Текст книги "Империя страха"

Именно так и думал Михаил, поэтому вышел из кухни. Мила суетливо посторонилась, как-то сиротливо глянув на него снизу вверх.

– Я сейчас.

Он вышел во двор, но увидел только свою машину. Ворота были закрыты, калитка на замке, но на трофейной связке висел ключ от нее. Непонятно, как он оказался у Килотонны, – может, Тереха еще при жизни позволял ему хозяйничать в своем доме или Мила на днях запасной экземпляр отдала, возможно, по принуждению.

Черный «БМВ» стоял за воротами на площадке перед входом у пустующей кирпичной будки с закрытым рольставнями окном. Возможно, это был своего рода контрольно-пропускной пункт, но, по всей видимости, охранник занимал здесь место в особом случае, когда Терехе угрожала конкретная опасность. И тогда во дворе появлялись вооруженные бойцы. Но в последнее время Терехе серьезная опасность не угрожала. Тихо было в городе, никаких криминальных войн, потому и расслабился бандит. А зря.

Похоже, горький опыт босса ничему не научил Килотонну. Он приехал к Миле один, без охраны. В его машине было пусто и вокруг – никого. Слышно было только, как ветер шумит в кронах сосен, и видно, как покачиваются длинные тени деревьев в лучах растекшегося по горизонту солнца.

А может, Килотонна нарочно приехал к Миле без охраны? Может, он на что-то рассчитывал? На то, что нужно хранить в тайне от братвы, – во всяком случае, до поры до времени…

Михаил закрыл за собой калитку, тихонько зашел в дом, бесшумным шагом приблизился к арочным дверям в кухню.

Мила стояла у барной стойки, а Килотонна со скованными руками сидел на стуле за столом.

– Так затем и приехал, чтобы в курсе тебя держать. Гроб из красного дерева заказали, из Москвы привезут. А собак ты покормила?

– Пока нет, но покормлю, – тихо и как-то робко проговорила Мила.

– Опять забудешь… А еще спрашиваешь, зачем я приезжаю, – оправдывающимся тоном попенял ей Килотонна.

Михаил зашел в комнату, и парень замолчал. Низко опустив голову, он исподлобья смотрел на него. На переносице у Килотонны вздулась шишка, скоро она синяками стечет на глаза. Сам виноват, не надо было бросаться на людей.

– Людмила Витальевна, если вы не против, я задам несколько вопросов этому… не совсем уже молодому человеку? – спросил Потапов, усаживаясь за стол.

– Да, конечно. Я могу даже оставить вас вдвоем.

– В общем-то, вы нам не помешаете. К тому же неизвестно, кто еще может подъехать к вам. Хорошо, если с добрыми намерениями, а если нет?

– А ты чего за нее так переживаешь, мент? – агрессивно спросил Килотонна.

– А потому, что земля таких уродов, как ты, носит, вот и переживаю.

– Ты это, поосторожней! – вскинулся бандит.

– Поосторожней тебе надо было быть, Затулин. На ствол разрешения нет – думаю, тебе не нужно объяснять, что это значит.

– Какой ствол, начальник? О чем ты? Этот ствол ты мне сам подбросил.

– Ну, ты точно идиот! – скривил губы в угрожающей ухмылке Михаил.

– За базар ответишь! И за подставу тоже!.. Мила, скажи, что не было у меня никакого ствола!

Это была не просьба, Килотонна требовал от нее ложных показаний. Михаил видел, как пугливо сжалась девушка, опустив глаза. Она не хотела помогать бандиту, но, похоже, у нее не было другого выбора.

– Ты еще и сволочь, Затулин! – презрительно поморщился Потапов. – Нашел, кого впутывать в свои грязные дела. Не мужик ты, если за женщиной прячешься.

– А ты меня не стыди! – покосился на него Килотонна. – Против ментов все мазы хороши!

– Я с тобой нормально хотел, по-мужски… А ты козлом оказался.

Михаил достал из кармана сотовый телефон, позвонил Семену, велел ему взять Климука или Зорькина и ехать к дому Терехина и еще обязал прихватить по пути двух понятых.

– Мила, ты скажи ему, что ствол мне подбросили! – засуетился Килотонна. – Скажи, что это подстава!

– Людмила Витальевна, не надо ничего говорить, – покачал головой Михаил. – Ни «за», ни «против». Особенно «против». Это может сыграть с вами злую шутку. А ты, Затулин, совсем совесть потерял. И мозгов у тебя не прибавилось. Не буду я ствол при понятых изымать, у меня он останется. Я кобуру с тебя при понятых сниму, под протокол все оформим. И пистолет в протокол тоже занесем. А потом экспертиза даст заключение, что в этой кобуре находился именно этот пистолет, причем вынут он был совсем недавно. И пальчики на этом стволе твои есть. Так что если Людмила Витальевна заступится за тебя, ее могут обвинить в даче ложных показаний. А ей это нужно? Зря ты женщину в мужской разговор вплел, Затулин. Я еще нападение на сотрудника милиции мог простить, а это почему-то с рук тебе спускать не хочется.

– Слышь, начальник, может, договоримся? – дрогнул бандит.

Краем глаза Потапов заметил, что Мила тихонько направилась к выходу и вышла из кухни, чтобы не мешать разговору. Видимо, решила, что намечается деликатная тема.

– Как?

– Сколько тебе надо? Десять штук хватит?

– Чего десять штук?

– Ну, баксов, само собой…

– Ты мне деньги предлагаешь? – изобразил удивление Потапов. – У тебя в голове точно заготовка для мозгов. Тебе деньги для мастера нужны, которые извилины выточит на этой заготовке. Я, конечно, могу этим заняться, но совершенно бесплатно, за казенный, так сказать, счет.

– Что, не берешь деньги? – тупо посмотрел на него Килотонна.

– Ну вот, уже соображать начинаешь… Со мной можно договориться. Но у меня только одна валюта. Измеряется она в штуках признательных показаний. Скажешь, кто Терехина убил, может, и договоримся.

– Так это, киллер его завалил.

– Блестяще! А кто заказал?

– Так я откуда знаю?

– Может, твоя работа? – резко спросил Потапов, немигающим удавьим взглядом глядя ему в глаза.

– Ты что, начальник, обкурился? Чтобы я?! Тереху?! Да ни в жизнь!

Хорошо, что у Килотонны руки были скованы за спиной, иначе он бы точно начал что-нибудь или кого-нибудь рвать – или рубаху у себя на груди, или самого Михаила. Возмущение и ярость его казались искренними, но подозрения не рассеивались.

– А что, теперь ты на коне. Раньше хвост этому коню крутил, а сейчас в седле. И ружье у тебя хозяйское. И к его вдове клеишься. Или нет?

– Какое «клеишься», начальник? Мила одна осталась, кто-то же должен смотреть за ней. Она же собак даже не накормит! А они, если оголодают, друг друга начнут жрать… Да что там собаки, у нас уже друг друга жрать начинают! – зло и с обидой выпалил Килотонна.

– Здесь притормози. Вынь, что там у тебя во рту, и давай внятно. Кто там друг друга жрать начинает?

– Да это, Барабас ко мне подъехал. Ты, говорит, губу закатай, не надо, говорит, на Терехино место лезть. Череп, говорит, скоро выходит, он вместо Терехи будет. А ты, говорит, если умным будешь, на своем месте останешься. А если нет, говорит, землю нюхать будешь. Лежать в земле и нюхать… Может, он это Тереху заказал, чтобы место для Черепа освободить? Он же долю его в своем районе захапал, а двигаться неохота, легче Черепу наш район отдать.

– Я не понял, ты мне жалуешься или на Барабаса наговариваешь? Чтобы нашими руками от него избавиться, да? Ты же давно при делах, Затулин, ты знаешь, как это называется.

Килотонна сник, осознав, что в запале наговорил много лишнего. По сути, он сдал Барабаса органам – вернее, попытался это сделать. Такое не прощается.

Но диктофона у Михаила не было, и до Затулина скоро дойдет, что некому подтвердить его слова. Но также он поймет, что их могла подслушать Мила.

Потапов резко вскочил с места, вышел в коридор, ведущий на кухню, и увидел там Милу. Она пугливо вздрогнула, заметив его, и, виновато понурив голову, подалась назад.

– Повезло тебе, Затулин, – возвращаясь назад, без всякого восклицания сказал Михаил. – Никто нас не подслушивал. А я уже все забыл. Не в моих это интересах – стравливать тебя с Барабасом. Мне ваши войны не нужны. Ты меня понимаешь?

– А кому нужна война, начальник? – угрюмо пробурчал бандит.

– Ну, кому-то, значит, нужна, если Терехина убили. Может, все-таки твоя работа? Ты же не думал, что Барабас постарается тебя подвинуть.

– Почему не думал? Думал.

– Значит, все-таки планировал Терехина убрать? – по-своему истолковал его слова Потапов.

– Кто?! Я планировал?! Не надо так говорить, начальник! Тереха мне роднее брата был. И не заказывал я его. Даже в мыслях не было! – Последняя фраза прозвучала пылко, но совсем не так уверенно, как предыдущие.

– Ну что, Затулин, считай, поговорили. Карабаса ты слил – считай, оказал мне услугу.

– Как слил, начальник? – испуганно встрепенулся бандит. – Ты же сказал, что все забыл! – напомнил он.

– Забыл, что ты мне Карабаса сдал. Тебя списываем, а Карабас в уме…

– В смысле, списываем?

– Ну не в расход же… Отпущу я тебя. А Карабаса на прицел возьму.

– И ему про меня ничего не скажешь? – Килотонна застыл каменным изваянием.

– Я же сказал, что не в моих интересах вас стравливать.

– Но ему предъявишь, да? Ну, по факту, да?

– Предъявлю, – кивнул Потапов.

– И тогда он все поймет… Не надо меня отпускать, начальник. Взял за ствол – давай вези к себе.

Логика у Затулина была железная. Если рубоповцы отправили его за решетку, значит, он ни в чем им не угодил и Барабаса, конечно же, не сдал. Вот если его отпустить после того, как он попался с незаконным оружием, тогда у братвы появятся сомнения, а затем и претензии.

Логика, может, и железная, но совсем не гибкая. Нельзя сейчас Затулину в изолятор, если он хочет занять место покойного Терехи, а он как раз к этому стремился. Может, амбал надеялся, что за решеткой он обретет ореол мученика, который, сокрушив Барабаса и прочих, приведет его к «святу месту»? Но если так, то у него точно не все дома… Похоже, с такой логикой Килотонне всегда быть боеголовкой на чьей-то ракете-носителе.

3

Было уже темно, когда подъехали оперативники. Они привезли с собой двух понятых, в чьем присутствии с Затулина сняли сбрую с кобурой, составили акт изъятия, куда включили также и сам пистолет. После этого задержанного вывели во двор, а затем за ворота, где стояла оперативная машина.

Михаил собрался ехать вместе со всеми. Не стоило ему оставаться с Милой в столь позднее время в пустующем доме.

– Вы уже уезжаете? – грустно спросила девушка.

Она вышла во двор вслед за ним, кутаясь в пальто, наброшенное на плечи. За калитку она не выходила, но встала в проеме каменных столбов, на которых та держалась, и видела, как Семен запихивает Затулина в машину и закрывает за ним дверь.

– Поздно уже, – пожал плечами Михаил. – Да и задержанного нужно оформить.

– А вы надолго его… в тюрьму?

– Сначала в наш изолятор, потом уже в тюрьму. А там уже от адвокатов зависит: если окажутся хитрее нас, то, может, и вытащат.

– Не хотелось бы, – поежилась девушка.

– Чего так? – внимательно посмотрел на нее Потапов.

– Это долгий разговор…

– Разговор долгий, а вы устали и вам нужно отдохнуть, так я понимаю? – заинтригованно спросил он.

У него появился повод остаться с Милой, и теперь все зависело от нее.

– Ну, я бы не сказала, что очень устала… – замялась она.

К Михаилу подошел Семен, молодцевато глянул на девушку и спросил:

– В чем проблема, командир?

– Да вот, надо бы про Затулина кое-что узнать, – едва заметным кивком показал он на Милу. – Боюсь, что не очень хорошее.

– Так и узнайте. Может, мне тоже остаться?

– Смотри, сам напросился. Оформишь Затулина и давай сюда, у ворот постоишь. И Зорькина возьми, мало ли что.

Напугать рубоповца ненормированным рабочим днем так же сложно, как диван – телом. Если, конечно, это настоящий рубоповец. А других полковник Мухин на оперативной работе не держал.

Обстановка складывалась напряженная. Первомайские авторитеты снова начали делить город. И с Милой, похоже, намечались проблемы. Все-таки она вдова Терехина, от нее тоже кое-что зависело в расстановке сил. Как бы кто-нибудь не попытался перетащить ее на свою сторону. Взять ее могли как силой, так и хитрым словом; в любом случае надо было оградить ее от внешнего влияния. Такая возможность была, но пока ограниченная. Вот когда вернутся Кормильцев и Зорькин, тогда у Потапова будет больше шансов уберечь Милу от бандитского нападения, если оно вдруг произойдет сегодня.

– Мы с Людмилой Витальевной здесь, во дворе пока поговорим, – сказал он, отправляя Семена к машине. – А Затулину дай знать, что я сейчас еду домой.

Но Мила внесла свою корректировку.

– Вы езжайте домой вместе со всеми, – сказала она. И, застенчиво глянув на него, тихонько добавила: – А потом возвращайтесь.

– Только собак с цепи не спускайте, – вроде как в шутку попросил Михаил.

Для отвода глаз на своей «девятке» Михаил последовал за оперативной машиной, а потом, отстав, повернул назад. Ворота открылись автоматически – это Мила из дома привела в действие механизм. Значит, она ждала его, высматривала из окна. И псы из вольера на него не бросились.

Он вошел в дом, закрыл за собой дверь.

– Теперь и собак можно выпустить, – сказала она, спускаясь с лестницы в просторный холл с подсвеченными нишами в стенах.

– А вы сможете их потом загнать?

– Смогу, но только утром.

– Но я же не могу остаться у вас до утра.

– Почему? Вы же милиционер, это ваша обязанность защищать граждан, – со стеснительной улыбкой, но уверенным тоном произнесла она.

На ней был одет все тот же спортивный костюм, на плечах – белый пуховый платок. Тепло в доме, но ей почему-то зябко. Неуютно у нее на душе, что-то тревожит ее, пугает.

– Да, если гражданам угрожает опасность.

– Мне угрожает. Да вы и сами это видели. Вы же должны понимать, что Дима приезжал не просто так.

«Дима…» – хмыкнул Потапов.

Мила включила чайник и, пока вода закипала, налила себе в бокал коньяку. И ему предложила, давая понять, что себя обслужить должен он сам. Что ж, она права. Если женщина наливает мужчине, значит, она приглашает его на разгульную пьянку со всеми вытекающими отсюда последствиями. А она при всей своей кажущейся доступности была далека от подобных мыслей. Во всяком случае, так ему казалось.

– Я его боюсь, а вы – нет. Вы с ним как та кошка с мышкой, – осушив бокал, не без восторга посмотрела на него Мила. – Сначала ударили, потом игрались. А почему вы не сказали ему, что я подслушала ваш разговор?

– Потому что разговор был не очень хороший. Я вывел Затулина из себя, он проговорился. Так иногда случается. Вы поняли, что он сказал?

Этот вопрос привел ее в замешательство, поэтому ее отрицательный жест головой выглядел не очень убедительно. Наверняка девушка поняла, что Килотонна фактически обвинил в гибели ее мужа грозного Барабаса, о котором она не могла не знать.

– Это хорошо, что вы ничего не поняли, – пристально глядя на нее, сказал Михаил. – А еще лучше держать язык за зубами. Вы меня понимаете?

– Да, конечно…

От волнения она снова потянулась к бутылке. Потапову это показалось уже подозрительным, но виду он не подал. И даже составил ей компанию.

– А я так понимаю, что Затулин вам угрожал.

– Да. Он сказал, что все, чем обладал Эдик, принадлежит всему сообществу, ну, всем людям, которые с ним были.

Что-то в таком духе и ожидал услышать Михаил. Затулин претендовал не только на место Терехина, ему нужно было все его имущество. Возможно, и Милу он собирался прибрать к рукам.

– Что именно им принадлежит?

– Ну, Дима сказал, что весь бизнес Эдика и дом, в котором я живу.

– А на кого дом оформлен?

– На меня.

– То есть вам даже не нужно вступать в права наследования, чтобы дом перешел к вам?

– Да. Эдик сказал, что дарит мне этот дом на свадьбу. Правда, папа утверждал, что все бандиты так делают, свое имущество на родственников переписывают.

– Все ваш папа знает, – в раздумье покачал головой Михаил.

Уж не этот ли папа организовал убийство Терехина? Ведь зятя своего он не любил, а о дочке заботился. Но зачем он тогда убил терехинских бойцов с авторынка? Хотя первое убийство могло произойти по чистой случайности. Или киллер просто разминался. А может, это был отвлекающий маневр, чтобы отвести от заказчика подозрения, списать все на криминальные разборки. Но если так, то киллер – очень большой профессионал, и как тогда на него вышел отец Милы? А может, заказчик сам по себе оригинал. Надо бы взять в разработку этого дядю, посмотреть, что он за фрукт.

– Мне кажется, что вы меня все-таки подозреваете? – Мила обеспокоенно посмотрела на Потапова.

Возможно, она даже не знает, что это ее отец помог ей стать богатой вдовой. А если знает? Если знает, то неудивительно, если она попытается затащить Михаила в постель. Как говорили древние, врага нужно держать поближе к себе.

– Если вы так считаете, то мне трудно будет вас отговорить. Так что я лучше промолчу. И послушаю, что скажете мне вы. На что еще претендовал Затулин?

– На бизнес Эдика. Он ресторан новый построил, очень красивый. И дорогой. Еще у него есть ресторан поменьше и несколько магазинов. Да, еще есть охранная фирма. Это все, о чем я знаю.

– А есть и еще что-то, так надо вас понимать?

– Вы лучше меня знаете, чем занимался Эдик, – парировала она.

– А ваш папа что по этому поводу говорит?

– Ничего хорошего он не говорит. Только все самое плохое. Рэкет, проститутки, наркотики – вот о чем он говорит.

– Не рэкет, а «крыши», хотя что в лоб, что по лбу. И контрафакт он забыл добавить, и еще контрабанду. Но это не суть важно. Вам этим не заниматься, этим займется тот, кто на место вашего мужа придет. Может, это будет Затулин, может, кто-то другой.

– Я не знаю, кто такой Череп, но я слышала про него.

Это высказывание не удивило Михаила. Он знал, что Мила подслушала его разговор с Затулиным, а там было несколько слов о Черепе. Он должен был сменить покойного Тереху, так решили первомайские авторитеты. Только вряд ли Череп мог заказать Терехина – в первую очередь он постарался бы избавиться от Барабаса, который фактически владел его территорией.

– Такой же бандит, как и его друзья. Хрен редьки не слаще, – прокомментировал Потапов.

– И про Барабаса знаю, – будто не услышав его, сказала Мила. – Он сегодня утром ко мне приезжал.

– Сюда приезжал?

– Да. Один приехал, без охраны. Кофе пил, – задумчиво проговорила она, затуманенно глядя куда-то перед собой. – Говорит, а глаза масленые. И говорит нехорошо. Сказал, что за ним я как за каменной стеной буду.

– То есть он предлагал вам жить вместе с ним? – озадаченно спросил Потапов.

Его бы не удивило, если бы Барабас сделал ей такое предложение. Мила девушка более чем красивая, к тому же она сама по себе давала моральное право занять место ее покойного мужа. Но почему тогда Барабас хочет, чтобы Промышленный округ отошел Черепу? Или он не хочет этого? Может, он ведет какую-то игру? Активно сватает Черепа на место Терехина, а сам готовится расправиться с ним? Может, и не доедет Валера Черепанов до Многореченска, грохнут его где-нибудь по дороге домой…

Все крепче завязывается гордиев узел, как бы не пришлось рубить его «собровским» топором. Без спецназа не обойтись, если грянет бандитская война. А все к этому идет.

– Не то чтобы предлагал… То есть предлагал, но не сейчас, – кивнула Мила. – Когда все уляжется, сказал.

– И что вы ему ответили?

– Сказала, что подумаю. Побоялась сказать «нет». – Она беспомощно посмотрела на Михаила. – Он такой страшный. И на лицо страшный, и вообще.

– Да, но подруга у него первая красавица на Волге.

– Я знаю, он говорил… Он сказал, что Лику не любит. Сказал, что я лучше.

Обычно женщины не в силах сдержать довольную улыбку, когда говорят о сделанных им комплиментах, но у Милы был такой вид, как будто она только что проглотила гусеницу.

– Вадим еще на свадьбе смотрел на меня как ненормальный. Только Эдик отвернется, а он уже глаз не отводит. Смотрит, как будто съесть хочет… А потом обниматься полез. Эдик еле сдержался, чтобы морду ему не набить.

– Кажется, Барабас тогда перепил.

– Вы откуда знаете?

– Это наша работа – все знать. Вот сейчас нам нужно понять, кто убил вашего мужа.

– Но это не я! – вскинулась Мила.

Михаил внимательно посмотрел на нее и с упреком покачал головой:

– Зря вы так себя ведете. Давно уже замечено, что человек, который кричит «Держи вора!», как правило, сам и вор… А вы все время пытаетесь опередить меня. Я, может, и не думаю, что вы причастны к гибели вашего мужа, но вы сами наводите меня на эту мысль.

– Значит, все-таки думаете, – сокрушенно вздохнула девушка. – Но я действительно непричастна… Просто папа мне сказал, что меня будут подозревать. Мне действительно было бы выгодно, чтобы Эдика больше не стало. Я не любила его. Не смогла полюбить. Но это ничего не значит. Если бы мне сказали, что его можно вернуть, если я этого захочу, я попросила бы, чтобы его воскресили…

И все равно эта щедрость от лукавого, подумал Потапов. Ведь она знает, что Тереху не вернуть. Она видела мужа мертвым, когда проводилось опознание тела, и знает, что никакой дьявол не в силах вернуть его.

– Что Барабас еще может у вас отобрать? Что еще оформлено на вас?

– Машина… Машина оформлена на меня.

– Машина у вас красивая. И очень дорогая.

Если она хотела увести его от темы, то ей это не удалось.

– Что еще вам принадлежит? Рестораны, магазины?

– Не знаю… Этого я не знаю. Это все на Эдика оформлено, а что у него там в завещании, он не говорил… И это меня не очень волнует, особенно сейчас. Мне страшно. – Мила посмотрела на него с горечью в поисках сочувствия. – Меня подозревают в убийстве, мне угрожают, меня ставят перед выбором. А я не хочу ни с кем быть – ни с Димой, ни с Вадимом.

– Значит, и Дима тоже сватался к вам?

– Похоже на то. Он сказал, что с ним все будет, как с Эдиком… А я не хочу быть с бандитом…

Мила всхлипнула, закрыв лицо ладонями. Если она искренна в своих эмоциях, то глаза у нее сейчас должны быть мокрые от слез, но как это проверить? Не отрывать же силой руки от лица.

– И папа меня всегда упрекал. Не осуждал, но упрекал. Они его инвалидом сделали.

Мила отняла руки от лица и посмотрела на Михаила с ожесточением, адресованным тем, о ком она говорила. И глаза у нее мокрые, и тушь по векам размазана, и лицо в красных пятнах.

В Милиного отца стреляли, пуля в голову попала. Рикошетом попала, но все равно он больше года в больнице лежал; думали, что не выкарабкается. Он сейчас на инвалидности, ходит еле-еле, одна половина лица до сих пор парализована.

– Кто стрелял?

– Бандиты.

– А кто конкретно?

– Он в лес ходил грибы собирать; выходит на поляну, а там бандиты. Мужчина к дереву был привязан, а женщину руками держали. Он на коленях стоял, а ее держали. Заставляли смотреть, как ему пальцы рубили. Сначала один палец отрубили, затем другой. Она кричит, а они рубят. Сначала пальцы, потом руку… А потом папу заметили. Он убегать стал, а они – стрелять. Пуля от дерева отскочила, в голову попала. Он даже бежал еще какое-то время, пока на дорогу не выбежал. Там его чуть машина не сбила, водитель в больницу отвез.

– Насколько я знаю, ваша девичья фамилия Вострикова. И отец ваш Востриков. Имени-отчества не знаю.

– Востриков Виталий Петрович.

– И когда это было?

– Осенью, в девяносто третьем…

– Давно. Я уже тогда в РУБОПе служил, мы только начинали. Только я не помню ничего подобного. Может, по уголовному розыску это дело проходило?

– Не было никакого дела. Отец сказал, что шел по лесу, услышал, что кто-то стреляет, стал уходить, а тут что-то в голову попало. Врачи определили, что это пуля была, а какая, никто не знает. Может, охотники стреляли, в милиции так подумали.

– А что, пули не было?

– Нет, она вскользь его ударила. Очень сильно ударила. Кость сломала, а внутрь не вошла, отскочила. Он боялся про бандитов говорить. Не хотел, чтобы нас потом в лес так же вывезли. И мне он ничего не говорил. Просто я слышала, как он эту историю маме рассказывал. А когда Эдик пришел к нам в гости, отец его узнал. Мне показалось, что узнал. Виду не подал, и мне ничего не сказал, но я по его лицу это поняла. Да и не стал бы говорить, что Эдик бандит. А ведь он в самом деле бандитом оказался. Отец не хотел, чтобы я замуж за него выходила. И на свадьбе не был, хотя мог…

– Но вы же вышли замуж за вашего Эдика.

Сначала Мила наполнила бокал, выпила, только затем ответила.

– Это все мама. Нас в семье трое – я, брат, сестра; Костику одиннадцать, Кате – девять. Они совсем маленькие были, когда все это случилось, мама их в одиночку вытягивала. Да и мне тогда двенадцать лет было, маме помогать приходилось. Она на двух работах работала, смену в своей бухгалтерии отсидит, а вечером подработка – до утра надо горгаз вымыть, а там здание в три этажа. Угадайте, кто ей помогал?

– Ты.

– Угадали. Хорошо, маму повысили; она главным бухгалтером стала, а это зарплата хорошая. Но все равно сытно мы никогда не жили. Да и завод после дефолта на грани закрытия висел, мама очень переживала, что ее уволить могут. А у Эдика и дом, и деньги. Мама настояла, он хоть, говорит, и сволочь, но деньги зарабатывает.

– А мама знает, что Эдик в твоего отца стрелял?

– Может, и не он стрелял. Может, мне показалось, что отец Эдика узнал. Эдик хоть и казался нормальным, но у него цепь золотая, и слова он растягивал. Без жаргона говорил, но слова растягивал, с упором на «ч». Возможно, поэтому папа и подумал, что Эдик бандит.

Ему еще больше захотелось пообщаться с гражданином Востриковым. Слишком у него высокая мотивация расправиться с Терехой… Может, и дочка в сговоре с ним. Может, и вышла она замуж за Терехина, чтобы держать его в поле своего зрения.

– Вы знаете, как погиб ваш муж?

– Да, его застрелили, – не ведая подвоха, кивнула девушка.

Язык у нее начал заплетаться, взгляд осоловел. Похоже, Мила порядком захмелела. Но это и неудивительно, – столько коньяка употребить… Михаил уже и не пытался угнаться за ней. Возможно, Мила сама вывела киллера на цель. Если так, то ей должны быть известны все подробности.

– А как застрелили, где?

– В спортзале. Он выходил из душа.

– Из душа? А что он там делал?

– С бабой какой-то был, – почти без ревности отозвалась Мила.

– И вы об этом так спокойно говорите? – удивился Потапов.

– От него часто чужими женщинами пахло. Ну, не так чтобы уж часто, но бывало.

– И вы не ревновали?

– Ревновала, но совсем чуть-чуть. Мне было все равно. Ну, почти все равно. Он же бандит – сегодня живет, а завтра нет, ему сразу нужно все от жизни взять.

– У вашего отца не было желания наказать вашего мужа?

– Желания? У отца? – пьяно фыркнула девушка. – Да он после того случая своей тени боится! Он Эдика за глаза ругал, а в глаза и слово ему сказать боялся.

– Откуда вы знаете, что ваш муж делал в душе? Откуда вы знаете про женщину, с которой он был перед смертью?

– Дима сказал. Он мне все рассказал. Я, говорит, изменять тебе не стану. Так я ему и поверила!

Мила снова потянулась к бутылке, но Михаил ее опередил – сам налил в бокалы на два пальца и себе, и ей. Она сначала выпила и только затем посмотрела на него с язвительным упреком:

– Споить девушку хочешь? Знаю, знаю!

– Что ты знаешь? – также на «ты» перешел Михаил.

– Что у трезвого на уме, у пьяного на языке… Так я скажу, что у меня на уме, потому что уже напилась. Пока совсем не напилась. А я наберусь, потому что этого хочу. Напьюсь, потому что это единственная радость в жизни. Думаешь, я алкоголичка? Не знаю, может быть. А как не пить, когда муж у тебя бандит? Когда знаешь, что он с другой бабой. Говорит, что любит, а сам по бабам. Живешь с ним как на пороховой бочке, а выпьешь, и на душе спокойно. Но я не думала его убивать. И не убивала. И на отца моего думать не надо! Он здесь ни при чем. И не надо выпытывать тут, как и что. Спаиваете и выпытываете. Ладно, спаивайте! Пусть будет так!

Она снова взялась за бутылку, на этот раз и себе налила, и ему в бокал добавила. Залпом выпила, чуть поморщившись.

– Сейчас я совсем напьюсь, тогда можете допрашивать. Только все равно я вам ни в чем не признаюсь. Потому что признаваться не в чем.

Она щелкнула пальцами по пустой бутылке, полезла в бар за другой, но Михаил ее удержал.

– Не буду я тебя допрашивать. И в душу лезть не буду. Ты устала, тебе нужно спать.

– Только не думай, что с тобой… – Глаза у Милы начали слипаться и голова стала клониться набок.

– Не будет ничего.

– Я знаю, ты хороший.

Мила сползла с высокого барного стула и шаткой походкой направилась к выходу.

– Провожать меня не надо, – заплетающимся языком на ходу сказала она.

И все-таки Михаил вышел за ней в холл. Мало ли, вдруг поскользнется на лестнице.

– Если не трудно, покорми собак, – не оборачиваясь, попросила она. – Только не выпускай.

Могла бы и не предупреждать, он и сам понимал, что псы порвут его на части, если выпустить их из вольера. Но покормить псов надо, хотя бы для того, чтобы они запомнили руку дающего.

Собачьи консервы Михаил нашел на кухне, открыл три банки, разложил их по тарелкам, которые могли пролезть между прутьями вольера. К собакам он вышел через дверь запасного выхода, так было быстрей.

Учуяв еду, псы тихонько, в благостном предчувствии зарычали. Но вместе с тем они учуяли и Михаила, и тут же их милость сменилась злобой. Лаять они не стали, но зарычали на него грозно. Глаза лютые, уши опущены, шерсть дыбом, хвосты опущены… Умные псы – не бесятся, не бьются головой о прутья решетки. Знают, что бесполезно. Но если сунуть руку в клетку, откусят ее и не поморщатся.

Михаил просунул между прутьев только тарелку, мощным движением пальцев протолкнув ее внутрь. И вторую порцию он подал таким же образом, и третью. Но, к его удивлению, ни одна собака не притронулась к еде. Вот что значит чужой человек.

Беглым взглядом он осмотрел задвижку на вольере. Оказалось, что открыть ее можно автоматически, а кнопку, которая приводила в действие механизм, он обнаружил в прихожей запасного выхода. Обычная кнопка. Можно было нажать на нее и выпустить псов, и Мила могла это сделать, когда он ходил их кормить. Так она могла отомстить ему по пьяной лавочке за то, что он подозревал ее в убийстве мужа. Но делать этого она не стала.

Уходить не хотелось. Кем бы ни являлась Мила, все-таки она волновала воображение, и приятно было провести ночь под одной с ней крышей. И не важно, что не в одной постели.

Кормильцев и Зорькин уже находились на месте, но Михаил отправил их домой. Оказалось, что подступы к дому и двор можно было контролировать с помощью скрытых видеокамер, подключенных прямо к телевизору. Ворота закрывались на внутренний засов, который исключал их автоматическое открывание, дом тоже надежно запирался изнутри. Табельный «ПММ» в кобуре, боекомплект – двадцать четыре патрона. Конечно, поражающая мощность этого пистолета далека от установки залпового огня, но, как показывала практика, в руках опытного оперативника это достаточно грозное оружие против бандитов.

Но шло время, а на Милу никто и не думал нападать. И сама она не подавала признаков жизни. Заскучавший Михаил рассчитывал, что девушка проснется после короткого хмельного сна, спустится к нему, чтобы составить компанию, но, увы, она так и не появилась.