Текст книги "Когнитивные механизмы невербальной коммуникации"

1.2. Тенденции развития коммуникативного подхода

За последние десятилетия в российской науке произошли глубокие изменения, которые затронули основания коммуникативного подхода и отразились в содержании ведущихся исследований.

Прежде всего, произошли подвижки в мировоззрении и стратегии научного поиска, связанные с развитием неклассических форм системного подхода. Складывается синергетическая картина мира, в основу которой положены процессы самоорганизации и саморазвития систем (Князева, Курдюмов, 2002; Акчурин, Аршинов, 1994; Пригожин, Стенгерс, 2000; Хакен, 2001). Смысл научного познания видится в анализе не столько устойчивости структур, сколько их становления, т. е. в возникновении нового в режиме актуального времени – «здесь-и-теперь». При этом сам исследовательский процесс представляется живым диалогом человека с миром. Классические описания субъект-объектного типа, в рамках которых выстраивались традиционные представления о познавательных процессах, теряют универсальность и дополняются описаниями коммуникативного типа: субъект – субъект. Формируются синергетические, когнитивно-коммуникативные стратегии научного познания, призванные раскрыть целостность мира, включающего в себя человека во всей его сложности и разнообразии. В новой системе координат субъект как таковой лишается центрирующей позиции; появляется множество центров, так или иначе согласующихся друг с другом в процессе коммуникации, в ходе полилога (Киященко, 2004; Лисеев, Седовский, 2004).

Проникая в психологию познавательных процессов, установки синергетического мышления (неопределенность, многовариативность, нелинейность, необратимость) не только усиливают позиции коммуникативного подхода: они реструктурируют проблемное поле и предъявляют новые требования к получению знаний о знании. Ключевую роль начинают играть способы порождения психических явлений, закономерности их трансформаций и взаимопереходов, логика соотношений актуального и потенциального в познавательном процессе и т. п. (Аршинов, Трофимова, Шендяпин, 2004; Барабанщиков, 2005).

Другая особенность современного состояния коммуникативного подхода связана с разработкой проблемы субъекта. Субъект, или носитель познавательных процессов – их собственник и распорядитель, – все чаще рассматривается онтологически, как «центр перестройки бытия» (Рубинштейн, 2003). На индивидуальном уровне имеется в виду конкретная личность, которая разрешает противоречия между собственными притязаниями и способностями, с одной стороны, и требованиями и условиями выполняемых форм активности – с другой. Распоряжаясь личностными ресурсами, человек получает возможность строить отношения с миром и в этом процессе формировать самого себя. Активность, саморегуляция, саморазвитие и самосовершенствование характеризуют ключевые свойства человека как субъекта жизни (Абульханова, 2010; Абульханова, Брушлинский, 1984). С данной точки зрения мир познается экзистенциально; в процессе восприятия участвует весь человек целиком, с его физическими, душевными и духовными качествами. Сюда включаются желания и чувства, опыт и предчувствие, надежда и боль. Благодаря данному обстоятельству человек получает возможность не только ориентироваться, но и жить в окружающем мире, открывать его заново, понимать и преумножать (Барабанщиков, 2002, 2006, 2010).

Исследования показывают, что анализ субъекта жизнедеятельности – как индивидуального, так и группового – подводит к раскрытию механизмов порождения и развития целостных когнитивных образований (структур) и в этом смысле является ключевым моментом системного исследования познавательной сферы человека. Обращение к характеристикам субъекта позволяет выйти за рамки гносеологического отношения «объект – образ» и соотнести перцептивный процесс с потребностями, намерениями, прошлым опытом и оценками как самого человека, так и его партнеров по общению. Это означает, что изучение восприятия в общении не может быть эффективным без учета психологического склада личности коммуникантов и закономерностей их внутреннего мира. Наряду с индивидуально-психологическими особенностями личности (направленностью, темпераментом, характером, способностями) в центре внимания оказываются ее интегральные образования, такие как сенсорно-перцептивная организация, Я-концепция, интеллект, коммуникативная компетентность, защитные механизмы и прочее, которые определяют способ и стиль осуществления познавательных процессов. Через личность во взаимоотношения познания и общения втягиваются состояния, волевая сфера, сложнейшая система субъективных отношений человека. По существу, личность играет роль согласующего звена между познанием и общением. С одной стороны, она формируется и проявляется в общении, конституируя взаимодействие коммуникантов, с другой – обусловливает течение познавательных процессов и пользуется их продуктами.

С развитием экологического и социокультурного подходов в психологии по-новому рассматривается объект познания. Его содержание образует констелляция объективных обстоятельств жизни, но взятая не сама по себе, а в отношении к субъектам познания и общения и включающая их в качестве своих компонентов. Подобное образование обозначается понятием «коммуникативная ситуация». Она выражает способ объединения разнокачественных элементов и сил в некоторое целое, в котором цементирующая роль и инициатива принадлежит участникам общения. Коммуникативная ситуация является источником содержания познавательных процессов коммуникантов и одновременно полем их отношений и активности. Осуществляя познавательный процесс, каждый из субъектов конституирует свое бытие, одновременно подчиняясь ему и бытию другого. Коммуникативная ситуация становится главной альтернативой отдельному человеку либо вещи, познание и оценку которых принято изучать. В отличие от объекта-вещи, объект-ситуация не дается заранее и до завершения познавательных актов участников общения остается недоопределенным. Функционально необходимые свойства предмета восприятия проявляются и обнаруживаются лишь в самом процессе восприятия.

На современном этапе развития психологической науки гносеологическое отношение (объект – образ) теряет лидирующее значение. Более привлекательной выглядит онтологическая парадигма исследования, включающая это отношение в широкий жизненный, в том числе социальный, контекст. Познавательный процесс представляется как фрагмент бытия человека, реализующего единство внешних и внутренних условий своего существования. Исходными оказываются не объект-вещь и его отражение сложившимся субъектом, а взаимоотношения человека с миром, в которых порождаются и субъекты общения/познания, и коммуникативная ситуация. Главным предметом исследования становится не образ действительности как таковой или его отдельные свойства, не когнитивные операции или характеристики стимула, а целостное событие жизни, вызванное потребностью людей в информации о функционально необходимых свойствах и отношениях действительности, в первую очередь других людей. Речь идет о локальном структурировании бытия в сжатые промежутки времени: в данный момент, здесь и сейчас. Событие означает встречу или столкновение различных начал – их со-бытие, в котором рождаются новые структуры, отношения или порядок вещей. Объект и его данность познающему субъекту (в форме образа либо понятия) оказываются разными полюсами одного и того же события. Описанная методология предоставляет возможность более полного использования синергетических схем анализа, учитывающих коммуникативное измерение познавательного процесса (Барабанщиков, 2002, 2006).

За прошедшие годы серьезным изменениям подверглась эмпирическая база коммуникативного подхода. Она не просто расширилась – появились новые технологии, оборудование, методы, которые подняли исследования на более высокий качественный уровень. Это, в свою очередь, привело к значительному увеличению объема экспериментальных данных и возникновению новых эмпирически проверяемых концепций (Барабанщиков, 2009, 2012; Барабанщиков, Носуленко, 2004; Барабанщиков, Жегалло, 2013; Барабанщиков, Жегалло, Королькова, 2016; Барабанщиков, Носуленко, Самойленко, 2011; Барабанщиков, Самойленко, 2007, 2008, 2009; Носуленко, 2007; Самойленко, 2010).

Так, во второй половине 70-х годов изучение зрительного поиска и идентификации объектов в формате парного эксперимента ограничивалось записью движений глаз лишь одного из испытуемых. Одного – потому, что второй установки, позволяющей регистрировать окуломоторную активность партнера, не было. Процедура регистрации была трудоемкой. Запись движений велась контактным способом с помощью центральной присоски, установленной на анестезированном глазном яблоке. Голова испытуемого фиксировалась в подбороднике, а его речь исключалась. В этих условиях влияние общения на перцептивный процесс устанавливалось на том основании, что маршруты внимания контрольного испытуемого при индивидуальном и совместном поиске изменялись. Конкретные способы взаимодействия коммуникантов, в том числе соотношение стратегий поиска и идентификации объекта, оставались неясными. Сегодня, благодаря одновременному использованию нескольких высокоскоростных айтрекеров и специализированного программного обеспечения, эта методически сложная задача успешно решается. Нашими сотрудниками показано, что влияние стратегий зрительного поиска каждого из наблюдателей взаимное, их уподобление друг другу, что отмечалось ранее, не бывает полным и возникает лишь в определенных фазах общения. Полученные результаты выводят исследователей на проблему совместного внимания и управления им в групповой деятельности. Важным в этой работе представляется еще один момент. Благодаря современным технологиям открывается возможность в ходе совместного поиска либо идентификации объекта регистрировать высказывания испытуемых и соотносить их с записями окуломоторной активности. Это позволяет, с одной стороны, содержательно интерпретировать окулограммы и прогнозировать маршруты совместного внимания, с другой стороны, «привязывать» высказывания к определенной области зрительного пространства. Складывается новый перспективный метод исследования восприятия: топо-семантический анализ (Ананьева, Харитонов, 2011).

1.3. Стратегия исследования внутреннего мира человека по выражению его лица

Согласно основным тенденциям развития проблемы познания и общения, важнейшей задачей экспериментального исследования является поиск психологических механизмов когнитивно-коммуникативных процессов, протекающих в экологически, социально и профессионально валидных условиях жизни людей (Барабанщиков, Самойленко, 2007, 2008, 2009; Барабанщиков, Носуленко, Самойленко, 2011). В этой связи особого внимания заслуживает процесс межличностного познания и его производные, в частности восприятие лица как средства общения.

В ходе взаимодействия людей каждый из них оказывается и субъектом, и предметом обыденного познания, а сам этот процесс протекает во встречных направлениях. Благодаря взаимному восприятию коммуниканты как бы проникают во внутренний мир друг друга, «вычерпывают» индивидуально-психологические, эмоциональные, гендерные, этнические и другие характеристики партнеров и выстраивают на их основе свои поступки. Любое выражение человеком себя «от тела до слова» (М. М. Бахтин) и его восприятие сторонним наблюдателем становятся проявлением взаимодействия «Я» и «Другого», включая те случаи, когда партнер присутствует в ситуации виртуально, лишь подразумевается.

Как личность другого человека и его меняющиеся состояния оказываются доступными стороннему наблюдателю? Насколько полно и глубоко? Как и на основе чего складывается образ коммуниканта? Ставя подобные вопросы, исследователь оказывается перед фундаментальными проблемами психологической науки: 1) соотношения внешнего и внутреннего в психике и поведении человека и 2) познания внутреннего через внешнее (С. Л. Рубинштейн). Без их решения общепсихологическая природа общения людей остается весьма туманной.

Следуя логике коммуникативного подхода, мы стремимся объединять общепсихологический и социально-психологический планы исследований. На уровне теории это достигается введением понятия ОН-концепция, фиксирующего представление конкретного человека о партнере по общению как индивидуальности, его оценку и отношение к нему. ОН-концепция рассматривается как целостное когнитивно-коммуникативное образование личности, а восприятие выражения лица – как момент порождения и/или функционирования ОН-концепции. Ее содержание образует сплав реально существующих и приписываемых личности коммуниканта черт или состояний. Это личная интерполяция индивидуальности другого человека, опирающаяся на представления субъекта восприятия о самом себе (Я-концепцию) и опыт социальных взаимодействий. Воспринимая другого, мы не просто считываем начертанный в выражении лица «текст», но и одновременно порождаем его, нагружая системой оценок, отношений и смыслов.

Чувственную основу ОН-концепции составляет наглядное представление о внешности коммуниканта – ОН-образ. Выражение лица человека характеризуется как многомерная система экспрессивных единиц (экзонов), которые в разных сочетаниях играют роль информационных опор ОН-образа. Их влияние опосредовано субъективными составляющими межличностного восприятия – коммуникативным опытом, Я-концепцией наблюдателя, его установками и языком, а итоговая оценка, или категоризация партнера по общению, устанавливается путем соотнесения наблюдаемых проявлений внешности с собственной типологией личности (состояний) наблюдателя, стихийно сложившейся у него в процессе обыденной жизни. Соответственно, распознавание состояний либо свойств личности коммуниканта всегда оказывается вероятностным событием, зависящим и от внешних, и от внутренних условий восприятия.

Закономерности межличностного восприятия изучаются на моделях викарного общения. Оно предполагает взаимодействие двух коммуникантов, один из которых (натурщик) замещается фотоизображением своего лица, другой (наблюдатель, зритель), воспринимая изображение, оценивает особенности личности и/или психологическое состояние по выражению лица натурщика. Подобная ситуация нередко встречается в повседневной жизни, а ее анализ полезен для решения ряда практических задач (массмедиа, пограничный и таможенный контроль, криминалистика, реклама, PR, публичная политика и т. п.). Навыки «чтения» лица помогают глубже понимать людей, грамотно выстраивать межличностные отношения, правильно выбирать партнеров и друзей, выделять недоброжелателей, отличать истинные намерения от ложных.

Эмпирические данные, которые мы стараемся учитывать, получены с помощью методов вербальной и графической идентификации эмоциональных состояний человека, распознавания экспрессий лица на фоне шума, выполнения дискриминационной АВХ-задачи, тахистоскопии выражений лица, сопоставления оценок личностных черт наблюдателя, натурщика и его изображений, пространственного морфинга и варпинга лица, 16-PF Кеттелла, личностного дифференциала, опросника «Шкала экзистенции» (А. Лэнгле и К. Орглер), окклюзии изображений лица, окулографии (айтрекинга) и др.

Среди приоритетных направлений исследования выделены: 1) распознавание эмоционального состояния людей по экспрессиям их лица, 2) категориальная структура эмоциональных выражений лица, 3) формирование представления о личности человека по выражению его лица и 4) логика перцептивной активности наблюдателя, 5) восприятие «этнического лица», 6) функциональные возможности адекватного восприятия наблюдателем выражений лица коммуниканта.

1.4. Распознавание эмоционального состояния человека

Изучению когнитивных механизмов непосредственного общения на материале восприятия выражений лица посвящено несколько циклов экспериментальных исследований. Первоначальный интерес к теме вызвали пионерские работы Пола Экмана, который в середине 70-х годов предложил методы объективной оценки экспрессий лица и выделил ограниченный круг базовых эмоций (Ekman, Friesen, 1975, 1976, 1978). Используя стимульный материал, любезно предоставленный Экманом, и систему графических эталонов экспрессий, разработанную совместно с Т. Н. Малковой, мы попытались раскрыть особенности восприятия эмоционального состояния человека по выражению его лица. Нас интересовали степень адекватности оценок базовых и комплексных эмоций, роль в этом процессе отдельных зон лица и динамика восприятия экспрессий в микроинтервалах времени (Барабанщиков, Малкова, 1981, 1986).

Согласно полученным данным, адекватность оценок лица неоднородна и зависит от модальности эмоций, интенсивности и локализации мимических проявлений. Наиболее эффективно, хотя и неодинаково точно, распознаются базовые эмоции (страх, гнев, радость, удивление, горе, отвращение). Средняя частота правильных ответов растет с увеличением выраженности экзонов – диагностических признаков модальности эмоции, безотносительно к их локализации. При любой выраженности экспрессий точнее идентифицируются эмоции, проявляющиеся в области рта.

Каждая базовая эмоция имеет характерные черты хотя бы в одной мимиогенной зоне. В процессе восприятия они выполняют функцию основной детерминанты, или информационной опоры. Ведущие (наиболее значимые) признаки экспрессии – α-экзоны – локализуются в области наиболее сильных (для данной экспрессии) мимических изменений. Если эмоция предполагает несколько зон с интенсивными изменениями, то ведущие признаки локализуются в нижней части лица (страх, удивление, гнев – страх, горе – радость, сомнение). Если экспрессивное выражение содержит несколько зон с равными изменениями средней интенсивности, то ведущие признаки могут локализоваться в области лба – бровей (горе, спокойствие). При достаточном времени экспозиции (3 с) ведущие признаки не локализуются в области глаз.

Восприятие экспрессии детерминируется и не ведущими признаками – β-экзонами, точность идентификации которых невысока. Они играют роль катализаторов, усиливающих либо ослабляющих действие α-экзонов. Результат восприятия зависит от степени согласованности мимических проявлений: выражают ли экзоны лица одно и то же или различные эмоциональные состояния. Трансформация элементов или отдельных частей лица независимо от их локализации расценивается наблюдателями как изменение выражения в целом.

Любое выражение лица предполагает поле перцептивных категорий, т. е. воспринимается как сходное с рядом других экспрессий. Состав категорий и частота их актуализации зависят от модальности эмоции, полноты и локализации экзонов. Наиболее часто актуализируемая категория образует ядро, более редкие – мантию, или периферию, категориального поля. Размер поля и точность идентификации эмоций связаны обратной зависимостью. Предельно широкое поле категорий соотносится с мимикой глаз, предельно узкое – с мимикой рта и экспрессивного паттерна в целом. Категориальное поле базовых эмоций ýже, чем комбинированных. Основание многозначности восприятия эмоций лежит в объективной неоднородности самих экспрессий и отсутствии строгих критериев их дифференциации.

C уменьшением времени экспозиции лица с 3 с до 100 мс точность идентификации экспрессий снижается, реструктурируется система используемых экзонов, падает согласованность мимики различных зон лица и меняется содержание активности субъекта восприятия. Перцептогенез выражений лица совершается в три этапа. Сначала порождается образ эмоции в целом (t<200 мс), который уточняется (200<t<3 c), ретушируется и вписывается в более широкий жизненный контекст (t>3 c). В ходе перцептогенеза общая направленность зрителя на состояние лица коммуниканта сменяется его обследованием, завершающимся формированием интегрального образа экспрессии (Барабанщиков, 2002; Барабанщиков, Малкова, 1986).

Поиск закономерностей восприятия экспрессий лица продолжился в более поздних исследованиях. Выяснилось, что восприятие состояния человека по изображению его лица строится как непосредственное общение, т. е. обмен информацией, состояниями и действиями наблюдателя и виртуального коммуниканта. В ходе этого процесса наблюдатель «заглядывает» во внутренний мир другого, соотнося с ним собственные знания, переживания и формы активности. Диалогическая размерность восприятия выражения лица отличает его от восприятия других элементов среды – как естественной, так и искусственной. Уникальность межличностного восприятия сохраняется и в тех случаях, когда экспозиция лица длится сотые доли секунды. Восприятие микроэкспрессий характеризуется: а) высокой эффективностью распознавания (по сравнению с распознаванием простых и сложных геометрических фигур, слов или даже масок), б) исходной целостностью, в) контактом наблюдателя с виртуальным коммуникантом и апелляцией к его внутреннему миру, г) сменой стратегии распознавания эмоций при изменении условий экспозиции.

Изучение распознавания схем-эталонов базовых эмоций на фоне визуального шума позволило выделить два способа восприятия экспрессий – «синтетический» (схватывается выражение лица в целом) и «аналитический» (оценки строятся на выделении элементов лица), которые по-разному влияют на идентификацию эмоций. На начальном этапе перцептогенеза «синтетический» способ содействует эффективному восприятию «радости», «гнева», «грусти» и «удивления», «аналитический» способ – «страха» и «отвращения».

Формирование первичного образа экспрессии лица (начальный этап перцептогенеза) проходит ряд взаимосвязанных стадий. На самой ранней из них (10<t<30 мс) паттерн экспрессии представляется в предельно обобщенной форме – лица как такового. Экспрессия выделяется на второй стадии. Сначала она категоризируется как спокойное состояние натурщика, затем – как эмоция той или иной модальности. На более поздних стадиях (100–200 мс) достраивается либо перестраивается информационная основа восприятия: усиливается влияние наиболее выраженных экзонов нижней части лица, ослабляется влияние средней области (глаз), укрепляются конфигуративные связи автономных зон и др. Содержание и величина категориального поля экспрессий постоянно меняются, а место «синтетического» способа восприятия все чаще занимает «аналитический».

Эффективность распознавания микроэкспрессий лица взаимосвязана с характеристиками социального темперамента наблюдателя. Наиболее точно эмоциональное состояние коммуниканта распознают люди с низким уровнем нейротизма и средним уровнем экстравертированности, но ранее других догадываются о наличии экспрессии наблюдатели с высоким уровнем нейротизма. Экстраверты со средним уровнем нейротизма используют преимущественно «синтетический способ» восприятия, интроверты с высоким уровнем нейротизма – «аналитический» (Барабанщиков, 2009; Барабанщиков, Жегалло, Хрисанфова, 2007; Хрисанфова, 2004).

Адекватность распознавания базовых эмоций зависит от интенсивности их проявления и пространственной ориентации изображений лица. При ослаблении выраженности экспрессии точность восприятия ухудшается в 1,8–2,1 раза; поворот изображения лица на 180° приводит к ухудшению точности опознания в 1,2–1,6 раза. Влияние условий избирательно, зависит от модальности эмоции и носит нелинейный характер. Во всех протестированных ситуациях плохо распознаются «страх» и «горе», лучше и стабильнее всего – спокойное состояние лица.

С ослаблением выраженности эмоции и с поворотом изображения лица на 180° категориальное поле воспринимаемых экспрессий расширяется, меняет содержание и может быть децентрировано (приобретает новое ядро). В предельном случае (слабая экспрессия инвертированного лица) модальность эмоции не определяется (за исключением «отвращения»), а базовые экспрессии квалифицируются как спокойное состояние натурщика. Перцептивный дезогенез – нисходящая ветвь перцептогенеза экспрессий лица – совершается в направлении все более обобщенного и менее дифференцированного восприятия, завершаясь впечатлениями спокойного выражения лица либо репрезентации лица как такового (Барабанщиков, Жегалло, 2011; Барабанщиков, Жегалло, Иванова, 2010).

Природа конфигурационных связей лица и их роль в выражении эмоционального состояния человека изучалась в ходе сравнительного анализа восприятия изображений нормального и трансформированного (тэтчеризованного) лица при различной пространственной ориентации и степени выраженности базовых экспрессий. Проведенное исследование подтвердило главный факт, лежащий в основе иллюзии Маргарет Тэтчер (Thompson, 1980): воспринимаемое выражение лица при его перевороте складывается на основе как прямых (лоб, нос, волосы, подбородок), так и инвертированных (глаза, рот) элементов. Изменение модальности воспринимаемой эмоции, заключенной в Т-паттернах, при инверсии лица определяется преимущественно его внутренней структурой.

По сравнению с восприятием обычных изображений лица структура категориального поля экспрессий, заключенных в Т-паттернах, имеет несколько отличий. К ним относится, в частности, возможность усиления основной модальности либо формирование более определенного категориального ядра при перевороте Т-паттерна.

Для большинства базовых экспрессий оппозиция воспринимаемых состояний лица при его инверсии выражена слабо и зависит от интенсивности проявления эмоций. Вместе с тем линейка иллюзий, подобных иллюзии Тэтчер, может быть продолжена на основе, например, сильно выраженной экспрессии страха или слабо выраженной экспрессии отвращения. Высокая демонстративность иллюзии Тэтчер обусловлена уникальностью конкретного экспрессивного плана, допускающего при переворотах Т-паттерна контраст базовых эмоций («радость – гнев – радость») (Барабанщиков, Жегалло, 2011; Барабанщиков, 2012).

Особенно ярко роль внутренней структуры лица проявляется в феноменах индуцированной экспрессии, когда человек, находящийся в спокойном состоянии, как бы излучает радость, печаль либо неудовольствие. В подобных случаях проявление эмоции явно превышает величину экспрессивного порога лица. В проведенных экспериментах с помощью компьютерной графики (варпинга) трансформировались фотоизображения мужских и женских лиц, отобранные из базы Pictures of Facial Affect П. Экмана. Варьировались: высота глаз, расстояние между глазами, длина носа, высота рта. Оценка сконструированных фотопортретов по шкале дифференциальных эмоций (DES) К. Изарда (Леонова, Кузнецова, 2007) показывает, что впечатления радости и грусти значимо связаны с шириной глаз и высотой рта натурщика. Чем выше посажен рот и больше расстояние между глазами, тем выше вероятность восприятия радостного выражения. С уменьшением высоты глаз это впечатление усиливается. Наряду с восприятием радости и грусти наблюдатели могут переживать впечатления интереса, удивления и страха, связанные положительной зависимостью с длиной носа и отрицательной – с высотой глаз. Дополнительным условием восприятия страха на субъективно нейтральном лице служит низкое расположение рта. Наконец, увеличение длины носа и снижение линии рта оказываются предпосылками впечатления вины, а короткий нос – впечатления презрения. «Гнев», «отвращение» и «стыд» к варьированию конфигуративных признаков и их сочетаний индифферентны (Барабанщиков, Хозе, 2010, 2012; Хозе, 2013).

Как мы убедились, объективные признаки одной и той же эмоции в разных контекстах и у разных наблюдателей замечаются и структурируются по-разному. «Лучшие образцы» базовых экспрессий, сконструированные П. Экманом и его коллегами с учетом всех или, по крайней мере, большинства мимических проявлений, действительно распознаются наиболее точно, но в каждом конкретном случае значения точности оказываются различными, а наряду с верными ответами всегда даются «ошибочные».