Текст книги "Маршал Жуков"

Затем Гитлер повторил уже изложенные в директиве ставки соображения об ударе по Ленинградскому промышленному району, о необходимости овладения Крымом, являющимся авианосцем Советского Союза в его борьбе против использования Германской румынской нефти, и другие «экономические доводы». В заключение своей короткой отповеди Гудериану Гитлер, обращаясь ко всем присутствующим, бросил фразу, которую он уже произносил не раз:

– Мои генералы ничего не понимают в военной экономике!

Все присутствующие генералы, кроме Гудериана, послушно закивали головами в знак согласия с фюрером.

После войны на Западе будут очень много писать о том, что плохой стратег Гитлер испортил блестящие замыслы своих генералов и не позволил им одержать уже почти достигнутую победу. Спор насчет нанесения главного удара на Москву или же в двух направлениях – на Ленинград и на Украину – некоторые историки склонны считать «ахиллесовой пятой» всей Восточной кампании. Я еще вернусь к этим разногласиям между Гитлером и военными, а сейчас ограничусь спором на совещании в Борисове. Дело в том, что военные помощники Гитлера многое пытались свалить на него, обеляя себя и пытаясь уйти от кары на Нюрнбергском и других процессах. Но, как видим из приведенного выше разговора (а я пользовался стенограммами, а не чужим изложением, в котором могла быть и субъективная неточность), все военные полностью поддерживали политические замыслы Гитлера и расхождение было лишь в деталях осуществления его агрессивных планов, как в данном случае: куда бить – на Москву или на Украину и Ленинград. А в том, что они были едины в своих захватнических устремлениях, никаких сомнений нет. Генералы являлись не только исполнителями, они были даже в какой-то степени более решительны, чем сам Гитлер, стремились к более быстрому и полному осуществлению замыслов фюрера.

Конфликт со Сталиным

Стойкость и мужество частей Юго-Западного фронта, можно сказать, спасли страну, потому что даже при больших успехах на главном направлении гитлеровское командование не решилось нанести последний удар на Москву, имея у основания клина такое мощное объединение войск, как Юго-Западный фронт.

Юго-Западный фронт упорными, затяжными боями удерживал каждый рубеж и, используя малейшую возможность для контрударов, оставался на правой стороне Днепра, далеко в тылу противника. Гитлеровцы с военной точки зрения вполне правильно решили окружить войска Юго-Западного фронта еще на правобережье Днепра и тем самым избавить группу армий «Центр» от постоянной угрозы удара с юга, дать ей свободу действий на Московском направлении.

Жуков предвидел решение гитлеровского командования на окружение войск Юго-Западного фронта. Как начальник Генерального штаба, он не только руководил повседневной деятельностью войск, но и постоянно анализировал, обобщал, делал выводы о положении на фронтах.

Шел второй месяц войны. Гитлеровская армия, планировавшая к этому времени разгромить Красную Армию и захватить Москву, не осуществила поставленные задачи. Противник нес на всех направлениях большие потери. Не оправдалось предположение гитлеровцев о том, что они не встретят такого упорного сопротивления, какое оказала им Красная Армия. Фронт действий войск по мере углубления на территорию нашей страны все больше растягивался. Гитлеровской армии уже не хватало войск и, главное, резервов для того, чтобы действовать на всех стратегических направлениях. Но все же у гитлеровцев были еще большие силы, и особенно мощные бронетанковые группировки и авиация, способные наносить сильные удары.

Взвесив и обдумав положение и возможности войск, своих и противника, Жуков пришел к выводу, что гитлеровцы в настоящее время не смогут начать нового наступления на Москву, пока не обеспечат правый фланг своего Центрального фронта. Предвидя удар противника в тыл нашему Юго-Западному фронту, Жуков считал, что необходимо наши войска спасти от окружения – отвести за Днепр и организовать оборону на этом удобном природном оборонительном рубеже. Взгляните на карту: Днепр от Киева поворачивает и течет на юго-восток к Днепропетровску, а затем на юг – к Запорожью и Херсону. Сама природа предоставляла нашим войскам удобную мощную преграду, за которую они пока еще могли отойти. Жуков также считал, что нужно воспользоваться ослаблением войск противника, стоящих на Московском направлении (из-за поворота части его сил на юг), и нанести им удар именно здесь.

29 июля Жуков позвонил Сталину и попросил принять его для срочного доклада. Сталин сказал, что ждет его.

Взяв карты со стратегической обстановкой, группировкой войск, все необходимые справочные данные, Георгий Константинович направился к Сталину. В приемной его встретил Поскребышев, сказал:

– Посиди, приказано подождать.

Да, именно так, на «ты», обращался помощник Сталина к министрам, ученым, маршалам и генералам, считая, что близость к вождю дает ему такое право!

Через 15–20 минут в кабинет Сталина прошли Маленков и Мехлис, а затем пригласили войти Жукова. Почему Сталин не захотел говорить с Жуковым один на один, да к тому же пригласил не военных специалистов, а этих двух, верных и всегда готовых безоглядно поддерживать? Видимо, он опасался того важного разговора, на котором так настаивал Жуков. При всей своей неограниченной власти Сталин все же всегда заботился и о тех следах, которые останутся в официальной истории. Предвидя серьезность беседы, он и на этот раз пригласил свидетелей.

– Ну, докладывайте, что у вас, – сказал Сталин.

Жуков расстелил на столе карты и подробно изложил обстановку на фронтах и свои выводы и предложения, что следовало бы предпринять в настоящее время. Он очень подробно осветил возможности и предполагаемый характер действий противника, на что Мехлис бросил реплику:

– Откуда вам известно, как будут действовать немецкие войска?

– Мне неизвестны планы, по которым будут действовать немецкие войска, – ответил Жуков, – но, исходя из анализа обстановки, они будут действовать только так, а не иначе. Мое предположение основано на анализе состояния и дислокации немецких войск, и прежде всего бронетанковых и механизированных групп, являющихся ведущими в их стратегических операциях.

– Продолжайте докладывать, – бросил Сталин.

Жуков продолжил доклад:

– На Московском стратегическом направлении немцы в ближайшие дни, видимо, не смогут вести крупные операции, так как они понесли здесь слишком большие потери. У них нет крупных стратегических резервов для обеспечения правого и левого крыла группы армий «Центр». На Ленинградском направлении без дополнительных сил немцы не смогут начать операции по захвату Ленинграда и соединению с финнами. На Украине главные сражения могут разыграться где-то в районе Днепропетровска, Кременчуга, куда вышла главная группировка бронетанковых войск противника группы армий «Юг». Наиболее слабым участком нашей обороны является Центральный фронт. Армии Центрального фронта, прикрывающие направления на Унечу – Гомель, очень малочисленны и слабо обеспечены техникой. Немцы могут воспользоваться этим и ударить во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта, удерживающим район Киева.

– Что вы предлагаете? – настороженно спросил Сталин.

– Прежде всего укрепить Центральный фронт, передав ему не менее трех армий, усиленных артиллерией. Одну армию за счет западного направления, одну – за счет Юго-Западного фронта, одну – из резерва Ставки. Поставить во главе фронта другого, более опытного и энергичного командующего. Кузнецов недостаточно подготовлен, он не сумел твердо управлять войсками фронта в начале войны в Прибалтике. Конкретно предлагаю на должность командующего Ватутина, моего первого заместителя.

– Ватутин мне будет нужен, – возразил Сталин и продолжал: – Вы что же, предлагаете ослабить направление на Москву?

– Нет, не предлагаю. Противник здесь, по нашему мнению, пока вперед не двинется. А через 12–15 дней мы можем перебросить с Дальнего Востока не менее восьми вполне боеспособных дивизий, в том числе одну танковую.

– А Дальний Восток отдадим японцам? – съязвил Мехлис.

Жуков не ответил на эту ироническую реплику и продолжал:

– Юго-Западный фронт необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы – не менее пяти усиленных дивизий.

– А как же Киев? – спросил Сталин.

– Киев придется оставить, – помолчав, ответил Жуков. Он понимал всю тяжесть подобного решения для города и для страны, но в то же время видел, что другой возможности спасти войска, необходимые для дальнейшей борьбы, нет. – А на западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации Ельнинского выступа, так как этот плацдарм противник может использовать в удобное для него время для удара на Москву…

Сталин прервал Жукова и с возмущением воскликнул:

– Какие там еще контрудары! Что за чепуха? Опыт показал, что наши войска не могут наступать… И как вы могли додуматься сдать врагу Киев?

Немало ходило разговоров о том, что Жуков стал возражать Сталину только в конце войны, когда у него уже был большой полководческий авторитет. Можно с этим согласиться, добавив, что Жуков в последний год войны высказывал свои аргументы более твердо, однако до прямой полемики маршал доводить разговор все же опасался. Что же, трусил? Нет, не в жуковском это характере! Он знал, что Сталин может закусить удила, наломать дров, и это повредит делу. Но о том, что Жуков ради общей пользы не считался с опасностью лично для себя, свидетельствует эпизод, который я прервал для этого примечания. А суть в том, что перед этим разговором Сталин послал очень грозную телеграмму командованию Юго-Западного фронта. Вот ее текст:

«Киев, т. Хрущеву

11 июля 1941 г.

Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра.

Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров.

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. Сталин».

Жуков конечно же знал об этой телеграмме: она шла через узел связи Генерального штаба. И вот, зная о таком строжайшем предупреждении и обещанной «жестокой каре», Жуков тем не менее однозначно заявляет: «Киев придется сдать». Нетрудно представить, какое душевное волнение пережил Георгий Константинович, чтобы решиться на такое заявление. И он решился: твердо и убежденно сказал свое мнение, потому что от этого зависела судьба фронта и дальнейший ход оборонительных операций.

Я думаю, Жуков предвидел последствия такого неприятного для Сталина высказывания. Об этом свидетельствует дальнейший ход разговора. После гневной вспышки Сталина и его обидных слов Жуков покраснел, некоторое время пытался себя сдержать, но не смог и ответил:

– Если вы считаете, что я как начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт, там я, видимо, принесу больше пользы Родине.

– Вы не горячитесь. Мы без Ленина обошлись, а без вас тем более обойдемся… Идите работайте, мы тут посоветуемся и тогда вызовем вас.

Жуков вышел из кабинета, кровь тяжело била в виски, обида сжимала сердце. Через 40 минут Жукова снова вызвали к Сталину. Войдя в кабинет, Жуков увидел, что к ранее присутствовавшим Мехлису и Маленкову прибавился еще и Берия. Это был плохой признак. Появление Берии не предвещало ничего хорошего. Сталин сказал сухо, не глядя в глаза Жукову:

– Вот что, мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не все в порядке, но ничего, мы ему поможем.

– Куда прикажете мне отправиться?

– Куда бы вы хотели?

– Могу выполнять любую работу – могу командовать дивизией, корпусом, армией, фронтом.

– Не горячитесь, не горячитесь. Вы говорили об организации контрудара под Ельней, ну вот и возьмитесь за это дело. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?

– Через час.

– Сейчас в Генштаб прибудет Шапошников, сдайте ему дела и уезжайте. Имейте в виду, вы остаетесь членом Ставки Верховного Командования.

– Разрешите отбыть?

– Садитесь и выпейте с нами чаю, – пытаясь немного смягчить ситуацию, сказал Сталин. – Да еще кое о чем поговорим.

Жуков сел за стол, ему налили чай, но его состояние понять можно, да и все присутствующие тоже чувствовали неловкость после того, что произошло в этом кабинете. Разговор не получился.

* * *

8 августа 1941 года Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил СССР: Сталин назначен Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР, ее членами – В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, Б.М. Шапошников, С.М. Буденный. Как видим, несмотря на недавнюю размолвку, Сталин, который, несомненно, лично определил состав Ставки, включил Жукова в Верховное Главнокомандование.

Давайте посмотрим объективно на этот верховный орган командования вооруженными силами. Представляет ли он тот мозговой центр, который был необходим, который можно и нужно было создать в ходе такой большой войны? На мой взгляд, Ставка не была таким мозговым центром, и вот почему. Сталин и Молотов – люди сугубо штатские, не имеющие военной подготовки. Ворошилов, Тимошенко и Буденный, военачальники, хорошо проявившие себя в годы Гражданской войны, однако в период между Гражданской и Отечественной войнами фундаментального образования себе они не прибавили и не раз обнаруживали невысокий уровень теоретических знаний, да и практических действий. Достаточно напомнить неудачные бои в ходе финской кампании, на Халхин-Голе до приезда Жукова и другие мероприятия по организации и укреплению боеспособности Красной Армии. Впрочем, Тимошенко несколько отличается от двух других названных здесь людей: первыми боями 41-го года он руководил более уверенно, Жуков ценил его. В целом же из всего этого состава, как видим, только Жуков и Шапошников по-настоящему могли оценивать и делать выводы из складывающейся сложной обстановки. Причем Шапошников был прирожденный генштабист, да и по опыту всей своей службы он был именно штабной работник высокого класса. Жуков в составе этой Ставки явно выделяется как самая активная и яркая фигура со стратегическим мышлением. Он был просто необходим в руководстве войной, но из-за раздражительности Сталина отстранен от должности начальника Генерального штаба. Удаление его от непосредственного руководства боевыми действиями в масштабе всех вооруженных сил, безусловно, отрицательно сказалось на ходе сражений.

* * *

Не будем терять из виду противников Жукова, они выросли в должностях, званиях, да и опыта набрались, прямо скажем, немалого и очень современного.

Начнем с начальника генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера, потому что именно он руководил непосредственной разработкой агрессивных планов войны Германии против многих стран Европы, а затем против Советского Союза.

Франц Гальдер родился в Вюрцбурге 30 июня 1884 года в семье, в которой многие поколения были военными. Получил образование в Мюнхене. Начал военную карьеру офицером в 3-м Баварском полевом артиллерийском полку. Учился в Баварском военном колледже с 1911 по 1914 год. Почти постоянно находился на штабной работе и постепенно поднялся до генерального штаба, заместителем начальника которого стал в апреле 1938 года. Некоторые сослуживцы описывают его как флегматичного человека, напоминающего профессора. На самом деле Гальдер был эмоциональным, но умел себя сдерживать. По многим источникам, когда назревал кризис с Чехословакией, Гальдер был готов пойти против Гитлера, даже искал себе поддержку среди военной верхушки, но отступил после того, как Гитлер одержал бескровную дипломатическую победу, которая необыкновенно подняла престиж фюрера и, по мнению Гальдера, сделала невозможной в такой момент его замену. В то же время Гальдер в своем кругу высказывал замечания по поводу военного дилетантизма Гитлера. У него были споры с Гитлером из-за планов наступления на Западном фронте в Европе в конце 1939 года. Гитлер, испытывавший вообще подозрительность к генералам генерального штаба, даже запретил Гальдеру приносить с собой на совещание тетради, которые позднее стали основой его известного военного дневника.

Согласие Гальдера с гитлеровскими планами росло по мере укрепления военной силы Германии. Успехи на Скандинавском и Западноевропейском фронтах укрепляли его веру в Гитлера, хотя традиционные концепции старой школы Гальдера еще не раз столкнулись с волюнтаристскими концепциями Гитлера. Эти противоречия стали еще более резкими во время подготовки планов завоевания России. Гальдер не был против агрессивных планов Гитлера; но он считал, что было бы лучше, если бы Гитлер занимался политикой, а осуществление своих планов полностью передал бы военным, не мешал им.

Главнокомандующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич после Первой мировой войны был инспектором артиллерии, затем командующим Восточно-Прусским военным округом. В апреле 1937 года назначен командующим 4-й армейской группой в Лейпциге. Браухич не высказывал оппозиционных настроений по отношению к Гитлеру и поэтому после чистки армии 4 февраля 1938 года был назначен главнокомандующим. Он добросовестно осуществлял все указания и планы Гитлера, командовал войсками во время нападения и оккупации Польши, Франции, Балканских стран. 19 июля 1940 года Гитлер удостоил его звания фельдмаршала. Браухич участвовал во всех подготовительных мероприятиях по нападению на Советский Союз.

Генерал Клейст не симпатизировал нацистам и не скрывал этого, за что к нему очень плохо относился руководитель отряда СА Хайнес. После того как Гитлер сам разгромил отряды СА, он приласкал талантливого генерала, присвоил ему звание генерал-лейтенанта, а в 1936 году – генерала кавалерии и назначил командиром 3-го корпуса в Бреслау. Но все-таки Клейст продолжал относиться к нацистам по-прежнему и в 1938 году был даже снят с должности командира корпуса. В армии за Клейстом удерживалась репутация знающего и энергичного генерала, и поэтому Гитлер вернул его на службу. В войне против Франции Клейст командовал танковой группой, в которую входили 19-й танковый корпус Гудериана, 41-й танковый корпус Рейнхардта, объединенные с 12-й полевой армией Листа. Когда отстала пехота, Клейст решил продолжать самостоятельный удар, чем, по сути дела, впервые в истории продемонстрировал успешность действий танково-механизированных войск, если их применять не как поддержку пехоты, а как самостоятельно действующий в глубине ударный кулак.

За короткий срок – с 1933 по 1939 год – Гитлер привлек на свою сторону образованных и опытных генералов старой армии и создал мощные военные силы. Благодаря своей энергии и стратегической дерзости, порой переходящей в наглость, он оккупировал почти всю Западную Европу и накопил силы для осуществления главной мечты – захвата восточных пространств. В результате победных войн Гитлер приобрел огромный авторитет в своей стране и стал неограниченным диктатором.

В предвоенные годы Жуков, став генералом армии и командующим Киевским Особым военным округом, догнал и сравнялся в звании и должности с будущими своими соперниками. Однако даже после победы на Халхин-Голе он не имел такого большого опыта ведения современных операций, какой получили немецкие генералы и фельдмаршалы, покорив многие страны Европы.

Последние бои Юго-Западного фронта

Юго-Западный фронт сыграл свою роль не только в спасении Москвы от удара группы армий «Центр», но и сломал график «молниеносной войны», что в конце концов определило окончательное крушение этой теории, которое произошло в конце 1941 года под Москвой.

Жуков, несмотря на конфликт со Сталиным и не боясь его гнева, продолжал искать пути спасения войск Юго-Западного фронта. Он постоянно следил за событиями, которые там происходили. И поскольку он был на этом фронте в первые дни войны, когда с его помощью там завязывался сложнейший стратегический узел сопротивления на юге, и поскольку ему же затем пришлось ликвидировать последствия происшедшей катастрофы, мне кажется необходимым познакомить читателей с тем, что там случилось.

19 августа, будучи уже командующим Резервным фронтом (о его деятельности на этом посту я расскажу в следующей главе), он послал Сталину такую телеграмму:

«Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути к Москве, имея на своих флангах наш Центральный фронт и Великолукскую группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов.

Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов – Конотоп – Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта. После чего – главный удар на Москву в обход Брянских лесов и удар на Донбасс…

Для противодействия противнику и недопущения разгрома Центрального фронта и выхода противника на тылы Юго-Западного фронта считаю своим долгом доложить свои соображения…»

Далее Жуков дает рекомендации по созданию группировки наших войск в районе Брянска.

Ответ последовал незамедлительно:

«Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону Чернигова – Конотопа – Прилук считаем правильными. Продвижение немцев в эту сторону будет означать обход нашей киевской группы с восточного берега Днепра и окружение наших 3-й и 21-й армий. Как известно, одна колонна противника уже пересекла Унечу и вышла на Стародуб. В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Принимаются другие меры, о которых сообщим особо. Надеемся пресечь продвижение немцев.

Сталин, Шапошников».

Для постановки задачи вновь созданному фронту Сталин вызвал генерал-полковника Еременко в Москву. Он хорошо относился к Андрею Ивановичу. Принимая его, разговаривал с ним тепло, расспросил о здоровье. Еременко, чувствуя эту симпатию, держался уверенно, что тоже импонировало Верховному: дела на фронтах шли плохо, все рушилось, нужна была фигура прочная, на которую хотелось опереться, вот Еременко в те дни и показался Сталину такой волевой и прочной личностью.

Сталин обрисовал общую обстановку на советско-германском фронте и поставил Еременко задачу прикрыть направление на Москву с юга – через Брянск и Орел. Он охарактеризовал 2-ю танковую группу Гудериана как главную ударную группировку на этом направлении, сказал, что и сила это грозная, и направление очень важное. Упомянул Сталин и о возможном ударе группы Гудериана по правому флангу Юго-Западного фронта (то, о чем все время предупреждал Жуков), но все же сказал, что основная задача войск Брянского фронта в том, чтобы надежно прикрыть брянское направление от удара по Москве и во что бы то ни стало разбить силу Гудериана.

Выслушав Сталина, А.И. Еременко очень уверенно заявил о том, что он в ближайшие дни, безусловно, разгромит Гудериана.

Такая уверенность Еременко очень понравилась Верховному, и, когда тот ушел, Сталин сказал оставшимся в его кабинете:

– Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях.

После ухода Еременко Сталин продиктовал Шапошникову директиву Юго-Западному фронту, в которой приказывалось: во что бы то ни стало удерживать Киев.

В своих воспоминаниях маршал А.М. Василевский пишет:

«Все последующие дни Ставка и Генеральный штаб занимались вопросом ликвидации опасности, нависшей с севера над Юго-Западным фронтом. Они укрепили это направление, и прежде всего Брянский фронт, своими резервами – танками, артиллерией, людьми, вооружением, привлекли сюда авиацию соседних фронтов, резерва Главного Командования, а также части дальнебомбардировочной авиации».

Сталин настолько уверился в силах и возможностях генерала Еременко, что даже решил отдать под его командование соединения Центрального фронта (3-ю и 21-ю армии), ликвидировав этот фронт. Он спросил по телеграфу у Еременко его мнение по этому поводу.

Еременко ответил:

– Мое мнение о расформировании Центрального фронта таково: в связи с тем, что я хочу разбить Гудериана и, безусловно, разобью, то направление с юга нужно крепко обеспечить. Поэтому прошу 21-ю армию, соединенную с 3-й, подчинить мне… Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку, они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную вами, выполнить, то есть разбить его…

29–31 августа была проведена большая воздушная операция против 2-й танковой группы Гудериана на Брянском направлении. Для осуществления этого удара привлекалась вся авиация Брянского и Резервного фронтов и авиации резерва Верховного Главнокомандования. В боевых вылетах участвовало около самолетов. В ночь на 30 августа Еременко было приказано использовать этот мощный удар, перейти в наступление и уничтожить группу Гудериана. Это означало бы крах правого фланга немецкой группы армий «Центр».

Однако, несмотря на столь уверенные обещания Еременко, войска Брянского фронта не смогли этого выполнить и оказать эффективную помощь Юго-Западному фронту. В течение 16 суток они не добились ощутимых успехов, а Гудериан за это время проник глубоко в тыл войск Юго-Западного фронта.

2 сентября от Верховного Главнокомандующего генералу Еременко была послана телеграмма:

«Ставка все же недовольна вашей работой. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть-чуть пощупали, но с места сдвинуть его не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из районов Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему. Пока это не сделано, все разговоры о выполнении задания остаются пустыми словами. Ставка приказывает… всеми соединенными силами авиации способствовать решительным успехам наземных войск. Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены».

Прикрывшись частью сил от не очень инициативных действий Брянского фронта, Гудериан главными силами продолжал углубляться в тыл войскам Юго-Западного фронта. 10 сентября его передовые части ворвались в город Ромны.

В это время ниже, на юге, сложилась такая обстановка, которая благоприятствовала фашистам для нанесения удара по тому же Юго-Западному фронту: наши войска Южного фронта были оттеснены за Днепр. Прикрываясь этой широкой водной преградой, командование немецкой группы армий «Юг» оставило там лишь небольшой заслон, а основную массу войск 17-й полевой армии и 1-й танковой группы Клейста собрало в мощный кулак и бросило на соединение с группой Гудериана.

Самоотверженно сражалась 38-я армия генерала Фекленко, остатками своих сил она нанесла контрудар во фланг Клейсту, но силы были неравны, и Клейст, обогнув 38-ю армию, пошел вперед на соединение с Гудерианом.

Командование Юго-Западного фронта обратилось в Ставку с предложением об отводе войск на восточный берег Днепра, чтобы избежать их полного окружения.

Ночью, в 1 час 15 минут 11 сентября, состоялся разговор с Военным советом Юго-Западного фронта. Вел переговоры с М.П. Кирпоносом непосредственно Сталин. Он сказал:

– Ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите рубеж на реке Псел и поведете отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом, повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут создать катастрофу.

И как вывод, обидный для героически сражающихся войск:

– Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления… – И еще: – Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки…

Шапошников как начальник Генерального штаба пытался убедить Сталина в необходимости отвода войск Юго-Западного фронта и основной группировки 5-й армии за Днепр, чтобы они не остались в окружении. Шапошников понимал, что если такое решение не будет принято немедленно, то оно опоздает. Но Сталин был непреклонен, он упрекал и Шапошникова, и Буденного, командующего юго-западным направлением, что они, вместо того, чтобы биться с врагом, продолжают отходить и пятиться.

А.М. Василевский пишет в своих воспоминаниях:

«При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание».

Но обстановка на фронте не считалась с желаниями или нежеланиями Сталина, она неумолимо складывалась так, к чему приводил ход боевых действий.

14 сентября в 3 часа 25 минут начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор В.И. Тупиков по собственной инициативе обратился к начальнику Генштаба и начальнику штаба юго-западного направления с телеграммой, в которой, охарактеризовав тяжелое положение войск фронта, закончил изложение своей точки зрения следующей фразой: «Начало понятной вам катастрофы – дело пары дней».

Это была горькая правда. На другой день в районе Лохвицы соединились немецкие части 2-й танковой группы, наступающей с севера, и 1-й танковой группы, прорвавшейся с кременчугского плацдарма. Кольцо вокруг 5, 21, 26, 37-й и части сил 38-й армии замкнулось.

Обстановка, как мы видим, была тяжелая, но, несмотря на это, начальник Генерального штаба был вынужден на телеграмму Туликова отправить следующий ответ, продиктованный ему Сталиным:

«Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН.

Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнять указания тов. Сталина, данные вам 11.9. 14.IX.1941 г. 5 ч. 00 м.

Шапошников».

После войны по-разному объясняются одни и те же действия войск. Уже Еременко забыл обещание разбить «подлеца Гудериана», уже забыто, что войска Гудериана тогда двинулись на юг и окружали войска Юго-Западного фронта, а Брянский фронт не воспрепятствовал этому. Теперь маршал Еременко пытается убедить всех, что он успешно выполнил задачу, поставленную ему лично Сталиным: «Мы можем сказать, что войска Брянского фронта добросовестно выполнили основную задачу, поставленную перед нами Ставкой, не допустить прорыва группы Гудериана через Брянск на Москву». Но Гудериан и не шел в то время на Москву, а двигался вдоль реки Днепр для соединения с Клейстом, окружая войска Юго-Западного фронта. Недостоверность утверждения Еременко сегодня очевидна, так как он «защитил» Москву от удара, который по ней в то время не наносился.