Текст книги "Вкус жизни (сборник)"

Владимир Гой
Вкус жизни (сборник)

© В. Гой

© FLAI PALETE

© Сергей Козлов

© SIA BURTLICIS

* * *

Дрэйк

– Мистер Дрэйк, как вам удалось всего этого добиться, какая волшебная птица помогла вам взлететь на Олимп богатства и славы, и вообще, с чего вы начали? – прервал затянувшуюся паузу репортер из вечерней газеты, вызвав довольный шумок среди собратьев по перу из других изданий.

Дрэйк усмехнулся, достал из коробки толстую сигару, откусил кончик по давней привычке и прикурил, с любопытством разглядывая задавшего вопрос репортера. «Может, уже пронюхали эти газетные крысы, – мелькнула мысль. – Ну и плевать, пусть знают, может, поумнеют». Дрэйк сделал глубокую затяжку и обратился к собравшимся в его кабинете:

– Вообще-то это долгая история, но если у вас есть желание послушать…

Ему не дали договорить, все выразили бурное желание услышать исповедь самого богатого человека года. Дрэйк распорядился принести всем все, что они пожелают, подготавливая их к долгому рассказу, взял еще одну сигару, чуть задумался и начал:

– Мне тогда было двадцать четыре года…

Осенние листья, подобно луковичной шелухе, покрыли толстым слоем всю землю Гойдманского парка. Том бесцельно бродил по парку уже несколько часов. Ему доставляло удовольствие зарываться при ходьбе по щиколотку в опавшие листья и изредка подфутболивать их ногой, любуясь разноцветным веером.

Работы у него не было уже больше года, но отчаянию он не поддавался, считая, что обязательно должно когда-нибудь повезти. По вечерам он читал приключенческие романы, где главные герои всегда находили много денег, золота, изумрудов и начинали жить припеваючи. Как он любил об этом помечтать, и сейчас в Гойдманском парке мысленно откапывал где-то клад и пересчитывал найденные золотые монеты древней чеканки. Но, совершенно замечтавшись, зацепился ногой за скрытый под листьями корень и полетел головой вниз на пушистый с виду ковер. Приземление было удачным, он вовремя выбросил вперед руки, и весь удар пришелся на ладони.

Перед самым лицом из-под листьев выглядывала ручка саквояжа с привязанной к ней багажной биркой авиакомпании. Том, не поднимаясь, потянул за ручку и вытащил весь саквояж. Оглядевшись по сторонам, Том сел и попытался его открыть. Но сложный замок с шифром никак не поддавался. Тогда он достал из кармана нож и, прорезав сбоку кожу саквояжа, заглянул в него. Весь саквояж был набит плотными стопками зеленых купюр по сто долларов каждая. На лбу Тома выступила испарина, ему казалось, что из-за каждого куста на него пристально смотрят страждуще-любопытные глаза. Он зажал саквояж под мышкой и быстрым шагом пошел домой. Ноги так и пытались перейти на бег, но Том сдерживал в себе это желание. Не дай Бог остановит любопытный полицейский и поинтересуется, куда это он спешит и что у него с собой. В свою однокомнатную квартирку на третьем этаже он поднимался, затаив дыхание, – не хотелось повстречаться с любопытными соседями.

На столе перед ним возвышалась горка из пачек банкнот. Ему было радостно и страшно: а вдруг кто узнает? Всю ночь он провел в раздумьях, что с ними делать. Понимая, что если вот так, сразу, он начнет позволять себе все, им быстро могут заинтересоваться нежелательные люди и власти, те и другие знали его образ жизни, и малейшее изменение приведет к непредвиденным последствиям. В конце концов, перед самым рассветом, он нашел выход – решил занять денег у отца и заняться бизнесом, так, для виду, а хорошая жизнь чуть-чуть подождет.

Он сложил все деньги в толстый непромокаемый мешок, увез их далеко за город и закопал в лесу, в надежном месте.

Отец долго не хотел ссужать сыну деньги, не без оснований считая его большим разгильдяем. Но слезные заверения и удивительное желание сына что-нибудь провернуть убедили отца дать ему шанс. Он пообещал оплатить по счету покупку чего-либо для перепродажи. Но только в том случае, если посчитает это выгодным и получит свой процент от прибыли.

Том бросился в бой. Объездил всех своих знакомых, узнавая, нет ли чего интересного, на чем можно сделать деньги. Но они с сожалением пожимали плечами, мягко отказывали. Никто не хотел иметь с ним дела. Обида и злоба душили его, вызывая еще большее желание вылезти наверх и стать выше их всех.

Через две недели он завез в город редкий товар и заработал на нем первые три тысячи долларов. Потом пошли не менее выгодные сделки. Том с головой ушел в свое увлечение: это нельзя было назвать работой, для него это был своего рода спорт, где он хотел вырваться на финишную прямую, намного опередив своих соперников. Не каждый день приходили новые доллары, случалось и так, что они безвозвратно улетучивались – бизнес есть бизнес.

– И я стал не просто Том, а мистер Дрэйк, – закончил свой рассказ Том Дрэйк.

Репортеры, увлеченные рассказом, не заметили, как пролетели два часа. Мистер Дрэйк был замечательный рассказчик, он обворожил своих слушателей проникновенным голосом. Они сидели молча, удивляясь и немного завидуя его неиссякаемой энергии и, конечно же, тому заветному саквояжу. Когда Дрэйк поднялся из кресла, показывая, что прием окончен, все тот же молодой человек из вечерней газеты спросил:

– Извините, мистер Дрэйк, а что, тот миллион вы спустили, как хотели?

Дрэйк усмехнулся и после небольшой паузы ответил:

– Спустя два года, как я начал заниматься бизнесом, на моем банковском счете появилась шестизначная цифра. Решив, что пришла пора забрать свой гарантийный капитал, я откопал его.

– И что?! – спросил нетерпеливый репортер.

И что? Понес деньги в банк к своему отцу. Представьте же себе мое изумление, когда все эти деньги оказались фальшивыми! – на минорной ноте закончил свою историю самый богатый человек года Том Дрэйк.

Иероглиф

Ее лица я совсем не запомнил, но длинные стройные ноги, тонкая талия, зовущая грудь и странная татуировка на спине в виде какого-то иероглифа, напоминающего покривившийся забор, отпечатались в памяти надолго. Мы расстались так же быстро, как и встретились, все пронеслось в безумном веселье, заливаемом вином, в шумной толпе таких же прожигателей жизни, как и я. Под утро, стряхнув с себя остатки сна несколькими глотками пива, я еще раз окинул взглядом ее соблазнительные формы под одеялом, прогнал прочь интересные мысли и, быстро натянув джинсы и свитер, тихонько выскользнул из номера в коридор. Постояльцы отеля в это раннее утро спали безмятежным сном отдыхающих, и разбудить их мог только бесплатный завтрак или запланированная поездка по окрестностям курорта. Мне же пора было домой уже давным-давно, еще вчера.

Я брел по пляжу побитой собакой, изнуряемый моральным похмельем и разными дурацкими мыслями. Даже солнце, вылезшее из-за сосен, смотрело на меня громадным осуждающим красным глазом. Скинув одежду, я стал медленно заходить в море, радуясь еще теплой со вчерашнего дня воде. Пройдя первые три мели, я сделал глубокий глоток воздуха и нырнул в глубину, коснувшись животом ребристого от волн песка. Тут вода была как слоистый пирог – то холодная, то теплая, еще не успела перемешаться.

Я все плыл и плыл куда-то в глубину, и только когда в груди судорожно начали сжиматься мышцы от нехватки кислорода, вынырнул на поверхность и медленно поплыл вдоль буйков, понемногу приходя в себя.

Дочь профессора Тепличкина была для меня неплохой парой, только корчила из себя жуткую недотрогу, и когда я украдкой пытался потрогать ее за грудь, она хмурилась, отводила мою руку в сторону и почти таким же голосом, как у ее папаши, безапелляционно заявляла: «Все после свадьбы». Прошло уже три года, как я переехал из своего провинциального городка у моря в большой красивый город по приглашению одной известной компьютерной фирмы, а несколько месяцев назад познакомился на приеме в местном университете с необыкновенным созданием в женском обличье. Через знакомых я вскоре выяснил, что она дочь местного научного светилы и действительно абсолютно недоступная. Меня это не остановило, а только еще больше раззадорило, ведь известно, что самые вкусные плоды – запретные.

Целый месяц мы ходили с ней, держась за ручки, как в первом классе. На мои первые попытки сложить губы в трубочку она своим тонким указательным пальцем накладывала на них табу и, нахмурив брови, осуждающе покачивала головкой. Только через полтора месяца я наконец коснулся ее губ своими, после чего ловко увернулся от оплеухи. Она нравилась мне с каждым днем все больше и больше. Вечером я приходил в свою маленькую квартирку, ложился на диван и предавался сумасшедшим мечтам – она должна быть моей!

На свадьбе собралась вся профессура и мои новые друзья в этом городе. Родители приехать не смогли, но прислали поздравительную телеграмму и две тысячи долларов из своих скромных сбережений. Банкетный зал ресторана «Метрополь» трещал по швам от избытка гостей. Тосты произносились один за другим, и на каждое «горько» я с удовольствием отыгрывался на своей невесте за столь долгое воздержание затяжным страстным поцелуем, но мысленно я уже видел ее на своем двуспальном диванчике.

Гости все никак не хотели расходиться, и только в начале четвертого мы распрощались с родителями и отправились на заказном автомобиле в свое гнездышко.

Давно я так быстро не раздевался и не раздевал. Ее белоснежное платье было сорвано в одну секунду, чувства путались и страсть переполняли меня всего. Покрывая поцелуями ее тонкую шею, животик, грудь и ноги, я не мог насладиться быстро этими мгновениями и стал целовать ее красивые пальчики на ногах, перевернул ее к себе спиной и… замер. Между нежных лопаток красовался давно забытый мной странный иероглиф, похожий на перекошенный забор. Мгновение я пребывал в растерянности, а потом продолжил путешествие по ее телу своими губами.

Я никогда не спрашивал о ее прошлой жизни, только однажды спросил о странной татуировке на спине, и она скупо проронила: «Так, ошибки молодости», и все. Ну а я стал еще большим философом и вообще перестал удивляться превратностям судьбы.

Трус

Дик Кроус был страшный трус. Если обычный трусливый человек, почувствовав опасность, замирает от страха и все мысли его заняты только тем, куда бы побыстрей улизнуть, то у Дика это чувство проявлялось в совершенно иной форме и в эти довольно нередкие моменты его жизни доставляло немало хлопот ему самому и тем, кто его окружал. Но зато однажды он получил известность как удивительно смелый человек. Когда поздним вечером на него напали двое крепких молодцов, пытаясь «проверить» содержимое портфеля, Дик со страху отделал их так, что в ближайшем полицейском участке начали сомневаться, кто на кого напал.

А на следующий день в вечерних новостях передали о смелом поступке муниципального бухгалтера, который совместно с полицией помог задержать опасных преступников. И никто не догадывался, что бедный Дик несколько дней после этого не мог спокойно ходить по улицам, а как только начинало смеркаться, прислушивался к шагам на лестничной площадке, опасаясь ограбления или еще чего похуже.

Коллеги-мужчины после этого случая стали смотреть на него с уважением, а женщины начали обсуждать, на какие тайные поступки он мог быть способен, и посматривали на него дерзкими желающими глазами. Дику это нравилось, и иной раз ему и впрямь начинало казаться, что он этакий супермен. Но стоило ему лишь выйти за большие резные двери муниципалитета, как вся смелость оставалась там, в служебном кабинете, а выползавший откуда-то изнутри страх брал под руку. Так вдвоем со страхом они и добирались домой.

Когда его нервы были уже на пределе, Дик решил купить пистолет. Ну так, на всякий случай. Магазин огнестрельного оружия находился рядом со службой, и Дик стал захаживать туда почти ежедневно, разглядывая автоматы, пистолеты и другие занимательные штучки. Вскоре его выбор остановился на симпатичном шестнадцатизарядном автоматическом браунинге в кожаной подмышечной кобуре.

Дома Дик примерил на себя эту самую кобуру, сунул в нее пистолет и встал перед зеркалом. Да, теперь он явно себе нравился – в глазах появился какой-то металлический блеск под стать дулу браунинга, выражение лица стало уверенным и спокойным, как у героев американских боевиков. Поворачиваясь перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, он все больше и больше убеждался, что это как раз то, чего ему не хватало всю жизнь.

Утром, собираясь на работу, он пристраивал под мышкой свою новую игрушку, несколько раз, как бы тренируясь, выдергивал пистолет из кобуры и нацеливал в зеркало на самого себя. Наигравшись, надевал пиджак, на него сверху плащ и отправлялся к своим бухгалтерским отчетам. По улице он теперь шел не спеша, уверенно поглядывая по сторонам. В кабинете он снимал с себя «сбрую» и засовывал ее поглубже в ящик стола, прикрывая сверху папкой с конторскими документами. А в течение дня обязательно по нескольку раз выдвигал ящик, любуясь предметом, который принес ему столько уверенности в себе. Так продолжалось изо дня в день.

Однажды второпях он забыл пистолет дома. У Дика появилось ощущение, будто каждый второй смотрит на него искоса, с какими-то тайными намерениями. Вечером, выскочив на остановке из автобуса, он стремглав, как в былые времена, бросился бежать к своему дому. Не успев отбежать и ста метров, он услышал позади грубый окрик:

– Эй, постой!

Но Дик припустил еще быстрее. Добравшись до подъезда, он оглянулся и увидел, что кто-то его нагоняет. Дик рванул дверь и, перепрыгивая через ступени, понесся к себе на третий этаж. Тот, бежавший сзади, через секунду был уже в подъезде и опять окликнул Дика:

– Эй! Эй!

Но Дик не отзывался. Торопясь, не попадая ключом в замок, он открывал дверь в квартиру, слыша быстро приближающиеся шаги. Захлопнув за собой дверь, Дик забежал в спальню и схватил со стула у кровати свой пистолет. Судорожно расстегивая кобуру, достал браунинг и тихо подошел к двери, весь покрытый каплями пота. В голове стучало: «Пусть только попробует войти. Пусть только…»

Когда раздался резкий звонок, Том вцепился в пистолет мертвой хваткой и его палец сам нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал сухо и убедительно. Весь сжавшись от жуткого страха, он долго не открывал дверь. И только когда услышал на лестнице голоса соседей, выглянул.

У дверей на полу лежал незнакомый мужчина, сжимая в руке его портфель, забытый в автобусе.

Акулы

Она меняла цвет своих волос, как хамелеон меняет цвет своей кожи, но большую часть времени оставалась брюнеткой, что было ближе к ее естественному цвету. Природное умение приспособиться к окружающему миру делало ее удивительно похожей на этого замечательного гада, с той лишь разницей, что он меняется для того, чтобы спрятаться от своих врагов, а она – чтобы их заманить. Все зависело от того, какой цвет волос, манера поведения, одежда были по вкусу ее новой жертве – так она и облачалась.

Приметив на какой-нибудь вечеринке свой будущий кошелек, она обращала внимание на женщину, с которой он пришел, обязательно пыталась с ней познакомиться, и в компании, используя природное хвастовство представительниц своего пола, когда они трещат языками все одновременно, за вечер узнавала многое, что помогало ей завоевать разум друга ее новой разговорчивой знакомой. Конечно, нельзя сказать, что они начинали выкладывать про своих спутников все вплоть до исподнего, но кое-какие штрихи за целый вечер можно было почерпнуть, и этого иногда было вполне достаточно, чтобы начать охоту.

Мужчины обычно заглядывались на ее тонкие длинные ноги – их нельзя было назвать идеально правильными, в них присутствовал незаметный штрих кривизны, что делало их безумно сексуальными. Ее оттопыренная попка вызывающе круглилась под юбкой, как бы жалуясь всем окружающим, что ей здесь тесновато и что она была бы рада освободиться от этих сжимающих объятий; потом был правильный переход в тонкую талию, выше ей особенно похвастаться было нечем, это был единственный удручающий ее недостаток. Но многие, очень многие западали на эти небольшие холмики с нагло выпиравшими сосками, доказывавшие всему свету свое право на существование.

Он пришел в клуб «Вуду» один. Присел возле бара на неудобный квадратный стул и, заказав кампари с соком, начал незаметно шарить взглядом по столикам, разглядывая лица посетительниц, которые благодаря мягкому матовому свету, казались все очень ровными и приятными. Но это был просто эффект освещения, и он знал, что стоит их отсюда вывести на свет, и сказка может кончиться.

Он перевел взгляд на молоденьких официанток, отдельные места которых были прикрыты лоскутками бордовой ткани в стиле южноафриканских племен. Некоторые были довольно неплохи и могли потягаться своими формами с посетительницами, считающими себя особенными. Дамы пришли сюда со своими кавалерами и ревниво наблюдали, как те поедают взглядом девушек, снующих между столиками. Карен сам не раз ловил себя на мысли, что неплохо бы попробовать одну из них, но отлично осознавал, что стоит ему увлечься, и не без помощи множества нужных и ненужных знакомых в течение недели это может дойти до его жены.

Нет, он не боялся развода, ухода из дома – страшней всего были ее причитания по поводу сломанной жизни и всего остального. Вообще за последние четыре жены он должен был бы и привыкнуть, но его все равно пугало это нытье. Сам не зная почему, после работы он часто тащился в этот бар, пропускал пару кампари и отправлялся в свой загородный дом, где его ждали красивая, но вечно недовольная жена и четырехлетний сын.

С завидным постоянством раз в пять лет он заводил где-то на стороне легкий роман, который вскоре превращался в страстную любовь, и в доме снова менялась хозяйка. Вместе с ней менялась обстановка в спальне, на кухне и по новой пополнялась опустошенная предыдущей хозяйкой гардеробная, перевидавшая на своем веку множество разнообразного тряпья, и если бы она могла говорить, она бы поведала Карену о том, что все ее хозяйки любили это тряпье гораздо больше, чем его самого. Он, наверное, подсознательно понимал это и сам, поэтому ноги и приводили его в «Вуду», а не сразу домой, к очагу, где его, в общем-то, никто и не ждал, за исключением шустрого голубоглазого сынишки.

Когда в бар зашла она, Карен разглядывал официантку с выразительными формами, низко наклонившуюся грудью к обслуживаемому столику, что у него вызвало определенные фантазии, и ее он сначала даже не заметил. Она присела недалеко от него, рядом со стойкой, и что-то себе заказала, так же любопытно поглядывая по сторонам. Она быстро перехватила взгляд Карена, произнесла: «Неплохо» и отвернулась. Сначала ему показалось, что он ослышался, и он посмотрел непонимающим взглядом на свою соседку. Но она уже забыла про него и внимательно рассматривала интересную пару за столиком недалеко от входа.

Элегантная женщина лет сорока пяти держала за руку своего спутника, и они увлеченно болтали. На ее руке было удивительно красивое кольцо, отбрасывавшее разноцветные блики на белый потолок. Она даже немного позавидовала, нет, не кольцу, а тому, как они общались, хорошо проводя время и зная друг друга, по видимости, уже давно. Потом она почувствовала на себе любопытный взгляд своего соседа, но, что говорить, была сегодня не в духе. Повернувшись всем телом в его сторону, посмотрела нахально в его любопытные глаза и достаточно громко, чтоб это услышали девчонки за стойкой бара, спросила, как отрезала: «Ну что, пучеглазый, нравлюсь? Спи спокойно, дорогой друг, не возбуждайся, смотри, куда смотрел», – и кивнула в сторону столика, где еще минуту назад интересно стояла официантка.

Эта наглость его просто ошарашила, и он даже не успел ничего ответить, как она поднялась и вышла из зала, оставив на стойке свою маленькую сумочку от Версаче из крокодиловой кожи. В голове просто кипело: «Как могла эта сука себе позволить! Да кто она такая?! Да я ее…» и все в таком духе. Но когда она вновь появилась в проходе, он окинул ее взглядом, и мысли о страшной словесной мести не просто улетучились, а взяли и исчезли. И уже план предстоящего знакомства строился в его голове, он пытался выработать нужную стратегию за пятнадцать секунд, пока она шла через зал к стойке. Она спокойно уселась на свое место, словно и не она несколько минут назад окунула его с головой, вызвав скрытые улыбки официанток. Он так и не придумал, что ей сказать, с чего начать, и просто посасывал через трубочку свой напиток, изредка бросая косые взгляды в ее сторону.

А в баре понемногу начинала кипеть жизнь, на сцене несколько танцовщиц, изображая какой-то экзотический африканский танец, выплясывали под ритмичные удары барабана, поднимая настроение посетителей и возбуждая их своими обнаженными телами. Народу с каждой минутой становилось все больше и больше, возле бара было не протолкнуться, деньги передавали через головы сидящих и таким же путем получали назад коктейли, сигареты, орехи. Вокруг все шумело, смеялось, танцевало и спорило на английском, немецком, финском, русском. Он уже потерял ее в этой толпе и решил подняться из шумного подземелья на двадцать шестой этаж, в бар с панорамой ночного города. Желающих сделать то же самое было предостаточно, лифт скользил вдоль прозрачной стены вверх и вниз, меняя одну публику на другую, и так без конца.

В лифте они оказались с ней нос к носу, прижатые неугомонной толпой, вернее, ее нос утыкался ему прямо в узел галстука, он же поворачивал голову в сторону и осторожно выдыхал, опасаясь, что у него может быть неприятный запах изо рта. Ее, казалось, раздражало дурацкое соседство с этим лощеным нахалом, и она не могла дождаться, когда же они выйдут из лифта. Так они молча стояли и ждали. Звонок оповестил, что они уже на двадцать шестом, она отлепилась от него и снова исчезла в толпе.

На следующий день все его мысли были заняты только одним вопросом: кто она и где ее найти. Работа просто не шла, и он, раскидав все свои дела, вышел из банка, решив немного побродить по Старому городу. И неожиданно – вот удача! – он увидел ее в кафе на старой пощади с какой-то подругой. Он подошел поближе и узнал в этой подруге, сидевшей к нему спиной, свою жену Лору. Это его расстроило и даже насторожило – никогда прежде он не видел ее в окружении своей жены, и какое-то предчувствие, то ли плохое, то ли хорошее, возникло где-то внутри. Он быстро вернулся на работу, вызвал к себе начальника службы безопасности и, быстро изложив ему суть дела, занялся своей работой, зная, что тот ляжет костьми, но скоро ему все будет известно.

Через неделю у него на столе лежал отчет. Карен долго и скрупулезно изучал каждый лист, пытаясь поверить в то, что ему представил его подчиненный, приложив кассеты с записями телефонных разговоров его жены. Потом он снова вызвал к себе своего доверенного, они закрылись в кабинете и что-то очень долго обсуждали.

Когда в половине третьего ночи Лоре позвонили из полиции и сообщили, что ее муж задержан по обвинению в изнасиловании, она даже подпрыгнула. Но, сдерживая звенящий от радости голос, стала кричать в трубку: «Не может быть, вы там все сумасшедшие, позовите мне его к телефону!» К телефону его не позвали, предложив приехать на следующий день. От волнения она не могла заснуть, включила в столовой свет, закурила и, не вытерпев, набрала какой-то номер. К телефону долго не подходили, потом в трубке послышался заспанный мужской голос: «Алло!» Она, вся в возбуждении, чуть ли не прокричала в трубку: «У нас все получилось!»

Камера предварительного заключения здорово отличается от номера в пятизвездочном отеле. В углу скромно стоит параша (нет, это не женское имя, это приспособление наподобие чугунного ведра с крышкой для отправления естественных человеческих нужд), поэтому Карену здесь было немного неуютно, но в общем не так уж и страшно – в молодости, во время учебы на юридическом, ему приходилось посещать подобные заведения.

Лора смогла попасть к нему только на третий день, перед самой отправкой в тюрьму. Вопреки правилам, ее провели прямо к нему в камеру, а не в специальное помещение для свиданий. Он представлял собой неприятное зрелище – лицо в трехдневной щетине, сам немытый и какой-то жалкий. Она смотрела на него с нескрываемым презрением, повторяя одно и то же: «Как ты мог, у нас же семья! Ты просто свинья и никогда меня не любил!», – разразившись рыданиями, которые разносились по коридору, волнуя других заключенных. Он удивленно пытался коснуться ее руки, но она ее отдернула с возгласом: «Не дотрагивайся до меня, мразь», и вышла из камеры.

Когда они ночью проникли за ограду, не гавкнула ни одна собака, сторож, увидев хозяина, от удивления широко раскрыл глаза и был не в состоянии произнести хотя бы слово. Потом, собравшись, спросил: «Вы сбежали?» На что получил лаконечный ответ: «Нет». И сразу же хозяин спросил: «Она с ним?» Сторож кивнул.

В спальне ярко вспыхнул свет, она ошарашенно таращилась, не понимая, что происходит. Ее любовник натянул одеяло до подбородка и трясся мелкой нервной дрожью. Рядом с кроватью стояли Карен, его начальник службы безопасности, адвокат и двое полицейских, один из которых беспрерывно фотографировал.

Когда он снова встретил в том же баре ту интересную незнакомку, она уже не была столь агрессивна. Они провели неплохой вечер, ее звали, почти как его жену, нежным именем Лаура, и когда он предложил подняться вместе с ним в номер, чтобы прозвучал заключительный аккорд их знакомства, она с удовольствием согласилась. В номере их уже ждали служба безопасности и полицейские. Уговаривать ее долго не пришлось, она все быстро поняла и согласилась поиграть.

Она знала, что в случае расторжения брачного договора по вине мужа он обязан был выплатить своей бывшей супруге десять миллионов долларов плюс оплачивать содержание ребенка до его совершеннолетия. А если что-то нарушала супруга, то оставалась ни с чем. Поэтому, пообещав своей очень давней знакомой за сделку пятьдесят тысяч, она попыталась отхватить лакомый кусочек и разделить его со своим тайным милым другом.

На этом все и закончилось, если не считать того, что через год Карен снова женился, на той самой, из бара, с романтичным именем Лаура. Ведь после первой встречи с его женой она отказалась от сделки, и только после того, как об этом ее попросил сам Карен, она не смогла удержаться – уж очень это было заманчиво.