Текст книги "Этика распятия"

Глава 3

Сергей дочитал книгу Ломброзо и откинулся в кресле. Вообще говоря, он, конечно, ожидал более глубокого и проработанного труда. Хотелось бы сразу получить объяснение, что является в человеке гениальностью, для решения каких задач зарождаются гений или гении, место, в котором происходит зарождение гения, условия его восприятия окружающими, не говоря уже о том, что им движет, какие желания и переживания способствуют проявлению гениальности.

Ломброзо нужно отдать должное уже за то, что он вообще обратился к этой теме, что он заметил схожесть между гениями и сумасшедшими, как и за то, что он сделал правильный вывод: гениальность и сумасшествие смешивать нельзя. Сама идея – гениальность и сумасшествие – яркая и очень выгодная своей привлекательностью. Автор такой книги сразу может рассчитывать на признательность читателей.

Но решена задача не вообще с позиции определения, что есть гений, а как бы в проекции на особенности характера сумасшедшего, чтобы найти нечто общее, точки соприкосновения. И когда такие точки есть, тут же как из рога изобилия возникают фамилии гениальных людей, отличающихся теми или иными особенностями характера сумасшедших.

По мнению Ломброзо, многие из великих мыслителей подвержены, подобно помешанным, судорожным сокращениям мускулов и отличаются резкими, так называемыми хореическими движениями. Ну и что? Во-первых, Ломброзо не говорит, в каком возрасте находится исследуемый им мыслитель. Может быть, в этом возрасте большинство людей обладают подобными свойствами? И вообще доживают ли до этого возраста те самые помешанные?

Или вот на основании ненормального изобилия мочевины в крови Ломброзо делает выводы о наличии изумительных аналогий с сумасшедшими: седина и облысение, худоба тела, а также плохая мускульная и половая активность. Это такие общие свойства, которые можно не задумываясь приписать любому человеку. Может быть, для сумасшедших они и более характерны, но при чём здесь гении?

Затем без всякого обоснования Ломброзо делает вывод, что гении, как и сумасшедшие, всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества. Этот вывод лишь наполовину верен. Учитывая, что само рождение гения обязано необходимостью решения обществом каких-либо общественных задач, то в пренебрежении общественными обязанностями гения упрекнуть сложно. Разве что понимая под этими обязанностями что-то, что относится к иным, простым людям. А вот будучи поглощённым решением возникших перед ним задач, гений вполне может оказаться одиноким и нелюдимым.

Пожалуй, правильная мысль состоит в том, что по большей части разница между гениями и сумасшедшими заключается в утончённой и почти болезненной впечатлительности гениев. Но и то такое мнение кажется вполне поверхностным, так как на самом деле разница заключается в мгновенном определении пути решения поставленной задачи и гигантском трудолюбии при её решении.

Пожалуй, следует выделить ещё одно наблюдение Ломброзо: все, кому выпадало на долю редкое счастье жить в обществе гениальных людей, поражались их способностью перетолковывать в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования и во всём находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии. Меланхолия, уныние, застенчивость – вот жестокая расплата за высшие умственные дарования.

Меланхолия, наверное, характерное свойство для композиторов, поэтов, прозаиков. Но меланхолия для физиков, биологов, математиков – это что-то не совсем подходящее. Здесь Ломброзо подошёл к исследуемому вопросу слишком некритично, поверхностно.

А вот это очень красивое замечание: талантливый человек – это стрелок, попадающий в цель, которая кажется нам трудно достижимой, гений попадает в цель, которая даже и не видна для нас. Сергею захотелось поаплодировать. Жаль, что Ломброзо этого не смог бы увидеть.

Итак, что мы получаем в результате этого исследования? Гениям присуща впечатлительность, прозорливость в смысле способности предвидения и стремление к чему-то принципиально новому. Не густо. На этом модель поведения гения в жёстких жизненных условиях не построишь.

Ломброзо совершенно упустил из виду или попросту не мог знать в то время, когда он работал, что гении в основном проявляются в очень раннем возрасте – примерно в тринадцать-пятнадцать лет, в музыке ещё раньше, чуть ли не с трёх лет. И только в философии гении проявляются к тридцати годам жизни. Значит, для гениев в политических науках или просто для гениев в управлении людскими массами характерно проявление способностей в зрелом возрасте, и здесь Ломброзо просто не может отличить истинного гения от помешанного, подобных по косвенным признакам. Савонаролу, по его собственным признаниям, пожирал какой-то внутренний огонь, заставлявший говорить и писать иногда против воли. В этой-то неукротимой силе экстаза, доходившей до бреда, и заключалась причина того могучего действия, какое производил Савонарола на своих слушателей.

Ну и что это даёт? Может быть гений носителем зла или нет?

На этой стадии размышления его прервал входящий звонок. На экране появилась надпись: Вероника Вилкова, планета Непорейка. А спустя несколько секунд во весь экран заблистало изображение самой Вероники: широкоскулое лицо, резко сужающееся к подбородку, маленькому, но на удивление тонкому и изящному, возвышающиеся над ним чрезмерно пухлые губы, опять же маленький точёный носик, большие полуприкрытые глаза, как два смертельно опасных ятагана, высокий лоб и крутое крыло каштановых волос надо лбом, плавно сползающее к плечу. Даже с фотографии её глаза гипнотизировали, а по лицу, казалось, периодически пробегала усмешка женщины, хорошо владеющей собой, да и окружающими тоже.

Сергей хотел сказать, что он принимает вызов, но, к собственному удивлению, не смог – во рту мгновенно пересохло. Он посмотрел на свою правую руку, лежащую на компьютерном столике, и его поразил явно наблюдаемый тремор. Да, подумал он и грустно усмехнулся: принять вызов Вероники – это, пожалуй, слишком самонадеянно. Однажды он принял её вызов. Это было похлеще, чем в далёкую старину, когда в лицо бросали перчатку, вызывая на дуэль.

«Сергей, включайся, я знаю, что ты дома, – по экрану скользила бегущая строка. – Не пытайся прикинуться неодушевлённым предметом. Мне нужно просто поговорить!»

Нужно включаться, удручённо подумал Сергей. Но горло по-прежнему отказывалось повиноваться, и ему пришлось нажать клавишу на клавиатуре. Изображение сразу же ожило, задвигалось и начало стрелять глазами по сторонам, пытаясь рассмотреть весь доступный взгляду объём комнаты.

– Ничего не изменилось, можно не высматривать.

– Да-а! Я была о тебе лучшего мнения!

– Я никак не привыкну, что ты оцениваешь мужчин по способности порабощать женщин.

– Раз уж мы вынуждены существовать рядом с вами, то можно оценивать друг друга по степени влияния.

– Судя по тому, что я тебя, безусловно, разочаровал, будем считать разговор несостоявшимся?

– Ну уж нет! Я слишком долго плела сеть, чтобы допустить, что в неё ничего не попалось.

– Бедный я, бедный! – Сергей сокрушённо покачал головой.

– Да-а, – как-то неопределённо протянула Вероника, не то подтверждая его незавидное положение, не то сомневаясь в столь легко прозвучавшем признании.

Женщина с двойным именем Вера и Ника встретилась ему в одной из командировок. СКЭП тогда безуспешно пыталась выяснить причину повышения уровня этического потенциала на планете Мьюли в системе звезды EN 022 138. И направила туда группу специалистов, в числе которых был и он. Стыдно признаться, но они долго не могли разобраться в процессах, происходивших на этой планете. Рост уровня этического потенциала продолжался непрерывно, даже когда они уже находились на самой планете и не могли предложить никакой реальной модели происходящего, не встречавшегося в других местах за всё время существования системы контроля этических параметров. На планете всё было идеально спокойно, а наблюдая извне, можно было подумать, что на планете идёт война с установкой на полное истребление населения.

Вероника была мэром одного из крупных городов на планете, на который, кстати, измерения вектора этического потенциала указывали как на самый активный в протекающих процессах. Поэтому Сергею, являвшемуся ответственным за обследование этого участка планеты, приходилось постоянно обращаться к Веронике за помощью. А она не отказывалась и моталась с ним по всем крупным производственным объектам города.

Но обычно даже на крупных промышленных объектах количество работающих людей составляло не более десятка человек, поэтому подозревать их в создании этической напряжённости было бы нелогично. Однако с целью устранения возможных маловероятных событий, их группа обследовала все промышленные объекты города и только после этого взялась за наиболее подозрительный в данном направлении объект.

Исключение из группы крупных промышленных объектов составляли подземные выработки элемента бургундия 129, единственного стабильного элемента, открытого после нильсбория 105. Элемент сам по себе был достаточно необычен: он являлся идеальным экраном для всех известных науке полей, включая пси-поле.

Планета была изначально необитаема в смысле наличия разумной жизни. После заселения на ней проводились активные действия ландшафтных дизайнеров из группы Ионы Накамуры. Им удалось вывести устойчивые системы биоценоза из малочисленной собственной флоры и фауны и совокупности растений, насекомых и мелких животных, завезённых с планет разных звёздных систем.

Живая материя получила невообразимый жизненный импульс. Всё это выразилось в скачкообразном росте пси-поля неразумной флоры и фауны. А тут ещё и разумные постарались. На этой планете существовал заблокированный центр жизнедеятельности, а дизайнеры эту блокировку начали постепенно разрушать, да ещё точечно.

Это сейчас всё кажется простым и понятным. А тогда над этой проблемой бились лучшие планетологи и биологи Человечества. Оказалось, что был разблокирован центр жизнедеятельности планеты, импульсы пси-поля выплеснулись на поверхность планеты и в атмосферу. И кто знает, кого бы выродила эта планета и как бы пришлось бороться с этим порождением, если бы учёные не разобрались в истинных причинах происходящего.

Пришлось срочно выравнивать экранный слой ядра планеты из бургундия 129 и в значительной мере уничтожать достижения ландшафтных дизайнеров.

Тогда Сергей надолго переселился на эту планету, а поскольку работать пришлось плечом к плечу с Вероникой, то они незаметно сблизились и уже собирались создать семью, когда неожиданно всё кончилось: кончилась борьба с планетой – кончились и взаимоотношения между ними.

Банальная причина развела их в пространстве и во времени: кому-то нужно было решиться на серьёзные изменения в жизни и переехать жить к другому. Либо ему к ней, либо ей к нему. Но этого шага так никто и не сделал. Она считает, что это он такой нерешительный, и пожертвовал любовью ради работы. А он уверен, что ей было бы проще найти работу по душе на Земле, ведь управление – это самая распространённая специальность. Если, конечно, не принимать в расчёт художников и писателей.

– И что же подвигло тебя вспомнить обо мне? – Сергей решил, что надо форсировать решение основного вопроса, ведь не для того же, чтобы просто поговорить, вспомнила она о нём.

– А если мне просто стало грустно, и я вспомнила о тебе? И вот позвонила.

– Что-то не верится, – Сергей посмотрел в её сверкающие глаза в форме ятаганов и машинально помотал головой: многое в них было, в этих глазах, но только не ностальгия по прошлому.

– Да, ты, как всегда, прав. В уме тебе не откажешь, – сказала она и как-то сразу загрустила и посмурнела и перестала напоминать ту боевую Веронику, от которой он в те давние времена потерял голову, да и неизвестно, нашёл ли сейчас…

– Тогда рассказывай! Чего тянуть кота за хвост.

– Я всё-таки вскорости вышла замуж. Тогда казалось… А потом выяснилось, что ничем он не лучше тебя.

– Давай без лирических отступлений. Я не обижусь. Столько времени прошло.

– В общем, недавно мы разругались. Очень сильно. И он улетел на родину, – она посмотрела на Сергея и отвела взгляд. – Я знала маршрут. Позвонила туда. Он не прилетел. Мало того, звездолёт, с которым он летел, тоже не появился в конечной точке. Я дозвонилась до остановочных пунктов по всему маршруту и выяснила, что последней точкой, где было отмечено появление звездолёта, стала межпланетная станция в системе звезды EN 871 856. У меня сложилось нехорошее предчувствие.

– Ну уж сразу и нехорошее. Сейчас крупные аварии на пассажирских рейсах – это такая редкость. Но мелкие – случаются. Сошли с курса, отклонились. Сбой в системе безопасности. Лететь не мешает, но дальнейший полёт запрещён, нужно куда-нибудь приземлиться, а связь при таком выходе из подпространства может и не восстановиться. Нужно обеспечивать резервную. А это всё – время.

– Я позвонила в Центр пассажирских перевозок. Девушка, с которой я разговаривала, долго мямлила, что всё хорошо. Сбой в расписании, бывает. Может быть, понадобилось кого-то ждать на промежуточных станциях. А сама всё время глаза отводила.

– Мне кажется, ты сильно сгущаешь краски. В наше время вероятность аварии пассажирского звездолёта с летальным исходом пассажиров или хотя бы команды меньше вероятности образования чёрной дыры в двух шагах от тебя.

– Не уговаривай меня. Я вполне здравомыслящий человек. Но сейчас я просто чувствую несчастье. Сердце сжимается в комок, а диагност ничего не находит. Если можешь – помоги. Его звали… зовут Ардженик Мелконян. Фотографию вышлю.

Сергей хотел произнести ещё что-то успокоительное, но вдруг понял, что самым успокоительным сейчас будет обещание разобраться.

– Ладно. Выполню! – Сергей почувствовал, как у него в горле застрял ком, так изменилось лицо Вероники; стало ясно, что она держалась из последних сил, вся её бравада была для отвода глаз, чтобы он не заметил, как ей плохо.

Вероника пропала с экрана, а Сергей продолжал мысленно уговаривать её, что всё будет хорошо, что в наше время невозможны катастрофы, связанные со звездолётами на пассажирских линиях. И никак не мог понять, что же на самом деле так угнетает его самого. Почему он никак не может успокоиться и всё пытается успокоить её, когда впору было бы успокоиться ему самому. И только тут до него дошло: а ведь это, возможно, уже третий подобный случай. Два достоверно известных случая полностью исключают всякую случайность. Это уже жестокая закономерность, и нужно срочно принимать меры. К Человечеству подобралась настоящая беда.

Сергей набрал номер Брадобрея. Брадобрей появился сразу, будто уже неделю ждал его звонка, сидя перед экраном. Он выглядел смурым и угрюмым. Сергей тут же вспомнил, что он обещал позвонить и сообщить о согласии на участие в операции по устранению беглого преступника. Его опять передёрнуло, когда в голове сложилась эта страшная формулировка: «устранение беглого преступника». И он снова смалодушничал и отложил разговор «на потом». Когда-нибудь, только не сейчас. Но Брадобрей не стал вспоминать про обещанное. Он просто сидел и молчал.

– Привет!

– Привет! – эхом отозвался Брадобрей.

– Если у тебя найдётся немного времени, – Сергей замолчал, словно ожидая подтверждения, хотя какое уж там подтверждение, перед Вероникой он всё равно в ответе, а этот путь, как ни крути, самый быстрый.

– Времени нет, – жёстко ответил Брадобрей, но Сергей даже не успел испугаться. – Но это ровным счётом ничего не значит. Выкладывай, что там у тебя. Просто так ты бы звонить не стал.

– Мне позвонила одна моя старая знакомая, – начал будто бы издалека Сергей, но тут же всё скомкал и закончил: – У неё пропал муж. Она почему-то считает, что произошла трагедия. У неё такое предчувствие.

– В каком районе? – к удивлению Сергея, Брадобрей не стал высказывать успокоительных сентенций, а сразу воспринял услышанное как реальный жизненный факт.

– Он летел на звездолёте. Последняя межпланетная станция, где отметился звездолёт, была в системе звезды EN 871 856.

– Какой уровень отношений у тебя с твоей знакомой?

– Мы давно не встречались, – Сергей похолодел, произнося эти слова, понимая, что может скрываться за этим, казалось бы, простым вопросом.

– Лично тебе я могу сказать: со звездолётом, на котором летел муж твоей знакомой, действительно произошла катастрофа. Мы уже получили информацию. Однако в деталях ты ничего разглашать не имеешь права. Да, собственно, и ничего не знаешь. Скажешь, что предчувствие её не обмануло, но детали тебе не известны. Расскажешь после получения информации. Мы вылетаем завтра. Если хочешь, можешь принять участие. С работы я отзову под каким-нибудь предлогом. Объяснять ничего не надо.

– Ты думаешь, может быть утечка информации?

– Не в том смысле, как ты подумал. Люди сейчас открыты. Никто не думает о том, что можно говорить, а что – нельзя. А откуда преступники черпают информацию, мне даже в голову не приходит. Всё в этом деле крайне сложно.

– Я согласен, – с опозданием подтвердил Сергей.

– Я не сомневался, – Брадобрей помолчал, будто пожевав губами, потом добавил: – Сбор сегодня на базе «Скачущий фламинго» в 23.00.

Брадобрей отключился, а Сергей встал и пошёл собираться. Собственно, собираться практически не пришлось. Походный комплект у него всегда лежал в рюкзаке. Нужно было только проверить, не изъял ли он что-нибудь оттуда по случаю. Бельё, гигиенические принадлежности, набор зимней одежды, видеокамера, планшет, бинокль, генератор силового поля, источник питания для мощной электроники. Он немного подумал, потом вынул из рюкзака генератор силового поля. Лучше надеть его на себя, но до поры не включать. А при необходимости всегда можно успеть включить. Это дело не хитрое.

Потом он принял душ. Кто знает, когда ещё удастся воспользоваться благами культуры. После душа посмотрел на время на экране монитора. До назначенного времени сбора оставалось три часа. Пару часов вполне можно поспать: надо пользоваться любой представляющееся возможностью, потому что опасно прогнозировать события на время проведения операции, они могут сложиться непредсказуемым образом. Он ввёл компьютер в режим будильника, установил требуемое время побудки и лёг в кровать.

Ему не часто удавалось засыпать под давлением обстоятельств на короткое время. Чаще организм будто сопротивлялся возникшей необходимости, и он либо не засыпал вообще, либо долго крутился, буквально принуждая себя ко сну. В этот раз он даже не заметил, как провалился в глубокий непробудный сон.

Наверное, будильник звонил очень долго. В момент просыпания ему приснился странный сон. На стуле стояло непонятное устройство, возможно, самодельная бомба, как это показывали в старинных фильмах про террористов. В нескольких метрах от бомбы на полу боролись два человека: он сам и неизвестный ему мужчина, на вид преклонного возраста, но неимоверно сильный. И Сергею никак не удавалось его побороть. На бомбе стояли непрерывно звонившие часы. Надо было успеть отключить звонок, пока не сработал часовой механизм. Но ему никак не удавалось вырваться из объятий этого старика. Наконец он добрался до часов и выключил звонок, и тогда он проснулся и понял, что отключил сигнал будильника. К чему был этот сон, он так и не понял, но времени размышлять уже не было.

Он надел походный комбинезон, прицепил генератор силового поля. И только тогда понял, что ещё не всё сделал. Осталось главное. Сел за компьютер и набрал номер Вероники.

Вероника появилась на экране и сразу будто бы съёжилась, уменьшилась в размере. А лицо стало потерянное и несчастное. Сергей ожидал, что за этим последуют всплеск чувств, слёзы, плач, причитания и другие проявления истерики, но она удержалась. Только отвела глаза от экрана и молча ждала, что он скажет.

– Я не буду врать. Звездолёт попал в катастрофу. Но по твоему мужу ничего конкретно не известно. Вообще непонятно, что там произошло.

– Да, – безучастно подтвердила она. – А когда можно будет получить окончательный ответ?

– Наверное, скоро. Завтра мы вылетаем туда, – сказал он и тут же подумал, что эта информация явно не для всех. Но расстраиваться не стал – невелик секрет, любому ясно, что на такие события реакция следует незамедлительно.

– Ты поедешь? – Вероника посмотрела на него с надеждой, словно от его участия зависело, будет ли жив её муж.

– Да, – коротко ответил он.

– Пусть у тебя всё будет хорошо! Я тебе направила его фотографию, – сказала Вероника и сама отключила соединение.

Сергей посмотрел фотографию Мелконяна. С фотографии на него смотрел человек даже не подозревавший для чего может понадобиться эта фотография. Сергея слегка передёрнуло от предположений о случившемся. Он подождал одну минуту, будто отдавая должное происшедшей трагедии и людям, попавшим в катастрофу, потом вызвал флаер и пошёл к выходу.

Лететь было недолго. Собственно, можно было пройтись пешком, но время истекало, а опаздывать Сергей не любил.

Внешне здание базы «Скачущий фламинго» выглядело вполне благообразно – замаскировано под обычный жилой дом с большим числом окон, будто бы определяющих стандартные комнаты. На самом деле прямо за входом находились контрольные устройства для проверки входящих на наличие любых видов оружия, полностью закрывающие от любопытных глаз огромный вестибюль. Зачем нужен такой вестибюль, Сергей не знал. Всё время хотел спросить кого-нибудь, но как-то никогда не хватало времени, а покинув базу, просто забывал об этом.

В вестибюле размещались двери нескольких лифтов. Здание имело двадцать пять этажей вверх и столько же вниз. Ему нужно было на самый нижний. Контрольное устройство пропустило его беспрепятственно, видимо, оборонительное вооружение не считалось недопустимым.

Минус двадцать пятый этаж занимал по высоте сразу два этажа – непосредственно минус двадцать пятый и необъявленный минус двадцать шестой. Но здесь всё было понятно: из центрального помещения подземный туннель вёл прямо на космодром. Из туннеля в помещение заезжали десантные бронетранспортёры, в них грузились десантники, доставлявшиеся бронетранспортёрами на космодром. Зачастую, там они прямо под землёй грузились в малый десантный звездолёт, который подавался грузовым лифтом на поверхность космодрома, а уже оттуда звездолёт стартовал к выбранной цели. Вся цепочка перемещений обеспечивала полноценную конспирацию.

В центральном зале, по размерам совпадающем с размерами вестибюля, стоял громадный бронетранспортёр, увешанный лазерными скорострельными пушками, рассчитанными на пробивание полевой защиты средней мощности, и ракетами. Рядом с ним на оборудованной площадке переодевались несколько десантников. Большая часть из них – молодого возраста – была ему незнакома. Сергей подошёл к ним и сдержанно поздоровался. Он не любил проявлений братания с людьми, с которыми ещё не участвовал в операциях. Будут сражения – будет и соответствующее общение.

Сергей обнялся только с Гоги Квилидзе, сотрудником Северо-Западного отделений СКЭП. Было ещё насколько человек из его отделения СКЭП, но с ними Сергей был мало знаком.

– Привет, генацвале! – сказал Гоги, похлопывая его по плечу.

– Привет, Гоги, – откликнулся Сергей. – Всё такой же жизнерадостный?

– А что со мной сделается?

– Ну как, жизнь иногда поворачивается к нам неприглядным местом.

– А я на неё в этот момент не смотрю.

– Что мне в тебе нравится, Гоги, так это то, что ты всегда знаешь, на что и как надо смотреть, – Сергей подошёл к бронетранспортёру и погладил его броню.

Броня была шершавая и тёплая на ощупь. Ему почему-то показалось, что именно такой должна быть шкура доисторического животного, только не кусающегося. Ещё как кусающегося, мысленно поправил себя Сергей.

– Гоги, я забыл узнать, кто командует парадом? Меня пригласил Брадобрей, а я у него не спросил, – Сергей рассматривал обстановку зала, будто никогда её не видел и у него нет никаких забот, кроме как рассмотреть всё внимательно и непринуждённо.

– А вот он же и командует, – ответил Гоги, полностью экипированный в костюм спецзащиты и обвешанный различным оружием. – Кстати, советую не прохлаждаться, а поторопиться с обмундированием. По моему скромному мнению, время старта может оказаться почти рядом со временем сбора. Обмундирование в шкафчиках.

– Спасибо! – Сергей согласился с предложением Гоги, зная, что с целью запутывания возможного противника старт иногда выполняют по готовности, а большинство присутствующих уже облачились в комбинезоны, и он мог в действительности оказаться тем последним, которого все ждут.

Комбинезон, висевший в шкафчике, очень напоминал сброшенную шкуру змеи. Что-то такое же тонкое и гибкое, переливающееся. Пока составляющие комбинезона были ничем не заполнены, они практически никак не выделялись. Комбинезон надевался на тонкое нательное бельё и, казалось, вплотную прилипал к телу. Бельё обладало свойством кондиционирования в широком диапазоне температур. Комбинезон обеспечивал защиту от воздействия окружающей среды ещё на сто градусов ниже и выше обычных предельных температур. Внешне казалось, что комбинезон был обычной одеждой, помогающей просто не запачкаться. И только загубник, захватывающий нос и губы, выделялся на лице да оптическая система, защищающая глаза. Последним самостоятельным элементом комбинезона был гермошлем, также плотно прилегающий к голове и дополнительным защитным конструкциям на лице.

На самом деле комбинезон выдерживал удар любым видом оружия начиная от удара кулаком или пальцами и заканчивая выстрелом из крупнокалиберного пулемёта или ручного бластера. Только снаряд, выпущенный из пушки с повышенной проникающей способностью, или электромагнитный импульс с энергией в несколько тераджоулей мог добраться до защищаемого тела. Но такие заряды не выдерживало и персональное защитное силовое поле. У комбинезона было ещё одно неоценимое достоинство: его материал свободно пропускал силовые линии защитного поля, так что защита на самом деле получалась двойная.

Едва Сергей успел надеть на себя комбинезон, разместить и проверить крепление оружия, как появился Брадобрей в полной экипировке. Сергей ещё раз мысленно поблагодарил Гоги за подсказку.

– Сводный отряд, становись в шеренгу по два, – скомандовал Брадобрей, и Сергея поразило, насколько быстро, без суеты построились люди, многие из которых не были даже знакомы друг с другом.

Брадобрей быстро произвёл перекличку и скомандовал:

– Нале-во! Занять места в машине. Левый ряд по левому борту, правый – по правому.

Отряд быстро разместился в бронетранспортёре, и тот рванулся вперёд. Брадобрей занял место рядом с водителем. Гоги по росту оказался на месте, ближнем к водителю. Сергея со всех сторон окружали малознакомые молодые ребята. В силу своего характера Сергей стеснялся сам заводить разговоры с малознакомыми людьми, да и обстановка этому не способствовала. Но и другие не проявляли тяги к общению. Все ехали молча.

Над головами бойцов, сидящих напротив, через иллюминаторы периодически проскакивали проблески фонарей. Освещение в тоннеле было слабым – один фонарь на пятьдесят метров, но и смотреть в тоннеле было не на что: идеально гладкая синтебетонная труба и фонари. Никакого оборудования и даже кабелей. Казалось бы, идеальный вариант – спрятать кабели под землёй. Разве что их закрыли синтебетоном.

Если задаться целью определить длину тоннеля, то нужно просто подсчитать количество фонарей. Первое время Сергей увлёкся подсчётом фонарей, но на восьмом десятке сбился со счёта и махнул рукой на это занятие.

По ощущениям они ехали не больше пятнадцати минут. Внезапно бронетранспортёр выскочил на широкую, ярко освещённую площадь, посередине которой на невысоком цилиндрическом постаменте стоял напоминающий краба или жука утрированной формы звездолёт. Длинный с невысоким подъёмом пандус вёл прямо в подбрюшье звездолёта. Бронетранспортёр, не сбавляя скорости, въехал на середину цилиндрической площадки под звездолётом, откуда скоростной лифт доставил бронетранспортёр внутрь звездолёта.

Как только люк звездолёта закрылся, Брадобрей скомандовал отряду выйти из машины и построиться.

– Отряд, смирно! – продолжил Брадобрей, и десантники напряглись. – Я не буду повторять боевую задачу для всех. Об этом я достаточно беседовал с каждым. Конкретные указания будут даны по ситуации. Сейчас занять каюты и залечь в гибернаторы. Отбой через пять минут. Корабль стартует после проверки элмо (электронным мозгом) состояния бойцов в каютах.

– Нале-во! Шагом марш!

Шеренга повернулась и быстрым шагом пошла к лифтам. Через минуту десант разместился по каютам.

Бойцов, войдя в каюту, незамедлительно разделся и лёг в гибернатор, но закрывать крышку сразу не стал. Ему вспомнилось путешествие на корабле пиратов на Дредду в гибернаторе, предназначенном для сенбернара. Почему-то в данный момент это воспоминание стало для него исключительно ценным, и ему захотелось продлить его как можно дольше. Хоть на одну-две минуты, но дольше.

Наверное, это было связано с целью того полёта: именно на Дредде он встретился с Сибиллой. Сейчас, спустя так много лет, можно было несомненно утверждать, что между ними была единственная и настоящая любовь. И лишь сейчас стало очевидно, что они не смогли полноценно использовать выпавшее им счастье и реализовать отмеренное время для того, чтобы насладиться друг другом. А бездарно разбазарили его на сопутствующие неглавные деяния. Или так всегда кажется потом, издалека, спустя много-много времени, когда жизнь течёт неторопливо и ничего неординарного в ней не происходит.

Сигнал элмо закончил эти размышления, прервав их на самом ценном, но это уже не зависело от Сергея, и он решительно нажал кнопку включения рабочего режима гибернатора. Крышка гибернатора захлопнулась, ввергнув его во тьму сна.

Сигнал подъёма прозвучал одновременно с открыванием крышки гибернатора и вызвал, как всегда, давящее на сердце ожидание грядущего несчастья или как минимум малоприятных последствий, и всё это в сочетании с обрывком сна. Ему снилось, что они с Сибиллой летят на Дредду спасать жителей планеты от последствий природной катастрофы при очередном прохождении перигелия. Но в самый последний момент его отзывают по срочному делу к руководству СКЭП, он стартует на планетолёте. На ближайшей межпланетной станции пересаживается на рейсовый звездолёт до Земли, но когда он появляется у руководства СКЭП, то оказывается, что это был ложный вызов и его никто не ждал. Он добивается у руководства СКЭП, чтобы ему выделили персональный звездолёт и обеспечили маршрут дальними проколами пространства, как это было сделано для Брадобрея, но всё равно не успевает. Сибилле не удаётся отвести приток тепла от звезды Банту, установка не выдерживает нагрузки, трескается, и вся группа погибает.