Текст книги "Личная жизнь"

Вылетаю из дома и спешу на остановку. Повезло – сразу же подошел мой четвертый номер. Езды всего-то десять минут. Троллейбус полупустой – все нормальные люди уже или в школе, или на работе, или в институте. Только я опаздываю. И денек какой-то мерзопакостный. Небо укрыто серой пеленой, словно в замке из моих снов. Да что за сон такой навязчивый. Все снится и снится!

Конечно сон, а как же иначе! Или мне признать, что я, словно лунатик, каким-то странным способом проникаю в какой-то замок, который находится в тридевятом царстве, в тридесятом государстве? Крыша у меня еще не совсем поехала, чтобы признать такое. Да, я во сне все вижу и чувствую, словно наяву. Довольно ловко передвигаюсь, переживаю за какого-то дракона, неустанно тружусь, да еще общаюсь с моей подругой. И все же это сон. Правда, немного интересно, чем же он закончится. К кому, интересно, так рвется Степанов? Кто его загадочная спящая принцесса? Во всяком случае, не Милана Персиянцева, ведь она служит горничной в замке.

А вот и наша школа. Влетаю последняя, со звонком. Куртку – в раздевалку, а сама скорее лечу на наш третий этаж. Запыхалась. Влетаю в класс, а там меня ждут. Училка по химии Виктория Степановна и директор школы Николай Иванович Брагинский. Директор, строго так глядя:

– Кунжутная, мне нужно с тобой поговорить, пойдем в мой кабинет.

Вот те на! За что в такую немилость? Оглядываюсь на класс – все отводят глаза. Лишь только мой Котик ободряюще кивает, да Татьяна Большакова, сцепив руки в замок, демонстрирует свою солидарность. Да, не густо у меня друзей в этой жизни! Правда, еще Нелька показывает, что заложила за меня пальцы. Эта, конечно же, «заложит», правда, если будет нужно, то и поддержит. Словом, неплохая она девица, если подумать.

В кабинете директор садится за свой большой, словно аэродром, стол. Я стою перед директором, опустив глаза. Так и кажется, что сейчас прозвучит: «Подсудимый, ваше последнее слово!». Директор откашливается и начинает свой монолог:

– Хочу поставить вас в известность, что ваш одноклассник Степанов госпитализирован с сотрясением мозга. И причиной тому послужило ваше безобразное поведение. Зачем вы ударили его такой увесистой книжкой по голове? Кстати, родители Степанова, а это очень уважаемые люди, грозятся привлечь вас к ответственности. Во избежание, если так можно выразиться, эскалации конфликта, я прошу вас неделю не ходить в школу. Надеюсь, за это время все утрясется. Идите!

И я ушла. Видите ли, сотрясение мозга! А есть ли он в голове этого Степанова? Может, он мыслит спинным мозгом? Как бы там ни было, расхлебывать всю эту историю приходится мне. А вдруг меня попрут из школы? Это значит, что нужно будет искать себе другое местечко. А как там еще посмотрят на мой «послужной список»? Как теперь матери объяснить, что я из жертвы превратилась в разбойника? Выходит, я свою тайную любовь отправила на больничную койку? Бывает же такое! И даже не в сказках.

Забегаю в класс, даже не постучавшись. Химичка на меня смотрит, как на бешеную. Я хватаю свою сумку – и из класса. Быстренько набрасываю куртку в раздевалке и, словно оглашенная, несусь по городу. Пешеходы на меня оглядываются. Видимо, у меня лицо еще то. Конечно, заведешься, когда тебя «козлом отпущения» хотят выставить. И как оправдываться? Сказать, что он меня оскорбил?

Так я никогда еще ябедой не была. Не привыкла ценой закладывания себя выгораживать. Хотя стоило бы попробовать. Посмотрела бы я тогда на рожицу моего тайного возлюбленного. Извечная проблема – как оправдываться, не закладывая других? Видимо, это в принципе невозможно. Так уже устроен человек, что в окружении себе подобных вынужден толкаться, царапаться, кусаться, извиваться, словно змея. Как говорится, с волками жить, по-волчьи выть.

Нет, домой сразу не пойду! Да и что я там буду делать? Лежать и смотреть в потолок или в телевизор таращиться. Так что я решаю побродить по городскому парку. Вхожу через калитку в парк и смотрю во все глаза. Боже, как здесь печально и грустно. Деревья стоят голые, протягивая к небу руки-сучья. Нет, я здесь долго не выдержу. Решено – возвращаюсь. На улицах города больше людей. А там, где люди, там и суета. А где суета, там и отвлекаешься от грустных мыслей. Вот я уже со Степановым не веду больше безмолвный и бесконечный спор.

Здания возвышаются надо мной, словно стены замка из моих снов. Как стадо диких лошадей, несутся по дорогам автомобили. И нет им конца, как нет и начала. Куда летят, куда спешат! Куда уносят этих людей, которые сидят за рулем? Это какая-то иная, не моя жизнь. Она стремительно проносится мимо, оставляя в душе только пустоту. Лучше уж смотреть на пешеходов, ведь это не автомобильные кентавры, а обычные люди. Вот мужчина средних лет бодро шагает, помахивая портфелем. Вот девушка о чем-то задумалась. Красивая! Что ее может тревожить? Это не ее выгнали из школы на неопределенное время. Это не ей предстоят разборки с мамашей «милого ребенка» Степанова.

О Степанове почему-то так говорили всегда. Просто нравится он людям. Смотрит открыто, даже испытующе. Может, думает, как заехать тебе между глаз. Боксер. И где была его мамаша, когда он Кольку из нашего подъезда только за то, что тот толкнул его, в нокаут отправил? Понятно, руки чешутся, и человек утверждается за счет других. Долго я так бродила по улицам, всматриваясь в людей. Ведь это они только среди чужих людей такие замкнутые и равнодушные. А у себя дома, с родными и близкими, эти люди становятся заботливыми родителями, любящими сыновьями и дочерьми. А тот парень на меня засмотрелся. Симпатичный. А может, это мне только так показалось?

Пора домой. Хватит бродить среди таких же, как я, одиноких людей. Правда, среди них мне как-то спокойней. Все же среди людей. Люди, мне легче среди вас! Действительно, есть в том, что ты среди людей, что-то умиротворяющее. Понятно, среди подобных ты чувствуешь себя в безопасности! Но пора домой. Родители на работе, так что можно будет наконец-то выспаться. Вошла в квартиру, сняла пальто, бросила в угол сумку с учебниками и ринулась в свою комнату. Здесь упала на диван. Глаза сами закрылись.

– Смотри: уже уснула? – слышу голос Неалины.

Моя потусторонняя подруга грубо берет меня за воротник и втягивает в помещение, в которое нас привела винтовая лестница. Это небольшой коридорчик, в который выходят три двери. С четвертой стороны расположены стрельчатые окна, в которые проникает свет занимающегося дня. Все происходящее мне кажется абсурдным и не относящимся ко мне.

– Куда дальше? – спрашиваю с абсолютным равнодушием.

– А вот этого я и не знаю, – задумчиво поясняет моя подруга Неалина. – Я приходила сюда в темноте, а теперь наступает день. И вся проблема в том, что только за нужной дверью находится комната со спящей принцессой, а за остальными притаились солдаты. Стоит нам постучать не в ту дверь – и они выскочат, как чертики из табакерки, и схватят нас. Тогда шутки закончатся. Ведь за такое святотатство, которое мы собираемся совершить, предусмотрена смертная казнь.

– А что мы такое сделаем – только взглянем ведь? – прошу я разъяснения, так как, действительно не понимаю, в чем здесь заключается это самое святотатство.

– А вдруг в комнату к спящей принцессе прокрадется тайно мужчина и поцелует ее, – объясняет Неалина. Пока мы стоим здесь, преступления не совершаем. Может, мы убираем коридор к приходу претендента на поцелуй спящей принцессы? А вот стоит нам переступить дверь ее комнаты, как нас закуют в кандалы, а потом повесят.

– Не пойму, – не соглашаюсь я, – Что мы такое сделаем, если посмотрим на спящую принцессу?

– А вдруг она уродина? – улыбается Неалина. – А мы об этом расскажем людям, и молва дойдет до всех претендентов – принцев и рыцарей. Тогда сюда больше никто не придет, и замок так и останется заколдованным. И сюда никогда не придет день, а обитатели замка будут находиться здесь вечно. Ведь мы не можем выйти за ворота замка, иначе солнце испепелит нас. Поэтому с приходом дня мы надеваем плащи с капюшонами.

– Так мы привидения? – не унимаюсь я.

– Кто знает, кто знает! – бурчит Неалина и подходит осторожно к каждой двери и прислушивается, потом продолжает рассказ: – А вдруг мы хотим подменить принцессу. Ведь тогда претендент поцелует другую, а не принцессу, и проклятие с замка не будет снято.

– А за что этот замок проклят? – хочу дойти до истины я.

– Очень просто, – шепчет моя новая подруга. – Это наказание за преданную любовь. Когда-то наша спящая принцесса любила юношу, но отдала предпочтение другому, который показался ей, если так можно выразиться, более удобным, еще можно сказать, подходящим. Он ее больше любил, ничего не требовал взамен, был богат, успешен, знаменит.

– Но ведь так и должно быть! – не могу понять логики моей собеседницы.

– Разве? – не соглашается со мной Неалина. – Любовь не должна быть пропуском в более легкую жизнь. Она не должна покупаться и продаваться за любые блага на земле, будь то спокойствие или сытая жизнь. Это предательство, за которое любовь мстит проклятием. И тогда мы засыпаем на всю жизнь, как та спящая принцесса, и даже не догадываемся об этом.

Вот еще один философ на мою голову!

– А зачем в двух комнатах солдаты? – никак не могу я понять странной логики заколдованного замка. – Вполне хватило бы одной.

– Все просто – вероятность случайного угадывания уменьшается.

– Значит, солдаты нужны только затем, чтобы наказать того, кто незаконно пробрался в башню?

– Не совсем. – Неалина, разговаривая со мной, рассматривает дверь, что напротив окна. – Принца, который победит дракона, приведет сюда хозяйка замка. Она укажет ему на нужную дверь. Но если вдруг принц-победитель откажется поцеловать принцессу по той причине, что ожидал здесь увидеть совсем другую, ему «помогут» это сделать солдаты. Не оставаться же замку заколдованным навечно, если подвернулся такой случай.

– Какой же в этом смысл, если здесь обычное насилие и никакой любви?!

– А разве в любви есть смысл? – тихо смеется Неалина. – Она приходит, когда ее не ждут. Она уходит, когда на нее надеются. Она мстит, когда на нее не отвечают. А если кому-то только показалось, что он любит, его в спину подтолкнут условности, как те солдаты, что прячутся в соседних комнатах.

– Условности? – удивляюсь я.

– Да, условности, – жарко шепчет потусторонний философ. – Скажем, он обещал на ней жениться. Или, например, все уже решили, что дело закончится свадьбой. И что жениху тогда остается делать? Разве что бежать. Но на это не у каждого хватит духу. Тогда только один выход – жениться на нелюбимой. Вот тебе и условности – боишься выглядеть в глазах людей подлецом, негодяем, недостойным человеком и совершаешь поступок, который тебе не по душе.

– А как же тебя пустили в комнату к спящей принцессе? – разбирает меня любопытство.

– Все очень просто, – охотно объясняет Неалина. – Нужно было помочь с уборкой Соланж, служанке из башни.

– И ты видела спящую принцессу?

– Я тебе уже говорила, что видела, – соглашается Неалина, но потом добавляет: – Разве в свете свечи многое рассмотришь, особенно, если тебя не подпускают близко к ложу спящей принцессы. Но мне показалась, что она похожа на кого-то знакомого. Только лицо у нее жутко белое, но в тоже время красивое. Светится какой-то мертвенной красотой. Оказывается, так бывает – мертвенная красота.

– Слушай, Неалина, – пришло мне в голову, – а ты бы не хотела быть на месте спящей принцессы?

– Как это? – удивилась Неалина.

– Ну, забраться вместо нее на ложе…

– Да что я сума сошла! – покривилась старая подруга. – Я в одного солдата давно влюблена. Зовут его странно – Котик. Зачем мне чужой суженный, хоть себе и принц!

Котик? Вдруг скрипнула одна из трех дверей и из нее выглянула девушка. Посмотрела на нас и обратилась к Неалине:

– Пришли помочь с уборкой?

Неалина кивнула головой и предложила:

– Вот эту девушку с собой возьмем – она поможет. Меньше работы будет.

Когда я присмотрелась к девушке в свете занимающегося дня, который буквально лился из высоких стрельчатых окон, у меня чуть глаза на лоб не полезли. Это же Соланжева из 10 «Б». Стой! Она же подруга Кулинкиной. Неужели?.. Правда, выводы делать еще рано. Посмотрим, посмотрим.

Входим в большую комнату. В стене, что напротив двери, единственное окно. Света достаточно. А мне так хочется подойти и посмотреть в лицо девушке, лежащей в довольно высоком саркофаге на четырех ножках. Но как это сделать, когда Соланж-Соланжева ревниво таращит на нас глаза? Мы под ее командованием начинаем наводить порядок в комнате, где стоит саркофаг, в котором покоится спящая принцесса. Улучив момент, когда наша командирша отвернулась, я встаю на цыпочки и не без замирания сердца гляжу в лицо спящей принцессе. Точно, Алла Кулинкина из 10 «Б»! Так вот кто суженая-ряженая Степанова! Вот к кому несет его рок. Девушка, безусловно, интересная, только вот мне от этого не легче.

Может, попробовать как-то помешать? Но как? Да и можно ли помешать судьбе? Пусть будет так, как будет! Так решила я для себя и, закончив уборку, поплелась вслед за Неалиной. А она все идет и идет по каким-то переходам, поднимается по лестницам, потом зажигает свечу и спускается, как я понимаю, в подвал, в котором мы прятались в первый день, когда я оказалась в этом замке. В подвале Неалина отыскала два плаща с капюшонами и облачилась в тот, что предназначался ей. Зрелище пугающее – белый плащ до пола и капюшон укрыли девушку так, что узнать ее было невозможно. Как же я ее не потеряю в толпе, которая, как обещала Неалина, должна собраться на стенах замка?

– Не беспокойся, – словно прочла мои мысли Неалина, – мы будем узнавать друг друга по знаку на плече.

Моя подруга посветила себе на плечо плаща, на котором я рассмотрела как бы след птицы.

– Это знак дракона, – почему-то прошептала девушка. – Облачайся и ты.

Мне ничего не остается, как натянуть этот странный плащ с застежками впереди и не водрузить на голову капюшон. Было несколько неудобно смотреть из-под капюшона, но я быстро поспешила за Неалиной. Страшно было оставаться одной в темном подвале.

Мы вышли из замка – на дворе уже самый настоящий день. То тут, то там можно увидеть фигуры в плащах, похожие на наши. Поднимаемся по узкой лестнице на стену. Лично я запыхалась – высоко. Как это у других обитателей замка так ловко получается! Ходят и даже бегают в этих неудобных плащах и капюшонах по крутым ступеням лестницы? Видимо, большой опыт. Сколько лет тянется вся эта тягомотина со спящей принцессой?

Об этом я и спрашиваю у «сумеречной» подруги. Та трясет своим капюшоном, оказывается, смеется. Я это понимаю, когда слышу ее дурашливое хихиканье. Чуть не стукнула ее по этому капюшону. Вот нелепая девица! Что здесь смешного? Я же действительно не знаю.

– Лет?! – выдавливает из себя Неалина, – скажи лучше, тысячелетий!

От этих слов у меня мурашки пробежали по спине. Тысячелетий?

– И я все время здесь? – задаю я вопрос, который очень и очень меня интересует.

– Нет, ты здесь всего несколько дней, – подает голос из-под капюшона Неалина. – Тебя привели, когда прежний принц приходил. Ты тогда и учудила с драконом. Но мы же с тобой успели подружиться?

Это правда – подружились. Я стала привыкать к этой взбалмошной девчонке. Хоть иногда она меня достает. Совсем, как в той, реальной жизни. Кстати, какая из этих жизней более реальная? Ведь здесь я себя чувствую так же, как в той реальности, где моя любимая мама, отец.

По высоким ступенькам (как же я запыхалась), взбираемся на стену замка. Сквозь прорези капюшона я осматриваю окрестности, освещенные призрачным светом утра, когда солнце вот-вот вынырнет из-за горизонта. Перед замком простирается зеленый луг. И как только трава растет без солнца? По лугу к замку идет рыцарь в буквально сияющих доспехах.

Меня кто-то тормошит.

– Вставай, соня, – слышу голос мамы. – Ты уроки сделала? Опять будешь допоздна за учебниками сидеть.

Я что-то никак не могу сообразить, где я теперь. А где замок, дракон, рыцарь в сияющих доспехах? Ах, это я опять заснула! Точно, меня же из школы, считай, исключили. Как об этом маме сказать? Расстроится. А чего здесь расстраиваться – хоть отдохну. А, может, не говорить? Нет, нужно сказать, ведь эта история, видимо, так просто не закончиться.

Мать, видимо, только что пришла с работы и подумала, что я после школы задремала. Может, не стоит ее в этом разубеждать? Кое-как открываю глаза – сколько дней уже нормально не спала. Если бодрствую не здесь, в моем мире, то в сумеречном замке. А вот выспаться ни там, ни здесь не могу. Интересно, сколько я еще так продержусь? Точно, скоро окончательно свихнусь! Но пока мне очень хочется есть. Значит, я все же жива. Нужно идти на кухню. Вот уже и попугайчик истошно орет. Нужно покормить. Такой неугомонный попугайчик у меня живет в голубой клетке, которую отец привесил на газовую трубу. Иду кормить, как мама говорит, «ребенка». Увидел меня и закричал еще сильнее. Он меня по шагам узнает. Еще только поднимаюсь по лестнице на свой третий этаж, как он начинает кричать. Попугай прыгает взволнованно из жердочки на жердочку. Насыпаю ему корм – обычное просо. Просо – это то самое пшено, но только не лущеное. Пробовала я сыпать пшено, но попугайчик не понимает, как это можно пшено клевать. Он же не курица. Ему просо подавай! Еще может булочку поклевать. Клюнет и тащит в поилку. Там помочит и проглотит. Какой хитрый!

Отрезаю кусочек батона и пропихиваю между прутьев клетки – это его «булочка» на сегодня. Кузя принимается ее яростно клевать. Точно, проголодался. Достаю из кухонного шкафчика коробку с кормом. Открываю дверцу клетки и тянусь за кормушкой. Кузя настороженно смотрит на меня. Вижу, что намеревается клюнуть. Только клюнь! Беру из клетки кормушку и высыпаю то, что осталось от проса, в мусорное ведро. Все полущил. Насыпаю новое просо, ставлю кормушку в клетку.

Мой попугайчик, а это самец, топчется по жердочке. Ловко щелкаю его по клюву – это за то, что хотел меня клюнуть. Попугай обиженно кричит что-то на своем непонятном языке. Хотя говорить он тоже умеет. В последнее время стал все твердить: «Олдс, Олдс, Олдс!..» И откуда он узнал это имя? Видимо, я во сне говорила.

Мать уже поставила на стол глубокие тарелки с картошкой и салатом. Теперь хлеб порезать нужно. Беру свою тарелку и накладываю картошки и салата, теперь – котлету. Очень уж мне есть хочется. Из-за утренней суеты в замке, когда мы накрывали на стол, совсем не успела что-нибудь съесть. Да и не до того было! Ем картошку с салатом и котлетой и все думаю: как бы это более дипломатично изложить ситуацию, в которую я попала? Не говорить же в лоб – меня выгнали со школы! На время. На какое? Да откуда я знаю!

Просто мать у Степанова – большая скандалистка. Если она возьмется выводить меня «на чистую воду» – жди беды! Будет, как это говорится, «звонить во все колокола». Сделает меня преступницей, пытавшейся искалечить ее бедненького, маленького сыночка. Да его из пушки не застрелишь! И правильно, что вложила ему немного мозгов. Теперь будет думать, прежде чем говорить! Ну, довольно лирики, пора переходить к делу.

– Мама! – начинаю я свою извечную песенку.

– Ну, что еще стряслось? – сразу врубается моя мамуля. У нее нюх на мои неприятности.

– Я со Степановым повздорила, – начинаю я свою невеселую исповедь.

– Это высокий, крупный такой мальчик? – перебивает меня мать.

– Очень большой идиот! – невольно улыбаюсь словам матери. – Да и с головой не дружит. Вчера на меня наехал. Я и врезала ему по головешке.

– Никогда не обзывай людей! – начинает вразумлять меня мама, но потом заинтересованно спрашивает: – А как ты достала? Он же высокий.

– Он же за партой сидел, – терпеливо объясняю диспозицию матери.

– И сильно врезала? – спрашивает мать и смотрит мне прямо в глаза.

– Хватило, чтобы случилось у юноши сотрясение отсутствующего мозга. Точнее говоря, я ему мозги вправила.

– Да, – тянет задумчиво мать. – Устроит его мамаша нам веселенькую жизнь!

– Уже, – махаю я в воздухе вилкой, словно мух отгоняю.

– Что уже? – не сразу врубается мать.

– Уже директор попросил меня несколько дней не ходить в школу, – поясняю я с замиранием сердца, ведь, несмотря на всю браваду, я, в сущности, трусиха.

– А под каким предлогом? – смотрит на меня подозрительно мать.

– Пока все не утрясется, – ставлю я точку в нашем разговоре, беру свою тарелку, кусочек хлеба и иду в гостиную, чтобы посмотреть телевизор. Ящик, честно сказать, я не очень люблю, но иногда так хочется отвлечься от плохих мыслей. Да, я все прокручиваю в голове наш диалог со Степановым. И начинается: а если бы я сказала так, то… Одним словом, все еще продолжаю спорить со Степановым. И сколько он собирается не давать мне покоя? Хватит! Отцепись от меня! Не хочу о тебе думать! В гостиную за мной приходит мать.

– Зачем ты с тарелкой в гостиную пришла?

Отмалчиваюсь.

– Может, не стоило так сильно бить? – продолжает родительница.

– Слушай, отстань! – не выдерживаю я.

– Как ты с матерью разговариваешь! – расстраивается мама.

Все, нужно скрываться из дома – зачем только спорила. У матери на работе и без меня скандалистов хватает. Попробуй простоять 12 часов на ногах, а потом еще по дому горбатиться. В том магазине, где мать работает, смена 12 часов тянется. Как она столько за прилавком выстаивает? А сколько претензий от покупателей! То хлеб черствый, то молоко жидкое.

– Все, прости, родная! – вешаюсь я на шею матери. – Все утрясется. Я же его, к сожалению, не убила. Жив-здоров, лежит в больнице.

Мать только отмахивается от меня, мол, тебе все хихоньки да хаханьки, а что ты запоешь, когда родители Степанова с милицией нагрянут. Ну, так уж и с милицией! Хотя с милицией мне встречаться не хочется, кстати, как и с мамашей Степанова. У меня с ней уже была стычка. Когда я ее любимого сыночка в четвертом классе за ухо оттаскала. Чуть тогда его, ухо, не оторвала. На следующий день влетает в класс эта курица, его мамаша, и ко мне. Еле я тогда успела сбежать. За своего сыночка эта мамаша растерзать могла. Но я всегда неплохо бегала.

Потом весь класс смеялся, когда вспоминали этот эпизод – как я от мамаши Степанова скрывалась бегством. Та еще картиночка! За мной несется разъяренная мамаша Степанова, выставив вперед руки с ярко красными огромными ногтями, а на лице полкило штукатурки и огромные выпученные глаза. Да, такого в дурном сне не увидишь! Может, все же лучше, что директор меня со школы сплавил, а то была бы знатная битва переростка Кунжутной со стареющей матроной Степановой.

Под предлогом того, что нужно прогуляться, я скрываюсь из дома. Когда вернусь, обязательно помою посуду. Нужно матери помогать. Да и отцу нужно что-нибудь приготовить. У него тоже работа тоже не мед – целый день за баранкой. А в автобусе обозленный на жизнь народ, который после смены спешит домой, причем, не на личном авто. Может, по этой причине и случаются в автобусе скандалы?

Собралась я мигом – и на улицу. Хорошо, что солнышко проглянуло. Вечер такой чудесный. Бывают и поздней осенью теплые чудеса, когда, кажется, что лето возвращается. Но это только кажется. И ты это прекрасно понимаешь, но только умом, а не сердцем. Поэтому вдруг такая печаль наваливается, словно что-то пообещали хорошее, но не сделали. И так тогда обидно!

Хоть бы никого из одноклассников не встретить. И что я за изгой по жизни! Подруг у меня – раз, два и обчелся. Может, с характером у меня что-то не так? Есть у меня одна подруга – Алла Кулинкина. Но к ней я не пойду – соперница. Иду себе, размышляю о превратностях судьбы, да все со Степановым спорю. Сколько можно! Нет, зря я ему все же не сказала, что он жлоб. Вот сколько в моем лексиконе ругательных слов. Да я не горжусь этим, а, наоборот, стыжусь. Мама говорит, что грех обзываться.

Нет, вечерок явно не осенний. Я даже куртку расстегнула. Куда бы сходить? Пойду я в развалины нашего замка. Он на большом холме стоит. Правда, сохранились только две башни. Точнее, только остовы от них. Стоят друг напротив друга и всматриваются друг другу в глаза-провалы. Словно о чем-то беседуют, но только мы этого не слышим. А что мы слышим, если друг друга понять не можем!

Что они за столько столетий не договорили? Вроде бы, за это время все можно сказать друг другу. Вот мы со Степановым с первого класса вместе учимся. Все был такой сморчок, но потом, в шестом классе, в секцию по боксу записался. Сразу стал великим спортсменом. Девчонки стали засматриваться. А у меня к этому Степанову старая заноза. Хотя разве человек выбирает, в кого втюриться? Говорят, что это химическая реакция. Какая? Не могу сказать, так как в химии я не сильна.

Но самое глупое заключается в том, что о своем потаенном чувстве я рассказала только одному человеку. Не было сил все держать в себе. Вот тогда мне и подвернулась Алла Кулинкина – она живет в нашем дворе. Учится в нашей школе, но в параллельном классе. Мы с ней в детстве в куклы вместе играли. И когда в школу пошли, дружили. Да и теперь, когда встречаемся, любим, точнее, любили поговорить по душам. Я к ней всегда испытывала безграничное доверие. Просто, это добрый, как бы сказала моя мать, отзывчивый человек.

И что я за несчастная девушка! Нашла, кому доверить свою тайну. Как мне теперь Алле в глаза смотреть. Я понимаю, она ни в чем не виновата, но только мне от этого не легче. И все же интересно, как у них все сложится? Степанов – парень видный. Вот только нелегко с ним придется Алле – больно самолюбивый и заносчивый. Но это уже не мое дело.

Пиликает мой мобильник. Я даже испугалась – мне редко кто звонит. И зачем я его с собой ношу? Обычно выходит на меня по мобильнику мать, иногда отец. Раньше Нелька звонила. Но теперь – ни гу-гу, словно мы с ней и не помирились. Видно, откуда-то узнала, что ко мне Котик приходил. Может, моя мамуля и проболталась. Хоть я ее просила никому не говорить. Но Нелька – такая лиса, к любому подлижется и все, что нужно, выведает.

Смотрю на дисплей мобильного телефона – номер незнакомый. Отвечать или нет? Нужно все же ответить. Может, это Парфенов звонит. Честно сказать, я по нему уже соскучилась. Все же он очень хороший человек. Так что я на звонок отвечаю:

– Але!

Это все же это мой Котик. Можно я его буду так называть? Как приятно, что хоть кто-то о тебе помнит. Может, я все же именно в него и влюблюсь. Хватит любить этого надутого сноба Степанова. У него поклонниц и без меня хватает. Хоть бы себе Аллочка людоведка. Да, да, именно людоведка, так как умеет людям в душу заглянуть. Она девушка приличная, со спокойным характером, так что будет Степанову хорошей парой.

Мы мило поболтали. Котик с юмором рассказал, как все в классе осуждают меня за «терроризм». Смешно! И почему меня так не любят? Что я им всем сделала? Почему-то захотелось расплакаться. Хоть при Парфенове неудобно. Он меня считает за крепкий орешек. Хотя какой я орешек? Размазня! Сколько раз меня одноклассники обижали, но я все терпела. Я и сейчас без обиды не могу вспоминать, как тогда, в 3-ем классе, на меня накинулись все мальчишки. Я поспорила с нашим старостой, Валькой Русиянцевой. Та мне и говорит, мол, да я тебя, да я тебя! А я ей в ответ:

– А что ты мне сделаешь, корова-переросток? Копытом своим огреешь?

Я не со зла это сморозила. Просто, у нас с Валькой вечно отношения не складываются. Вечно мы ссоримся, пикируемся. Понятно, две Валентины в одном классе! А мой язык, мое наказание, никогда до добра не доведет. Валька тогда что-то сказала ребятам. Я только услышала, мол, вы это ей простите? У нее всегда с мальчишками был, как говорится, контакт. Сильная половина класса всегда была к ней неравнодушна. Как говорит наша классная, «девочка с активной жизненной позицией».

Вот и погнали меня почти все однокласснички по коридору. Я к школьному туалету, который находится в конце коридора. Они бегут за мной, словно стая волчат. И пинали меня, и били по голове. Правда, не очень больно, но было так обидно. Обидно на весь свет! Но я же не побежала жаловаться, как Степанов, своей мамочке. Стерпела. Хорошо, еще тогда за меня тогда техничка заступилась. Да, было дело! Столько я потом проплакала.

Котик предлагает прогуляться по городу. А я уже и так на улице. Где встретимся? Я предлагаю в развалинах замка. Так романтично! Правда, от замков меня теперь воротит. Ведь тот, «сумеречный», весь какой-то замшелый, липкий, грязный. Если бы по доброй воле, то я туда никогда бы не пошла. Но меня не спрашивают. Засыпаешь – и хлоп! Ты уже в замке. Какая-то телепортация получается.

Где же Парфенов? Ага, вижу его лицо среди прохожих. Просто, у нашего замка проходит оживленная улица, по которой так и снуют прохожие. Дело в том, что ведет она в наш микрорайон. А он самый крупный в городе. Мой «ухажер» подходит ближе. И что это у него в руках? Боже, тащит цветы! Неужели мне? Цветов мне еще никто не дарил. Но не надо спешить, может, еще не мне? Котик направляет свои стопы прямо ко мне. Сердце мое начинает учащенно биться. Ведь, поверьте, это у меня первое в жизни свидание – раньше никто не приглашал.

Котик браво так ко мне подваливает и сует три гвоздики, завернутые в целлофан. Все же мне. Как приятно! Хоть и не люблю я гвоздик – какие-то они слишком официальные. Но ведь дареному коню в зубы не смотрят. И так необычно ловить на себе взгляды прохожих – девушка с цветами, а рядом парень. Понятно, что это свидание!

Мы карабкаемся на холм, на котором когда-то стоял замок, а теперь только развалины. Хоть бы не поскользнуться. Котик, как истинный джентльмен, подает мне руку. Столько знаков внимания за один только вечер! Вот и площадка на вершине холма. Останавливаемся. Любуюсь панорамой города. А наш город – ничего. Мне нравится здесь жить.

Через реку, изгибая спины, перекинулись мосты. По ним струится поток машин. На тротуарах как всегда многолюдно. Среди прохожих встречаются неравнодушные люди. Хоть посмотрят на тебя, подмигнут. Вот виден наш микрорайон. Дома стоят стеной. Я уже говорила, что он, наш микрорайон, самый большой в городе и самый новый. Там, где он заканчивается, уже начинается лес.

Котик прилип ко мне сбоку – поддерживает. Вот так проныра! Скоро целоваться полезет. А если полезет? Даже не знаю, как к этому относиться. Все же я влюблена в Степанова. Но он на меня «ноль внимания и фунт презрения». Зато Парфенов рядом. Такой ловелас! Раньше я не замечала это за ним, а теперь раскрылся. Котик у нас в городе недавно, поэтому я провожу ему, если так можно выразиться, экскурсию с вершины холма. Тот слушает меня внимательно, ведь свой город я знаю назубок. Вон там видна крыша театра. Можно рассмотреть отсюда и здание ЦУМа. Так у нас самый большой универсам в городе называют.