Текст книги "Мои звери"

Журавли-танцоры и  Курица-босоножка

У меня было четыре журавля. Я заметил: после долгого сидения в клетке журавлям, как и страусам, хочется «поразмять» свои длинные ноги, и, как только я выпускал журок на арену, они начинали махать крыльями, подпрыгивать, топтаться на месте. Очень смешно получалось. Уж на что я привык к смешному в цирке, и то меня всегда разбирал смех, когда я смотрел на прыгающих журок. Они плясали, будто клоун на ходулях.

Я подумал: «А нельзя ли их научить танцевать так, чтобы было похоже, как люди танцуют?»

Терпеливо, день за днём, я учил длинноногих птиц танцевать. Нельзя было без смеха видеть, как они выделывали разные забавные па.

Я купил клеёнчатый ковёр и положил его на арену. Потом я рассадил журок попарно в двух клетках и поставил клетки на арене друг против друга. Потом одновременно открыл обе клетки, и мои журки, как в первой фигуре кадрили, стали проходить пара через пару. Они проходили взад и вперёд, а потом проделывали «балансе», то есть вертелись.

И вот они хорошо научились танцевать. Тогда я их взял с собой на гастроли.

Мы поехали в Кострому. Там на площади мы раскинули парусиновую крышу нашего цирка-шапито. Вдруг налетел ветер с дождём, шапито наше промокло и разорвалось. Пришлось срочно мобилизовать всех портных города. Они торопливо зашивали громадную парусину, а солнце сушило её.

Кое-как мы наладили наш цирк.

Я вышел со своими «танцорами» на арену порепетировать. Я разостлал клеёнку, выпустил из клетки журавлей и хотел было им дать перед танцами по кусочку мяса. Вдруг старший журавль поднял голову и посмотрел вверх: сквозь прореху в недошитой парусине голубело небо. Журавль вскрикнул, махнул крыльями, вытянул голову и… взлетел! Не успел я опомниться, как за ним поднялись остальные «танцоры». Шумя крыльями, вытянув длинные ноги, они быстро пролетели сквозь прореху и скрылись из глаз.

Я выбежал на улицу. Собралась публика. Мы смотрели вверх, кричали, звали:

– Журки, журки!

Журки не отвечали.

В публике говорили:

– Вот это станцевали!

– Жалко! Учёные журавли!

– Ну, разве их теперь поймаешь!

– И посмотреть, как танцуют, не пришлось.

Жалко мне было журавлей до невозможности.

Недели через две ко мне явился человек в охотничьем костюме, с ружьём, с ягдташем, набитым птицами.

– Вы Дуров? – спросил он.

– Я. А в чём дело?

– Видите ли, я здешний охотник. Пришёл к вам рассказать о сегодняшней охоте. Может, я вам своим рассказом принесу большое огорчение, прошу не винить.

Я не понимал, к чему клонит свою речь охотник.

– Я охотник, – продолжал незнакомец, – но никогда в жизни не охотился на журавлей и никогда не думал, что мне придётся убить эту птицу.

– Журавлей? – переспросил я.

– Да!

Он вынул из ягдташа убитую дичь:

– Вам эта птица знакома?

Я посмотрел на беспомощно висевшее тело с длинной шеей и длинными ногами.

– Журка! – вскричал я. – Где вы его убили?

Охотник вздохнул:

– Да, значит, на самом деле ваш. Шёл я по болоту утром, отсюда далеко, вёрст за сорок, и вдруг вижу – что за чудо? – на болоте журавли танцуют. И как танцуют! Будто люди! Ну, думаю, значит, я заболел и это мне всё мерещится. Но птицы не пропадали. Всё танцуют и танцуют. Дай, думаю, проверю, фантазия ли это или на самом деле. Я вскинул ружьё, прицелился и выстрелил. И что же? Три журавля улетели, а один остался лежать в траве. Ну, я его и подобрал. А потом я пришёл в город, вижу – на заборе афиша: выступает известный Дуров с танцующими журавлями. Ну тут я понял, какого журавля убил!

Он замолчал.

Я с грустью смотрел на убитого журку. Потом я сказал:

– Вы не проводите меня туда, где вы видели журавлей?

Охотник согласился. Мы отправились. Мне хотелось посмотреть на то болото, где был убит журка.

После журавлей у меня появилась другая замечательная «танцовщица» – обыкновенная рябенькая курочка.

Уроки танцев начались у нас с того, что я приручил её к себе. Она стала смело брать из моих рук корм. Затем, водя около клюва приманкой, я приучил её перевёртываться на одном месте.

Когда курочка усвоила этот приём и научилась «вальсировать», мы перешли к следующему уроку. Я насыпал на стол слой земли и на глазах у курочки закапывал туда кусочки мяса, зёрна овса и т. п. Курица лапками разбрасывала землю, стараясь достать пищу. Так я приучил её плясать на столе. Потом я перевёл её на гладкий стол, без земли. Она отлично танцевала под музыку.

У меня был музыкальный ящик. Если его заведёшь, он сам играет. Вот на этот ящик я ставил рябенькую курочку и заводил его. Как только раздавалась музыка, курочка начинала вертеться на одном месте, как бы вальсируя. Музыка прекращалась, и курочка переставала танцевать.

Гусь  Сократ

Вкусная штука – жареный гусь, а я вот никогда жареной гусятины не ем. Как увижу жареного гуся, так сразу вспомню моего Сократа.

Это было давно. Я тогда был ещё совсем молодым, и зверей у меня было мало: свинья Чушка, собака Бишка и гусь Сократ – вот и вся труппа.

Сократ был очень умный гусь. Я выучил его ходить по арене и останавливаться по команде «стой». Потом я выучил его стрелять из ружья.

Я взял кисть со шнурком от портьеры, прилепил внутри кусочек хлеба и дал Сократу. Он стал выклёвывать из кисти хлеб.

На следующий день, когда я показал Сократу кисть, он тотчас же стал искать хлеб в бахроме кисти. Как только Сократ прикасался клювом к кисти, он получал от меня кусочек хлеба. Я повторял это много раз, и в конце концов Сократ понял, что получит хлеб только после того, как притронется к кисти.

Но вот я перестал давать ему приманку. Гусь разозлился и стал нетерпеливо дёргать кисть. Этого я и ждал. Сократ тот час же получил награду.

Где бы потом Сократ ни увидал висящую кисть, он подходил к ней и начинал трепать её широким клювом. Он дёргал её до тех пор, пока не получал кусочка хлеба.

Потом я сделал подставку, прикрепил к ней ружьё, заряженное пистоном, и привесил кисточку к взведённому курку. Сократ дёргал за кисточку, и ружьё стреляло.

Сократ умел ещё, неуклюже переваливаясь, кружиться и танцевать вальс.

Несмотря на то, что в нашем цирке выступал такой замечательный артист, дела наши шли неважно. Публика почти не ходила в наш цирк, и мы сидели без денег.

Хозяин нашего цирка Ринальдо злился, когда мы заводили разговор о жалованье.

– Ну, где же я возьму вам денег? Ну, где? – ворчал Ринальдо.

Мы голодали.

В цирке Ринальдо, кроме меня, тогда работали ещё силач Подмёткин, «человек-змея» Люцов, его жена Ольга – «королева воздуха», шпагоглотатель Баут и музыкант, игравший на разных инструментах, Быков.

Больше всего страдал от голода силач Подмёткин.

– Да пойми же ты, – кричал он хозяину, – я есть хочу! Дай полтинник!

– А где его взять, полтинник-то? – отвечал Ринальдо. – Вчера сбору опять было три рубля с копейками. Никто на вас, артистов таких, и смотреть не хочет!

– У меня все мускулы слабеют! – жаловался Подмёткин.

– Может, поджечь балаган? – серьёзно спрашивал Ринальдо.

– Вы с ума сошли, Ринальдо, – отвечала «королева воздуха». – Скоро праздники, новый год, публика как повалит к нам ходить, битковые сборы будут!

– Держи карман! – уныло говорил «человек-змея». – У меня вот последнее трико порвалось…

Лучше других жилось музыканту. Его полюбили купцы. Он их потешал игрой на гармошке, на свистульке, на барабане с медными тарелками.

А сборы в нашем балагане становились с каждым днём всё хуже и хуже.

Наступил канун нового года. Ринальдо куда-то ушёл. Он понимал, что сегодня мы особенно настойчиво будем у него просить денег.

Целый день мы напрасно искали его по всему городу. Вечером мы, голодные, сидели в нашем балагане и ругались.

– Ох, жизнь наша каторжная! – ворчал я.

– Славно было бы сейчас курочку хорошенькую съесть! – отозвался «человек-змея».

– Порядочные люди под новый год гуся едят, – заметила «королева воздуха».

– Гм… Гуся-то и мы могли бы… – задумчиво произнёс силач.

– Откуда? Откуда? – повскакали все.

Силач показал на меня:

– А вот у него есть. Большой, на всех хватит.

– Ребята, вы с ума сошли? – закричал я. – Моего Сократа? Артиста?

– Что? Испугался? – засмеялись все. – То-то!

Музыкант махнул рукой:

– Ладно! Всё это пустой звон. Надо о деле говорить. Махну-ка я к одному купчишке знакомому. Наверно, полтину отвалит. А?

Все одобрили его предложение.

Быков накинул на себя пальтишко и вышел из комнаты.

Меня тоже потянуло на улицу. На душе было тяжело. Я пошёл бродить по городу.

Ярко освещены магазины. В окнах всякая снедь. Богатые купцы и чиновники в шубах и меховых шапках толпились у прилавков. А бедняки, вроде меня, ёжились на улице от холода и, глотая слюнки, посматривали на витрины. Долго я так бродил по городу и вернулся окоченевший.

Дома я застал большое общество. Музыкант рассказывал что-то смешное. «Королева воздуха», «человек-змея» и силач заливались хохотом.

– Володя, друг, – закричал, увидев меня, силач, – садись! Выпей! Закуси ради нового года!

– Спасибо.

– Закуси, не стесняйся! Ты-то имеешь полное право попробовать этой закуски.

– Хо-хо-хо! – засмеялись все. – Правильно! Полное право!

– Что такое?

Я шагнул к столу. На бумажной скатерти красовался большой новогодний гусь. Часть его была уже съедена; обглоданные косточки валялись на столе.

Я бросился в угол, где стояла клетка с Сократом.

Клетка была пуста!..

Я кинулся с кулаками на сидящих за столом. Кого-то ударил по лицу, кого-то сбил с ног.

Потом я сел на пол, обнял опустевшую клетку обеими руками и горько заплакал.

Ворон  Карп и Галка-Воровка

В заключение расскажу о вороне Карпе и галке-воровке.

Чёрный ворон – умная птица. У него неплохой слух, и он недурно подражает звукам. За это нашего ворона можно назвать «русским попугаем».

Мой ворон хорошо знал своё имя и отзывался на него, – наверное, потому, что «Карп» похоже на его родное «карр».

Я выучил его произносить два слова: «Кто там?» Он внятно, как человек, выкрикивал:

– Кто там?

Вот раз в конюшню цирка забрались воры. Они разбили стёкла в окне и влезли в стойла. Кучера на ту беду спали, как убитые. Жулики сняли висевшие на стене сёдла и сбрую и собрались уже улизнуть с добычей. Вдруг в темноте раздался строгий голос:

– Кто там?

Воры в ужасе побросали вещи и скрылись.

– Кто там? – ещё раз спросил ворон.

Но испуганные воры мчались уже далеко по улице.

Так Карп спас цирк от воров.

Галка же, наоборот, была отчаянной воровкой.

Против меня, окно в окно, жила портниха. И вот моя галка повадилась летать к портнихе на подоконник.

Раз ко мне прибежала работница портнихи.

– Ваша птица украла у нас ложку, а хозяйка, – она заплакала, – думает… на меня…

Я ничего не понимал.

– Какая птица, какую ложку?

– А я сама не знаю какая, – плакала девушка, – а только я её ложки не брала… не брала… Не надо мне её ложки… ничего не надо…

А через несколько дней меня потащили в суд. Оказывается, портниха на меня подала в суд, будто я обучаю птиц воровать и будто я краденое собираю и продаю.

На суде я с возмущением отрицал своё отношение к портнихиным ложкам. Но что же? В моей квартире нашли с полдюжины ложек, украденных у портихи.

Всё это получилось из-за галки. Она летала к портнихе и таскала ложки.

У меня наши целую коллекцию: напёрстки, медные пуговки, перламутровую пепельницу, стеклянную пробку и ещё много интересных вещей.

Я долго доказывал портнихе, что я вовсе не учил галку воровать.

– Просто, – объяснял я, – галки, как и вороны, любят всё блестящее и подбирают, что плохо лежит, но хорошо блестит.

И мы с ней помирились.