Текст книги "Мой неверный однолюб"

– Ну я же ничего плохого вам не сделала!

– Да, но и ничего хорошего тоже! – засмеялся бугай.

– Сделаешь, может, и отпустим! – хохотнул бритоголовый.

– Ну, пожалуйста!

– Сделаешь? – спросил парень за рулем.

– Нет!

– А почему? Паше делала, а нам почему не хочешь?

– Что я Паше делала?! – запаниковала Катя.

Она-то думала, что стала жертвой случайных отморозков, но оказалось, ее похитили, чтобы наказать за какой-то проступок. Не случайно все это.

– Трахалась с ним как последняя шлюха!

– Нет!

– Ага, скажи, что ты девочка! – хохотнул бугай.

– Да!

– Так мы сейчас проверим. Если девочка, отпустим.

– Не надо!

– Мою сестру надо, а тебя не надо? Нет, девочка, так не пойдет, – мотнул головой парень за рулем.

– Твою сестру?

– Иру Сорокину.

– Иру? Сорокину? Она твоя сестра?!

– А твой хорь ее обидел.

– Ты Алик?

Удивительное дело, Катя столько лет дружила с Иркой, а ее брата увидела только сегодня. И при каких обстоятельствах!

– Это же ты сказала, чтобы Паша изнасиловал мою сестру.

– Я сказала?!

– Ты сказала. Вчера.

– Я ничего не говорила!

– Но с Пашей была?

– Ну, мы были с ним под мостом… А потом Ирка появилась… Я ушла…

– Правильно. Сказала, чтобы он трахнул Ирку, и ушла.

– Нет!

– Знаешь, что с тобой за это будет? – спросил Алик.

– Но я не говорила!

– Хочешь сказать, что он без тебя Ирку изнасиловал?

– А он ее изнасиловал?

– Ты видела это?

– Нет! Я убежала!

Ирка, конечно, та еще дура, но ведь она открыла Кате глаза. Паша даже слова о любви ей не сказал, а под юбку залез. А она и ноги раздвинула. Так ей стыдно за себя стало… А Паша за ней не побежал, потому что Иркой занялся.

– А они с Иркой остались?

– Ну да, остались…

– И он ее изнасиловал?

– Не знаю, не видела.

– А почему тогда Ирка заявление в милицию накатала?

– Не знаю…

– Мы тебя сейчас всем хором откатаем! А ты потом будешь рассказывать, что не знаешь, целка ты или нет.

– Ну, если Ирка заявление подала… Такими вещами не шутят, – пожала плечами Катя.

– И мы не шутим. Сказали, что за Ирку спросим, значит, спросим.

– Ну так а я здесь при чем?

– А Паша чей парень?

– У нас все только начиналось…

– Началось?

– Нет.

– А с Иркой началось… Ирка сейчас вся в соплях… А она твоя подруга. Или нет?

– Ну, подруга.

– Тогда тебе повезло. Мы тебя трогать не станем. Но в милицию отвезем. Показания дашь.

– Показания?! – опешила Катя.

Не хотела она свидетельствовать против Паши. Тем более в пользу Ирки.

– Расскажешь, как все было.

– А что было?

– То, что сейчас с тобой будет. Если будешь овцу тут из себя изображать.

– Эй, я что-то не понял! – возмущенно протянул бугай. – Мы что, ее отпускаем?

– Пока да, – кивнул Алик. – Посмотрим, как она себя вести будет. Если что-то не так, никуда она от нас не денется. Катька, ты слышишь? У нас в Конашево самая крутая банда. Если я поставлю на тебе крест, можешь сразу вешаться. Потому что мы тебя по-любому закопаем. Но сначала вспашем. всем огородом. Ты этого хочешь?

– Нет!

– Тогда сейчас к ментам едем. А потом… Если Пашу вдруг отпустят… Если я увижу тебя рядом с ним… Нет, мы тебя убивать не станем. Сначала посадим на цепь, потом на иглу. И пользовать тебя будем как последнюю… А когда сотрешься, отдадим дальнобойщикам. Надо же тебе как-то будет на дозу зарабатывать. Ты меня поняла?

Катя опустила голову. Она не знала, о какой банде шла речь. Но эти три здоровых лба могли сделать с ней все, что угодно. Изнасиловать, убить и закопать. Сколько уже девчонок бесследно исчезло. Катя могла стать следующей…

И вообще, почему она должна жертвовать собой ради парня, который даже не удосужился признаться ей в любви?

Глава 6

Нельзя вставать с левой ноги. Сейчас Паша точно мог это сказать. Сегодня утром он собирался поставить на пол правую ногу, а потом подумал и начал с левой. Еще усмехнулся, дескать, ничего не будет. Умылся, оделся, позавтракал, собрался идти в школу, и тут звонок в дверь.

До сих пор звон в ушах. После того, что затем произошло. Менты скрутили его как какого-то преступника, впихнули в машину на глазах у всего двора, отвезли в участок.

А здесь – какая-то баба с капитанскими погонами на плечах. Далеко за тридцать, жирная, корявая, под глазами мешки, как будто неделю не просыхала. На такую нормальный мужик и не позарится, а она смотрела на Пашу так, как будто у нее отбоя от женихов не было. Как будто приходится защищаться от них, чтобы сохранить святую невинность. Нелегко ей это дается, потому и ненавидит она всех, кто покушается на девичью честь. И Паша один из таких уродов.

– Это заявление! – Капитан Чеснокова накрыла пятерней лежащий на столе исписанный лист. Могла бы и маникюр сделать, подумал Паша. – А это заключение судебно-медицинской экспертизы!

– Я это уже слышал, – кивнул он.

– Осталось только признаться. И этим облегчить свою участь.

– Не в чем признаваться.

В дверь постучали, в кабинет заглянул мужчина с тонкими усиками под широким носом. Глянув на Пашу, он поманил к себе следователя. Женщина вздохнула, нехотя поднялась и вынесла свою толстую задницу за дверь. Паша с тоской глянул ей вслед.

Не думал он, что Ирка окажется такой сукой. А ведь он должен был понимать, что так просто от нее не отделаться. Ей ничего не стоило раздеться перед ним, лишь бы он только обратил на нее внимание. А там, где хитрость, там подлость и обман. Ну и в предприимчивости Ирке не отказать. И в милицию обратилась, и экспертам на исследование отдалась.

Чесноковой не было минут двадцать, вернулась она в приподнятом настроении. И торжествующе глянула на Пашу.

– Есть две новости, – сказала она. – И обе плохие.

В ответ Паша кисло глянул на нее. Там, где Ирка, ничего хорошего быть не может.

– Женщину привезли, которая видела тебя вчера в Змейковом переулке. Видела, как ты выходил из-под моста.

Паша уныло вздохнул, вспомнив бабу в клетчатом платке. Видно, неслабо за него взялись, если даже свидетеля откопали.

– А Капитонова сама пришла, – продолжала Чеснокова.

Паша встрепенулся, возбужденно глянул на нее. Только Кати здесь не хватало.

– Ты с ней вчера под мостом был?

– И что?

– Она ушла, а ты остался с Сорокиной.

– Она ушла, а я пошел за ней. Сорокина осталась со своей тупой фантазией. Которая ее и изнасиловала!

– Сейчас мы проведем опознание. И тогда уже будет поздно писать чистосердечное признание. И намотают тебе, Маслов, на всю катушку… А так, может быть, условным сроком отделаешься.

Паша мотнул головой. Не будет он ни в чем признаваться. Ежу понятно, что дело шито белыми нитками. Ну, видели его на мосту, и что? Кто хронометрировал события? Кто видел, как он насиловал Ирку? Все обвинения строятся на ее заявлении, это, конечно, серьезно, но с Иркой можно как-то договориться. Или сама возьмется за ум. Она же человек, в конце концов…

* * *

Алик Сорокин разговаривал с каким-то старшим лейтенантом. Разговаривал по-дружески, улыбался, даже по плечу похлопал. А ведь он преступник. Только сегодня он взял и похитил Катю. Не изнасиловал, нет, но его дружки обращались с ней грубо. У нее синяки на ногах остались после разговора с ними… Сволочь он, этот Алик, подонок. Подлец, причем самоуверенный. Ничего не боится, с милицией на «ты». Ну да, время сейчас такое, у кого деньги, тот и прав. А Сорокины жили хорошо. Отец – большая шишка. У Алика новая «Волга», деньги, друзья. Опасные друзья. И сам он опасный.

Увидев его, Катя пожелала себе исчезнуть, раствориться в воздухе, лишь бы не попасться ему на глаза. Но стать невидимкой она не могла, поэтому свернула за дерево, за которым начинались кусты вдоль здания РОВД. Между стеной и кустами тянулась дорожка, по ней Катя и решила выйти к воротам.

Но вышла она на самого Алика.

Он перекрыл ей дорогу в самый последний момент, она едва не врезалась в него.

– А чего ты крадешься? – спросил он, вынимая из кармана пачку «Мальборо».

Такие парни, как он, советские сигареты не курят, для таких даже болгарские не в почете. Шелковая рубаха, широкие модные джинсы, ремень с большой пряжкой. Тяжелая золотая цепь под воротом, на пальце массивный перстень с камнем.

– Я не крадусь. Так короче, – зарделась Катя.

– В школу спешишь?

– Ну, надо в школу, – кивнула она.

– Поехали, подвезу.

– Нет, спасибо.

Алик вальяжно улыбался, но стоило Кате сказать «нет», как его губы зло скривились.

– Не понял.

– Да я пешком.

– Ты же обещала быть послушной.

– Я дала показания, – пожала плечами Катя.

Она рассказала, как было дело, всего-то. Пашу ни в чем не обвиняла, но так Алик и не просил. В сущности, она сделала все, что от нее требовалось. И теперь имела полное право спокойно ходить по улице.

– Я сказал тебе поехали, значит, поехали. Что здесь непонятного?

Он направился к воротам с таким видом, как будто Катя просто обязана была следовать за ним.

А она пошла, думая, как бы незаметно улизнуть.

Машина стояла сразу за воротами, в ней никого не было. Алик один, тем более он сядет за руль. Это значило, что никто не будет хватать ее за руки, раздвигать ноги.

– Давай, давай.

Катя успокаивала себя, но, когда она садилась в машину, у нее от страха закружилась голова.

– А чего такая пугливая? – с усмешкой спросил он.

– Да ничего…

– Сейчас я тебя насиловать не буду, – сказал он, тронув машину с места.

– Сейчас?

– Нет у тебя дяди генерала.

– И что?

– Никто за тебя не заступится.

– А заявление в милицию? – Катя робко кивнула через плечо.

– У меня все схвачено, мне ничего не будет. Не веришь?

– Нет, – осторожно сказала она.

– Давай проверим.

– Верю!

– И правильно делаешь. А то мало ли… Мама с папой домой ждут, не надо их огорчать.

– Не надо, – кивнула она.

– Умница, понимаешь.

– Понимаю.

– Вот я и говорю, что умница.

– Не думала, что ты такой урод.

Не должна была Катя так говорить, но нельзя было потакать Алику. Да, она его боялась, но жертвой своего страха быть не хотела. Поэтому просто обязана была называть вещи своими именами. Хотя бы для того, чтобы Алик не задирал нос.

– Что?! – Алик возмутился, но вместе с тем и восхитился.

– Ведешь себя как моральный урод.

– Ты еще поговори!

Катя хотела еще раз огрызнуться назло ему, но махнула рукой. Все, хватит.

– Ты должна знать, что шутки со мной плохи, – сказал он.

Катя молчала. Действительно, а о чем говорить с этим уродом? Спросить про Пашу, что его ждет? Но так Алик поднимет ее на смех. Еще и предательницей назовет. И в точку попадет. Она не врала на допросе, не преувеличивала, но все равно чувствовала себя так, будто на самом деле предала Пашу.

Ну не признался он ей в любви, ну и что? Может, он собирался это сделать. И она хороша. Потеряла голову, едва не оставила там же в кустах свою невинность… А голову потеряла от любви… Потому что влюбилась в Пашу. И дальше хотела его любить. И зачем она только послушалась Алика?

Алик подвез ее к школе, остановил машину. И его рука вдруг легла ей на коленку. Катя инстинктивно дернулась, хотела скинуть ее, но Алик больно сжал пальцы.

– Не брыкайся. И слушай сюда. Про Ирку ни слова! Не было ничего, поняла?

Катя кивнула. У нее и в мыслях не было разносить сплетни об Ирке. В глаза, да, в глаза ей хотела сказать пару ласковых слов, а трезвонить на всех углах – нет.

– И тебя никто не трогал.

– Не трогал, – эхом отозвалась она.

– Но еще не вечер, могут и тронуть, – коварно усмехнулся Алика.

– Достал!

– Я же сказал…

– Да иди ты!

Катя с силой схватила его за руку, сбросила со своей коленки, открыла дверь. Этот подонок загнал Пашу в угол, сделал ее своей сообщницей, и теперь она должна молчать в тряпочку? Как бы не так!

Она уже собиралась закрыть дверь, когда Алик спросил:

– А ты что, реально целка?

В ответ Катя с силой хлопнула дверью. И плевать, что подумает этот козел. Пусть догоняет, пусть хватает, пусть везет в лес. Если сможет… Легкой победы не будет. Катя глянула на осколок кирпича, который лежал на обочине дороги. Вспомнила, как физически слабый Аркаша обратил в бегство двух таких же, как Алик, отморозков. И она сможет защититься. И даже проломить Алику голову… Тут главное – не сдаваться. И не бояться.

Алик уехал, а Катя сквозняком пролетела через школьный двор. И вернулась в милицию. Она должна была сказать, что Паша бросился за ней сразу же, как только она ушла. Сказать, что не было у него времени надругаться над Иркой. Разве что только морально.

* * *

В камере с зарешеченной стеной, с видом на «дежурную часть» Паша провел несколько часов. И только затем его перевели в КПЗ, где уже по-настоящему пахло тюрьмой. Вернее, смердило.

Нары здесь были пристегнуты к стене, сидеть на них невозможно. Два дефективной внешности типа сидели на корточках, думали о чем-то с пустыми глазами, курили. Паша решил отлить – в углу возле двери был унитаз, вмурованный в пол. Он кивнул в знак приветствия, расстегнул ширинку.

– Я не понял, пацан, ты что, с прибором на нас кладешь? – спросил один, поднимаясь.

Лицо у него узкое, нос острый, а глаза непропорционально большие, навыкате. Ни дать ни взять – килька в томате. Вернее, в табачном дыму. Только Паше совсем не было смешно. Он торопливо застегнулся, настраиваясь на драку.

– Это ты сестренку мою разлохматил? – спросил второй.

Этот был покрупней, помордастей, но при этом производил впечатление немощного. Кожа лица темная, грубая, вся в морщинах, зубы коричневые, движения вялые. Ощущение такое, что он гниет изнутри.

– Твою сестренку? – нахмурился Паша.

Везет Ирке на братьев, один урод, другой – еще хуже.

– Мою сестренку, – кивнул гнилозубый.

– И как ее зовут?

– Какая разница, как ее зовут? – Узколицый вплотную приблизился к Паше и дернулся, имитируя атаку.

– Вранье это все.

– Что вранье?

– Не трогал я никого.

– А тебя тронут… пряник, – осклабился гнилозубый.

От него невыносимо воняло, неужели Паша должен был привыкнуть к этим жутким условиям существования? А делать нечего. Тем более что вонь – это еще не самое страшное.

– Молодой, в самом соку, – ухмыльнулся узколобый.

– Сестренку ты мне, пряничек, испортил. Зачем она мне теперь такая. Сам теперь мне сестренкой будешь.

– Медсестренкой, – хохотнул узколицый.

И зачем-то стал расстегивать ширинку.

– Процедурку проведешь и можешь отдыхать, – глумливо сказал он.

– Не буду я ничего. – Паша попятился к двери.

– А придется, – развел руками гнилозубый. – Ты к нам по лохматой статье заехал. Теперь тебя зовут Оля…

– Павел я!

– Паша… Мне все равно на ком жениться, на Оле или на Прасковье. – Лупоглазый жестом показал, что должен делать Паша. – Лишь бы она не тормозила.

– Отвали!

– Не понял. – Уголовник начал застегивать ширинку, выразительно глядя на своего дружка.

– Параша не хочет родину любить? – оскалился тот. – Научим.

Паша понял, что слов больше не будет. Его будут бить, ломать, ставить на колени. И никто ему не поможет, надеяться можно только на себя. Если он сейчас сдастся, если уступит, его превратят в половую тряпку.

Он должен был ударить первым. Вырубить узколицего, чтобы не путался под ногами, и заняться его вонючим дружком. Но ударить Паша не смог. Ноги почему-то затяжелели, руки онемели. Это все, это конец. Даже если он выстоит сегодня, его сломают завтра. Весь мир ополчился против него, выстоять нет никаких шансов.

– Давай, сахарный, по-хорошему! – Лупоглазый схватил его за шею, стал пригибать к себе.

Только тогда Паша его ударил. В живот, кулаком. Узколицый согнулся пополам, но его дружок ударил в ответ. Костяшки его пальцев рубанули в кадык, от боли у Паши потемнело в голове. И дыхание как будто отключилось. За первым ударом тут же последовал второй. Это пришел в себя лупоглазый.

Его сбили на пол, принялись месить ногами – в лицо, в живот, в спину. Ему оставалось только закрываться.

– По зубам бей! – грохотало откуда-то с высоты. – Они ему больше не нужны!

Паша закрыл рукой рот, но твердый носок ботинка врезался ему в затылок, и в голове что-то отключилось.

В себя Паша пришел от острого запаха. Он лежал на жесткой кушетке в каком-то узком помещении с зарешеченным окном, а мужчина в роговых очках прижимал к его носу ватку с нашатырем.

– Ожил? – спросил мужчина.

И махнул рукой, кого-то отсылая.

– Где я?

– В медпункте. Как самочувствие?

Мужчина в очках не ждал ответа, он хотел знать все без подсказок. Какое-то время он просто смотрел Паше в глаза, затем взял молоточек, поводил им из стороны в сторону.

– Похоже на сотрясение. Здесь болит?

Мужчина ощупал голову, руки, ноги. У Паши болело все, но переломов, похоже, не было. Даже зубы все целые. Голова кружилась, перед глазами плыло, но в его случае по-другому и быть не могло.

– Это правда, что тебя в изнасиловании обвиняют? – спросил мужчина.

– Вранье все это, не было ничего.

– Уголовники разбираться не станут. Они уже штаны с тебя снимали, когда их разогнали. Сам должен понимать, зачем. Лучше договориться.

– С уголовниками?

– Если изнасилования не было, а ты здесь, значит, это кому-то нужно.

– Кому?

– Думаешь, ты первый такой? Кому-то деньги нужны, кому-то обручальное кольцо. Твоей девчонке что нужно?

– Ну, во‐первых, она не моя. А во‐вторых, деньги ей не нужны.

– Значит, колечко. На пальчик.

– Может быть, – пожал плечами Паша.

– Соглашайся.

– Так вариантов нет.

– Значит, будет… Если ты, конечно, не насиловал.

– Нет!

– Тогда жди, – усмехнулся мужчина. – Предложение обязательно последует.

Фельдшер как в воду смотрел. В тот же день Пашу вызвали на допрос к следователю, и он узнал, что Сорокина готова забрать заявление. Если он согласится оформить с ней отношения. Паша сказал, что ему еще нет восемнадцати, Чеснокова лишь усмехнулась. При особых обстоятельствах брак можно заключить и в шестнадцать. А эти обстоятельства уже наступили. Более того, они уже фактически поставили Пашу на четвереньки.

Глава 7

Жизнь диктовала свои правила. Когда-то Катя хотела поступать на исторический, но сейчас ее больше интересовал диплом экономиста. Эпоха рыночных отношений, всеобщее помешательство на коммерции. Отец, правда, легких денег не искал, он взял в аренду несколько гектаров земли, теперь он фермер с большими планами на будущее. Свой агрокомплекс у него будет к тому времени, когда Катя окончит институт. Ну, это если их послушать…

А Катя слушала себя. Нет у нее желания быть экономистом в семейном бизнесе, она хотела жить и работать в большом городе. Лучше всего в Москве. Туда она после школы и отправится. Вдруг ей повезет остаться там после распределения? Если, конечно, это распределение существует. Вроде как отменили…

Катя мотнула головой. Хватит мечтать. В институт еще поступить надо, а у нее с точными науками не так хорошо, как с гуманитарными. На экономическом без математики никак. Так что хочешь не хочешь, а надо корпеть над учебниками.

Катя не стала вздыхать, просто взяла учебник по математике. Интегралы так интегралы… Даже Мухтар согласился с ней. Звонко залаял за окном. Или математика здесь ни при чем?

Она выглянула в окно и увидела за калиткой Пашу. Кепка на нем, низко надвинутая на глаза, солнцезащитные очки, но Катя его узнала. Не могла не узнать.

Из-за стола ее выдуло как пушинку, но чем ближе она подходила к воротам, тем тяжелее становился шаг. Она же виновата перед Пашей. Возможно, он даже не знает, что Катя фактически соврала, чтобы выручить его. Или знает? Но почему тогда хмуро смотрит на нее поверх калитки?

– Привет, – сказала она, приближаясь.

– А чего так невесело? – усмехнулся он.

– Я ходила к следователю, сказала, что ты ушел от Ирки сразу за мной. Тебя поэтому выпустили?

– Понятно.

– Что тебе понятно? – Катя открыла калитку, вышла к нему.

Губа у Паши разбита, щека содрана, а очки он надел, чтобы скрыть синяки под глазами.

– Что это с тобой?

Она хотела провести пальцами по его щеке, но Паша шарахнулся от нее как от чумной.

– Что Сорокина врет, что Капитонова, – презрительно скривился он.

– Я не вру! После того, как Алик уехал, я снова пошла к следователю.

– Алик?! – вздыбился Паша.

– Их было трое, они затащили меня в машину, сказали, что изнасилуют. Как ты – Сорокину.

– Да нет, – Паша озадаченно поскреб пальцами затылок.

– Алик мне угрожал. Отвез меня в милицию. Я рассказала, как было. А потом вернулась. И соврала. Я же не видела, как ты шел за мной, а сказала, что видела. И не надо смотреть на меня как на врага народа!

Катя не требовала, она просила. И оправдывалась она перед Пашей, не стесняясь этого. А еще хотелось обнять его, прижаться… Да, она любила его и не хотела с ним расставаться.

– Не, ну если ты у следователя была… И Алик… Он что, правда похитил тебя?

– А ты правда был в тюрьме?

– Ну не совсем в тюрьме… Но там самый настоящий ад!

– Тебя били?

– Думаю, без Алика там не обошлось, – мрачно усмехнулся Паша.

– Без Алика?

– Ну кто-то же закрутил эту карусель. Он хочет, чтобы я женился на Ирке.

– Что?

– Я, конечно, против… Но согласие дал. Иначе бы меня не выпустили.

– Тебя выпустили.

– И я сразу к тебе… Я так и думал, что Алик на тебя надавил. – Паша с опаской оглянулся по сторонам.

Катя тоже посматривала на дорогу.

– Он сказал, чтобы я близко к тебе не подходила.

– Ну не урод!

– Я ему так и сказала.

– Пристрелить его, что ли? – спросил Паша.

– У нас и ружье есть. – Она кивком показала на дом.

– Да? – озадачился он.

– Только я тебе его не дам. Отвечай потом за этого ублюдка!

– А ружье покажешь?

– Сейчас!

Катя понимала, что нельзя им стоять на улице. Алик на своей «Волге» мог появиться в любую минуту. А еще Ирка могла вырасти из-под земли, как тогда у Змейки, под мостом. Чертова семейка!

Она сходила во двор, укоротила цепь, на которой сидел Мухтар, и провела Пашу в дом. Только там он хватился:

– А предки?

Катя мотнула головой. Все в поле, даже мама и старшая сестра. У Вики роман с трактористом, которого нанял отец, там все серьезно, и она точно допоздна не вернется. К ужину все будут. К ужину, который еще нужно приготовить. Но два часа у Кати еще есть.

– А ружье?

Ружье находилось в сейфе, где ключ, Катя не знала. Да и не до ружья Паше. Достаточно посмотреть ему в глаза, чтобы понять это. Затуманился взгляд, заплясали чертики в его омутах. А ее эти бесенята вовсе не пугали.

Она провела гостя в свою комнату. Там у нее уютно, чисто, кровать идеально заправлена, ни складочки на покрывале, вещи все на местах. Даже на столе нет беспорядка, только тетрадь да ручка. Но Пашу больше интересовал беспорядок, может, потому он и уставился на плакат Жени Белоусова.

– Сколько раз признавалась ему в любви? – спросил он.

– А сколько раз признавался в любви ты?

– Белоусову?

– Ирке.

– Нисколько.

– А мне?

– Признавался. – Паша повернулся к ней и взглядом взял ее в плен.

– Не помню.

– Себе признавался. В том, что люблю тебя.

– Признайся мне.

– Люблю тебя, – кивнул он, положив руки ей на талию.

Как будто танцевать с ней собрался.

– Еще! – Она подалась к Паше, прижалась к нему.

– Я тебя люблю… Только тебя и люблю.

– Еще.

Он кивнул, но губами пошевелил беззвучно. Сначала поцеловал Катю, а потом пошевелил.

Она понимала, что нельзя ей отдаваться во власть соблазна. Если Паша смог уложить ее на лопатки там, у реки, то здесь она потеряет голову и подавно. И все же она расслабилась. И не удивилась, когда Паша уложил ее на кровать. Халат на ней распахивался легко, бюстгальтера не было…

Пашу лихорадило от возбуждения. Это было бы смешно, если бы не было так серьезно. Катя лежала в одном распахнутом настежь халате, ноги разведены, еще чуть-чуть, и…

– Может, не надо? – спросил Паша дрожащим от волнения голосом.

Катя качнула головой. Надо. Вдруг Алик все же посмеет ее наказать. Похитит, завезет в лес… А она уже не девочка… Уж лучше пусть Паша будет первым. Он ее любит, и она от него без ума.

Она закрыла глаза, почувствовав первый толчок. Это была разведка боем, причем неудачная. Но Паша сейчас усилит давление, разовьет успех. Будет немного больно, но Катя готова к этому.

Второй толчок был посильней. Все так же без успеха… Но стекло почему-то лопнуло и посыпалось. И Мухтар во дворе залаял. Распахнув глаза, Катя увидела, как растягивается занавеска. Это камень, влетев через окно, запутался в ней, как рыба в сетях. Запутался и бухнулся на пол.

– Что это? – спросил Паша.

– Не знаю!

Кто-то бросил камень в окно. И сделать это мог только Алик. А Ирка подсказала ему, где находится Катина комната.

Катя поднялась, запахнулась, осторожно подошла к окну. Так и есть, за калиткой стоял Алик, а с ним знакомые ей рожи – бугай и бритоголовый.

Катя открыла окно, выглянула на улицу.

– Я сейчас милицию вызову!

– Хату спалим! – Алик смотрел на нее пьяными глазами.

Морда красная, губы искривлены в злобной улыбке. Мухтар бился в истерике, заливаясь лаем, но укороченная цепь держала его крепко. Алик запросто мог открыть калитку, беспрепятственно подняться на крыльцо, выбить дверь. Или полить ее бензином. Из канистры, которая могла находиться в багажнике машины. И милиция его нисколько не пугала. Потому что у него действительно там все схвачено. Видела она, как он со старшим лейтенантом братался…

– Чего тебе нужно?

– Пашу сюда давай!

– Иду я, иду! – крикнул из-за ее спины Паша.

Он действительно собрался уходить. Катя бросилась к нему, схватила его за руку.

– Не пущу!

– Ты думаешь, я его боюсь? – Паша удивленно глянул на нее. – Нет. И управа на него есть. Поговорю с ним, успокою. И вернусь.

– Есть управа? – Катя очень хотела в это верить.

– Конечно! Я с пацанами поговорил, они за меня. Так что будет серьезный разговор.

– Да, с ним только так, – кивнула она.

– Я сделаю все, чтобы тебя защитить. Обещаю! Ну все, я скоро!

Паша уходил, чтобы вернуться. Но Алик явно не хотел говорить с ним по-хорошему. Из окна Катя видела, как он ударил Пашу в живот. А бугай подсечкой сбил его с ног. Пашу схватили, потащили к машине, бесцеремонно затолкали в багажник.

Когда Катя выскочила на улицу, машина была уже далеко. Немного подумав, она собралась и отправилась в милицию. Кто-то же должен остановить беспредел, который творил Алик.

* * *

Солнце печет – в багажнике душно, как в раскаленной газовой камере. Машина тряслась по проселочной дороге, поднимая пыль, которая просачивалась в багажник. Это был самый настоящий ад.

Наконец машина остановилась, послышались веселые голоса, багажник открылся, и Паша увидел дружков Алика.

– Запарился? – спросил один.

– Сейчас пройдет, – сказал второй, схватив его за ноги.

Паша пытался сопротивляться, но куда там. Его вытащили из машины, понесли и с ходу бросили с обрыва. Свободный полет продолжался одно страшное мгновение. Паша ожидал столкновения с землей, но упал в воду. И ушел в нее с головой.

Дно где-то внизу, руки-ноги свободны, воздуха, правда, в легкие не успел набрать, но метров пять под водой проплыть можно. Вынырнуть, снова под воду, и так до следующего берега.

Но удрать не удалось. Отморозки попрыгали вслед за Пашей. Схватили его, вытащили на берег, бросили на камни.

– Ну как водичка? – спросил Алик.

Он был в одних плавках, с золотой цепью на шее. На плече выколот череп, из глазницы которого выползала змея. А плечи накачанные, руки мускулистые, «кубики» на животе. Сильный он парень, Паша давно в этом убедился.

– Нормальная, – буркнул он.

– Нормальной она будет, когда ты водяным станешь. С русалками тут наперегонки. Хочешь быть водяным?

Паша подавленно промолчал. Он действительно собирался подбить против Алика всех своих знакомых пацанов. Сомневался, что это поможет, но планы все же строил. А сейчас понял, что это бесполезно. Алик реально отморожен на всю голову, и дружки у него такие же беспредельные. А дружков, говорят, немало, целая банда. И если там все такие отморозки, то шансов у Паши просто нет. Никто не захочет связываться с Сорокиным, а сам он против него не воин.

– А то мы быстро устроим. Будешь тут с русалками. Им, кстати, все равно. Они уже и без того мертвые. А Катя еще живая, – ухмыльнулся Алик.

– Катю не тронь! – дернулся Паша.

– А то что?

– Узнаешь!

– Угрожать можно, когда угрожалка есть, а она у тебя не отросла. А я могу угрожать. Я Кате сказал, что накажу, если увижу ее с тобой. Увидел. Теперь придется наказать. Угрожалка у меня есть. И она в этом убедится.

– Не трогай Катю!

Паша попытался вскочить, но Алик ударил его ногой в грудь. А кто-то со всей силы отвесил «леща» по затылку.

– На первый раз я ее прощу. Но если ты сунешься к ней… Если подставишь ее… Не надо подставлять девчонку. Пусть живет себе нормально. Ты со мной согласен?

Паша опустил голову. Алик действительно мог наказать Катю, глупо было бы это отрицать. Поэтому лучше отступиться. Пока не решится вопрос с Аликом. А вопрос этот обязательно решится. Паша непременно что-нибудь придумает.

– Да и зачем тебе Катька, если у тебя есть Ирка? – засмеялся Алик.

– Это несерьезно, – мотнул головой Паша.

– Несерьезно?! Несерьезно будет, когда ты петухом на параше петь станешь. Мне сказали, что тебя опустить пытались? – брезгливо поморщился Алик.

– Сказали… Сам и подстроил!

– Сам и подстроил. Но тебя реально могли опустить. А мне с петухом впадлу базарить.

– Давай заканчивать этот цирк, смотреть противно.

– Цирк?! А думаешь, цирк – это просто? Думаешь, я хочу, чтобы ты на Ирке женился? Да на фиг мне это нужно?

– Так отстань от меня.

– А Ирка отстанет от меня? От меня, от отца? Нет! Ты спал с ней?

– Нет!

– А она говорит, что да! И отец ей верит! И я верю! Потому что она мне все мозги затрахала! И мне, и отцу… Короче, или ты женишься на ней, или мы женим тебя на русалках, одно из двух.

– Лучше на русалках, – качнул головой Паша.

– На русалках только петухи женятся, – хищно сощурился Алик. – Придется тебя к зэкам отправить. Заявление вернуть не проблема.

Паша молчал. Он не хотел повторения кошмара, а его продолжения тем более. Но Алик мог устроить ему ад в отдельно взятой камере. У него деньги, у него связи, а тупорылая Ирка запросто накатает новое заявление. И в этот раз Паша точно пойдет по этапу. С дырявой репутацией. Уж лучше с Иркой жить, чем в зарешеченном аду.

– Ну так что, к зэкам? – спросил Алик.

Паша готов был согласиться, но мотнул головой.

– Значит, будешь петушком. Только твою курочку будем топтать мы. По чуть-чуть, по зернышку, но каждый день. Ей понравится.

– Сволочь ты! – не сдержался Паша.

– Я не просто сволочь, я сознательная сволочь. Потому что мне это нравится. Ты же не представляешь, с каким удовольствием я трахну твою Катю.

– Заткнись!

Сильный удар в живот заставил Пашу замолчать.

– Завтра с Иркой поедешь в ЗАГС, – сказал Алик. – Заявление подадите. А заодно и распишетесь.

– Нет!

– Ну, нет так нет…

Алик подал знак, и его дружки набросились на Пашу. Скрутили, заткнули рот, связали, прикрепили к ногам тяжелый камень и потащили в воду.

– Как говорится, в добрый путь! – сказал Алик. – И ты мне счастья пожелай. С Катей!

Он вытащил из его рта кляп. Паша с жадностью хватанул воздух. И тут же топором пошел на дно. Руки были примотаны к телу, камень держался крепко – шансов на спасение не было. А воздуха надолго не хватит.