Текст книги "Дом на Дворцовой"

11

Мысли о голоде не покидали Нину ни на минуту. К мыслям добавился страх быть съеденной ещё более голодными, теряющими от голода человеческий облик полулюдьми. Вчера именно это чуть не произошло с Маришкой, когда они вдвоём с Тамарой возвращались из школы. Напавший на сестёр мужчина был крупным и, наверное, когда-то был сильным. Сейчас он сильным не был и ошибочно схватил старшую сестру, вместо маленькой и совсем беззащитной Маришки. Та бросилась на помощь, но единственное, чего смогла добиться, что мужчина оттолкнул старшую и накинулся на неё. Тамара закричала так, что люди стали выглядывать в окна. Из ближайшей подворотни «вынырнул» патруль, и Маришку спасли. Вдвоём с Тамарой они вступили в отряд юных пожарниц и тушили «зажигалки» на крышах осаждённого города. Вдвоём ходили разбирать завалы на местах разрушенных бомбами домов. После войны в конце сороковых почти одновременно выскочили замуж. Произвели на свет первое потомство. Тоже почти одновременно. Ненадолго расстались, а потом, уже в начале шестидесятых, поселились в одном доме на Чёрной речке. Вот так всю жизнь и провели рядом, помогая друг дружке и оставаясь очень близкими и любящими сестрами. Лариска, которая была немного постарше, почти всю войну проработала на телефонной станции. На работе, так же, как и дома, она со всеми ссорилась по причине и без причин, и доказывала свою правоту. Её предупреждали, она просила прощения. Её прощали, но всё повторялось снова. Болезнь или поселившийся в ней демонёнок её не отпустили до конца жизни. Она никому не доверяла, даже самым близким. Любила хорошо поскандалить. Поэтому никого, в результате, так и не смогла полюбить по-настоящему. Хотя мужчин в её жизни перебывало предостаточно. Детей создатель ей не дал. Видимо он решил, что и так уже достаточно на земле крикунов и скандалистов.

Незадолго до окончания войны старшая сестра в семье Козловых – Галина – теперь уже Ивановна, сообщила остальным, что они с мужем, серьёзным работником НКВД, уезжают в Магадан. Туда его переводят с повышением. Там разворачивается большое строительство. Под большим строительством подразумевалось увеличение вдвое способности лагерей «Колымского края» принять новеньких. Этими новенькими были только что «откинувшиеся» из немецких лагерей бывшие военнопленные красноармейцы. Вместо того, чтобы встретить их с почётом и уважением после пережитого, как это сделали союзники, бесчеловечная власть отправляла мучеников на восток. Пройдя «карантин» на Колыме, через девять лет вышли на свободу по амнистии не больше четверти из тех, кого лагеря приняли в сорок пятом. А тогда нужны были охранники, целая армия охранников. Затем и отправился в Магадан с молодой женой и большой группой сотоварищей опытный сотрудник НКВД Сергей Павлович.

Прожив всю жизнь и почти всю войну если не вместе, то рядом, Нине Андреевне было очень тяжело впервые разлучиться с дочерью. Даже мысль о разлуке была невыносима. А ещё и в Магадан, о котором кроме ужасов никто и ничего не рассказывал. Но Галя, чтобы успокоить мать, пообещала писать часто и раз в году обязательно приезжать в отпуск в Ленинград. На этом и расстались. Плохое предчувствие Нину не обмануло. Через три года Сергей Павлович, муж Гали, погиб при ликвидации восстания в лагере, где он занимал должность заместителя начальника. Если бы он не был мужем Галины, то и чёрт с ним. А так, конечно…, тоже черт с ним! Галя вернулась в Ленинград в 1948 году с богатым жизненным багажом. Главное – она впитала от мужа ненависть к врагам независимо от классовой принадлежности! Этого плюс необходимые рекомендации оказалось достаточно, чтобы поступить в школу милиции. Она хорошо училась и ближе к окончанию школы вышла замуж за молодого чекиста нового поколения. Не очень образованного, с успехом компенсирующего этот недостаток умением хорошо выпить и хорошо провести время. Удачливого в поимке врагов народа. Его звали Иван Васильевич. Галя, давно ставшая Галиной Ивановной, переехала к мужу на Петроградскую сторону. Долго в Ленинграде они не прожили. По заведённому в НКВД правилу каждый сотрудник этого ведомства должен был пройти в течение нескольких лет школу палачей в лагерях Магаданской области. Там он должен был окрепнуть карающей рукой и избавиться от остатков совести. Если у него она когда-нибудь вообще была.

12

Приблизительно в то же время, когда Галя собиралась в Магадан в первый раз, но чуть-чуть попозже, из эвакуации из Казани вернулась Аня. Три года в эвакуации запомнились ей очень кратковременным замужеством за заместителем начальника КБ. Она сама не поняла, зачем вышла замуж. Видимо, закружил он её голову обещаниями сказочного царства. Попутно он расставил сети, в которые молодая женщина, в конце концов, и попалась. Вообще, замужество явно было не её и не для неё. А последний, мало того что на много лет был её старше, оказался пьяницей и бабником. Он использовал вызванную войной нехватку мужчин для того, чтобы непрерывно вносить поправки в список «покорённых» им женщин. Редкостной породы был мерзавец! Такие, как плесень, появляются именно в то время, когда их не должно быть. Когда людям вокруг них особенно тяжело и все стараются быть честнее. И помогают друг другу по совести души и характера. Анна развелась с ним без колебаний, едва прознав о его невинных забавах. Сама же вынесла из этого брака раз и навсегда неистребимую ненависть к мужчинам половозрелого возраста. Будучи одновременно капризной и красивой, начитанной и очень артистичной, она всю оставшуюся жизнь так и не подпустила к себе больше ни одного мужчину. Разве что выпить вместе рюмку-другую да про Есенина поговорить. Только однажды она «оступилась» и позволила себе ещё раз расчувствоваться по поводу мужчины. Но вмешались обстоятельства и обошлось без взаимности. Её довоенная должность библиотекаря оказалась занятой. Среди вакантных оказалась позиция секретаря директора завода. Дирекция учла достоинства Анны, и эта должность досталась именно ей. Квартира в доме на Голодае была уничтожена бомбой ещё в сорок втором. Поэтому завод выделил ей небольшую комнату на Канале Грибоедова недалеко от Аларчина моста. В коммунальной квартире помимо Анны жили ещё четыре семьи.

Победа! Какое наступило время! Белые ночи! Разведённые мосты! Не успевшие снять военную форму отвоевавшиеся защитники родины гуляли по набережным великого города в обнимку с девушками или женщинами из того поколения, в котором мужчин почти не осталось. Война четыре года собирала свои трофеи, оставив горевать миллионы подруг. Обездоленных и теперь вовек несчастных. Институты вновь открыли двери и туда устремились когда-то недоучившиеся солдаты. Они изголодались по лекциям и конспектам. Заработали вернувшиеся из эвакуации заводы, задымив трубами и призывая громкими гудками поспешить к станкам опаздывающих. Нева, недавно сбросившая ледяную шаль, по особому гордо, победно катила свои воды в Финский залив, давая собой полюбоваться всем желающим. Как было здорово опять жить и радоваться жизни. Израненный город ликовал! Неся себя вдоль казематов Петропавловки и иногда касаясь её стен, могучая река в этом месте достигала почти максимальной ширины…

Из парадного подъезда дома на Дворцовой набережной прямо напротив Петропавловской крепости, только на другом берегу, выскочили три молодые девушки и с разбегу, перепрыгивая через гранитные ступени спуска, нырнули в реку, не обращая внимания на милицейский свисток и крики зевак. А дальше, перегоняя друг дружку, поплыли к крепости. Там «прилепившись» к нагревшейся на солнце стене стояли неподвижно ловцы солнца. Кто по пояс голый, а кто и просто в трусах. Стоящие и прогуливающиеся на Троицком, простите, Кировском мосту люди неожиданно стали свидетелями захватывающего заплыва трёх девушек, непонятно на что поспоривших и зачем. Первой упала на речной песок Лариска, старшая из сестёр. За ней, едва дыша и качаясь от усталости, вышла из реки Марина и тут же обернулась посмотреть на немного отставшую Тамару. Та плавала ничуть не хуже своих сестёр. Просто в какой-то момент «потеряла» дыхание и поэтому отстала.

– Ну, что, сестрички, я опять первая! – гордо выпятив грудь и «отклячив» пышный зад почти взрослой женщины вызывающе сказала Лариска. – Я всегда буду первая, потому что вы – две дохлые курицы по сравнению со мной…

Тамара на это высказывание сестры ответила с присущей ей откровенностью и дерзостью:

– Так и помрёшь тоже первая, раз так тебе хочется всё время быть первее меня и Маринки…

Лариска нахмурилась и, ведомая в драку своим демоном, двинулась в сторону сестры:

– Да ты сейчас у меня… Я тебе устрою…

– Сестрёнки, не ссорьтесь. Сегодня день победы, а вы ссоритесь. Быстро перестаньте и побежали домой! – Марина терпеть не могла, когда сёстры ссорились. Она всё чаще выступала в роли «мирового судьи». Почему-то они её слушались и с её мнением, чаще всего, соглашались.

Молодость билась в гибких телах, рисковала собой, побеждала и рисковала опять. Победа! Этот заплыв сёстры с восторгом посвятили именно ей. Хотя, конечно, дурость всё это и глупая забава неоперившихся цыплят. Любая из многочисленных воронок, оставшихся от взрывов бомб и снарядов, могла легко затянуть на дно каждую из них. Это иногда случалось с лихими пловцами и ныряльщиками. Через полчаса сестрёнки, забыв обиды, смеясь и смущая прохожих видом своих юных тел, облачённых только в купальники, бежали босиком по Кировскому мосту обратно к дому. Победа!

Николай закончил войну на Дальнем востоке, где советская эскадра малых кораблей ожидала начала боевых действий против Японии. Он служил на одном из них. Войны там не дождались, ну и слава создателю! После этого он вернулся в Ленинград и по направлению из воинской части, где проходил службу, поступил в военно-морское училище имени М. Фрунзе. Коля был невысокого роста, как и вся их порода новгородских крестьян из деревни со смешным названием Вдицко. При этом он был хорошо сложен, с хорошо развитым плечевым поясом и с правильными чертами лица. Характером он обладал достаточно жёстким, а по натуре был, можно сказать, даже чрезмерно требовательным. Для будущего офицера эти два качества были как нельзя кстати. Чуть не убившая его блокада и привитая в училище постоянная готовность идти в бой по призыву родины, научили его по особому любить жизнь и радоваться в ней каждому новому дню. Он знал, чего хотел от жизни, и поэтому учился блестяще. Занимался спортом, «бил» модную тогда чечётку в группе других чечёточников. В выходные, получив увольнительную, курсант Сафронов вместе с остальными курсантами бегал по вечерам на танцплощадку Дома офицеров или к себе в училище. В один из таких вечеров на танцплощадке Коля увидел… и потом долго не мог промолвить ни слова. Он увидел, танцующих друг с дружкой двух молоденьких девушек. Одна из них показалась ему пришелицей из другого мира. Настолько она была красива. Остолбенев от увиденного, но не растеряв решительности, он направился к танцующим девчонкам. Ноги почему-то плохо сгибались в коленях. У него получился какой-то полустроевой шаг.

– Милая девушка, разрешите Вас пригласить на танец. Меня зовут Николай… Вы фокстрот танцуете? – голос курсанта подрагивал. В повседневной жизни с трудом дающаяся ему буква «Р» в этот раз вообще не хотела выговариваться. Ощутив прикосновение мягкой ладошки красавицы к своей широкой ладони, головной мозг Николая отказался соображать и складывать слова в предложения. Милая девушка, однако, улыбнулась и охотно согласилась на следующий танец:

– Меня зовут Марина. Я здесь у вас сегодня впервые. Мне сестра сказала, что у вас хороший оркестр играет и музыка современная. У нас в мед. училище, где я учусь, танцы под патефон. Не очень-то и растанцуешься. А Вы каждые выходные сюда приходите?

Вот так, на танцах в училище Коля встретил Маришку, которой только-только исполнилось семнадцать. Они танцевали весь вечер. К нему вернулся дар речи, и молодые разговаривали обо всём. Разговаривали на Вы. Так требовали приличия в первый день знакомства. А потом он проводил Маришку домой. Около парадной они попрощались. Коля к концу вечера совсем осмелел и попробовал поцеловать Маришку, но получил решительный отпор:

– Значит, вот чему учат курсантов в Вашем училище! Не успели познакомиться и уже целоваться? Это Вам с третьего курса преподают или раньше? А преподаватель, наверное, адмирал? А-а-а, поняла. Это только морякам можно. У моей сестры Тамары жених десантник. Так он первый раз только через месяц после знакомства до её щеки губами дотронулся. А вы сразу целоваться. Больше не пойду к Вам в училище на танцы.

Отработав «задним ходом», Коля сумел сгладить возникшую ситуацию. Он рассыпался в извинениях и Маришка его, конечно же, простила. После чего они договорившись о следующей встрече. Через некоторое время Колина любовь сказала, что надо познакомиться с мамой, а то она не сможет с ним встречаться. Коля пришёл на Дворцовую набережную с букетом цветов для каждой из женщин. По мраморной лестнице поднялся на второй этаж и позвонил в дверь, нажав на кнопку звонка два раза. Так было рекомендовано табличкой под звонком: «Козловым: Ларисе – 1 звонок, Нине Андреевне – 2 звонка, Тамаре – 3 звонка». Судя по табличке, виновнице сегодняшней встречи иметь свой собственный цифровой код доступа к общению с ней иметь пока не полагалось по соображениям её несовершеннолетнего возраста. Дверь не открывали, наверное, минуты две. Мама Маришки или сама Маришка, скорее всего, не успевали что-то подготовить к встрече и суетились отчаянно. Потом, наконец, к двери кто-то подошёл и знакомый голос спросил:

– Кто там? Мы чужих не ждём. Мы ждём только одного человека… Вы чужой?..

Коля собрался, выдержал паузу и отчеканил как бы в шутку, но по военному:

– Курсант Сафронов прибыл по адресу для знакомства с родственниками будущей невесты! Принёс цветы и конфеты! – произнеся слово «невеста», он тем самым сразу заявил о своих намерениях.

Дверь открылась и на шее молодого курсанта повисла его любимая. Они прошли в комнату, где в столовой её части был накрыт скромный стол. Коля шутил, рассказывал смешные истории о службе на Дальнем востоке и учёбе в училище. К рюмке приложился только дважды. Мог бы, конечно, выпить и побольше, но что-то ему подсказало что не стоит. Встреча прошла отлично. Его кандидатура была мамой одобрена. Нина Андреевна сидела за столом счастливая и помолодевшая. Тамаре Коля тоже понравился. Сама она встречалась с молодым десантником. Со слов последнего Тамара считала представителей морской профессии уровнем немного пониже. От этого она излишне гордилась собой и вела себя соответственно будущему статусу жены лётчика-десантника. Лариска испытывала противоречивые чувства. С одной стороны она завидовала сёстрам. У каждой жизнь складывалась по правильному. Встреча, цветы, кино, любовь и вот уже и свадьба не за горами. Это злило и расстраивало её. С другой стороны, выйдя замуж, обе из квартиры съедут. Тогда она станет хозяйкой. Мама не в счёт, а Юрка вообще ещё пацан… А вот это радовало! После ужина у Козловых молодые начали встречаться еженедельно. Чаще не могли, потому что Коля в самоволки не ходил. Дисциплина!

Иногда они проводили время вместе с сестрой Маришки – Тамарой и с её без пяти минут мужем Сеней. Он только что закончил лётное десантное училище. Семён Игнатьевич происходил из деревенской русско-татарской семьи из под Казани, где и прошло его детство. Чуть позже, поменяв статус из временного – жених, на постоянный – муж, он заслужил тем самым право на выпить стопочку с главным из мужей сестёр Козловых. Работником теперь уже МГБ, а не НКВД, Иваном Васильевичем. Тот по званию и положению стоял на недосягаемом пока расстоянии от молоденького лейтенанта Сени Клинова и ещё более молоденького курсанта Коли Сафронова. Отгуляв свадьбу, молодожёны Клиновы отъехали в восточную только что побеждённую Германию. Они поселились в городе Магдебурге. Там ровно через два года у них появилась дочка Танечка, положившая начало четвёртому описываемому в этой книге поколению потомков Чубариных-Жеребцовых.

Нина Андреевна всё чаще оставалась дома одна. Галя давно «отломилась» и жила своей жизнью, Тамара недавно вышла замуж и уехала. Лариска, похоже, расстроилась из-за отъезда сестры больше всех. Ведь та была самым «отзывчивым» предметом её бесконечных придирок, причины для возникновения которых возникали из ниоткуда. Она никогда не оставляла без ответа ни одного Ларискиного «выступления» и отвечала грубостью на грубость, придиркой на придирку. В последнее время даже давала сдачи, если доходило до лёгкого рукоприкладства. Это было именно то, чего взбалмошная Лариска всегда и добивалась, раззадоренная своим неугомонным демоном. Хорошая ссора или даже драка – вот чего ей всегда не хватало в детстве и в юности. В более зрелом возрасте ей стала нужна не просто ссора. Ей нужна была драма. Обычно ссора начиналась так:

– Послушай, Тамарка, я положила сегодня утром на стол губную помаду, а сейчас её нет. Я спрашивала у мамы. Она не брала. Марина не брала. Значит взяла ты или Юрка… – это для завязки разговора, раздувая от возмущения щёки и шевеля ноздрями широковатого даже для её круглого лица носа, начинала ссору Лариска.

– Ты опять за своё. Как ты мне надоела, сестричка. Я не брала твоей помады из собачьего жира. Я такой не крашусь! Тем более, что красной красятся только шлюхи и шалавы вроде тебя. Как тебе, наверное, известно, я скоро выхожу замуж и, следовательно, не принадлежу к вашему гулящему сообществу с красными губами.

После обмена подобными фразами Лариска всегда переходила к открытым боевым действиям, то есть, лезла в драку с криками, проклятьями и слезами. Демон, поселившийся в ней ещё в детстве, продолжал жить там же и распространять злость свою вокруг. Нередко в руках у воюющих сторон оставались клочки вырванных волос соперницы.

«Теперь Тамары в квартире не стало, а значит она переключится на Маришку. А вот этого допустить никак нельзя. Маришка ещё маленькая и слабенькая…, – так думала Нина Андреевна, перебирая в голове различные варианты развития отношений между сёстрами. – Хорошо, что у неё есть Коля. Он любит её, похоже, сильно. Навряд ли он со свадьбой тянуть станет. А как форма морская ему идёт! Забрал бы он её подальше от Лары. Мы с Юрой как-нибудь перебьёмся».

Всё, о чём она тогда думала и мечтала, свершилось, но позже. А сегодня, в субботу, Коля пришёл как всегда в своей, так ему к лицу, форме военного моряка. В присутствии матери Марины он сделал ей предложение выйти за него замуж.

«Третья дочь выходит замуж и в третий раз не по православному. Без венчания и не причастившись даже! Как же они жить будут в грехе этом? К чему приведёт их это замужество?». Напрасно беспокоилась Нина Андреевна, младшая из сестёр Чубариных. Оба брака: Тамары с десантником Сеней и Маришки с моряком Колей были на редкость крепкими, хотя и не безоблачными. Обе пары прожили свою жизнь очень похоже, как будто по одному, написанному кем-то сценарию, отпраздновав сначала серебряную, потом золотую, а потом и бриллиантовую свадьбы. С детьми, вроде бы, тоже повезло, хоть и с оговорками: «У других и похуже бывает».

На свадьбу к Маришке приехала из Магадана старшая сестра Галя с мужем Иваном. Из Германии – любимая сестра Тамара. Тётки Наталья и Анастасия со своими «выводками» пришли в полном составе. Со стороны мужа, конечно, была Колина сестра Анна, и пришло человек пятнадцать только что выпущенных в «большое плавание» из училища молоденьких лейтенантов. Праздновали в квартире Козловых, сняв по этому поводу занавеску, перегораживавшую зал надвое. При виде такого изобилия молодых людей в лейтенантских погонах у Лариски забилось сердце: «Может быть и мне сегодня повезёт и вот тот с маленькими усиками пригласит меня завтра в ресторан? – Нет! – Не в ресторан. Это неприлично в первый же день знакомства сразу приглашать девушку в ресторан. Пусть лучше он меня пригласит в ЦПКиО на лодке покататься. Точно – на лодке!» – размечталась Лара – скандалистка, позабыв о том, что к моменту выпуска все эти молоденькие защитники морских рубежей Советского Союза уже переженились или женятся уже завтра. Потому что без жены моряку нельзя. Кто тогда его ждать будет из дальнего похода? Сила морская живёт в настоящем моряке только до тех пор, пока его дома ждёт любимая. Свадьба длилась долго и закончилась поздно. Стол «держал» Иван – муж Галины. Он умело и со знанием дела отлавливал взглядом перестаравшихся в возлиянии родственников и приглашённых. Лариска всё-таки попробовала зацепить усатенького и ей это удалось. Не зная её склочной натуры, любой мужчина принял бы её за ангельского характера красивую молодую женщину. Она была красива, как впрочем и остальные сёстры. Вот так «усатенький» и попался. Но уже через две недели всё встало на свои места. Лариска показала ему свои зубки, когда обнаружила, что он съел её конфеты, которые сам же и принёс. Не спросив разрешения… Больше они не встречались. В течение всей своей военно-морской карьеры усатенький Венечка Воронин всегда был рядом со своим другом Колей. Сначала его помощником на маленьком кораблике, который по иронии назывался «Большим охотником». Потом третьим помощником на очень большом корабле с экипажем в двести пятьдесят человек. Николай служил на нём старпомом. Они всегда были друзьями, но вот свояками не стали.

А три «действующих» свояка наутро после свадьбы поехали в «Фонари». В баню на Фонарном переулке. После третьего захода в парилку, когда вчерашний алкоголь окончательно «испарился», наступило время «загружаться» по новой. Главный по званию и старший по возрасту семейный чубаринский свояк Иван завёл разговор по профилю своей работы:

– Сеня, Коля… Есть разговор… Я сейчас буду говорить о важных вещах, а вы будете меня внимательно слушать! Договорились? – Иван сдёрнул мягкую алюминиевую пробку с охлаждённой «Столичной», разлил по стопкам и продолжил: – Всякая мразь внутри страны опять начала высовывать свои гнусные морды и вредить. Вы служите в разных войсках. Там, наверняка, есть враги. Не надо мне говорить, что это не так… Вот только этого не надо! Я это ваше «не так» слышу каждый день, а врагов от этого меньше не становится! Посмотрите, сколько их в лагерях. А новые прибывают составами по двадцать вагонов чуть ли не каждый день.

Сеня с Николаем переглянулись. Они всё поняли. Сейчас Иван начнёт их вербовать и настаивать, чтобы они «стучали» на своих сослуживцев. Иван, тем временем, гнул свою «палку»: – В армии всегда есть много перевербованных шпионов и врагов. Вы должны внимательно слушать всё, что говорят офицеры. Если что-то услышите подозрительное, необходимо сразу сообщать в ваш спецотдел по месту службы. А лучше – прямо мне. Телефон у вас есть.

Иван закончил и предложил выпить за товарища Сталина. Свояки его поддержали с энтузиазмом… и полбутылки не стало! Затем и второй полбутылки не стало. Тост за офицерских жён предложил Семён.

Почти сразу после свадьбы молодожёны уехали на крайний север. В посёлок моряков-пограничников Кувшинка. Там начал во второй раз служить родине лейтенант Сафронов. Комната в доме, в которой они поселились, ничем не отличалась от тех, в которых жили другие младшие офицеры. В этих домах горел свет, шла вода. Одна из двух конфорок на малюсенькой кухне принадлежала им. Из неё шёл газ. Только вот туалета в квартире, впрочем, как и во всём доме, не было. Туалет для жильцов дома был организован следующим образом: выходите из дома и двадцать шагов налево. Потом, в зависимости от ширины шага, от ста двадцати до ста пятидесяти шагов по тропинке прямо до мостков. По мосткам ещё тридцать шагов в открытое Баренцево море. Там на самом краю стоял туалет – «скворечник», способный обслужить сразу двоих. Это было незабываемо!.. «Скворечник», Баренцево море, Северное сияние! Особенно хорошо было добираться до этого туалета зимой, в метель и в минус тридцать. Незабываемо вдвойне!.. Но они жили в этих домах. Любили, рожали детей, а потом учили их пользоваться «скворечником». Кстати, о детях. В одну из таких морозных ночей Марина почувствовала что-то неладное. Природа сосредоточилась на ней и вскоре выяснилось, что она носит в себе новую жизнь.

Почти одновременно к этой радостной вести добавилась новость наоборот совсем грустная. Заболела мама Марины. Сестра Лариска, никогда не приносившая в семью ничего хорошего из-за бесконечной несносности своего характера, сообщила, что болезнь серьёзная. Ей одной не справиться с уходом за мамой. Галя же в Магадане помогает мужу перевоспитывать врагов революции. Это процесс непрерывный. Его разрешено временно прерывать только в период официального отпуска. А отпуск в сентябре. Тамара в Германии. У неё другая задача. Она должна быть рядом с супругом, создавать уют и гастрономическое изобилие в доме. Чтобы он по случайной ошибке не приземлился на своём парашюте в неправильную часть Германии. Там кормят по слухам очень хорошо. Конечно, есть брат Юра, но он ещё подросток. Марина понимала, что причины, по которым не могут приехать её сёстры – надуманные. Сидеть с тяжело больным человеком, даже если это мама – настоящее наказание. Да ведь и не их, в конце концов, больше всех любила Нина Андреевна, а именно свою младшенькую Маришку. Вот ей и сидеть.

«Делать нечего, – решила Марина. – Надо ехать».

Февраль в Ленинграде, при всей его пронизывающей до костей неуёмной злобе, всё-таки не такой суровый, как за полярным кругом. Находиться в нём было во всех отношениях приятней, чем в Кувшинке с Северным сиянием вместо светлого неба над головой и с «удобствами» в открытом море, которое раскачивало их в такт с волнами. Почти год вдали от Ленинграда, закормленного властью в благодарность за стойкость в блокаде, не сделали Марину сторонницей гарнизонной жизни. Сейчас она опять была дома и образ базы пограничных кораблей был для неё только образом. И тот на время оказался в прошлом. Ей немедленно захотелось окунуться в недоступное там, на Крайнем севере. Поэтому первое, что она сделала, вернувшись в Ленинград – побежала в Елисеевский. Накупила вкусненького. На следующий день Марина подала документы в фармацевтический институт, что находится на улице проф. Попова. На заочный. Обучение в институте предусматривало две сессии. Это означало, что дважды в году у неё появлялась возможность возвращаться в Ленинград, где она могла передохнуть от северного грубого быта. От гнилой замороженной картошки. От проросшего и тут же завядшего лука и селёдки с душком, к которому она никак не могла привыкнуть. Такую бы селёдку в блокаду – это был бы деликатес. Но не есть же её сейчас, когда война закончилась уже шесть лет назад! Позже, помотавшись с мужем за полярным кругом, в Прибалтике и на Дальнем востоке, она поняла, что на самом деле нормально кормилась только Москва. Ленинград – чуть похуже. Но это был рай изобилия по сравнению с Мурманском и той же Кувшинкой. Так что решение с поступлением в институт было хорошо продумано и оправдано. Помимо самого важного – ухода за мамой, в которой прогрессировала страшная болезнь с каждым днём – теперь у неё появилось и осмысленное своё собственное дело. Она больше не была простой женой морского старшего лейтенанта. Теперь она была студенткой-заочницей со своим собственным гражданским статусом и смыслом жизни. И эта студентка через два месяца собиралась, к тому же, стать мамой.

В апреле у Марины родился сын и она, вдохновлённая недавно прочитанным романом Льва Толстого «Анна Каренина», тут же назвала сына Лёвушкой. Это категорически не понравилось двоим членам её семьи: мужу Коле и маме Нине Андреевне. О рождении Лёвушки Коля узнал из телеграммы, полученной им прямо во время несения сторожевой вахты на норвежской границе:

«марина родила три кило мальчика обозвала лёвой ужасно лариса».

Ответная телеграмма была отправлена безо всякого промедления:

«имя не одобряю пусть будет Степан коля».

Так, не задумываясь о последствиях, собирался исправить ошибку своего отца и деда новорождённого пацана молодой моряк, а по рождению кондовый крестьянин, Николай Сафронов.

Но тут вмешалась сила, которую никто уже не принимал в расчёт – бабушка! Она не только настояла, используя свою последнюю волю перед смертью на том, чтобы её внука назвали Владимиром. Она и крещение его устроила не вставая с постели. Нина Андреевна не простила себе до самой смерти, что не смогла повлиять на дочерей и хотя бы одну из них провести через обряд венчания, передавая замуж по очереди одну за одной в руки защитников Советской власти. Полных до неприличного безобразия безбожников. Крещение внука было как бы компенсацией за отдалённость дочерей от православия и её личной индульгенцией. В этот день крестить Володеньку приехал батюшка из Спасо-Преображенского собора, что на улице Пестеля. Тот самый отец Михаил, с которым однажды Нина Андреевна советовалась насчёт Ларискиной болезни ещё в блокаду. А крёстными с большим желанием и охотой согласились стать тётка новорождённого Анна и сын близкой и, наверное, единственной подруги Нины Андреевны – Виктор.

С Виктором немного позже произошло чрезвычайное. Он плавал на небольшом траулере по Балтике. Однажды часть команды, в основном литовцы по национальности, подняли бунт и захватили корабль. Они выкинули за борт всех, кто не захотел подчиниться. Виктор оказался среди неподчинившихся по упрямству души и крепости характера. Он погиб в холодных балтийских волнах. Траулер безнаказанно ушёл в Норвегию. Тогда подобное случалось часто. Жуткие рассказы о сталинских лагерях не добавляли лояльности прибалтийским народам. Они не хотели, чтобы советская система подавления их уничтожила до последнего. Они сопротивлялись, как могли, показывая чудеса мужества и самопожертвования. Жуткая бойня в Катыне, устроенная большевиками в начале войны и унёсшая жизни почти пяти тысяч ни в чём не повинных поляков, этому способствовала в полной мере. А маленький Володенька остался без крёстного. Успевшая влюбиться в Виктора всей своей поэтической душой и сердцем, крёстная Аня ещё долго не верила в произошедшее. Она ждала, что он если не сегодня, так завтра обязательно вернётся. Позвонит, они встретятся. Заберут крестника и пойдут вместе в зоопарк. Потом пойдут в ресторан или в театр… Это было в последний раз, когда она поддалась чувствам и позволила себе расстроиться от любви. Наверное, именно эта трагедия стала главной причиной наступившей долгой болезни Ани. Со дня известия о гибели Виктора и до самой смерти она не справлялась с жизнью и её разносторонними, порой, слишком жестокими проявлениями без рюмки. Она долго не могла сделать выбор в сторону какого-либо крепкого напитка, да и выбор-то был совсем небольшой. Вскоре она остановилась на обычной водке. Теперь у неё было две страсти – поэзия и «Московская особая».