвется…

Только присели было, как проселочная дорога закурилась пылью, и на ней показалась вражеская колонна из 28 танков. Каждая минута дорога. Приказал танкистам открыть огонь.

Наш удар оказался для гитлеровцев настолько неожиданным, что, пока они пришли в себя и открыли ответный огонь, мы уничтожили двенадцать вражеских машин. К сожалению, у нас кончились снаряды, и фашисты начали безбоязненно нас расстреливать. Один за другим загорелись наши танки. Оставив их, мы стали отходить к лесу».

В эти тяжёлые и, казалось, безнадёжные дни многие бойцы впадали в уныние, но сдаваться не желали. Нарастала злость и ненависть к врагу, но в безвыходном положении она помогает найти спасительный выход.

Бои следовали один за другим. «В ту ночь дорога была на редкость пустынной. Только часа через два из-за поворота показались шесть машин. Нужно действовать быстро. Не исключено, что за этими шестью появятся другие автомашины или танки. Тогда легко попасть в беду.

Немногим гитлеровцам удалось убежать. Наши бойцы захватили десятка три автоматов, много патронов и несколько гранат. Пригодились и вещевые мешки с продуктами. Трофеи были доставлены в лес. А машины с основным грузом – запасными частями – облили горючим и сожгли.

Теперь пора уходить подальше от этого места. Перед выступлением мы не удержались от искушения и вышли на опушку, чтобы посмотреть приятную картину: вражеские машины, охваченные ярким пламенем. На сердце радостно от сознания, что начинаем отплачивать гитлеровцам по большому счету».

По ходу своего боевого пути из глубокого немецкого тыла на восток группа Болдина, собирая отдельных бойцов и целые группы, достигла дивизионной численности. Встречались и вполне боеспособные подразделения. Одно из них возглавлял полковник Стрельбицкий. Его группа даже предпринимала попытки освободить Минск, уже занятый фашистами.

Сводную дивизию Болдина уже составляли пять отрядов. Да ещё с артиллерией. Была налажена дисциплина. Проводились командирские учения с обсуждением уже имеющегося опыта войны.

Первая попытка прорыва оказалась неудачной. Но руки не опустили. Разгромили вражеский гарнизон в Журавах, захватив так нужное оружие, боеприпасы и транспорт.

Было решено связаться со своими. Разведчики сумели перейти линию фронта и встретиться с командующим 19-й армией И. С. Коневым. В свою очередь он связался с командующим фронта С. К. Тимошенко, и тот приказал обеспечить выход лесной дивизии из окружения.

«Прошу хорошо запомнить, что я вам скажу, – сказал разведчикам Конев. – Завтра, одиннадцатого августа, в семь ноль-ноль мы начнем авиационную и артиллерийскую подготовку, а в восемь ноль-ноль наступление. К девяти часам генерал Болдин должен занять исходные позиции в полосе четыре-пять километров и быть готовым к прорыву. Когда всё внимание противника будет обращено на нас, пусть ваша дивизия начинает наступление с тыла. Да покрепче кричите „ура“, чтобы при встрече мы случайно не стали стрелять друг в друга. Для большей гарантии мы установим опознавательные знаки: шест с перекладиной, в виде буквы „Т“. К ней будут прикреплены три белых полотнища».

К счастью, и обратно в дивизию Болдина разведчики сумели пробраться через линию фронта.

11 августа, точно в назначенное время, части генерала Конева, находившиеся по ту сторону фронта, открыли орудийный огонь и бомбардировали противника.

Отряды лесной дивизии скрытно, без выстрелов приблизились к врагу и нанесли удар по неприятельской артиллерии. От неожиданности фашисты растерялись и не успели открыть огонь.

Далее И. В. Болдин пишет: «Немецкую пехоту мы также застигли врасплох. Тысячеголосое „ура“ прокатывалось, точно морская волна, по всему фронту.

И тут гитлеровцы бросили против нас авиацию. В наших цепях стали рваться бомбы. Одна упала совсем рядом. Всё же мы смяли гитлеровцев во всех траншеях. Фронт был прорван!

Из вражеского окружения вместе со мной вышло 1654 вооруженных бойца и командира. За сорок пять дней рейда по тылам противника мы уничтожили несколько вражеских штабов, 26 танков, 1049 грузовых, легковых и штабных машин, пять батарей артиллерии, один самолет и несколько вражеских складов, среди которых один с авиабомбами. При этом истреблено свыше тысячи гитлеровских солдат и офицеров».

Ставка Верховного главнокомандования в приказе № 270 отметила высокое мужество личного состава дивизии, вышедшей из окружения. Многие были награждены. Командир лесной дивизии Иван Васильевич Болдин 14 августа был принят в Кремле Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным. Вскоре последовало его назначение заместителем командующего Западного фронта.

Отряд, который возглавлял генерал К. Д. Голубев, тоже сумел вырваться из окружения. В конце июля он был назначен командующим 13-й армией, принявшей участие в битве за Смоленск.

К несчастью, не все окружённые в приграничных боях советские части сумели добраться до своих. Многие погибли. Часть попала в плен. В первые недели было много добровольно сдавшихся. Но чаще вследствие тяжёлых обстоятельств – ранений, контузий или невозможности сопротивляться.

Вместе с группой Голубева к своим пробивался и генерал Д. М. Карбышев. В начале июня 1941 года он был командирован в Западный особый военный округ, где инспектировал ход строительства фортификационных сооружений Гродненского укрепленного района. При попытке вырваться из окружения штабная группа Голубева оторвалась и ушла вперёд. Оставшиеся отряды с боями дошли до Днепра. Опытный генерал Карбышев был примером стойкости для окружённых. В одном из переходов он, вместе с другим воином, нёс раненого солдата. В бою у деревни Добрейка под Могилёвом, прикрывая прорыв группы наших бойцов, генерал Д. М. Карбышев был тяжело контужен и в бессознательном состоянии захвачен в плен.

Ещё в первые дни боёв у границы ему несколько раз предлагали вернуться в Москву на самолёте. Но Карбышев ответил: «Я солдат. А солдат в такой момент не уезжает и не бросает фронт». Вместе с другими воинами он испил горькую чашу окружения, отступления и пленения до конца. Немцы несколько месяцев пытались склонить его на свою сторону, предлагая прекрасные условия для работы по своей специальности. В том числе собственную лабораторию и свободу передвижения. Генерал Карбышев отказался служить врагу. Вместе с другими военнопленными он организовывал группы сопротивления. В феврале 1945 года в лагере Маутхаузен Дмитрий Михайлович Карбышев был казнён изуверским способом – залит ледяной водой на морозе.

Остатки 3-й армии, окружённой под Гродно, в конце июля вышли из окружения в районе Рогачёва. 25 августа В. И. Кузнецов был назначен командующим 21-й армии, которая вскоре приняла участие в Рославльско-Новозыбковской операции.

Перед битвой за Москву он возглавил 1-ю ударную армию. Сталин вызвал Кузнецова в Ставку прямо из госпиталя и объявил ему о назначении.

А. И. Ерёменко, тогда командовавший армией в Забайкальском военном округе, за три дня до войны был срочно вызван в Москву. Выехав на поезде, он вскоре пересел на самолёт и 28 июня прямо с аэродрома прибыл в Наркомат обороны. Маршал С. К. Тимошенко объявил о назначении его командующим Западного фронта вместо Д. Г. Павлова.

«На командный пункт Западного фронта, находившийся в лесу недалеко от Могилева, мы приехали рано утром. Командующий в это время завтракал в небольшой, отдельно стоящей палатке. Я зашёл в палатку, а генерал Маландин пошёл искать начальника штаба фронта. Генерал Павлов приветствовал меня, по своему обыкновению, довольно шумно, забросав множеством вопросов и восклицаний:

– Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами к нам вас занесло? Надолго ли?

Вместо ответа я протянул ему предписание. Пробежав глазами документ, Павлов, не скрывая недоумения и беспокойства, спросил:

– А меня куда же?

– Нарком приказал ехать в Москву, – ответил я.

Павлов пригласил меня к столу.

Я отказался от завтрака и сказал ему:

– Нам нужно поскорее разобраться в обстановке на фронте, выяснить состояние наших войск, осмыслить намерения противника.

Павлов после непродолжительной паузы заговорил:

– Что можно сказать о создавшейся обстановке? Ошеломляющие удары противника застигли наши войска врасплох. Мы не были подготовлены к бою, жили по-мирному, учились в лагерях и на полигонах, поэтому понесли большие потери, в первую очередь в авиации, артиллерии, танках, да и в живой силе. Враг глубоко вторгся на нашу территорию, заняты Бобруйск, Минск» (Ерёменко А. И. В начале войны).

Павлов ссылался на позднее получение директивы о приведении войск в боевую готовность.

Но в том, что удар противника оказался внезапным для наших войск, полагал Ерёменко, определенную долю ответственности несет также высшее военное руководство.

Необходимо было принять все меры для изучения вероятного противника, его замыслов. Если бы правительству были представлены всесторонне проанализированные и достаточно надёжные данные об обстановке на западных границах, оно не смогло бы игнорировать их.

Кроме того, Наркомат обороны и Генеральный штаб могли бы принять меры, не идущие вразрез с указаниями правительства. Например, усиление боеготовности частей, бдительности командного и личного состава. Можно было частично вывести войска в порядке плановых учений в подготовленные районы близ границы.

На вопрос Павлова: «А меня куда?» – вскоре последовал ответ. Он был арестован и после недолгого следствия по приговору Верховного суда «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти» был приговорен к расстрелу. Вместе с ним были расстреляны: начштаба фронта генерал-майор В. Е. Климовских, начальник связи фронта генерал-майор А. Т. Григорьев, начальник артиллерии фронта генерал-лейтенант Н. А. Клич, командир 14-го мехкорпуса генерал-майор С. И. Оборин, командующий 4-й армией генерал-майор А. А. Коробков.

Командующий ВВС фронта генерал И. И. Копец застрелился в своём служебном кабинете ещё в первый день войны, узнав о потерях (738 самолётов, из них 528 на земле).

А. И. Ерёменко был назначен командующим Западного фронта 30 июня. Через три дня было создано Западное направление Красной армии для противодействия группе армий «Центр», рвущейся через Смоленск на Москву. Западное направление, включало в себя несколько фронтов, в том числе и Западный. Возглавил его бывший нарком обороны маршал С. К. Тимошенко. Таким образом, Ерёменко как командующий Западным фронтом стал его первым заместителем. Одновременно в состав фронта были переданы войска Второго стратегического эшелона.

11 июля 1941 года командующим 4-й армией вместо расстрелянного Коробкова был назначен К. К. Рокоссовский. Однако в штабе фронта, в связи с ухудшением обстановки, ему поручено руководство оперативной группой «для восстановления положения в районе Смоленска». Выделили группу офицеров, радиостанцию и два автомобиля. Армию пришлось собирать из остатков 16, 19 и 20-й армий, выходивших из смоленского котла. В то время как около Ярцева высадился немецкий десант.

«Ночью я выехал в Ярцево. На прощание командующий фронтом сказал: „Подойдут регулярные подкрепления – дадим тебе две-три дивизии, а пока подчиняй себе любые части и соединения для организации противодействия врагу на ярцевском рубеже“.

Мы и стали это делать сразу, собирая на пути в Ярцево всех, кто мог быть полезен для борьбы».

Так в боях под Ярцево из остатков разбитых частей началось формирование соединения, получившего официальное название «группа генерала Рокоссовского».

«Для управления был буквально на ходу сформирован штаб из пятнадцати – восемнадцати офицеров. Десять из них окончили Академию имени М. В. Фрунзе и находились в распоряжении отдела кадров Западного фронта. Я заметил, что они с охотой приняли назначение. Какой офицер – если это настоящий офицер! – не стремится в трудные моменты в войска, чтобы именно там применить свои способности и знания! В числе этих товарищей был подполковник Сергей Павлович Тарасов. Он стал начальником нашего импровизированного штаба, он же возглавил и оперативный отдел. Как говорят, „и швец, и жнец…“»

Обстановка на этом рубеже оказалась ещё более серьезной, чем предполагали в штабе Западного фронта. В районе Ярцева уже находился не только десант, но и 7-я танковая дивизия, которая обошла Смоленск с севера. Противник намеревался сомкнуть кольцо окружения вокруг войск, обороняющих Смоленск. Бои на ярцевском рубеже не прекращались ни на час, и наши части несли значительные потери.

«Собрав всё, что можно, на участок Ярцева, мы нанесли удар. Противник его не ожидал: накануне он сам наступал, был отбит и не предполагал, что мы после тяжёлого оборонительного боя способны двинуться вперёд. Элемент неожиданности мы и хотели использовать». Наши части овладели Ярцево, форсировали Вопь и захватили на её западном берегу позиции, на которых закрепились. «Обстановка в районе Смоленска всё более осложнялась, и не только для наших войск, но и для противника. Всё-таки становилось ясным, что немцы завязли в Смоленском сражении. Если смотреть на вещи в развитии, то гитлеровский план „молниеносной войны“ затрещал. Затрещал, по существу, в самом начале войны».

Вскоре группа Рокоссовского была преобразована в 16-ю армию.

В начале августа нашим войскам всё же пришлось оставить Смоленск. Вернуть город так и не удалось. О сдаче было объявлено только тогда, когда наши войска вышли из окружения и соединились с главными силами фронта.

В Смоленском сражении не удалось разгромить противника, как это планировала Ставка, но ударные группировки немцев были сильно измотаны и ослаблены. По признанию германских генералов, под Смоленском гитлеровцы потеряли двести пятьдесят тысяч солдат и офицеров. Четверть миллиона.

Войска 16-й и 20-й армий отошли за Днепр по соловьёвской и ратчиновской переправам. На Московском направлении враг наткнулся на прочную оборонительную линию.

Рокоссовский пишет об этих днях: «Армия занимала оборону на 50-километровом фронте, перехватывая основную магистраль Смоленск – Вязьма.

Некоторое время спустя противник всё же предпринял попытку прорвать оборону на ярцевском направлении. Решил, по-видимому, прощупать её устойчивость. Ему это не принесло ничего, кроме значительных потерь. Бой шёл напряженный, длился два дня, затем активность немцев иссякла».

В боях под Оршей 14 июля впервые запели легендарные «катюши» батареи капитана И. А. Флёрова.

«…Впервые на нашем участке действовала батарея реактивной артиллерии, так называемые „катюши“. Она накрыла наступавшую немецкую пехоту с танками. Мы вылезли из окопов и, стоя в рост, наблюдали эффектное зрелище. Да и все бойцы высыпали из окопов и с энтузиазмом встречали залпы „катюш“, видя бегство врага».

29 июля после доклада Г. К Жукова в Кремле случилось непредвиденное. Он был отстранён от должности начальника Генерального штаба и назначен командующим Резервным фронтом для организации контрудара под Ельней.

Камнем преткновения стало предложение о сдаче Киева. Жуков считал, что, исходя из сложившейся военно-стратегической обстановки, город нужно оставить ради сохранения войск. Сталин как руководитель страны требовал защищать каждую пядь родной земли. Сдача столицы советской Украины была для него немыслима.

В результате случилась перестановка, принёсшая пользу делу. Лучший войсковой полководец был направлен руководить войсками, а лучший штабной полководец Б. М. Шапошников назначен начальником Генерального штаба. Борис Михайлович прослужил в этой должности в самые трудные месяцы войны. В 1942 году ввиду тяжёлой болезни он был переведён на должность заместителя наркома обороны СССР. При этом являлся бессменным членом Ставки Верховного главнокомандования все военные годы.

Умер Б. М. Шапошников от тяжёлой болезни, не дожив 44 дня до Победы.

«Сборы на фронт были недолгими, – вспоминает Жуков. – Вскоре в Генштаб прибыл Б. М. Шапошников. После сдачи ему обязанностей начальника Генерального штаба я выехал в район Гжатска, где располагался штаб Резервного фронта. Здесь только что закончилось укомплектование армий и составлялся расчёт дополнительных средств для фронта.

Начальника штаба Резервного фронта генерал-майора П. И. Ляпина и командующего артиллерией фронта генерал-майора Л. А. Говорова я знал давно и хорошо. Это были мастера военного дела высокого класса, и я был очень рад, что буду работать с ними».

На следующий день Жуков выехал к Ельне на рекогносцировку. «Побывали на переднем крае обороны, обсудили обстановку с командирами частей и соединений. В результате убедились, что немецкие войска укрепились хорошо и, видимо, будут драться крепко. На переднем крае своей обороны и в глубине они закопали в землю танки, штурмовые и артиллерийские орудия и таким путем превратили ельнинский выступ в своеобразный укрепленный район».

В середине августа войска Резервного фронта перешли в наступление. Враг отчаянно сопротивлялся. Преодолевая сопротивление, части 100-й дивизии к исходу 5 сентября вклинились в оборону врага и вышли ему в тыл. Утром 6 сентября наши войска вошли в Ельню.

За успешно проведённую операцию 100-я дивизия была переименована в Первую гвардейскую стрелковую дивизию. В приказе народного комиссара обороны от 18 сентября наряду с 100-й были отмечены 127, 153 и 161-я стрелковые дивизии: «В многочисленных боях за нашу Советскую Родину против гитлеровских орд фашистской Германии… дивизии показали образцы мужества, отваги и организованности. В трудных условиях борьбы эти дивизии неоднократно наносили жестокие поражения немецко-фашистским войскам, обращали их в бегство, наводили на них ужас».

Анализируя прошедшие сражения, Г. К. Жуков писал: «Организация и успешное проведение наступательной операции по ликвидации ельнинского выступа, всесторонне сложная работа в должности начальника Генерального штаба в первые пять недель войны дали мне много полезного для командной деятельности оперативно-стратегического масштаба и понимания различных способов проведения операций».

Далее он пишет, что в борьбе побеждает тот, кто лучше подготовил вверенные ему войска в политико-моральном отношении, кто сумел более чётко довести до сознания войск цель войны и предстоящей операции и поднять боевой дух войск, кто стремится к боевой доблести, кто не боится драться в неблагоприятных условиях, кто верит в своих подчинённых.

«Пожалуй, одно из самых важных условий успеха проведения боя или операции – своевременное выявление слабых сторон войск и командования противника».