Текст книги "«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны"

Под руководством выдающегося ученого В.И. Рдултовского на Петроградском трубочном заводе (завод № 4 им. М.И. Калинина) в 1923 году было организовано Бюро подготовки трубочному делу и опытная мастерская для изготовления экспериментальных образцов взрывателей. Важную роль сыграло конструкторское бюро по боеприпасам во главе с инженером А.А. Гартцем, созданное в 1922 году.

Комиссия активно занималась разработкой тактико-технических требований с учетом опыта войны и проектировала артиллерийские системы, как традиционные, так и принципиально новых конструкций – гидродинамических, электрических, газодинамических, реактивных. Были созданы образцы орудий для батальонной артиллерии: 45-мм пушки большой и малой мощности, 60-мм гаубица, 65-мм пушка. Инженер П.В. Каратаев разработал батальонное самоходное орудие. М.Ф. Розенберг, В.И. Рдултовский, А.А. Соколов усовершенствовали 58-мм миномет и боеприпасы к нему, спроектировали 91-мм и 203-мм газодинамические минометы и химические мины. Р.А. Дурляхов предложил проект 85-мм дивизионной пушки. Прошли испытания различные типы безоткатных орудий калибра 37—107 мм. Однако дальше образцов дело не пошло.

Важнейшей задачей КОСАРТОПа были изыскания в области сверхдальней стрельбы. Работы шли по двум направлениям: создание особых сверхдальнобойных пушек с обычными снарядами и переделка штатных орудий для стрельбы снарядами новых типов.

«Известно, что стрельбы обстреливали Париж снарядами 9-дюймового калибра, причем была получена изумительная меткость… – писал академик А.Н. Крылов. – Ясно, что и нам необходимо добиться такой же дальности, чтобы не быть отсталыми в этом деле. Начальник Морского полигона Е.А. Беркалов, по-видимому, разгадал способ стрельбы, примененной немцами. Он показал прямыми опытами, каким образом из существующих орудий можно сообщить снаряду начальную скорость, соответствующую дистанции в 100 верст и более. Начальник сухопутного полигона В.М. Трофимов показал расчетами, как, увеличив длину орудия, можно достигнуть той же начальной скорости.

Понятно, что для целей морской артиллерии решение Беркалова предпочтительное, ибо на море стрельба на 100 верст будет применяться только в исключительных случаях обстрела портов, крепостей и т.п., а не для боя между судами, и, значит, выгоднее иметь обычного типа орудия большого калибра и к ним специальный боевой запас для дальней стрельбы, нежели специальные длинные пушки малого калибра».

В 1920 году по проекту В.М. Трофимова была создана 76-мм дальнобойная пушка с длиной ствола 100 калибров. Три года спустя на базе 6-дюймовой пушки Канэ – изготовлены два «экстрадальних орудия» длиной 120 калибров (более 9 метров). В июле 1926 года при стрельбе из такой пушки снарядом весом 6,5 кг была достигнута начальная скорость 1325,5 м/с.

Однако гораздо привлекательнее и дешевле по исполнению выглядел вариант Е.А. Беркалова: вместо строительства гигантских дальнобойных монстров обеспечить обычные системы крупного калибра «сверхдальними» снарядами. Евгений Александрович предложил использовать «комбинированный» боеприпас, состоявший из отделявшегося в полете поддона с ведущими поясками и устремлявшегося к цели подкалиберного снаряда. Для эксперимента использовали одну из 356-мм пушек, предназначенных для линейных крейсеров типа «Измаил». Корабли решили не достраивать, их корпуса пустили на металлолом, а вот дюжина четырнадцатидюймовых стволов, завалявшихся во дворе Обуховского завода, пригодились. Общий вес боеприпаса составил 236 кг, а 203-мм снаряда – 110 кг. После нескольких лет эмпирических опытов в июне 1924 года при стрельбе с полигонного станка системы Дурляхова была получена максимальная дальность 48,5 км при начальной скорости 1250 м/с. Вот только «изумительной» немецкой меткости достигнуть не удалось. Рассеивание подкалиберных снарядов на больших дистанциях – вполне закономерно – оказалось неприлично велико.

Еще одним многообещающим направлением считалось электрическое орудие. Идея подкупала простотой, возможной дальностью стрельбы до 500—600 км, практически безграничной мощностью и считалась технически вполне осуществимой.

В 1925 году КОСАРТОП переименовали в Комиссию научных артиллерийских опытов (КОНАРТОП). Проверявшая ее работу Военно-морская рабоче-крестьянская инспекция в качестве основного недостатка отметила преимущественно теоретический, а не опытный характер работ комиссии. Рабочие и крестьяне хотели видеть «живые пушки». Помощник начальника ГУВП В.С. Михайлов 1 июня 1925 года по этому поводу докладывал: «Образцы артиллерийских систем, находящиеся на вооружении Красной Армии, действительно отстали от зарубежных. В этом виновато высшее командование. Была полоса увлечения стрелковым вооружением, авиацией и газами. Всю надежду возлагали на воздушную и газовую оборону. На артиллерию смотрели как на род оружия, отживающий свой век. Денег на развитие артиллерийских цехов не давали».

В феврале 1926 года шестидесятилетний генерал В.М. Трофимов покончил жизнь самоубийством, как сообщает биография, «в припадке острого нервного расстройства на почве сильнейшего переутомления». В июне в Бутырской тюрьме был убит генерал И.А. Шмидт-фон-дер-Лауниц, изобретатель дальномеров и приборов для ведения стрельбы. К этому времени сгинули в тюрподах генерал А.И. Маркевич и бывший начальник 2-го отдела Арткома генерал А.А. Якимович. Умер неизвестно где и когда генерал Г.П. Киснемский, один из крупнейших специалистов в области порохов и взрывчатых веществ. Подверглись аресту многие сотрудники комиссии, а затем последовала ее ликвидация.

С 1 января 1927 года задачи «разрешения различных крупных вопросов артиллерийской техники» были возложены на конструкторское бюро Артиллерийского комитета, которое все равно возглавил Ф.Ф. Лендер. В 1930 году на базе КБ был сформирован Артиллерийский научно-исследовательский институт (АНИИ). В том же году путем объединения Бюро Рдултовского и КБ завода «Прогресс» было создано Центральное конструкторское бюро по проектированию взрывателей и трубок для всех видов боеприпасов (позднее ЦКБ-22); возглавил организацию Н.Н. Кондратьев, бывший до этого техническим директором завода № 4. В дальнейшем на основе соответствующих подразделений ЦКБ создали Специальное конструкторское бюро по механическим часовым взрывателям, которое в 1931 году возглавил А.Я. Карпов, а также Государственный союзный институт ГСИ-44 для разработки взрывателей на электрическом принципе действия.

Вплоть до начала 1930-х годов на вооружение Красной Армии не было принято ни одного образца артвооружения.

Исключением была 76-мм полковая пушка, созданная конструкторским бюро Орудийно-арсенального треста (ОАТ) под руководством С.П. Шукалова и С.Е. Рыковского и запущенная в производство на заводе «Красный путиловец». Она представляла собой переделку «короткой пушки» обр. 1913 г., которая вела свою родословную от горной пушки Данглиза, спроектированной еще в 1893 году. Изменения коснулись в основном лафета: новая боевая ось, подъемный механизм, обрезиненные колеса, подрессоривание из четырех пружин, выключавшихся в боевом положении. При длине ствола 16,5 калибра и массе снаряда 6,2 кг пушка имела начальную скорость 380 м/с. Предельный угол возвышения – 24,5 градуса. Максимальная дальность стрельбы (использовался унитарный патрон обр. 1902 г. с уменьшенным зарядом) составляла 7100 м. Масса системы в боевом положении с деревянными колесами – 740 кг, с металлическими – 920 кг. Лафет оставался одностанинным, обеспечивавшим горизонтальную наводку в пределах 6 градусов, что делало проблематичной борьбу с бронетехникой. Расчет состоял из семи человек.

Пушка, подвергаясь регулярным техническим доработкам, находилась в серийном производстве пятнадцать лет. В июне 1941 года в РККА состояло 4768 полковых пушек обр. 1927 г., в том числе 2296 орудий в составе войск западных военных округов.

В марте 1927 года Реввоенсовет поручил Ф.Ф. Лендеру за 4—6 месяцев спроектировать 122-мм корпусную пушку, 152-мм пушку АРГК и 203-мм гаубицу «большой досягаемости».

А откуда вдруг такая спешка? И отчего так возбудился пролетарский поэт-горлопан В.В. Маяковский?

 
Теперь
к террору
от словесного сора —
перешло
правительство
британских тупиц;
на территорию
нашу
спущена свора
шпионов,
поджигателей,
бандитов,
убийц…
 

С момента возникновения Советский Союз противопоставил себя всему окружающему миру: «Там, в лагере капитализма, – национальная вражда и неравенство, колониальное рабство и шовинизм, национальное угнетение и погромы, империалистические зверства и войны. Здесь, в лагере социализма, – взаимное доверие и мир, национальная свобода и равенство, мирное сожительство и братское сотрудничество народов». Большевистские вожди не скрывали своего намерения «заложить основы братского сотрудничества народов» планеты путем устроения мировой революции и повсеместного установления диктатуры пролетариата. По этой причине отношения с соседями не складывались. Вплоть до 1924 года Москва не оставляла попыток инициировать «мировой пожар» путем прямого поджога: Польша, Венгрия, Германия, Болгария, Эстония, Афганистан, Персия…

После провала кавалерийской атаки на капитал руководство СССР и Коминтерна пришло к выводу, что в силу неравномерности развития капитализма, его «неизбежная гибель» будет происходить в результате новых войн путем отпадения и советизации отдельных стран. Задачей Советского Союза является всемерное «укрепление обороноспособности», неуклонное повышение мощи Красной Армии с тем, чтобы в нужный момент, когда «империалисты» вцепятся друг другу в горло, протянуть руку помощи заграничному пролетариату и принести-таки ему счастье.

В соответствии с этой стратегической установкой последовали изменения в тактике: постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) была свернута «активная разведка» на чужой территории, из приграничной зоны отозваны и распущены террористические боевые группы и «повстанческие отряды», с рядом стран установлены дипломатические, консульские и торговые отношения. Одновременно был взят курс на тайное финансирование зарубежных компартий, поддержку профсоюзных и антивоенных движений, создание на территории «вероятных противников» разведывательных резидентур, внедрение агентов в аппарат иностранных правительств, военные и полицейские структуры. Правда, получалось довольно неуклюже, трудновато было вдруг и сразу отказаться от подрывной деятельности, уж больно заманчивые перспективы открывались в связи с китайской революцией или грандиозной стачкой, парализовавшей британскую промышленность.

Тесные контакты, завязавшиеся между советскими профсоюзами и английскими тред-юнионами, привели к созданию в сентябре 1925 года Англо-Русского комитета единства, поставившего себе задачей «согласование действий профессионального движения обеих стран в их борьбе за международное единство профессионального движения», без которого «невозможна защита интересов рабочего класса против наступления капитала». Председатель Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьев планировал посредством таких комитетов «революционизировать» рабочий класс и «обезвредить реформизм в Европе» – заменить «реакционное» руководство профсоюзов на что-нибудь «прогрессивное», научить рабочих на Западе «драться со своей буржуазией по-русски». Надо сказать, что Англия, превратившаяся из мирового кредитора в должника, довольно долго оправлялась от последствий мировой войны, а пролетарии всех стран в те годы испытывали большую симпатию к «первому государству рабочих и крестьян».

1 мая 1926 года в ответ на решение Ассоциации шахтовладельцев снизить заработную плату и установить восьмичасовой рабочий день вместо семичасового либо объявить полный локаут около миллиона английских горняков решились на забастовку. С 4 мая по призыву Генерального Совета тред-юнионов к ней присоединились железнодорожники, водники, печатники, металлурги, строители, машиностроители, представители других профессий. Стачка стала всеобщей и вместе с горняками охватила около 6 миллионов человек. Буквально на следующий день в Москве озаботились тяжелым положением английского пролетариата, и ВЦСПС начал перевод Генеральному совету денег, «собранных рабочими СССР». Эти средства по замыслу «кремлевских мечтателей» должны были пойти на ведение пропаганды, закупку винтовок и создания отрядов Красной гвардии. Английская компартия, получавшая советское золото нелегально и по отдельной ведомости, призвала трудящихся вооружаться и переводить борьбу в политическую плоскость. В ответ на ноту британского правительства, выразившего протест против финансирования забастовки Кремлем, Народный комиссариат иностранных дел ответил, что советское правительство не может лишить своих граждан права переводить за границу денежные суммы для оказания поддержки профессиональным союзам других стран (граждане СССР только и знали из выступлений председателя ЦИК М.И. Калинина, что восьмичасовой рабочий день – величайшее достижение Советской власти, «в то время как повсюду в Европе, не исключая и Англию», эксплуататоры заставляют работяг вкалывать по десять часов).

Англия очутилась на пороге пролетарской революции, в подготовке которой «реакционные круги» прямо обвиняли СССР и британских профсоюзных лидеров. 10 мая Уинстон Черчилль и его сторонники в кабинете министров потребовали принятия самых крутых мер: ареста Генсовета и местных стачечных комитетов, мобилизации армейских резервов и проведения через парламент закона, дающего правительству право конфискации денежных фондов тред-юнионов. Испугавшись ответственности и размаха движения, Генеральный совет, изначально не планировавший вооруженного восстания с захватом мостов и телеграфов, штурмом Вестминстерского дворца и последующей гражданской войной – все это англичане «проходили» еще в XVII веке, – категорически отказался принять советские деньги и всякую иную помощь Советского Союза и пошел на соглашение с правительством консерваторов. Как отметил по этому поводу И.В. Сталин, «руководители рабочего класса оказались не на высоте задач рабочего класса». 12 мая было объявлено о прекращении всеобщей забастовки. Упертые шахтеры продержались еще почти семь месяцев и, хотя специально созданный фонд ВЦСПС переправил «английским товарищам» 11,5 миллиона рублей, в конце концов вынуждены были принять условия работодателей.

На другом краю Евразийского континента лидер Гоминьдана генерал Чан Кайши в мае 1926 года, выступая на III съезде объединенных профсоюзов в Гуанчжоу, провозгласил милый сердцу большевиков лозунг «Да здравствует мировая революция!» и двинул Национально-революционную армию Китая в Северный поход против «проанглийских милитаристских клик». Советское руководство обеспечивало эту кампанию поставками оружия, самолетов, военных специалистов, В.К. Блюхера и безоговорочной поддержкой китайских коммунистов. 10 октября гоминьдановские войска заняли один из крупнейших экономических центров страны Ухань, а 22—23 марта 1927 года – Шанхай и Нанкин, победы над «контрреволюцией» сопровождались ликвидацией британских концессий и погромом иностранных представительств. В Москве наиболее горячие головы предлагали незамедлительно устанавливать в освобожденных районах Советскую власть и начать раздачу земли крестьянам. Однако уже в апреле Чан Кайши, возглавивший Национальное правительство Китайской республики, объявил о разрыве с КПК и под флагом «кампании за наведение порядка и чистоты в собственном доме» начал массовый отстрел коммунистов; коминтерновские советчики спешно эвакуировались на родину. С точки зрения марксистов, китайская революция 1925—1927 гг. потерпела поражение. А Лондон укрепился во мнении, что Москва слишком много себе позволяет.

Вышеизложенные события значительно ухудшили отношения Советского Союза с рядом европейских стран, особенно с Англией, где «враждебные СССР силы развязали антисоветскую кампанию». 23 февраля 1927 года министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен направил Советскому правительству ноту с требованием прекратить «антианглийскую пропаганду» и военную поддержку Гоминьдана:

«Правительство Его Величества считает необходимым самым серьезным образом предостеречь СССР, что есть границы терпения английского общественного мнения, которые опасно переходить, и продолжение таких актов, как те, на которые мы приносим жалобу в этой ноте, должно рано или поздно сделать неизбежным аннулирование торгового соглашения, положения которого были так бесцеремонно нарушены, и даже повести к разрыву обычных дипломатических отношений».

Ответ Москвы от 26 февраля «был проникнут спокойствием, выдержкой и чувством достоинства». В нем указывалось: «Угрозы в отношении Союза ССР не могут запугать кого бы то ни было в Советском Союзе». 12 мая лондонская полиция ворвалась в здание, в котором размещались торгпредство СССР и англо-советское акционерное общество АРКОС и в ходе четырехдневного обыска очистила все сейфы и шкафы. Захваченные и опубликованные в «Белой книге» документы, по мнению Министерства внутренних дел, свидетельствовали о том, что советским представительством «направлялись и осуществлялись как военный шпионаж, так и разрушительная деятельность на всей территории Британской империи».

26 мая после бурных дебатов Палата общин приняла решение о разрыве дипломатических и торговых отношений с СССР. Одновременно Британский конгресс тред-юнионов прекратил деятельность Англо-Русского комитета единства.

Так начиналась «военная тревога» 1927 года.

Из репродукторов бодро звучало: «Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», а несознательное население лихорадочно скупало соль, муку, керосин и спички. Информационный отдел ОГПУ в сводке от 15 февраля 1927 года сообщал:

«После опубликования в прессе речей т.т. Ворошилова и Бухарина на XV Московской губпартконференции среди городского и сельского населения распространились по многим районам Союза слухи о близкой войне. На этой почве в отдельных местностях среди некоторой части городского и сельского населения создалось паническое настроение… Крестьяне пограничных районов стараются обменять советские деньги на золото. Местами золотая пятирублевка ходит за 10—12 червонных рублей. Отмечаются случаи отказа крестьян продавать хлеб и скот на советские деньги, благодаря чему сократился подвоз этих товаров на рынок».

Комментируя речь Н.И. Бухарина, заявившего: «У нас нет гарантий, что на нас не пападут», британский дипломат отмечал:

«С каждым днем становится все очевиднее, что существующая ныне паника, которая слышится в каждом публичном выступлении и читается в каждой статье партийных лидеров, не «поддельная»… а на самом деле отражает чувства и эмоции Коммунистической партии и Советского правительства, и эта нервозность успешно передается всему народу».

Впервые большевики серьезно задумались не о раздувании «мирового пожара», а о собственной обороноспособности в период «частичной стабилизации капитализма».

По подсчетам Штаба РККА, в случае мобилизации ближайшие соседи на западной границе могли выставить 113 стрелковых дивизий и 77 кавалерийских полков общей численностью более 2,5 миллиона человек; они располагали 5746 полевыми орудиями, 1157 боевыми самолетами, 483 танками. Это только первый эшелон, за которым должны подтянуться французские, британские, не исключено, итальянские «легионы». Красная Армия в случае войны могла развернуть 92 стрелковые дивизии и 74 кавалерийских полка общей численностью 1,2 миллиона человек, 5640 полевых орудий, 698 боевых самолетов, 60 танков, 99 бронеавтомобилей и 42 бронепоезда.

Начальник Штаба М.Н. Тухачевский в своем докладе в Политбюро ЦК ВКП(б) 26 декабря 1926 года сообщал: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы… Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады)».

Разрыв дипломатических отношений с Великобританией многими был воспринят как подготовка против СССР «крестового похода», в котором единым фронтом выступят Малая (Польша, государства Прибалтики, Румыния, Финляндия) и Большая (Англия, Франция и США) Антанты, вкупе с Японией, Персией, Турцией и недобитой белогвардейщиной – короче, «весь мир насилья», что еще более способствовало нарастанию военного психоза.

1 июня 1927 года ЦК ВКП(б) выступил с обращением «Ко всем организациям ВКП(б). Ко всем рабочим и крестьянам», в котором призвал советский народ быть готовым к отражению империалистической агрессии, еще более усилить работу на всех участках советской и хозяйственной деятельности: «Война может быть нам навязана, несмотря на все наши усилия сохранить мир. К этому худшему случаю нужно готовиться всем трудящимся».

27 июня Политбюро признало необходимым «опубликовать обращение ЦК в связи с возросшей опасностью войны и попытками белогвардейщины дезорганизовать наш тыл» и рекомендовало превратить объявленную Осоавиахимом и назначенную с 10 по 17 июля «Неделю обороны» в большую политическую кампанию.

Газета «Правда» писала: «Проведем «Неделю обороны» по-большевистски. Пусть каждый сделает практически все нужное и все возможное в интересах укрепления военной мощи государства свободных рабочих и крестьян. Будем крепить социалистическую индустрию – фундамент пролетарской борьбы! Коммунисты и комсомольцы пусть станут в первые шеренги, пусть покажут пример…

Если империалисты начнут открытое нападение на нашу страну, – они развяжут всеевропейскую войну, которая неизбежно повлечет за собой громадные классовые битвы. В этих битвах сгорит капитализм Европы, и диктатура фашистской буржуазии сменится в конечном счете диктатурой пролетарских Советов».

Пропаганда всех уровней не уставала напоминать о «враждебном окружении», раздувала народное движение для отпора «агрессивным планам Англии и ее приспешников поработить первое Советское государство». «По инициативе трудящихся» 9 июня был создан фонд для сбора средств на постройку эскадрильи самолетов – «Наш ответ Чемберлену». Трубадуры сочиняли на злобу дня:

 
Сегодня советской силы показ:
В ответ на гнев чемберленский
В секунду наденем противогаз,
Штыки рассияем в блеске.
 

Трудовые коллективы в решениях и резолюциях выражали свой гнев и глубокое возмущение провокационными действиями империалистов и заявляли о готовности дать вооруженный отпор сторонникам интервенции.

Президент М.И. Калинин на пальцах разъяснял работницам и крестьянкам, откуда у «буржуев» такая патологическая ненависть к Стране Советов: «Не успел Христос родиться, как уже господствующие классы позаботились его убить. Что означает эта легенда? Она означает, что народ еще в древнейший период своей истории подметил, как господствующие классы стремятся беспощадно подавить даже в самом зародыше его попытку свергнуть иго этих классов. Поэтому вполне естественно, что все буржуазные государства открыли жестокую кампанию против Советского Союза». Аналогичным образом стращал заводских пролетариев нарком К.Е. Ворошилов: «Вся правда заключается в том, что мы вступаем сейчас в такую полосу истории, когда наши классовые враги неизбежно навяжут нам войну… Буржуазия всего мира живет одной мечтой, что мы будем рано или поздно уничтожены. Не только одна Англия, а весь капиталистический мир считает, что мы, как государство с совершенно новой социальной структурой, как государство строящегося социализма, не имеем права на существование, должны сойти со сцены».

Вот это параноидальное отношение ко всему окружающему миру и лежало в основе важнейших политических решений Советского правительства.

Председателю СНК СССР А.И. Рыкову поручили «в закрытых заседаниях Совнаркомов СССР и РСФСР поставить вопрос о немедленной разработке в Наркоматах (каждому по своей линии) мероприятий, способствующих поднятию обороны страны, и мероприятий, обеспечивающих усиленный темп всей работы и быстрое устранение наиболее существенных недочетов, особенно нетерпимых в настоящих условиях».

Вопрос был поставлен – предложения поступили. Наркомат путей сообщения составил планы повышения пропускной способности железных дорог и проведения чистки аппарата с удалением неблагонадежных. Наркомат торговли предложил создать государственный хлебный фонд, обеспечивающий потребности Красной Армии и важнейших городских центров на два месяца, а также государственный фонд сельскохозяйственного сырья для промышленности. В Наркомате почты и телеграфа додумались до строительства телефонно-телеграфных линий и оперативных узлов связи для вероятных театров военных действий. Наркомат финансов приступил к разработке «системы мероприятий, связанных с мобилизацией народного хозяйства и приведением в готовность всего административного аппарата и аппарата, обслуживающего армию». Для оказания помощи ВСНХ в деле разработки мобилизационных мероприятий и выяснения полной и объективной картины на 235 военных и гражданских предприятий были направлены уполномоченные товарищи, установившие, что «положение с подготовкой военной промышленности находится в тяжелом и совершенно неудовлетворительном состоянии», поскольку до сих пор в отношении ее существовали демобилизационные и пацифистские настроения.

В резолюции объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) от 9 августа, в частности, указывалось:

«Опасность контрреволюционной войны против СССР есть самая острая проблема текущего периода. Обострение противоречий между СССР и его капиталистическим окружением является главной тенденцией настоящего периода…

Если внутренние противоречия между различными империалистическими государствами чреваты крупнейшими конфликтами между ними, то, с другой стороны, не исключен и временный блок этих государств против СССР, т.е. прямая военная или финансовая поддержка сил, непосредственно ведущих операции против государства рабочего класса. Яростная пропаганда разрыва отношений с СССР во Франции; поворот значительной части германской прессы в сторону враждебности против СССР; японская политика на Дальнем Востоке и т.д. и т.п. сигнализируют реальную возможность этой опасности…

Вышесказанным определяется политика СССР. Это прежде всего политика мира. При невозможности «предсказать» сроки военного наступления против СССР и при всей необходимости подготовки к этому наступлению СССР должен вести решительную и последовательную политику мира, которая усиливает с каждым годом и каждым месяцем позицию пролетарского государства. В целях борьбы за мир правительство СССР должно идти на хозяйственно целесообразные связи с капиталистическими государствами. В то же время СССР будет всеми мерами защищать основы своей пролетарской и государственной конституции, которые являются одновременно и основами ее бытия как пролетарского государства».

Об этом же в декабре на съезде партии говорил И.В. Сталин:

«Усиление интервенционистских тенденций в лагере империалистов и угроза войны (в отношении СССР) есть один из основных факторов нынешнего положения…

Если года два назад можно было и нужно было говорить о периоде некоторого равновесия и «мирного сожительства» между СССР и капиталистическими странами, то теперь мы имеем все основания утверждать, что период «мирного сожительства» отходит в прошлое, уступая место периоду империалистических наскоков и подготовки интервенции против СССР…

Отсюда задача – учесть противоречия в лагере империалистов, оттянуть войну, «откупившись» от капиталистов, и принять все меры к сохранению мирных отношений.

Мы не можем забыть слов Ленина о том, что очень многое в деле нашего строительства зависит от того, удастся ли нам оттянуть войну с капиталистическим миром, которая неизбежна, но которую можно оттянуть либо до того момента, пока не вызреет пролетарская революция в Европе, либо до того момента, пока не назреют вполне колониальные революции, либо, наконец, до того момента, пока капиталисты не передерутся между собой из-за дележа колоний.

Основа наших отношений с капиталистическими странами состоит в допущении сосуществования двух противоположных систем».

Именно в 1927 году СССР начал примерять на себя личину пламенного борца за мир во всем мире и поборника «коллективной безопасности». Советским руководством был предпринят ряд шагов на внешнеполитической арене с целью нормализации отношений с европейскими странами, сворачиванию подрывной деятельности своих доморощенных эмиссаров, которых с удручающей регулярностью хватали за руку полиция и спецслужбы, улучшению имиджа страны.

Вот несколько выдержек из секретных постановлений Политбюро:

5 мая 1927 года: «Обязать ИККИ, ОГПУ и Разведупр в целях конспирации принять меры к тому, чтобы товарищи, посылаемые этими организациями за границу по линии Наркоминдела и Наркомвнешторга, не выделялись в своей официальной работе из общей массы сотрудников полпредств и торгпредств».

28 мая: «Совершенно выделить из полпредств и торгпредств представительства ИНО ОГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, КИМа, МОПРа…

Привести в порядок финансовые операции Госбанка по обслуживанию революционного движения в других странах с точки зрения максимальной конспирации».

7 июля: «Всякие связи Коминтерна с другими полпредствами безусловно в течение июля заканчиваются и впредь не производятся».

30 ноября 1927 года на первом заседании IV сессии Подготовительной комиссии Конференции по разоружению в Женеве глава советской делегации, заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов от имени «единственного Правительства, которое на деле доказало свою волю к миру и разоружению», огласил декларацию, в которой предлагалось, не размениваясь на мелочные «детали», решить вопрос глобально, а именно, всем государствам(!) одновременно и полностью разоружиться(!!) за один(!!!), в крайнем случае четыре года: распустить вооруженные силы, отправить на переплавку танки, корабли и пулеметы, самолеты распилить, крепости взорвать, утилизировать боеприпасы и средства химической борьбы, ликвидировать военные производства и военные ведомства, запретить изобретать средства истребления, а также учить молодежь военному делу. И все! Мир на земле и в человецех благоволение: «…я утверждаю, что сама по себе проблема разоружения не представляет никаких трудностей и может быть разрешена быстро и легко».

Остальные участники сессии признали сей план утопическим, хотя и «отвечающим интересам человечества», и даже не стали его обсуждать, в чем сами декларанты, не будучи идиотами, нисколько не сомневались. Зато теперь можно было заявлять со всех трибун: «Общий итог нашего участия в работах Женевы состоит в том, что впервые перед всем миром поставлена во всей серьезности и конкретности проблема действительного разоружения. Правительство Советского Союза всеми мерами боролось за мир, против поджигателей войны».