Текст книги "Пиджак по ленд-лизу"

Владимир Дэс
Пиджак по ленд-лизу

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пиджак по ленд-лизу

Из Европы нам в наш город прислали целый вагон ношеных шмоток. К тому времени я уже полгода числился на бирже труда как безработный, и, когда зашел туда в очередной раз, неулыбчивая женщина с золотыми зубами сказала мне;

– Там вагон пришел с барахлом, его сейчас как раз сортируют такие же, как ты. Иди поразбирай, если хочешь. Денег не получишь, но какую-нибудь вещь себе возьмешь.

Она посмотрела в мои покорные глаза и добавила:

– Одну.

Потом спросила, писать мне направление или не надо.

Я кивнул – пишите, мол. Но потом, почему-то вспомнив золото у нее во рту, решил показать свою эрудицию. Беря бумажку из рук благодетельницы, спросил:

– По ленд-лизу, значит?

Она, уже забывшая было обо мне, удивленно спросила:

– По какому ленд-лизу?

Я и сам не знал, по какому, но не хотелось ударить в грязь лицом, и я, пряча драгоценную бумажку в карман своего основательно потрепанного спортивного костюма, хитро так ответил:

– Знаем мы, по какому…

И тут же скрылся, но успел еще услышать, как золотозубая крикнула куда-то в глубь своего учреждения:

– Девчонки, там какой-то ленд-лиз, оказывается, привезли, а мы этих убогих посылаем!

Примерно через час я разыскал двор, где угрюмые товарищи выкидывали из «алки» пачки шмоток.

Им помогал весь личный состав конторы, в которой я недавно побывал. Они яростно разрывали пачки, раскидывали вещи и искали, искали, искали этот самый ленд-лиз.

Но ничего стоящего им явно не попадалось.

Золотозубая, завидев меня, показала на меня пальцем и громко так сказала всем:

– Это он. Тот самый идиот со своим ленд-лизом!

И, широко размахнувшись, швырнула в меня чем-то матерчатым.

Сразу скажу: по натуре я человек боязливый.

Например, устраиваюсь я куда-нибудь на работу, а начальник говорит мне при собеседовании:

– Смотри только, обо всем, что здесь у нас творится, никому ни слова.

Я обычно переспрашивал в этот момент:

– И милиции тоже?

Мне заглядывали в глаза и сразу молча, без объяснений выставляли, то есть не принимали.

Итак, что-то матерчатое ударилось мне в грудь. Я инстинктивно схватил это что-то и побежал. Без оглядки. Не понимая даже, ни куда бегу, ни что у меня в руках.

Когда отбежал прилично, отдышался. И увидел, что в руках у меня пиджак.

Самый обыкновенный. Довольно потертый, но не рваный.

Я его примерил – чуть-чуть великоват. Но теплый.

А тут как раз осень к зиме катится.

Я, подолгу не унывающий, посчитал, что мне сегодня все же повезло. И, посвистывая, пошагал в обновке на центральную улицу.

Хотя богаче я и не стал, зато мне стало теплее.

Я всегда очень любил нашу центральную улицу, светлую, с дорогими магазинами, шикарными девушками и сытными запахами.

Люди, обычно гуляющие там, не любили, когда среди них появлялись такие, как я.

Но сегодня я был в пиджаке.

И не в простом пиджаке. Может, его носил какой-нибудь миллионер, а то и миллиардер из Швейцарии.

От такой приятной мысли я остановился перед огромной светлой витриной самого дорогого обувного магазина и с гордостью оглядел в отражении свой новый гардероб.

И хорошо, что он был чуть велик, – но так видны были мои остальные потрепанные одежки.

Я покрутился на месте, осмотрел себя со всех сторон. И остался вполне доволен.

Потом стал разглядывать витрину.

Я вообще люблю смотреть на шикарные витрины и мечтать, что когда-нибудь все эти вещи будут принадлежать мне. Вреда-то от этого никому никакого. Вот я и мечтал. А потому и жил не так тоскливо, как мои сотоварищи, не умеющие мечтать.

В витрине расположилась обувь. Из дорогой кожи. На каблучках и без них. Не обувь, а произведения искусства.

Особенно понравились мне темно-коричневые полуботинки на высоком каблучке и с молнией на боку.

Мои-то стоптанные, на бумажной подошве, давно были просто видимостью, а не обувью.

Но где взять денег на новые?

Эх, деньги, деньги… Какая же это странная материя: вот они, вроде, есть, а вот их уже и нет.

Но если бы они у меня были сейчас, я бы купил себе вон те коричневые, на каблуке.

Только я так подумал, как тут же почувствовал: в грудном кармане пиджака что-то появилось – карман оттопырился, а вся левая сторона пиджака заметно потяжелела.

Я немного испугался, даже подприсел.

Потрогал у пиджака то место, где карман: в кармане точно что-то было.

Я осторожно огляделся по сторонам и, не убирая ладони с потяжелевшего вдруг кармана, пошел от витрины. Миновал магазин и быстро свернул в темную подворотню.

Там оглянулся – никто меня не преследовал. Мимо темной подворотни проходили беспечные люди со своими проблемами и совсем не обращали внимания на меня, прижавшегося к облезлой стене.

Я оглянулся еще раз и осторожно полез в карман.

Там была пачка.

Я ее осторожно вынул – пачка денег!

Толстая и тяжелая.

Взвесил я ее на руке и вдруг побежал.

Побежал от света, от людей в самую глубь темной подворотни.

Подальше от всех.

Я так долго бежал по темным закоулкам, что в глазах у меня поплыли розовые круги, а во рту пересохло.

Наконец мне показалось, что убежал довольно далеко от того или тех, кто мог бы предъявить свои права на эту не весть откуда взявшуюся пачку денег.

Я забился в кусты за скамейкой в каком-то парке и там притих.

Сидел долго. Минут, наверное, пять.

Потом выглянул из-за скамейки. Никого. И тишина.

Поднес к лицу ладонь, судорожно сжимающую мои сокровища.

В темноте я денег, конечно, не видел, но ощущал их запах, который не спутаешь ни с каким другим.

Каждый человек, прикасаясь к купюре, оставляет свой запах. Кто духов, кто бензина, кто крови, кто йода, а в сумме на каждой денежной бумажке собирается целый букет. А в пачке – это уже запах всего человечества.

Вот и моя пачка пахла именно так.

Засунул я пачку в карман, но только уже в брючный, а то вдруг в пиджачном пропадет так же, как и появилась, и осторожно стал пробираться к себе домой.

Решил, что лучше уж там, за закрытой дверью, спокойно во всем разберусь.

Плутая и сам себе удивляясь, как далеко забежал, я наконец добрался до дому.

Осторожно пробрался по коридору и шмыгнул к себе в комнату, пусть маленькую, но свою.

Запер дверь. Зашторил окна.

Потом, закрывшись в туалете, вынул пачку из брючного кармана и стал ее внимательно изучать.

В пачке было сто листов по сто тысяч.

Значит, десять миллионов! Пока считал, даже вспотел.

На вид деньги были самые настоящие.

У меня даже мысль мелькнула: «А может, они и вправду настоящие?» Но я тут же от нее отмахнулся. Так не бывает.

Потом я долго играл этими деньгами: то складывал их в пасьянс, то расставлял, как доминошки, то представлял, как расплачиваюсь ими, не жалея и на чай.

Наконец сморился. Сложил их стопкой и завалился спать.

Спал я тревожно. Снились кошмары.

А проснувшись, я поначалу даже не понял, откуда у меня эти деньги, а когда вспомнил, подумал: «Возьму с собой пару сотен. Так, для солидности».

Долго бродил по улице.

Деньги прямо руки жгли.

И все время в голове вертелась мысль:

«А вдруг они все-таки настоящие?»

Здорово хотелось есть.

Зашел в пельменную.

Взял две порции пельменей и кисель.

Подал стотысячную – кассир отсчитала мне сдачу.

Я поел и спокойно вышел на улицу.

Сразу завернул за угол, потом еще за один и еще.

Наконец присел на какой-то ящик и задумался: «Что же мне делать? Я же совсем изведусь – настоящие они, эти деньги, или не настоящие?»

Посмотрел на вторую стотысячную бумажку и решился.

Как раз рядом был пункт обмена валюты.

Сунулся туда. Подал трясущейся рукой стотысячную; там с ней куда-то наклонились и выдали мне двадцать американских долларов.

Я машинально взял их и машинально вышел.

И уже на улице до меня дошло: настоящие! Все деньги в пачке НАСТОЯЩИЕ!!

Домой я примчался вприпрыжку.

Через месяц я извел эти деньги, хотя тратил осторожно, не спеша.

Первым делом я купил те самые ботинки, что понравились мне в тот памятный вечер. Еще купил две рубашки, дорогой костюм, по дюжине носков и носовых платков.

Стал умываться каждый день. Привык чистить зубы. Однажды поел в одном из дорогих ресторанов «Русского клуба». И даже дал на чай тамошнему шустрому официанту.

Съездил к маме в дом престарелых. Положил миллион на ее счет.

Но все хорошее, в отличие от плохого, непременно когда-то заканчивается.

Когда я подал трясущемуся нищему последнюю тысячу, мне стало тоскливо. Так тоскливо, как никогда не бывало прежде.

Привыкаешь к деньгам быстро и просто, а отвыкать от них очень болезненно, наверное, так же болезненно отвыкают от власти дяди, вдруг ее потерявшие.

С неделю я места себе не находил: днями бродил без цели по городу, вечерами и ночами метался по своей комнате.

Наконец одним поздним вечером меня осенило: «Какой же я идиот! Надо быстрее идти опять на то место, где я получил волшебный подарок!»

И почти бегом примчался к витрине обувного магазина, к той самой.

Встал, глядя на обувь, и принялся мечтать о деньгах, то и дело трогая грудной карман пиджака.

Но сколько я ни мечтал, мысленно упрашивая кого-то сжалиться надо мной и повторить чудо, начиная уверять кого-то в том, что я опять бедный и мне опять нужны ботинки, все было напрасно.

Так я простоял у витрины несколько часов, то отходя от нее, то опять приближаясь вплотную.

Грудной карман был пуст, как, впрочем, и прочие карманы моего костюма.

Не знаю, сколько бы я еще там простоял, если бы из магазина, угрюмо посмотрев, не вышел массивный охранник и не спросил:

– В чем дело?

Я тоскливо ему улыбнулся, извинился и поплелся по полупустой главной улице.

Дошел до той самой подворотни. Зачем-то заглянул в ее темное чрево, тяжело вздохнул и поплелся домой.

На душу легла ночь, словно меня крепко обидели ни за что.

Я тихо ругал про себя кого-то. Но не громко, потому что в глубине души все еще надеялся, что надо мною сжалятся и чудо все-таки повторится.

С этими мыслями я разделся и, расстроенный, лег спать.

Не спалось.

В глазах стояла та самая витрина, а в ней мое отражение: стою в счастливо обретенном пиджаке и гляжу на вожделенные ботинки.

И тут я подпрыгнул. Хлоп себя по лбу!

– Идиот! Ну, полный идиот!! Ты же был тогда во всем старом, а сейчас приперся, как с иголочки, и просишь на бедность. Кого ты хотел обмануть, бестолочь?!

Прыгнул с кровати, и к шифоньеру, и начал в нем рыться. Хорошо, что я человек бережливый – и старое трико, и пиджак, и даже старые мои ботинки лежали в углу.

Я все это быстро достал, оделся и бегом, во всю мою сытую прыть, рванул на то самое место, где надеялся вновь обрести счастье.

Подбежал и остановился, отдуваясь.

Уставился на витрину. Затаил дыхание. Закрыл глаза. И осторожно помечтал: вот бы мне денежек, а?

И вот чудо: грудной карман моего старого ленд-лизовского пиджака потяжелел.

От радости я взвизгнул и запрыгал на месте. Даже не стал проверять, что там в кармане, на сто процентов был уверен – там деньги.

Деньги, денежки, деньжонки!

Пока я плясал от счастья, из магазина вышел тот самый массивный охранник и положил мне руку на плечо.

Я обернулся.

Он увидел мое счастливое лицо, и дежурный вопрос застрял у него в горле.

А я, выгнув набок шею, со смаком поцеловал его руку, лежавшую на моем плече, чем окончательно вогнал его в оторопь.

Я крикнул ему:

– Все хорошо, приятель! – и, пританцовывая, поскакал домой.

Дома я пересчитал солидную пачку денег. И пошло…

Еще несколько раз я ходил к витрине в той самой одежке и получал все новые пачки, а однажды, поленившись и надев лишь пиджак, прямо у себя дома помечтал о деньгах… и! хлоп! – пачка в кармане!

Вот тогда-то я и понял, что все дело в одном, в пиджаке.

Денег у меня стало столько, что я за полчаса мог набить ими чемодан солидных размеров. Причем денег самых разных. В кармане появлялась пачка в той валюте, о которой я мечтал: хочешь – доллары, хочешь – франки, хочешь – марки, а хочешь – рубли.

Жизнь у меня началась буквально фантастическая.

Деньги – это новый мир, а с большими деньгами этот новый мир становится просто сказочным.

Я не буду описывать, как стал превращать эти бумажки со многими нулями в сказочный мир вокруг себя. Расскажу лишь о том ужасном, что произошло со мною этим летом и повергло меня в пучину горя и несчастий.

А еще расскажу, почему я сейчас в тюрьме.

Объясню, почему у меня такое странное обвинение: кража денег в особо крупных размерах.

Причем крал я, оказывается, у самого себя.

Но, расскажу я об этом в следующей, шестой книге.

Пиджак по ленд-лизу
^{(окончание)}

Странные дела начали твориться после того как я, купив все, что хотелось купить стал эти чудом полученные деньги копить.

В подвале моего нового загородного дома который напоминал небольшой английский замок, мне оборудовали тайное хранилище.

За толстым слоем железобетона и несколькими стальными сейфовыми дверями стал я пачками складывать деньги.

Незаметно для многочисленной охраны я спускался в бункер-сейф, надевал свой пиджак по ленд-лизу – мое волшебное чудо – и начинал делать деньги.

Закрывал глаза, мечтал о пачке долларом, рублей или фунтов стерлингов. Как только очередная пачка появлялась, я ее аккуратно вынимал и складывал на инкрустированный серебром стол.

Доставал и складывал.

Доставал и складывал.

Потом, когда уставал от столь нервной работы, пересчитывал пачки, сортировал их. На выбор в одной из пачек пересчитывал купюры. Все было как в аптеке. После этого по номиналу прятал пачки в швейцарские сейфы с потайными замками. Снимал пиджак, вешал его на плечики, смахивал с него мягкой щеточкой случайные пылинки, целовал его рукава и осторожно прятал в самый дорогой, самый надежный сейф моего бронированного подвала.

Ритуал был небольшой, но приятный.

Ежедневный.

Мой.

И только мой.

Так продолжалось довольно-таки долго. Но случилась у меня накладка, когда я рассчитывался за одну дорогую безделушку для очередной моей юной леди. В одной из пачек рублей, добытых мной из чрева моего хранилища, при пересчете не хватило трех сторублевых бумажек. В другой – двух. В третьей – одной.

Скандал, который чуть было не разразился, я замял путем неподдельного своего удивления и компенсацией недостающих сумм.

Вначале я не придал этому казусу значения. Но случаи с пропажей в пачках то одной, то двух купюр повторялись все чаще и чаще.

Мне стало ясно, что какой-то весьма хитрый жулик, зная, что я денег не считаю, тайно крадет их из сейфов. Причем крадет весьма умело. Количество пачек остается неизменным, а вот количество денег постоянно тает.

Я решил сам поймать этого таинственного жулика.

Перво-наперво я поставил несколько невидимых маячков на всем, что открывается и выдвигается в моем хранилище.

Маячки – это тонкие волоски, срезанные мной с одежной щетки. Каждый в отдельности волосок и был отдельным маячком.

Я пинцетиком и каплей воска прикреплял эти волоски к открывающимся и выдвигающимся дверкам и ящикам. Увидеть их почти невозможно, если не знать, где они стоят. На это я и надеялся. Надеялся, что таинственный похититель, таинственно проникающий в мои денежные пачки, обязательно нарушит положение маячков-волосинок. И тогда я буду знать путь таинственных краж.

Совершив это кропотливое минирование, стал ждать.

Ждал сутки. За это время мне, правда, пришлось несколько раз довольно-таки солидно использовать финансовые возможности моего ленд-лизовского пиджака. Но сейфы свои я не использовал. Терпел.

Через сутки терпение лопнуло, и я, вооружившись лупой и пинцетом, спустился в свое хранилище. Все маячки были на месте.

– Ага! – обрадовался я. – Напугался всё-таки.

И облегченно открыл свои сейфы и сейфики.

Все пачки были на месте, а вот денег в них опять не хватало. Где одной, где двух, где трех купюр.

Я растерялся.

Что же это такое? В хранилище никто не входил, сейфы никто не открывал, а деньги пропали!

Через несколько дней я повторил эксперимент. Результат был тот же – удручающий и непонятный.

После третьего эксперимента я не выдержал и обратился в органы.

Хотя это было и опасно. Но больно уж денег было жалко.

Следователь, которому поручили моё дело, был очень въедливым и подозрительным. Он хромал на правую ногу, писал левой рукой и постоянно кашлял, к тому же он не верил ни одному моему слову.

Пришлось ему все показать и рассказать! Эмоций он никаких не проявил, очевидно, абсолютно не поверив в мой волшебный пиджак и решив, что я фокусник или какой-нибудь внебрачный сын Игоря или Эмиля Кио. Однако механизм пропажи денег решил установить и провел следственный эксперимент.

Я теперь должен был вести строгую отчетность: какие купюры и в каких количествах достаю из пиджака и какие пропадают из моего хранилища. Причем ежедневно.

И так это было целый месяц.

Следователь чихал, кашлял, хромал и тому же левой рукой все время чертил какие-то схемы и диаграммы.

По истечении месяца он пропал на неделю. А через неделю меня вызвали к прокурору.

В просторном прокурорском кабинете меня ждали прокурор, хромой следователе и еще какие-то люди. Как мне потом объяснили – понятые.

Следователь, перестав кашлять, развесил свои схемы и диаграммы по всему кабинету и в течение сорока минут доказал прокурору, понятым и мне, что деньги я крал сам у себя.

Сам у себя.

Следователь объяснил: когда я достаю из своего кармана очередную пачку денег, ровно на такую же сумму у ближайшего окружения исчезает по одной купюре из каждого кошелька, бумажника или сейфа, в том числе и у меня самого.

Проверили.

Я заказал пачку пятирублевок своему пиджаку. Вынул ее. А у понятых, следователя и даже у прокурора исчезло по банкноте. Уплыли деньги и из пачек, лежавших у меня в дипломате.

Следователь оказался на высоте. Громко кашлянув от радости, он быстро выхромал из кабинета. А вернулся еще с двумя сотрудниками прокуратуры, у которых тоже исчезли пятирублевые купюры.

Так я оказался вором.

И сколько бы я ни говорил, что я тут ни при чем, а во всем этом виноват мой пиджак, положение не исправилось. Я добился только одного – пиджак приложили к моему уголовному делу как вещественное доказательство моей воровской деятельности.

Так на суде он и фигурировал.

Мне дали срок с полной конфискацией.

Пиджак отправили в хранилище вещдоков.

Меня – на Колыму.

Там, в лагере, узнали про мои иллюзионные способности. Начальник финчасти стал надевать на меня по очереди все пиджаки, имеющиеся у вольных, а когда денег в них не нашел, лишил меня «ларька» и перестал замечать на разводах.

Тогда за меня взялись стриженые товарищи по северному курорту.

Они надевали на меня какие-то пиджаки, смотрели исподлобья и просили: «Давай бабки, кореш!»

Я вздыхал, объяснял, что нужен один, особый пиджак, – пиджак по ленд-лизу.

Кореша хитро щурились, кивали, а потом перестали меня просить.

Меня просто стали бить.

Бить регулярно. Больно. Но не до смерти.

Кореша повесили на гвоздик где-то добытый бордовый пиджак. Я признал его. Как-то раз примерял у начфина. Этот пиджак я должен буду надеть, когда мне поднадоедят не совсем ласковые прикосновения моих товарищей.

Надеть – и добывать, и добывать из этого бордового чуда деньги, денежки, тугрики.

Вот и сейчас они придут с работы и возьмутся за меня, упрямого. А может, и вправду это только просто мое упрямство.

Может, сегодня я надену пиджак, запущу туда руку и наконец-то достану что-нибудь.

Надо попробовать.

Вдруг получится.