Текст книги "Профилактика"

Глава 10

Что это так настойчиво жужжит? Захмелевший от цветочного нектара и потому беспредельно обнаглевший шмель? В общем-то, похоже. Только откуда он взялся в моей квартире? И не просто в квартире, а в ванной.

Подожди, подожди... В ванной? Я что – заснул в ванне, наполненной водой, под несмолкаемый стук в дверь стражей порядка?

Но теперь, если судить по тому, как себя чувствует тело, я вовсе не плаваю в воде! Я бы сказал, что лежу в мягкой, довольно уютной и, как ни странно, в чистой постели...

Значит, пора открыть глаза.

Ого!

А ведь это – действительно постель! И дело происходит вовсе не в ванной, а в какой-то комнате. В типичной семейной спальне с окнами, тщательно зашторенными темно-зелеными гардинами, сквозь которые едва пробивается смутный рассвет.

Прямо перед моим носом – тумбочка, на которой надрывается будильник, и стрелки его показывают шесть часов. Скорее, утра, чем вечера.

Дальше идет стена, вдоль которой простирается мощный четырехстворчатый шкаф, а в углу рядом с дверью стоит кресло, на котором в беспорядке навалено какое-то барахло.

А самое главное – все это явно ЧУЖОЕ! Потому что у меня никогда не было ни этой мебели, ни этой комнаты, и даже этот жужжащий будильник я первый раз вижу!

Ничего не понимаю! Где я?

Я же отчетливо помню то, что напоследок застряло в моей памяти: ванна, полная темной, словно ржавой воды... удары в дверь... ощущение отчаяния и смертной тоски, подкатившее к горлу тугим комком...

Или это был сон? А может, мне это привиделось под кайфом – нож, заманивание Сушняка, убийство Курнявко? Что, если на самом деле все было по-другому? Предположим, Сушняк пришел ко мне, и мы с ним договорились мирно, и он дал мне зелье в долг, а когда я вколол себе дозу, то из моего подсознания и вылез этот жуткий кошмар-альтернативка?..

Что ж, возможно. Вспомни, тебе ведь и не такое виделось под кайфом, причем с такой достоверностью, какая даже в глубоком сне не может быть достигнута... Но все равно непонятно, как я попал в это незнакомое жилье и в эту чужую чистенькую постель...

Проклятый будильник, все жужжит и жужжит, словно не пружина у него там внутри, а миниатюрный вечный двигатель! Знать бы, как он отключается... ага, наверное, вот этой кнопкой...

И кому могло прийти в голову завести его на такую рань? Мне-то он точно не нужен – я уж и не помню, когда последний раз пользовался этим садистским изобретением.

Не-ет, ребята, вот что я сейчас сделаю. Натяну одеяло на голову и придавлю еще несколько часиков, чтобы мир вокруг меня окончательно устаканился.

Но выполнить свое намерение я не смог.

Что-то сильно толкнуло меня в спину, и женский голос сварливо осведомился:

– Ты еще долго собираешься валяться? Вставай давай, а то опять проспишь!..

Этого мне еще не хватало! Каким образом рядом со мной очутилась какая-то тетка? Неужели я вчера так надрался, что меня подобрала на улице девица легкого поведения? Хм, если вспомнить, в каком состоянии я в последнее время находился, то ей либо очень приспичило, либо по своей натуре она настолько не брезглива, что ей надо давать медаль за терпение. Хотя...

Я провел рукой по своему телу, потом – по лицу.

Как ни странно, нет того зуда, который бывает от застарелой грязи, и щетина, пребывавшая на грани превращения в бороду, куда-то делась.

– Ты слышишь меня, Алька? – произнес все тот же голос над моим ухом. – Встава-ай, засоня!.. Тебе же через полчаса выходить!..

На этот раз рука моей соседки по постели потрясла меня за плечо.

Я обернулся.

Вот те на! На «ночную бабочку» девица явно не похожа. Обычная девушка, точнее – молодая женщина примерно моего возраста, вовсе не крашеная блондинка, довольно миловидная даже с утра, и косметикой не злоупотребляет. А еще она знает, как меня зовут.

Потом до меня дошло, что она мне сказала: «Тебе же через полчаса выходить».

Пора уяснить, что происходит.

– Куда выходить? – сипло спросил я. – Зачем?

Женщина насмешливо скривилась:

– Да хватит тебе придуриваться! Ты еще скажи, что не помнишь, кто ты и где ты!.. Мне эти твои дурацкие шуточки – вот уже где!

– А если я действительно не помню? – по инерции спросил я.

Женщина мученически завела глаза под лоб и простонала:

– Господи, если бы ты знал, как мне уже надоели твои выходки!.. – Она вдруг нахмурилась и нацелила на меня указательный палец с облезлым лаком на ногте. – В общем, так... Завтрак найдешь себе в холодильнике, глаженая рубашка – в шкафу, а я, с твоего позволения, посплю еще часок, потому что если я с тобой встану, то потом уже не усну. Позвони мне днем. Чао!

И, стремительно развернувшись, она нырнула под одеяло. С головой – именно так, как собирался это сделать я.

Черт возьми! Не слишком ли много сюрпризов сразу навалилось на меня?

По какому, собственно, праву, эта особа так ведет себя со мной? Я что ей – муж? Или перманентный любовник? Да я ж ее в первый раз вижу!..

Ладно. Вот что я сейчас сделаю. Пускай для меня навек останется тайной, каким образом я попал в будуар к этой стервозной дамочке. И кто она такая. И что она о себе возомнила, пытаясь распоряжаться мной – свободным, как ветер, холостяком, отринувшем узы общества и брачных союзов. Я просто-напросто оденусь и уйду домой, хлопнув на прощание дверью.

«Мы домой шли, будто в озере – карасями шли из мошны... Скольких женщин уже мы бросили! Скольким мы еще не нужны!»

Я решительно откинул одеяло, десантировался одним прыжком с кровати на коврик, сделал шаг к креслу и замер.

Что за чертовщина?

В ворохе одежды, которая была свалена на кресле, имелась лишь одна вещь, которая подходила ко мне по размеру. А именно – пошлого вида махровый халат в синюю полоску. А где же мои вещи?

На всякий случай я заглянул за кресло, потом – под кровать. Хотел было заглянуть еще и в шкаф, но в последний момент решил проявить порядочность и джентльменство: истинные джентльмены, как известно, по чужим шкафам не лазят. Даже будучи в гостях у любовниц и уличных женщин.

Может, мое тряпье находится где-то за пределами этой комнаты?

Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул из будуара.

Так, кухня тут слева, прихожая – прямо. А справа – дверь ещё в одну комнату. Хорошо живет моя новоиспечённая подружка, раз обладает двухкомнатными хоромами!..

Я совершил осторожную вылазку до кухни, по дороге заглянул в туалет и ванную, потом вернулся в темную прихожую.

Ни футболки, ни стареньких джинсов нигде не было видно. Как и всего прочего, что должно было иметься при мне: например, бумажника, ключей от квартиры...

Меня невольно обдало холодом. А не стал ли я жертвой каких-нибудь аферистов, которые, воспользовавшись вчера моей отключкой, затащили меня сюда, одежду выкинули в мусоропровод, а сами, пока я тут дрых под боком у девицы, проникли в мою квартиру с неизвестной, но явно не с благотворительной целью?

Хотя – что им там брать, в моей конуре?

И все-таки, во что мне теперь облачиться-то?

Я включил в прихожей свет и огляделся. И тут увидел нечто такое, от чего в груди тревожно трепыхнулось сердце.

Рядом с настенной вешалкой для пальто стоял комод, а над ним на стене висела большая фотография в деревянной рамке. И на этой фотографии был изображен я и та девица, которая сейчас нежилась в постели за стеной. Типичный снимок молодоженов сразу после ЗАГСа: на мне – черный костюм, белая рубашка, галстук бабочкой, тщательно прилизанные волосы. А на девице, опирающейся на мою руку, – белое платье, фата, букет роскошных роз в руках...

Этого нельзя было объяснить никаким наркотическим бредом или аферами неизвестных мошенников. И на розыгрыш это не походило: да и кому бы вздумалось разыгрывать меня столь наглым образом, а главное – зачем?

Тогда это – что? Внезапная амнезия, стершая из моей памяти целый кусок жизни и подменившая его другим? Эксперимент, который решили провести надо мной пресловутые «зеленые человечки» из «летающих тарелок»? Или то, что верующие называют чудом?

Чтобы окончательно не потеряться в этой чаще вопросов и не свихнуться, я принялся лихорадочно действовать.

Допустим, фотография – еще не показатель... Ее можно легко изготовить с помощью компьютера. Но если речь идет в самом деле о чуде, то должны быть и другие, более весомые доказательства.

Я рванул на себя ящик комода и принялся изучать его содержимое.

Мое внимание сразу же привлек бумажник типа «портмоне». Коричневый, из натуральной кожи. С клеймом фирмы «Петек».

В нем оказалась не очень большая, но и не малая сумма денег. Какие-то бумажки с каракулями записей (я машинально присмотрелся – почерк если не мой, то очень похож на мой), дисконтные карты разных супермаркетов, календарик, визитки... Я подносил их одну за другой к глазам. но имена и должности, запечатленные на бумажных прямоугольниках, абсолютно ничего мне не говорили.

А в специальном отделении обнаружилось несколько одинаковых визиток. С надписью жирными буквами: «АРДАЛИН Альмакор Павлович». А чуть пониже, красивой золотой вязью – «Торгово-промышленная палата. Старший референт». На обороте – все то же самое, только по-английски.

Я уронил бумажник обратно в ящик и обессиленно опустился на пуфик, стоявший рядом с обувной полкой-этажеркой.

В голове белкой в колесе крутилась одна и та же мысль: «ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!»...

Внезапно открылась дверь комнаты – не той, из которой вышел я, а другой, соседней – и в прихожую выглянула полная женщина того возраста, который почему-то наливают бальзаковским. На ней был аляповатый халат не то с павлинами в натуральную величину, не то с карликовыми страусами. Под прозрачной косынкой виднелись жидкие волосы, накрученные на бигуди.

– Алик? – удивленно спросила она. – Что это ты тут расшумелся? И почему, пардон, без штанов и халата?

Боже мой, обреченно подумал я, сколько же баб тут? Целый бордель, что ли?

Но надо было что-то отвечать, и я выбрал нейтральное: «Доброе утро».

Женщина посмотрела на меня, как на психа, хмыкнула и тяжелой поступью отправилась в ванную.

– А Светка дрыхнет, что ли? – спросила она на ходу.

Ага. Значит, ту особу, которая выдает себя за мою жену, зовут Света.

– Угу, – пробурчал я.

– А ты чего так рано вскочил?

– На работу.

– Ну-ну, – сказала с ехидцей носительница бигудей. – Работник ты наш золотой... Небось опять за спасибо будешь пахать в выходной день?

Я встал с пуфика, забыв, что на мне – лишь трусы.

– Послушайте, – сказал я, решив произвести разведку боем, – а может быть, вы мне поможете?

Женщина искоса поглядела на меня с оттенком презрения.

– Ну, чего тебе? – осведомилась она.

– Скажите, вы меня хорошо знаете? – не обращая внимания на недоброжелательный тон своей собеседницы, начал я.

Она насмешливо склонила голову набок:

– Да как облупленного!.. Думаешь, теща твоя – такая дура, что не видит, к чему ты клонишь? А ведь ты мне зубы заговариваешь, чтобы попросить чего-то. Только чего? Денег? Или чтобы я Светке не говорила, во сколько и в каком виде ты приползал домой, пока она на курсах училась? Эх, Алик, Алик, неужели ты думаешь, что я тебя за эти пять лет не изучила?

Я лихорадочно поглощал крупицы важной для меня информации, которые содержались в словах «тещи».

Как бы ее разговорить, чтобы окончательно уяснить, где я и что со мной?

– А вы не видите во мне ничего странного? – решил я зайти издалека.

Она подбоченилась и оглядела меня с головы до ног.

– Странного? А по-твоему, стоять чуть ли не нагишом передо мной – это не странно? Да, я для тебя – почти что вторая мать, но ведь я все-таки – женщина, и должны быть какие-то приличия...

– Я не про это... Понимаете, я не помню, как здесь оказался. Ничего не помню!

– И неудивительно, – спокойно сказала «теща». – Скоро вообще всю память потеряешь. Мыслимое ли дело – чуть ли не каждый день «под мухой» заявляешься... Подожди, вот открою я на тебя глаза своей дурочке – и выгонит она тебя пинком под зад. И куда ты тогда пойдешь, куда?

Где-то на улице все настойчивее сигналил автомобильный гудок.

Моя собеседница мотнула головой в направлении кухонного окна:

– По-моему, это тебе сигналят. А ты еще в чем мать родила расхаживаешь по квартире!.. – И с демонстративным стуком захлопнула за собой дверь ванной.

Я прошел на кухню и выглянул в окно.

Квартира была примерно на десятом этаже.

Во дворе, рядом с подъездом, стояла черная «Волга», и водитель, высунувшись в окно дверцы и задрав голову кверху, подавал истошные сигналы. Разглядев меня, он махнул рукой и что-то крикнул, перестав сигналить.

Что всё это значит – одному Богу известно.

Ясно было одно – каким-то образом я оказался в столь излюбленной фантастами альтернативной реальности. В мире, где Альмакор Ардалин – не добровольный изгой из общества, потихоньку теряющий человеческий облик в стенах своей холостяцкой квартиры, а вполне нормальный гражданин, состоящий на службе (возможно, даже престижной) и наделенный всеми прочими атрибутами нормальных граждан в виде жены, тещи и халата в полоску.

Что породило это чудо – оставалось только гадать. Но не сейчас, а как-нибудь потом, на досуге. А пока надо играть роль, которая отведена мне в этом варианте моего бытия.

С помощью жены Светки (которая вынуждена была выползти из спальни, разбуженная громогласным голосом своей мамаши) и, отчасти, «тещи» я кое-как был приведён в надлежащий внешний вид и выпровожен из квартиры выполнять какое-то служебное задание. Какое именно – установить я не успел, да и, подозреваю, не смог бы, даже если бы захотел, потому что и так называемая «жена», и так называемая «теща» реагировали крайне отрицательно на мои попытки вдолбить в их мозги, что я – не тот, кого они знали до этого дня. То есть внешне – тот, но на самом деле – чужак, пришелец из других временно-пространственных далей.

Ладно, говорил я себе, спускаясь вниз на лифте, авось со временем удастся ликвидировать пробелы в памяти.

И тут меня поразила неожиданная мысль.

А, может, причина вовсе не во мне? Может быть, дело в том, что этот мир – другой? Что, если изменения произошли задолго до моего рождения, но именно они и оказали такое влияние на мою судьбу?

Что ж, посмотрим. А пока что следует сосредоточиться на ближайших задачах.

Шофер оказался ненамного старше меня. Он был явно недоволен тем, что я соизволил задержаться, но недовольство свое выразил лишь тем, что резко рванул машину с места.

Мы довольно долго плутали по лабиринту дворов и узких дорожек, вьющихся между домами (я вертел головой из стороны в сторону, пытаясь определить, в каком районе мы находимся, но, как назло, ни одной таблички с названием улиц на глаза не попадалось).

Первым нарушил молчание водитель. Выбросив в окно дверцы докуренную почти до фильтра сигарету, он осведомился:

– Ну а теперь куда?

Ну вот – начинается!..

– А вы не знаете? – поинтересовался я.

Он с явным любопытством покосился на меня.

– Вот те раз! Приплыли... Вообще-то, Аркадьич вчера говорил мне, что кто-то там прилетает, а вот куда – не сказал. Я думал, ты знаешь...

Ага, вот что его удивило в моем вопросе. Видимо, мы с ним – на «ты».

– Да нет, – пробормотал я, – я тоже... это... забыл...

– Тогда звони шефу, – предложил водитель, показывая взглядом куда-то между нашими сиденьями.

Там, в специальном гнезде, была закреплена квадратная черная коробочка с кнопками. Радиотелефон, наверное. Господи, неужели в этом мире до сих пор пользуются такими допотопными вещами?

Я растерянно вынул трубку из гнезда и повертел ее в руках.

– А как? – задал я вопрос, который, наверное, показался водителю верхом идиотизма.

– Ну ты крут! – восхитился он. – Надубасился, что ли, вчера до потери пульса в левой пятке?

Да что они все – сговорились, что ли? Почему они считают, что если человек не помнит чего-то, то, значит, он здорово надрался накануне? Хотя поставь себя на их место. Что бы ты подумал, если бы твой знакомый ляпнул нечто подобное?

– Да я никак не могу привыкнуть к этому агрегату, – посетовал я вслух. – Лучше набери сам...

Не отводя взгляда от дороги, водитель на ощупь ткнул несколько кнопок на трубке и протянул ее мне.

Гудок. Второй. Наконец я услышал энергичный и абсолютно не знакомый мне мужской голос:

– Да?

– Здравствуйте, – сказал я, сожалея, что не удосужился выведать у водителя имя и отчество своего предполагаемого начальника. – Это Ардалин говорит... то есть, Альмакор...

– Ты где? – оборвал меня голос.

– Еду, – решив быть кратким, чтобы не попасть впросак, сообщил я.

– Где именно?

Я глянул в окно.

За время разбирательств с шофером пейзаж за окном измелился, и я узрел на ближайшем столбе схему-указатель. И вздохнул с облегчением: все-таки это была Москва, а не какой-нибудь незнакомый мне Мухосранск...

– На Каширке, – сказал я. – Подъезжаем к МКАДу.

В трубке грязно ругнулись.

– А что? – машинально спросил я.

– Как это – что? Как – что? – заорала мне в ухо трубка. – Да в это время ты уже должен был подъезжать к «шарику»! Короче, так: самолет, на твое счастье, задерживается, но на полчаса, не больше. Ну еще полчаса я беру на себя... Но если тебя через час здесь не будет, Ардалин, – пеняй на себя!..

И в трубке пошли короткие гудки.

– Ну что? – поинтересовался водитель. – В «шарик»?

Знать бы еще, что это такое.

– Ага, – кивнул я.

– В первый или во второй? – уточнил водитель.

О, боги!

– В смысле? – прищурился я.

– Ну то есть – какое «Шереметьево»? Один или два?

Ах, вот оно что. Нечто вроде профессионального жаргона, значит. Так. Напряжем свои дедуктивные способности.

– По-моему, в «Шереметьево-два», – наконец сказал я. – И шеф просил побыстрее, а то мы опаздываем...

– Понял, – усмехнулся водитель. – Пристегните ремни безопасности, леди и джентльмены...

И утопил педаль газа до самого пола.

За время последующей бешеной гонки я не раз успел пожалеть о том, что дал себя втянуть в эту авантюру. Чтобы обжиться в новом мире, разумнее было сказаться безнадежно больным и остаться дома. И потихоньку, шаг за шагом, добывать нужную информацию. А теперь я оказался в положении не умеющего плавать, которого швырнули в глубокий омут, чтобы посмотреть, утонет ли он сразу или еще какое-то время попускает пузыри.

Все мои попытки вытянуть из водителя хоть какую-нибудь полезную информацию о цели нашей поездки в аэропорт ни к чему не привели. Я только сумел узнать, что его зовут Сашей и что шеф наш – «зверь, если что не так», а вообще-то отходчив и долго зла не держит...

Единственное, что меня утешало – город был таким же, как и в «моем» мире. Во всяком случае, в тех местах, где мы проезжали (правда, я давненько тут не был), видимых изменений не было. А упросив Сашу включить радиоприемник, я убедился, что все остальное – события в мире, музыка, радиостанции, политические персоналии – тоже вроде бы остались прежними.

Выходит, мир – прежний, а изменился только я?

Бред какой-то!

Глава 11

Аэропорт оглушил меня и смял. Это было неудивительно, если учесть, что до этого я не выходил из дома почти год. Отвык уже от обилия людей вокруг. Тем более что все куда-то спешили, с сумками, чемоданами на колёсиках и тележками, заставленными вещами. С многочисленных экранов по глазам прицельно били рекламные клипы, в баре-кафе, отгороженном от зала стойками и канатами, раздавалась громкая музыка, и то и дело под мелодичный перезвон музыкальной заставки женский голос объявлял на русском и английском о прибытии и вылете рейсов со всех концов мира.

Едва я вошел, в глаза мне бросился огромный экран с расписанием, над которым световое табло показывало сегодняшнюю дату. И, несмотря на свою растерянность, я не мог не отметить, что она полностью совпадает с тем днём, который сейчас должен был бы быть в «моем» мире.

Значит, не было никаких переносов во времени – ни в премилое, ни в будущее. Я просто заснул в ванне, наполненной горячей водой, а на следующий день проснулся совсем другим человеком. Значит, все-таки – параллельный мир, но таковым он является только для меня одного...

Я стоял, не зная, где искать своего мнимого шефа Аркадьича и стоит ли его искать вообще.

– Ардалин! – вдруг послышался крик, перекрывший на мгновение гомон зала.

Я повертел головой, но никого не обнаружил.

Зов повторился, и он явно исходил откуда-то сверху.

Я поднял голову и увидел на балюстраде второго этажа, нависающей над залом ожидания, лысого мужика в потёртом костюмчике, который махал руками, как мельница, явно пытаясь привлечь мое внимание.

На всякий случай я приветственно поднял правую ладонь и улыбнулся так широко, как только мог.

Однако лысому было явно не до улыбок – лицо его было озабоченным и напряженным.

– Поднимайся! – разобрал я его следующий выкрик. – Чего встал там, как сирота?

Я одолел крутую лестницу, ведущую наверх, под вывеску «Зал официальных делегаций». Лысый уже спешил навстречу мне.

– Быстро, быстро, быстро! – приговаривал он. – Они вот-вот появятся! Самолет сел двадцать минут назад!..

– Здрассте, – вежливо вставил я.

– Да некогда церемониться! – раздраженно отозвался лысый и широкими шагами направился к двери ВИП-зала. – Пошли!..

Судя по его хозяйскому отношению ко мне, это, видимо, и был тот самый Аркадьич, с которым я общался по телефону. И знакомить меня с ситуацией он явно не собирался. А жаль...

Мы пересекли прокуренный салон, застеленный мягким ковром, и углубились в коридорчик, по одну сторону которого были настенные телефоны-автоматы, а по другую – ряд дверей без пояснительных табличек.

За одной из них обнаружился длиннющий овальный стол, окруженный мягкими стульями-креслами. Сбоку от него на тумбе возвышался огромный «Панасоник» с плоским экраном, на столе имели место букетики цветов, бутылки с минеральной водой и вином, хрустальные фужеры, блокнотики, остро заточенные карандаши.

В комнате находилось несколько человек. Пожилой мужчина в костюме с иголочки небрежно слушал, что ему рассказывает бойкий, вертлявый человечек. Дама не первой свежести в брючном костюмчике созерцала экран телевизора, на котором беседовали какие-то унылые личности, причем почти без звука – громкость была убавлена до минимума. В углу, развалившись в обширном кресле, изучал пухлый номер «Коммерсанта» мужчина с густыми бровями и плоским подбородком, а возле окна неприкаянно маялись два молодых широкоплечих парня в одинаковых костюмах, рубашках и галстуках, хотя на близнецов они похожи не были.

– Ну вот, господа, – неестественно веселым голосом объявил мой конвоир, делая мне знак: мол, входи, не стесняйся. – Наконец-то прибыл наш долгожданный переводчик! Прошу любить и жаловать: Ардалин Альмакор Павлович.

Все воззрились на меня.

А со мной случился столбняк.

Я не ослышался? Он действительно сказал – «переводчик»?!

Только теперь я вспомнил, что было написано на моей визитной карточке: «Торгово-промышленная палата, референт». Как же я раньше-то не сообразил, а? Ведь референт зачастую бывает и переводчиком!.. М-да, нечего сказать, повезло тебе, Алька, в этой жизни. Интересно все-таки, как это меня так угораздило? Нет, в принципе, против этой профессии я ничего не имею – когда-то ведь увлекался языками. Помнится, классе в восьмом или в девятом накупил кучу самоучителей, ходил на дополнительные занятия к нашей «англичанке», читал в оригинале Агату Кристи и даже пытался что-то переводить. А потом, как это со мной неоднократно бывало, враз охладел – и не только к английскому, но и ко всем прочим языкам мира...

Кстати, а с какого хоть языка я-здешний перевожу? Если я тут заканчивал иняз, то мне могли дать любой язык. И не обязательно европейский. Вот окажется сейчас, что переводить придется с корейского или японского – и что тогда?

Все эти мысли пролетели в моей голове за одно мгновение, а в следующий миг пожилой спросил, цепко ощупывая меня глубоко посаженными глазками:

– Ну как, молодой человек, справитесь?

Вот подходящий момент, чтобы расставить все точки над «i»!

Я открыл было рот, чтобы признаться в полной профпригодности, но тип, которого я принимал за Аркадьича, опередил меня.

– Конечно, справится, Митрофан Евгеньевич! – уверенно заявил он. – Парень талантливый, да и опыт по части перевода у него уже имеется. В феврале на конференции синхронил, в командировки не раз вместе с нашими сотрудниками ездил... Сам Леонид Никитич ему высокую оценку дал.

Чем я с детства страдаю – так это нерешительностью. Вот бы сейчас мне и опровергнуть заверения своего шефа (хотя – как? Кто поверит в правду? А любое вранье, естественно, показалось бы неубедительным), но я представил, какая буча сейчас заварится, и прикусил язык.

К тому же, сердце мое, не привыкшее к похвалам в «той» жизни, сладко екнуло: молодец мой альтернативный двойник, сумел кой-чего добиться в этой реальности!

Один из парней у окна поднес к уху сотовый и тут же объявил:

– Они на подходе!

В комнате возникла небольшая суматоха.

Дама у телевизора торопливо затушила сигарету и кинула в рот пластинку жвачки. Вертлявый субъект в мгновение ока скользнул вокруг стола, зачем-то поправляя стулья. Парни у окна переместились ко входу и вытянулись по обе стороны двери по стойке «смирно». Густобровый отшвырнул газету на журнальный столик и принялся с натугой выдирать себя из глубокого кресла. А пожилой степенно двинулся к входной двери, держа руки за спиной.

– Сядешь слева от Митрофана Евгеньича, – шепнул мне на ухо лысый Аркадьич. – И учти: он глуховат на правое ухо, так что всегда старайся держаться от него слева!..

– Послушайте, – смущенно пробормотал я, – я, наверное... я не смогу!..

– Да не волнуйся ты! – хлопнул меня по спине лысый. – Все будет тип-топ. Главное – погромче, понял? И почетче!..

– А язык? – вдруг вспомнил я. – Язык-то хоть какой?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, потом осклабился:

– Молодец, если еще способен шутить!

– Да я не... – попытался было возразить я, но тут дверь распахнулась настежь (парни, стоявшие по обе стороны от входа, с готовностью придержали и зафиксировали дверные створки), в комнату ввалилась шумная орава в количестве пяти-шести человек, и все вокруг сразу заговорили с преувеличенной радостью, расплылись в улыбках, засверкали откуда ни возьмись вспышки фотоаппаратов, дама извлекла откуда-то (из своего декольте, что ли?) огромный букет роз и выставила его перед собой, словно защищаясь от возможного нападения.

Пожилой Митрофан Евгеньевич радушно расставил объятия и двинулся навстречу тем, кто двигался в авангарде оравы – смуглолицему моложавому мужчине в помятом, но белоснежном костюме и юной загорелой красотке, увешанной с ног до головы ювелирными изделиями, как. рождественская елка игрушками. Причем распознать национальность гостей по их внешности не представлялось возможным. С равным успехом они могли быть американцами, европейцами, индусами или арабами. В принципе, даже китайцами – было что-то монголоидное в раскосых глазах красотки.

– Добро пожаловать в Россию, господин Торн, – изрёк Митрофан Евгеньевич, по-медвежьи облапив смуглолицего, и Аркадьич тут же двинул меня локтем в бок: мол, переводи.

Ладно, в отчаянии подумал я. Пусть сейчас вам всем будет весело.

– Уэлкам ту зе Раша, мистер, – крикнул я, стараясь перекрыть шум голосов.

Я исходил из того, что английский – интернациональный язык, и знать его должны все, от «негра преклонных годов» до монгольского скотовода.

Вообще-то, английский в свое время я освоил настолько, чтобы читать любой художественный текст, понимая два-три слова в каждой фразе. О произношении же и прочих лингвистических изысках и говорить не стоило – разговорной речи я уделял гораздо меньше внимания. И теперь искренне жалел об этом. Потому что даже если гости и согласятся вести беседу на английском, то они не будут облегчать мою участь посредством записок, как это принято делать в общении с глухонемыми.

В свою очередь, моложавый мистер Торн осклабился и что-то вякнул. Судя по неразборчивости его речи, во рту у него наверняка до сих пор пребывала та каша, которой его потчевали в детстве.

И опять толчок в спину. Значит, придется импровизировать.

– Благодарю вас, – сказал я на ухо (на левое!) Митрофану Евгеньевичу.

Все на несколько минут смешалось в комнате, заскрипели отодвигаемые и вновь придвигаемые к столу стулья все рассаживались, не переставая говорить – одним словом, типичный вокзальный бардак.

Я и глазом моргнуть не успел, как оказался сидящим за столом по левую руку от побагровевшего от торжественности Митрофана Евгеньевича, а слева от меня восседала дама-курильщица, которая готовилась к длительному перекуру, выкладывая перед собой на стол пачку «Данхилла» и золоченую изящную зажигалку, а прямо перед нами сидели иностранцы, и их было почему-то гораздо больше, чем мне первоначально показалось, и все они смотрели на меня, зловеще ухмыляясь. И вот уже установилась относительная тишина, предвещающая официальные переговоры, а элегантные официанты откупоривали бутылки и, картинно отклячив зады, разливали по бокалам вино и воду...

А потом началось.

Собственно, о работе переводчика я имел представление лишь по выпускам новостей, где неприметные люди, сидящие рядом с высокопоставленным должностным лицом, без запинки лопотали что-то на иностранном языке почти одновременно с говорящим.

И первоначально я старался соответствовать этому имиджу переводчика-профессионала. Говорил со скоростью пулемета, стараясь делить речь Митрофана Евгеньевича на равномерные и как можно более короткие отрезки.

Однако Митрофан Евгеньевич, видимо, был прирожденным оратором и потому не позволил мне перебивать его иноязычными вкраплениями. Он постепенно перешел на длиннейшие периоды со множеством придаточных предложений и с обилием слов-связок типа «который»! «что», «если» и тому подобное.

Естественно, я быстро впал в уныние. И впервые столкнулся с интересным свойством своей памяти. Оказывается, она, злодейка, была способна хранить не более десяти слов кряду. Все остальное куда-то улетучивалось согласно пословице «В одно ухо влетает, в другое вылетает».

Тогда я вооружился блокнотом и карандашом, решив использовать метод сокращенной записи. А поскольку темп речи Митрофана Евгеньевича временами приближался к сверхзвуковому, то я успевал записывать лишь начальные буквы слов. Но и тут меня ждало фиаско: через пару минут я уже не мог расшифровать, что означают таинственные письмена типа «б.з.в.г.е.у.в.е.в.я.с.у.н.н.в.о.» («Благодарю за внимание, господа, если у вас есть вопросы, я с удовольствием на них вам отвечу»).

Пришлось напрячь фантазию и восполнять пробелы в памяти теми немногими фразами, которые застряли в ней благодаря самоучителю Мюллера. И тут я внезапно нашёл палочку-выручалочку. Оказалось, что искусство устного перевода сродни профессии гипнотизера, а в качестве формул внушения можно применять такие фигуры речи, которые зачаровывают реципиента настолько, что в конечном счете он перестает понимать смысл высказываний, но при этом понимает каждое твое слово.