Текст книги "Вкус жизни (сборник)"

Капитан

Яхты из красного дерева нынче большая редкость, поэтому Леон ее берег как родную. Каждая весна у него обычно начиналась с подготовки к летнему сезону. На яхте со странным названием «Курса» все приводилось в идеальное состояние, старенький, слабосильный моторчик «вольво-пента», уже давно отслуживший свой ресурс, полностью перебирался и опять тарахтел как новенький, наполняя жизнью яхту во время полного штиля. Для Леона жизнь без запаха моря и ветра была почти бессмысленной, всю зиму он слонялся по яхт-клубу в ожидании, когда здесь снова все закипит и ветер вдохнет жизнь в белоснежные паруса. Приходила весна, таял лед, и все начиналось.

В свои пятьдесят он не выглядел этаким старым морским волком, пропитанным солью и запахом рома и вечно ворчащим при виде непорядка; он был подтянут, аккуратен и очень вежлив. Начинающие любительницы парусного дела были не против, чтобы Леон их потренировал наедине где-нибудь далеко в заливе, но в общем-то он им и не отказывал – отказать женщине он всегда считал неприличным. Мужчины же с удовольствием приглашали его к себе на лодки на стаканчик виски в надежде услышать от него увлекательные морские байки, и он им в этом тоже не отказывал.

Во время штиля белоснежные яхты-лебеди стояли на приколе возле своих причалов, а их капитаны сидели в баре и лениво тянули светлое пиво, снисходительно наблюдая, как мимо проносятся с ревом моторные яхты, нарушая идиллию. Но стоило подняться ветру и разогнать волну, как мотористы причаливали к берегу. Наступало время настоящих мужчин, когда ты остаешься один на один с ветром и морем. Их яхты расправляли свои крылья-паруса и одна за другой выходили в море, на зависть тем, кто остался на берегу, – но это была уже не их стихия, и им оставалось только смотреть.

Леон загрузил на борт пассажиров с полными сумками еды и выпивки и, как всегда, повез на прогулку в залив. Публика, которой нравятся морские прогулки, бывает на удивление разнообразной: некоторых в первый же час укачивает, и они понемножку начинают «травить» за борт, другие в первые же минуты принимают на душу для храбрости, потом добавляют и «травить» начинают уже на обратном пути, оставляя на воде радужные круги. Но есть и такие «морские волки», которых, несмотря на то, что яхту они видели только в кино, возбуждают волны и ветер, и Леон знает наверняка: они обязательно приедут к нему еще.

Сегодняшние гости, две молодые пары, сидели, обнявшись, на носу и смотрели, как форштевень разрезает волны, обдавая их мелкими брызгами; их это очень забавляло, они радостно смеялись, болтая ногами над самой водой. Вот «Курса» прошла фарватерные буи, и волнение сразу усилилось, заставив путешественников перейти на корму и разместиться рядом с капитаном. Веселая, высокая девчонка долго смотрела на Леона, а потом, собравшись с духом, попросила:

– Вы не могли бы дать мне немножко порулить?

Капитан выдержал паузу:

– Ну что ж, попробуйте, но я буду немножко помогать.

Она подсела к нему и взялась обеими руками за штурвал. На ее лице был настоящий восторг – яхта летела по волнам, а она ею управляла. Этого восторга совсем не разделял ее спутник: его страшно мутило, и он то и дело перегибался через борт. Вскоре ему стало совсем худо, он спустился в кают-компанию и прилег на диван, время от времени прикладываясь к бутылке с минералкой. Потом начал моросить дождь, и вторая пара тоже спустилась вниз. Только эта заводная девчонка вцепилась в штурвал и просяще смотрела на Леона, чтоб он ее не прогонял. А он и не собирался, они сидели рядом, он правил парусами, ловя попутный ветер, и отдавал ей приказы, куда крутить штурвал.

Время на воде пролетает незаметно, и вскоре солнце вынырнуло из-за облаков и повисло над самым морем, предвещая закат. Яхта описала на воде большой полукруг и легла на обратный курс. Леон взялся за штурвал, когда они были уже недалеко от буев фарватера, девушка нехотя выпустила его из рук. Леон выровнял ход яхты по створам и точно прошел меж буев, и потом снова передал штурвал девушке, которая ни за что не хотела спускаться в кают-компанию, куда ее периодически звали друзья. Она сидела с капитаном, и ей, наверное, казалось, что она правит яхтой, бороздя бесконечные воды океана. Они с Леоном почти не разговаривали, только: «Руля налево, чуть правее, еще немного». Она представилась: «Меня зовут Инга», на что Леон кивнул и буркнул: «Угу», не называя своего имени, все и так знали, как его зовут.

Пока яхта плыла по реке к своему пирсу, солнце за кормой уже входило в море ярко-красным шаром, превратив облака из белых в бледно-розовые. Леон молча показал в сторону моря. Девушка от восторга закричала: «Ой, ребята, быстрей сюда, тут такая красота!» Снизу хором ответили: «Нам и тут хорошо», и засмеялись. Она виновато посмотрела на Леона, как бы говоря: ну извините. Но Леону было не впервой, он знал – каждый получает в море то, за чем он сюда едет и чего он сам хочет.

Яхта подошла к причалу на урчащем дизеле, матрос принял концы, и через минуту они накрепко пришвартовались. Ребята и их подруга неуверенной походкой прошли по трапу, спускаясь на причал, их укачало от моря и вина. С берега они помахали Леону, прокричав: «Спасибо, кэп». Леон тоже на прощанье махнул им рукой и уселся на рубку. Чем-то ему очень понравилась эта девчонка, но слишком уж она была молода, поэтому он даже не пытался как-то ее заинтересовать.

Он еще долго драил кают-компанию после нынешних гостей, хотя мусора было немного, он всегда доводил все до блеска, вымывая все внутри водой со специальным составом, чтобы назавтра яхта вся была как новенькая.

Утром в воскресенье он не торопился в клуб, дав себе как следует выспаться, хотя все остальные торчали там с восьми утра. Он приезжал не раньше двенадцати, конечно, если не было пассажиров. У причала он увидел ту худенькую девушку, она стояла и кого-то ждала. Ну вот, подумал он, решили еще попробовать. Он подошел к ней и увидел, что поблизости нет ее приятелей. «Вы что-то забыли?» Она почему-то покраснела и спросила: «А вы могли бы еще раз взять меня с собой в море?»

Вскоре яхта Леона, расправив свои белоснежные крылья, скользила по пенным гребням залива куда-то в новую сказочную даль, в новые мечты, оставляя за кормой пену прожитых лет.

Круг

Лиля смотрела через окно на сидящих у дома старух. Уже несколько часов подряд они перемывали кости всем соседям по дому, покидая насиженное место лишь на время обеда и ужина. Ее вдруг пронзила жуткая мысль, что вот так и она состарится, как эти бабки в этом доме, и будет точно так же сидеть на этой зеленой скамейке, судача о прожитом дне со своими кумушками, а потом придет черед ее дочки, а когда-то и ее внуков. Горло перехватило от безысходности этого круга: утро, кормежка, работа, ужин, постель – и опять все сначала.

Она вдруг задумалась, любит ли своего мужа. И сразу успокоила себя: «Ну конечно же, люблю, ну, как очень близкого родственника». Потом вспомнила: когда они познакомились, – а с тех пор пролетело уже шестнадцать лет, – стоило ему положить на ее коленку свою руку, как Лилю бросало то в холод, то в жар и желание кружило голову до безумия. А сейчас его прикосновения только мешали поскорей заснуть, но вообще-то она считала его очень милым и добрым. Когда на прошлой неделе ее, шутя, прижал к себе электромонтер Виктор, у нее внутри опять все полыхнуло тем забытым пламенем и вопреки здравому смыслу появились запретные, но очень манящие мысли, а потом, когда она вернулась с работы домой, стало почему-то неудобно перед мужем. В этот день даже в постели было почти так же, как много лет назад, и все благодаря какому-то электромонтеру. Муж удивлялся и радовался одновременно. Потом, через месяц, все опять встало на свои места. Ее все время мучили мысли: «А может, у него кто-то есть? Слишком уж он холоден ко мне, не ласкает совсем». И сразу успокаивала себя: если бы кто-то был, она бы сразу поняла. Иногда и чужой жар может разжечь затухающий костер.

Она любила своих детей самой обычной, бескорыстной материнской любовью. Утром кормила, одевала и отправляла сына в школу, а дочку в детский сад.

На работе, после трехлетнего сидения с детьми, ей сначала очень нравилось, но потом все это превратилось в рутину, и уже хотелось чего-то нового. А этого нового не было. Она работала барменом на автомойке – каждый день одни и те же клиенты, одни и те же пустые комплименты от мужчин и недовольные физиономии женщин оттого, что им приходится тратить время в задрипанном баре. Многие садились к ней поближе у барной стойки и любили поболтать о всякой всячине, наверное, это было для нее единственным развлечением, когда она узнавала о какой-то совершенно другой, неведомой жизни. Иногда ей казалось, что вся ее жизнь – это просто странный сон, и совсем не про нее, а ей надо куда-то в другую жизнь, о которой приходилось слышать сотни раз. Но каждый новый клиент с чеком за оплату мойки как бы говорил ей: ты не спишь. Втайне она мечтала: а вдруг случится что-нибудь такое и все изменится в один день, – но опять появлялся человек с чеком, перечеркивая ее фантазии.

Единственной отдушиной в своей жизни она считала поездку к маме в деревню, за семьдесят километров от дома. Там, в старом бревенчатом доме, она чувствовала запах детства, от которого кружится голова и возрождаются детские мечты. Мычание коровы по утрам, кружка парного молока с черным хлебом, запах хлева и что-то такое, что носится в воздухе и что помнит только твое детство. Первый поцелуй соседского мальчишки в стогу сена рядом с сараем, его паровозное дыхание, любопытные руки и все-все осталось Где-то очень далеко. Но каждый раз, когда она сюда приезжала, все это обязательно всплывало в памяти далеким маяком надежды.

Потом она ехала в автобусе домой в приподнятом настроении, и казалось, что все не так уж и страшно, живут люди и хуже.

День пролетел незаметно. Муж вернулся домой, пропитанный запахом лака и красок. Вскоре прибежали дети. На кухне застучали ложками.

А эти бабки под окном на зеленой скамейке все трещали и трещали, замыкая жизненный круг.

Молодожен

У них была не очень большая разница в возрасте – лет восемнадцать, ну, может, двадцать. Он подцепил ее в каком-то баре, угостив кружкой пива и жареной картошкой. Каролина выглядела довольно неплохо в свои семнадцать лет: толстый слой крем-пудры сглаживал ее покрытую угрями кожу, придавая ей здоровый розовый оттенок, широкие скулы и широко расставленные миндалевидные зеленые глаза сразу выдавали ее полуазиатское происхождение, а хорошо развитые плечи и узковатые по сравнению с ними бедра напоминали скорей мальчишечью, чем девичью, фигуру. Но все равно в ней было что-то такое, что его потянуло к ней, и, рассчитавшись за нее и за себя, он увел ее к себе домой, и, как оказалось, не на одну ночь.

Месяца через два он познакомился с ее отцом, конченым пройдохой-мечтателем, который смотрел на будущего зятя с одной мыслью: нельзя ли из него что-то выжать? А когда через некоторое время убедился, что это бесполезно, был рад хотя бы тому, что скинул с себя бремя отцовства, передав дочь в надежные руки счастливого жениха.

Его, конечно, нельзя было назвать мальчиком, в свои тридцать семь лет он кое-что повидал в жизни. Раз был женат на крепкой русской женщине, которая, родив ему дочь, запала на моряка дальнего плаванья в красивой форме и белой фуражке, а он вернулся в родные места к своей матери и брату, где его встретили с большой радостью. Дела у него шли неплохо, вскоре он купил себе двухкомнатную квартиру в престижном районе, старенькую немецкую машину, ну а потом он оказался в этом баре, где и встретил ее.

Для Каролины это был неплохой выход из положения, ей до ужаса надоело жить с родителями и сестренкой в однокомнатной квартире с печным отоплением на самом берегу реки, откуда летом все время несло сыростью, а зимой промозглым ветром. Ей казалось, что вырваться отсюда не будет никакой возможности. И она все время мечтала о принце на белом «мерседесе», который увезет ее в другой, красивый, мир. Но вместо принца появился он, что для начала было не так уж и плохо. Для своих лет он выглядел просто великолепно: атлетическая фигура, все тридцать два зуба (тридцать третий, абсолютно здоровый, был удален врачами, как лишний), таких и двадцатилетних днем с огнем не найдешь. Дома у него вся стена была увешана спортивными медалями, и это ее окончательно покорило.

Свадьба прошла в небольшом ресторанчике на берегу моря в окружении ее родственников и молодых друзей. Они смачно целовались под общее «горько», слушали прекрасные тосты о любви и вечной верности, кивали в знак согласия и снова целовались. На следующий день молодые переехали в дом новоиспеченного мужа, и начались будни.

Для него наступило новое время, его чувство к жене было чем-то средним между любовью к дочери и любовью к женщине. Он готовил для нее, стирал белье, убирал квартиру – в общем, забот прибавилось, а когда через два года она родила ему сына, заботы удвоились, но он был удивительно счастлив и вначале, поглощенный своими новыми заботами, даже не обращал внимания на то, что его молодая жена стала задерживаться. Постепенно эти задержки начали растягиваться и перешли в ночевки у подруг. Нельзя сказать, чтобы ему это нравилось, но приходилось мириться с ее прихотями, ведь ему уже перевалило за сорок три, а ей только исполнилось двадцать пять. Но мысль о принце на белом «мерседесе» не улетучилась с годами из ее головы, наоборот, эта навязчивая идея крепко засела в ее мозгу, и если где-нибудь мимо проезжала такая машина, сердце ее на мгновение сжималось: а вдруг это он, тот единственный?

И однажды ее рука взметнулась вверх, пытаясь остановить, быть может, свою мечту. Машина остановилась, дверь распахнулась. Домой она вернулась только под утро, в перемятой юбке, пахнущая дорогим коньяком и с двумястами долларами – щедрым подарком от нового «принца». Эта была ее первая и последняя встреча с ним, «принц» даже не попросив номера телефона, укатил вдаль, оставив ее на ближайшей автобусной остановке.

Она начинала ненавидеть своего мужа, ей казалось, что это из-за него она не может достичь своей заветной цели, стала в открытую обвинять его во всех мыслимых и не мыслимых бедах, и однажды даже призналась ему в своей несбывшейся мечте. Он внимательно выслушал ее и даже немного посочувствовал, но это никак не отразилось на его отношении к ней, он продолжал стирать пеленки, готовить еду и возобновил длительные пробежки по лесу по утрам.

Идея избавиться от него пришла к ней внезапно, когда он после бега жадно пил из бутылки минералку, – ее ужасно раздражал дергающийся кадык мужа и запах его пота. Нет, она не собиралась его убивать, вместо этого она решила его лучше посадить, освободив для себя квартиру, которая была переписана на нее любящим мужем, как и машина. Идея была проста: она приходит домой ночью, затевает скандал, рассказывает про своих любовников, он ее бьет, она вызывает полицию, а остальное – дело техники и экспертизы.

Лучшим днем для этого была, несомненно, пятница. Она явилась домой около трех часов ночи, предварительно выпив для храбрости изрядную дозу коньяка. Он, как всегда, не спал, сидел на кухне и терпеливо ожидал свою жену. Едва успев войти, на его вопрос: «Где ты была?» она понесла в ответ такое, что у любого другого мужчины не выдержали бы нервы и он обязательно остановил бы этот поток брани любым способом. Но он молчал, отчего она распалялась все больше и больше. Он продолжал молчать, стоя посреди комнаты, а ее ничто уже не могло удержать; злоба, которой коньяк отпустил тормоза, овладела им окончательно, она схватила с плиты чугунную сковородку и со всего маху ударила его по голове. Он рухнул как подкошенный, из рассеченной кожи стала струиться кровь, растекаясь по кафельной плитке.

Ее увидели соседи, когда она тащила за ноги своего мужа к мусоропроводу, и вызвали полицию. Он выжил, было тяжелое сотрясение мозга, трещина небольшая, а ей дали пять лет исправительных работ, говорят, она, дура, призналась в том, что задумала.

Ну а он вскоре встретил другую женщину, которая до сих пор считает, что он принц ее мечты.

Чистюля

Даже если была мерзопакостная погода, а на тротуаре расплывалась слякоть, его черные ботинки всегда блестели так, словно он секунду назад вышел из дому. Что греха таить, иногда мне просто хотелось как бы случайно наступить ему на носок туфли и посмотреть, выживет он после этого или нет. И не только туфли, весь его внешний вид был настолько прилизан, что его можно было запросто тут же вести в загс или хоронить. Но он уже был женат и еще довольно молод. Его машина блестела так же, как и он сам, поэтому у меня сложилось впечатление, что на мойку он тратит денег больше, чем на бензин.

Жена и две хорошенькие дочурки были у него так же идеально ухожены. Младшая была похожа на своего отца только лицом, все остальное, включая тонкие линии еще не совсем выраженной фигуры, было от матери. Старшая, наоборот, лицом была похожа на мать, но внутри нее сидел второй отец, слегка ворчливый и самовлюбленный.

И жена, и домработница в его двухэтажном особняке с утра до вечера занимались уборкой в ожидании каких-то нужных гостей или просто ждали возвращения хозяина. По большому счету, для него что жена, что домработница были по статусу одинаковы, только с женой их связывали брачные узы и двуспальная постель. Круг его друзей постоянно менялся в зависимости от благосостояния: если у кого-то из них наступали нелегкие времена, он в силу своей занятости переставал им звонить и постепенно отваживал от дома, а если кто-то вдруг начинал быстро обогащаться, двери его дома распахивались еще до того, как вновь обращенный хотел туда попасть.

Рур был его старинным приятелем еще с тех времен, когда они вместе учились на юридическом, но у Грега не хватило терпения закончить учебу, и он с удовольствием променял ее на работу рубщика мяса. Они не перестали общаться за стенами университета и с удовольствием проводили время вместе. Однажды благодаря какому-то чудесному стечению обстоятельств Грег провел удачную сделку, связанную с продажей нефти, и мгновенно разбогател. После этого он очень изменился, как внешне, так и в отношении к окружающим. В один прекрасный день он отшил Рура, заявив ему за кружкой пива, что они люди не одного круга. На что Рур коротким словом послал его подальше. Но так как городишко наш довольно маленький, им все равно часто приходилось видеться на улице, они проходили мимо друг друга, не здороваясь, как будто никогда и не были знакомы. И так продолжалось много лет.

Рур обращал внимание на его блестящие ботинки и дорогую прилизанную внешность, а Грег посматривал на его лычки на полицейской форме и со злорадством про себя отмечал, что продвижение по службе у Рура идет со скрипом. Рур же довольно часто видел его фамилию, мелькавшую на страницах газет во время депутатской предвыборной кампании, но не удивлялся успеху бывшего друга, зная его хватку.

…Когда Рур со спецгруппой явился в фешенебельный подпольный притон, с трудом получив ордер на обыск, там начался настоящий переполох. Хозяйка орала ему в лицо, обещая, что уже завтра он будет подметать улицы. Ему это было не впервой. Быстро распределив группу обыска по комнатам, сам он попытался открыть дверь в одну из них. Та не поддалась. Он ударил по ней пару раз кулаком. С другой стороны повернулась защелка, двери открыла хорошенькая голубоглазая блондинка с распущенными волосами и прощебетала наивным голоском: «Тут никого нет». Рур отодвинул ее в сторону и профессионально окинул взглядом все вокруг, заглянул под кровать и вдруг оттуда, снизу, увидел за занавеской удивительно знакомые блестящие ботинки, которые так часто с достоинством проходили мимо. Он встал, посмотрел на блондинку, потом медленно, что-то обдумывая, подошел к шторе и грязным каблуком спецназовских сапог с явным удовольствием наступил на блестящую штиблету, провернув каблуком, как будто гасил окурок. Раздался приглушенный стон. Рур слегка стукнул по занавеске кулаком, громко сказал: «Здесь никого нет» и вышел из комнаты.

На выборах Грег победил и стал депутатом, а четыре месяца спустя Рур получил новое звание и повышение по службе.

Добрый человек

В то время у меня было довольно напряженно с деньгами, и я решил продать свою любимую игрушку – шикарный мотоцикл «Роял Стар», нафаршированный разными прибамбасами, которые делали его неотразимым в глазах знатоков и прохожих. С покупателем было уже все решено по телефону, ему был знаком мой «конь», и дело было за малым – получить деньги и отдать мотоцикл. Позавтракав, мы с женой и сыном выехали на встречу.

Когда микроавтобус на предельной скорости выскочил мне лоб в лоб, мне ничего другого не оставалось, как резко повернуть вправо, и через мгновение я уже болтался на ремнях безопасности в лежащих на боку остатках автомобиля. Неизвестно откуда появившиеся люди помогли нам выбраться через окно. Ощупав друг друга, мы убедились, что все слава Богу, если не считать небольшой шишки на голове сына. Я остался ждать полицию, а жена с сыном отправились домой переживать.

Время тянулось бесконечно, вызванная два часа назад полиция моталась по всему городу, разбираясь с такими же «везунчиками», как и я. Продажа мотоцикла явно откладывалась, покупатель уплывал. Я набрал его номер, извинился и рассказал ему, что случилось. Он посочувствовал и сказал, что подъедет ко мне, может, надо чем-нибудь помочь, и, не дожидаясь моего согласия, повесил трубку.

Я сидел на пне у края дороги и смотрел на искореженную машину, верой и правдой отслужившую мне несколько лет. Черный лимузин подкатил ко мне почти бесшумно, и я заметил его, только когда он притормозил совсем рядом. Из него вышел мужчина невысокого роста, сложением явно напоминавший штангиста. Ежик светлых волос был настолько короток, что я сразу назвал его для себя: «лысый»; выражение лица у него могло бы быть и поприветливей – жесткое, не терпящее каких-либо возражений. Его тяжелые кулаки, как две гири, торчали из рукавов серого пиджака, напоминая окружающим, что не все в этом мире решается полюбовно. И мне вдруг показалось, что мотоцикл придется отдать бесплатно.

Полной противоположностью была его спутница, выше его на полголовы. Тонкие, но волевые черты ее привлекательного лица мне сразу понравились. Красивая спортивная фигура, без излишеств, когда мышцы не делают ее грубой, а изящно подчеркивают форму. Эти двое были одновременно и совершенно разными, и очень похожими.

Они подошли и с сожалением посмотрели на меня и на разбитую машину, лежавшую в кустах. Он протянул мне свою крепкую руку и представился, аккуратно, пожав мою мягкую ладонь, за ним поздоровалась и она. Выражение лица у меня было явно не праздничное, и они принялись меня утешать, рассказывая всякие страшные истории о том, что с кем и где произошло. Вскоре они мне уже не казались странной парой, это были нормальные ребята, но просто очень спортивные. Она, как оказалось, занималась пятиборьем и была довольно известной спортсменкой. Чем занимался он, это как-то умалчивалось, но меня это не слишком интересовало. Полиция все не ехала, а мои новые знакомые не уезжали и терпеливо ждали вместе со мной развязки этой скверной истории. За это время я рассказал им все про мотоцикл и кое-что про себя.

Уже темнело, и начал накрапывать мелкий дождь. И только когда мы сели в их лимузин, вдали наконец показались проблесковые маячки полицейской машины. «Лысый» отвез меня еще и на экспертизу, потом в полицию и уже поздно ночью вез домой. Его спутница спала, переутомленная ненужным приключением. Я сидел на заднем сидении, смотрел на пробегавшие огоньки автомобилей и думал: стал ли бы я вот так просто кому-то помогать, тратя свое время? И хотелось сказать себе: да, конечно, но более честный голос внутри говорил: навряд ли. Когда мы подъехали к дому, он вышел вместе со мной из машины и сунул мне в руку пачку денег за мотоцикл, сказав, что заберет его завтра. Я запротестовал, возвращая деньги, мол, когда мотоцикл, тогда и деньги. «Да бери ты, раз дают, – жестко сказал он и немного погодя добавил: – Вообще-то мы хотели его у тебя так увести, но парень ты оказался неплохой, так что давай, до встречи». Сел в свой лимузин и укатил в ночь. А я еще долго стоял и смотрел им вслед, пока машина не скрылась за поворотом.