Текст книги "В мирные дни"

В. Черносвитов

В мирные дни

Металлическая трель звонка резко нарушила покой семьи. Сидоренко захлопнул книгу, встал, застегнул китель и вышел в прихожую. У дверей стоял младший сержант. Войдя в комнату, он доложил:

– Товарищ гвардии майор! Вам пакет от полковника Белого.

Майор пробежал взглядом две строчки, написанные на бланке, и повернулся к жене:

– Вызывают, Лидуша. Наверное, до утра.

Жена вздохнула, но ничего не сказала.

– Ну что ты? – ласково спросил майор. – Ложись, спи!

Майор обнял жену за плечи, поцеловал и затем, захватив небольшой чемоданчик, который всегда стоял наготове в прихожей, быстро вышел с сержантом.

«И месяца не прошло…» – грустно подумала женщина и подошла к окну. Внизу, на улице, вспыхнули фары, и машина растаяла в кружеве падающих хлопьев снега.

На лестнице большого шестиэтажного дома Сидоренко встретило молчаливо-тревожное ожидание. У двери квартиры номер шесть, на третьем этаже, стояли два солдата. Минуя их, Сидоренко вошёл в просторную прихожую. Там находились дежурный по штабу округа, прокурор полковник Белый, неизвестный, в домашнем, наспех надетом костюме и практикант – слушатель Военно-юридической академии лейтенант Зотов. В кухне торопливо снимал шинель незнакомый следователю подполковник медицинской службы. Сидоренко кратко объяснили причину его срочного вызова.

В одной квартире жил военный инженер Златогорский, научный работник. Он и его жена языковед занимали три комнаты, в остальных двух жил инструктор райкома партии Барбарисов с женой и ребёнком.

Около двух часов ночи Барбарисову, возвратившемуся из командировки, потребовалось позвонить по телефону. Осторожно постучав в кабинет Златогорского и не получив ответа, Барбарисов прошёл к себе. От жены он узнал, что Златогорокий вернулся ещё вечером. Барбарисову показалось странным, что инженер не откликнулся на его стук: Златогорский обычно работал допоздна.

Обеспокоенный, инструктор снова вышел в коридор, постоял у каждой комнаты соседей и, опять ничего не услышав, подошёл к кабинету. Заглянув в скважину замка, он увидел в темноте чуть светловатый экран окна и на его фоне – силуэт инженера… висевшего в петле.

Кабинет был заперт изнутри, и ключ оставлен в замке. Это и дало инструктору возможность обнаружить случившееся: вставленный ключ мешал заслонке скважины опуститься, и через её щель комната просматривалась.

В первый момент Барбарисов начал дергать за ручку, но массивная дверь не поддалась его усилиям. Сообразив, что спасти соседа уже нельзя, Барбарисов побежал к ближайшему телефону и рассказал о несчастье коменданту города. Тот немедленно сообщил прокурору.

Первым делом Сидоренко уяснил себе планировку квартиры. Просторная передняя продолжалась коридором, который разделял квартиру на две половины. Слева в прихожую выходили три двери: кухни, ванной, уборной, а в конце коридора ещё одна – она вела в комнаты Барбарисова. Справа была дверь кабинета, а в коридоре – две застеклённые двери, ведущие в остальные комнаты семьи Златогорских. Эти комнаты были смежными, каждая имела отдельный выход в коридор и ещё соединялись внутренней дверью. Лишь один кабинет был изолирован.

Жена учёного находилась в отъезде.

Осмотр прихожей не дал результатов: офицеры, Барбарисов и солдаты оставили столько следов, что разбираться в них было бессмысленно. На стенах же и дверях обнаружить ничего не удалось.

Помощник военного коменданта города и дежурный по штабу округа уехали. Согласовав с Сидоренко некоторые вопросы, вслед за ними уехал и полковник Белый.

Следователь остался с Зотовым, врачом и солдатами.

– Давайте открывать, – предложил врач.

– Да вот я и думаю, – ответил Сидоренко, внимательно рассматривая замок и опасаясь нарушить возможные следы. – Будем долбить дверь и освобождать язык замка. Товарищ Зотов, дайте мой чемоданчик…

Но глубже пяти миллиметров долото не пошло: под тонким слоем дерева в двери оказался слой металла. «Ну и дверка! Как сейф», – подумал Сидоренко.

– Товарищ майор, может, через среднюю комнату проникнуть? – предложил Барбарисов. – Наш ключ подходит к их столовой, а из неё раньше тоже была дверь в кабинет – она заложена кирпичом, но всего в два слоя, по-моему.

Сидоренко взглянул на Барбариоова и вдруг спросил:

– А дверь осталась? Со стороны столовой или кабинета?

– Дверь осталась. Со стороны кабинета, – ответил Барбарисов, не понимая смысла вопроса.

– Давайте ключ.

Осмотрев дверную нишу, заложенную кирпичами, Сидоренко позвал солдат.

– А ну, товарищи, распотрошите эту кладку. Только с условием: быстро, но осторожно.

Солдаты принялись за дело.

– Простите, зачем это вы спрашивали о двери? – поинтересовался врач.

– Профессиональная тайна, – усмехнулся Сидоренко. – Очень просто, доктор: если двери нет, то стену разбирать нельзя: в кабинете осядет пыль, которая мне вовсе не нужна. А вы, может, отдохнули бы пока или домой съездили?..

– Нет, мне интересно остаться. Я не буду вам мешать, – понял намек следователя врач.

Убедившись, что солдаты уяснили свою задачу, Сидоренко занялся Барбарисовым. Подробно выяснил от него всё, что тот знал о соседе: привычки, образ жизни Златогорского, домашние обстоятельства, круг знакомых, черты характера и так далее.

Барбарисов два года прожил в одной квартире с профессором и довольно хорошо знал Златогорского.

По натуре инженер – человек дела: работа, труд являлись для него основой всей его жизни. В быту он был скромным человеком. Хороший семьянин, домосед, страстный любитель книг, – таким был сосед Барбарисова.

Особое внимание Сидоренко обратил на одну деталь из рассказа инструктора: примерно год назад рабочие сменили двери домашнего кабинета Златогорского и замуровали наглухо ту, которую сейчас освобождали от кирпичей. Потом в прихожей у двери кабинета появился часовой, но через день-два был снят и больше не приходил.

– Что вы скажете на это? – спросил Зотова Сидоренко.

– Вероятно, Златогорский вёл на дому какую-нибудь работу государственной важности.

– Не иначе. Вот вы сейчас же и займитесь этим: выясните всё, что касается служебной деятельности покойного, всё, – подчеркнул последнее слово следователь.

Затем Сидоренко произвёл предварительный осмотр фасада дома и крыши над окном кабинета. Фасад – гладкий, без архитектурных украшений, заметных царапин от применения технических средств не имел, взобраться по нему на третий этаж без приспособлений было невозможно. Крыша запорошена ночным снегопадом. Сидоренко расчистил её и тоже не обнаружил никаких следов.

Зотов вернулся в тот момент, когда солдаты покончили с кирпичами, а Сидоренко – с осмотром спальни и столовой.

– Ну что? – обернулся он к Зотову.

– Всё узнал, товарищ гвардии майор! Инженер Златогорский вёл научную работу.

Зная его редкое трудолюбие, командование, по известным соображениям, приказало изолировать домашний кабинет учёного, сделать надёжную дверь и на период усиленных домашних занятий Златогорского выставить охрану. В эти дни инженер как раз заканчивал принципиальное решение своей проблемы, работал днём и ночью.

После этого работа Златогорского была передана соответствующему научно-исследовательскому институту, охрану кабинета сняли, и больше Златогорский над своим открытием дома не работал.

– Откуда это известно?

– Мне сказали, что в отношении ко всем своим научным записям и документам он всегда был чрезвычайно осторожен. А раз так…

– Ага! Так и скажите, что этот вывод – предположительный. Вы узнали, один работал Златогорский над своей темой или с кем-нибудь ещё?

– Узнал. Последнее время работали вдвоём. Его соавтором является научный сотрудник института и заведующий кафедрой нашего университета доцент Ильинский. – Зотов раскрыл книжечку и добавил: – Коммунист с сорокового года, фронтовик-доброволец, демобилизован в сорок третьем году по ранению в звании капитана, артиллерист. До войны служил здесь же.

– Помню. А у того всё спокойно? Что он говорит? Как у них с работой? Что ему известно о Златогорском?

Зотов виновато и растерянно взглянул на Сидоренко:

– Я…

– Вижу: не были. Не догадались? Или постеснялись разбудить по такому случаю? – с холодной серьёзностью спросил майор Зотова. – Езжайте сейчас же к Ильинскому, товарищ Зотов, – его адреса тоже не узнали?

– Адрес взял: улица Университетская, два, квартира четыре.

– Ну, вот видите, и адрес взяли, а… езжайте, езжайте! – закончил Сидоренко уже мягче, видя, что Зотов понял свою оплошность.

Сидоренко аккуратно отомкнул размурованную дверь, распахнул её, и прямо перед следователем и врачом показалось тело сухощавого мужчины в военной форме, висевшее на верёвке, привязанной к потолочному крючку для люстры. Под ногами покойного валялся опрокинутый стул. Следователь осторожно шагнул в кабинет и занялся статическим осмотром: сфотографировал труп, потом описал, сфотографировал и нанёс на зарисованный план комнаты всю её обстановку и предметы точно так, как они были расположены.

После этого врач и следователь вынесли труп в смежную комнату, где произвели тщательный осмотр одежды, содержимого карманов профессора. Затем врач-эксперт увёз покойного на вскрытие. Сидоренко ещё раз внимательно осмотрел верёвку, узлы на ней и петлю, а потом – ванную комнату, кухню и кладовую, но нигде другого конца обрезанной недавно верёвки не обнаружил.

Инженер Златогорский был по-военному аккуратен – это Сидоренко уже знал от Барбарисова. Кабинет содержался его хозяином в образцовом порядке. Он был чисто прибран, каждая вещь лежала на своём месте. Книжные полки, шкафы и письменный стол были обтёрты. Делал ли это сам Златогорский или кто другой, – неизвестно, но тряпки и щётки для ежедневной комнатной уборки находились тут же, в углу за печкой, развешанные на гвоздиках.

При детальном осмотре кабинета Сидоренко не обнаружил никаких следов борьбы.

Когда вернувшийся Зотов вошёл в кабинет Златогорокого, Сидоренко стоял у окна с ключом, вынутым из замка двери.

– Товарищ гвардии майор, вчера вечером неизвестным была совершена кража в квартире доцента Ильинского! – одним духом отрапортовал Зотов.

Сидоренко не удивился, только куснул губу И, нахмурившись, стал быстро уточнять:

– В котором часу?

– Между шестью и семью.

– Что украдено?

– Да в том-то и дело, что всё перерыто, а взяты лишь часы «Зиф» и пятьсот рублей денег.

– И больше ничего?

– По словам самого доцента, больше ничего.

– Почему вас это удивило? – прищурив, глаз, спросил Сидоренко.

– Да потому, что в соседнем ящике стола лежат массивный золотой портсигар, золотые запонки с камнями и старинная дорогая брошь – память матери Ильинского.

– Вор задержан?

– Как в воду канул, товарищ гвардии майор.

– В каком состоянии квартира сейчас? – Всё уже прибрано.

– Ну, тогда бессмысленно туда ехать. Остаётся положиться на опытность следователя. Кто выезжал к месту кражи?

– Младший лейтенант милиции Ушков.

Отвечая, Зотов сдерживал нетерпеливое любопытство. Чувствовал, – не время мешать следователю своими вопросами. А их было много. Что показал осмотр места происшествия здесь? Как Сидоренко предугадал, что и у Ильинского могло что-то произойти? Почему… Да, мало ли этих «как» да «почему» может возникнуть у практиканта!

Опыт, которого не было у Зотова, подсказал следователю возможность какого-либо чепе у Ильинского. И теперь, когда вероятность эта подтвердилась, Сидоренко имел уже законченную логическую версию. Осмотр трупа и кабинета Златогорского подсказал следователю, что инженер не повесился. Из материальных ценностей в квартире инженера как будто ничего не похищено. Кража у Ильинского странна лишь на первый взгляд, а по существу вполне ясна: перерыв всё, вор, видимо, не нашёл того главного, за чем пришёл, и, для отвода глаз, похитил первое попавшееся под руку. Чем же могло быть это главное? Только тем, что объединяло Ильинского с Златогорским: их общей работой. Отсюда вывод: преступник рвался к овладению секретом изобретения и, не найдя его в одном месте, пытался обнаружить в другом. Сидоренко заподозрил это, как только узнал о работе Златогорского, поэтому и послал Зотова к Ильинскому.

И теперь, когда «странная» кража у доцента только усложняла всё и сбивала с толку практиканта, следователь, наоборот, видел в ней подтверждение правильности своих выводов. Он стоял на верном пути.

Что-то сосредоточенно обдумывая, Сидоренко продолжал рассматривать ключ. Зотов заглянул через плечо майора и увидел на конце ключа, около бородки, кольцеобразные борозды-задиры. – Что это? – спросил он майора.

– След «уистити».

– Чего? – не понял Зотов.

– «Уистити» – инструмента для отмыкания замка ключом, вставленным с противоположной стороны. Многие граждане наивно полагают, что, запершись в квартире изнутри и оставив в замке ключ, они этим наиболее надёжно предохраняются от ночных визитёров, – усмехнулся Сидоренко. – Сами того не подозревая, они буквально дают ключ в руки вора: не прибегая к отмычке, вор с помощью «уистити» или «слоника» без особых хлопот открывает замок тем же ключом.

– Никогда не видел, – признался Зотов.

– Вы ещё многого не видели. Можете посмотреть – у меня в чемодане есть трофейный.

– Товарищ майор, а что здесь? – горячо спросил будущий следователь.

– Некогда. Расскажу только вкратце: внешне – самоубийство. Но осмотр рисует такую картину: самоубийца пришёл сюда, сел за стол, записал на календаре только что купленной авторучкой, что завтра надо позвонить насчёт ремонта квартиры, затем куда-то далеко ушёл за верёвкой, вернулся, повесился, подтянув сам себя на воздух, потом чисто вытер тряпкой всю мебель, книги и пол, даже на пороге, и запер изнутри дверь… чего вы улыбаетесь? Мне тоже не верится, чтобы человек на грани самоубийства думал о ремонте и убирал комнату после своей смерти. Получилось, конечно, так: кто-то повесил полковника, потом тщательно, чересчур тщательно, убрал кабинет, стёр все следы. Сделав всё это, преступник вставил изнутри ключ, вышел из кабинета и снаружи запер его посредством «уистити».

Надевая шинель, Сидоренко продолжал:

– Здесь нам пока делать больше нечего. Сейчас я проеду к следователю милиции и в институт. Вас же, товарищ Зотов, попрошу быстро выяснить в облвоенкомате, есть ли в городе или области бывшие моряки-балтийцы, где они проживают, где и кем работают. Второе: в единственном нашем «морском» учреждении, Рыбторге, узнайте о бывших рыбаках. Третье: возьмите сведения в аэропорте, на станциях «Жевинск-пассажирский», «Всполье» и «Жевинск-товарный» о всех задержаниях, арестах, несчастных случаях и другого рода чепе, если таковые произошли за ночь и по сей час. Задача ясна?

– Так точно, только…

– Неужели не уяснили? Кража у Ильинского, вероятно, – не случайное совпадение. Это делает возможным предположение, что оба преступления совершены одним и тем же лицом. После двух таких «дел» преступник, как правило, стремится уехать. И мы должны использовать всё для контроля и блокировки этого шага. Поспешность может привести преступника к ошибке. Нам всё важно. Теперь ясно? Подробности потом. Идёмте!

Мозг следователя напряжённо работал. Одним из неразрешённых вопросов был: как преступник попал в квартиру никем не замеченный? Сидоренко ещё ночью пытался выяснить это, но жена Барбарисова и ближайшие соседи категорически заявили, что никого не встречали и не слышали стука. Собственно, «как» отомкнул преступник замок, особого значения не имело, но простой самозахлопывающийся замок парадной двери был совершенно цел и не тронут, а чёрного хода в квартиру не было.

Выходя с Зотовым из квартиры, Сидоренко ещё раз осмотрел замок и, опять ничего не обнаружив, захлопнул дверь. Однако, оглянувшись, он тут же вернулся в квартиру и прошёл к Барбарисовой. Та ещё никак не могла успокоиться. Сидоренко опасался, что в таком состоянии женщина, сама того не желая, сможет сказать неправду. Он схитрил: предупредив, что это очень важно, он попросил её уточнить, как был одет Златогорский, когда она встретила его в прихожей. А потом, будто не касаясь дела, спросил, как она выводила ребёнка гулять.

Барбарисова на первый вопрос сначала ответила уверенно: «Шинель, фуражка, сапоги», а потом стала поправляться: «Нет, – шинель, фуражка и длинные брюки…» На второй же вопрос просто и спокойно ответила, что её карапуз, пока мать здоровалась с инженером, вышел в оставленную им открытой дверь. Поспешно выскочив и захлопнув дверь, она поймала сына уже на ступенях.

Зотов был удивлён, когда Сидоренко, выбежав и хлопнув дверью, резко остановился и вернулся к двери.

– Так вот оно что! – торжествующе сказал он Зотову и вынул из кармана ключ. – Смотрите, – мягко закрыв дверь (было слышно, как щёлкнул замок), он подёргал её – заперто, – и открыл дверь ключом. Вторично он с силой хлопнул дверью, и та отскочила, не успев закрыться.

– Видели?.. Вот как преступник попал в квартиру, не оставив никаких следов отмычки и даже не звоня: ему просто повезло. А теперь – пошли. Связь со мной держите через полковника Белого.

Но пришлось ещё раз задержаться: у подъезда остановилась машина. Из неё выскочил взволнованный врач-эксперт.

– Товарищ майор! Златогорский не повесился, а…

– …А убит, – закончил за него Сидоренко. – Я тоже пришёл к такому заключению. Только не знаю, как убит. На теле ничего не было.

– Ударом по голове чем-то мягким, но тяжёлым.

Несмотря на ранний час, все были в сборе. У дверей в ожидании приказаний стоял дежурный по штабу округа полковник Земнов. Командующий поднял на сослуживцев взгляд, полный огорчения:

– Высокие награды – это благодарность Родины за прежние заслуги, а не прощение авансом будущих проступков.

– Так как же с похоронами, товарищ командующий? – спросил один из заместителей.

– А как вы хоронили на фронте трусов и дезертиров? – резко ответил за командующего начальник штаба.

– У меня таких не было, – уклонился от тяжести прямого ответа генерал.

– Н-да… чтобы такой человек, коммунист, талантливый инженер, и вдруг так трусливо дезертировал из жизни, от нас… Нет, не верится! – сурово вздохнул командующий.

– Именно, не ве-рит-ся! – напирая на последнее слово, горячо проговорил начальник политуправления.

Над одним из телефонов у стола командующего вспыхнула лампочка. Полковник Земнов подошёл:

– Слушаю. Вас, товарищ генерал!

– Кто это в такую рань? – командующий взял трубку. – Да?

– Докладывает полковник Белый.

– Так. Вас понял. Сделаю. Продолжайте, – выслушав Белого, генерал положил трубку на рычаг и встал. За ним поднялись все.

– В окружной газете немедленно поместить некролог: «Сегодня скоропостижно скончался военный инженер Александр Александрович Златогорский – верный сын Коммунистической партии, боевой офицер и крупный научный работник…» Похороны назначить на шестнадцать ноль-ноль завтра. На процессию выставить сводный почётный караул офицеров oт всех частей гарнизона, оркестр и траурный эскорт в составе полка инженерных войск. Гроб водрузить на орудийный лафет. Впереди – одиннадцать старших офицеров из числа сослуживцев и товарищей покойного с его наградами.

Командующий отпустил генералов и задержал начальника штаба.

– Пётр Иванович, немедленно вызовите жену Златогорского. Если потребуется, используйте мой самолёт.

Младший лейтенант милиции Ушков, высокий тонкий блондин с задумчивым лицом, оказался проницательным следопытом. По обнаруженным в квартире Ильинского следам он сумел установить рост, приблизительный возраст, походку, фасон и размер обуви преступника, а также то, что преступник – левша.

Это было уже богатством для следствия. «Ну, теперь хоть кое-какие, но всё же есть данные», – обрадовался Сидоренко, но его слова благодарности не дошли до слуха младшего лейтенанта – их заглушила звонкая дробь телефона. Ушков взял трубку.

– Слушаю… Сидоренко? Так точно, товарищ полковник… Нет, ещё здесь… Слушаюсь. Вас! – передал он трубку майору.

Говорил полковник Белый:

– Сидоренко? Сейчас звонили с вокзала и сообщили, что там обнаружен труп неизвестного. Других происшествий в городе не было – отовсюду тоже звонили. Транспортный отдел выставил охрану, оставил всё неприкосновенным. Ждут ответа, приедете или нет. Как вы?

Сидоренко заколебался. Потом решительно объявил:

– Еду, товарищ полковник, сейчас же! А вас попрошу направить туда врача-эксперта.

«Молодец Зотов, быстро оповестил всех», – думал Сидоренко, подпрыгивая на сиденье автомобиля.

Следователь сейчас находился в состоянии максимального напряжения. Он сознавал и чувствовал, что преступник вертится у него где-то под руками, но вот-вот ускользнёт, если следователь допустит хоть маленькую ошибку или потеряет время.

Пока что у преступника было явное тактическое преимущество: ему было известно, что его разыскивают, кого и где надо остерегаться – всех и везде. Следователь же лишь в общих чертах знал, где искать, и совершенно не знал, кого искать. Он мог пройти мимо преступника и не задержать его. У следователя, однако, был огромный моральный козырь: он не скрывался, был вдохновлён сознанием государственной важности своего дела и везде имел тысячи надёжных помощников. Преступнику сопутствовал постоянный страх, и рассчитывать на чью бы то ни было помощь среди граждан ему не приходилось.

На ступенях при входе в вокзал уже стоял врач.

– Товарищ майор! – замахал он рукой, увидев Сидоренко. – Знакомьтесь! – повернулся он к стоявшему рядом офицеру с нарукавной повязкой помощника коменданта.

Не заходя в помещение, Сидоренко, врач и помощник коменданта отправились к месту преступления. По дороге помощник коменданта рассказал: пробираясь между изгородью сада и забором мастерских к путям, рабочий увидел что-то странное и, присмотревшись, убедился, что это было неподвижным человеческим телом.

День стоял холодный, неприветливый. Пышный, густой и красивый летом сад выглядел тоскливо, в нём было холодно, неуютно и безлюдно.

Сад охраняли солдаты комендатуры.

Сидоренко, задумчивый, изредка останавливался и осматривался по сторонам. Местами лысая земля газонов и края дорожек были покрыты скупыми пятнами вчерашнего снега.

Труп мужчины лежал лицом вниз и был раздет донага. Поза его, неестественная, расслабленная, говорила за то, что покойный был раздет уже после смерти и, повидимому, тут же, на этом месте: вокруг тела оставлено много следов. Сидоренко сфотографировал общий вид тела и места преступления. После этого, зайдя с той стороны, где не было следов, начал вместе с врачом детальный осмотр покойного. Перевернув тело, врач поморщился: лицо пострадавшего было неузнаваемо.

Подошёл Зотов. На немой вопрос Сидоренко он кивнул головой и присоединился к осмотру.

Сидоренко сделал нужные записи и спросил врача:

– Товарищ подполковник, а вы не могли бы произвести вскрытие поблизости?

– Понимаю вас… Конечно, могу.

Солдаты отнесли погибшего в дорожную больницу.

Сидоренко осмотрел ложе трупа, следы, шедшие от садовой дорожки и возвратившиеся туда же. Майор сделал это довольно быстро и задержался только у одного глубокого отпечатка следа: залил его гипсом. Потом вместе с Зотовым обшарил всё вокруг и, ничего не обнаружив, сел на скамейку и задумался. Вдруг Сидоренко вынул из кармана блокнот, быстро написал несколько слов и, вырвав лист, окликнул солдата комендатуры.

– Бегом к коменданту! Пусть немедленно передаст по всем направлениям дороги эту телеграмму.

Сделав это распоряжение, следователь повернулся к своему коллеге.

– Что с моряками, товарищ Зотов?

– Рыбаков вовсе нет, а моряков немного. Балтиец один: капитан первого ранга в отставке, работает лектором обкома. Остальные – черноморцы и тихоокеанцы.

– Так. Ну, а что скажете об этом?

– Покойный, вероятно, убит… Иначе кто же стал бы так уродовать его внешность.

– Хорошо. Дальше.

– Преступление совершено здесь, сегодня ночью, от часу до трёх; около часу прекратился снегопад, а в три уже всё замёрзло, – раньше часа следы бы занесло, а позже трёх они не были бы так вдавлены. Убийца и грабитель был женщиной, высокого роста, сильной. Это видно из того, что следы – женские, размер обуви – 38, шаг довольно крупный…

– Подождите. Ну, насчёт ограбления – допустим. А почему вы считаете, что она – сильная?

– А вот я и хотел сказать: слабой женщине убить молодого мужчину нелегко.

– А почему вы думаете, что она – убийца? Ведь из этого вы делаете вывод и о её силе, то есть намечаете внешность.

– Да других-то следов нет, товарищ майор.

– Ну ладно. А как, по-вашему, это преступление связано со вчерашними или нет?

– Думаю, что нет: там один преступник, тут другой; там одна цель, тут совсем другая.

– Какая же?

– Ну, тут типичное убийство с целью ограбления – вон и лицо даже изуродовала, мерзавка.

– Типичное? Ну, ладно, скажите: кто был убитый?

– Военный, наверное, офицер: для рядового возраст неподходящий – этому лет 37–39, а сверхсрочников у нас уж не так много. А что военный – так шрам на боку от сквозного пулевого ранения…

– Фронтовик, фронтовик, а не военный, товарищ Зотов! Шрам отставить: фронтовиков у нас – восемь из каждых десяти мужчин.

– Да-а, это я упустил. Тогда не знаю, кто.

– А часто ли встречаются, трварищ Зотов, у нас в СССР грабители-убийцы вообще и в частности женщины? – прищурил один глаз Сидоренко.

Молодой следователь, как бы очнувшись, уставился на майора.

– Так вот: кто был убитый, я тоже не знаю, а это очень важно знать. Но убит он был не там, а около самого выхода – вот на этой самой скамейке, где мы сейчас сидим с вами и гадаем. А туда труп был перенесён – вы должны были заметить, что следы, идущие от дорожки, глубже, чем те, которые идут обратно: убийца туда шёл с ношей. Время вы определили точно… Ну, что? – вскочил Сидоренко навстречу врачу. Тот выразительно показал себе на затылок.

– Ох, и рискованное дело, – поёжился следователь, – потеряем время – всё потеряем. Но рисковать надо! Товарищ Зотов! Поезжайте в исследовательский институт. Только отличайте, пожалуйста, фронтовиков от офицеров! – не то шутя, не то серьёзно добавил майор.

В пятом часу дня многие пассажиры и служащие вокзала с удивлением смотрели на аккуратного, даже элегантного майора. Он сидел на маленьком чемоданчике позади общественной уборной, что стояла на отлёте от вокзала, и внимательно наблюдал за действиями ассенизатора, очищавшего выгребную яму. Элегантный майор был так поглощён созерцанием этой нехитрой работы, что не замечал ни удивлённых взглядов, ни даже шутливых возгласов прохожих. Однако те, наверное, удивились бы ещё больше, если б увидели, с какой радостью майор бросился к черпаку, когда на его крае повисла какая-то тряпка. Спустя двадцать минут Сидоренко разглядывал мокрую, но уже чистую пару белья, и глаза его светились самой неподдельной радостью.

– Товарищ майор, – обратился он к коменданту, – передайте в этом направлении ещё шифровку… Спасибо. Ну, а теперь поедемте восвояси, – предложил Сидоренко врачу. – Небось, поспать хочется.

В это же время высокая красивая женщина стояла в купе вагона и равнодушно следила, как в раме окна быстро подымаются вверх телеграфные провода и после мелькнувшего столба снова опускаются, чтобы тут же опять взвиться. Она была далека от мысли о том, что, может быть, по этим проводам, обгоняя или уже обогнав поезд, промчалась телеграмма, которая грубо нарушит все её планы. А так оно и получилось: на ближайшей остановке в купе вошёл офицер комендатуры и вежливо попросил её пройти с ним – в вагон она уже не вернулась, а на следующей станции молчаливый старшина снял с поезда её вещи.

Вечером, в семь часов шестнадцать минут, женщина уже сидела перед столом следователя и, судорожно вдыхая воздух, не могла остановить рыдания.

– Выпейте воды, – советовал ей Сидоренко, – успокойтесь… Я всей душой разделяю ваше горе и понимаю, как вам тяжело будет сейчас войти в свою квартиру. Но это очень нужно, это просто необходимо. Постарайтесь на минуту вникнуть в мои слова, и вы поймёте сами: мне нельзя терять ни минуты, а я не знаю, что именно пропало и пропало ли вообще. Только вы знаете, что, где и как лежало в кабинете Златогорского. Ну, возьмите себя в руки, хоть на полчаса, соберитесь с силами, если не хотите, чтобы наши враги завтра злорадно листали документы, где каждая буква написана кровью вашего мужа…

Женщина встала, вытерла платком бледное лицо и выпрямилась.

– Едемте, товарищ майор, – строго проговорила она, глубоко и прерывисто вздохнув.

У входа в квартиру она остановилась, но тут же заставила себя переступить порог и, внешне спокойная, вошла в кабинет.

Осмотрев вещи, книгу и документы покойного, она взволнованно посмотрела на Сидоренко.

– Всё на месте, но не хватает одной тетради.

– Какой?

– Обыкновенной ученической тетради в в чёрном клеёнчатом переплёте.

– Что было в этой тетради? Мне вы можете и должны сказать всё, что знаете, – видя нерешительность женщины, настоял Сидоренко.

– Я дала ему слово… Это был шифр…

– Шифр?! – невольно вскрикнул Сидоренко.

– Да. Муж сам придумал его, и секрет шифра не знал никто. Александр Александрович заносил в тетрадь какие-то заметки, тренируясь в скорописи шифром. Я тоже ничего не знала об этой тетради, а когда случайно увидела её, то дала ему слово… ему… а… он… – женщина рухнула в кресло и, уткнувшись в холодную кожу высокого подлокотника, зарыдала.

Казалось, самолёт не летит, а лениво ползёт, неохотно продираясь сквозь вязкую тьму ночи. Хотелось верить, что машина вот-вот вырвется на простор голубого раздолья и, унося на концах крыльев липкие клочья мглы, резко увеличит скорость. Но желанное «вот-вот» не наступало, и лишь далеко внизу изредка мигали крохотные огоньки.

Сидоренко откинулся на спинку кресла и с досадой взглянул на моторы, с незаметной для глаза яростью вращающие винты. Их рёв, став привычным, казался тяжёлой, давящей на уши тишиной. У другого борта сидел Зотов, с удовольствием оглядывая комфортабельное оборудование пассажирской кабины.

– Вот это машинка! – весело подмигнул он.

– На этом самолёте командующий привёз в Москву пленного обершгурмбаннфюрера «СД» Гальтенкрюнера, он сидел на вашем кресле, – заметил Сидоренко.

Зотов изобразил на лице брезгливую мину й пересел в кресло по соседству с Сидоренко.

Майор усмехнулся, захотел что-то сказать и вдруг уснул, ссутулившись в кресле. Вздрогнув, он открыл глаза и взглянул на часы: прошло не более десяти минут. Зотов сидел рядом, уставившись взглядом в одну точку. Сидоренко с любопытством рассматривал его почти юношеское лицо со вздёрнутым носом.

– Кажется, я не в свои сани сел, Николай Иванович, – грустно буркнул Зотов, – учусь стать следователем, а хожу вокруг вас и только удивляюсь: путаное дело вы, как открытую книгу, читаете. Да-а, следователем родиться нужно, – вздохнул он с чувством хорошей зависти.