Текст книги "Некрасовский рубеж"

В середине октября 1941 года военные донесения о боевых действиях в Подмосковье фиксировали серьёзную распутицу: непролазную грязь и первый снег. В последних числах октября наступление немецко-фашистских захватчиков остановилось у рубежей Москвы. В итоге, к началу ноября в полукольце вокруг Москвы наступило кратковременное затишье, но к середине месяца, когда подморозило, и у транспорта и пехоты появилась возможность перемещаться по местности вне зависимости от наличия дорог, наступление немцев возобновилось. Война пришла на территорию Дмитровского района: часть его стала фронтом, часть – ближайшим тылом. По дорогам к фронту потянулись колонны солдат, техники и гужевых повозок, а навстречу им шли машины с ранеными.

Битва за Москву, декабрь, 1941 г

Пользуясь неприкрытыми стыками между нашими частями, гитлеровцы совершили один из опаснейших прорывов к Москве – захват города Яхрома – с целью овладения Яхромскими мостами (основным и железнодорожным) через канал им. Москвы. Так фашисты ещё на шаг приблизились к осуществлению плана Вермахта окружить Москву с севера. Ещё более реальной стала возможность скорого наступления вражеских сил на Дмитров, а затем на тогдашний Загорск и далее на Ногинск и Орехово-Зуево. Командующий немецко-фашистской группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок сделал заявление, что в распоряжении советского командования нет больше никаких резервов, и оборона на северном участке Москвы находится «на грани своего кризиса». Гитлер же высказался, что война для него «в целом выиграна». Новый 1942 год год должен был ознаменоваться для гитлеровской армии окончательным захватом Москвы.

На дмитровском направлении действовали 1, 6 и 7 танковые, 14 и 36 моторизованные, а также 23 Потсдамская пехотная дивизии противника. Последняя из них продвигалась вглубь Подмосковья особенно успешно, ведь она принадлежала к так называемым «пехотным дивизиям первой волны» и являлась кадровой дивизией германской армии мирного времени. Кадровые дивизии представляли собой лучшие пехотные соединения из-за качества подготовки личного состава и материально-технического обеспечения. Их командный состав обладал высокой профессиональной подготовкой и отличался слаженностью действий. В составе такой пехотной дивизии числилось порядка 17 700 человек.

Битва за Москву. Декабрь 1941 года.

Тем временем, Рогачёвская группа наших войск после тяжелейших оборонительных боёв отходила под натиском превосходящих сил немцев на восток и юго-восток. На дмитровском направлении остатки 8 танковой бригады, 58 танковой и 107 мотострелковой дивизий вели ожесточённые бои с противником. Кроме того, в районе деревень Каменка-Сокольниково в окружение попал генерал-майор Ф. Д. Захаров с соединениями 16 армии, направленный сдерживать продвижение гитлеровских войск в сторону Дмитрова.

К ноябрю того же 1941-го Генштабом РККА 124 стрелковые дивизии списываются со счетов, как утерянные в бою. Необходимо было срочно создавать новые соединения, пусть даже с меньшим штатом. Такими усечёнными по боевым возможностям воинскими формированиями стали стрелковые бригады. На конец осени-начало зимы 1941 года стрелковая бригада по штату включала в себя от 1500 (в 55 ОСБР) до 4500 (в 71 ОСБР) бойцов и командиров.

23 ноября 1941 года в Дмитров приехал только что назначенный командующим 1 Ударной армией генерал-лейтенант Василий Иванович Кузнецов. Его армия пока существовала только на бумаге, части же её находились в эшелонах, следовавших в Дмитровском направлении из разных концов Советского Союза.

Командарм В. И. Кузнецов

Самой первой из бригад в район Деденева прибыла 47 отдельная (курсантская) стрелковая бригада, сформированная в октябре 1941 года в Челябинской области преимущественно из уральцев. Это были курсанты военных училищ и полковых школ, не успевшие окончить курс обучения, а также выздоравливающие после ранения бойцы. Возраст военнослужащих колебался от 18 до 38 лет. Командиром 47 ОСБР был назначен полковник Лысенков Сергей Николаевич.

По окончании формирования бригада железнодорожным транспортом была отправлена на защиту Москвы защищать Москву. 27 ноября 1941 года 47 ОСБР пешим порядком от станции Лихоборы Московской окружной железной дороги направилась по Дмитровскому шоссе в направлении на город Яхрома.

В одну из последних ноябрьских ночей, 47 стрелковая бригада, при содействии Икшанского партизанского отряда под командованием В. А. Дробышеского, перешла канал им. Москвы в районе Деденева. Здесь она заняла плацдарм для переправы на западный берег основных сил, предназначавшихся длянаступления: около 4 км вдоль канала и до 3 км на запад вглубь населённых пунктов (от берега канала до Шуколово на юге и от берега канала до Больших Муханок с севера). Следом канал перешли 44, 56, 71 отдельные стрелковые бригады, 701 артиллерийский полк и части 55 отдельной стрелковой бригады.

Тогда же от немецких авианалётов 47 стрелковая бригада понесла свои первые потери.

Вспоминает жительница села Шуколово Антонина Тимофеевна Белозёрова: «Напротив нашего дома в Шуколове была медсанчасть. Работал там врач-мужчина и две девушки. Случалось, что приходили обогреться и наши разведчики. Хозяева того дома, что отдали для размещения раненых, были старые муж и жена, одинокие и очень сварливые. Они были очень недовольны, что их потеснили. Однажды хозяйка дома-„медсанчасти“ приходит к нам, жалуется на своих „гостей“ и признаётся, что не дала им одеяла завесить окна на ночь. А раненым же нужен постоянный уход, а как без света? Темнело быстро. И вдруг слышим – летит самолёт со стороны Новлянок, тяжело гудит. У нас за участком было вырыто бомбоубежище, покрытое огромными, толстыми брёвнами. Мы туда спрятались, а сами слышим – сбрасывает бомбы. Сколько-то сбросил ниже кладбища на спуске – там накануне, в ожидании прихода немцев, вырубали для обзора кустарник и складывали его в кучи рядами – так вот он по этим кучам прошёлся. Ещё одну – точно в медсанчасть, поскольку там свет горел, одну к нам во двор (эта огромная бомба не взорвалась, её потом в 1943 году солдаты у нас вывезли), одну на крышу нашего дома и одну на бомбоубежище. А у нас там много народу сидело. Как-то это бомбоубежище немцы вычислили. Помню, взрослые тогда говорили, что у нас в Шуколове немецкая разведка была, а потом в домах возле реки Икшанка внизу шуколовского холма накрыли группу немецких агентов, которые жили там несколько лет. Так вот, бомба, что прилетела на крышу, скатилась и рванула рядом с домом. А на бомбоубежище бомба срекошетила, отлетела в сторону и там взорвалась. В это время мама у нас молилась перед Казанской иконой, и мы тоже молились, плакали. Когда же налёт закончился и соседи помогли нам выбраться из бомбоубежища, мы увидели, что на месте соседского дома, где была медсанчасть, остались одни стены. Кого из солдат наши шуколовские нашли – похоронили в братскую могилу на выезде из села слева, напротив кладбища. Потом это захоронение перенесли в Деденево на станцию. Мы ходили до Деденева солдатиков провожать».

Командование 1 Ударной армии

Войсками 1 Ударной армии был получен приказ командующего Западным фронтом: 2 декабря нанести удар левым флангом в направлении «посёлок Деденево-деревня Фёдоровка Дмитровского района», освободить группу генерала Захарова и начать наступательные действия на город Клин, где находилась клинско-солнечногорская группировка войск противника. Для выполнения поставленной задачи были привлечены 47, 44, 56 и 71 отдельные стрелковые бригады, которые за оставшееся до наступления время стали занимать свои исходные позиции и готовиться к боевым действиям. 47 ОСБР была поставлена в резерв командующего 1 Ударной армией В. И. Кузнецова в район деревни Подосинки.

Начались ожесточённые бои.

Из-за упорного сопротивления противника, использовавшего при отступлении инженерные заграждения – заминированные дороги, взорванные мосты и сожжённые населённые пункты – продвижение войск 1 Ударной армии не превышало 6—8 км в сутки. Этому также способствовало удручающее состояние связи между подразделениями, острая нехватка артиллерийских орудий, танков и самолётов, проблемы с автотранспортом, конным составом, а также неотлаженная работа тыловых служб.

Командование Западным Фронтом было недовольно медленным продвижением частей 1 Ударной армии. Генерал армии Г. К. Жуков ставил задачу быстрее выдвинуться к Сенежскому озеру и шоссе Клин-Солнечногорск.

При этом, конечно, не стоит забывать, что 1 Ударная армия двигалась в основном на конной тяге, солдаты же, вообще, шли пешком в условиях бездорожья по глубокому снегу и лесам в сильные морозы. Кроме того, самым страшным, по воспоминаниям ветеранов, было моральное и физическое истощение людей, идущих в первых рядах наступающих войск. Горячее питание доставлялось редко, потому что службы тыла постоянно отставали от боевых подразделений. Подвоз продуктов и боеприпасов затруднялся снежными заносами. Как правило, солдатам выдавался сухой паёк на сутки, состоявший из консервов, сухарей, сахара и «фронтовых 100 грамм». «Во время наступления горячая пища подавалась с перебоями до 4—6 дней, – отмечали впоследствии некоторые ветераны – участники битвы за Москву. – Приходилось делиться сухарями с соседними частями и наоборот. Но мы постоянно наступали, и найти нас иногда было трудно…».

Битва за Москву, декабрь 1941 г

Вспоминает жительница посёлка Деденево Антонина Фёдоровна Тягачёва: «В войну я жила с мамой в Батюшкове. Когда к нашим деревням и сёлам приблизилась линия фронта, стали прибывать сюда и наши солдатики. Стояло их тут какое-то невероятное количество, и большинство – голодные и замёрзшие. Бывало, мама запустит их полон дом, наварит картошки целый чугунок и раздаёт им по две картошины. Больше дать было нечего. А солдаты, пока варилась картошка, к печке подкладывали свои брикеты с комбижиром из сухого пайка, чтобы размягчить. Потом картошку с этим жиром смешивали, и так одна партия солдат питалась. Этих отогреем, покормим, выпроводим, а там на подходе следующая партия: „Мать, дай нам поесть“… Мама и их запускает. Жалко их очень было. Потом кто-нибудь из них подойдёт за добавкой, а мама горько так говорит ему: „Сынок, прости, я тебя уже кормила“. И тот уходит ни с чем… А как-то один солдат достал из кармана блокнот и карандаш – наверное, держал для писем, – и отдал моему брату со словами: „Возьми, парень, мне это не пригодится. Я знаю, что я здесь погибну“… Но был у нас в Батюшкове и сам командарм Кузнецов. Помню его строгим, подтянутым. И помню его слова: „Потерпите, товарищи. Совсем скоро немцев здесь не будет“. Что ж, так оно и произошло – немцев отсюда выгнали быстро».

5 декабря штаб 1 Ударной армии получил приказ начать контрнаступление в ходе Клинско-Солнечногорской наступательной операции. Армия в это время вела тяжёлые бои по всей линии фронта, поэтому утром 6 декабря 47 стрелковая бригада была выведена из резерва в деревне Подосинки и выступила в направлении город Яхрома-деревня Фёдоровка. Впереди бригаду ждали не только боевые успехи, но и тяжелейшие потери в личном составе, исчислявшиеся сотнями убитых.

К середине декабря 1941 года наши войска заняли районы с севера и юга от Клина, перерезали врагу путь к отступлению из города, а подошедшая в район Клина 47 стрелковая бригада окончательно замкнула кольцо вокруг него и находящихся в городе немецких частей. Это был первый с начала Великой Отечественной случай окружения вражеских войск.

Поначалу ощутить и подсчитать потери врага было сложно. Есть много рассказов наших солдат о слаженной работе различных подразделений гитлеровской армии, в том числе спецкоманд по устрашению – психологической войне. Особенно частые примеры их деяний были в начале войны, когда против Красной Армии сражался самый отборный немецкий личный состав, и те не оставляли при отступлении не только технику, но даже своих убитых.

Битва за Москву, декабрь, 1941 г

Вспоминает А. Рогачёв, 18-летний пулемётчик 47 ОСБР: «А то берём-берём деревню, бьём-бьём. Возьмём её, а убитых немцев вроде и нет. Ну, может, лежат 30—40 убитыми, а у нас человек 700. У наших бойцов и командиров такой вопрос: „Что же это такое? Мы потери несём, а немцы вроде и нет“. Говорили, что они убитых забирали и потом хоронили… Они очень умело воевали. У них армия была с опытом боёв, закалкой, квалифицированная. Немцы умело ориентировались, выбирали позиции. Ну и пулемёт МГ-34 – оружие страшное… У нас рота наступает, а у них отделение одним пулемётом её сдерживает. Огонь сплошной, ливень. Несём потери, вперёд-вперёд, но пока их не уничтожим – не продвинемся. У них в случае чего – машины наготове. Они гарнизон в машину сажают и – в следующую деревню за 3—10 км. А она у них опять укреплена. Немцы зимой в открытом поле не воевали, у них там блиндажи, окопчики. А мы поспим в лесу и опять в атаку по голому полю, по снегу. Вот так, от деревни до деревни всё время своими ножками… А бои в Подмосковье – тяжёлые. Снег глубокий, мороз. Наступаем на село – оно, как правило, на возвышенности – после слабенькой артиллерийской подготовки. Командир взвода командует: „Справа, по одному перебежками, марш!“ Какие перебежки?! Снег! Идём, пули свистят. Пройдёшь метров 6, ложишься, выбираешь себе такое более-менее удобное укрытие, ведёшь огонь. Ждёшь когда остальные подтянутся. Подтягиваются, а до немца ещё метров 500. Пока метров 200 пройдём – во взводе народу-то осталось 15—20 человек. Неудачная атака. Что делать? Командир решает отойти назад. Отходим под огнём. Когда смотришь на наши потери – а там свободного места от трупов на поле не было: они, как снопы, лежат, горами, между которыми небольшие промежутки – думаешь: „Долго ли такая битва будет идти? Почему из-за этой Богом забытой деревни столько людей положили, а никак не можем взять? Возьмём мы её или нет?“ Сидим все в пороховой гари, обожжённые, смотрим друг на друга, и мысль такая: „Пусть убьют. Только бы руку, ногу не оторвало. Убило бы, и всё“. Вечером приходят роты с марша, то молодые приходят, то пожилые. Они все спрашивают: „Как там, ребята?“ Что спрашивать? Пойдём в атаку, узнаешь, как там. Ему, может 35—40 лет, а нам по 18—19, но они смотрят на нас с почтением. Днём в две-три атаки сходим, и от этого пополнения никого не осталось. Вечером опять приходит маршевая рота, опять взвод пополняют до штатной численности. А мы, костяк взвода, так и воюем…»

На марше

Этим воспоминаниям вторит другой участник боёв под Москвой из состава 1-й Ударной армии, старший сержант Григорий Х.: «Берёшь-берёшь деревню, теряешь товарищей, но обнаруживаешь, что трупов врага нет. Они как будто не погибают. А перед отступлением, как правило, деревня сжигалась, а кто из жителей мешал – убивали на месте. Застаёшь сожжённые дома, кругом трупы местных жителей и наших солдат, а трупов немцев нет… Более того, по возможности затруднялся доступ к источникам воды: бывало немцы колодцы набивали трупами местных жителей или своих же солдат. Если оставались целыми один-два дома, то сто процентов пристрелянные ориентиры. Проверено на кровавом опыте бригады. Через час-два с прямыми попаданиями – 2—3 снаряда – дома перестают существовать вместе с успевшими разместиться в них нашими войсками. И жди скорой контратаки с миномётной поддержкой… А после, начиная с боёв за деревню Каменка, немцы стали очень часто минировать оставленные целыми дома. То есть – хочешь выжить – занимай разваленный участок с погребом… Пополнение приходило иногда перед каждым крупным боем. Но люди были совсем необученные, не знали даже, как винтовку держать. Держали, как палку. Старые бойцы их в поле или где можно выводили, давали в руки сначала палки и учили ложиться в снег, вставать, передвигаться, окапываться. Но, всё равно, после боя за деревню смотришь, а их уже нет. Трудно всё это. Жалко».

Продолжая повествование о 47 отдельной стрелковой бригаде, стоит отметить, что после овладения Клином она участвовала в героических боях на реке Лама, прорыве обороны противника в посёлке Лотошино, освобождении десятков других селений, пройдя с боями по Подмосковью более 150 км. В феврале 1942 года после победы под Москвой бригаду перебросили на Северо-Западный фронт. Здесь они вели оборонительные бои до весны 1943 года. В марте в районе озера Ильмень и города Старая Русса на базе этой и другой курсантской бригады сибиряков-добровольцев из города Новосибирска – 146 отдельной стрелковой бригады – была развернута 70 стрелковая дивизия.

Битва за Москву. Декабрь 1941 года.

Благодаря поисковой базе «Мемориал» мне удалось восстановить имена некоторых бойцов и двух девушек из медперсонала 47 отдельной стрелковой бригады, погибших в селе Шуколово. Сейчас они погребены в мемориальном комплексе посёлка Деденево:

– лейтенант Шаркин (Шуркин) Анатолий Евгеньевич 1921 г.р. (20 лет) из Челябинской области;

– лейтенант Баранов Пётр Иванович 1919 г.р. (22 года) из Краснодарского края;

– младший лейтенант Крюков Александр Павлович из Челябинской области;

– военфельдшер Акимова Зоя Васильевна 1922 г.р. (19 лет) из Ярославской области;

– военфельдшер Ильичёва Ульяна Андреевна 1917 г.р. (24 года) из г. Дзержинск;

– красноармеец Зотов Иван Михайлович из Челябинской области;

– красноармеец Ковязин Леонид Пантелеевич 1922 г.р. (19 лет) из Челябинской области;

– красноармеец Хамуллин (Хамулин) Салих Набиевич 1922 г.р. (19лет) из Башкирской АССР.

Также на плите с именами захороненных числится, но фактически там не погребён командир 3 батальона 47 ОСБР – капитан Черкасов Анатолий Гаврилович 1908 года рождения из г. Свердловск (Екатеринбург). Комбат Черкасов погиб при авианалёте во время нахождения его батальона в районе деревни Пчёлки ранее Дмитровского, а сейчас Мытищенского района, и там же находится его могила, обнаруженная некоторое время назад поисковым отрядом «Рубеж Славы». В настоящее время Администрацией нашего посёлка решается вопрос о переносе могилы комбата Черкасова в Деденевский мемориал.

4 декабря 1941 года восемнадцатилетней Тане Румянцевой пришлось отлучиться из Деденева в сельсовет деревни Парамоново. Пока управилась с делами – быстро стемнело, уличного освещения не было, местность лесистая, есть вероятность встретить вражеских солдат. Пришлось заночевать прямо в сельсовете.

Привал

Той же ночью в Парамоново ворвались три немецкие машины, нашли в домах и расстреляли нескольких наших солдат, а также стариков, которые поселили тех солдат у себя.

Утром Татьяна хотела вернуться в родное Деденево, но едва вышла на улицу – попала под обстрел. Побежала в сторону оврага, чтобы укрыться за крутым склоном, а отъезжающие на машинах немцы стреляли ей вслед.

Но – обошлось.

В овраге Таня увидела много наших солдат, лежавших на снегу. Некоторые из них, к счастью, были живы, но имели ранения. Таня приблизилась к ним, сказала, что в Деденеве есть госпиталь, однако добираться до него около пяти километров. Тогда раненые, что ещё могли идти, сделали себе из толстых веток костыли, а из подручных средств соорудили носилки – для своих боевых товарищей, что подняться уже не могли. Дороги солдаты не знали, и Таня их повела.

Когда пришедших с поля боя раненых разместили, Таня осталась в госпитале и трудилась вместе с санитарками, не покладая рук, всю ночь.

А утром шесть вражеских самолётов совершили налёт на Деденево и разбомбили деденевский госпиталь.

В то время в Деденеве находились части 44 отдельной стрелковой бригады, что была сформирована в октябре 1941 года в Красноярске в основном из курсантов военных училищ. Бригада считалась одной из наиболее боеспособных подразделений Сибирского военного округа, поэтому на её боевую подготовку был предусмотрен всего один месяц, после чего, 27 ноября 1941 года, бригада полным составом прибыла на Западный фронт, где вошла в состав 1 Ударной армии. В зданиях деденевской больницы и дома инвалидов разместилась медсанрота 44 ОСБР.

Здесь же, в Деденеве, 4 декабря 1941 года состоялось первое «боевое крещение» бригады, когда её появление обнаружили немецко-фашистские оккупанты и предприняли авиационный налет. Осколками бомб несколько бойцов было убито и ранено.

«Сестрички»

На начало декабря 1941 года пришлись упорные бои 44 и 71 стрелковых бригад за деревню Степаново и село Языково. Оттуда во множестве поступали раненые. На помощь военным медикам пришёл весь медперсонал деденевской больницы и дома инвалидов, хотя каждый из них имел полное право эвакуироваться.

5 декабря 1941 года и случилась та бесчеловечная бомбёжка госпиталя, о которой до сих пор со слезами вспоминают старшие деденевцы. Тогда погибли и раненые, и медики, и многие из укрывшихся в подвале местных жителей вместе с детьми.

Вспоминает житель посёлка Деденево Дмитрий Сергеевич Гливенко: «Наш посёлок зимой 41-го бомбили не единожды. Первый раз сбросили 4 бомбы. Они упали так: одна у железной дороги, а остальные в районе старой деденевской школы, она тогда была ещё деревянная и находилась возле круглого пруда. В войну в ней было что-то вроде штаба, там постоянно находились военные и полевая кухня. А госпиталь, точнее эвакогоспиталь, был в нынешней поликлинике. Он пострадал во второй заход бомбардировщика. Коек в госпитале не хватало, раненые лежали на сене. Когда бомба упала (видимо, зажигательная, так как взорвалась на втором этаже), там всё вспыхнуло, часть здания обрушилась, люди выпрыгивали из окон второго этажа, а на улице к тому же – сильный мороз. Семёну Абрамову, который сидел в это время в подвале с семьёй, удалось проломить в стене дыру, через которую с нижнего этажа вытаскивали людей. У нашего дома взрывной волной выбило все окна. Меня в доме отбросило к стенке, оглушило, осколком ранило в ногу до кости. Одного красноармейца, находившегося поблизости, его фамилия была Левченко, осколком убило. Потом возле госпиталя рядами клали убитых, накрытых серыми одеялами. Их там было очень много».

Таня Румянцева чудом осталась жива. Её взору открылись дымящиеся руины больницы, смешанные с землёй, и лежащие на чёрном снегу солдаты в окровавленной одежде. Таня бросилась помогать собирать и откапывать живых. Вскоре девушка заметила приближающиеся сани с одной лошадёнкой, решительно остановила их, настойчиво попросила возницу помочь погрузить в сани раненых и отвезти их в Кузяево. Так же остановили, нагрузили ранеными и отправили в Кузяево ещё две повозки. С последней из них Таня поехала в Кузяево и сама. Там продолжила спасать жизни наших ребят, забыв про сон и голод. Когда за ней приехала мать, чтобы увезти дочь домой, сделать это ей запретил командир, сообщив, что Татьяна зачислена санитаркой в 1 Ударную армию и поставлена на довольствие. Уход домой при таких условиях будет считаться дезертирством. Так Румянцева Татьяна Сергеевна попала в 44 ОСБР и прошла в её медсанроте всю войну.

Медперсонал 71 морской стрелковой бригады

Вспоминает Дмитрий Сергеевич Гливенко: «Кто-то уезжал отсюда после бомбёжек, прежде всего, конечно, кому жить теперь было негде. Моя семья осталась. Меня воспитывала бабушка, жена репрессированного священника, и одна моя родственница – Зоя Дмитриевна Галкина – учительница. А Деденево наше бомбили после того, как здесь побывала немецкая разведка, и я тому свидетель. Было это так. Часто на Москву шли немецкие бомбардировщики, буквально тучами, особенно по ночам. Гул в небе стоял страшный. Мы, как загудит, бежали в бомбоубежище, оно было за школой. Вглубь земли шли три ступени, верх – сложен из брёвен и всё засыпано сверху землёй, а форму имело буквы „Г“. На входе сидели местные жители, а там в глубине, за изгибом, находились тяжелораненые. Они стонали, кто-то умирал в нашем присутствии, и их мимо нас выносили санитары. И вот, однажды, заходят в бомбоубежище трое в солдатской форме, в нашей – советской. У двоих были автоматы, у третьего пистолет. И этот третий – с русской внешностью, я бы даже сказал, с внешностью интеллигента – на чистом русском стал что-то спрашивать у местных. Потом он заговорил с теми двумя солдатами, что вошли с ним вместе, тоже на русском. Один-то всё молчал, всё на нас поглядывал да на санитарку, которая от них отвернулась, а второй ему отвечал с заметным акцентом. Зоя Дмитриевна была по образованию блестящий лингвист, она тут же нам тихо сказала: „Это немцы“. И вдруг, кто-то из раненых в глубине бомбоубежища стал стонать. Те трое ещё постояли-постояли и ушли. После этого Деденево стали бомбить… Спустя какое-то время до нас дошла весть, что где-то в наших краях накрыли группу немецких разведчиков, их было около двадцати человек».

К тому времени, по приказу Ставки уже были взорваны башни управления каналом Москва-Волга на третьем (с каравеллами) и четвёртом шлюзах, от Яхромы до Деденева уничтожались один за другим мосты. Затем инженеры канала, путём управления уровнем нескольких водохранилищ, организовали затопление областей на западном берегу. От Яхромского водохранилища был создан ледовый заслон шириной до двух и протяжённостью свыше шестидесяти километров из хаотично нагромождённых льдин – торосов – с пустотами. Путь на восточный берег по земле был отрезан.

На канале была устроена подвесная люлька. В ней, до отказа набитой людьми, эвакуировали на восток Подмосковья детей, женщин и раненых. По словам очевидца, люлька была так перегружена и так сильно раскачивалась при перемещении, что, казалось, вот-вот оборвётся и рухнет вместе с живым грузом в ледяной канал.

Дмитровский мост после подрыва. Декабрь 1941 года

В Деденеве же оборонительный рубеж начинался от Яхромского железнодорожного моста. Строили его сапёры Западного фронта, к которым был зачислен после мобилизации наш земляк И. Е. Соин. Именно ему были поручены организация и руководство строительством деденевского рубежа. В помощь сапёрам был создан рабочий батальон фабрики в следующем составе: 100 человек рабочих и 200 человек из колхозников, работников школы и старшеклассников, а также прочих жителей посёлка. Под руководством И. Е. Соина был вырыт противотанковый ров, окопы, у станции устроены ДОТы, а за рекой Икшанка – проволочное заграждение в шесть рядов, на переездах выставлены противотанковые «ежи», в посёлке оборудованы две орудийные точки для артиллерии, укрытие для «Катюш», землянка для командного пункта. За фабрикой и вдоль Икшанки были сделаны лесные завалы. Убирали деревья и кустарник для лучшего обзора. В тёмное время суток в посёлке дежурили народные дружины, следившие за соблюдением жителями светомаскировки.

Вспоминает жительница Деденева Маргарита Дмитриевна Мурашкина: «Наш дом в Деденеве стоял прямо напротив железной дороги и станции. Станция в войну была не там, где сейчас, а южнее, в районе переезда. Нам, как на ладони, были видны платформы с зенитками – наши охраняли железнодорожное полотно в целости от немцев. Это сейчас путей осталось всего два, а раньше их было несколько. И ещё напротив нашего дома был связной пункт, где держалась связь с Москвой и Дмитровым. Тогда же возле станции стояло много трофейных подбитых немецких танков на переплавку и какое-то огромное артиллерийское орудие, из которого немцы, видимо, собирались палить по Москве, и в ствол которого пролезали местные мальчишки. А снаряды солдаты из связного пункта носили храниться в подвал нашего дома. От нас было видно, как горит Яхрома».

Дмитров. Ноябрь-декабрь, 1941 г

«В Деденеве военные стояли долго, – вспоминает Дмитрий Сергеевич Гливенко. – Штаб их частично был разрушен бомбой, поэтому его, скорее всего куда-то перевели, а остались оружейная мастерская и военный склад с полевой кухней. Оружейным мастером там оставили раненого в ногу солдата, мы его звали дядя Вася. В одной из воронок он устроил пункт пристрелки, где правил сбившиеся прицелы, а я помогал ему таскать туда оружие. В другую воронку хоронили гражданских из дома инвалидов, потом их перенесли оттуда. У нас неподалёку было овощехранилище, поэтому зимой 1941-го и весной 1942-го года мы питались замёрзшей там картошкой, как, впрочем, и многие деденевские. Приходили туда и ломом откалывали себе „кусок“ смёрзшейся картошки. А в монастыре устроили мельницу прямо в церкви, и, если была пшеница, возили туда молоть. Наверху монастырской столовой стояли две зенитки, и, как помню, обслуживали их девушки. Война-войной, а девушки эти по вечерам устраивали для нас выступления с песнями и плясками. Мы ходили смотреть с удовольствием. А за больницей соорудили вольер и свозили туда собак. Всяких разных. И ещё там же стоял старый танк. Собак учили залезать под этот танк. В бою такая собака с привязанной к спине миной бросается под танк – и танка нет, и собаки, конечно, тоже… Ещё их учили возить такие саночки, как лодочка, чтобы вытаскивать раненых с поля боя. Собак обучали самостоятельно распознать раненого и помочь ему заползти в санки. Мы ходили к этим собакам, гладили, они были очень дружелюбные. Их всех потом увезли на фронт…»

Фашисты, однако, не собирались покидать Яхромский рубеж, закрепившись ещё во время прорыва к городу в нескольких близлежащих к деревнях. Деревня Степаново, обороняемая батальоном противника, усиленным 20 танками и большим количеством артиллерии, была превращена в сильный узел сопротивления с круговой обороной. Жителей Степанова немцы выселили из домов, крайние избы приспособили под ДЗОТы, выпилив в стенах амбразуры для пулемётов, между домами вкопали танки. Периодически на нашу передовую вылетали от 3 до 6 вражеских бомбардировщиков. Эти же самолёты сбрасывали красноармейцам листовки, в которых агитировали переходить на сторону гитлеровцев или причинять себе физический вред, чтобы сохранить жизнь. Такая листовка сразу содержала пропуск, служивший удостоверением для перехода к немцам.

Деревня Степаново, декабрь, 1941 г

44 отдельной стрелковой бригадой был получен боевой приказ освободить Степаново от фашистов и выйти к Яхроме с юго-запада.

Так начался самый первый жестокий бой сибиряков-красноярцев на нашей земле. «Немцы били из миномётов около пяти дней, – пересказывал те события сержант 44 ОСБР Зиновьев Константин Георгиевич. – Мы безуспешно атаковали вражеские укрепления. Нас бьют, а мы вперёд с винтовкой и пятнадцатью патронами на брата. Голову невозможно было поднять ни днём, ни ночью – немцы запускали осветительные ракеты на парашютах, да ещё был снег – видимость отличная. Лишь утром на помощь пришла артиллерия, и нам удалось занять деревню. Потери были большие: из трёх батальонов, в каждом из которых по три роты, осталось около двухсот человек – одна рота. Оглушительный грохот до сих пор стоит в ушах…»