Текст книги "Любовь и голуби (сборник)"

Часть третьяКартина перваяЭпизод первый

Празднично накрытый стол в квартире Долина. В комнате никого. Входит Себаков с большим тяжелым свертком. Смотрит, куда его положить. За дверью кричит Вика: «Открой, Катя!». Себаков кладет сверток на пол, идет открывать. Вика вносит две салатницы.

Вика. А где Катюшка? Привет.

Себаков. Привет. Дай помогу.

Вика. Не урони. Селедку «под шубой» любишь?

Себаков. Больше «шубу». А что это?

Вика. Тертая редька с чесноком, с сыром и майонезом. Не ел?

Себаков. Нет.

Вика. На, попробуй. У?

Себаков. Ну-ка, ну-ка.

Вика. Лимит. Когда сядем за стол.

Себаков. Пожа-ле-ла-а.

Вика. Ладно, еще одну ложечку.

Себаков прихватил ложку зубами. Вика пытается ее вырвать, но Себаков не отпускает. Вика же вырвала, и Себаков прижал ладонь ко рту.

Вика. Ой. Поцарапала? Десну? Покажи.

Себаков ловко обнимает ее. Долгий поцелуй.

Себаков. Хороша.

Вика поправляет приборы на столе.

Как будто выпил… (Пытается обнять Вику сзади.)

Вика. Ну перестань, Витя. Подожди… Увидят.

Себаков. Никого нет. Услышим.

Вика. Платье не пом…

Поцелуй.

Себаков (в поцелуе). Угу.

Входит Катя. В руках у нее сетка с хлебом.

Вика. Мы ошалели.

Себаков (не отпуская). Есть от чего.

Вика. А где…

Себаков. Да никого нет. Мужа напоим?

Вика. Ой, ходок! Ну, ходок!

Они целуются. Катя проходит на кухню.

(Испуганно.) Пусти.

Себаков. Вот шальная. Кого испугалась? Слышишь, тихо.

Вика (прислушиваясь). Сердце в пятки ушло.

Себаков. Не верю. (Кладет руку ей на грудь.) Здесь.

Вика. Здесь? Ой-е-ей. Ну вот, платье помял. (Уходит на кухню.)

Себаков (поет, пританцовывая).

 
Буду землю носом рыть,
Гнуться в три погибели.
Я хочу тебя любить,
Чтобы люди видели.
 

Входит Вика, маячит Себакову, за ней идет Катя. Она несет булку хлеба и нож.

Катя (Себакову). Порежьте хлеб, пожалуйста.

Себаков берет хлеб и нож. Катя, снимая пальто, уходит в прихожую.

Пауза.

Вика. Ну, что теперь?

Катя возвращается.

Себаков. Катюша, можно с тобой поговорить?

Катя, помедлив, села.

Я люблю эту женщину. Очень люблю. Но все так непросто…

Катя молчит.

Ты не веришь? Почему? Вика, на минуту… (Знаком показывает, чтобы Вика вышла.)

Вика нерешительно уходит.

Может быть, тебе думается, что проще все выложить Геннадию как есть?

Катя не отвечает.

Иногда мне кажется, что это единственный выход, но стоит только шевельнуть мозгами, и ты на лопатках.

Катя (вставая). Скоро придут.

Себаков (перебивая). Что уж так-то? Я ведь с вами не в шашки играю. Если человек в моем возрасте заговорил на такую тему, а я вас постарше лет на десять, потрудитесь выслушать и понять.

Катя. Я не понимаю, чего вы хотите от меня?

Себаков. Прежде всего, не надо вот таких взглядов. Немых, что называется, укоров. Я к ним еще пятнадцать лет назад выработал иммунитет.

Короткая пауза.

Я рассчитываю не на моральный кодекс, вбитый вам за партой, а на вашу разумность и пусть пока небольшой, но все же личный опыт. Перекиньте мою ситуацию на себя. Кстати, и перебрасывать нечего: у Вики – муж, у Андрея – жена. Так что уж лучше нам протянуть друг другу руки, как товарищам по несчастью, и каждому потихоньку, как сможем, выбираться из этой связки. Лады?

Катя. Какая жена?

Себаков (не сразу). Вот видите. Нитка белая, нитка черная, а фон серый. Немного правды, немного лжи и жизнь. А что поделаешь? И как с этим не считаться, Катя?

Входят Долин, Барасенко, Вика.

Долин. О, Витек! Приветствую!

Себаков. Дай, облобызаю. (Целуются.)

Долин. Спасибо.

Себаков. Главное, не болей. (Подает пакет.) Держи.

Долин. Никак бомба. Такой тяжелый. (Развернув сверток.) Что это?

Себаков. Теперь, прежде чем что-либо – взвесь. Весы, глухомань.

Долин. Катя, смотри. Действительно.

Барасенко (Себакову). Где ты достал? Братцы, это ведь жуткий дефицит. (Встает на весы.) Ника, срочно дари своему Рыцарю такую штуковину.

Долин. Катюша, ты чего такая бледная?

Себаков. Катя, где нож? Хлеб порезать.

Барасенко. Контролировать свой вес – великая вещь. (Себакову.) Где ты умудрился?

Катя (подавая Себакову нож). Вот.

Себаков. Спасибо. (Режет хлеб.)

Долин (Кате). Устала? Отдыхай, я все сделаю сам. (Раскупоривает бутылки с вином.)

Катя. Принесу хлебницу. (Уходит на кухню.)

Барасенко. Семьдесят восемь. Я думал больше. Вика, встань, я тебя взвешу. Туфли сними.

Вика (вставая на весы). Ой, жуть. Сколько?

Долин (Себакову). Решил поиздеваться?

Себаков. Андрюша, скинешь излишек, спросишь у меня, как отбиваться от женщин.

Барасенко (Вике). Пятьдесят шесть. Бараний вес.

Вика (обиженно). Бараний меньше.

Себаков (обняв Долина, негромко). Но Катюша, это фирма.

Долин. Не пошли.

Барасенко. Интересно… в бараний вес входит курдюк?

Долин. Вероятно, в зависимости от пола.

Барасенко (Вике). С курдюком как раз бараний. Не расстраивайся.

Входит Катя.

Катя (Себакову). Хлебница.

Себаков. Прекрасно.

Барасенко. А чего мы ждем? (Себакову.) А ну, убирай свои весы – отвлекают.

Себаков. Теперь все претензии к Долину.

Долин. Просьба за стол и налить себе вина.

Вика (Кате). Катя, уберу. (Сметает крошки со стола, уходит на кухню.)

Долин. Катюша, садись. Вика!

Вика. Иду!

Все рассаживаются. Себаков наливает всем вина.

Долин. Прежде чем мы начнем пить за мое здоровье, я хочу нарушить традицию.

Барасенко. Андрюша, с традициями не шутят.

Вика. Рыцарь, подожди.

Катя опрокинула рюмку.

Ой, на платье?

Себаков (Кате). Вино белое, не страшно.

Вика. Надо соли.

Катя. Нет, только на скатерть.

Барасенко. Мой дед в тридцать седьмом шутканул в Киеве, а смеялись на Сахалине.

Вика. Дайте вы сказать.

Долин (Кате). Ничего?

Катя. Ничего.

Долин. Я предлагаю первый тост поднять не за себя… Подождите, не перебивайте. Нас здесь немного, и это очень хорошо. Люди сегодня собрались те, кому не безразличен я, я в этом уверен… Мне не хотелось никому напоминать о своем дне рождения, и я этого не делал, рассчитывая на тех, кто искренне меня помнит и любит. Кого-то из моих близких людей нет за этим столом, у кого-то другая география, а кто-то уже успел стать далеким…

Вика. Ну и черт с ними.

Долин. Да. Спасибо вам, что вы пришли. Я вас всех очень люблю и хочу, чтобы в жизни вашей было как можно меньше огорчений, а больше радостных и приятных минут.

Себаков. Часов.

Долин. Недель.

Вика. Месяцев.

Себаков. Лет.

Долин. Да.

Пьют.

Затемнение

Эпизод второй

Место действия прежнее. Прошло около двух часов. Звучит первый концерт Чайковского в эстрадной обработке. Себаков, Барасенко и Вика танцуют, подражая балетным танцорам. Долин и Катя в затемненном углу о чем-то негромко разговаривают. Долин иногда посматривает на группу танцующих, смеется. Отзвучала музыка.

Себаков. Что там Большой театр! Вика, ты заткнешь за пояс десять Плисецких!

Вика. А ты как думал? Могем!

Барасенко. Но самый эффектный был момент поддержки. До такого, по-моему, еще никто не додумался.

Себаков (громко поет).

 
Разлюбившие уста
Медом, ядом точатся.
В сердце звон и пустота,
А любить все хочется.
 

Долин, Барасенко, Вика подхватывают.

 
Что поделаешь ты тут,
Как обманешь долю?
Шея просится в хомут,
А душа на волю.
 

Катя собирает грязную посуду. Долин отговаривает ее. Из-за песни их диалог не слышен. Катя уносит посуду на кухню, Долин присоединяется к поющим.

 
Зажигаю днем свечу,
Чтобы не отчаяться.
Я любить тебя хочу,
А не получается.
 

Вика. Ребята, давайте гитару возьмем!

Себаков и Долин (поют). Возьми гитару! Возьми гитару!

Вика (Барасенко). Рыцарь, принеси, пожалуйста.

Барасенко. Пощадите! Ноги поднять не могу.

Себаков. Гена, не по-рыцарски.

Барасенко. Расстреляйте меня…

Долин. Вика, пойдем принесем. Плясуны, поскучайте – мы сейчас.

Себаков (быстро). Гена, не отпускай их вдвоем.

Барасенко. Не жалко.

Вика. Ой, смотри! Андрюша, за мной.

Долин, Вика уходят.

Барасенко. А куда Катюша подевалась?

Голос Долина (из прихожей). Сейчас придет!

Себаков. Покурим?

Барасенко. Покурим.

Закуривают. Небольшая пауза.

Себаков. Когда уезжаешь?

Барасенко. В поле?

Себаков кивнул.

Через неделю. Мои суслики по мне плачут.

Себаков. Интересная работа?

Барасенко. Когда как. Девочки в группе интересные попадаются. Да все порядочность не позволяет…

Себаков. Чья?

Барасенко. Моя, чья же еще?

Себаков (кивнув на дверь). А ты вот у кого учись.

Барасенко. У Андрея?

Себаков. Конечно. Пока жена в разъездах, чего теряться.

Из кухни появилась Катя, вытирая полотенцем руки.

Барасенко (оживленно). Слушай, Катюша ведь не дура, а вот на что рассчитывает, мне абсолютно непонятно.

Себаков. Может и ни на что. Редкий экземпляр – девочка на валюту.

Барасенко. Как думаешь, спит она с ним или не спит?

Себаков. Черт его знает. Он ведь с идеей.

Барасенко. На однолюба не похож.

Себаков. Не распространяйся только… Тут на днях пикничок организовали. Мы с Андреем и бабенка одна.

Барасенко. Кто?

Себаков. Из нашей конторы. (Смеясь.) Ты представляешь, он ведь чуть не женился. Ну да. Всех к черту: Любку, Катьку… Один свет в окошке – она. Плакал, донимал ее, где она была раньше. Ну, чтоб угомонился, пришлось накачать его. А утром не мог понять – кто такая.

Барасенко. Я, по-моему, сегодня тоже перебрал.

Себаков. Интересно, как он с Любкой расхлебываться станет?

Барасенко. Э-э. Люба тоже времени зря терять не будет. (Оба смеются.) Ей-богу, нельзя же быть такой тряпкой. Как хочет, так и вертит им.

Себаков. Когда к нам на студию пришел, я думаю: «Этот своего не упустит». Да еще с таким толкачом – Байковым. В газете, слышал, он умел разворачиваться. Ну, думаю, спрятался за ширмочку. Знаешь, как бывает: ни во что не вмешиваюсь, со всеми добренький, интеллигентный. А потом смотрю – нет. Такой уж есть. Но вот тоже… Что лучше: или быть такой амебой или, все-таки, хоть как-то устраиваться? Хорошо, до сих пор мама с папой деньги шлют, ну а дальше?

Барасенко. Кстати, своеобразный вид паразитизма. Работать не устраивается, занял у нас пятьдесят рублей, а из каких фондов отдавать будет – непонятно.

Себаков. Книги может продать.

Барасенко. Тридцать рублей предлагал за Пастернака – не отдает.

Себаков. Хочешь, устрою?

Барасенко. Серьезно?

Себаков. Хочешь?

Барасенко. Сколько?

Себаков. Ну не дороже тридцати.

Барасенко. Договорились. Спасибо, Витя.

Себаков. Обмоем это дело. (Наливает вина.)

Барасенко. Мне много…

Себаков. Давай-давай, не умрем.

Барасенко. Я думаю. (Пьют.) Может быть, это не совсем хорошо, но знаешь, Витя… Он меня раздражает.

Барасенко явно пьянее Себакова.

Себаков. Понятно. Долин?

Барасенко (кивнув). Говорил он о своей штуке?

Себаков. О какой?

Барасенко. Что сверхплотность – это вакуум, что естественное состояние – отдых, а не работа…

Себаков (поморщившись). А-а.

Барасенко. Я, что ли, за него буду работать? А он ведь так и живет, и хорошо ему. Ты тоже мог бы так жить, правильно? Я, да все. Такой девочкой, как Катюша, и я с удовольствием покормился бы. Правильно? И плевать нам на верность… Да?

Себаков. Какой разговор.

Барасенко. С какой стати я должен выслушивать его философские измышления, соглашаться?..

Себаков. Зачем соглашаться?

Барасенко. Обижается.

Себаков. Ох, эти обиды. Било его мало. Даст бог, Люба его обучит жизни.

Барасенко. Не-ет, таким клоуном я не хотел бы быть. Как он не видит? Она же изменяет ему по-страшному.

Себаков (улыбаясь). Вы мне рассказываете?

Барасенко. Серьезно?!

Себаков (ухмыльнувшись). Гм-м. Причем инициатива, поверь, была не моя.

Барасенко (поднимая бокал). За клоуна с рогами.

Себаков. Пусть живет.

Пьют.

Входят Долин и Вика. Они несут гитару.

Поют:

 
Мы едем, едем, едем
В далекие края,
Хорошие соседи,
Счастливые друзья.
 
 
Тра-та-та, тра-та-та,
Вышла кошка за кота и т. д.
 

Долин (подавая гитару Барасенко). Рыцарь, ударь по струнам.

Барасенко берет гитару, Долин лихо запевает, все подхватывают. Себаков и Барасенко пританцовывают.

 
Приморили, братцы, приморили!
Загубили молодость мою.
Золотые кудри поредели,
Знать, на краю пропасти стою!
Ю-ю-ю!
 

Катя, повесив полотенце на спинку стула, уходит. Долин, заметив это, идет за ней. Освещается прихожая.

Катя. Андрей, где моя сумочка?

Долин. Катюша, милая…

Катя. Мне надо идти.

Долин. Ну-ка подожди. Что случилось?

Катя. Не надо. Пусти, я пойду.

Долин. Да что с тобой?

Появляется Себаков.

Себаков. Катенька! Вы куда?

Молчание. Долин пытается снять с Кати пальто.

Катя. Не надо! До свидания.

Долин (схватив ее за руку). Может, объяснишься все-таки.

Себаков. В самом деле, Катюша, что же уж так-то? Ну вот, слезы. (Долину.) В чем дело?

Долин (растерянно). Ничего не понимаю.

Себаков (пытаясь обратить все в шутку, обнимает Катю за плечи и тянет в комнату). Да наплюйте вы на все. Андрей, бери нашу строптюшу и за стол.

Катя. Ну что вы делаете! Зачем?..

Долин. Не делай глупости.

Силой втаскивает ее в комнату.

Катя (голос ее срывается). Как вам… Как вам не стыдно?.. Почему вы…

Она не в силах продолжать. Неловкая пауза. Катя поворачивается, но на дороге стоит Долин.

Долин. Тебя обидели? Кто?

Катя. Ты! (Вике.) Вам удалось напоить мужа?

Вика. Что ты, девочка?

Катя (Барасенко). Рыцарь, вы о нем говорили (кивая на Долина) ему? (Показывает на Себакова.) Что вы говорили? Ну, скажите! Скажите!

Барасенко (Себакову). Что я говорил?

Себаков. Ка-тя, милая…

Катя. Не говорите мне так! (Глядя на Вику.) Другой милой это может не понравиться.

Вика. Что за наглость такая?!

Катя. Можете не кричать. Я все равно скажу.

Вика (решительно). Гена, идем.

Долин. Катя…

Катя (Долину). Не трогай. (Отталкивает Вику.) Подождите!

Вика. Андрей, в чем дело? Убери ее.

Катя. Андрей – тряпка, амеба, клоун с рогами. (Барасенко.) Так вы, кажется, сказали? Ника, у вашего Рыцаря рога давно или только сегодня…

Вика бросается на Катю, но Долин перехватывает ее, держит.

Себаков (с тревогой). Наша Катя нализалась, нашей Кате пора спать. А ну, пошли баиньки!

Катя (кричит). Не подходи!

Себаков замер.

Вы не люди, вы чудовища… Я боюсь вас… (С ней истерика.)

Себаков и Долин бросаются к ней, усаживают на диван. Долин наливает в стакан напиток, дает Кате. Катя не видит стакана, ее колотит, и только слышны прерывающиеся из-за плача обрывки фраз.

Я боюсь… Обманывают, продают… друг друга… Разве можно… потом целуются. Ничего!.. Ничего настоящего… Почему вы такие?.. Страшные… Пустите меня! Мамочка! Мамо-о-чка!..

Долгое молчание.

Долин. Катя, родная…

Катя. Они не любят тебя, Андрюша, они обманывают… Мамочка… Ты такой же. Все врешь… Не хочу пить, убери… (Затихая.) Не хочу, пожалуйста.

Пауза.

Барасенко встает из-за стола, неожиданно с размаху бьет Вику, та падает. Долин не смотрит в их сторону.

Себаков. Охо-хо.

Барасенко (Вике). Пошла домой.

Вика уходит. Он направляется к Себакову с явным намерением драки.

Что?

Долин (яростно). Уходите! (Взвизгнув.) Уходите!

Барасенко уходит.

Себаков. Его бы на пинках вынести…

Долин. А ты чего ждешь?

Себаков. Так круто?

Долин. Уйди от греха.

Себаков. Ой, как страшно!

Долин. Убью!

Себаков. Не шутишь?

Долин бросается на Себакова. Тот спокойно заваливает Долина на стул, заломив руку.

Успокойся. Спокойно.

Катя (оттаскивая Себакова). Пусти… (Колотит его.) Пусти его.

Себаков (отпустив Долина). А ну вас! (Быстро уходит.)

Большая пауза. Долин берет бутылку водки, наливает в стакан.

Катя (равнодушно). Не пей.

Долин, не задержавшись ни на мгновение, выпивает.

(Отстраненно и устало.) Найди мою сумочку.

Долин. Останься у меня.

Катя. Найди, пожалуйста.

Пауза.

Долин нашел сумочку.

Долин. Что они говорили?

Катя. Говорили… Какая разница? Ничего нового.

Долин. Не скажешь?

Катя. Ха. Мне двадцать два… И ничего не хочется… Совсем. Ты меня заразил.

Долин. Чем?

Катя. Старостью. Ты нездоров, и я нездорова, а мне только двадцать два года.

Долин. Не вижу взаимосвязи.

Катя. А зачем?

Долин. Что зачем?

Катя. Видеть. Так есть и все.

Долин наклонился к Кате, хотел взять ее руку.

Катя. Не лезь!

Долин. Почему?

Катя. Андрюш, ты умер… Мне абсолютно все равно, есть ты или нет. Можешь думать, что я тебя… обманула, но так нельзя. Нельзя. Носишься со своими болячками, как клуша… взваливаешь на плечи мне, другим… И все смеются…

Пауза.

Долин. Кто?

Катя. Рыцарь. Себаков… Все. А ты – мужчина.

Долин закрывает лицо руками.

Ни во что не веришь, заврался и другим, и себе. Вымаливаешь справки о болезни… Звонишь на работу, что болит сердце, а сам пьешь. Это стыдно, Андрюша!

Долин. Мне нет. (Задумавшись.) Видишь ли, считается, что естественное состояние человека…

Катя (перебивая). Ну вот, зачем? (Отвернувшись.) Как попка, повторяешь на каждом углу… И счастливый ходишь, что слушают, раскрыв рот.

Долин (огрызнувшись). Хоть рот раскрывают.

Катя. Чтоб самолюбие твое утешить, не больше. Кому нужны твои теории, господи…

Долин. А я и не претендую.

Катя. Нет, претендуешь! Потому что любишь себя, очень любишь! А на других тоже плюешь.

Долин. И на тебя?

Катя. И на меня.

Долин. Если бы ты меня действительно любила, ты бы не сказала это так… спокойно.

Катя. Я тебя уже не люблю.

Пауза.

Долин. Прошла любовь, по ней звонят колокола. Умерла, значит?

Катя. Правильно, умерла.

Долин. Интересно, давно?

Катя. Час назад. (Встала.) Теперь я знаю, как это происходит…

Долин. Подожди…

Катя. Я одна пойду.

Долин. Катя, ты нужна мне… это серьезно.

Катя. Я – серьезно, жена – серьезно. Женщина, которую вы на днях с Себаковым любили, тоже серьезно!

Долин молчит.

Да?

Долин. Уходи.

Катя уходит. Долин сидит, опустив голову.

Затемнение

Картина втораяЭпизод первый

Квартира Барасенко. Вика, лежа на огромном красивом ковре, делает гимнастические упражнения. Звонок в прихожей. Накинув халат, идет открывать.

Голос Любы. Здравствуйте.

Голос Вики. Любок! Проходи.

Они входят. Люба одета модно, немного крикливо, но со вкусом.

Люба. Представляешь, лифт не работает, как дура, тащилась с чемоданом на шестой этаж, а Долина дома нет, и я ключ посеяла.

Вика. Ну раздевайся. Слушай, какая ты шикарная!

Люба (плюхнувшись в кресло). Фу. Дай попить.

Вика уходит на кухню.

Голос Вики. Ты из аэропорта?

Люба. Откуда же еще. Скотина такая, должен был встретить и не встретил.

Голос Вики. А он знал?

Люба. Я телеграмму давала, должен знать. Фу, сердце колотится – сил нет.

Вика приносит стакан морса.

Спасибо. (Пьет.)

Вика. Как Москва?

Люба (допив). Хорошо. Москва? Живут, чего им. Это клюквенный?

Вика. Хочешь еще?

Люба. Ой, хочу!

Вика убежала на кухню. Люба снимает сапоги.

Люба. А где Рыцарь?

Вика (из кухни). На работе. Через три дня уезжает в поле с сусликами драться.

Люба. О господи.

Вика приносит еще стакан морса.

Вика. Препараты готовят, оборудование. На обед прибежит. Пей.

Люба (выпив). Спасибочки.

Вика (взяв в руки сапог). Италия?

Люба. Италия. Жмут немного.

Вика. А какой размер?

Люба. Тридцать шесть. Померь.

Вика меряет.

Ну как?

Вика. Как в сказке.

Люба. Покупай.

Вика. Сколько?

Люба. Сто восемьдесят. Я их на продажу и взяла, а себе еще купила. Только бордовые.

Вика (надевая второй сапог). Всё! Беру! Как удобно. Покажи свои.

Люба. Далеко в чемодан лезть. Потом.

Вика (подавая Любе тапочки). Не ходи босая. (Осматривая сапоги.) Как хоро-шоо!

Люба. Витька, милая, подай мою сумочку. В прихожей.

Вика приносит сумочку.

Ну, как вы тут?

Вика. Да все так же.

Люба. Держи. (Подает коробочку.)

Вика. Мамочка! Пудра компактная, помада, тени! (Целует Любу.) Спасибо, Любашка! Не жалко!

Люба. У меня еще есть.

Вика. Спаси-и-ибо! Сколько с меня?

Люба. Ты что, сдурела? Тебе в подарок.

Вика. Дорогой?

Люба (не сразу). Десятка.

Вика. Ну, это еще по-божески.

Люба. У себя в больнице спроси, может, кому надо.

Вика. Что ты! С руками оторвут.

Люба. Вика, может быть, мы сами ключ подберем?

Вика. Бесполезно. Они у него по группам распределены, и каждая группа в своем футляре, а ключ от футляров Рыцарь прячет. Пока будем искать…

Звонок в прихожей.

Наверное, он. (Идет открывать и возвращается с Барасенко.)

Барасенко. С приездом.

Люба. Спасибо, Рыцарь.

Барасенко. Выглядишь прекрасно. Позволь прикоснуться?

Люба. Позволяю.

Барасенко целует Любу.

Барасенко (вздохнув). Ну что?

Люба. Что. Домой не могу попасть – вот что.

Барасенко. Ключа нет?

Люба. Нет.

Барасенко. Андрей где?

Люба. На работе, вероятно.

Барасенко. На какой работе?

Люба. На студии, на какой же еще?

Барасенко. Да? Ника, ты думаешь меня кормить? (Идет доставать из футляра ключ.)

Вика. Иду. (Уходя на кухню.) Люба, есть будешь?

Люба. Не может же он так крепко спать. Я минут пять звонила.

Барасенко. А что ему остается делать? Только спать и осталось. С работы выгнали, с любовницей, насколько мне известно, поссорился… Вот ключ.

Входит Вика.

Вика. Гена, иди ешь. Прости, Люба, я не знала, как тебе сказать. Она такое здесь натворила… Нас с Рыцарем чуть не поссорила.

Люба. Кто?

Вика. Ну она. (Барасенко.) Ей сколько?

Барасенко. Двадцать один – двадцать два. (Уходит на кухню.)

Вика. Наглая-я девка – до невероятности. На мордочку ничего, темненькая, но наглая-я. (Негромко.) Ты помнишь мой кулон с янтарем, который Генка подарил? Попросила поносить, и с концами. Рыцарю не говори, а то обидится.

Люба. Так она что, любовница Долина?

Вика. По-моему, да.

Люба. Откуда ее занесло?

Вика. Из пединститута. То ли еще учится, то ли уже закончила… Ну и чему такая может научить? Набирают разную шпану…

Люба. Подожди-подожди.

Пауза.

А с работой что у него?

Вика. Как неприятно. Не хотела я тебе ничего рассказывать, но вот как не сказать. Мы, Люба, Андрея очень любили. Сколько я ему добра сделала… Бюллетени, справки – все, что ему было надо – доставала… И вот – дождались. Связался с этой молодой да ранней, запил, на работу перестал ходить – вот и уволили. Кошмар.

Небольшая пауза.

На нас наорал. Мы теперь с ним и не общаемся.

Пауза.

Люба. Дай сигарету.

Вика (кричит в кухню). Рыцарь, у тебя есть сигареты?

Входит Барасенко.

Барасенко (дожевывая). Вкусно. Курить? (Подает сигареты.) Пожалуйста. (Вике.) Рассказала?

Вика. Ой, рассказала.

Пауза.

Люба. Ген, вы мне поможете дверь открыть?

Барасенко. Конечно же.

Люба, положив сигарету в пепельницу, уходит в прихожую. Барасенко берет сигарету, докуривает. Дальнейшее происходит на медленном затемнении.

Вика. Ко скольким пойдешь?

Барасенко. К четырем. Машина ждет.

Вика. Приезжай пораньше. (Обняла Барасенко за талию.)

Барасенко. Убери лапы.

Полное затемнение