Текст книги "Мятеж против Ельцина. Команда по спасению СССР"

Естественно, что вокруг этого документа заварилась крутая политическая интрига. У меня в архиве сохранились около десятка альтернативных вариантов «Декрета о власти», внесенных различными депутатами и депутатскими группами, множество поправок к ним. Из них видно, что первоначальный проект постепенно эволюционировал в сторону кодекса абстрактных общедемократических призывов и лозунгов: «власть осуществляется народом», «совмещение государственных и партийных постов не допускается», «запрещается бюджетное финансирование деятельности политических организаций и партий» и так далее. Но и в этом явно выхолощенном виде «Декрет о власти» сохранял конфронтационный дух, наводил на мысль об «антисоветском и антикоммунистическом перевороте». После многочисленных голосований проект был принят съездом лишь за основу для дальнейшей работы.

Б. Ельцин «Декрет о власти» поддержал, но особенно его не педалировал. Как более опытный политик, он понимал, что преждевременно «прокукарекать» о взятии власти – не поможет, а скорее помешает взять ее реально.

Несмотря на поручение съезда Конституционной комиссии, «Декрет о власти» так и не был принят в окончательной редакции. Жизнь его обогнала. Провозглашенные в нем задачи и цели были фактически реализованы в ходе августовского (1991 года) и октябрьского (1993 года) государственных переворотов.

* * *

Съезд шел к концу. В один из последних дней меня вновь позвал Ельцин и вручил несколько густо исписанных листков: «Вот, написал ночью. Надо успеть принять». Это был написанный лично им проект постановления «О разграничении функций управления организациями на территории РСФСР». С трудом разбирая ломаный ельцинский почерк, я переписал проект на машинке, исправив в нем неточности терминологии и явные погрешности стиля.

С первого взгляда было видно, что проект носил конфронтационный характер. Совет Министров РСФСР выводился из подчинения союзного правительства и передавался в ведение Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. Тем самым рушилась единая вертикаль исполнительной власти. В юрисдикции Союза ССР оставлялись лишь девять министерств и ведомств – все остальные переводились в ведение России. МВД РСФСР переподчинялся Совету Министров РСФСР. Учреждались российская банковская и таможенная системы. Совету Министров РСФСР предлагалось заключить прямые договоры с союзными республиками и иностранными государствами, оформить в договорном порядке с Правительством СССР отношения по управлению союзной собственностью и осуществлению функций союзных ведомств на территории РСФСР… По существу это был ультиматум союзному руководству, неприкрытое требование о переделе экономической и политической власти.

Куда ведет этот шаг? Я подавил нахлынувшие сомнения: «Река сносит. Для того чтобы достичь цели, надо править выше». Да и подзаголовок постановления – «Основа нового Союзного договора» – успокаивал, намекал, что объявленные в нем цели будут достигаться мирным путем, через диалог, а не через войну и конфронтацию.

Постановление было вынесено на голосование в последний день работы, когда изнывающие на чемоданах депутаты мечтали только об одном – чтобы этот бесконечный съезд когда-нибудь закончился. Проголосовали сходу, без обсуждения. Уставшие от заседаний депутаты поверили на слово: все будет нормально.

* * *

Пока в Большом кремлевском дворце кипели страсти – депутаты спорили, голосовали, вносили и отвергали поправки, давали интервью, выступали по телевидению, переводили дух в буфетах и вновь возвращались в зал, жизнь огромной страны шла своим чередом. Как раз в дни работы съезда праздновалось 85-летие со дня рождения М.А. Шолохова. Выступая на вечере в Большом театре СССР, выдающийся российский прозаик Анатолий Калинин, признанный наследник шолоховского таланта, сказал в украшенный золотом и красным бархатом зал:

«Родина моя, что же это творится с тобой и со мной? Ибо над родиной Григория Мелехова и его творца, к подножью которого принесли мы цветы своей любви и благодарности, нависла сегодня угроза и опасность самому существованию ее как единого могучего государства. Я не только о России говорю, которая является матерью Шолохова, но и обо всем нашем многонациональном Союзе, сыном которого он всегда себя считал и оставался преданным ему до последнего часа жизни. Однако, конечно, в первую очередь о России – и потому что без нее невозможно представить себе наш Союз, и потому что тот праздник души, который объединил нас сегодня под сводами Большого театра, знаменательно совпал с теми днями и часами, когда под другими державными сводами решается сама судьба российского государства. Судьба потомков Мелеховых, которые в таких муках и страданиях, наперекор ввергнувшим их в обман и братоубийственную войну силам, вырвались из замкнутого круга к свободному труду на свободной земле, к любви и всеобщему братству.

Неужели же и теперь, уже в наши дни, они поддадутся обману тех, кто, отлучая их от коммунистов, готов уже объявить вне закона и всю партию, без которой неминуемо развалятся, распадутся на кровоточащие куски и вся Россия, и весь наш Союз народов? Понимают ли это те, кто, поднимаясь на самую высокую трибуну родины и призывая к национальному согласию, обрекает провозглашаемую ими суверенность России на самоизоляцию от братских народов?

Не представляю себе, что у нее, даже самой великой и могущественной, не может быть в наше время суверенности вне незыблемой и выстраданной столетиями суверенности границ всего нашего Союза. Иначе и Россию, и все наше союзное единство немедленно разбазарят, разворуют и растащат, опять ввергнув, но теперь уже потомков Мелеховых, в кровавую междоусобицу, в братоубийственную войну…»

Многие ли были способны осознать так ясно угрозу, которую уже почуяло, обливаясь слезами и кровью, чуткое писательское сердце?..

Часть 3. Методы работы Ельцина

Ни на йоту не верю в совпадения, приметы и чертовщину. Но председателем палаты – Совета Республики Верховного Совета РСФСР – меня избрали почему-то именно тринадцатого числа—13 июня 1990 года.

Первое организационное заседание палаты открыл и вел Б. Ельцин – Председатель Верховного Совета РСФСР. На должность председателя палаты выдвинули четыре кандидатуры, в том числе – мою. Предлагая свою кандидатуру, Б. Ельцин счел необходимым «развеять подозрения»: «Я давно знаю товарища Исакова, и самое интересное – мы земляки. Он во многом помогал мне в подготовке всей этой работы. Но как раз, может быть, из этих соображений мне и не хотелось назвать именно его кандидатуру. Мы вот посоветовались, и решили, что это будет не совсем этично».

В первом туре голосования вообще никто не прошел. Во втором депутат В. Мазаев задал вопрос: «Кто, на ваш взгляд, должен разрабатывать стратегию внутренней и внешней политики страны: ведущие политические партии, Съезд или Верховный Совет?» Я на это ответил, что стратегию разрабатывать не запрещено никому, но определять ее должен высший орган государственной власти. Ответ понравился, вызвал аплодисменты. Это, похоже, и склонило чашу весов в мою пользу.

В качестве своего заместителя я предложил избрать Александра Альбертовича Вешнякова, рекомендованного Б. Ельциным на пост председателя палаты. Из зала отчетливо прозвучало (обо мне): «Молодой, да ранний!» В конце концов, А. Вешняков был избран моим заместителем. Я в нем не ошибся: он оказался отличным помощником – надежным, организованным, аккуратным.

Вскоре последовал и первый «рабочий конфликт». Пытаясь как-то упорядочить обсуждение вопросов (депутаты «блокировали» микрофоны и превращали заседание в митинг), я предложил предоставлять членам Верховного Совета приоритет по вопросам повестки дня. Предложение было принято. Н.Травкин, который не был тогда членом Верховного Совета, в ярости кричал на весь зал: «Мы тебя переизберем на ближайшем же Съезде!».

Но эти «рабочие моменты» вполне можно пережить. Были, конечно, и более серьезные обстоятельства.

* * *

Первоначально Б. Ельцин завел практику еженедельных встреч со своими заместителями и председателями палат. Это очень помогало в работе, позволяло снять массу текущих вопросов. Но постепенно эти встречи стали короткими, формальными, а затем и вовсе прекратились.

Разумеется, у меня как у председателя палаты был установлен с ним телефон прямой связи. Помощник председателя Верховного Совета Виктор Илюшин, опытный аппаратчик, разъяснил мне правила его эксплуатации: «Сначала звонишь по «вертушке» мне, узнаешь, кто у «шефа». И только после этого снимаешь трубку прямого телефона». То есть и по прямому телефону не всякий раз попадешь.

Оставались еще встречи на Президиуме Верховного Совета. Но Ельцин явно ими тяготился. Молчаливо слушал выступления, нетерпеливо посматривал на часы. Во всей его фигуре читалась мысль: «Ну, когда же вы, наконец, закончите?» Постепенно и Президиумы Верховного Совета стал вести за него Р. Хасбулатов.

То, что Ельцин – не сторонник «коллективного руководства», я знал и раньше. Но вот то, что он не умеет координировать работу коллективного органа, каким является Верховный Совет, было для меня открытием. Ельцин любил, чтобы обращались к нему лично. Еще лучше – конфиденциально. И совсем хорошо – секретно, тайно. Такой «информации» он доверял больше. Зная эту его слабость, подхалимы из его окружения даже самую обычную открытую информацию стремились оформить как «конфиденциальную». Тогда больше шансов, что заметит.

Будучи председателем палаты, отвечающей за социально-экономическую политику России, я столкнулся с тем, что в палату не поступает никакой правительственной документации. Обратился к руководителю аппарата. Тот развел руками: извините, вас нет в списке. Пришлось побеспокоить Бориса Николаевича. После этого стали приносить обычную «тассовку» да еще – сборники Госкомстата. Большего добиться так и не удалось. Борис Николаевич четко знал, кому что давать.

* * *

Как провинциал и человек в Москве новый, я решил встретиться с первыми лицами Союзного государства и даже наметил соответствующий план. А.А. Вешняков, мой заместитель, этот план энергично поддержал.

Первым в этом списке был Председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов. Анатолий Иванович принял меня с Вешняковым в своем кабинете в Кремле. Принесли чай с фирменными кремлевскими печеньицами – больше таких я нигде не видел. Разговор, насколько я помню, шел о перспективах Союзного договора и о тонкостях взаимоотношений союзных и автономных республик в этом процессе. Лукьянов проявил завидную эрудицию в истории этого вопроса, сказал, что специально изучал его по первоисточникам в кремлевском архиве. За 70 лет мы прошли полный круг и вернулись практически к тем же самым проблемам…

Очень доброжелательно встретил нас и председатель родственной палаты – Совета Союза – И.Д. Лаптев. Договорились о взаимном обмене информацией, документами палат. Буквально на следующий день у меня на столе лежали свежие бюллетени заседаний Совета Союза, законопроекты… соглашение действовало вплоть до распада Союзного парламента.

Осталась в памяти встреча с премьер-министром СССР Валентином Павловым. Он оказался человеком остроумным, с хорошим чувством юмора. Разговор как-то сразу пошел в доверительном тоне. Однако неприятно царапнула такая деталь: в тех местах, где разговор выходил на острые темы или нелицеприятные оценки, Павлов переходил на шепот, а отдельные фразы даже писал на бумажке. Как, выходит и здесь тоже?..

Во время разговора позвонил массивный белый телефон, стоящий в стороне от других. Павлов ответил: «Слушаю, Михаил Сергеевич!» – и по выражению его спины я понял, что пора уходить… К сожалению, не всех из моего списка удалось посетить, в частности, Ахромеева, Пуго… Жалею об этом до сих пор.

Во время этих встреч я невольно сравнивал союзных руководителей с российскими, с которыми приходилось часто общаться. Надо сказать, что общее впечатление было в пользу первых. По уровню образованности, эрудиции, культуры, понимания экономических и социальных проблем союзные руководители того времени были на голову выше российских.

Как я теперь понимаю, это и было одной из главных причин лютой неприязни российского руководства к «союзному центру» – обыкновенная человеческая зависть к тем, кто умнее, удачливее тебя, имеет большую власть и большие привилегии. Как им было приятно, наверное, видеть союзный «центр» униженным, поверженным в прах…

Торжество зависти… Может ли быть что-либо опаснее для общества, для государства, как безнаказанное торжество темных человеческих страстей? И думали ли те, кто свергал союзное руководство, что пройдет год-другой – и их подопрут свои, местные элиты, столь же жадные до власти и привилегий?..

* * *

Постепенно в Верховном Совете установился порядок, а точнее беспорядок, при котором невозможно определить происхождение документа, обнаружить ответственных за тот или иной вопрос. График работы сессии, утвержденный на Президиуме, мог быть перекроен задним числом до неузнаваемости. Состав официальной делегации – пересмотрен в «рабочем порядке» и т. д. Все это мешало наладить нормальный рабочий ритм, расхолаживало людей. Именно на этой почве у меня начали возникать разногласия с Б. Ельциным. Зашел к нему раз, другой. Затем написал докладную записку, черновик которой у меня по случайности сохранился:

«Уважаемый Борис Николаевич!

Обращаюсь к вам в связи с тем, что работа Верховного Совета РСФСР и его Президиума вызывает у меня все большую тревогу и озабоченность.

В нашей работе отсутствует четкая политическая линия, организация исполнения принятых решений, увеличивается разрыв между словом и делом. Заявив о суверенитете РСФСР, мы сделали преступно мало, чтобы наполнить свою декларацию конкретным содержанием.

В нарушение решений Съезда народных депутатов не решен вопрос о разграничении собственности с Союзом ССР. Заявляя о переходе имущества в руки республики, мы не создаем практического механизма управления этим имуществом. Недопустимо медленно и бессистемно решаются ключевые вопросы экономической реформы – демонополизация, приватизация и другие. Совместная рабочая группа Верховного Совета и Совета Министров, созданная для координации всей этой работы, практически прекратила свое существование.

В Верховном Совете РСФСР отсутствует нормальная рабочая обстановка. Серьезнейшие решения выносятся на заседание и голосуются практически без подготовки и проработки. В результате мы приняли незаконные решения, которые не сумеем реализовать (например, по газете «Советская Россия»). По многим принятым решениям уже сорваны сроки реализации.

Обсуждение вопросов на пленарных заседаниях зачастую носит формальный характер. Нет серьезного анализа, отсутствует конструктивная дискуссия. Небольшая группа депутатов имеет возможность беспрепятственно навязывать свою точку зрения Верховному Совету. Решения не принимаются, а продавливаются с грубыми нарушениями регламента, вопреки аргументированным возражениям депутатов.

Вошли в практику нарушения парламентской процедуры. Минуло уже более половины сессии, а мы до сих пор работаем без утвержденной повестки дня. Председательствуя на сессии, Р.И. Хасбулатов позволяет себе грубо обрывать депутатов, комментирует их выступления, по своему усмотрению ставит на голосование или игнорирует поступившие предложения.

В результате упала рабочая дисциплина депутатов, их уважение к деятельности парламента. Депутаты перестали посещать заседания палат, многие не работают в комиссиях и комитетах. К сожалению, палаты лишены возможности вмешаться и поправить дело, так как комитеты Верховного Совета вашим распоряжением полностью выведены из подчинения палат.

Серьезные недостатки характерны и для деятельности Президиума Верховного Совета. Ответственные решения принимаются без обсуждения и при отсутствии кворума. Большинство из них даже не голосуется.

Распространилась совершенно недопустимая и противоправная практика принятия постановлений Президиума первыми руководителями единолично. Большинство таких решений касаются конкретных хозяйственных вопросов, не относящихся к компетенции Президиума. В этих условиях я, как член Президиума Верховного Совета, вынужден заявить, что не был информирован об их принятии и не могу нести за них ответственность.

Вышел первый номер газеты Президиума Верховного Совета РСФСР «Россия». В титуле значится Президиум Верховного Совета как один из соучредителей. Однако Президиум не утверждал ни устав, ни редактора, ни состав редколлегии. Не было и решения об учреждении.

Вызывает самые серьезные опасения практика создания привилегированных хозяйственных организаций – освобожденных от налогов, наделенных правом валютных операций, пользующихся покровительством органов государственной власти. Мировая практика неоднократно подтверждала, что такие организации – рассадник коррупции. Наше собственное законодательство запрещает совмещение статуса депутата с хозяйственной деятельностью, тем не менее, это положение не соблюдается.

Депутаты и руководители местных органов власти высказывают серьезные замечания о деятельности Конституционной комиссии. В ее рабочей группе подобрался тесный круг единомышленников, которые практически монополизировали работу над проектом Конституции РСФСР. Все иные мнения, не укладывающиеся в принятую ими концепцию, по существу игнорируются.

Не завершен конкурс на лучший проект Конституции РСФСР, не подведены его итоги. Конституция не обсуждена в Верховном Совете РСФСР. Тем не менее проект Конституции вынесен практически на всенародное обсуждение.

Негативное влияние на работу Верховного Совета РСФСР оказывает то обстоятельство, что вопросы структуры, штатов, аппарата высшего органа власти, вопреки регламенту, решаются келейно, выведены из-под контроля самого Верховного Совета. Это приводит к принятию решений, вызывающих серьезные возражения. Так, распоряжением первого заместителя председателя Верховного Совета при нем образована аналитическая группа. Штаты этой группы определены в составе 91 человека, им выделены 13 помещений и почти на 1 млн. рублей импортной вычислительной техники. Решение принято без Верховного Совета, в обход Президиума и без внесения каких-либо изменений в смету и в бюджет.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что в деятельности Верховного Совета РСФСР и его Президиума воспроизведены многие недостатки, характерные для прежних созывов. Без их исправления вряд ли возможна деятельность Верховного Совета РСФСР как эффективного, пользующегося влиянием и уважением в республике органа государственной власти…».

Сегодня я понимаю, что такая «докладная записка» ничего, кроме раздражения, вызвать не могла. Но тогда я искренне верил, что она возымеет действие, что элементарный порядок в работе Верховного Совета будет наведен. Однако шел день за днем, неделя за неделей, а положение не только не улучшалось, а даже ухудшалось…

Часть 4. Первый конфликт с Ельциным

Завершая свою работу, первый Съезд народных депутатов РСФСР принял решение о проведении в декабре 1990 года второго (внеочередного) Съезда по проблеме возрождения российского села.

На мой взгляд, это было правильным и очень точным решением. Дебатируя о проблемах перестройки экономики, депутаты скорее интуитивно, чем рационально, нашли верный ход для начала реформ. Ведь аграрный сектор в известном смысле – определяющее звено экономики. Реальные инвестиции в сельское хозяйство через некоторое время обернутся новыми заказами для транспортников, строителей, машиностроителей, энергетиков. Ощутимое улучшение положения с продовольствием создаст благоприятный социально-психологический фон для глубоких рыночных преобразований во всех сферах российской экономики. И расчеты экономистов, да и просто здравый смысл подсказывали: начинать надо с села…

Валентин Алексеевич Агафонов, тогдашний председатель аграрного комитета, заявил на Президиуме Верховного Совета: комитет в полном составе будет работать летом над подготовкой Съезда. Для себя я решил: остаюсь вместе с ними.

Вместе с В. Агафоновым мы определили перечень необходимых документов, ответственных за разработку, сроки, сформировали состав рабочих групп. Здесь пришелся очень кстати мой опыт организации деловых игр.

Обсуждение было организовано как бы «в два круга». Первый круг – пробный, прикидочный, рассчитанный на выявление стартовых условий и степени зрелости предлагаемых решений. После него – анализ проделанной работы, переформирование рабочих групп и второй круг слушаний – рабочий, с более широким составом участников и реальными рабочими требованиями. По некоторым наиболее важным документам удалось провести третий круг – чистовой.

Слушания обнаружили (иного трудно было ожидать) крайне низкую степень готовности руководителей аграрного сектора. Представляемые ими документы изобиловали общими фразами, экономической и правовой «туфтой». Большинство по старинке рассчитывали на безвозвратное государственное финансирование, сохранение монополизма, административно-командных рычагов. Приходилось резко критиковать, буквально ломать эти замшелые ориентации и стереотипы: «Неужели вы не видите, что времена изменились? На Съезде ничего из этого не пройдет!»

* * *

Ключевое место в наших дискуссиях занимал вопрос о земле: продавать землю или не продавать? Разрешить частную собственность на землю или не разрешать?

Я тогда был сторонником частной собственности на землю, но своей позиции никому не навязывал. Наоборот, решил свое мнение по этому поводу попридержать, послушать, что думают аграрники – люди с реальным опытом работы на земле. Ведь речь идет о политическом решении самого крупного масштаба, влекущем «веер» больших и малых, прямых и косвенных социальных последствий: одни наступят быстро, другие – проявятся через годы, десятилетия. В этой ситуации важно не ошибиться.

Надо сказать, что и среди участников наших слушаний (а на них стали приходить депутаты из других комитетов), не было единства по этому вопросу: одни – категорически «за», другие столь же бескомпромиссно и категорически – «против». И вот здесь произошло то, что стало для меня уроком если не на всю жизнь, то уж точно на всю последующую депутатскую деятельность: по мере углубления в проблему, выяснения подробностей, деталей, особенностей правового регулирования частной собственности на землю в разных странах, противоречия между сторонниками и противниками частной собственности на землю… стали стираться! Когда разговор от общей политической постановки перешел в плоскость конкретных профессиональных решений, оказалось, что взгляды сторонников и противников частной собственности по многим позициям совпадают: вот здесь частная собственность возможна, здесь – нет, здесь она будет работать, здесь – принесет вред.

Размышляя над этим парадоксом, я пришел к выводу, что все мы, советские люди, в сущности, одинаковы. Воспитаны в одних и тех же школах, смотрели одни и те же кинофильмы, пели одни и те же песни. Идеологические установки, подхваченные наподобие гриппа, превращают нас в оппонентов, противников, врагов, заставляют спорить до хрипоты за свои «принципы». Но стоит поработать вместе – и мы выходим на некоторый общий фундамент – фундамент общих ценностей, общих взглядов, общей истории. Как мало, оказывается, нужно, чтобы прийти к пониманию – просто поработать вместе! И как часто случается, что именно на это не хватает времени и терпения…

Во время этих слушаний я впервые пригляделся к нашим депутатам-аграрникам. И полюбил этих людей. По ним прошлась паровым катком самая нелепая экономическая система, какую только можно придумать. Но не смогла убить чувство юмора, деловую хватку, крестьянскую мудрость и хитрецу, неброский, но непоколебимый патриотизм. Да и им, кажется, понравился председатель палаты, добровольно, а не по обязанности, ввязавшийся в подготовку аграрного Съезда, терпеливо разбирающийся в деталях, воюющий с халтурой, дожимающий правовые документы до нужных «кондиций». Взаимная симпатия, зародившаяся в рабочей группе, заложила основу сотрудничества на последующие годы…

* * *

По итогам дискуссий в аграрной группе, мне пришлось существенно пересмотреть свои представления о частной собственности на землю. Главный вопрос экономической реформы в аграрном секторе – вовсе не форма собственности на землю, а механизм использования земельной ренты – дохода, который приносит земля. Если этот доход уходит от земли, а не инвестируется в нее, – эта земля никогда не будет богатой и процветающей. В этом смысле нет существенной разницы, как конкретно это делается – через механизм частной собственности на землю или государственный административно-хозяйственный «насос».

Я пришел к выводу, что роль частной собственности умышленно раздута и преувеличена. Любые экономические и правовые проблемы могут быть решены в условиях гарантированного государством и законом землевладения, без искусственного насаждения частной собственности (примеров тому немало). Важно лишь, чтобы государство обеспечивало стабильность и преемственность земельных правоотношений, реально защищало права землевладельцев. Но это именно то, что всегда так лениво, так халатно делало наше государство… стоит ли менять «генотип» правовой системы (с землевладения на собственность) без всяких гарантий того, что новая система будет работать лучше? Или, может быть, все же лучше «довести до ума» существующую систему?

Рабочая группа аграрников подготовила обширный пакет документов, касающихся самых разных сторон возрождения села – земельных отношений, форм хозяйствования на земле, телефонизации, газификации, жилищного и дорожного строительства, медицинского обслуживания, сельской школы, развития аграрной науки, внешних экономических связей… Предложение выдать этот пакет на руки депутатам руководство не поддержало – побоялось, что это может увести депутатов в сторону. Но наработки не пропали: в течение года многие из них появились на свет в виде постановлений Верховного Совета, решений правительства. И не наша вина, а беда, что многое из того, что было в них записано, осталось в конечном счете на бумаге. Лихие «реформаторы» повели страну совсем в другую сторону…

* * *

Для того чтобы не распылять внимание депутатов, на рассмотрение Съезда было вынесено три ключевых закона «О земельной реформе», «О крестьянском (фермерском) хозяйстве» и «О социальном развитии села». К сожалению, уже на этой стадии не обошлось без политических игр. Я предлагал принять законы в первом чтении и в таком виде вынести их на Съезд, чтобы потом доработать и принять в целом. Но тогдашние «идеологи» реформ, Р. Хасбулатов и С. Красавченко, рассудили иначе: надо принять законы в целом, чтобы поставить Съезд перед «свершившимся фактом». В результате принятые в целом законы пришлось ломать и переделывать буквально через месяц после их принятия.

Главная борьба, как и следовало ожидать, развернулась вокруг вопроса о собственности на землю. Под напором сторонников частной собственности, истерики в средствах массовой информации, неприкрытого давления руководителей Съезда, депутаты проголосовали за «многообразие и равенство государственной, колхозно-кооперативной, ЧАСТНОЙ, коллективно-долевой собственности…» лед был взломан. По всему миру прокатилась волна сообщений: «После 70 лет господства социализма в Россию возвратилась частная собственность на землю!»

Однако Конституция РСФСР, узаконившая частную собственность на землю, закрепила для нее серьезные ограничения: «Продажа или иное отчуждение земельных участков, кроме передачи по наследству, возможны только государству в лице Совета народных депутатов, на территории которого расположен земельный участок. В течение 10 лет с момента приобретения права собственности на земельный участок его купля-продажа не допускается» (статья 12).

С. Шахрай, который был автором этой формулировки, удовлетворенно потирал руки и на вопросы, не слишком ли серьезные ограничения он предложил, хитро подмигивал: «Главное – провести частную собственность в Конституцию, а там… посмотрим».

Так оно и получилось. Добившись нужного им решения, Б. Ельцин и его юридический наперсник палец о палец не ударили, чтобы подвести под политическое решение о частной собственности на землю нормальную правовую базу. Вся хитрость и энергия были употреблены ими на то, чтобы обойти ограничения, установленные в Конституции. Последующие события показали, что под личиной «заботы о земле», «защиты прав землевладельца» протаскивалось нечто иное – неограниченная купля-продажа, свобода спекулятивного оборота земли.

* * *

Хотя формально второй (внеочередной) Съезд народных депутатов РСФСР был посвящен аграрным вопросам, на самом деле он вышел далеко за рамки этой темы. Была произведена «деидеологизация» Конституции – из ее преамбулы и ряда статей исчезли идеологические понятия и формулировки. Это вполне совпадало с моими убеждениями, более того, я был автором некоторых поправок, поскольку считал, что институты демократии, конституционные права граждан не должны быть связаны с какой-либо политической идеологией. Они должны неукоснительно соблюдаться, независимо от того, какая власть и какой строй на дворе.

На этом Съезде развернулась ожесточенная борьба между сторонниками и противниками Союза ССР. Понимая опасность нарастающей конфронтации Б. Ельцина с Союзным руководством, Съезд поддержал инициативу фракции «Коммунисты России» о включении в повестку дня вопроса о новом Союзном договоре. В принятом по этому поводу постановлении, в частности, говорилось: «Подтвердить решимость РСФСР быть полноправным субъектом обновленного Союза ССР на основе нового Союзного договора… Верховному Совету РСФСР, Совету Федерации обсудить предложения комиссии по проекту нового Союзного договора, опубликовать в печати и вынести их на рассмотрение Съезда народных депутатов РСФСР, а также подготовить предложения по составу делегации Российской Федерации для переговоров по заключению и подписанию договора».

Однако само постановление называлось крайне необязательно – «Об итогах обмена мнениями о принципах заключения Союзного договора». Заголовок предложил в последний момент сам Б. Ельцин и он послужил одним из аргументов, чтобы в последующем полностью проигнорировать это решение Съезда.

Соревнуясь с союзным центром в стремлении «перетянуть» на свою сторону автономные республики, Б. Ельцин предложил записать в законе об изменении и дополнении Конституции РСФСР следующую статью: «Принимая во внимание происходящие позитивные перемены, связанные с провозглашением суверенитета республик, входящих в состав РСФСР, автономных областей и округов, приветствуя их стремление строить РСФСР и СССР на принципах равенства и взаимоуважения, поручить Верховному Совету РСФСР… разработать проект Федеративного договора и представить его на рассмотрение очередного Съезда народных депутатов РСФСР».