Текст книги "Кино"

Владимир Белобров, Олег Попов
Кино

– Надоел этот телевизор, – сказал Николай Смирнов жене Татьяне. – Пойдём в кино. Я видел афишу. Мне понравилось. На афише нарисован Пётр Первый.

Пётр Первый на афише курит сигару!

Татьяна задумалась. В кино ей идти не хотелось, но спорить с мужем не хотелось ещё больше.

– Мы идём в кино, – говорил Николай по телефону. – Телевизор надоел.

Татьяна в прихожей надевала чёрные замшевые сапоги. Николай надел ложкой лакированные ботинки.

Купили в кассе кинотеатра билеты, прошли в зал. Сели. Перед фильмом выступил киновед.

– Здравствуйте, – сказал киновед. – Наш кинотеатр рад представить настоящим кинолюбителям американскую историческую картину режисера Спилберга «Пётр Великий». В этой картине снялась целая плеяда звёзд планеты Голливуд! Главную роль в фильме играет всеми любимый Арнольд Шварцнеггер. Хочется отметить, что все трюки Арнольд Шварцнеггер исполняет сам. Князя Меншикова сыграл наш земляк Савелий Крамаров. Екатерину играет поп-звезда Мадонна. Ибрагима Ганнибала – Эдди Мёрфи. Князя-цезаря Ромодановского играет Марлон Брандо, бессмертный крёстный отец. Екатерину Вторую играет Шарон Стоун, секс-звезда номер один. Всем известно, какие гонорары у эти артистов. Вы прекрасно знаете, что меньше десяти миллионов долларов не один из них не берет. Поэтому вы можете подсчитать сами, во что обошлась эта картина, если на одних актёров пошло… десять, двадцать, тридцать, сорок… пятьдесят миллионов долларов!

ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ!

Это не считая оплаты других артистов, возведения роскошных декораций, ошеломляющих спецэффектов, компьютерной графики и тому подобное. Не лишним будет отметить, что музыку к фильму написали прославленные Роллинг Стоунз.

Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Давайте смотреть.

Свет погасили. Заиграл рок-н-ролл. На экране появился Арнольд Шварценеггер в лодке. Царь грёб против течения и курил сигару. Вдруг, порывом ветра у царя с головы сдуло треуголку. Пётр потянулся за стремительно уплывавшей шапкой и упал в воду.

– Хелп! Хелп ми! – закричал он, молотя по воде руками.

Камера показала берег, по которому бежал, на ходу стаскивая красную рубаху, Савелий Крамаров в полосатых штанах.

– Джаст момент! Джаст момен, плиз, гер Питер! – Меншиков бросился в воду и за подмышки выволок царя на берег.

По экрану поползли титры и запел Мик Джаггер. Мик Джаггер пел, а переводчик переводил:

Можно иметь лимузин Можно иметь стереосистему Хай-Фай Можно иметь виллу с бассейном Но ты все равно никогда не поймёшь Каким великим был русский царь Пётр Великий! Великий! Великий!

Царь Пётр! Царь Пётр! Царь Пётр!

Титры закончились и на экране появились царевна Софья, которую играла Элизабет Тейлор, и её любовник Василий Голицын. Василия Голицына играл восходящая звезда Голливуда Бандерас. Они сидели у самовара и пили чай из блюдечек. На столе лежали кулич, просвирки, калач, баранки и сахарная голова. На заднем плане стоял комод, заставленный матрёшками.

– Вася, дорогой, что с тобой случилось? Я тебя не узнаю последнее время, – Софья подлила себе в блюдце кипятка из самовара.

Бандерас отхлебнул из своего блюдечка и сказал:

– Софья, любовь моя!

– Что, Вася? – Софья отломила от кулича, макнула в солонку и сунула за щеку.

– Твой брат начал меня беспокоить. Боюсь, что дальше нам не удасться вести наши дела так же успешно, как мы вели их раньше, – Бандерас лизнул сахарную голову.

– Напрасно ты волнуешься. Мой брат пока маленький безмозглый баран.

– Напрасно ты так думаешь, Соня. Твоё легкомыслие может стоить нам жизней.

– Голицын покрутил на пальце бублик, – Предлагаю убрать его, пока он не убрал нас самих.

– О кей, – ответила Софья, немного подумав. – Завтра утром.

Бандерас вытер руки об рубаху и поцеловал Софью:

– Софья, я хочу тебя прямо сейчас!

Затемнение.

На экране появилось утреннее небо. В небе парил коршун. Камера потихонечку опустилась и показала курящего царя Шварценеггера с корзиной и Меншикова с корзиной. Царь и Меншиков покупали на базаре рыбу.

– Алексашка, – спрашивал Пётр, – какая рыба лучше по твоему мнению?

– По моему мнению, гер Питер, лучше всех щука, потому что у неё очень большие зубы.

– Мне тоже нравится щука, но мы не будем её покупать, потому что у неё не только большие зубы, но и большие кости.

– Тогда давайте купим два фунта карасей.

– О кей, – Шварценеггер закурил сигару. – Сколько стоят твои караси, парень? – спросил он у торговца.

Торговец выхватил из камана большой кривой нож и, с криком «Умри, собака!», кинулся на Петра. Крамаров заслонил собой Шварценеггера. Удар ножом пришёлся ему по лицу. Шварценеггер выбил ногой нож и ударил торговца кулаком поддых. Торговец согнулся пополам. Шварценеггер схватил торговца одной рукой за шиворот, другой рукой за штаны и кинул его в корзину с рыбой.

Царевна Софья лежит на скамейке в бане. Василий Голицын в кожаном фартуке стегает её берёзовым веникеом.

– Вася, налей в печку тазик воды – необходимо повысить температуру в бане.

– Софья, в Германии я узнал другой способ. Немцы наливают в печку вместо воды кружку пива.

– Это хорошая идея!

– У меня как назло есть бутылочка пива. Сейчас я схожу за ней.

– Не кидай меня надолго, дорогой.

– Разве я могу кинуть мою крошку надолго, – Бандерас целует Софью в спину и идёт в предбанник за пивом.

В предбаннике на цепи сидит бурый медведь. Медведь пьёт из бутылки с соской молоко. Рядом с медведем сидят цыгане с гитарами и скрипками.

Бандерас потрепал медведя по животу и сказал:

– Зверь!

Медведь поперхнулся и пролил молоко на живот.

– Поосторожнее, парень! – сказал ему Бандерас и махнул рукой цыганам.

Цыгане запели.

Бандерас послушал, взял пиво и пошёл в баню.

– Где ты ходил так долго, Вася?

– Я брал пиво, чтобы налить его немного в печку, – Бандерас выливает пиво в огонь.

Из печки валит густой пар.

– А что это за музыка, которую я слышу за дверью?

– Это играет музыка нашей любви.

Из-за пара становится ничего не видно.

– Как хорошо придумали немцы наливать в печку пиво, – говорит голос Софьи.

– Дорогая, сейчас я тебе покажу, что ещё придумали немцы, – отвечает голос Бандераса.

– Ну и немцы!

После бани царевна Софья и Василий Голицын, завёрнутые в простыни, пьют в предбаннике чай из самовара.

– В прошлый раз, – говорит Бандерас, – не удалось убрать твоего младшего брата, но нам не следует отказываться от этой идеи.

– Да, – Софья промакнула лицо простыней. – Мне тоже кажется, что мой младший брат становится ещё более опасным, чем раньше. Когда он был маленьким засранцем, уже в то время мне хотелось его убить. А сейчас мне хочется его убить ещё больше. – царевна сверкнула глазами.

– Да, – Бандерас взял сухарь с маком, – обстоятельства могут сложиться таким образом, что он захочет отобрать у тебя твою корону.

– Моей короны ему не видать как своих ушей! Убей его, Вася!

– Для тебя, моя царица, я убью не только твоего родного брата, но и своего родного батю! – Бандерас кинул в дверь кинжал. Кинжал воткнулся в связку лука. Нижняя часть связки упала на пол.

Софья захлопала в ладоши.

Царь Пётр стоял на площади и стучал в барабан. К нему широкими шагами подошёл Меншиков с чёрной повязкой на глазу..

– Господин бомбардир, – отрапортавал Меншиков, – потешный полк к походу готов!

Шварценеггер встал во главн колонны. «Там-тара-рам!» – стукнул царь. – Ребята, за мной!

Колонна зашагала, поднимая пыль.

За кадром снова запел Мик Джаггер:

 
Раз, два, три!
Кто это шагает по каменистой дороге?
Из под чьих ног летит густая серая пыль?
Кто широко размахивает крепкими руками?
И улыбается простой улыбкой?
Кто дышит полной грудью бойцов?
Кто подставляет лицо палящему солнцу?
Кого ждут прекрасные русские красавицы?
Раз, два, три!
Это они – герои завтрашних дней!
Хэй, хэй, хэй!
Это отряды русских парней!
 

Впереди показался караван верблюдов.

– Ого! – сказал Пётр. – К нам едут турки!

Турки подьехали поближе.

– Кильманда! – поздоровался царь.

– Кильманда, русский! – турки сняли чалмы.

– А ну-ка скажите мне, турки, как живётся у вас в Турции?

– Нам туркам живётся в Стамбуле хорошо. В Стамбуле живётся плохо только православным христианам. Им живётся хуже, чем нашим собакам.

– Ах вы басурмане штопаные! Кто вам дал право угнетать русских христиан хуже, чем ваших собак?! Как вы посмели их обижать в вашей проклятой Турции?! – Шварценеггер повернулся к своим. – Ребята, слышали ли вы, что говорят тут эти засранцы?! Отомстим же за русских братьев, которым живётся хуже, чем турецким собакам! Ура! – Царь стащил купца с верблюда и ударил его лбом в нос.

Завязалась битва. Меншиков сиджел на толстом турке и пытался его задушить.

Шварценеггер, выломав из забора доску, бил ею турок по голове. Все остальные тоже дрались как могли.

Следующим эпизодом показывали Петра и его мать Наталью Кирилловну.

– Сегодня, мама, – сказал Пётр, – мы побили турок за то, что русским в Турции плохо живётся. Когда у меня будет много войска, я построю флот, чтобы отвезти войско в те страны, где русским живётся плохо, и сделаю так, чтобы русским жилось хорошо.

– Куда именно ты хочешь поехать, сынок, – спросила мама.

– Больше всего я хочу поехать в Швецию и в Грецию.

– Это хорошая идея, но больше всего бойся бояр. Из-за бояр русским людям плохо жить не только в Европе, но и в России-матушке. Бояре грязные и кровавые засранцы. Чувствует моё материнское сердце, что они готовят против тебя какой-нибудь коварный план.

– Хорошо, мама. Клянусь тебе, что я буду внимательно относиться к этим мужланам. Когда я подрасту, я скручу их в бараний рог, оторву им длинные бороды и заставлю курить американский табак!

Пётр поцеловал маме ручку и пошёл есть.

В трапезной сидел Меншиков.

– Мин херц, – Меншиков поклонился, – где ты был? Я тебя заждался. Очень хочется есть.

– Я имел разговор с моей мамой о серьёзных проблемах.

– Какие проблемы, мин херц?

– Нет проблем, – ответил Пётр и сел на лавку.

К нему на колени запрыгнула любимая обезьяна Сенька.

– Я очень люблю зверей, – сказал царь. – Для меня они совсем как люди.

Кушай, Сенька, гуся. – Пётр вытащил из горшка гусиную ногу и сунул обезьяне.

Обезьяна схватила ногу и жадно стала от неё откусывать.

– Приятно смотреть, как Сенька ест мясо!

Вдруг обезьяа закатила глаза, выронила кость и сама упала с колен.

Царь Пётр заглянул под стол.

– Сенька! Что с тобой происходит?!

Меншиков тоже залез под стол.

– Мин херц, кто-то отравил обезьяну Сеньку. У меня есть идея, что кто-то хотел отравить тебя Питер, а отравил бедную обезьяну Сеньку.

– Проклятые бояре! – зарыдал Пётр. – Я знаю, что это дело их рук!

– Я хочу сказать тебе, гер Питер, что это дело не только их рук, но и рук твоей старшей сестры царевны Софьи и её парня князя Васьки Голицина.

– Не может быть! Я не могу поверить! Я знаю, что она не любит меня, но я не думал, что дело зашло так далеко!

– Я узнал точно, что это дело их рук. Мне сказал об этом князь Ромодановский, который подсматривал за ними в бане. И это ещё не все. Ещё у меня есть мнение, что тот засранец, который выколол мне глаз, не был сумасшедшим торговцем рыбой – этот сукин-сын тоже человек Софьи и Васьки!

– Мать твою! Я отомщу Софье, Ваське, боярам и всем врагам русского народа везде!

Царь Пётр и Меншиков сидят на берегу Москвы-реки и ловят рыбу.

– Есть у меня, Александр, мысль. Поймать большую щуку, надеть ей на жабры золотое кольцо и на кольце написать, когда эта щука попалась. Щуку после этого не варить в рыбном супе и не делать из неё начинку для расстегаев, а отпустить назад в реку.

– Зачем это вам надо, гер Питер?

– Интересно будет потом её поймать снова и обнаружить, что это старая знакомая.

– Да, – согласился Меншиков. – Это было бы интересно… А помните, мин херц, как я вас здесь спас, когда вы чуть не утонули?

– Да, – сказал Пётр, – разве такое забудишь. Я тогда чуть не умер. – Шварценеггер закурил сигару.

– Как все русские люди, – сказал Крамаров, – я верю, что есть такая золотая рыба, которая может исполнять любые три желания рыболова. Что бы вы хотели, гер Питер, попросить у этой рыбы, если она попадётся к вам на крючок?

– Я бы хотел, – царь выпустил дым, – надрать задницы боярам, для того чтобы в России была абсолютная монархия. Это раз. Прорубить окно в Европу.

Это два. А для души я хотел бы полюбить самую прекрасную девушку.

– С моей точки зрения, у вас великолепные желания, – Меншиков поплевал на червя. – Как все русские я верю, что если поплевать на червя, то на него клюнет рыба.

– А что хочешь ты, Александр, если поймаешь золотую рыбу?

– Я хочу то же самое.

– Для того, чтобы надрать задницы боярам, нужно иметь то, чего у них нет.

Чего у них нет, Александр?

– У них, по моему, все есть. У них всего очень много.

– Да, – грустно вздохнул царь.

Панорамно показали реку, берега, перелесок. Камера двигалась слева направо, пока на экране не показалась привязанная к дереву лодка.

– Я понял! – Шварценеггер бросил удочку и вскочил на ноги. – Я знаю! Я знаю, чего нет у бояр! У бояр нет флота! Мы построим флот и надерём боярам задницы!

– Ура! – Крамаров тоже вскочил и запрыгал по берегу. – Гениально! Мы покажем этим засранцам! Мать их!

– Да здравствует абсолютная монархия в России! – Пётр и Меншиков ударили по рукам.

– Да здравствует русский царь! Мы будем самые крутые парни в Европе!

Пётр и Меншиков обнялись и упали в реку.

Пётр и его друзья сторят на берегу реки потешный флот. Долго и красиво показывают, как рубанки снимают с дерева стружку, пилы перепиливают бревна, в боски вколачивают длинные железные гвозди. Над кострами в котлах кипит смола. Один мужик топором вырубает деревянного медведя с поднятыми лапами, чтобы укрепить его на носу корабля. Другой мужик сшивает из красной материи парус. Пётр ходит в клетчатой рубахе и всем помогает.

В следующем эпизоде готовые корабли спускают на воду.

Царь Пётр с корабля произносит речь:

– Давайте назовём наши первые корабли – дедушками российского флота. Хотя они ещё маленькие, но со временем они будут большими и тогда мы надерём зады всем засранцам мира! Да здравствует Россия и абсолютная монархия! Да здравствуют реформы!

– Але, ребята, качай Петра! – закричал Меншиков.

Петра подняли на руки и стали подбрасывать в воздух. На лету царь курил сигару.

Вечером царь Пётр выкатил на берег бочку вина.

– Отмечаем праздник рождения русского флота. Пей, ребята, и веселись!

К ночи все перепились. Пётр Первый кинул окурок в трюм, где лежало сено.

Один корабль сгорел.

Меншиков сказал Петру:

– Не расстраивайся, гер Питер, мы построим ещё много таких кораблей.

Спать решили на оставшихся кораблях.

Утром на Петра и его сподвижников напали взбунтовавшиеся стрельцы. Но потешный полк успел отплыть от берега.

Стрельцы на берегу трясли саблями, стреляли из пищалей и пистолей.

– Трусы! – орали они. – Идите сюда, мы вам покажем кузькину мать!

– Что, обосрались?! – орал им Меншиков. – Не на чем плавать?! Пехота сраная!

По стрельцам пальнули из пушки. Стрельцы отошли на безопасное расстояние и стали ждать, когда корабли причалят к берегу.

К вечеру стрельцы перепились и уснули мертвецким сном.

Ночью корабли причалили к берегу. Сподвижники Петра перевязали пьяных стрельцов верёвками.

– А теперь, – сказал царь, – бежим к Софье.

У змеи надо вырвать жало.

– Я с тобой, мин херц, – сказал Меншиков.

Царь и Меншиков бесшумно сняли часовых у терема Софьи и проникли к ней в спальню.

Полуголый Василий Голицын выхватил из-под подушки пистолет, но Пётр подпрыгнул и выбил пистолет ногой, подпрыгнул ещё раз и нанёс сокрушительный удар другой ногой Голицину в живот. Голицын отлетел в угол, ударился головой об шкаф и попытался встать. Но Меншиков подбежал к нему и ударил сапогом в лицо. Голицын схватил Меншикова за ногу и дёрнул.

Меншиков упал затылком на пол. Голицын выхватил нож и кинулся на Меншикова. Меншиков сделал резкий кувырок назад и нож воткнулся в пол.

Пётр Первый подбежал и ударил Голицина ногой в челюсть. Голицын тоже ударил Петра в челюсть. Пётр ещё раз ударил Голицына в челюсть и в ухо.

Голицын ударил Петра в челюсть в ухо и в живот. Тогда Пётр провёл серию ударов по корпусу. Голицын сделал Петру подсечку и попытался напрыгнуть на него сверху. Пётр снизу сильно ударил Голицына по яицам. Голицын согнулся пополам. Пётр схватил Голицина одной рукой за штаны, другой за шиворот и кинул его на стену, где висели лосиные рога. Голицын наткнулся на рога и повис, истекая кровью.

Из-под одеяла выскочила царевна Софья, схватила с пола пистолет и с криками: «Ва-а-ася!» – кинулась на Петра и выстрелила. Пуля просвистела у царя над ухом, попала в металлический расписной поднос и срикошетила Голицину в живот. Умирающий князь последний раз дёрнулся на рогах и затих.

Софья остолбенела, выронила пистолет и тихонечко завыла. Меншиков поднял пистолет и спрятал в карман.

Шварценеггер подошёл к Софье и сказал ей в лицо:

– И тебя бы надо, как Ваську, посадить на рога лося, чтобы кишки вылезли, но только это будет не по-христиански, ведь ты же баба и моя сестра. И поэтому я не буду тебя убивать, а посажу на цепь, как бешеную собаку, в сибирский монастырь, чтоб ты оттуда не убежала и подохла там своей смертью. Живи, тварь! – Шварценеггер вытащил из кармана сигару и закурил.

– Теперь всех бояр вырежу, как котов помойных!

На экране князь-кесарь Ромодановский порол бояр на Красной площади.

На лобное место вывели за бороду пожилого седовласого боярина в пыжиковой шапке. Шварценеггер отрезал ему бороду ножом.

– Царя убить хотел, дедушка?! Сейчас тебе надерут за это задницу.

С боярина сняли штаны, положили его на плаху и князь Ромодановский стал стегать старика кнутом.

В первых рядах зрителей плакали жена, дети и внуки провинившегося.

Заиграла медленная музыка и Мик Джаггер тихим голосом запел:

Иногда в борьбе на другой стороне Встречаются женщины и дети Иногда в борьбе на другой стороне Встречаются дедушки и бабушки Иногда в борьбе на другой стороне Встречаются внуки и правнуки Однако такие законы борьбы Борьба другой не бывает Но ты никогда не узнаешь Какую великую борьбу Делал русский царь Пётр Чтобы победить Пока льётся кровь Я пою эти песни Эти песни борьбы Чтобы победить…

Царь Пётр разговаривает с мамой Натальей Кирилловной.

– Петрушка, – говорит мать, – я чувствую, что скоро я умру и тогда некому будет приготовить тебе постель. За тобой должны следить какие-то женские глаза, ухаживать какие-то женские руки. Давай я найду тебе жену.

– Мама, делай что хочешь, потому что я слишком занят. Мне слишком много предстоит ещё сделать, чтобы русские люди жили не хуже немцев.

– Когда ты станешь старше, ты узнаешь, что русские люди не хотят жить по другому как немцы. Но теперь тебе все равно это не обьяснить, потому что ты молодой царь и тебе прежде всего надо жениться.

– Хорошо, мама, – сказал Пётр, – делай как знаешь.

В царских палатах за длинным столом отмечали царскую свадьбу. На столе было много фаршированных лебедей и копчёных осетров. Между ними стояли мутные бутылки, заткнутые тряпочками.

– Горько! – кричал Меншиков.

Шварценеггер в шапке мономаха поцеловал невесту Екатерину Лопухину.

Справа от царя сидел Эдди Мёрфи в русской рубахе расшитой петухами в роли Ибрагима Ганнибала и играл на гитаре негритянские песни.

– Ганибалка, – спросил царь, закуривая сигару, – нравится тебе моя жена?

– Очень нравится! – ответил арап, пощипывая струны.

– А мне нет! Не понимаю – чего в ней мама нашла.

Лопухина заплакала.

– Не плачь, дура, – царь протянул невесте сахарного петушка на палочке.

Лопухина взяла леденец и полизала.

– Сыграй мою любимую, – приказал царь Ганнибалу.

Ганнибал тряхнул головой и запел:

Ты ввергла меня В горнило страданий И я никогда не добьюсь своего Так вертит двумя половинками задними Перед озверевшим слоном ефиоп Ефиопы, ефиопы Львиное сердце, гордая стать Ефиопы вертят попами Чтобы мордами в грязь не упасть.

Пётр поцеловал арапа в губы.

– Горько! Горько! – закричал пьяный Меншиков.

– Постыдись людей, бесстыдный! – осадила его Наталья Кирилловна.

– А? Что? Не понял, – сказал Меншиков.

Пётр Первый с молодой женой Екатериной лежат на кровати под одеялом.

– Скучная ты, Екатерина. С тобой не интересно заниматься любовью. Как будто ты не женщина, а лягушка. В тебе нет достаточто темперамента.

Екатерина заплакала.

– Не реви, дура, – царь сунул жене сахарного петушка. – На тебе…

Немного полежали молча. Царь курил сигару, а Екатерина грызла петушка.

– Табак куришь? – спросил Пётр.

– Нет, – Катерина перестала грызть и с опаской посмотрела на мужа.

– Хочешь, научу? Хоть чего-то в тебе будет оригинального. Держи сигару.

Катерина осторожно взяла сигару и понюхала.

– Не надо нюхать. Кури давай.

Екатерина затянулась и закашлялась. Из глаз у царицы потекли слезы.

– Не реви, дура, – нахмурился царь. – Не могу я видеть эти женские слезы!

Напрасно я на тебе женился. Заниматься любовью не умеешь, курить не умеешь. Только плачешь круглые сутки! Лучше я буду заниматься любовью с другими весёлыми женщинами. А ты сиди дома, курва!

Пётр гуляет в Немецкой слободе. Рядом на стуле сидит его дядя переодетый Папой Римским. С другой стороны сидит Ганнибал с гитарой. Напротив сидят пять европейских послов.

– Господа послы, – сказал Пётр, – вас сюда привезли для того, чтобы совершить с вами обряд посвящения в подданные Всепьянейшего Папы.

Папа икнул и подмигнул.

– Это вот наш Всепьянейший Папа, который может выпить столько, сколько ему нальют. Вы должны выпить с Папой по кружке водки и поцеловать Всепьянейшему руку.

Послы недовольно загудели.

– Того, кто будет гудеть, – сказал Пётр, – я посажу на кол за шпионаж!

Послы примолкли.

– Начинаешь ты, – Пётр показал пальцем на греческого посла Папакириаку.

Папакириаку поправил на голове колпак с кисточкой.

– Хорошо, – сказал он и перекрестившись, выпил кружку водки и приложился к руке Римского Папы.

Римский Папа похлопал его по щеке:

– Принимаю тебя, Папакириака, в общество Кловунов имени обезьяны Сеньки и кабана Васьки. И нарекаю тебя новым именем Абрам Иваныч. Радуйся!

– Молодец, Абрам Иваныч, – похвалил посла Пётр. – Видно, что православный.

А теперь ты, – он показал на польского посла.

Сигизмунд Пшавецкий сказал:

– Я отказываюсь! Этот варварский способ противен цивилизованному человеку и нашему католическому вероисповеданию!

– Если я правильно понял это замечание, – ответил Пётр, – наш польский друг Пшавецкий хочет сказать, что мы, православные христиане, в отличии от него – дикие свиньи! Это ты хочешь сказать, дурак?

– Нет, это я не имел ввиду.

– Если ты, краковяк, не имел это в виду, тогда делай, что тебе сказали. А иначе… – Пётр повернулся к Папе, – Всепьянейший папа придумает тебе казнь. Что мы сделаем с Сигизмундом, если он нас обидит?

– Раз пан такой гордый, – предложил Римский, – давай будем надувать его кузнечными мехами через дырку в заднице, пока он не лопнет.

– Молодец, Папа! Отличная идея!

– Так поступать нехорошо. Я буду жаловаться своему королю!

– Когда ты лопнешь, пузырь вонючий, ты навряд ли сможешь жаловаться своему королю. А твой король пришлёт нам нового посла. И мы его опять надуем.

Тащи, Александр, мехи, – сказал Пётр Меншикову.

– Хорошо, я согласен. Я буду пить.

– Другое дело.

Сигизмунд с трудом выпил кружку и с противной гримасой поцеловал Папе руку. Папа схватил Сигизмунда пальцами за нос и сказал:

– Нарекаю тебя Абрам Ильич. А что это, Абрам Ильич, у тебя нос такой сопливый. Перед тем, как сесть за стол, Абрам Ильич, нужно сморкаться. Вот смотри как нужно сморкаться, – Папа Римский высморкался в стоячий воротник посла. – Вот как это делается. Радуйся теперь, кловун.

– Поехали теперь к бабам, – сказал Пётр. – Там продолжим.

По дороге греческий посол Абрам Иваныч на ходу попытался из кареты прыгнуть на лошадь. Абрам Иваныч попал под копыта и потом на него ещё наехало каретой.

Когда к нему подошли, Абрам Иваныч был уже мёртвый.

Папа Римский снял шапку-ушанку:

– Жаль Абрама, хороший был кловун.

– Братья пьяницы, – сказал Пётр, – мы не звери. Похороним кловуна Абрам Иваныча, как подобает.

Абрама Иваныча погрузили в карету и повезли к женщинам. У женщин Пётр сказал:

– Кловун Абрам Иваныч ехал сюда по делу. Надо выполнить последнее желание Абрама и дать ему такую возможность. Я пойду с Дусей. Александр с Клавой.

А с Абрам Иванычем займётся Параша.

Спустя некоторое время все пили на веранде.

Покойный Абрам Иваныч сидел за столом, уронив голову.

– Усопший Абрам Иваныч, – говорил Пётр, – был самым весёлым греческим послом.

– Обычно таких пентюхов присылают, – добавил Меншиков.

– Абрам Иваныч, – продолжал Пётр, – лихо выпрыгнул из кареты на лошадь, но не долетел. Он умер, занимаясь благородным делом – хотел нас как следует насмешить. Мы очень благодарны Абрам Иванычу за его подвиг. Помянем кловуна… Мы должны похоронить Абрама по-христианским обычаям, как следует. – Пётр поднял за волосы голову покойного и поцеловал его в лоб. – Аминь. Всем рыдать!

Девки и мужики зарыдали. Папа Римский ходил вокруг стола с рюмкой и пел «Боже, царя храни».

Польский посол Абрам Ильич рыл невдалеке могилу.

– Кто к нам с мечем придёт, – Пётр сурово взглянул на Абрама Ильича, – от меча и погибнет. А кто к нам как человек придёт, с таким и мы по-человечески. Вот как с ним, – царь приподнял за волосы голову Абрам Иваныча.

У покойного открылся глаз.

Девки завизжали.

– Никак живой! – пьяный Ганнибал перекрестился.

Меншиков достал из кармана зеркало, протёр платочком и подставил Абраму под нос.

– Зеркало чистое, – посмотрел он. – Умер кловун. – Меншиков закрыл послу глаз.

Ганнибал взял гитару и спел голосом Мика Джаггера:

Не будет больше героев Потому что таких людей Которые жили когда-то Больше уже не живёт Не будет больше таких героев Как Робин Гуд в Англии Как Жанна Дарк во Франции Как Фриц Дуберт в Германии Как Ян Жишка в Чехословакии Как Пилсудский в Польше Как Шандор Петёфи в Венгрии Как Шамиль в Азербайджане Как Соломон в Израиле Как Синяя Борода в Италии Как Поль Робсон в Америке И только в снежной России Остались такие парни Как Робин Гуд, Жанна Дарк, Фриц Дуберт, Ян Жишка, Пилсудский, Шандор Петефе, Шамиль, Соломон, Синяя Борода и Поль Робсон!

Кое-где остались ещё Настоящие герои!

На экране показали море, по которому плыли корабли с пушками. На корабле-флагмане стоял Шварценеггер с подзорной трубой и курил сигару.

Рядом стояли Крамаров, Эдди Мёрфи, Ромодановский, Папа Римский и греческий посол Абрам Иванович. С боку на верёвке сидел в наручниках пленный шведский король Карл Двенадцатый и ел курицу.

Голос за кадром произнёс:

– Пётр Первый и его соратники не только пили, безобразничали и распутничали. За длительный отрезок времени они также воплотили мечту молодого Петра – прорубили окно в Европу, разорили бояр. Осталось невыполненым только одно желание царя Петра. И кто бы мог догадаться, что он повстречает свою любовь на полях кровопролитных сражений со шведами и их королём Карлом Двенадцатым.

На экране возникло поле сражения. Свистели ядра и пули. По полю бегали солдаты. Впереди всех бегал царь Пётр с ружьём со штыком и сигарой в углу рта.

Пётр заметил среди сражающихся королевский мундир Карла Двенадцатого и стал прокладывать к нему дорогу штыком и кулаками. Карл Двенадцатый бегал по полю в бронзовом шлеме с рогами на голове, с железным подносом на животе и с пистолетами в руках.

Пётр добрался до Карла и ударил ему сзади прикладом по голове.

Карл удивлённо повернулся. Пётр ударил ещё раз.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Карл. – Русский медведь!

– Кто медведь?!

– Ты медведь!

– Я медведь?! – Пётр стукнул Карла прикладом в живот.

– Бымммм! – зазвенел на животе у Карла железный поднос.

– Ха-ха-ха! – шведский король подпрыгнул.

Тогда Пётр стукнул короля ногой в лицо. Карл отлетел в сторону и ударился головой в каске. У каски отломился один рог. Карл вскочил и с разбега ударил Петра кулаком в спину. Пётр подскользнулся и упал на живот. Карл вскочил Петру на спину и попрыгал. Пётр перевернулся и схватил Карла за ногу. Карл потерял равновесие и упал на землю. Пётр и Карл стали кататься по земле и тузить друг друга кулаками. Наконец Пётр сделал неожиданно кувырок вперёд и рывком перебросил Карла животом к себе на колено. Карл захрипел и повис на ноге у Петра. Пётр достал из кармана наручники и защёлкнул их ну запястьях у шведа. Потом положил Карла поперёк лошади и повёз в лагерь.

Проезжая мимо кустов Пётр услышал любовные крики. В кустах Меншиков занимался любовью с какой-то женщиной.

– Ах ты засранец! В то время, когда твой царь рискует жизнью, сражаясь с врагами, ты занимаешься любовью в кустах! Перестань сейчас же и иди воевать, не то я убью тебя на месте!

Меншиков вскочил, надел штаны и побежал воевать.

Пётр посмотрел на женщину, крякнул, привязал лошадь с Карлом к дереву и кинулся на красавицу.

Голос за кадром сказал:

– Так исполнилось последнее желание русского царя Петра и он вернулся в Россию не только с победой, но и с молодой женой Екатериной Первой.

Опять запел Роллинг Стоунз:

Когда стемнеет И на на небе покажется луна Разные мысли могут приходить к вам в голову В вашу голову может прийти мысль о том Что у великих людей исполняются все их желания И это будет правильная мысль Такие герои побеждают всех врагов Делают хорошие поступки И встречают свою единственную любовь И если ты одинок И твоё сердце разрывается от одиночества То выйди на улицу города И иди искать своё счастье Среди сражений и приключений И если тебе повезёт То ты встретишь в конце пути То, что ты искал Эй, парень, что ты сидишь Оставь свой дом И иди на улицу Искать своё счастье.

На экране царь Пётр и Меншиков тулупах сидят на краю полыньи и рыбу.

Пётр вытащил из полыньи большую щуку.

– Ого! Александр, помнишь, как мы стобой поймали большую щуку и надели ей кольцо на плавники и на квост. Ты помнишь, что мы подумали с тобой – как будет хорошо, когда мы поймаем эту рыбу снова и поймём, что это старая знакомая. Теперь посмотри – я поймал эту дерьмовую, мать твою, рыбу!

– Вот это, мать твою, дерьмо! Это самое большое дерьмо! Ты сделал это, мин херц! – Меншиков потянулся за рыбой, упал в полынью и скрылся под водой.

Пётр отбросил щуку подальше, скинул тулуп и нырнул в полынью за Меншиковым. Вскоре он показался над водой с Меншиковым под мышкой.

Царь Пётр лежит в кровати при смерти. Рядом стоят Мадонна Екатерина и Меншиков. Меншиков плакала.

– Это все из-за меня, – говорил он.

– Я, Александр, долги не забываю. Ты меня из воды спас и я тебя из воды спас тоже… Теперь я умираю спокойно. Пришёл мне, по-моему, конец.

Заплакала Екатерина.

– Не реви, Катька. Нечего меня жалеть, потому что все чего я хотел, я получил. Я хорошо пожил и неплохо умираю. Всем бы так, как мне… А теперь прощайте. Ты, Меншиков, береги Катерину. А ты, Катерина, береги Россию! А теперь я хочу веселиться. Зови, Алексашка, Ганнибала, цыган и всех остальных.