Текст книги "В России женщины святые"

Владимир Фадеев
В России женщины святые. Книга лирики

© Фадеев В.А., 2023

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2023

«В руке – подсвечники витые…»

 
В руке – подсвечники витые,
В углу – манящий лик икон.
«В России женщины – святые…» —
Склонясь к листу, напишет он.
 
 
России есть на что молиться,
И песни петь, и жизнь отдать.
Простые и… святые лица,
Сестра, жена, Россия, мать…
 
 
Какие б вечные идеи
Ни освящали тьму времён,
В России женщины святее
И всех идей, и всех икон.
 
 
Зачем оклады золотые?
Есть краше – русская земля.
«В России женщины – святые», —
Склонясь к листу, молился я…
 

«Бог с тобою!..»

 
Бог с тобою!..
С Богом, с Богом!..
Бог судья тебе,
Безбожнее!
Будь любою,
Будь с любовью,
Лишь не сгинь
На бездорожье.
 

«Города серый металл…»

 
Города серый металл
Шрамами улиц изрыт.
Я бы ему прочитал
Стихотворенье навзрыд.
Я бы ему прописал
Сто утоляющих строк,
Чтоб он спешить перестал
Под миллионами ног.
Чтоб миллионы машин
Замерли, бросив вражду,
Чтоб перестали спешить
Люди, которых не ждут,
Чтоб из бетонной горсти
Выпустить тишину,
В город тебя привести.
Одну.
 

«Весь ноябрь перечерчен прошлым…»

 
Весь ноябрь перечерчен прошлым.
Было ль? Не было ль? Бог судья…
Что мне этой разлуки горше?
Разве – неогорчённость твоя…
Мокрый ветер нарочно бросит
Запах грусти в открытую дверь.
Ведь тебя не любил я вовсе,
Отчего же так больно теперь?..
 

Весна

 
…А ночью вдруг Весну застали
В гримёрно-о-о-й!
Разбросанной одежды чёрной
Зиме неведомый покрой
И нагота – как столб позорный!..
Вот бледные запричитали!
Вокруг непрошеных смотрин
Вмиг закружились, залетали
Все: «01», «02», «03»,
И слуги Мельпомен, и слуги Талий,
И просто слуги, и слуги из ушей,
И слуги из калёной стали:
«Мерзавка! Дрянь! Развратница!
Ату её! Взашей!
Как можно в нашем божеском квартале
Без платьица?! Развратница!
За край приличного, за грань?! Дрянь!
По тротуарам, по садам, по лавкам?! Мерзавка!»
 
 
И так всю ночь – кляли, плевали,
Молили новые снега —
Снега, конечно же, упали.
Немой кладбищенский слуга
Убрал покойницу, как грешниц убирали, —
В презренье, в зависть, в венчики молвы…
 
 
А вы
той ночью
о любви мечтали?..
 

«Надо взрываться ежесекундно…»

 
Надо взрываться ежесекундно,
Чтоб не зачахнуть в покое простудном,
Чтобы дороге – трудной из трудных —
Вдруг не закончиться гимном занудным
На сытом застолье плутов и блудней.
 
 
Песню придумать не сладкой и милой,
А чтобы на грифе ладов не хватило,
Чтобы на шее полопались жилы,
Чтоб даже мёртвый из тёмной могилы
Вместе с непомнящим выкрикнул: «Было!»
 
 
Надо взрываться смыслом и делом,
Смехом и гневом, завистью белой.
Чтобы любить – не случайно и вкратце —
Нежностью тоже надо взрываться,
Самой неслышимой, самой несмелой…
 

«Скажи мне, кто строил…»

 
Скажи мне, кто строил
Этот большой Город?
Кто поселил Счастье
В самом большом доме?
Кто на листах улиц
Нарисовал Радость?
Сказал, что жить – будем,
Сказал, что жить – надо.
Любой ночной странник,
Вдруг проходя мимо,
Увидит свет в окнах
Сквозь пелену дыма,
Увидит, как щедро
Себя навек дарит
Такой чудной Вере
Такой чудной парень,
Как на губах милой
Рисует он Счастье,
Как ночь идёт мимо,
Как сон крадёт страсти.
Я расскажу людям
Про этот сад Правду,
Скажу, что жить – будем,
Скажу, что жить – надо,
Скажу себе тоже,
Что уж конец лета,
Что год не зря прожил,
Сажая сад этот,
Что рисовал Радость
На рукавах улиц
И говорил Правду
Взволнованным людям.
 

«Ты слишком хороша и высока…»

 
Ты слишком хороша и высока,
А у меня с далёких детских лет
Тянуться вверх привычки нет —
Я на дожди меняю облака,
На полумрак и тень меняю свет,
На шутку – искренний ответ.
Я из земли не рвусь за облака,
Наоборот – я дождь пока…
 

«Когда, собрав сокровища земли…»

 
Когда, собрав сокровища земли,
В своём стремленье к Счастью неустанны,
Готовы плыть по свету Корабли —
Нас отыскать не могут Капитаны.
 
 
Когда, в любви друг другу дав обет
И в чувствах став открытее и строже,
Проплыть готовы через белый свет —
Мы Корабля найти себе не можем.
 
 
Когда уже приказ к отплытью дан
И Корабли стоят под парусами,
Куда везти – не знает Капитан,
Куда нам плыть – не ведаем мы сами…
 

«С тобой мы одиноки оба…»

 
С тобой мы одиноки оба:
Я от людей о бычно затаён,
Но часто до душевного озноба
Я слышу одиночество твоё…
 

«Добрая, тебе не пел я песен…»

 
Добрая, тебе не пел я песен
Голосом, от юности пустым,
О себе – что я красив и весел,
Что красива и печальна – ты,
Что мы оба, в общем-то, похожи
Одинокостью своей на паруса:
Белый – я, беспечен и безбожен,
Алый – ты, божественно грустна.
 

«Отболело ласковое имя…»

 
Отболело ласковое имя
В устающей нежности моей.
Давние свиданья, а над ними —
То ли Дева, то ли Водолей.
Всё одно. Одни и те же звёзды
Грех желанья отпускают нам.
Не напрасно ли я нежность роздал
Отболевшим быстро именам?
 

«…Любви минутное сиянье…»

 
…Любви минутное сиянье
Уж нас с тобой не ослепит:
Как я, ты сердце не неволь,
Услышь, как засыпает, спит
От наших душ на расстоянье
Любви стихающая боль…
 

«Кому-то нужен Бог…»

 
Кому-то нужен Бог,
Кому-то нужен Демон,
Сегодня – трубный вой,
А завтра – тишь листа.
Для каждого Вора
Нужна своя Кудема[1]1
  Кудема – река в романе Леонида Леонова «Вор», место «отдохновения» главного героя.


[Закрыть],
И грустная любовь —
Для каждого Шута.
 

«Когда ко мне, непрошены, незваны…»

 
Когда ко мне, непрошены, незваны,
Приходят мысли мрачные и в ряд
Садятся на скрипучие диваны
И ржавыми пружинами скрипят,
То больно мне – но есть от боли средство
Рассеять мрачность, мысли не губя, —
Я половину взял его у детства,
Другую половину – у тебя.
 
 
Жестоких войн кровавые забавы
Перечеркнут любовь и доброту
И угольки давно горевшей славы
По вымершему полю разметут.
Из роковых огней всемирных бедствий
Надежда к жизни вынесет меня.
Я половину взял её у детства,
Другую половину – у тебя.
 
 
Когда вступлю в годов почтенных царство,
Увижу, как меж топких берегов
Течёт по мне мальчишество, пацанство,
И больше не пускает никого.
Вот всё моё нехитрое наследство —
Петь песни, грубо струны теребя.
Я половину взял его у детства,
Другую половину – у тебя.
 

«Два разностранных, два хромых изгоя…»

 
Два разностранных, два хромых изгоя
В двух храмах, в двух неспасах-на-крови,
Мы всё-таки стоим пред аналоем
И даже объясняемся в любви.
 
 
Но далеко ль уйдёшь одной ногою?
Одним крылом не умахать от тьмы.
Мы стали друг-от-дружние изгои.
Слепы, глухи, немы. Совсем не мы…
 

«Вы меня забыли…»

 
Вы меня забыли.
Были заняты другим.
Были «за»,
Но вот – забыли,
Спряталась любовь за были,
И потухли – только дым —
Огнестрельные глаза.
А я помню, как я ждал и как я жил,
Помню, как по джунглям жил
Прокралась – вы были «за»! —
Саблезубая гроза.
 
 
Вы – не помните,
Вы мните.
Мнёте шляпку. Наказанье.
Есть судьба: был просто Витебск,
ЗаШагал и стал – сказаньем.
 
 
Оставайтесь.
Не шагайте.
Тень свою оберегайте.
Не волчок придёт, а волк —
Будет белка и свисток…
 

«Дети мои – завязь моя…»

Сашеньке, Настеньке

 
Дети мои – завязь моя.
Логос.
Голос Лен.
Дети мои – «Зависть моя
К Богу» —
Гобелен.
 
 
Дети мои – древность моя,
Многость.
Травести.
Дети мои – ревность моя
К Богу.
Бог простит.
 
 
Дети мои – повесть моя
Слогом
Верным от «а» до «я».
Дети мои – помесь моя
С Богом,
Он от рая, от ада – я.
 
 
Дети мои – медь, серебрённая до черни, —
Дочери,
Каждая – в муках стих.
Дети мои – две самобранные скатерти —
Матери
Внуков моих.
 

27.10.96

«Лена, миленький мой, сохну!..»

 
Лена, миленький мой, сохну!
С тщетами к дождю,
Сажей, поглотившей охру,
Лена, сохну,
А не просто жду.
 
 
Лена, миленький мой, гасну!
С тщетами к огню,
Непроизнесённой гласной,
Лена, гасну,
А не просто сплю.
 
 
Лена, миленький мой, гибну!
Омут: мразь и гнусь!..
Флейтой, исполнявшей гимны,
Лена, гибну,
А не просто гнусь…
 

«В этом городе, как войдёшь, налево…»

 
В этом городе, как войдёшь, налево,
Между бывшей дворницкой и приёмкой в стирку белья
Жили два привидения, незатейливых привидения,
Одно – в белых звёздочках – ты,
И без звёздочек, просто белое – я.
 
 
Были созданы друг для друга
В одном городе, в одно время,
Но проходили сквозь и мимо друг друга,
Как привидения.
 
 
Были сцеплены Провидением
Такая белозвёздная ты и такой беззвёздный я,
Но думали друг о друге только:
«Ах, какое мне было видение —
Точь-в-точь такое же привидение, как и я!..»
 
 
Плакали, даже невстреченности рады,
Сидя на одной скамье,
Где обычно отдыхало привидение-весна,
Ты, незаметная, занималась астрофизикой сада,
Я, невидимый, геометрией сна.
 
 
А в этом городе, по моим наблюдениям,
И по наблюдениям моей белозвёздной заодно,
Все-все знали про два влюблённых привидения
И даже, счастливые, видели какое-то одно.
 
 
И только мы, созданные друг для друга,
В одном городе, в одно полувечное время
Всё проходили и проходили сквозь и мимо друг друга,
Как привидения…
 

«Нет, не вспомню твоё лицо…»

 
Нет, не вспомню твоё лицо.
Помню – мятный луг – губы пахли.
Помню, средь тишины, птенцом,
Оступившимся в бездну, ах-нула…
 
 
Как украдкой звала меня —
Голос помню рисковожалкий.
Помню, холод во мне кляня,
Вдруг шептала ты жарко: «Жарко!»
 
 
Помню, как проклинала ночь,
Как последней щепоткой силы
Ты с надрывом бросала: «Прочь!»
А потом на коленях: «Милый!..»
 
 
Как рассветом с девичьих глаз
Грубо женские слёзы смахивал…
Уж не вспомню лица сейчас,
Помню – мятый луг – слёзы пахли…
 

«Я знаю тыщу нежных фраз…»

 
Я знаю тыщу нежных фраз,
Да что с того? Ведь в трудный час
Нам не словами от обиды заслонять ся.
На сколько бед один ответ?
Одна любовь – на сколько лет?
И сколько сил, чтоб над обманами подняться?
 
 
Нет, любовь не та, что зимой чиста,
И любовь не та, что весной в цветах,
Вот если осенью и в дождь
Её над грязью пронесёшь
И не запачкаешь – тогда любовь поймёшь.
 
 
Как ни старался, я не смог
Вместить всё нужное меж строк —
Не утерпел, не удержался, встрепенулся!
Когда ж я спел, какой-то пёс
На всё пропетое донёс,
А кто недавно жадно слушал – отвернулся.
 
 
Эх, не те друзья, с кем не пить нельзя,
И не те друзья, что ползут в князья,
Друзья те, когда ведут
Через толпу на Страшный Суд
И все молчат. Друзья кричат: «Мы тут!»
 
 
Непониманье, как стена.
Невиноватая вина
И на весах судьбы неровное качанье.
И знаешь – некуда спешить,
И знаешь – может оглушить
Пустой квартиры непривычное молчанье.
 
 
Ведь не та жена, что стране нужна,
И не та жена, что наряжена,
Только та жена,
Что с тобой нежна,
Когда грудь в ножах, сердце в скважинах…
 

«В тебе ростки моей беды…»

 
В тебе ростки моей беды,
Я поливаю их любовью,
И рушат душу казановью
Его труды.
 
 
Во мне угли твоей любви.
Ты заливаешь их слезами,
Пожар взметнул крыло и – замер,
Увы…
 

«В начале всех своих начал…»

 
В начале всех своих начал
Знакомы были мне печали,
Я в Вас их тоже замечал,
А Вы меня не замечали.
 
 
Я путы рвал меридиан,
От всех ворот звенел ключами,
Вас находил в любой из стран,
А Вы меня не замечали.
 
 
Был час – Вам ангел изменял!
Какими Вас ни жгли речами!
Один я со щитом стоял,
А Вы меня не замечали.
 
 
За Вас – дуэль, в честь Вас – турнир!
Стрелял и рублен был мечами,
Я был герой. Я был кумир.
А Вы меня не замечали.
 
 
И в карнавалах при луне
С открытым сердцем и плечами
Все маски предлагались мне.
А Вы меня не замечали.
 
 
Я был богат. Богатств мужи
При мне скромнели и молчали,
Я ж только Вами дорожил.
А Вы меня не замечали.
 
 
В стране Любви, в стране Чудес
Меня на царствие венчали.
Был трон, был треск, был звон, был крест.
 
 
Лишь Вы меня не замечали…
 

«Прожит год…»

 
Прожит год —
Какая малость!
Что не в счёт?
А что осталось?
Прожит год,
Порос быльём —
Мы живём…
Что осталось?
Что не в счёт?
Вот:
Горсть любви, щепоть стыда,
Вкус запретного плода,
Луч луны – он нас тогда
Проводил от «нет» до «да»
И оставил в нём
Вдвоём.
Что ещё?
 
 
Долька счастья.
Крошка грусти.
Капля слёз.
Понемногу, но всерьёз.
Всё-с…
 

«Я не грезил тобой по ночам…»

Л.К.

 
Я не грезил тобой по ночам,
Не нырял белой птицей в локоны
Огнерыжих, из пены сотканных,
Расклубившихся по плечам.
 
 
Я не знал за тобой красоты,
О которой шуршался б с соснами,
Той, что всякие былки росные
Перелюбливает в цветы.
 
 
А в глазах – омутам омута! —
Не топил свои струги и лодьи,
А метался по мелководьям —
Поволока и – пустота.
 
 
И зачем теперь так стучишься,
Постаревшее в одиночье
Горе-сердце? И каждой ночью
Ты всё снишься, всё снишься, всё снишься…
 

«Это всё, что осталось…»

 
Это всё, что осталось.
Всё. И свечка – короче, короче…
Удлиняется лишь усталость —
Знак прокуренной этой ночи.
 
 
Скатерть – площадь Шотландской Юбки.
Бой бычков: «в томате» – «в помаде».
Ферзь-фужер. Пешки-стопки – ступки
Для смещения разных ядов.
 
 
Простынь – просто пустыня. Сладко
Неслучившееся смешенье.
Пуговка, духи, перчатка,
Дым – улыбкою – в утешенье.
 
 
Да – тень музы, и вот строка с ней,
Мелочей перечисленных кроме.
Впрочем, свечка сейчас погаснет,
И один я останусь в доме.
 

«А завтра – Господи! – февраль…»

 
А завтра – Господи! – февраль…
Любовь без запятых и сводни.
С небесных гаваней сегодня
Готовы выпустить мистраль.
 
 
Позёмки выползут из лога,
Проснётся в логове метель,
И с воем по кривым дорогам
Затянет вьюга канитель —
 
 
Кидаться, ластиться, вздыхать…
Как незнакомка, как родная,
О ненаписанных стихах
Душа февральская рыдает.
 
 
В ней чёрт ли вычурно хохочет,
Иль страсти месит бес босой?
Тот – в лоскуты, а этот – в клочья
По Малой Спасской колбасой.
 
 
Дымит реки-Москвы кальян.
Легко за тюлевою далью
Мне слушать болтовню февралью
Через оконные щелья́.
 
 
И полночью иссиня-белой
По закуткам, где чуда ждут,
Три сна – Марина, Анна, Белла —
Походкой снежною пройдут.
 
 
Любовь без запятых и сводни
Из синей дали – в белу даль,
Ведь завтра… Господи, – сегодня!
Февраль.
 

«Снегонебо стекает плавно…»

 
Снегонебо стекает плавно
Чёрное – в белую заводь ночи.
Не сумел я опять о главном —
Ни с налёта, ни между прочим.
Побоялся опять разрушить
Наважденье полупризнаньем,
И сутулятся полудуши
Друг от друга на расстоянье.
 

«Вьюга в сквере молится…»

 
Вьюга в сквере молится:
«стынь, земл я!»
У Москвы два полюса —
ты и я.
Вьюга чешет волосы
по мостовой,
У Москвы два голоса —
твой и мой.
Вьюга белым выменем
кормит стих.
У Москвы два имени —
я и ты.
Вьюга гонит по миру,
как сквозь строй.
У Москвы два номера —
мой и твой.
Вьюга жжёт колючками
снеговья.
От Москвы два ключика —
ты и я…
 

«Мы были нищими – весьма!..»

 
Мы были нищими – весьма!
Да от безгрошья нам ли охать?
Та полоумная весна
Осваивала нами похоть.
 
 
Мы эти вешние азы
Впитали дружною скворешней.
Весна же, полная грозы,
Хвалила нас за небезгрешье,
 
 
Хвалила за уменье петь,
Водить языческие плясы,
За неумение хотеть
По правилам десятых классов.
 
 
Склоняли нас: гнать, гнуть, гноить!
Склоняли так, что я усвоил
Тогда склонения свои:
Весна с весной весну весною.
 

«Любовь – увы! – в зените…»

 
Любовь – увы! – в зените
Центробежна.
Она уж не любовь. Лишь рвенье
Продлить полёт
В нелепость.
 
 
Так грусть после соитья
Неизбежна.
И тяга к откровенью
После трёхсот
С прицепом…
 

«Утрата-жизнь. Не оттого ли поиск…»

 
Утрата-жизнь. Не оттого ли поиск
Её сопровождает с малых лет?
Мы ищем Справедливость, в книгах роясь,
Мы ищем Истину, которой – знаем! – нет.
 
 
Любовь – вот кладам клад от века!
И не найдя её в который раз,
Мы долго ищем просто человека,
Похожего пороками на нас.
 
 
А станет мудрый лоб в морщинной скани,
Искать рванёмся, зеркалу грубя,
То – самое простое для исканий
И самое пропащее – себя…
 

«Как в юности – недотрога!..»

 
Как в юности – недотрога! —
«Кто? Ты, дорогой?» – «Нет, не я».
Дорога уже не дорога,
Когда заросла колея
 
 
Бедой-лебедой ли, неверьем,
Вдвоём неумением жить.
«Я! Я!..» – «Отойдите от двери,
Здесь некого сторожить».
 
 
Не стало нас – сумасшедших
Внутри полоумных дрём,
А как мы веснились в прошедшем,
Дошедшим до нас ноябрём,
 
 
Дарящим – по бездорожью —
Каждому. Кинулись дорожить
Даже другдружней ложью,
Двойным неумением жить.
 
 
«Милая! Этот замок
На ласки моей клею!..»
«Сказки!.. Но эта яма
Похожа на колею…»
 

«Поезд рвал города, поезд дыбился кошкой…»

 
Поезд рвал города, поезд дыбился кошкой,
По-дебильи упрям, проби вал век плечом.
А дебелая муза гляделась в окошко
И мурлыкала, как всегда, ни о чём.
 
 
Гарью встречной беды забивалось дыханье,
Разучившись смотреть, боли щупал зрачок.
А девчонка-любовь истекала стихами
О стихах, о весне, о любви – ни о чём…
 

«С Дед Морозом стол накрою…»

 
С Дед Морозом стол накрою,
Звёздным и сухим.
Утону в глазах коровьих
Маршальской снохи.
 
 
Забренчу по струнам ржавым,
Что бренчу всегда.
Спросит: «Это Окуджава?»
Подыграю: «Да».
 
 
Разномирье – песни, званья…
Гибель голубят —
Безымянье узнаванья
В маршальстве себя.
 
 
Разморило Дед Мороза —
Старость да жара.
 
 
Ах, как свежи были розы
У меня вчера!..
 

«Скрипел мороз. Кровать – крещендо – пела…»

 
Скрипел мороз. Кровать – крещендо – пела:
«Скри-кра, скри-кра…» – прекрасная кровать!
«Да п-г-иучитесь к-г-аны зак-г-ывать!» —
Сосед
с кромешной
кухни
кричал,
картавя,
очумело.
А как не закричать, когда кругом – скри-кра,
Скри-кра! —
Скрипит?!
Когда другим в крещенский мрак пре-кра —
Пре-кра —
сно и тепло?!
«Всё на хе-г вытечет!..» – кричал сосед.
И всё текло…
 

«Листком и веткой притворяемся…»

 
Листком и веткой притворяемся —
Ведь как ни крепко нас связало,
Мы всё теряем и теряемся,
Как две иглы в стогу вокзала.
 
 
Антракт ли, занавес – играем всё!
И хоть милы – с виска – виньетки,
Мы всё стираем и стираемся,
Как две расхожие монетки.
 
 
И в знаках, звуках повторяемся…
Застыв в сентябрьском задымье,
Мы всё стареем, хоть стараемся
Друг друга видеть молодыми.
 

«Вбирая в панциря полуокружье…»

 
Вбирая в панциря полуокружье,
Любимых бережём как можем —
От нелюбви, недружья и недужья,
Надёжней мамок, нянек, слуг,
Как можем бережём.
 
 
А следует беречь – как нужно,
Полуокружье замыкая в круг.
 

«…А на краешке одиночества…»

 
…А на краешке одиночества —
Пустота,
И ни имени, и ни отчества
Я не знал,
И ни адреса, и ни номера,
Лишь глаза,
Только волосы – волны по морю —
Густота.
Нежность плачется, нежность светится,
Как звезда,
В этом городе нам не встретиться
Никогда,
В этом городе заколдованы
Все дома,
Здесь любовь моя перекована
На роман.
Здесь и сказочник куркулём сидит
В ЖКО,
Здесь на улицах звёздной полночью —
Никого,
Здесь влюблённые объясняются
На словах,
Да украдкою за прохожими
Ходит страх,
Да летают на голых вениках
Две беды.
Запечатаны в муравейнике
Все ходы.
В полночь-заполночь вдруг захочется
Поболтать,
А на краешке одиночества —
Пустота…
 

«А я видела во сне…»

 
– А я видела во сне:
Русый рыцарь на коне
Брод искал – переправиться ко мне.
Да река была в огне.
 
 
– А мне снился горный город.
Богатырь, кудрями – ворон,
Мчал ко мне, в ход плеть и шпоры!..
Да пройти мешали горы.
 
 
– А мне снился до утра
Ваня, рыженький дурак.
– Что за грохот со двора?
– Он, сестрицы!.. Мне пора…
 

«Как мороженно растаял…»

 
Как мороженно растаял
В том черёмуховом мае
Долгосладкий поцелуй!
И – зима. Ветвей в мелу
Чёрно-моховые блики.
Губы – прочь.
Остальное всё – точь-в-точь:
И приметы, и улики…
 

«Родная, языка стихий…»

 
Родная, языка стихий
Я был лишь тенью,
Словами пишутся стихи
По неуменью,
 
 
Родная, по незнанью нот —
Ещё преграда! —
Нам слышалась наоборот
Музы́ка лада.
 
 
Родная, сделайся добрей
К – меж нас – полыни,
Чтоб доброй сделаться родней,
Чем ныне.
 
 
Родная, я к тебе привит
Дичком послушным.
За устьем у реки-любви —
Единодушье.
 
 
Родная, прошлое кроя
Клюкой стальною,
Знай, что моя душа – твоя,
А остальное…
 

«Вина – хмуры. Недружно бокалы звенят…»

 
Вина – хмуры. Недружно бокалы звенят.
Ты одна за столом понимаешь меня.
Мины – дуры. Шипящие мины острот.
«Замолчи, остролюб! Запевай, обормот!»
 
 
Не вода. Но бокалы – беда! – не звенят.
Ты одна за столом поминаешь меня.
Кротко глазом коровьим косит небосвод.
«Не спускайся за край! Не растай, обормот!»
 

«Смотрите в оба…»

 
Смотрите в оба:
Вскипанье крови
От чуть заметных
Движений брови.
Смотрите оба
И – с удивленьем:
Душа-амёба
Растёт деленьем!
Творцов творенье —
Творцы, не твари,
Одно паренье
Достойно – в паре.
А так – хоть в бездну,
Свистяще, шумно,
Любовь полезна,
Пока безумна!
Свята – конечно,
Когда безбожна:
Жизнь – неизбежна,
Смерть – невозможна.
Любовь до гроба?
За гробом чтобы —
Смотрите в оба,
Смотрите оба.
 

«Жизнь – узел на луче…»

 
Жизнь – узел на луче.
Боль света. Светоболь.
Боль – Бог. («Бо-бо» – куда точней!)
Любовь, конечно, правильней – люболь.
И ей – такой! – регистр мал
Любой.
Mon mal!
Люболь – звезда, болид.
Смотри
На свет: болит
В таком внутри,
Где докторам запрет…
 

«Кто прав в любви – тот виноват…»

 
Кто прав в любви – тот виноват.
Даётся лишь умеющему дать,
Тщетны тысячи киловатт —
Душу надобно настрадать.
 
 
Люди-непоэты – птицы не в полёте.
Или – не умеющие петь.
Ниоткуда – душу не возьмёте.
Душу надобно натерпеть.
 
 
У меня ещё нет души —
Да откуда ей в этом быть?
В междусобьи громов и тишизн
Душу надобно налюбить.
 

«Не снишься – не беда…»

 
Не снишься – не беда,
Знать, высоко живёшь.
Не снижься никогда!
 
 
Ну, разве только в дождь…
 

«Мне ни опиума пить, ни зелья́…»

 
Мне ни опиума пить, ни зелья́,
Я и так – больше я, чем я!
Ни свиданий, ни признаний пустых —
Я и так – больше ты, чем ты.
 

«Две лжи воровато-спесиво…»

 
Две лжи воровато-спесиво
Поднялись двуглавой горой:
Мужская: «Она некрасива!»
И женская: «Он не герой!»
 

«Эй, скажи на милость…»

 
– Эй, скажи на милость,
Что произошло?
Переворошилось
И добро, и зло.
И в любви кручина —
Васильки во ржи…
Боже, что случилось?
– Что случилось? Жизнь…
 

«Молчаньем сатанею…»

 
Молчаньем сатанею:
Не золото – обман!
Сказать пять слов – важнее,
Чем написать роман.
От серенад неспетых
В луга не убежишь.
Любить всё лето – это
Подольше, чем всю жизнь…