Текст книги "Отче наш. Беседы на молитву Господню"

Священномученик Владимир (Богоявленский)
Отче наш. Беседы на молитву Господню

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р17-734-3641

Священномученик Владимир (Богоявленский)

Беседа первая
О призывании

Молитесь же так:

Отче наш, сущий на небесах!

(Мф. 6, 9)

Молитва – это воздух для души, она служит как бы биением пульса духовной жизни. Где есть духовная жизнь, там она необходимо должна проявляться в молитве к Богу. Где нет истинной молитвы, там не может быть вполне здоровой духовно-нравственной жизни. И наоборот. Где совершается молитва и чем чаще совершается она, тем более крепнет и развивается эта духовная жизнь. Как много значит для человека, если он может искренно молиться и более и более совершенствоваться в этой молитве!

Вот почему и Господь наш Иисус Христос не только убеждал учеников Своих молиться, и молиться непрестанно, но вложил в уста их и самые слова молитвы «Отче наш», которая поэтому и называется Молитвой Господней. Два раза Он учил их этой молитве. В первый раз, когда, по сказанию евангелиста Луки, они просили Его: Господи! научи нас молиться (Лк. 11, 1), а потом в Нагорной беседе, когда предостерегал их от ложной, фарисейской молитвы – молитвы неискренней, напыщенной, многословной, совершаемой только напоказ. Молитесь, – сказал Он им при этом, – так (Мф. 6, 9), то есть молитесь кратко, просто, без лишних слов и напыщенности, с указанием только сущности дела, – словом, так, «как Я научу вас».

О возлюбленные братья и сестры! Если бы Господь Иисус Христос ничему более не научил нас, кроме этой молитвы, то и тогда мы не были бы в состоянии достойно отблагодарить Его. Молитва эта так коротка, так сжата, так немногословна, что ее даже дитя может прочитать в одну минуту, и, однако, она столь глубока по своему содержанию, столь богата по своим мыслям, что и муж зрелого ума не может исчерпать ее содержания во всей его глубине и полноте. «Откровенно говорю, – сказал один из ученейших мужей богословского мира, – что я не вполне еще уразумел молитву “Отче наш”, хотя и имею ученую степень доктора». Кто же такие мы с вам, чтобы нам воображать себя вполне и совершенно исчерпавшими смысл и содержание этой молитвы! Мы не более как дети, припавшие, так сказать, к глубокому и широко текущему источнику, чтобы пустыми руками черпать из него воду и подносить к устам своим.

Всемогущий, Премудрый и Неисследимый Боже! Призри с небесной высоты Своей и даруй нам как сегодня, так и впредь, когда мы будем собираться здесь для изъяснения этой молитвы Господней, столько черпать из этого обильного источника, сколько нам нужно будет для того, чтобы утолить жажду душ наших о Тебе, Живом Боге!

Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! (Мф. 6, 9).

Все мы, братия, с детства знаем, что Бог – Отец нам. Вот почему нам кажется слишком простым и удобопонятным то, что мы называем Его в нашей молитве Отцом. Но некогда это было совсем новое отношение молящихся к Богу, в какое Господь поставил учеников Своих. И не только для язычников, но и для ветхозаветных праведников чужда была мысль о том, что они могут обращаться к Богу с такой детской смелостью и дерзновением.

В Священном Писании Ветхого Завета очень немного можно найти мест, где Бог называется Отцом, и для ветхозаветного человека, даже самого благочестивого, с этим именем очень мало соединялось понятия об отеческих свойствах Бога. Так, у пророка Малахии Бог требует от Своего народа чести, которая приличествует Отцу (см. Мал. 1,6). В другом месте, упрекая народ свой в вероломных поступках и в неверности друг другу, он говорит: Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? (Мал. 2, 10). И Давид, зная, что Бог – защита сирых и беспомощных, называет Его Отцом сирот (см. Пс. 67, 6).

Но этому Отцу, по представлению ветхозаветных праведников, недостает той души, той любви, которая соединяет отца с детьми и которая сердце дитяти в чувстве благодарности и преданности повергает в объятия отца. Таким образом, Давид, который лучше других знал, что значит молитва, и который умел молиться так, как ни один из ветхозаветных праведников, – и тот, однако ж, нигде не дерзает обращаться к Богу как к Отцу и говорить с Ним с полной детской смелостью и непринужденностью.

Имя Отца, которым называем мы Невидимого Бога, принадлежит собственно нам, христианам, потому что мы впервые узнали через откровение Сына Его, что Он есть любовь и что все Его дела имеют свое основание в Его отеческой любви. Только через любовь Бога, которую Он явил миру в лице Христа, мы впервые научились этому и теперь знаем, что Бог есть любовь, что Отец Господа нашего Иисуса Христа – это и наш Отец, Который удостоил нас называться детьми Его.

Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими (1 Ин. 3, 1)! Потом: Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца никто не знает, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф. 11,27). Л тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими (Ин. 1,12). Поэтому никогда ты, христианин, не должен молиться молитвой «Отче наш», не испытав себя самого, имеешь ли ты в своем сердце хоть сколько-нибудь, хотя бы самую незначительную долю этих детских свойств и имеешь ли право с таким детским дерзновением обращаться к Всемогущему Вечному Святому Богу, Творцу неба и земли, и призывать Его как Отца своего.

Счастлив ты и благо тебе, если Его Дух дает свидетельство твоему духу, что ты действительно дитя Бога и можешь просить Его с детским настроением души! Дитя может у отца просить всего – оно ожидает от него всего, оно открывает и поверяет ему все, оно надеется и полагается на него во всем. Если ты действительно дитя Бога, а Он – Отец твой, тогда нет надобности излишне спрашивать, молишься ли ты Ему и почему молишься.

Спрашивает ли кто у цветка, почему он цветет или почему он издает запах, благоухание? Он необходимо должен цвести и благоухать, это лежит в его природе, которая требует, чтобы он цвел и благоухал. Иначе невозможно. Точно так же не спрашиваешь ты у светила, у звезды, почему она светит. Она необходимо должна светить и блистать – такова ее природа. А христианина, чадо Бога, ты хочешь спросить, почему он молится? Иначе он и не может поступать: он необходимо должен молиться. Молитвой он питается, в молитве он отдыхает, в молитве изливает перед Богом свое сердце, в молитве, молении и благодарении выражает свои мысли, чувства, намерения и желания. Как же он не будет молиться, когда его натура требует, чтобы он молился?

Потому-то Господь Иисус Христос и ставит Своих учеников в это надлежащее отношение их к Богу – в отношение детей к отцу. Этим Он хочет привлечь нас к Богу, приблизить к Нему, чтобы мы уверовали, что Он – наш истинный Отец, а мы – Его истинные дети, и чтобы мы, ободренные такой близостью к Богу, со всяким доверием и дерзновением просили Его, как просят любящие дети своего любящего отца.

Если же Господь словом Отче, которое Он влагает в уста учеников Своих, ставит их в истинное отношение к Богу, указывая им на их детские права и на их детские обязанности, то слово наш, прибавляемое Им при этом, напоминает нам об отношении нашем к людям, о наших взаимных братских правах и обязанностях.

Не ты только один нуждаешься в Его отеческой любви и имеешь право называть Его Отцом своим. Есть целая огромная семья чад Божиих. Миллионы людей называют Его вместе с тобой своим Отцом, вместе с тобой молятся Ему и вместе с тобой нуждаются в Его отеческом призрении, в Его ежедневном руководстве и попечении. Они не чужие тебе. Они близкие тебе, они твои братья. Какое же право имеешь ты забывать их в своей молитве?

Высокая, счастливая мысль! Не здесь только, не в этом только многочисленном нашем собрании, но и в уединенной комнате, и всюду, где только я преклоняю перед Ним свои колени, вместе со мной молятся миллионы людей, которые, подобно мне, призваны быть чадами Божиими и, подобно мне, преклоняют свои колени перед Иисусом и во имя Его называют Бога своим Отцом. И эти общие наши молитвы и песнопения несутся горе, к небу, к Престолу славы Вышнего и сливаются там с хвалебной песнью тех небожителей, которые в своем высшем хоре еще достойнее славословят Его, чем все наши плотские уста здесь, на земле.

С таким широким сердцем молится христианин. Он молится со всеми и за всех, да и за всех тех, которые еще не признают Его как своего Бога и своего Отца, но нуждаются, однако, в Нем так же, как и мы; которые так же, как и мы, призваны познавать Его как своего Отца и поклоняться Ему как своему Богу.

Но почему Спаситель наш учит нас к словам Отче наш присоединять еще сущий на небесах? Ведь нам известно, что Бог наш вездесущ, и нет места во всем Его необъятном мире, где не было бы Его и куда не достигала бы Его рука. По крайней мере, Давид молится Ему такими словами: Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя (Пс. 138, 7-10). Почему же Господь Иисус заставляет нас искать в Своей молитве Отца на небе?

А по той же причине, по которой и Давид молится: Из глубины взываю к Тебе, Господи (Пс. 129, 1), то есть «из глубины бедствия взываю к Тебе». Этим словом указывается на наши ежедневные бедствия и нужды. Мы в бездне ежедневных зол и бедствий земли, а Бог стоит выше всего этого во славе и величии небесном. И счастливы мы тем, что среди наших нужд, скорбей и бедствий можем возлагать упование свое на Бога, что можем находить защиту и покровительство у Отца, Который выше всяких нужд земных и от Которого нисходит всякое даяние доброе и всякий дар совершенный (Иак. 1,17).

Насколько небо выше земли, настолько Его мысли выше наших мыслей и Его пути выше наших путей (см. Ис. 55, 9). Насколько Его могущество и мудрость выше мудрости земной, настолько же и Его любовь выше любви человеческой. По крайней мере, самая глубокая и самая самоотверженная любовь земных родителей – это лишь слабое отражение любви нашего Отца Небесного. Да, было бы чем-то невероятным и неестественным, если бы отцовская или материнская любовь изменила своей природе. Еще менее может подлежать сомнению то, чтобы сердце Отца нашего Небесного изменило в любви

к Своим чадам. Может ли забыть женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя, творит Господь (Ис. 49, 15).

К Нему поэтому возносись, друг, и своими мыслями, своими чувствованиями и желаниями. Не привязываясь своим сердцем ни к чему земному, как бы это земное ни обольщало тебя, устремляй свой взор и сердце к Отцу твоему, Который живет на небе, в блеске величия и славы. Там твое настоящее место, там твоя родина, которой ты лишен за грех, там дом Отца твоего, к которому принадлежишь ты, куда можно возвратиться не иначе, как скорбным и тесным путем, путем той плачевной юдоли, в которую низверг тебя Отец твой, чтобы на чужбине дать тебе понять, чего лишился ты с удалением из отцовского дома.

Туда, где Господь славы, твой Спаситель, приготовил у Отца Своего обитель тебе, туда устремляйся своими желаниями и вожделенными надеждами. Не забывай на чужбине твоего высокого происхождения и твоего отчего дома. Возводи взор свой от пути к цели, направляй твое сердце к достижению наследия чад Божиих, живущих на небе, к святым Божиим, которые там у Престола воспевают Ему «Свят, свят, свят!», – к совершенному блаженству неба, к которому некогда будешь призван и ты.

А потому молись так: Отче наш, сущий на небесах! О, если бы мы как должно умели произносить слова эти и с действительно детским сердцем обращаться к Нему, Всемогущему, Всеведущему, Милосердному Богу! Чем искреннее и истовее было бы это обращение к Нему, чем с большей верой и благоговением делалось бы оно, тем сильнее и действеннее было бы, и с тем большим успехом и дерзновением мы могли бы произносить все слова этой молитвы, которой научил нас Сам Господь наш.

Итак, Отец наш, если мы таким образом молимся Тебе, то благоволи по отеческой Твоей милости принять нас и силой Святого Духа Своего управлять нашими сердцами, чтобы мы достойно могли называться детьми Твоими и с полной верой и дерзновением просить Тебя, как любящие дети просят своего любимого отца: Отче наш, сущий на небесах! Аминь.

Беседа вторая
О первом прошении молитвы Господней

Да святится имя Твое

(Мф. 6, 9)

Когда Спаситель наш, братия, учит молиться учеников Своих, то прежде всего Он ставит их в надлежащее положение – в детское отношение к Богу – и говорит: Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! (Мф. 6,9). Чем более молящийся оправдывает слова этого призывания, чем более мы являемся действительными по своему настроению детьми Бога, тем более молитва наша делается достойной и угодной Богу. Это обнаруживается сейчас же, при первых словах, которыми начинаем мы свою молитву: Да святится имя Твое.

Кто не питает к Богу истинно детских чувств, кто не почитает Его выше и дороже всего, кто ради Отца не может забыть себя самого и все свое, тот, хотя и будет произносить слова да святится имя Твое, сердце его не будет участвовать в этой молитве. Он начинает молиться только с четвертого прошения хлеб наш насущный дай нам на сей день (Мф. 6,11) или избавь нас от лукавого (Мф. 6, 13).

Только тот, кто имеет истинно детское сердце, для кого честь и слава Божия действительно выше всего, кто действительно любит Бога больше всего, тот только и может обращаться к Богу со словами Отче наш — и искренно просить у Бога, как самого главного, чтобы святилось (прославлялось) Его имя или – что то же – чтобы прославлялся Он Сам.

Святое имя Свое Бог открыл, без сомнения, всюду, во всем Своем творении: Небеса проповедуют славу Божию, и земля возвещает о делах рук Его (Пс. 18, 2). Он написал Свое имя на каждом прутике, на каждой травке, на каждом червячке земляном. Его поет солнце. Его славит луна. Его проповедует песок морской. Но сколько людей остаются глухи к этой проповеди и, взирая на красоту и величие природы, не замечают Того, Кто все это сотворил и так чудно устроил! В продолжение тысячелетий язычники шли своими путями, вели войны и завладевали царствами и землями, делали разного рода открытия и изобретения, познавали все сокровища человеческой мудрости, но Самого Бога они в Его делах не усмотрели, ничего не прочитали о Его имени в Его творении.

Бог открывается тебе в твоей совести – тут написано Его святое имя, тут является Он тебе как Святое и Правосудное Существо. Ты можешь слышать Его голос в каждом призыве, предостерегающем тебя в наказаниях, в несчастьях, в угрызении совести за содеянный грех. Но сколько между нами таких, которые не слышат этих Его призывов, которые глухи и бесчувственны к голосу совести!

Или хотя ты и слышишь призыв Его, хотя и доносится до тебя голос Святого и Правосудного Бога, Который не дозволяет над Собой ругаться, но не чувствуешь Его отеческого голоса. Для тебя остается замкнутым внутреннейшее сердце твоего Бога. Это сердце открыл Он, и только в Своем слове. Там находишь ты Его, находишь и в Его величии, и в Его милосердной любви. Почему и ветхозаветный праведник уже молится так: Поклоняюсь пред святым храмом Твоим и славлю имя Твое за милость Твою и за истину Твою, ибо Ты возвеличил слово Твое превыше всякого имени Твоего (Пс. 137, 2).

Как же не сливаться в этой молитве нам, всем христианам, для которых Он сделал Свое имя еще более славным через Своего Единородного Сына – через то Слово, Которое стало плотью и жило между ними, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца (Ин. 1, 14)? Задача и цель пришествия на землю нашего Спасителя в том и состояли, чтобы прославить имя Отца, чтобы Отец был поклоняем в Сыне.

Вот почему Он молится: Отче праведный! и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 25–26). Спаситель, влагая в это первое прошение всю Свою душу, хочет, чтобы так делали и ученики Его, то есть первее всего и больше всего желали бы и молились бы о том, чтобы святилось имя Бога, их Отца.

Конечно, своими славословиями, поклонением и почитанием мы не можем имя Божие сделать более святым, чем оно есть само в себе. С другой стороны, и всеми нашими грехами, хулой, непочтением и оскорблениями не можем осквернить Его и сделать менее святым.

Теряет ли что солнце от того, что туманные облака затемняют его свет? Мы только чувствуем при этом недостаток света и теплоты, но оно само остается неизменным и неослабно испускает свои лучи и за облаками. Или какой вред получает драгоценный камень от того, что ты точишь его кремнем или бросаешь в грязь и пыль? Если и происходит отсюда какой-нибудь вред и убыток, то только для тебя самого, но самый камень остается тем же, чем и был, сохраняя и при этом свое драгоценное качество.

Так и здесь. Имя Божие от наших грехов само по себе не теряет ничего и сохраняет свою светлость и при них, но мы просим Его, чтобы оно и у нас сохраняло свою святость, чтобы и между нами, и в нашей святой жизни оно прославляемо было в Его величии и могуществе, в Его мудрости и благости, в Его правде и любви.

Теперь подумай, в каком, собственно, смысле мы должны употреблять эти слова молитвы Господней: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое. Это – слова хвалы, славословия и преклонения перед величием и благодатью нашего Бога. Из этой земной юдоли бед и скорбей, из бездны греха и порока я возвожу свои очи к Небесному Отцу Своему – к Богу, Который возвестил через Свое слово имя Свое во всей Вселенной. Глубокое чувство любви, благоговения, благодарения и поклонения наполняет и движет мою душу.

«Боже, о Творче мой и Господи! – взываю я. – Что такое пред Тобою тварь Твоя, о Неизмеримый и Неисследимый Боже? Кто такой я пред

Тобою? Не более как червь земляной, как самое ничтожное насекомое. Ты скажешь слово – и явятся миры, отымешь дух Твой – и эти миры исчезнут и в персть свою обратятся! И, однако, Ты так близок, о Боже, так ощутительно близок к нам во всякой нашей немощи Твоей силой и во всяком нашем грехе Твоей благодатью, что мы дерзаем приближаться к Тебе, обращаться к Твоему сердцу с нашими молитвами и просим Тебя, как любящие дети просят своего любимого отца: Отче наш!

Можем ли мы достаточно возблагодарить Тебя за то, что Ты удостоил нас такой отеческой любви, что мы дерзаем наш детский лепет присоединять к пению хора небожителей, с которым они поклоняются Тебе у Престола Твоей славы! Итак, пусть не устает ни душа наша прославлять Твое имя, ни уста наши возвещать хвалу Твою, Боже! До тех пор, пока мы существуем, пусть всегда святится имя Твое и между нами!»

Таковы, братия, должны быть у нас мысли и чувства при произнесении этих слов Господней молитвы. Так, несомненно, думал и наш Спаситель, когда учил молиться такими словами. Само собой понятно, что у кого сердце не будет проникнуто при произнесении этой молитвы такими мыслями и чувствами, у того она не будет истинной молитвой Господней.

Но когда посмотришь на нравственное состояние человеческого мира, то какая тяжелая картина представляется нашему взору! Как далеко не соответствует она той чести, которая подобает нашему Богу, и той славе, какой Он желает от Своего создания! Миллионы людей еще не знают Его, не знают имени Отца Своего, и через их уста не проходит еще ни одного слова хвалы, благодарения и поклонения своему Богу. Да и в среде христианского мира, которому Он открыл Свое отеческое имя и который призван к Его прославлению, к чему направлена вся эта напряженная, лихорадочная погоня за мудростью, счастьем и благами этой земли?

Из каких побуждений делаются эти быстрые успехи во всех отраслях наук и искусств, в устроении внешнего благосостояния и удобств жизни? К чести и во славу кого все это совершается? Делается ли это в честь и во славу Того, Которому одному только принадлежит эта честь и от Которого происходит всякое даяние доброе и всякий дар совершенный (Иак. 1, 17)? Для того ли это совершается, чтобы прославлять Отца света, Его отеческую любовь, святить Его имя? Или же это делается человеком для собственной чести, для своего собственного имени? И не говорят ли современные люди, как некогда говорили вавилоняне: Построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли (Быт. 11, 4)?

От внешнего мира обратись теперь, друг, к своему внутреннему миру.

Загляни в свое собственное сердце и посмотри, насколько твоя собственная жизнь направлена к прославлению Твоего Бога и Его святого имени. Все, что ты говоришь и делаешь, во имя ли Господа Иисуса делаешь и с благодарностью ли к Богу Отцу? Через всю твою жизнь проходит ли, звучит ли один только тон: Не нам… не нам, но имени Твоему, Господи, дай славу (Пс. ИЗ, 9)?

Или же жизнь твоя строится на других началах и все действия и поступки твои имеют другие цели и побуждения? После столь многих и поучительных проявлений в твоей жизни могущества, премудрости и благости твоего Бога в душе твоей все еще находят себе место маловерие, неверие и ропот?

После столь многих и неопровержимых обнаружений твоего бессилия и грехопадений в ней все еще есть место для самоправедности и упорной гордости? После столь дорогих минут блаженного общения с Богом в таинствах Церкви и святой решимости жить только для Него и для Его славы и свято сохранять Его имя, у тебя, однако, так много еще себялюбия и потворства плоти и так мало сыновней преданности Богу и братской любви к ближним?

Не должен ли Он в таком случае и нам, когда мы обращаемся к Нему со словами: Отче наш, сущий на небесах, отвечать так же, как некогда Он говорил Своему народу израильскому: Сын чтит отца и раб – господина своего; если Я Отец, то где почтение ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение предо Мною… Ибо… велико будет имя Мое между народами… а вы хулите его (Мал. 1, 6, 11–12).

Таким образом, слова да святится имя Твое — это не только выражение нашего прославления Отца нашего Небесного, но в то же время и выражение искренней и смиренной нашей молитвы, в которой, с сокрушением сердца исповедуя перед Отцом Небесным, что имя Его на земле далеко еще не славится так, как бы это подобало Ему, просим Его, чтобы Он Сам благоволил положить конец этому нашему нечестию и оскорблению Его имени, Сам Своей благодатью содействовал тому, чтобы всеми была признана и по достоинству оценена Его отеческая любовь к нам и прославляема нашей благочестивой, полной сыновней преданности Ему жизнью.

Да благословит же нас на это Господь и да просветит Он нас Своим светом, чтобы и наш свет светился пред людьми, чтобы они видели… добрые дела наши и прославили Отца нашего, Который на небесах (Мф. 5, 16)! Аминь.