Текст книги "Тропою дикого осла"

За этот месяц, оказывается, случилась неприятность: юань поднялся вдвое! Вчера чудом сменял 8 $ на 50 Y, но вообще-то уже 1 $ = 5Y.

26.07. Интересно: здесь, всего в 100 км от тропических лесов Непала, почти все птицы – те же, что в Альпах или Подмосковье, в крайнем случае – среднеазиатские.

Китайский вид всего один, и несколько эндемиков – земляные сойки, снежные воробьи и т.д.

Просыпаюсь утром от рева монастырских труб, накупаю в дорогу всяких вкусностей (особенно интересно покупать консервы – никогда не знаешь, что окажется в банке:

тушенка, грибы или, например, ананасовый компот). Раннее утро, по городу шляются только красно-рыжие собаки-парии.

Пытаюсь добраться в Ярдонг, на сиккимскую границу. Удалось отъехать всего километров на 40, под перевал через Гималаи. Забираюсь в пещеру над дорогой и жду, когда появится машина, выйдет солнце или упадет проклятый юань. Дождь льет не переставая. Метрах в 500 внизу на берегу реки стоит деревня. На моих глазах река размывает берег, и дома один за другим сползают в воду. Жители переносят шмотки в прикрытую кирпичной стенкой пещеру над деревней. К вечеру остается два дома. Снизу приходят грузовики и всех увозят. Фауна здесь представлена уларами и мокрым гималайским медведем. Ночью такой ливень, что вода бежит по склонам сплошным потоком.

27.07. Утром в двухстах метрах от пещеры – рысь. Я ее еле узнал – здоровенная, золотисто-коричневая, кисточки на ушах длинные – вылитый каракал. Вообще, наши звери тут не похожи на себя. Волк – как серовато-желтая лайка; гималайский медведь – маленький, с узкой лисьей мордочкой; бурый медведь – вдвое меньше лесного, с лохматыми ушами, белой полосой на груди и овечьей шерстью серого или черного цвета. К. В. Станюкович однажды видел такого на Памире и принял за гималайского.

Дождь все льет. Вечером сверху спустился джип с двумя гонконгскими туристами и китайским полковником. Оказывается, в Непале, Бутане и Северной Индии сильнейшее наводнение, вызванное муссонными дождями, каких не было уже 50 лет. Все дороги и мосты смыло к чертовой матери. Возвращаюсь на джипе в город. На улицах по колено воды.

28.07. Положение критическое. Денег стало вдвое меньше, погода отвратительная, дороги размывает одну за другой. Еду на той же машине в Лхасу (на самом деле Ласу) по объездной трассе. Каждые несколько километров приходится останавливаться и засыпать камнями промоины. Полковник реквизировал у аборигенов пару лопат и кирку, но все равно движемся медленно.

За высоким перевалом, где ледопады начинаются прямо от обочины, глинобитные хижины и телеграфные столбы сменяются соответственно каменными и деревянными.

Это уже Ю, Центральный Тибет. Подъезжаем к озеру Джаринам-Цо, огромному лабиринту глубоких заливов-фьордов. По всему озеру маячат плавучие гнезда чомг.

Полкаш кидает в воду динамитную шашку, и всплывают две рыбины, нечто среднее между карпом и маринкой. Жарим их на примусе и едем дальше через второй перевал.

Дождь кончился, и горы видны до вершин. Спускаемся в долину Ярлунг, часть каньона Брахмапутры, где в IV-V веках зародилась тибетская культура. Дорога завалена свежими оползнями, и мы расчищаем ее лопатами и динамитом. В долине четыре монастыря, похожих на крепости с высокой сторожевой башней. Особенно красивы Миндолинг – центр секты Ньингмапа, и Ярболинг – первый буддистский монастырь в Тибете (VII в). Надвигается гроза, стало так темно, что их даже нельзя сфотографировать.

Высаживаем туристов в аэропорту. На прощание они угостили меня батоном колбасы.

Я так устал сидеть на рисе, лапше, армейских галетах и чае, что съел ее всю за час пути до Ласы. Жевал и вспоминал Ивана Денисовича: «съел – и нет ее…»

На мосту через Брахмапутру вода уже шла через верх – еле успели проскочить. Под проливным дождем я нашел Банак-отель, который мне рекомендовали встречные туристы. Это типовой тибетский дом с внутренним двориком, куда ведет длинная арка. В арке три человека подряд спросили меня «Smoke hash?», и я понял, что место стоящее. Но это завтра, завтра…

29.07. Да, отель клевый. Самый дешевый из «европейских» или самый комфортабельный из «китайских». Есть даже душ! Теплый! И всего 15 Y в день! Беру напрокат велик и отправляюсь в город.

Ездить по китайской части Ласы одно удовольствие: всюду велосипедные дорожки, машин мало, вот только канализационные люки и решетки украдены, да внезапное появление черных «Волг» и «Побед», на которых катается местное начальство, очень действует на нервы. По пригородам ездить хуже: там сплошные горки и ухабы, а велик тяжелый и с плохой амортизацией. Для путешествия из Ласы в Катманду (20 дней) туристы привозят горные велосипеды с переключением скоростей – сейчас все они торчат в Ласе, потому что ту дорогу тоже смыло. Вот тибетская часть города – это нечто. Она застроена, как большая трехэтажная тибетская деревня с узкими улочками, где приходится лавировать между велорикшами, коровами, стариками-паломниками, лавочками (почти все население Ласы – лавочники и мелкие торговцы), навозными лепешками и бедными щуплыми тибетцами, которые едва удерживают руль велосипеда. К тому же велик с ручным тормозом (почти не работающим), а я по старой привычке, машинально пытаюсь тормозить ногой. Плюс окрики со всех сторон: «Hello!», «Where are you from?», «Dalay-lama pictures?», «Smoke hash?», да еще воды на многих улицах по колено. Но все равно здорово.

Заезжаю в Йоканг – главный ламаистский храм, вокруг которого чередой ползут на коленях паломники; в Норбулинку – летнюю резиденцию Далай-ламы; и, наконец, в Пота-лу. Вход в нее стоит 6 $, но «великого писателя» пускают за 0,5. Впрочем, она интересней снаружи, чем изнутри. А я-то думал, что красивее Кельнского собора архитектуры не бывает. Правда, здесь уж очень выигрышный фон – горы, небо в рваных тучах, старый город… Объекты всенародного поклонения в Пота-ле – кровать, кресло и портреты Далай-ламы.

А в общем, Ласа – один из немногих городов, по которым приятно просто походить (или поездить).

30.07. Единственный день недели, когда открыт международный телеграф. Даю первую в истории телеграмму из Тибета в Россию. По этому поводу сотрудники телеграфа устроили маленький банкет. Потом еду в монастырь Сера. Перед ним каждое утро производится предание умерших воздуху. Считается, что так быстрее реинкарнируешься. С трупа снимают кожу, затем вынимают кости и, измельчив их специальными жерновами, смешивают все это с ячменной мукой, а потом раскладывают на площадке, куда слетаются грифы, орлы, коршуны, курганники и вороны. Смотреть на это можно только издали, но редкого здесь индийского грифа я все же углядел.

Рядом есть еще два монастыря, Дзетонг и Недонг. Все они похожи, но расписаны от пола до потолка так, что можно бродить по ним всю жизнь. Плюс золотые статуи, библиотеки, кладовые музыкальных инструментов…Особенно интересен маленький Недонг, он посвящен злым силам. Там все фрески «под Босха», но краски, конечно, эффектней. Оказывается, черный фон в живописи придумал первым не Караваджо, а тибетцы. Или это влияние древнегреческих краснофигурных ваз? По улочкам монастырей бродят сотни собак. Говорят, это реинкарнации плохих монахов. В Сера у монахов своя школа боевых искусств, и собаки там злые. На священной горе над Дзетонгом полно живности: агамы, тимелии и даже кабарга.

Вечером осматриваю Остров Воров, где нет воров, но полно китайских проституток, и возвращаюсь в чудесный отель с его замечательным рестораном. Ура! Юань начал падать! Оказывается, просто меняли министра финансов. Мост через Брахмапутру вчера снесло. Южный и Западный Тибет объявлены зоной бедствия. Надо смываться, пока открыта северная дорога.

31.07. В Ласе я немножко отдохнул и отмылся, что очень кстати. В последнее время все чаще ловлю себя на том, что оборачиваюсь, когда вижу на улице европейца, и все они кажутся мне на одно лицо – белобрысыми и долговязыми. Еду на автобусе в монастырь Цюрфу, где состоится явление народу Будды Кармапа, живого бога, главы секты Кагьяпа. Нынешнему Будде на вид лет 10-12. Огромная толпа паломников выстроилась в длиннющую очередь, чтобы он дотронулся им до головы кисточкой. Сам он, по-моему, относится к происходящему с некоторым юмором – когда я ему подмигнул, он мне ответил. Монастырь очень красивый, хотя во время культурной революции подвергался артиллерийскому обстрелу.

Из Цюрфу заворачиваю на Тенги-Нур, самое высокогорное крупное озеро в мире (4750 м) и самое большое в Тибете. Очень красиво, несмотря на дождь: облака все же выше, чем вершины гор. К вечеру добираюсь в Янгбачен, где есть монастырь религии Бон, распространенной в Тибете до прихода буддизма. За последние века храмы «черной секты» Бонпа стали почти неотличимы от буддистских, но обходить их положено не по часовой стрелке, а против. Ночую в какой-то трубе.

01.08. Начинаю выбираться с Тибета, что довольно сложно: автобус дорог, а шоферам запрещено подвозить иностранцев. Приходится подкарауливать тяжелые грузовики на крутых подъемах и вскакивать в кузов на ходу. Зато дорога асфальтовая, и машин полно. Дожди превратили плато в зеленый луг. За перевалом Танг-Ла (5160 м) лежит озерцо, из которого вытекает ручеек – третья по длине река мира, Янцзы. Чуть дальше – Венчуань, самый высокогорный городок в мире (4990 м).

К вечеру въезжаем на перевал Кунь-Лунь (4710), где грузовик ломается. Ловлю мотоцикл, на котором английский турист едет из Индии через Совок в Италию. На дикой скорости спускаемся на 3000 метров по каньону, стены которого усеяны тысячами пещер (это место изображено на нескольких картинах Рериха). Водятся тут орлы и ордосские дзерены. Северо-восточная часть Тибета, куда мы попали, называется Амдо (провинция Чинхай). Вывески здесь на китайском, тибетском и монгольском. Монгольские буквы похожи на гусениц бражников разных возрастов.

02.08. Ловлю микроавтобус через Цайдам, огромную впадину, со всех сторон окруженную горами. Считается, что это абсолютная пустыня, т.е. дожди здесь бывают раз в несколько лет. Однако половина Цайдама занята солеными озерами и болотами, а сейчас как раз идет дождь. Сильный холодный ветер, так что в зависимости от ландшафта мы въезжаем то в песчаную, то в пыльную, то в соляную бурю. Через невысокий перевал на стыке Алтынтага и Наньшаня спускаемся в Западную Ганьсу и вечером прибываем в Дуньхуан – оазис среди барханов и низких гор пустыни Бэйшань.

03.08. Дуньхуан – самый западный город в «коридоре Хэси» – цепочке оазисов между хребтом Наньшань на юге и пустыней Гоби на севере. Неподалеку находятся «нефритовые ворота» – западный портал Великой Китайской Стены. Для китайцев, ехавших по Шелковому Пути в Земли Западных Варваров, Дуньхуан был «последним домашним приютом», а для возвращавшихся

– символом избавления от опасностей. По понятным причинам здесь возник знаменитый комплекс Могао – 476 искусственных пещер с буддистскими статуями и фресками. Представьте себе пещеру со статуей будды высотой 77 метров. Но еще интересней фрески – портреты всех императоров и чиновников с IV по XIV век, чудесные изображения летающих духов и т.д. Вокруг каньона, в стене которого вырублены пещеры, лежат высоченные барханы. Трое монголов подбросили меня на верблюдах обратно в город. Это всегда большое удовольствие, а местные верблюды (беговые) к тому же гораздо резвей, чем казахстанские или туркменские. Наши четыре прошли 26 км до города по пескам и щебенке за три часа. Флора и фауна песков в Центральной Азии беднее, чем в Средней, зато пески сегодня «поют», и они очень красивые, есть даже «сложные барханы».

04.08. Водитель грузовика, который везет меня на озеро Чинхай-ху (Кукунор), едет с сыном лет 4-5, и оба курят не переставая. Китайцы – вообще оригинальный народ.

Представления о хороших манерах, гигиене и прочем довольно своеобразные.

Например, помыть руки перед едой – это святое. Поэтому, когда автобус останавливается у придорожного кафе, все 50-70 пассажиров моют руки в одном тазу.

Но особенно интересен язык. Во-первых, многие звуки находятся как бы посередине между нашими буквами. Например, «Женьмин Жибао» (Народная газета) звучит наполовину, как «Реньмин рибао». Во-вторых, язык состоит из односложных словечек, каждому из которых соответствует иероглиф, но если несколько слов поставить вместе, смысл фразы может быть никак не связан со смыслом отдельных слов. Некоторые слова используются как смысловые приставки. Например, «цун»

(китайский) + приставка «жень» (человек) означает «китаец». Кстати, для всех других национальностей до 1950 г использовалась приставка «хэ» (собака).

В-третьих, один и тот же слог в зависимости от интонации имеет разный смысл и пишется разными иероглифами (таких тонов в китайском языке пять).

В западных языках самое трудное для китайца – фонетика. Поэтому, даже если встречаешь человека, знающего английский, почти всегда лучше общаться на бумаге.

Знают его, кстати, довольно многие: хуже всего – школьные учителя, лучше всего – уличные скупщики долларов.

Я уже могу произносить короткие фразы по-китайски, но, например, «ки йи ти wо май йи жанг пьяо ма» (тона 4-1-1-3-3-5-2-5-1), что означает «купите мне, пожалуйста, билет», предпочитаю писать на бумаге (билеты на поезд для местных в два-три раза дешевле).

На плато Амдо погода тоже плохая. От лесов, покрывавших горы при Пржевальском, ничего не осталось. Все, хватит с меня нагорий, спускаюсь в субтропики. А то уже десны болят. В Тибете овощи очень дорогие, и едят их всегда жареными, в основном – зеленый перец.

Синин – город, населенный хуй (китайцы-мусульмане, они же дунгане) и саларами.

Полно мечетей, некоторые очень красивые. И тепло.

В Китае популярны три отечественные песни: «Широка страна моя родная» (в трех вариантах, из них два мажорных), «Парня молодого полюбила я» и особенно «Подмосковные вечера». Эту песню мне исполняли так часто, что я даже перевел первые два куплета на английский (третий не помню). Подозреваю, однако, что рифма «light-night» – это вроде «любовь-кровь».

No whisper heard in the trees above,

Until dawn garden is still.

I can`t tell in words, how much

I love Summer nights in the Moscow shire.

River seems to move – now it seems not,

It`s all silver in the moonlight,

Distant song is heared – or it isn`t heared

At this quiet and magic nights.

Глава вторая. Мокрые горы

Прожив в этой стране месяц, вы думаете, что все о ней знаете. Но когда вы проживете там год, вы чувствуете, что не знаете о ней ничего.

Грэм Грин. Тихий американец

05.08. Самые дешевые вагоны в китайских поездах напоминают наши электрички, но ехать можно на любое расстояние; уровень комфорта зависит от степени загрузки. Я еду на восток через Л„ссовое плато – страну высоких округлых холмов, узких глубоких оврагов и бесконечных желтых обрывов. Живут здесь в основном в квадратных пещерах, пристраивая ко входу домик. Такое жилье вполне комфортабельно, но при сильных землетрясениях сотни тысяч людей мгновенно оказываются погребенными заживо.

Вот и Хуанхэ, широкая и очень быстрая река цвета кабачковой икры. В городе Ланчжоу интересна только огромная мечеть. На сегодня все.

06.08. Сиань (произносится Щиань), столица Китая с III в. до н. э. до X в. н.

э., обнесена высокой кирпичной стеной с огромными надвратными башнями и содержит кучу пагод, храмов и мечетей. В музее выставлен «лес стел» – 2300 каменных плит III в. до н. э. – V в. н. э. с рисунками и надписями. Начиная с I в. их стали использовать в виде матриц для печати. За 50 Y можно получить оттиск любой стелы. Но главный «хит» находится за городом – это терракотовая армия.

Тут уместно вспомнить, откуда вообще взялось китайское государство, тем более, что основные события того времени в основном происходили как раз в окрестностях Сиани.

Из первых трех династий (все они сменились в результате восстаний против особо деспотичных императоров) о Щиа и Шанг (2200-1100 гг до н.э.) имеются только легендарные сведения. Во времена Чжоу (до 221 г до н.э.) окончательно сложилась концепция старения и циклической смены династий, конфедеративное устройствои и феодальная система. Из 1700 полунезависимых княжеств в результате периода «воюющих царств» осталось около 20, впоследствии слившихся в первые провинции на Хуанхэ и нижней Янцзы. В этот бурный период Конфуций, рассматривая первые династии как «золотой век», разработал основы государственного устройства, принимавшиеся за основу в последующие 2000 лет.

В конце III в до н. э. император Чин Шихуан объединил страну и создал первое тоталитарное государство. Он ввел стандартную письменность, валюту. систему мер и весов, сжег все старые книги и согнал огромные массы военнопленных, политзеков и разоренных налогами крестьян для строительства Великой Китайской Стены, Великого Канала и дорожной сети.

Перед своей кончиной в 210 году Чин Шихуан построил себе огромную гробницу.

Курган до сих пор не раскопан – возможно, он богаче египетских пирамид. В 1973 году крестьяне случайно обнаружили «охрану» гробницы: в подземелье величиной со стадион стоят в боевом порядке 10000 солдат из обожженной глины в натуральную величину, с конями, оружием и командным пунктом. Все они имеют разные лица и детали одежды. Деревянные арбалеты, колесницы, раскраска лиц и доспехов почти не сохранились, остались только «шу» – бронзовые наконечники, начинявшиеся порохом и использовавшиеся в качестве ракет класса «земля-земля».

В Саньяне есть другая гробница, на 200 лет моложе, там такая же подземная армия, но солдаты всего по 20 см высотой и из бронзы. Третья достопримечательность провинции Шэньси – Банпо, самая древняя из известных в Китае деревень (4700 г до н. э.). К сожалению, все три места раскопок сейчас под крышами, и снимать там темно. Всюду тысячи китайских туристов и сотни западных.

Едва Чин Шихуан умер, вспыхнуло крестьянское восстание, вождь которого крестьянин Ли Пан основал династию Хань. Период Хань – второй «золотой век» в истории страны, и китайцы до сих пор называют себя «люди хань». В это время были присоединены Сычуань, территории на юге и Кашгария, открыт первый университет, введена система экзаменов для занятия государственных должностей, а торговля по Шелковому пути установилась до самого Рима. Именно тогда начался расцвет Сиани, ставшей одной из мирвых столиц.

В 220 году н. э. империя Хань распалась, и север Китая был захвачен тюрками-тоба. Тоба быстро ассимилировали, но успели принести буддизм. С 581 по 907 г страной правили императоры смешанного тоба-китайского происхождения. Это был третий «золотой век». Тибетцы, захватившие большую часть Китая в 610 г, были изгнаны, западная граница достигла Амударьи, страна покрылась сетью дорог, почтовых станций, каналов, школ и вела весьма оживленную заморскую торговлю. В это время тут сложилась абсолютная монархия. В начале Х в империя вновь распалась, но экономический подъем продолжался до самого прихода монголов.

Поздно вечером приезжаю к священной горе Хуашань. Туман скрыл желтые террасированные холмы, и пейзаж очень похож на ближнее Подмосковье, если все садовые участки засеять кукурузой. Но здесь растет фантастический виноград – как сливы без косточек.

07.08. Священные горы разбросаны по всему Китаю и служат «островками спасения»

для флоры и фауны среди сплошь освоенных земель. Все они исключительно красивы, а среди покрывающих горы лесов разбросаны древние храмы и пагоды.

Хуашань, западная священная гора даосистов, представляет собой гранитный останец типа Красноярских Столбов, но 1997 метров высотой. До 1700 метров идет субтропический лес, как возле Сочи, выше – роскошные длиннохвойные сосны и китайские секвойи, а на макушке – пихты и торреи. Подъем занимает минимум 8 часов по очень крутым, часто вертикальным ступенькам. Тем не менее многие старики взбираются на вершину, иногда за неделю. Погода, к сожалению, так себе – в просветы тумана видишь то гигантский обрыв, то скальный шпиль, то кусок равнины внизу. Зато я наконец добрался до собственно китайской фауны – пока, в основном, птиц.

Парень, который брал мне билет на юг, говорил (точнее, писал) по-английски.

Оказалось, что нам по пути, и за пару часов в поезде он успел изложить мне всю свою жизнь на клочках бумаги, которые он затем рвал на мелкие кусочки и выбрасывал в окно. Его отца расстреляли за свободомыслие, и он люто ненавидит коммунистов. Я постарался ободрить его, как мог, потому что уверен: несмотря на все трудности, Китай рано или поздно освободится от их власти, чего бы это не стоило.

08.08. Утром северо-западный ветер принес желтую пыль с Тибета, и она оседает на все вокруг, так что я имею возможность наблюдать образование л„сса. А за хребтом – пасмурно, но горы видны до самого верха. Пейзаж напоминает Аджарию, но на склонах – террасы рисовых полей и изредка пагоды. Схожу с поезда на маленькой станции в северной Сычуани. Эта провинция величиной с Францию, отрезанная горами от основной территории Китая, состоит из небольшой равнины со стомиллионным населением на востоке и бесконечных гор с редкими тибетскими деревнями на севере и западе.

В субтропической Сычуани лучше, чем где бы то ни было, сохранилась природа третичного периода. Поэтому здесь самые богатые флора и фауна за пределами тропиков. Например, здесь растет почти половина всех хвойных деревьев. В расположенной южнее Юннани (букв. «стране к югу от облаков») видовой состав еще богаче, но там большинство растений и животных общие с Индокитаем и Восточными Гималаями. А в Сычуани почти все – эндемики, хотя у многих есть «родственники» в других убежищах третичных видов – в США, Японии и Средиземноморье.

С автостанции в Нанпин идут 3-4 автобуса в день. и у каждого шофера свои агенты-«подсадчики». Стоит появиться на автостанции, как они с воплями тащат тебя в разные стороны, а все автобусы начинают ездить на два-три метра взад-вперед, имитируя отъезд. Примерно через час начинается стандартная процедура отъезда. Проползли двести метров – остановка. чтобы скинуть с крыши «зайцев». Остановка на заправку. Остановка, чтобы прочесать городок в поисках какой-то детали. Старую деталь ставят в салоне

– она ростом с пассажиров, но еще грязнее. Экипаж (механик и кондуктор) роется в моторе, а шофер сверху дает ц/у.

Наконец стартуем. У меня в ногах стоит чья-то корзина с цыплятами. Раз в десять минут они просыпаются, видят стоящую над головой деталь и дико орут, думая, что она падает, а потом засыпают от страха. Я таращусь на окрестности сквозь табачно-машинномасляный дым. Высоченные зеленые горы, изумрудные террасы, «швейцарские» домики с наружным каркасом и черепичными крышами, прохожие с корзинами за спиной… Дорогу путеводитель «Lonely Planet`s China» называет «исключительно опасной» – это чередование оврингов и участков скользкой грязи.

Останавливаемся в деревне. Жители окружают автобус, пытаясь что-нибудь продать, но пассажиры расталкивают их и разбегаются по окружающим деревню полям фильтрации. Перекусив, ползем дальше. Начинается серпантин. Водитель гонит машину на сумасшедшей скорости 30 км/ч. В китайских автобусах объезд ухаба требует полного поворота руля, и бедняга вертит баранку, как лассо. Через четыре часа мы все еще видим внизу ту же деревню. Темнеет. Механик открыл дверцу и смотрит на дорогу, проверяя, сколько сантиметров от колеса до обрыва. Его система сигнализации состоит из криков ужаса различной интенсивности, поэтому все время кажется, что цыплята правы и авария неизбежна.

Перевал пройден, и мы мчимся вверх по долине реки, бешено сигналя перед закрытыми поворотами. Река очень мутная: большое водохранилище при построенной пять лет назад ГЭС уже полностью занесено илом. Типичная сычуаньская погода:

пронизанный солнцем туман к обеду сгущается в тучи, а вечером начинается дождь.

Шофер вглядывается в серую мглу сквозь заляпанные грязью стекла, яростно крутит руль и объезжает промоины с помощью ясновидения. Пассажиры постепенно исчезают в маленьких горных деревушках, освещенных керосиновыми лампами.

Вот и конечная – погруженный в кромешную тьму Наньпин. Заспанный хозяин кафе варит в автоклаве рис, поднося прибывшим термосы с кипятком. Мы с шофером и «экипажем» поглощаем рис миска за миской, ведя неспешную беседу.

– Е-ли-сы хао-бухао? (Ельцин хороший или плохой?)

– Хао.

– Го-лу-ба-чо хао-бухао? (А Горбачев?)

– Xао.

– Ста-ли-ны хао-бухао?

– Бухао.

Завтра они поедут вниз, а послезавтра опять вверх. Такие эпические поездки совершаются только в горах, в равнинном Китае дороги лучше и транспорт работает более четко. Ну, чjян-чjян, до свидания. Дождь кончился, и можно переночевать в поле на меже.

09.08. Подъезжаю последние 40 км до Юшайгоу. Горы покрыты средиземноморской растительностью – высокий кустарник и низкие деревья, в основном дубы, клены и разные кипарисовые. С 2000 метров начинается хвойный лес. Национальный парк Юшайгоу чрезвычайно популярен у китайских туристов, потому что считается самым красивым местом в стране. Иностранцев здесь мало: во-первых, дорога тяжелая, во-вторых, вход для них 25 $, в-третьих, тут почти каждый год бывают вспышки чумы, и каждый раз, как нарочно, помирают западные туристы. Меня по приказу директора пускают бесплатно и дают комнату в отеле.

Долина имеет вид буквы Y длиной 36 км. На склонах растут великолепные леса из сосен, пихт и елей двадцати видов. Поперек долины через каждые 50-100 метров проходят дайки – стены из гранита до 50 м высотой. Поэтому реки разбиты на цепочки темно-синих озер, соединенных водопадами. Дохожу до развилки, где стоит отель. После полуночи, когда кончился дождь, беру фонарик и иду к верхнему озеру, чтобы посмотреть на ночную фауну и подняться вверх до появления туристских автобусов. В ста метрах от отеля роются в помойке два красных волка – ничего себе начало!

10.08. Вообще-то крупных зверей тут мало – нижняя граница парка проходит слишком высоко, и им некуда откочевывать на зиму. На полянах пасутся беломордые олени (вроде маралов с рогами от карибу и огромными ушами) и кабаны, дорогу перебежали косуля и какой-то зверек типа солонгоя. Ландшафт изумительный: над озерами вздымаются километровой высоты скалы в форме пальцев, прочерченные сверху вниз белыми ниточками водопадов и покрытые сказочным лесом – гигантские ели и пихты, а над ними стометровые хемлоки с пронзительно стройными стволами и короткими редкими ветками.

Верхнее озеро похоже на Сары-Челек. Облака разошлись, открыв вершины гор, и снова сомкнулись. На границе леса пасутся синие ушастые фазаны и великолепные китайские моналы – словно зеленые с красным отблеском бабочки, только размером с индейку. Совсем рассвело, и появились лесные птицы – рябчики и кукши, местные виды, но северного происхождения (или, наоборот, наши рябчики и кукши расселились отсюда?) А вот и первые автобусы. Китайские туристы поразительно шумные, но зато всепогодные – даже под проливным дождем продолжают возить меня от озера к озеру.

Другая ветвь долины еще красивей. В лесу до самых темных уголков все покрыто цветами – последние рододендроны, орхидеи, магнолии, дикая клубника.

Вечером забираю из отеля рюкзак и иду вниз. Льет, как в сильную грозу, и на дороге – одни жабы, змейки да светлячки. Выхожу из парка и ночую в пещере, выгнав под дождь симпатичных летучих мышек-подковоносиков (они потом вернулись, повисли на потолке и обделали мне весь спальник). Всю ночь мне снилось, что в глубине пещеры открылась щель в скале и оттуда выходит толпа гоблинов. Но ничего, обошлось.

11.08. Ловлю джип с туристами из свободной экономической зоны Щеньчьжэнь возле Гонконга. Они сильно отличаются от средних китайцев – везут и кормят бесплатно, только за языковую практику. Вообще ездить с компаниями местных туристов очень выгодно. Дело в том, что у китайцев вкусовые рецепторы во рту сожжены с детства.

Острые приправы в их пище доминируют и по стоимости, и по объему. Когда с ними останавливаешься в кафе, на стол ставят большие общие тарелки с разными блюдами, и китайцы наперегонки выбирают из них палочками перец и аджику, а за это время можно съесть все мясо (причем на тебя смотрят, как на идиота).

Проезжаем перевал 4000 м на краю Сычуаньского Болотного Плато и чешем вниз по долине реки Минчьжян – 380 километров почти непрерывных порогов. С точки зрения туриста-водника Китай, пожалуй, интереснее, чем все другие страны, вместе взятые. Может быть, когда-нибудь… Посмотрим.

Живет здесь народ цанк. Они похожи на тибетцев, но язык у них монгольской группы, близкий к киндзадзинскому («все пацаки должны цаки носить»). Они ходят в синих дэли (халатах) и маленьких черных или белых чалмах, а в жару – в куртках вишневого цвета, словно в Тбилиси времен провозглашения независимости. Монастыри и дома у цанк сборно-щитовые: строится каркас из бревен, потом обшивается щитами из досок и ярко раскрашивается. Крыши кроют большими сланцевыми плитами. Тут пасут интересную породу скота: коровы серые или буроватые, а быки черные, как у дикого тура. Заезжаем в парк ХуалонгШи, чтобы посмотреть на цепочку зеленых карстовых озер, и вниз, вниз… На высоте 3000 м лежит зеленое озеро Минху с лесистыми берегами. Оно образовалось над завалом 1880 г, погубившим 20 тысяч человек. Погода стала получше, но дорога в одном месте уже смыта начисто.

Пришлось ночевать в джипе.

12.08. Переползаю смытый участок и добираюсь до Иншуо, а оттуда пилю вверх по реке Уо. Через десять километров начинается Уолонг (произносится наполовину как Улун) – чемпион среди заповедников мира по высотному диапазону: от 450 до 6240 м. Он тянется по Уо на 75 км при ширине 30-40. В самом низу растут почти тропические леса с трехметровыми папоротниками и огромными бабочками-парусниками у придорожных луж, с 750 до 1500 м – широколиственные леса с подлеском из бамбука, до 3500 м – хвойные леса со вторым ярусом сначала из бамбука, потом из темно-красной березы, а наверху

– из древовидных рододендронов (они, увы, практически отцвели). С 3500 до 4000 м идут высокотравные субальпийские луга, до 4500 – низкотравные альпийские, а дальше как обычно. По богатству флоры и фауны Уолонг можно сравнить только с заповедниками Перу. Меня больше всего интересовали большие и малые панды, чжоу, такины, гимнуры, ринопитеки, трагопаны, кундыки и землеройкокороты, а также вибриссофоры и коридалы. Впрочем, я мало надеялся встретиь кого-либо из них.

Побегав за парусниками, ловлю попутку до центрального поселка на высоте 1500 м.

Вокруг – темно-зеленые высоченные горы с очень узкими ущельями, все в нависающих скалах и водопадах. Забираюсь в боковую долинку и ночую на скале между двумя частями водопада. Метрах в пятистах надо мной – огромная колония восточных городских ласточек, 5-10 тысяч гнезд. Но ночью они спят.