Текст книги "О своём воевавшем отце, о себе и об окружающем мире"

В.Д. Бербенцев
О своём воевавшем отце, о себе и об окружающем мире

© В. Д. Бербенцев, 2024

© «Издание книг. ком», о-макет, 2024

Об отце

Мой отец, Бербенцев Демьян Иванович 1907 года рождения, уроженец села Жилино Воронежской области, был призван в ряды Красной Армии в 1928 году. Его отец, мой дед, Иван Макарович был сельским кузнецом и обучил своих пятерых сыновей кузнечному делу. Поэтому Демьяна, младшего из его сыновей, определили армейским кузнецом в кавалерийскую часть, которая стояла в здании, которое известно как «МАНЕЖ» рядом с Московским Кремлём. Основное занятие кузнеца в кавалерии – это подковывание лошадей. Отец хорошо владел этим искусством и вскоре стал кузнецом-инструктором, т. е. обучал этому делу других.

В 1930 году, когда в СССР стали ускоренно развиваться танковые войска, отца как имевшего дело с металлом послали учиться танковому делу в Казанское танковое училище. По окончании училища отцу присвоили офицерское звание и направили на службу на Дальний Восток в район Уссурийской тайги с центром в городе Ворошилов-Уссурийский, недалеко от государственной границы, за которой стояла Японская армия.

В отпуск отец съездил в родное село, взял в жёны мою маму Ивасенко Харитину Ильиничну и привёз на Дальний Восток на место своей службы. Там они жили до 1940 года.

Там, на Дальнем Востоке, у них родились дети – девочки Рая, Дина и Римма. Первая, Рая, умерла в раннем возрасте от тифа.

В конце 1940 года начали активизироваться Японские военные силы рядом с границей, и командование части, в которой служил отец, решило отправить все семьи военнослужащих подальше от места их службы, желательно к их родителям и родственникам. И моя мама с двумя малыми дочерями, одной четыре года, другой два года, отправилась к своим родителям в село Жилино. Они ехали поездами 13 суток. На станции Митрофановка их встретил мамин отец, мой дед Илья Антонович, и привёз в свой дом. Через полгода 22 июня 1941 года началась война. 28 июня родился я. Через год в июле 1942 года через село в направлении Сталинграда прошли немецкие войска, а в феврале 1943 года село освободила Красная Армия. Во время немецкой оккупации никто из односельчан не выдал мою маму и нас как семью советского офицера.

А отец, проводив нас, продолжал служить на Дальнем Востоке. Когда стало понятно, что японцы не решатся перейти границу, дивизию, в которой служил отец, эшелоном перебросили под Москву, где шли жестокие бои. Эшелон высадили в Подольске, откуда дивизия своим ходом ушла в Серпуховские леса, где какое-то время находилась в резерве.

Немецкая танковая армия пыталась взять город Тулу, но не смогла, обошла Тулу и пошла на север на Москву, дошла до Каширы, там её остановили наши войска, через Оку не пропустили. Тогда немцы решили идти на Серпухов и там форсировать Оку. Дивизию, в которой служил отец, под командованием генерала Гетмана, выдвинули навстречу немцам. За Окой, между городами Каширой и Серпуховым, у деревни Иваньково, на взгорке, дивизия Гетмана поставила танки в танковые окопы, замаскировала их и приготовилась к бою. Под вечер, когда начало темнеть, подошли немецкие танки, включили фары и сирены, пошли в «психическую» атаку. Наши танки из окопов били по фарам всю ночь. Под утро, когда немцы увидели, что половина танков уничтожена, повернули назад, пошли курсом на Алексино, далее на Калугу и Юхново. Дивизия Гетмана вышла из окопов и преследовала немцев до самого Юхнова. Про этот свой первый бой отец рассказал мне много лет спустя.

Рассказал он мне и ещё один военный эпизод. Уже в конце войны танковая колонна какого-то Украинского фронта быстрым маршем шла по дорогам Германии, по Саксонии вблизи города Дрезден. Около какого-то немецкого городка остановились на привал, перекур. Рядом с дорогой был какой-то завод, кирпичные цеха. Группа офицеров пошла посмотреть, что за завод. Зашли в цех, там на станках работают рабочие, ни на кого не обращают внимания. Офицеры посмотрели на это и пошли обратно. Колонна тронулась дальше. Через какое-то время, полсуток спустя, по радио пришёл приказ повернуть назад, идти в Прагу, чехам на помощь. Шли мимо того места, где делали привал и ходили на заводик. Видят, что весь городок и тот заводик разбомблены. Одни развалины и много трупов бывших рабочих. Это поработали «наши союзники» американцы и англичане. Они в тылу наших войск бомбили Дрезден и городки в его окрестностях.

Так закончилась эта война для моего отца. После войны отец продолжал служить в Советской армии, в основном по технической части, зампотех роты, батальона, полка. В 1946 году отец приехал к нам в село Жилино.

Детство

Мне уже было пять лет. Я был сельским хлопцем, босоногим, штаны на одной лямке. Жили мы у бабушки Марии Ивановны и дедушки Ильи Антоновича, хата под соломенной крышей, сарай под камышом. В сарае корова, куры, овцы. Большой огород, сад, терновник, в котором у меня были свои ходы и укромные места. Село на две улицы длинное вдоль речки Овчинная. Между речкой и сельскими домами пойменные луга, за речкой меловые горы высотой около ста метров, прорезанные оврагами. За вершинами этих гор дубовый лес. С другой стороны села чернозёмные поля. В центре села площадь и церковь, куда меня водила за руку бабушка Мария. Другой дедушка Иван Макарович, сельский кузнец, был по совместительству церковным старостой.

Отец погостил немного у нас, затем увёз маму и двух моих сестёр на место своей службы на Украину. Сёстрам надо было учиться, одной семь лет, другой девять. Меня ещё на год оставили у бабушки с дедушкой. Я ходил к дедушкину брату, у него была телега и два ослика, которые возили телегу. Дедушкин брат ездил по соседним сёлам, собирал куриные яйца для райкооперации и брал меня с собой. Мне эти поездки были очень интересны.

Через год за мной приехала мама. Мы ехали с пересадками, в Киеве побывали в Киево-Печёрской лавре. Приехали в город Проскуров (переименованный затем в г. Хмельницкий). Недалеко от Проскурова военный городок Раково, где служил отец. Там была начальная школа. Все знакомые дети пошли в школу, Мне было шесть лет, я остался один и упрашивал родителей, чтобы тоже пойти в школу.

Школа

Они согласились. Прошло уже три месяца школьной учёбы, но меня взяли, и я стал учиться. В третьем классе мой учитель по математике Владимир Николаевич привил мне интерес к решению сложных математических задач. Этот интерес сохранялся у меня потом долго.

Через четыре года отца перевели на новое место службы в ГДР в город Дрезден. Нас, его семью, надо было куда-то определить. В городе Россошь Воронежской области жил брат отца Иван Иванович, работал кузнецом на станции. Мы туда поехали, сняли квартиру в частном доме и жили в ней три года. Там я учился в пятом, шестом, седьмом классе. В марте 1953 года умер Сталин. На привокзальной площади станции Россошь был митинг. Площадь рыдала, все паровозы, паровозное депо гудели всеми гудками. Сталин для всех был вождём, учителем, победителем.

В 1954 году за нами приехал отец и забрал на своё место службы в Германию, в город Дрезден. Там я учился в восьмом и девятом классе. Жили в расположении части, недалеко от школы, тут же штаб дивизии, стадион, бассейн, большой спортзал. Мне было уже 14 лет, я мог ходить и ездить по Дрездену, видел все развалины в центре города после американских бомбардировок, в стороне от центра уцелевший дворец королей Цвингер, в нём несколько музеев: музей фарфора, музей часов, рыцарских доспехов, драгоценностей королей «Грюне гевёльбе» – «Зелёные своды», но главное – это Дрезденская картинная галерея, которую привезли из Союза в 1955 году. Нам удалось её посетить до отъезда. Отец купил мне дешёвый немецкий фотоаппарат типа «мыльницы» под плёнку 95 мм, я учился фотографировать, ездил по фотомагазинам «Кодак» Дрездена.

В 1955 году в возрасте 14 лет я получил жестокий удар по мозгам, когда Н.С. Хрущёв на съезде партии объявил о жестоких репрессиях Сталина. Ещё через какое-то время стали говорить, что китайский лидер Мао Цзэдун уже не друг, а враг. Ещё недавно все мы пели «русский-китаец братья навек», и вдруг такое.

В 1956 году отца демобилизовали, и мы уехали из Дрездена в Союз. Между прочим, через тридцать лет в Дрезден приехал на работу В.В. Путин. Местом жительства после демобилизации отец с матерью выбрали город Таганрог. Там жили с семьями два брата дедушки Ильи Артём и Мефодий.

По приезде в Таганрог я решил посетить город Россошь и село Жилино. Нормально доехал на поезде до Россоши, нашёл дом, где жил дядя Ваня, пожил у него, потом мы на его мотоцикле с коляской поехали в село Жилино к дедушке Ивану. Дядя Ваня уехал, а я остался у дедушки, пожил у него, потом у нас состоялся спор на религиозной почве: он верил в бога, а я нет, и он прогнал меня.

Я пешком 20 километров шёл до станции Митрофановка, сел на поезд и приехал в Таганрог. За то время, пока меня не было, отец купил дом в Таганроге. Он устроился на работу, я пошёл в школу № 10 в десятый класс. Закончил десятилетку в 1957 году, получил аттестат зрелости.

Мне было 16 лет, надо было выбирать дальнейший путь. Недалеко от нашего дома был металлургический завод. От школы мы туда часто ходили на экскурсию. Меня поражала работа металлургов – работа тяжёлая, но какая-то непостижимая, таинственная, привлекательная. Я решил стать металлургом. Я считал, что польза стране от металлургов больше, чем от других профессий. Хотел ехать в Москву поступать в Институт стали и сплавов, о котором слышал от знакомого, выпускника этого вуза. Но это был 1957 год, летом в Москве проходил Фестиваль молодёжи, и въезд в Москву был ограничен. В Таганроге был радиотехнический институт, но радиотехника меня не привлекала, и я подал заявление в Таганрогский металлургический техникум.

Техникум

Срок учёбы в техникуме после десятилетки был два с половиной года. Отделение, на которое я поступил, специализировалось на технологиях трубного производства. Трубы производят различными способами: прокаткой, прессованием, волочением, сваркой, литьём. Мы всё это изучали. На Таганрогском металлургическом заводе трубы делали прокаткой и печной сваркой. Мы туда часто ходили, изучали технологию и приёмы работы.

Через год учёбы летом 1958 года студентов техникума послали на целину, в помощь сельскому хозяйству на уборку урожая. Все техникумы Таганрога ехали в одном поезде в товарных вагонах (теплушках) целую неделю. Привезли в город Ерментау Акмолинской области Казахстана, развезли по совхозам. Поселили в вагончиках. Там работали три месяца на самых разных работах: сначала скирдовали сено, затем строили тока для приёмки зерна, потом работали на комбайнах, на соломокопнителях, потом на токах на сушке зерна и в конце на прицепных плугах. Домой ехали в пассажирских вагонах и гораздо быстрее. За всю работу каждому заплатили по 1000 рублей и по тонне зерна в виде бумажки. Я отдал эту бумажку отцу, он получил эту тонну зерна, купил кур и потом кормил их этим зерном.

Завод

Техникум я окончил в конце 1959 года и распределился на Челябинский трубопрокатный завод. На этом заводе только построили новый цех печной сварки труб встык, и начался пусковой период его освоения. Меня назначили подручным сварщика. Мы осваивали новое оборудование. Овладение технологией и оборудованием давалось нормально, очень пригодились знания, полученные в техникуме. В стране строились дома «хрущёвки», для их оснащения требовались трубы для водопровода, отопления, газопровода, канализации. Наш цех должен был производить эти трубы.

Исходным материалом для получения труб была металлическая лента (штрипс), её поставляли в рулонах. Конец одного рулона сваривали с началом другого рулона, получалась непрерывная лента, которую пропускали через длинную нагревательную печь. Между печью и сварочным постом, соединяющим концы лент, располагалась петлевая яма, в которой находился запас ленты, расходуемый за время сварки концов лент. На выходе из печи нагретая до высоких температур лента попадала в сварочный стан, где она валками сворачивалась в трубу, края ленты соединялись, в место стыка краёв подавалась струя обогащённого кислородом воздуха, края разогревались и под давлением валков сваривались.

Не всё ладилось сначала. Долго не могли поймать режим сварки, шли непровары, было много брака, после сварочного стана стояли ножницы, рубили этот брак на куски, и вся смена оттаскивала горячий металл подальше от стана. Долго разбирались в причинах непровара, но в конце концов довели технологию до ума, и трубы пошли. В цехе была группа инженеров, которые обсуждали технологию, искали причину брака. Я как закончивший техникум по этому делу пытался им что-то подсказать, но они не слушали. Меня это сильно обижало, и я решил обязательно закончить институт.

Жили мы в общежитии, по два человека в комнате, питались в столовых в общежитии и в цехе. Для отдыха были все условия. Рядом с общежитием дом культуры, дворец спорта, большое озеро «Смолино», турбаза. На турбазе мы брали туристические принадлежности: рюкзаки, палатки, другое снаряжение и в выходные дни ехали группами электричкой на озёра Чебаркуль, Тургаяк, Иловое и др. В общем, жизнь, работа, отдых – всё мне нравилось, всё было прекрасно.

Армия

И вдруг в ноябре 1960 года мне приходит повестка в Армию. Я взял отпуск на две недели и самолётами Челябинск – Волгоград – Ростов полетел к родителям. Побывал у них, простился и опять самолётами через Москву прилетел в Челябинск.

Нас, призывников, посадили в товарные вагоны (теплушки) и привезли на место службы. Восточнее города Свердловска на берегу реки Пышма в военном городке располагались два учебных полка, один готовил танкистов на средние танки, другой – на тяжёлые и плавающие. Я попал туда, где готовят командиров плавающих танков. Начались месяцы учёбы. Изучали устройство танка, его вооружение, механику, радиостанцию, изучали тактику, осваивали вождение, тренировались в стрельбе из танковой пушки, пулемёта, автомата, пистолета. На политзанятиях изучали международное положение.

Но было и общение между собой, были дружеские и неприятельские отношения. Командиром отделения, в котором я служил, был младший сержант, латыш Гунтис Озолиньш. Во время перекуров он рассказывал нам, как советские власти притесняли население Латвии, отправляли в Сибирь неугодных. Мы, его подчинённые, не верили ему, возмущались его рассказами, пытались противостоять его действиям. Так, во время вечерней прогулки перед отбоем, когда он давал команду «запевай», мы молчали. Он пофамильно приказывал запевать. Тех, кто запел, отправлял спать. Остались трое, кто не запел, я в том числе, нас он отправил на полночи на кухню чистить картошку.

Командиром нашей роты был капитан Жариков. Он воевал в Отечественную, рассказывал нам, как они воевали. Военным искусством он владел в совершенстве – водить, стрелять, ходить в строю. Он вызывал восхищение у нас, молодых солдат. Когда он предложил мне вступить в КПСС, я согласился.

Были у нас и выходные. Кино, спортивные соревнования, походы в чайную и танцы. На танцы к нам в часть приходили девушки из соседних деревень. Бывали и драки из-за этих девушек. В соседнем полку служили ребята с западной Украины, в нашем полку в основном с Урала. Уральцы часто дрались с украинцами.

Летом 1961 года наша учёба закончилась, и нас отправили на место дальнейшей службы. Оба полка везли в пассажирских вагонах через всю Россию до города Чоп. В Чопе пересадили в другие вагоны, венгерские, с другими колёсами. Выдали всем сухой паёк на несколько дней: хлеб, сало, консервы, сахар и пр. Поезд тронулся, проехал несколько километров, не доезжая границы, остановился в чистом поле и очень долго, до самого вечера, стоял. Вдали были какие-то дома. Никакого начальства с нами не было, и некоторые из наших солдат стали бегать к этим домам, меняли свои вещи на самогон. На лужайке около вагонов расположились, и началась пьянка. Пили, закусывали у всех вагонов. Недалеко были вагоны с западными украинцами. Кто-то вспомнил бывшие разборки и драки. Начали задираться, и пошла драка. Вагон на вагон. Дрались в основном ремнями с бляхами. Была кровь, раненые. Кто-то сообщил в комендатуру, прибежали офицеры из комендатуры, сержанты с автоматами, постреляли в воздух и разогнали всех по вагонам.

Был уже вечер, стемнело, все начали искать себе место, чтобы поспать. Скамейки в вагоне короткие, висели небольшие гамаки, основная масса улеглась на пол и быстро заснула. Кое-кого тошнило. Поезд тронулся, немного проехал и встал у границы. Зашли пограничники с журналом. Начали перекличку. Не всех удалось разбудить. Спросили у тех, кто не спал, кто где, посчитали по головам, сверили с журналом и пошли дальше. Поезд тронулся, проехал по мосту через речку и въехал в Венгрию. Эта ночь в поезде была тяжёлая. Спать негде, все места, даже на полу, были заняты. Сидели на корточках всю ночь. В вагоне была жуткая вонь, открыли двери, начался сильный сквозняк.

Утром поезд остановился где-то в поле, уже в Венгрии. Все высадились, пошли колонной куда-то по какой-то дороге. Шли долго, наконец, пришли на какой-то стадион на окраине города Дебрецен, куда за нами должны были приехать «покупатели» из воинских частей.

Весь день я просидел на этом стадионе. Под вечер мне стало очень плохо, болело горло, знобило. Ребята заметили это, вызвали врача, и меня на санитарной машине отвезли в госпиталь. В госпитале я лежал две недели, мне делали уколы. Когда я выздоровел, за мной приехал старшина на машине, отвёз меня в свою часть. Эта часть находилась на севере Венгрии, в городе Эстергом на реке Дунай. Там оказалось, что я должен явиться в другую часть на юге Венгрии в городе Сегед. Болтался в той части двое суток как неприкаянный, потому что не был там прописан, без места, без довольствия, на птичьих правах. Но люди помогали, кто чем мог.

Наконец меня отправили с провожатым старшиной в свою часть. Ехали в венгерских пассажирских поездах сначала в Будапешт, потом в Сегед. Город Сегед находится в самой южной точке Венгрии, где граничат три государства: Венгрия, Румыния и Югославия. Город расположен на берегу реки Тиса. Полк, в котором я должен был служить, находился у шоссе Сегед – Будапешт недалеко от города Сегед. Меня определили в разведвзвод полка в должности командира плавающего танка. В разведвзводе было три плавающих танка ПТ-76, четыре БРДМ и четыре мотоцикла с коляской.

Командир взвода старший лейтенант Александр «Саша» Алексашин был очень интересным человеком. Он не любил находиться в расположении воинской части. При любой возможности выводил взвод за пределы части на танке или БРДМ в поля, леса, там занимался с нами тактикой, изучением приёмов маскировки, наблюдения и всех других деталей разведывательного дела. Из трёх танков взвода два танка стояли на консервации в боксах, а один был учебным. Я был командиром этого учебного танка. На этом танке учились все танкисты: водить, стрелять, на нём ездили обучаться тактике, танковой разведке и всему остальному.

В начале 1962 года, когда случился Карибский кризис, весь наш полк перебросили в горы Хаймашкер, недалеко от озера Балатон, где мы в замаскированном состоянии и готовности к броску жили три месяца, пока не разрядился этот кризис. Летом 1962 года наш полк участвовал в больших учениях стран Варшавского договора. Поездом танки перевезли ближе к месту начала учений, выгрузили на какой-то станции, дальше надо было ехать своим ходом. Только отъехали от станции, у моего танка сломался главный вал коробки передач. Командир взвода передал по рации сообщение вышестоящему командованию об этом, оставил наш экипаж ждать помощи и уехал к месту учений. Через какое-то время к нам приехала техническая «летучка» с новой коробкой, и мы почти сутки снимали с танка одну коробку и ставили другую. Я связался по рации с командиром взвода, спросил, где он находится и куда нам нужно прибыть. Взвод находился на берегу Дуная. Тут оказалось, что, пока мы ремонтировались, другой танк из нашего взвода во время репетиции операции по форсированию водной преграды, реки Дунай, заглох на воде, потому что его командир забыл перевести рукоятку, закрывающую клапана выхлопа отработанных газов, в положение «вода». Танк понесло вниз по течению со скоростью 10 километров в час. Экипаж пытался завести двигатель на воде сначала аккумулятором, потом сжатым воздухом и этим полностью вывел двигатель из строя. Танк поймали катером через 15 километров ниже по течению, вытащили на берег, вызвали «летучку» с новым двигателем, несколько суток меняли двигатель, и наконец танк приехал к нам. Он успел как раз к началу учений.

Учения начались с форсирования Дуная в 50 километрах южнее Будапешта у города Дунауйварош, в переводе Дунайград. Раньше это был Сталинварош, в переводе Сталинград, как в СССР. Для форсирования на левом берегу Дуная сосредоточились сотни плавающих танков с расстоянием между ними до 50 метров. В 4 часа утра по команде все танки вошли в воду и поплыли на противоположный берег со стрельбой холостыми снарядами. Скорость плавающего танка на воде 10 км в час, скорость течения Дуная в этом месте такая же, поэтому плыли под углом 45 градусов. Доплыли до противоположного берега, нашли укрытие, замаскировались и стали вести наблюдение за ходом переправы остальных войск. Следом за нами пошли средние танки под водой. Было видно, как над водой двигаются воздухозаборные трубы. Танки выходили из воды и с ходу вступали в бой. Затем плыли самоходные катера с пушками, БТРы с мотострелками. После них начали строить понтонные мосты. Одна за одной подъезжали машины с понтонами, сбрасывали их в воду, и сапёры быстро строили из них мосты. Дальше по этим мостам поехала вся остальная техника.

О своих наблюдениях я докладывал по рации командиру взвода. Потом получил от него новое задание. Тремя танками вести разведку маршрута для танковых колонн соединения. Назначил первую точку на карте, куда нужно прибыть. Разведку ведёт разведдозор. Впереди, на расстоянии видимости, дозорная машина, которая докладывает мне, командиру разведдозора, обо всём, что видит. Время от времени я докладываю командиру разведвзвода, который едет на БРДМах по шоссейным дорогам. Танковый маршрут идёт не по шоссейным дорогам, а параллельно, по полевым просёлочным дорогам. Моя задача осложняется тем, чтобы танки не пошли по полям, садам и угодьям венгерских крестьян и сельских жителей, иначе будут жалобы нашему руководству. Так от точки до точки мы прошли больше ста километров в обход города Секешфехервар до Хаймашкерских гор, где в большой долине между горами развернулся окончательный «бой» между сторонами этого учения. Наш разведдозор выбрал удобное место на возвышенности, наблюдал за этим боем и докладывал командованию обо всём, что видел.

После этого полк вернулся на своё постоянное место, и служба продолжалась. В начале 1963 года командование части предложило нам, тем, кто начал служить третий год и желал поступать в институты, пройти курсы по подготовке в институт, но с условием, что перед этим мы должны пройти курсы по подготовке офицеров запаса. Многие из нас опасались, что после этого нас оставят в армии на 25 лет. Я не хотел служить в армии офицером, но очень хотел поступить в Институт стали. Поэтому рискнул и подал рапорт. Таких в части было немного – три человека. Мы втроём поехали на курсы. Поездом до Будапешта, там походили, погуляли, потом поездом до города Веспрем, что недалеко от озера Балатон. Курсы находились на окраине города. Туда приехало около ста человек таких же, как мы, желающих поступать в институт. Очень многие были мне знакомы по учебному полку.

Учились военному делу три месяца, параллельно изучали все науки для поступления в институт. Использовали любую возможность, перерывы, перекуры, всё свободное время Экзаменовали друг друга по всем предметам. За эти три месяца мы очень хорошо подготовились в институты. В конце курсов сдали экзамены по всем военным наукам и разъехались по местам службы. После нашего возвращения в полк начались курсы по подготовке в институт. Вели офицерские жёны по разным школьным предметам. Так как я только что всё это изучал, мне это было знакомо и скучно сидеть на занятиях. Но пришлось терпеть. Курсы закончились, и пришло время ехать сдавать вступительные экзамены в институт.

Простились с частью, в Союз выехали в июле. Непередаваемое состояние было, когда переезжали границу домой в Союз. Приехал в Москву, нашёл институт МИСиС, его общежитие «Дом коммуны». Поселили абитуриентов в спортзале общежития. Вступительные экзамены сдал легко, на все пятёрки.