Текст книги "Тусклый свет"

Александр подошел к ней поближе, и принялся за шарф. Незнакомка на метр отскочила.

– Что ты делаешь? – спросила она. – Фотографировать меня собрался?

– Это уже не смешно. Шарф помогу тебе завязать, глупая. Где же ты так набралась? Алкоголь – это не выход. Опасно пить для девушки. Женский алкоголизм – самое страшное, что существует в природе.

– Не надо, я сама, – сказала она, так на вопрос и не ответив.

– Ладно, как хочешь, – ответил он более, чем спокойно.

Александр оставил свои попытки, продолжив за всем происходящим наблюдать со стороны. У незнакомки в течение двух-трех минут, – ровно столько продолжали стоять на остановке, – так ничего не получилось. Шарф оказался сильнее ее. Словно котенок, посмотрела на Александра, глазки направив кверху, и тихо промурлыкала: «Можешь помочь?»

– Так бы сразу! – он снова к ней подошел. – Холодно, ведь. Сама говорила.

За считанные секунды зеленоватого оттенка шарф красивым узором красовался на ее голове, успев обвить тонкую шею. Как так получилось – парень сам не понял, но за проделанную работу брала радость двойная: впервые красиво так получилось, и человек остался доволен.

– Тепло теперь. Спасибо, – сказала она.

– Не за что, – ответил Александр. – Куда путь-дорогу держите?

– Мне надо бежать! Меня могут найти! – продолжила свою песенку незнакомка.

– Кто и зачем? – поинтересовался Александр.

Данную тревогу можно было с легкостью списать на алкогольную деменцию, но какое-то внутреннее шестое чувство подсказывало художнику в душе и снаружи, что не все так просто. Пока свое время коротал в раздумьях, она уткнулась своими очами в одну точку, и не сводила взгляда очень и очень долго.

– Куда смотрите? – поинтересовался Бельский – Что там?

– Поможешь мне еще раз? – спросила незнакомка. Она почувствовала, что он поможет, и что ему можно верить.

– Конечно! – еще не узнав самой сути вопроса, быстро согласился. – Что нужно?

Она посмотрела себе под ноги, потом на колени, на бедра, и наконец – на лонное сочленение.

– Хочу того…

Чего конкретно – Александр не вразумил. Вроде бы втерся в доверие, смотрит на определенную часть тела, да еще и взглядом уткнулась в тот угол, где меньше всего бывало людей. Быстро все произошло, но Александр не спешил торопить события.

– Понимаете, мы мало знакомы. Вы очень красивая девушка, отрицать этого не стоит, но…

Девушка сначала улыбнулась, а потом гневно бросила:

– Совсем дурак? Нужду хочу справить. Пописать мне надо. Прикроешь?

– Вы в этом плане? Ох… – облегченно выдохнул он. – Хорошо, но точно туда? – Они вместе посмотрели в одну точку. – Можно обойти больницу, и там уже отыщется более подходящий для этого угол.

– Пока будем обходить, обосусь, нахер, – бросила она, себя не контролируя. – Давай здесь, и прямо сейчас.

– Ваше право. Как скажите.

Александр, без зазрения совести, пошел вместе с ней в указанный угол. Но если он ступал уверенно и прямо, то она шла медленно, колыхаясь из стороны в сторону.

– Удобно тебе? Нашла нужный угол и ракурс? – он повернул свое туловище к ней.

– Не оборачивайся! – громко выкрикнула девушка, забившись в заброшенный угол. Продолжая со всем напором делать то, ради чего остановились, душевно у него спросила: – Никогда еще не приходилось для этого дела слышать подобные словечки. Почему так странно разговариваешь?

– Все говорят, что я странный, – спокойно ответил человек, которого считали не от мира сего.

– Но ты очень красивый.

Он постарался посмотреть на нее, поблагодарить в глаза за комплимент, к которому остался равнодушен, поскольку мужчину, считал он, красит все на свете, но только не красота, но она снова, вооружившись громким криком, сделать этого не дала.

– Разве странный не может быть красивым? – спросил он, отвернувшись

– Порою странность – величайшая и единственная окраса человека. Мне нормальные личности никогда не нравились. Норма не может подкупать, – ответила она, оставаясь позади.

– Мы так и будем здесь стоять, и говорить на подобные темы?

– Что, «менты»? – испугалась она.

– Успокойся, все тихо.

Бельский начал испытывать некий дискомфорт. Наконец постыдное действие на виду у всех окончилось. Он этого не видел, он все слышал. Напор, который вначале его заставил приятно вздрогнуть, становился все тише, все слабее. Он обернулся к ней, и в отличие от предыдущих попыток, она уже не кричала. Белые трусики, маленький шрам слева на тонкой кожице под маленьким пузиком, и два-три черненьких закрученных волосика – вот все то, что увидел, успев обернуться на ее призыв.

– Зачем ты остановился? – спросила она, не ожидая ни на чью-либо помощь. – Что во мне нашел?

– У тебя опять шарф развязался.

– Черт с ним. – Она бросила его наземь, в тот же миг поднявши. – Лучше ответь на мой вопрос.

– Интересно общаться с людьми, помогать им.

– Не ври, – сказала, как отрезала. – Не городи при мне этой херни. Наверное, придумал, как и в каких позах будешь иметь меня?

– Совсем нет. В женщине важны глаза, важен взгляд.

Он вспомнил печальный разговор с Ефимовой, и только сейчас осознал, какую допустил ошибку. В натурщице, как в любой девушке важны те самые глаза, тот самый взгляд, о которых он упомянул только что, беседуя с неизвестной особью.

Не такого незнакомка ожидала ответа; казалось, успела на секундочку растеряться, и даже расстроиться.

– Ты что, – недоумевала незнакомка, – импотент?

– Художник, – ответил он, смеясь.

Девушка красиво удивилась.

– Иногда – это одно, и то же.

– Полностью согласен. Ни сюжета, порой, ни действия.

– Действительно, рисуешь? – перепросила она. – Краски, кисточки, гуашь?

– Да, – ответил он. – Действительно.

Сначала позвонили девушке, телефонный звонок после раздался у Александра. Оба вызов сбросили.

Они друг на друга пристально посмотрели.

– Кто звонил? – поинтересовался парень.

– А тебе? – тот же вопрос поставила девушка.

– Друзья. Даже знаю почему, вот и не ответил. Пока еще ничего не решилось. Перезвоню.

– Я тебя не отвлекаю? – спросила она. – Ты, ведь, куда-то шел.

– Шел, правда, но уже успел передумать.

– Куда? – спросила она.

Александру не хотелось говорить о себе, но об этом сказать пришлось.

– В кассу направлялся. Билеты, думали, взять. На футбол идем. Но погода не впечатляет, а потом – ты нарисовалась.

– Точно художник, – сказала она. – «Нарисовалась».

– Верно, – ответил Бельский. Ему понравилось, как сумела заметить характерное для него слово, кинутое без должного внимания. С алкоголиками, повторился про себя, порою намного интересней проводить время, нежели с трезвенниками, и приверженцами здорового питания.

– Опять этот футбол, – сказала она, чем отвлекла его от дальнейшего продолжения мысли. – Есть хоть один мужчина, кому от футбола воротит?

– Может и есть, но тогда он не мужчина, – нашелся Бельский.

– Поп…ди мне тут.

Не хотелось с пьяной девушкой разговаривать на футбольные темы, поэтому он поднял тему другую.

– Как тебя зовут? Сколько общаемся, а имен друг друга не знаем.

Услышав данный вопрос, девушка насторожилась. В ее глазах читался страх.

– Зачем они нам? – спросила она. – Имена убивают страсть.

– Это, да, – согласился Александр, – но неизвестность, порой, косит куда серьезней.

Замялась девушка; перебирала губами сотни имен, и остановилась на привлекательном, и красивом.

– Евгения. – Она протянула ручонку.

– Александр. Очень приятно, – и взаимно пожал ее руку. Бельский усомнился, что сказала настоящее имя, но это было лучше, чем совсем ничего.

Долго друг друга держали за руку, но пришло время отпускать.

– Тебе кто звонил? – поинтересовался снова Александр. – Только честно. – Ему не хотелось быть обманутым снова.

– Не важно, – быстро произнесла незнакомка, только что открывшая свое имя.

– Не бойся. Я ничего никому не скажу.

– Ты и не сможешь, – рассмеялась девушка. – Уже поздно. И тебя найдут, и меня. Я тебя подставила. Ты даже не сможешь сбежать.

– И не хочу, – спокойно отозвался парень, чем изрядно ее подкупил.

Она, нашедши нужные слова, и словив глазами нужный фокус, принялась говорить правду.

– Я работаю на двух работах. Это ничего для них не значит. Думаешь, зачем ношу шарф? Очень сильно меня избивают. Посмотри вот сюда.

Она откинула шарф и, сжав белые волосы в маленький кулачок, оголила кровавое темя.

– Видишь? Чем и за что – не помню, но болит до сих пор.

– Ничего себе! Это страшно. – Он успел поверить в угрозы и ежедневные избиения. Теперь она казалась не такой уж и простой. – Обратись в соответствующие органы. За что тебя так?

– А это, – Евгения отпустила волосы, пару раз прошлась по ним ладошкой, словно расческой, придала им нужную форму, и показала белое-белое предплечье, на котором виднелись маленькие запекшие точки, – сигареты об меня тушат. Больно – не могу, но приходится терпеть, – продолжала жаловаться на свою судьбу, вокруг ничего не замечая, и никого не слушая.

– Давай разберусь; позвоню, давай. Так ведь нельзя.

– Всем нам начертано судьбой определенное свое.

– Ты определенно не права, – исковеркал понятия девушки храбрый из храбрейших. – Кто одному дал право избивать, а второму – терпеть? Всегда есть определенно лучшее; на это самое лучшее мы имеем право, и должны им хоть раз, но воспользоваться.

Речь прозвучала его, как речь великого и признанного революционера – пламенно и горячо, но на нее она должного эффекта не произвела. Она спокойно перешла к другим темам.

– Курить хочется. У тебя нет?

– Стараюсь не курить, – ответил он.

– Бросил?

– Зачем так грубо и радикально? Стараюсь делать это как можно реже.

– Курение и алкоголь – единственные радости на свете, которые не изменят.

– Курят и пьют на свете большинство.

– Все хотят быть счастливыми, – сказала Евгения.

– Это единственные радости на свете, которые могут убить! – важно произнес Александр.

– Абсолютно все на свете может убить. Так лучше уже довериться профессионалам, чем кому-то неосведомлённому.

Именно за подобные речи Бельскому нравилось разговаривать и пребывать в компании охмелевших и грубых. У них своя, – в разы отличающаяся от других, – философия, на первый взгляд не поддающаяся всякой логике, но присмотрись внимательнее, и обнаружишь умозаключения и выводы, которые одним открылись не все, а некоторым не откроются никогда. Александру хотелось продлить общение, хотел с ней разговаривать вечность, потому он продолжил сбивать многочисленные вызова товарищей и друзей.

– Выключи ты его. Скажи, что занят.

– Все хорошо, – ответил Бельский. – Купить сигарет?

– На, возьми, – она протянула деньги. – Сходишь, да? Мне не желательно показываться на людях. Найти могут. За мной уже выехали.

– Забери. У меня есть. Никто тебя не ищет. Успокойся. Я с тобой.

– Ага, конечно; бери. Давай только быстрей. Чертовски хочется курить.

Он взял деньги, пошел к ближайшему киоску, встретил знакомого, поговорил с ним недолго, купил пачку сигарет и направился к испуганной женщине. Она стояла на том же месте, и внимательно прислушивалась ко всему, что говорили и произносили окружающие. Увидев его, подбежала, изо всех сил выхватила пачку, и быстро закурила. Только потом, сделав несколько глубоких, но быстрых затяжек, гонцу предложила сигарету. Под предлогом покурить «за компанию» парень согласился.

– Все-таки, ты странен. Зачем убивать себя за компанию? Понимаю, кушать за компанию, пить за компанию, но курить…

Глубоко вдохнув, Александр сказал:

– Едой, как и алкоголем, себе можно нанести вред похлеще, чем, допустим, теми же самыми сигаретами.

Евгения ничего не сказала. Она предложила сделать еще один круг, на что Александр с радостью согласился. Она, переборов различный страх, держала его за руку. Александр не отпускал ее руки. Он чувствовал ее страх, и ему хотелось ей помочь. Они, ни взирая на возраст, смотрелись идеальной парочкой, которая друг друга знала ни один месяц.

Во время разговора, как он и ожидал, она проявила недюжинные познания в различных областях, начиная от естествознания, и кончая прикладной механикой. Увлекаясь идеями рефлексологии Сеченова и теорией психоанализа Фрейда, она легко могла рассказать о жизни Байрона, процитировать отдельные песни из «Дон-Жуана», и с той же легкостью перейти на Бальзака, бросаясь некоторыми фразами из произведений Цвейга. Бельский на минутку почувствовал себя ущербным: он, художник, знающий и технику, и стиль, нарисовавший сотню «шедевров», не знал всего прочего; он был никем, он был пустым. Если бы не болезненное увлечение живописью, переходящее в манию, с ним бы не было о чем поговорить. Она же, дай только волю, и шанс прожить жизнь по-другому, сумей отыскать свое достойное «я», могла бы стать отличным специалистом в различных областях, и зажить, всем на зависть, шикарно и богато. «Знания угнетают волю» – именно в это, касаясь легко подробностей ее личной жизни, быстро и полностью поверил.

– Либо меня, либо я сама с собой покончу, – продолжала жаловаться Евгения. – Так жить нельзя.

– Правильно. Так нельзя жить. Заживи по-другому. На зависть им всем.

– Меня никто не любит, – открылась она. – Зачем жить без любви?

Александр, пропитавшийся к своей спутнице если не любовью, то дружескими узами, горячо произнес:

– Как – никто?! Единственно, для чего созданы люди – это для любви. Надо просто найти своего человека; надо зажить по-другому. Они так и ждут, если правильно всё понимаю, что уйдешь, покончишь с собой, а ты им на зло, живи, и жизни радуйся.

Ей понравилась его речь; она искренне засмеялась, и потянулась вновь к сигарете.

– Пьешь? – спросила она.

В вопросе чувствовался подвох; Александр не спешил с ответом.

– Изредка.

– Как сейчас настроен? – спросила Евгения.

– Отрицательно. Через пару часов концерт. Нужно быть трезвым.

– У тебя? – удивилась Евгения. – На чем играешь?

– Нет. У моего друга. В музыкальном училище. Стоит воздержаться. Он не любит, когда на его игры пьяным прихожу. Один раз долго со мной не разговаривал. Как по мне, вел себя вполне солидно…

– Перестань, – отмахнулась девушка, и поспешила за банковской карточкой. – От одной бутылочки ничего не произойдет.

Александр Бельский был из разряда тех людей, которых долго уговаривать не приходилось.

– У меня совсем нет денег, – соврал парень. Ему не хотелось пить, по, крайней мере, в такой компании. Евгения нуждалась в помощи, и алкоголь был не при чем.

Она ничего не сказала; взявши его под руку, поспешила к магазину. По пути попадались многочисленные знакомые Бельского, но его спутница так отвратительно себя вела: кричала, громко критиковала власть, материлась, что последний был вынужден опустить голову книзу, и делать вид, что ничего не знает, никого не замечает. Евгения подвела его к элитному магазину алкогольных напитков. Уже переступая порог, Александр сумел несколько раз пожалеть о своем решении ничего не ответить, промолчать, ни, даже, остановить ее.

Очереди не было; мужчина, держа в левой руке бутылку водки, правой собирал сдачу. Как только удалось ему это сделать дряблыми и дрожащими руками, тут же развернулся и ушел; последний мужчина поспешил к продавщице, и стал делать заказ, как его тут же перебила Евгения.

– Никто никогда не уступит девушке. Все привыкли в этой чертовой стране видеть в ней товар, больше ничего. Хоть бы раз, хоть бы кто-то.

– Жень, успокойся! – ласково начал Александр, успевший постыдится за сомнительное знакомство.

– Девушка, в чем проблема? – обратился к ней покупатель. – Я стоял в очереди так же, как сейчас вы. Угомони свою мамашу, – обратился покупатель к Александру, – а то хуже будет.

– Как ты сказал? – дерзко спросила Евгения, держа его за руку.

– Извините. Извините. Ничего не говори, – другим тоном обратился к знакомой. – Сейчас все будет.

Мужчина быстро управился, развернулся, бросил что-то нецензурное с гневным видом, и уже свой заказ делали Евгения и Александр, успевший извиниться еще раз и перед продавщицей, и перед уходящим мужчиной. Евгения продолжила хамить женщине, находящейся по другую сторону прилавка, но с помощью последней и Александра, нетрезвые речи агрессивно настроенной девушки, опасающейся за свою жизнь, вовремя были прерваны.

– Девушка, чуть скромнее, пожалуйста. Я вам не грубила, и вы мне, прошу, перестаньте хамить.

На пьяных натур извинения, ласковые и тихие слова всегда оказывает охмеляющее действие; как только услышала приятные слова, ей адресованные, тут же сама начала извинятся перед работницей магазинчика, специализировавшегося на товарах узкого профиля.

– Извините вы меня. Дайте две бутылки пива, и пачку сигарет. Извините, еще раз. Такая ситуация произошла.

Евгения хоть сейчас бы рассказала все подробности из личной жизни, сумевши затронуть все остальные известные ей темы, но парень быстро ее остановил, и как только вынесли заказ, и поставили перед ними, он забрал товар, карточку, и направился, держа ее крепко за руку, к выходу. Продавщица облегченно выдохнула, чего нельзя было сказать об Александре.

При выходе, только открыв двери, она принялась почесывать светлую голову, запрокинув сжатый в кулак пучок белых волос с одной области головы на другую.

– Что у меня там? – тревожно спросила Евгения.

– Где? – спросил Александр, ничего не увидевший, и стал искать нужную позу, дабы отыскать то, что так тревожило его спутницу.

Как только бедрами ощутил упругость ее сочных ягодиц, она постаралась прижаться к нему как можно плотнее, сначала став ровно, а потом извиваться и прогибаться, как молоденькая кошечка, всем телом обласканная первыми лучами апрельского солнца. Александр все понял без слов; в нижние части тела сиюминутным потоком хлынула кровь, но, не желая продолжения, он отворил дверь шире, и провел ее на улицу.

Потемнело достаточно рано; проходящие мимо люди одной рукой держали над собою зонтики; холод не чувствовался, но ветер ревел сильный. Не одолели Евгения и Александр и пару метров, как маленький дождик превратился в ливень.

– Скорее под навес! – предложил умную мысль Бельский.

– Пошло оно все к черту!

От дождя они укрылись под крышей очередного алкогольного магазина. На их пути, как заметил Бельский, попадались магазины только подобного профиля. Алкогольных киосков действительно стояло много. Они зашли под крышу одного из них. Капли дождя на них стекали не сильно, но все же они чувствовались, оставляя после себя холодные следы, в виде растекающихся точек.

– Пошли на скамью, спрячемся в подъезде, по пути придумаем еще что-то, но только не здесь, – предложил Александр, как только дождь начал утихать.

– Где моя карточка? – спросила она, только сейчас вспомнив о визите в магазин. – Мне ее отдавали?

– Посмотри в руках.

– Что? – не поняла она, но как только увидела, что правой рукой держала ту самую карточку, быстро успокоилась.

Евгения вновь, выпив ровно полбутылки, принялась за философию. И если в алкоголе она видела спасение и утешение, то Александр в ту минуту абсолютно не ощущал того удивительного эффекта, и не мог разделить ее чувств эмоций; напротив, ему надо было быть все время на чеку, переживая как за себя, так и за свою новую знакомую.

Она заговорила о психологии и мозге. Выучившись на психолога, она высказала идею о том, что все это – сущий, чистый бред. Как могут они, высказывалась Евгения, влиять на мозг, если он изучен, от силы, на двадцать пять-двадцать семь процентов. Гештальтпсихология, по ее утверждению, псевдонаука, верный обман. Долго могла бы продолжаться словесная окрошка, но раздался звонок; на этот раз трубку она подняла. Мило поговорив с абонентом, Евгения, как только положила трубку, стала честна и откровенна.

– Моей дочери только тринадцать, но уже меня не переваривает. На дух не выносит. Ее можно понять. Не приходиться матерью гордиться.

В конце добавила крепкое ругательное словцо.

– У тебя есть дочь? – удивился Александр, и стал подсчитывать, сколько может быть лет его очаровательной спутнице.

– Спрашивает, где я. – Не отвечая на вопрос, продолжила о своем. – Уже что-то с папой придумали. Что им от меня надо?

– Тебя любят. Все тебя любят. Не накручивай.

Евгения замолчала, посмотрев на него такими глазами, будто знала нечто сокровенное. Закурив, и сделав глоток, она предложила пойти дальше.

Дождь постепенно прекращался; пыль была приглушена сильными каплями осеннего дождя. Пробираясь сквозь лужи и многочисленную грязь, дышалось лучше, по-новому, на полную грудь.

– Мне пора. Не обидишься, если уйду? – спросил он.

Времени оставалось предостаточно, но Александр стал тяготиться этим знакомством. Выпил за ее счет, покурил, за руку поддержал, но отчего-то было не по себе. Он решил ее покинуть.

– На что мне обижаться? – спокойно спросила она. – Огромное тебе спасибо.

Бельскому стало не по себе. Он обманул ту, которая чисто и ласково произнесла в его сторону милое слово: «Спасибо!»

– Могу тебя чем-то помочь? Последний раз?

Он не мог ее так быстро, так скоро покинуть. Ему казалось, что он поступает с ней нечестно, и он остается в долгу перед нею.

Евгения снова улыбнулась. Александр поинтересовался о причине подобной реакции, и сразу же услышал в ответ:

– Мы еще увидимся.

Теперь улыбнулся Александр.

– Откуда тебе знать?

– Против твоей воли, но увидимся. В этом можешь быть уверен полностью, на все сто процентов.

– Смешно, однако, с трудом верится, но я совершенно буду не прочь увидеть тебя еще раз.

– Как знать, как знать…

Стало еще темнее; в округе приглушенным светом зажглись фонари.

– Хочешь сюрприз напоследок?

– Какой? – поинтересовался Александр, затаив хитрую улыбку; ожидал он всего, но только не этого:

– Дай руку. Погадаю.

– О, господи, – опечалился Бельский. – Я в это не верю.

– Без проблем, – не растерялась новая знакомая, которая оказалась колдуньей. – Главное, что в это верю я. Просто дай руку. Не хочешь, говорить не буду. Посмотрю чисто ради себя.

Нехотя, но Александр протянул свою мощную десницу. Женская ладошка переворачивала мужскую ладонь из стороны в стороны, а те же глаза, словно читали увлекательную книгу, по маленьким изгибам и линиям руки, двигались, словно дикие. Александр наблюдал за всем происходящим спокойно, но биение сердце участилось. Он не верил в хиромантию, но услышав нечто приятное и полезное, решил Александр в ту же секунду, он обязательно поверит в эту науку. Но только при условии, что все будет хорошо, и на него ожидали только приятные новости. Не терпелось услышать ее приговор. Как только выронила его руку, и отвернула свой взгляд, услышала мужское и скупое: «Ну, что там?»

– Ты же не веришь, – игралась с ним Евгения.

– Все равно, интересно, – признался непризнанный гений.

– Печально все. Обладая огромным потенциалом, великим талантом, ты используешь его не по назначению. Все в этой жизни зависит от нас самих, но, – увы! – свой шанс ты упустил.

– Так говоришь, – опечалился великий, которому, судя по предсказаниям, таковым стать не судилось, – словно я уже умер. Я молодой. Вся жизнь впереди. Все у меня получится.

– Так и есть, – спокойно подтвердила гипотезу гадалка. – При том, очень давно ты умер. Не за тем ты гонишься, не за тем. Покончишь жизнь самоубийством. Очень жаль; при ином раскладе увидел бы троих прекрасных деток: два мальчика, и одну девочку. Если бы не собственные страхи, переживания, ошибочные предположения, прожил бы долгую и счастливую жизнь.

Злобно и ехидно Александр рассмеялся ей прямо в лицо.

– Может, себя ты видишь на моей ладони? Именно ты пытаешься наложить на себя руки, а я всячески тебя отговариваю.

– Я – нет, – печально улыбнулась гадалка. – А вот ты… Мне очень жаль.

– Ни о какой смерти, тем более, о суициде я не думал, и думать не могу.

– Тебя погубят вредные привычки, – спокойно продолжила Евгения.

– Любовь? – спросил Александр, решивший перевести серьезный и трагичный тон беседы, на более живой и мягче. – Любовь – еще та вредная привычка…

Данный вопрос, показавшимся вопросом, и ответом одновременно, пришелся ей по вкусу. Она ничего не ответила, но в этом надобности и не было.

Евгения поцеловав его в щечку, тут же развернулась, и ушла. От нее остался зловонный запах второсортного никотина, к которому пристрастилась еще в далеком детстве. Александр хотел последовать за ней, но его порывы остановил яркий свет, который излучал работающий с периодическими перебоями старый изогнутый фонарь. Своим пламенем он словно говорил, что все услышанное – сущая есть правда; они еще встретятся, он покончит с собой, но чтоб быть с ней, желать ее, и требовать любви от нее – это чересчур.

Бельский достал телефон, и набрал Ивану. Концерт перенесли (он состоялся двумя часами ранее), о чем старался по телефону сообщить товарищ; они хорошо выступили, и теперь своей компанией отмечали грандиозный успех. По его вине, разумеется, на футбол никто не пошел.

Проведши всю ночь в мастерской, он постарался запечатлеть на холсте удивительный профиль прекрасной незнакомки, изобразить легкое ощущение радости и тепла, ту искорку нежности, успевшей пробежать между ним: амбициозным художником, и ею – молодой, красивой, но потерявшей себя в заботах и тяготах бренной жизни профессиональным психологом.

В тот вечер, – в тот редкий, удивительный вечер, когда мог с необычайной легкостью забыть о верной и любимой натурщице, – за один присест Бельский изобразил густой ливень, капли которого покрывали все: дома, скверы, бордюры, и только одинокий изогнутый фонарь, оставшийся сухим и неподвижным, гордо стоял в стороне, ярко освещая, непонятно кому и зачем, темный, извилистый путь.

             ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

                   Аптека

На свете всегда будет существовать романтика для того, кто ее достоин.

                        А. Моруа

Лучшее время для работы, как считал мастер, это свежее утро – с пяти до восьми, но ввиду обыкновенного человеческого, а тем более, женского желания поспать, позирование и рисование переносилось на девять, десять, а то, и ближе к обеду, время.

Дело не задалось изначально. Всё готово, все настроились, но работа – бывает так – не ладилась абсолютно.

Яна очаровывала ростом, своими пышными, аппетитными полунагими формами. Сегодня она, как никто другой, потрудилась на славу: и позу выдержала, и взгляд, даже ножку дольше обычного продержала в неловкой опоре. Прямое попадание в цель, но не был в ударе сам мастер, а потому, ничего достойного из этого всего не получилось. Ефимова – самая любимая и… единственная натурщица – пыталась всячески его поддержать, настроить на работу, но Александр, как задумчиво молчал, так и продолжал, насупив брови еще сильнее, тягостно молчать. Сделала попытку вывести на настоящий, неподдельный разговор, но вместо искренности нарвалась на огромное количество в свой адрес бранных словечек. Продолжив позировать, она хотела всё бросить к чертям и, послав его к дьяволу, уйти, никогда к нему больше не возвращаясь, когда, на самом деле, совершить подобный шаг не позволяла некая скрытая сила. Утонченная строгость подчеркивала идеальные черты лица, и оттого, ангельское личико казалось более притягательным и лучезарным именно в гневе. Она стояла неподвижно, с каменной улыбкой на лице, но маленькая синенькая прожилка, еле просвечивающаяся на девичьем лбу, говорила о серьезности и важности сиюминутных кратковременных раздумываний. Стоявшая строго и неподвижно, она попыталась вновь завести неприятный разговор, но из этого снова ничего не вышло. Только когда работа, не увенчавшаяся победоносными действиями, была на сегодня окончена, только тогда начинался завязываться бессмысленный, на первый взгляд, разговор между двумя, хорошо знавшими друг друга, людьми.

– Ты сегодня сам не свой, – заметила Ефимова. – Что случилось?

– Ничего, – брякнул он, не желая говорить дальше.

Редко кому удавалось обхитрить женское, понимающее, ласковое сердце. Александр не был исключением.

– Если серьезно, – попросила она. – Говори.

Александр быстро сдался.

– Сам не пойму ни черта. Ничего не произошло, а какая-то внутренняя пустота, что ли.

– Надо отдохнуть, расслабиться, – дала совет натурщица.

– Сколько можно… – прохрипел печально Александр. – Все с рук валится, прямо, все.

Яна сменила позу, и стала более раскрепощенной.

– Я могу, так поняла, собираться? – спросила модель неведомых шедевров.

Александр, державший до сих пор кисточку, поглядывая изредка на мольберт, оставил все попытки, и сам покинул работу.

– Конечно, да, – сказал он. – Извини меня, но сегодня не мой день.

– Понимаю. Бывает. Надеюсь, это не из-за того, что мы с тобой не переспали?

Бельский не знал, как отреагировать на подобную остроту. Он не знал, пошутила она, или спросила серьезно. Не вдаваясь в лишние рассуждения, он ответил:

– Скорее всего, именно поэтому.

– Если хочешь, – начала так, словно за собой ощущала некую вину, – могу сделать расслабляющий массаж. Например, в ванной.

Искорка надежды пробежала в глазах Александра.

– Заманчивое предложение. После всех процедур, – разошелся художник не на шутку, – можно в ресторан пойти.

– Без меня.

– Почему? – удивился Бельский, успевший расстроится.

– Не хочу позориться. Тебя быстро «уносит», – гордо заявила красивая девушка.

– Значит, я тебе позорю? – возмутился он. – Откуда тебе знать, как на меня действует алкоголь?

– Хватило первой встречи. Одно мгновение, и все понятно.

– Прислушайся к своим словам, – дал совет Александр. – Я тебе то же самое говорю постоянно.

Ни во что не ставя слова более опытного товарища, девушка продолжала настаивать на своем.

– Вообще не понимаю, как можно моментально пьянеть? Зачем тогда пить? да еще в компании? Горе-то сплошное, им веселиться надо, а они с тобой таскаются. Расскажу один случай. На день рожденья у сес…

– Хватит, – резко, довольно грубо, прокричал Бельский, выходивший из комнаты.

Одного слова хватило, чтобы всё забыть. Успевшая переосмыслить свое поведение, натурщица как можно скорее перед наставником решила извиниться.

– Я конкретно не о тебе. Я, в общем. Бывают ведь люди, которые…

– Довольно! Что здесь не понятного? – с другой комнаты доносился спокойный, приглушенный звук. – Давай закроем эту тему.

Ефимова продолжала собираться, раз за разом, поглядывая то в окошко, то на дверь. Странные мысли ютились в голове, но все их выразить побоялась.

– Мы идем в ресторан?

– Нет, – ответил Бельский. – Дома пообедаю. Хочу чего-нибудь легкого, и спокойного.

К яичнице Анна не притронулась, но сладкий чай выпила.

За обедом вскользь были брошены краткие высокопарные речи об искусстве, о жизни, о любви, но Бельский до того себя чувствовал разбитым и опустошенным, что отвечал либо отрывисто, нескладно, либо и вовсе предпочитал умолчать.

Насчет массажа в ванной преданная натурщица не шутила.

В ванной комнате, когда все приготовления были сделаны, когда нежная водица теплым оттенком ласкала измученную молодую кожицу, когда девичьи нежные руки ласково, с материнским теплом проходили по огромным мужским плечам, когда белый парной дым поднимался вверх, а они, ради забавы, пытались словить его ртом, и удержать в себе как можно дольше, состоялся следующий диалог: