Текст книги "Город двух апостолов. Книга 1. Кровь убитых фараонов"

Глава XIV

«Скорую помощь» вызывать не пришлось, экипажи отдыхали в соседнем здании и сразу поспешили на выручку. В помещении морга работали эксперты, всех пострадавших обрабатывали в коридоре на стульях. Уборщицу и патологоанатома восстановил нашатырный спирт, генералу после рентгена наложили поддерживающую повязку на левую, выбитую в плече руку. Он деловито переговаривался по радиотелефону в машине и через открытую дверь отсвечивал громадным двухцветным правым ухом. Это вызывало улыбку подчинённых. У Маркова была перевязана голова и поддерживающая повязка на правой руке. Михайлова увезли в травматологию, и он не приходил в сознание. Генерал Зотов давно уже не участвовал в гуще оперативной работы, и поэтому с профессиональным удовольствием следил за действиями своих подчинённых. Он тоже написал рапорт на имя следователя. Несколько раз курил с подчинёнными на крыльце, переговариваясь с сотрудниками о происшедшем. Всё ощущалось как боевое братство, и он приказал к концу осмотра никому не расходиться. Потом долго разговаривал по радиотелефону из машины, произнося разные вкусные названия. И по лицам подчинённых понял, что они догадываются: он их хочет угостить.

Всё это время генерал активно переговаривался с дежурным по управлению, который разочаровывал. Машина с врачами как в воду канула. Он распорядился поставить постоянный пост у морга, ночью должны были свозить жертвы из ДСРа. Когда вся группа собралась ехать двумя машинами, он подозвал сержанта.

– Разыщите Зырянова и передайте, как закончит, мы его ждём в «Корнилове».

Андрей в это время с другой стороны огромного здания третьей городской больницы сидел с Демченко на лавочке, у входа в отделение травматологии. Уже три раза Михалыч рассказал, как всё происходило в тот вечер, но Андрей не мог зацепиться, всё было бесцветно. Михалыч сник, когда понял, что на улицу его звали и надевали на него служебный бушлат только для разговора.

– Ну что ты, в самом деле. Я вчера весь день болел. В окно высматривал, когда ты появишься.

– А может, не я, а следователь?

– Ну что я, твою мать, не заметил, что ли, сколько вас в задний двор понаехало?

– Ну-ка, дыхни! – Андрей понял, что предприимчивый слесарь рыскал по всему корпусу в поисках, и небезрезультатно. – Да что ты, вообще не можешь день без этого, сдохнешь ведь.

– Ничего, мне только на пользу. Я сутки кровью откашливался, а сейчас порядочек, как огурчик.

– В магазин бегал?

– Да почему? Я тебе как своему, тут человечек в подвале живёт, слесарь их, коллега значит, ну, мы и нашли общий язык. Славный малый, только уж посуда больно маленькая.

– Ну, я смотрю, ты его знаешь, что, не терпится? Пошли.

– Ну вот, я тебе как своему, проблемы же у человека будут, выгонят. Ему же жить негде!

– Успокойся, не трону я твоего знакомого. Только задам ему пару вопросов.

– А эти? – Михалыч кивнул на двух молчаливых сопровождающих.

– Эти здесь постоят, вход проконтролируют.

Просторный подвал был сухой и обитаемый. Горел свет, лежали стопки труб, арматуры, металлорежущие станки, сварочный пост. В маленькой комнате, у топчана, застеленного свежим одеялом, на столике стояла пузатая бутылка коньяка, колбасная нарезка, аккуратные вилочки и фигурные стаканчики из набора.

– Оппа! Ну-ка, зови своего знакомого, – Зырянов видел такие стаканы и вилки три часа назад в ДСРе.

Михалыч скрылся в глубине подвала и через пять минут вернулся с высоким сутулым человеком и ящиком слесарных инструментов.

– Вот, Андрей, мой друг Игорь.

Зырянов рассматривал человека, пока тот молча разлил по стаканчикам, причём Андрею налил в новый, вынутый из шкафчика и тут же протёртый чистым полотенцем из-под подушки. Болезненно худощав, на лбу шрам сантиметра два, над левым глазом. Одет аккуратно, свежевыстиранная мятая роба. Когда садился на топчан, застелил одеяло рубашкой из шкафчика.

– Ну, будем знакомы, – новый знакомец прикончил содержимое стаканчика. – Неужели милиционер?

– Капитан, – Андрей проглотил свою порцию и с укоризной посмотрел на трепача Михалыча.

– А я что, я только правду, – огорчился слишком маленькой посуде Демченко.

– Никогда не выпивал с милицией и за всю жизнь никаких дел не имел, – прохрипел новый знакомый, быстро подавая Андрею из посудного ящичка вилку для закуски.

– Мы все люди, у всех болит голова с похмелья, милиционер ты или нет. Колбаса классная.

– А, это калым, мужику тут одному, то сварить ёмкость, то ещё чего. Угощает.

– Жирный? – Зырянов взял в руки почти пустую бутылку коньяка.

– Не бедствует. Учёный человек, профессор.

– Профессора могут коньяк пить и беком закусывать.

– Зверь, по три бутылки коньяка – и ни в одном глазу, – приценивал Игорь, держа в руках бутылку, которая никак не делилась.

– Михалыч, надо ещё, – захрустел бумажником Андрей, – и закуски какой. Салат в банке возьми, покурить.

– А эти? – взвизгнул от удовольствия счастливый Михалыч.

Пришлось провожать до входа и объяснять, чтобы проводили человека до магазина.

– Давно здесь живёшь? – спросил Андрей, когда вернулся и они допили остатки.

– Второй год, вернее зиму. Летом-то на даче, здесь недалеко за рекой, обходить далеко через плотину. Главврач разрешил зимой здесь жить.

– А что, квартиры нет?

– Жене оставил, когда разошлись. Мне дача, ей квартира.

– Загуляла?

– Угадал, я речник, всё лето дома не бываю. А тут приехал за запчастями и застукал с соседом.

– Живой?

– Кто?

– Сосед.

– Я не тронул, к чему? Соседку позвал. Она тронула, обоих. Теперь сидит.

– Насмерть?

– Нет, так, кое-что поотрывала.

Они засмеялись, и в комнатку ввалился счастливый Михалыч.

– Давно бы так, мужики, а то с утра хмурые. Что бы вы без Михалыча делали?

– Да уж, – вспомнил Андрей появление багра в одном из нападавших. Они закурили, пока Демченко резал, открывал и наливал.

– Э, мне в профессорский, – заупрямился Игорь, видя, как Михалыч нацелился наливать в принесённые с собой граненые стаканы.

– Да не могу я из этих напёрстков.

– Ну, вот себе и наливай.

– При чём тут профессор? – затянулся Андрей.

– Мой сосед по даче, странный мужик.

– А что странный-то? – не дожидаясь, влил в себя целый стакан Михалыч.

– Не пьёт, что-ли, или не по женской части?

– Ну, ты что, я у него таких дам видел, нам и не снилось. Они обе голыми зажигали, ну совершенно. Во класс! Я говорю, интеллигент, фантазия работает.

– Счастливчики, – позавидовал Демченко.

– Наши девки-то.

– Как это – ваши? – спросил Андрей.

– Медички, на «скорой» до самой дачи довозили, прямо так, в халатах, и довозили.

– Когда это?

– Неделю назад. Домик у меня тёплый, хожу раз в три дня, печь топить. Смотрю, у соседа машина в ограде, шторки в домике задёрнуты, я ради любопытства на лестницу, якобы на чердак. Поверх шторок вижу, одна совершенно голая на диване лежит, вторая на стуле сидит, и врач – мужик в белом халате на коленях возле неё. Я чуть не бухнулся с лестницы. Ну, думаю, интеллигенты дают.

– Что не постучался, взял бы бутылку и к ним.

В таком духе они ещё долго слушали весёлые рассказы длинного слесаря. Андрей понял, что попал в яблочко, это был след, но когда вышел на улицу, было уже темно и пусто, только в милицейском уазике мерцали три сигареты.

– Приказано прямо к начальству, – сказал сержант, когда он со второй попытки влез на переднее сиденье рядом с водителем.

Либерэкономика и смена экономических формаций открыла в Петропавловске много ресторанов. Новые русские и новые казахи толпами ломанулись в злачные учреждения. Капиталистическое поколение уже не один год продавало, пропивало и проедало, а конца и края не было видно. Это поколение молодых и дерзких отличалось клубными пиджаками, гастритом, растянутой речью и растопыренными пальцами, но в этот вечер в единственном в городе ресторане с приличной кухней у них был облом. Они тихо в своих праворульных «тойотах» проезжали мимо десятка милицейских машин у крыльца ресторана «Корнилов». Андрей с охраной спустился в зал, где играла тихая музыка и было полно служивого народа. Все свои, посторонних не было. Марков махнул здоровой рукой, чтобы шёл к ним за столик.

Милиционеров – автоматчиков усадили сразу у входа. Официант мгновенно принёс им горячее мясо, пирожные и большие бокалы кофе с молоком.

Генерал разговаривал по радиотелефону.

– Да, хорошо, мы встретим. Мухаметшин встретит лично. Обязательно.

Когда Андрей сел за стол, к нему наклонился Донцов.

– Андрей, только что с объездной. Киргизская фура в лоб с уазиком. Представляешь, в лепёшку, ни водителя, ни пассажира нет, но крови море и водители фуры готовы.

– Они-то чего, лбами ударились?

– О, да ты уже натрудился, – он подвинул фирменное блюдо ресторана – «мясо по-корниловски», ешь. Они отравлены, запах миндаля, собаки след не берут, визжат.

Андрей ничему не удивился, а просто молча ел холодное, но бесподобное мясо…

Глава XV

Далеко за полночь Мухаметшин, Малыгин и Зырянов приехали и поднялись в его квартиру. Это была большая, четырёхкомнатная квартира, и в ней жили три семьи. Семья Новиковых – отец, мать и дочь, которые в ней были постоянно только в зимнее время, жэковский слесарь Демченко, у него в семье было двое, он и кастрированный кот Кузя, а также капитан Зырянов.

Милиционер ждал квартиру в малосемейке, в комнате появлялся редко, поэтому в ней присутствовало запустение. Новомодный кожаный диван, вешалки с костюмами на стене, два чемодана и несколько перевязанных стопок книг. За неделю на полу обосновался лёгкий налёт пыли. Андрей открыл дверь ключом и хотел шагнуть к выключателю, но Мухаметшин преградил ему дорогу.

– Тихо, у нас гости!

Рассеянный свет коридорной лампочки чётко высвечивал следы, прошли к костюмам, потом выдвигали диван.

– Миша, сгоняй в машину за фотоаппаратом, и линейку не забудь, – произнёс Рахимьяныч, доставая лупу. – Так и есть, замочек насиловали. И позови охрану, пусть поднимутся. Хреново, Андрюша, если они узнали, где ты живёшь. Дверь пусть будет открыта, не трогай, утром пришлю, снимут отпечатки.

Они прошли на кухню, она была просторной, видимо, предназначалась для многомерной семьи. Сиротливо в ней выглядел маленький столик с засохшей колбасой, пустыми стаканами и пустой бутылкой.

– Странно, я видел сам, как Михалыч её открывал. Он что, её допил, чтоли, а потом за «скорой» побежал?

– Слушай, а где соседи?

Андрей выглянул в коридор, стеллаж с обувью Новиковых был пуст, он подёргал дверь. Закрыто. Посмотрел в замочную скважину.

– Да вроде нет никого.

Рахимьяныч осмотрел замок, вынул из кармана брелок, отогнул фиксатор и им открыл. Комната Новиковых была пуста, всё прибрано и заправлено.

– Так, а где же тогда кот? Кузя! Кис-кис, – позвал Андрей.

Он обошёл все помещения и балкон, кот исчез. У чашки Кузи лежал недоеденный карась. Михалыч кормил вторую половину своей семьи исключительно рыбой.

– Владимир Рахимьянович, ценный был кот. Учёный, сам в унитазе поплавок нажимал. Может, врачи забрали?

– Почему так долго? – спросил Мухаметшин у входящих милиционеров.

– Товарищ майор, был вызов дежурного по управлению. Просили передать, в ДСРе закончили, нашли интересную штуку, просят вас самого приехать посмотреть.

– Где у тебя телефон?

– В коридоре, вот, в шкафу. От кота спрятали, трубку сбрасывает. ГТС уже два раза отключали. Говорю же, кот учёный.

– А ботиночки модные, – послышался голос Малыгина из комнаты Андрея, где мерцала фотовспышка.

Действительно, отпечатки были оставлены новомодными ботинками с широкими тупыми носами. Такие носили в основном люди с растопыренными пальцами и… уголовные авторитеты!

– Этого ещё не хватало, – улыбнулся Андрей.

– Может, гость Михалыча?

– А где комната Демченко? – подошёл поговоривший по телефону Мухаметшин.

– А вот за ванной.

– Так тут и двери-то нет?

Проход перегораживала короткая занавеска на двух гвоздях. В комнате, кроме дивана, шкафа и телевизора, лежали два водопроводных крана диаметром 250 миллиметров, прямо посередине паласа.

– Про дверь не знаю, пять дней назад была на месте, а краны спортивные, не всегда конечно, когда хозяин трезвый, вообще-то, это бартер, зарплата.

Балкон из зала выходил во двор, ожидался заморозок, с вечера вызвездило, но на севере полыхнуло несколько раз.

– Гроза! Снег не стаял, а у нас уже грозы.

– Год грибной будет.

– Ну ладно, завтра не опаздывай.

Уставшему от навала дневных событий Мухаметшину предстояло ещё заехать в ДСР, посмотреть, зачем его звали.

Стрелки удобно устроились в зале смотреть новиковский телевизор, но Андрей поставил стул в коридор.

– Один сюда! Краем глаза можешь смотреть телевизор. Передёрни и поставь на предохранитель! Первый раз за неделю он был дома, у себя в постели. Решил полежать поверх одеяла, но провалился в темноту.

Проснулся уже засветло. В кухне шипело и свистел чайник. В проёме было видно две ноги в берцах, спит охранничек! Он полностью переоделся и проскользнул в ванную, отстегнув для прикола у сержанта магазин. На столе его ждал роскошный завтрак на троих: яичница, жбрейками нарезанное копчёное сало, солёные огурчики, отварной картофель, по большому стакану чая с молоком, гренки из батона.

– В магазин бегали?

– Нет, нельзя же, в холодильнике полным-полно.

День начинался весело.

– Да холодильник-то не мой. Вот чёрт! Какое сегодня число?

– Двадцать девятое, – уныло ответил стрелок.

– Двадцать девятое? – обрадовался Андрей. – Весенние каникулы начались? Новиковы, наверное, в деревню уехали. Ладно, зови коллегу, не пропадать же добру.

Через час Зырянов входил вместе со всеми в кабинет генерала, который больше напоминал боевой штаб. Свежие повязки руководителей призывали к бдительности, а жёлто-блакитное, чебурашечьей формы ухо над генеральским погоном – к сдержанности.

Все расселись и в тишине ждали начала разговора, генерал что-то усердно записывал, скрипя ручкой. Зазвонил телефон.

– А, чёрт, – выругался генерал, по забывчивости сунув телефон в раненое ухо.

Разговора не получилось, коллектив суровых сыщиков грохнул! Кто-то, икая, опустил голову, кто-то закрыл лицо ладонями, Марков вообще упал на стол. Это был хороший психологический сброс накопившейся усталости и, пожалуй, растерянности.

– Лейтенант, открой окно, – обратился генерал Зотов, когда смог говорить.

Все облегчённо задышали.

– Зырянов, давай первым.

– Есть некто профессор, знакомый больничного слесаря. На столе стаканы и вилки как на Таштитова. Профессор сосед по даче, неделю назад привозил кого-то на «скорой помощи». Вроде бы тех, что видела соседка, кроме этого, слесарь год назад сверлил, по просьбе профессора, лист нержавейки. В ДСРе, на столешнице, тоже прибита нержавейка. У профессора есть своя машина, двойка-универсал, зелёного цвета.

– А почему профессор? Может, он инженером или врачом работает?

– Слесарь лет пять назад познакомился с ним на реке. Слесарь тогда работал в речпорту, гуртовал песок в районе пионерских лагерей. Рядом была экспедиция из пединститута, там его все называли профессором.

– А имя-то у него есть?

– Слесарь говорит, знакомились, имя называл, постепенно забылось, так и называл его профессор, тот не возражал.

– А у слесаря хоть фамилия есть?

– Я, товарищ генерал, был в такой ситуации, что мог его спугнуть. Зовут Игорь, вообще-то, он общительный малый.

– Связь профессор – кладбище есть?

– Есть, – подал голос Мухаметшин. Одна из женщин в подполье на Таштитова из тех, с семьдесят второго года.

– Чёрт, – не сдержался генерал, – семьдесят второго года? Это же двадцать лет, где они могли сохраниться столько? Ошибки нет? – Нет, на бутылке коньяка отпечатки знакомой Зырянова, – продолжил майор, – да, Андрей, это она.

– Да что же, она пила этот коньяк, что ли?

– И не только пила – в желудке еда явно семьдесят второго года и наша колбаса!

– Ну нет, это чёрт знает что, – возмутился генерал. – Где Лаврова? Когда она прилетает?

– Транзитный рейс Ленинград – Новосибирск, посадка в Петропавловске, в четырнадцать тридцать, – невозмутимо доложил Мухаметшин.

– Продолжаю. Поступила новая информация. Водители с аварии на объездной отравлены тем же способом, что и наши патрульные. Точно так же на след реагируют и собаки. Жертв аварии на месте нет, свидетелей тоже. Уазик выдёргивали из-под КАМАЗа на легковой машине, предполагаем, «Жигули». Гаишники так считают, резкий рывок, нужен высокооборотный двигатель, а такой только на «Жигулях».

– Сейчас иномарок полным-полно?

– Уверены!

– Так, что по девочке? – генерал взглянул на Донцова.

– Ничего. Никакой зацепки. Дневников она не вела, в группе, говорят, была очень общительная, но никого не выделяла особо.

– Профессор у них там есть хоть какой-нибудь?

– Не знаю, не интересовался. Доценты вроде есть, на доске объявлений видел, и к. и. н. ы.

– Что значит кины?

– Кандидаты исторических наук.

– Всё?

– Нет. Отпечатки на стаканах в Зыряновской квартире Демченко и Томилина, но в комнате Зырянова только Томилина, ботинки заметные.

Двери ещё не обрабатывали.

– Вот это уже что-то, – выдохнул генерал Зотов. – Это уже кое-что, хоть что-то сдвинулось.

– Владимир Рахимьянович, слесаря в оборот и под протокол. Узнать всё про этого профессора и глаз с него не спускать. Один он столько натворить бы не смог, нужно выяснить всю цепь. С Томилиным, я думаю, должен поговорить Зырянов. Для первого раза прощупать его, может, они с Демченко на бутылку мелочь шарили. В общем, теперь как положено, перед живыми живые отвечать будут, а с мёртвыми мы с Лавровой разберёмся, она большого специалиста везёт. Владимир Рахимьянович, гостей встретить успеете?

– Обязательно.

– Тогда из аэропорта сразу в морг.

– Так и хочется спросить, Виктор Андреевич, что? Опять! – пошутил Мухаметшин, и все засмеялись.

– Ну, второе ухо-то ещё целое, – ответил генерал…

Глава XVI

Пробуждение было стремительным, вылезли из ящиков одновременно все трое, четвёртый не шелохнулся. Великий магистр чуть не загремел обратно, поскольку поскользнулся на ком-то лежащем прямо под ногами.

Это был славный рыцарь Генрих де Оне без сознания и в одной ночной рубашке, в руке он сжимал флакончик.

Значит, это он оживил Магистра там, в морге. И главное вовремя! «Пожалуй, я ему обязан жизнью, но что здесь происходит, почему он в таком виде!» – размышлял Великий магистр, спускаясь со спутниками в жилые помещения.

Слуги не ждали возвращения хозяина, и поэтому со всех ног кинулись выполнять приказания. Всё тело болело, и вызванный капитан стражи не только докладывал о служебных событиях, но и обработал рану на голове и перевязал её, смазал магрибским жиром синяки (свинец и жир джейрана). А также вызвал шесть арабских невольниц, которые своими цепкими и гибкими пальчиками делали превосходные массажи, предварительно обтирая тело горячими влажными полотенцами – на бани не было времени. Нужно срочно вызывать Баффомета, ночь коротка, а Бикен всё ещё лежала там, где живым находиться не положено, без замены.

– Капитан Сарр Варрок, нет ли у вас на примете девушки лет двадцати трёх с выдающимися данными, которая пошла бы к нам в услужение, лучше сирота?

Выдающимися данными в то время считались – чем толще, тем лучше, инквизиция изменит моду только через двести лет. И хотя гигант Сарр Варрок, к своему стыду, вообще не интересовался женщинами, а испытывал трепет от прикосновения мужчин, у него была на примете одна.

– Служанка, сир! В башмаках так вам по плечо.

– Великолепно. Срочно в замок, чем быстрее, тем лучше. Часа вам хватит?

– Более чем, – великан раскланялся и быстрым шагом двинулся исполнять приказание. Хотя спешить было некуда, служанка, ухаживающая за мулами купца-дровоторговца, жила напротив ворот и была молодой мавританкой двадцати шести лет и стольких же пудов весом. Вызывать Баффомета было целым искусством, всё действие сопровождалось ритуалом, в котором участвовало человек семьсот, времени же на сборы не было.

В пентхаус внесли треногу, на которой в походе грели котлы с пищей. Чудесную голову, по секрету от слуг, доставили в обычном холщовом мешке. Помощниками были только два брата рыцаря-путешественника. Буднично начертил Магистр все двенадцать кабалистических знаков, обозначил стихии. Под блюдом с двенадцатью дырками, через которые проникали ароматические дымы для вдыхания головы, развели дымокур, в который положили знаменитые индийские и гиперборейские травы, крошеные сухие грибы «нуфф», собранные в стране наивных варягов, в болотах реки Нуфа. Обезопасили себя доброй кружкой прецепторского вина магистерского приготовления. И начали действие. Братья стучали в барабан и играли на флейте.

В поисках крови не заморачивались, просто вскрыли у лежащего в ударе рыцаря Генриха де Оне вену, сцедили целую кружку. Ритмичная заунывная мелодия и безостановочное бормотание заклинания Магистром быстро обрубило реальность и ввело в транс присутствующих. Жаку де Моле стоило больших усилий, чтобы не сбиться в порядке прочтения молитв и заклинаний. Наконец, когда стало активней дымить и барабанные удары слились в один гул, голова поморщилась.

В центре пятиконечной звезды сверкнула световая пирамида, и из неё шагнула громадная трёхметровая быконогая фигура с человеческим торсом и вытянутым человеколосиным лицом, она схватила одной рукой Магистра за горло и легко вдавила его в потолок.

– Я устал повторять, что меня никто не должен видеть!

Всё стихло, рыцари не били в барабан и не дудели на флейте. Они замерли, открыв рот.

Только теперь до Магистра дошёл ужас его положения. Внизу подал признаки жизни рыцарь Генрих де Оне, подтверждая леденящую догадку, что вино подменное!

– Но, мой господин, – взмолился в последней надежде Великий магистр Великого ордена, – крайняя нужда видеть вас.– Необычайно длинная ладонь из четырёх пальцев мертво сжала горло Магистра, прошипевшего последним усилием воли: – Я всё улажу. Он брыкнулся на пол, живо на четвереньках подполз к Писанию и начал быстро читать в тишине, выкрикивая собственно заклинание. Волосатое существо постояло, поглядело, качаясь на своих искривлённых ногах, и шагнуло копытом в центр звезды.

Там оно стало шаром, из которого вдруг вылез бесконечный Белый червь и влез в ноздрю рыжей головы. Она чихнула.

– Будьте здоровы, Ваша Невыразимость, – подполз к голове Магистр, одновременно показав рыцарям, чтобы продолжали играть.

– Где я? Что это значит? – подала голос голова.

– В доме звезды, Ваша Невыразимость, в доме звезды.

– Я вижу другое. Чердак и загаженный голубями насест. Вы хотите моего насморка?

– Ни в коем случае. Ни в коем случае.

– Говорите, не тяните время.

– Надо забрать тело.

– Как, а если его уже заметили?

– Нет, она живая, живое они не тронут.

– Но они запомнят.

– Мы заменим, я уже всё устроил. – Он подал знак барабанщику, чтобы тот привёл приготовленную капитаном девушку.

– Имейте в виду, время истекает. Я не знаю, какую вы ведёте игру? С ним шутить нельзя.

– Я знаю, я чувствую за собой слежку, но прошу вас успокоиться, – шептал на ухо голове Магистр. – Свидетелей нет, я аккуратен, и моих планов никто не знает. Все присутствующие не доживут до утра.

– Зачем вам эта женщина?

– Она знает, где камень.

– Не могли всё решить на месте?

– Там у меня связаны руки.

– Глупости, она вам нужна для другого.

– Мне стыдно признаться, но мы уже заменили её на месте, а двое не могут находиться в одном времени.

– Как! – зарычала голова. – Как вы посмели без моего ведома, и вообще без меня, что-то делать с живым материалом? Вы обнаглели, жалкие живые людишки, возомнили себя равными мне. Вам конец! Белая пенная слюна потекла из уголков рта головы, она перешла на крик ультрафиолетовой частоты, фразы стали казаться неразборчивыми, и вдруг она произнесла: «Игао. Игао. Мбеде Игао. Зуд».

Магистр побледнел, он кинулся к голове, запнулся об пытающегося встать на ноги рыцаря де Оне и, чтобы удержаться, потянулся к каминной решётке, та, в свою очередь, почему-то стала валиться прямо на Баффомета, грозя неподъёмным весом раздавить предмет на восемь равных долей. Жак де Моле, в последней надежде спасти хоть что-то, сделал движение ногой, которому позавидовал бы даже Пеле или Марадона.

Каминная решётка стала на место. А голова благополучно приземлилась прямо в руки согнувшейся в приветственном поклоне девушки – погонщицы мулов.

Магистр подскочил к ней, выхватил голову, водрузил на место и продолжил читать заклинание.

Наконец Баффомет очнулся.

– Что-то у меня последнее время провалы в памяти? Что я сейчас делал?

– Вы, сир, дали согласие на замену вот этой прелестной девушки.

Тут Магистр заметил, что служанка была черная как ночь, но было поздно уже что-то менять.

– И начали, Ваша Невыразимость, читать заклинание на перемещение.

– Приготовьте меч.

Магистр с последним словом заклятия должен был умертвить соискательницу, чтобы перед воротами предстала новая убиенная душа, которую тщетно звали из-за ворот, а тело Бикен вернулось обратно уже в пентхаус. Это была самая сложная операция в чёрной мессе, ею владел только Баффомет!

Важно было состояние куража, подобное которому испытывают артисты эстрады, манипулируя многотысячной аудиторией. Поэтому требовались многолюдные чёрные мессы. Барабан и одинокая флейта кураж не вызывали. Все начали по третьему разу, у Баффомета от напряжения почти вылезли глаза, девушка теряла сознание от обилия дыма и галлюцинаций им вызванных. Исполнители играли вразнобой, хорошенько надышавшись, а ночь за окнами пентхауса стала максимально чёрной и непроглядной перед первым движением рассвета.

Всех выручил славный рыцарь де Оне. Он наконец очнулся и, застеснявшись своей небритости перед Магистром, увлечённо читающим молитвы и не обращавшим на него внимания, рванул на себя палантин.

Тот упал, накрыв всех, вспыхнул от дымокура, девушка завизжала, прыгнув в сторону, и исчезла в проёме светящейся пирамиды.

Рассветная тишина была прервана громовым раскатом, и с криком влетела в комнату Бикен Кукашевна собственной персоной!

Измученная и разозлённая, она с удовольствием двинула в первую попавшуюся рожу своей не маленькой ручкой. Барабаном попала в музыканта с дудкой, и весь этот клубок из трёх мужчин и Бикен с визгом покатился по кабалистическим знакам, все опрокидывая и ломая.

Месса закончилась, блюдо с дырками и голова раскатились в разные углы пентхауса.

На таможенном посту Красный Яр второй раз за ночь взбесились собаки, что-то тёмное и зловещее трясло сетку ограждения, не подавая голоса. Подумали – приблудился лосёнок, а когда подошли и осветили фонариком покрытые инеем пролёты, отпрыгнули. Перед ними была голая чернокожая женщина…