Текст книги "Империя страха"

Глава 3

1

Мраморные стены, гранитный пол, холодный свет неоновых ламп в хромированных нишах подвесного потолка. Зал пафосный, большой, гулкий, и так неуютно в нем, что хочется поскорее уйти отсюда.

Но Сергей Архаров сам пригласил на встречу Вадима по кличке Барабас, своего бывшего друга. Ресторан построил Тереха; по взаимной договоренности братков это была нейтральная территория, хотя и находилась она в Первомайском районе, который контролировал Сергей. Отделочные работы здесь уже закончились, осталось только завести в заведение мебель и оборудование. Но не успел Тереха…

– Может, здесь прощание с ним устроим? – спросил Барабас.

Кличку свою он получил еще в далеком детстве – за то, что избил парня из соседнего двора, которого все называли Буратино. С тех пор и повелось – Карабас-Барабас. Тогда и Тереха был жив, и Валера Черепанов не мотал срок.

Было время, когда они собирались вместе в жаркой уютной баньке, где было весело, где пиво лилось рекой, где знойные девы не давали покоя. Но эти времена давно уже канули в Лету, и ушло тепло между друзьями, как жар из каменки…

– Поговори с его женой, можешь наедине, – предложил Архар. – Тебе же нравится его жена?

В другое время этот вопрос прозвучал бы иначе – не было бы в нем злого сарказма, как сейчас. Естественно, Архар не стал бы задавать его в присутствии Терехи, чтобы не оскорбить его чувства. А его молодая жена действительно впечатлила Барабаса. Видел Архар, какими глазами тот смотрел на нее на свадьбе.

Женился Тереха зимой этого года, и хотя он перестал считать Архара и Барабаса своими друзьями, на свадьбу их все-таки пригласил. Правда, не по-людски все вышло. Барабас напился до поросячьего визга, полез обниматься к невесте; Терехе стоило усилий, чтобы не врезать ему тогда по морде. Зато сам Архар начистил физиономию кому-то из родственников молодой жены. Терехинские «быки» стали разнимать, но его бойцы вмешались, завязалась драка. Все бы ничего, если бы они с Терехой были друзьями. А так – и не друзья, и не враги. Поэтому и остался на душе осадок.

– Это ты на что намекаешь? – насупился Барабас.

В зале совершенно не было мебели, но Архар не требовал кресел, потому что хотел стоя почтить память погибшего друга. Сейчас он снова считал погибшего Тереху своим другом и действительно скорбел.

Они разговаривали стоя, и Барабасу не надо было вскакивать с кресла, чтобы встать в стойку. А драться он умел, и удар у него был убойный. Но Архар не дрогнул под его пока что моральным натиском и скривил губы в безмятежно-пренебрежительной улыбке.

– А чего ты завелся? Может, рыльце в пушку?

– Чтобы я Тереху предал из-за бабы?!

Барабас резко развел полы своего пиджака жестом, которым особо горячие головы рвут на себе тельняшки.

– Угомонись! – сверкнул взглядом Архар.

Его косматые черные брови грозно сошлись над переносицей.

– А чего ты за Милу разговор завел? – сбавил обороты Барабас.

– Да так, вспомнил, как ты на свадьбе на нее смотрел, – смягчился и Архар.

Ссора с бывшим другом не входила в его планы.

– Ну, понравилась она мне… Но ты же знаешь, с кем я живу…

– Почему я должен это знать?

– Потому что пасешь за мной.

– Я за тобой пасу? Ты в своем уме?

– Только давай без «ля-ля»! – скривился Барабас. – Я за тобой пасу, ты – за мной. Менты пасут за нами… А что, не так?

Архар сдался перед этой кажущейся душевной простотой. Он действительно наблюдал за Барабасом по мере возможности. Говорить Архар об этом не стал, но в некоторых случаях молчание – знак согласия. Это был как раз тот случай.

– Лика у меня «Мисс Волга», если ты не знаешь…

Архар ничуть не изменился в лице, но Барабас даже не понял, что это был дипломатический ход с его стороны.

Прежде чем стать «Мисс Волгой», Анжела Малицкая выиграла городской конкурс красоты, в жюри которого председательствовал Архар. Девчонка действительно была хороша собой, и он запросто мог бы попробовать ее на вкус. Более того, она сама напрашивалась на постель, без особых тонкостей намекая, что готова сделать это «сейчас и по-быстрому». Архар отказался от ее услуг, но девчонка перепрыгнула с него на другого члена жюри. Только Барабасу вовсе не обязательно было об этом знать…

– Мне все равно, с кем ты живешь. Не о том разговор. Мы с тобой здесь не для того, чтобы обсуждать личную жизнь. Нам нужно подумать о жизни вообще… Меня очень интересует, кто убил Тереху.

– Ты думаешь, меня это не интересует? Или ты считаешь, что я в курсе, кто его сделал? На меня думаешь?

Архар смерил его ледяным взглядом. Иногда молчанием можно сказать больше, чем целой тирадой. Барабас и без слов понял, что снова хватил через край.

– Что-то меня сегодня заносит, – повинился он.

– Это плохо. Но еще хуже, что Терехи больше нет.

– Я здесь ни при чем.

– Хотелось бы верить.

– Может, это Череп? – выдал вдруг Барабас.

– Череп?! – От удивления Архар взял более высокую ноту, чем обычно. – Зачем ему это?

– Он звонил мне недавно, спрашивал, как там его пашни поживают. Предъявил мне, что я на его пашнях свои бабки выращиваю…

– А разве не так?

– А с каких паев ему бабки на счет сливаются?

– У него автосалон, автосервисы, магазины. С них бабки на его счет идут.

– И с охранной фирмы тоже идут. Реальные бабки.

– Насколько реальные?

– Ты что, тоже предъявлять мне будешь? – вздыбился Барабас.

Теперь сам Архар понял, что пересолил разговор.

– Пусть этим Череп занимается. У него с тобой договор был, а не со мной, вы сами с этим и разбирайтесь…

Стоило признать, что Архара обошли с этим договором. Череп мог бы ему доверить свои территории, но он выбрал Барабаса. Обидно, но не смертельно. Во всяком случае, никто за это не поплатился своей жизнью. А ведь можно было бы грохнуть и Барабаса, и Черепа заодно. Задача несложная, если отбросить личные мотивы. Только вот не получается от них отмахнуться, и не поднимается рука ни на кого из них.

– Да мы-то разберемся… Если он сам со мной не разберется, – стиснул зубы Барабас.

– Ты бы определился, с кем Череп хочет разобраться, с тобой или с Терехой.

– А это хитрый ход такой: типа, ты подумаешь, что это я Тереху заказал, и сам на меня войной двинешь. Или я на тебя подумаю. Короче, или я тебя порешу, или ты меня. Если ты меня сделаешь, то Череп тебя одного потом завалит, чтобы весь город под себя взять. Моя братва за ним пойдет, и твои архаровцы тоже, потому что Череп для наших пацанов свой. Если никто не узнает, кто нас на тот свет отправил, то Череп легко город под себя возьмет.

– Череп в колонии, руки у него коротки, – покачал головой Архар.

– Да уж, коротки, если он мне с мобильника звонил… Киллера нанять хоть откуда можно – хоть с тюрьмы, хоть с Луны, лишь бы бабки были. А у Черепа доступ к банковским счетам. Надо бы глянуть, кому он бабки перечислял; может, заказ ими оплатил. А может, он в лагере киллера нашел. Мокрушник на волю выходит, денег у него нет, а тут такая маза. Я тебе так скажу: в тюрьме даже больше возможностей, чем на воле.

Архар молча покачал головой. Не верил он Барабасу, но и признаваться в этом не хотел. Ведь в этом случае придется обвинить его в том, что он пытается натравить его на Черепа. А это конфликт, возможно, с кровавой развязкой. Но ведь можно видом выразить свои сомнения насчет честности Барабаса.

– Да ты сам подумай, откуда эта баба взялась? – взывал Вадим.

– Какая баба? – не понял Сергей.

– Ну, баба, которую Тереха к себе на работу хотел взять. Каратистка. Она, говорят, трех его «быков» на раз уделала. Он хотел, чтобы она жену его охраняла.

Барабас мог бы не утруждать себя объяснениями – эту историю Архар знал и без него.

– Ну и?

– Он ее в душе мочалил, а когда вышел, киллер нарисовался. Говорят, какой-то сантехник… Никто не видел, как он Тереху валил. Может, эта баба его завалила, а на сантехника все спихнули.

– А куда она ствол дела? Я в курсе, менты все перерыли, ствол не нашли. И пацаны искали, ничего.

– Ну, может, заныкала капитально, в канализацию сбросила…

– В канализацию… – мрачно усмехнулся Архар. – Раньше мы не разлей вода были, а сейчас канализация – единственное, что нас объединяет.

– Да, но менты ее у себя держат, значит, в чем-то подозревают.

– Потапыч свое дело знает. Если она Тереху завалила, он ее раскрутит. А если и она, что с того?

– Ну, если ты в курсах держишься, то должен знать, что девка эта срок мотала. Полгода назад откинулась. Может, Череп ее по тюремной почте нанял.

– А почему Череп? Может, Байбут…

Барабас вздрогнул, как дрессированный тигр на тумбе, над ухом которого щелкнули кнутом. Какое-то время он молчал, напряженно переваривая услышанное. В зале установилась звенящая тишина, которая, казалось, вот-вот разлетится от громового взрыва. И у самого Архара на душе стало вдруг неуютно.

Байбут – старый вор, матерый, у него в городе несколько бригад: автоугоны, контрафакт, наркотики, квартирные кражи, уличные грабежи и все такое прочее. Сам он, конечно, этими делами напрямую не заправляет, как бы в стороне держится, но процент на общак имеет солидный. И бойцы у него реальные, такие, что к нему не подступишься. И «торпеду» по чью-то душу послать ему не проблема. А самого его лучше не трогать: за ним стоит сильный воровской клан, в котором он большая величина. Да и не достать его – он сейчас в городском изоляторе, там у него камера со всеми удобствами, оттуда он дергает за нужные ниточки, чтобы дело его и на плаву держалось, и вперед шло без всяких сбоев.

– Да нет, я не думаю, что это Байбут, – покачал головой Барабас. – Зачем ему все это? У него свои дела, у нас свои. Процент он свой получает, зачем ему нас трогать?

– Может, его процент не устраивает? Может, мало?

– Ну, ты же знаешь, по таким делам сначала стрелу забивают, разбор, все такое…

– А был у него разбор. Из-за «Подмоста». Тереха не давал ему угнанные тачки сбывать и кидал гонял, карманников…

– Так миром же договорились.

– Мир заключили, а камень за пазухой остался. Сначала пацанов терехинских завалили, а потом и его самого. С авторынка все началось. Улавливаешь момент?

– Ну, я и сам по этой теме думал, – пожал плечами Барабас. – Но я не думаю, что это Байбут. Из-за Терехи война может начаться, а ему беспредел не нужен. – Барабас пристально, напряженно посмотрел на Архара. Так он обычно глядел на собеседника, собираясь его в чем-то обвинить. – Признайся, положил глаз на Промышленный район?

– Ты не мент, и я не на допросе, чего я признаваться должен? – окатил его ледяным взглядом Архар.

– А я признаюсь. Территория не должна оставаться бесхозной, и ты это прекрасно знаешь.

– И что?

– Куски там сытные: железо, цемент, химия…

Заводами в Промышленном районе владели серьезные люди, но Тереха все равно получал с них солидный процент, причем вполне легальным образом, в качестве платы за охранные услуги. Охранное предприятие у него, караульные точки на всех заводах, служба идет, денежки капают. И очень хорошо капают, если роскошный ресторан в центре города построил. Да и дом у него – высший пилотаж.

– Вот я и думаю, – продолжал гнуть свое Барабас, – что добро не должно пропадать.

– Тереху еще не похоронили, а ты уже о наследстве думаешь.

Архар и сам почувствовал, что его упрек был нафарширован фальшью. Чего уж греха таить, он и сам собирался обсудить вопрос о наследстве.

– Только давай без всяких, – поморщился Барабас. – Если бы Тереха сам помер, а то убийство, менты долго тянуть будут, не скоро его похороним. За это время Килотонна раскрутится, все под себя возьмет.

Килотонной называли Диму Затулина за его габариты и взрывной характер. В первомайской команде он был с самого начала. На одной из разборок с бойцами Тельца его серьезно покалечили, но парень выжил, вернулся, что называется, в строй. Старая гвардия, одним словом. После большого раздела он остался с Терехой, и все это время был его правой рукой. Но амбиций у него с лихвой, и никого не удивит, если он захочет прибрать к рукам территорию покойного босса. Вряд ли терехинские откажут ему в праве на это. Если, конечно, вовремя не подсуетиться.

– Все может быть, – кивнул Архар.

– Вот я и думаю, что наследство надо оформить. Тереха был нашим братом, нам он все и должен был завещать.

– А если короче?

– По идее, нужно поделить все поровну. Ну, а еще есть такое понятие, как справедливость! – заявил Барабас.

– О как! – в недобром предчувствии посмотрел на него Архар.

– Трое нас осталось – ты, Череп да я. На троих и надо все делить. А как Промышленный район делить? С Западным все понятно, там Басурма течет, пополам все делит…

Архар исподлобья глянул на Барабаса. Он уже понял, к чему тот клонит. Не зря зашел разговор о Западном районе. Если брать пригороды, то по своим размерам он больше, чем Первомайский, и сам по себе хорошо делится рекой на две части – левобережную и правобережную. Но так уж вышло, что центр города находится в Первомайском округе: там и администрация, и самый большой рынок, банки, казино, рестораны… А еще порт на Волге – а это не фунт изюма, это реальные деньги. И весь этот район в свое время достался Архару, а Череп и Барабас поделили между собой Западный район – и потому чувствовали себя обделенными. Потому и взывает сейчас Барабас к справедливости. А у Архара планы на Промышленный район, и у него должна быть там своя доля.

– Короче!

– В городе три района, и нас осталось трое. Мне остается весь Западный, тебе твой Первомайский, а Черепу отойдет Промышленный, – громовым голосом отчеканил Барабас.

Браток так был напряжен, что на его лысом виске вздувалась и пульсировала вена.

– И скажи, что это несправедливо! – свирепо выдал он.

Действительно, с таким раскладом трудно поспорить. Тем более что все четыре года Барабас и Череп мирились с тем, что Архар владел гораздо более лакомым куском, чем они.

– А Черепу это понравится? – раздраженно, сквозь зубы спросил Архар. – Ты же говорил, что он Тереху завалил.

– Говорил, но не утверждал. Может, он, может, не он… Если он, это всплывет, и тогда мы его приговорим. Тогда и районы поделим. Весь город – пополам.

Архар кивнул. Неплохо было бы поделить между собой весь Многореченск. Может, это действительно Череп Тереху заказал?..

– А если не всплывет? Если не узнаем, что это Череп с Терехой так?

– Но мы же не можем просто так его задвинуть? Все-таки он наш брат.

Барабас внимательно смотрел на Архара в надежде увидеть в его глазах «нет». Не брат им Череп, и его можно в расход. А почему бы и нет? Сначала город пополам, а потом и самого Барабаса на тот свет. И тогда весь Многореченск будет принадлежать одному хозяину…

Но все-таки Архар удержался от соблазна рубануть шашкой. Нельзя нарушать договор, иначе Барабас решит, что ему позволено избавиться не только от Черепа, но и от него самого.

– Все правильно, Череп наш брат. И делиться мы должны по-братски. Может, мы уже и не друзья, но братья. И не должны стрелять друг в друга.

– Значит, Промышленный район мы Черепу отдадим?

– Если он захочет взять.

– Захочет. У меня в Западном все на мази. Все, что его было, уже, считай, мое. Он, конечно, с этого имеет, но, по-любому, его дела с моими так срослись, что их с корнем вырывать надо, чтобы разделить. Он и сам это понимает. А Промышленный район как на тарелочке, там все терехинское, ни с кем ничего делить не надо.

– А Килотонна?

– Думаю, он все поймет. А не поймет сам, поможем. Череп, кажется, через месяц откидывается?

– Через двадцать шесть дней, – уточнил Барабас. – Встретить надо будет. Можно баньку организовать и все такое, а то живем как неродные.

Сам Архар оставался при своем. Плохо это, хотелось расшириться. Но уж лучше такой расклад, чем война за землю. Война, в которой мог пострадать он сам. Если, конечно, эта война уже не началась. Может, следующим на очереди после Терехи он сам стоит…

– С Промышленным-то что сейчас делать? Может, я туда своего человека поставлю, пока Черепа нет…

– А может, я своего? – жестко отрезал Архар.

Не хотелось ему ехать в зону, сутки, а то и двое на это дело терять, но нужно было поговорить с Черепом. В глаза ему посмотреть, может, дрогнет его взгляд, когда разговор пойдет за Тереху…

2

Потапову приходилось бывать на чужой свадьбе без приглашения, причем это его совершенно не смущало. В тот день он наблюдал за городскими авторитетами, собравшимися в «Раздолье», в лучшем ресторане города. Гражданин Терехин женился на гражданке Востриковой, и это событие он праздновал в широком кругу. И замглавы администрации города там был, и начальник УВД; в компании бандитов они чувствовали себя весьма уютно. Законный вор Байбут тоже приезжал, и его татуированная шея и руки, похоже, не вызывали у официальных лиц желания покинуть заведение. Все видел тогда Михаил, все замечал и фиксировал на видеопленку. Работа у него такая – за круговоротом воров и бандитов наблюдать.

Но больше всего ему понравилась невеста. Красивая девушка. Просто красивая. Не было в ее облике ничего такого сверхординарного, и фигура обыкновенная – бюст небольшого размера, ножки худенькие и не самые длинные. Но ее отличала потрясающе высокая степень женственности и природной чувственности. При взгляде на нее в мужчине пробуждался инстинкт самца, жаждущего заполучить в собственность приглянувшуюся ему самку. Мила казалась столь нежным созданием, что язык не поворачивался назвать ее самкой, но, честно говоря, Михаил откровенно позавидовал тогда Терехе. А тот, казалось, светился от счастья.

Правда, в ранг женщины своей мечты Михаил возводить эту девушку не стал, и очень скоро успокоился, выбросив ее из головы. Слишком недостижимой казалась эта мечта, чтобы всерьез на нее рассчитывать.

И сейчас, в день похорон, Мила не казалась ему доступной. Она выходила из старого пятиэтажного дома, а он смотрел и чувствовал, как у него занемело в коленках. А ведь он уже давно вышел из того возраста, чтобы его мог взволновать вид красивой женщины.

Мила была в роскошном кожаном плаще с пушистым собольим воротником. Элегантное темно-русое каре, длинная красивая шея обнажена, на лбу траурная лента. Она была прекрасна в своей тихой печали. Но, увы, Михаил искал девушку вовсе не для того, чтобы наслаждаться ее обществом.

– Здравствуйте, Людмила Витальевна!

Девушка вздрогнула и напряглась так, будто к ее затылку приставили пистолет. Замерла на несколько мгновений, и только потом повернулась на оклик.

– Майор милиции Потапов, – представился он и для большей убедительности предъявил служебное удостоверение.

– У вас в милиции все так тихо подкрадываются?

Ее возмущение казалось таким же нежным, как и ее голос, ласкающий слух.

– Тихо подкрадываются не только в милиции. Тихо подкрадываются и киллеры. А вы, смею заметить, ведете себя неосторожно.

Она шла к своей машине, не осматриваясь, о чем-то думая, а двор зеленый, у подъезда кусты, из которых мог выйти убийца.

– Зачем вы меня пугаете? – расстроенно спросила девушка.

– Работа такая… Я занимаюсь расследованием убийства вашего мужа. Мог бы, конечно, вызвать вас к себе повесткой, но, думаю, нам лучше поговорить в неофициальной обстановке.

– Поэтому вы меня и выследили?

Она с интересом смотрела на него, даже с какой-то симпатией, но вряд ли она думала при этом о чем-то порочном. Во всяком случае, Потапов так почувствовал.

– Да, я вас выследил. Проехал за вами от самого вашего дома. И здесь прождал вас почти три часа, – кивком головы он показал на свою старенькую «девятку», в которой коротал время. – А вы и не заметили, что я за вами слежу…

Михаил потратил свое драгоценное время вовсе не для того, чтобы проверить ее бдительность. Он хотел знать, не следит ли за Милой кто-то еще. Вдруг ее взяли на прицел те же люди, которые избавились от ее мужа. Может, она кому-то мешает, что вполне вероятно.

– Зачем это мне нужно? Я никому ничего плохого не делала, и мне бояться некого.

Она подошла к своему «Мерседесу» – пискнула сигнализация, щелкнул замок.

– И тем не менее я бы хотел с вами поговорить.

– Я сейчас еду домой, мы бы могли поговорить там, если вы согласны.

Этот вариант вполне устраивал Михаила, тем более что ехать не очень далеко, минут двадцать, не больше.

Тереха построил себе дом за городом, в сосновом бору, подальше от заводов и фабрик. Французский кирпич, керамическая черепица, крыльцо с помпезным четырехколонным портиком, мощенная гранитом дорожка с лестницей, ведущей к реке. Сосны во дворе, английские газоны. Погода была ветреной, но за высоким забором было тихо, спокойно и даже уютно. Хотя где-то здесь могла бродить греховная душа новопреставленного хозяина. Впрочем, призраков Михаил не боялся. Он давно уже понял, что живые люди гораздо опасней.

Свою машину Мила загнала в гараж, ворота которого открылись автоматически; Михаилу же пришлось оставить свою «девятку» на площадке перед домом. А на большее он и не претендовал.

За домом, в глубине двора, он увидел высокий вольер, в котором, как машины в ряд, стояли три могучих пса бойцовой породы. Они зло, с рычанием смотрели на Михаила, но не бесились, не бросались на прутья решетки, как будто знали, что это бесполезно. Ведь они в клетке, значит, еще не дана команда «Охранять!». Серьезные псы, такие гавкать не будут и, если спустить их с цепи, порвут на части молча и с дьявольским ожесточением. Даже Мила, когда вышла из гаража, глянула в их сторону с опаской.

В доме никого не было, и хозяйке пришлось открывать дверь своим ключом. В прихожей она включила свет, сняла плащ. Тихо в доме, свет мягкий и, как вдруг показалось Михаилу, интимный, а они вдвоем, и она так прекрасна… Мила осталась в коротком платье из белой ангорки, приталенном, и таком же нежном, как и она сама. Глядя на нее, Михаил еще больше запьянел. Как бы дебош не устроить от такого очарования. А ведь возникло спонтанное, из диких инстинктивных глубин желание обнять эту девушку, прижать к себе. Хорошо, что Потапов умел контролировать себя – разгула точно не будет.

– Разувайтесь, проходите!

Мила рукой показала ему в холл, а сама осталась в прихожей. Села на пуфик, чтобы снять сапоги. Он бы, конечно, мог помочь ей в этом, но постеснялся предложить свои услуги. А сама она не попросила.

Девушка разулась, провела Михаила в гостиный зал, где над мраморным камином висело чучело лосиной головы с шикарными развесистыми рогами. «Интересно, Мила знала, что муж изменял ей?»

– Ужасно, правда? – спросила она, заметив, куда он смотрит.

– Что ужасно?

Он растерянно посмотрел на девушку, решив опрометчиво, что та прочла его мысли.

– Голова ужасно смотрится, я бы сказала, дико…

На улице уже вечерело, и хотя свет исправно поступал в комнату через большие окна, обстановка все равно казалась сумрачной. Может, поэтому голова смотрелась как живая, и возникала иллюзия, что лось смотрит на людей с болью и укоризной. Ведь кто-то же убил его, и, возможно, это был сам Тереха.

– Она вас пугает?

– Признаться, да.

– Тогда снимите, в чем проблема? Ведь вы же теперь хозяйка в доме.

– Да, но это память об Эдике.

– Память не должна быть пугающей. Если она пугает, то это уже не память, а страх, о котором нужно поскорей забыть.

– С чего вы взяли, что меня пугает память об Эдике? – Она удивленно посмотрела на него. – Он очень хорошо ко мне относился, не обижал.

– А почему он должен был вас обижать?

– А то вы не знаете, почему? Я знаю, что вы считали его бандитом, – смущенно сказала девушка.

И, немного подумав, предложила кофе.

В доме было тепло, но девушка, казалось, озябла. Она стояла, скрестив на груди руки, как делают, чтобы согреться. Или защититься от нескромных взглядов. Может, она чувствовала нездоровый к себе интерес. Чего греха таить, интерес был, и его действительно можно было назвать нездоровым, учитывая служебное положение Михаила. Но ведь он старался его не проявлять. Хотя женщина всегда чувствует интерес мужчины, ее не обманешь.

От кофе он отказываться не стал, и Мила отправилась на кухню. Но вдруг вернулась и растерянно посмотрела на Михаила:

– Может, мы вместе пойдем?

Каминный зал казался сумрачным, но в холле было еще темней. Не настолько темно, чтобы включать свет, но неуютно. А в коридоре, который вел на кухню, было еще более мрачно. И это, похоже, пугало Милу. Может, потому и она не хотела оставаться в кухне одна. Можно зажечь свет, разогнать потемки, но траурное одиночество останется. А тут хоть какой-то живой человек.

Встроенные лампочки в подвесном потолке ярко осветили просторную кухню, весело зашумела вода в электрочайнике, и это слегка расслабило Милу. Девушка перестала зябнуть, ее движения обрели уверенность. Она залила в медную турку кипяток, засыпала в нее молотый кофе, бросила ложку сахара, поставила на плиту.

– Хорошо, что ваш муж погиб не в доме, – зачарованно наблюдая за ней, сказал Михаил.

– Что?!

Она резко повернулась к нему, возмущенно посмотрела на него:

– Хорошо, что он погиб?

– Э-э, вы не так поняли, – смутился он. – Плохо, что он погиб. Но было бы еще хуже, если бы он погиб в доме. Вам было бы страшно здесь находиться.

– Я слышала, что милиция не станет искать убийцу.

– Кто вам такое сказал?

– Не важно…

– Но мы ищем убийцу, поэтому я здесь.

– Папа сказал, что милиция может обвинить в убийстве меня. Я его жена, я его наследница. Мне должно быть выгодно.

– А вы действительно его наследница?

– Не знаю… Завещание вроде бы есть, но что там, я точно не знаю… Не скажу, что это мне совсем не интересно, но я не хочу думать о завещании. И я бы не стала убивать Эдика из-за наследства. Не стала бы, да и не смогла бы.

Михаил в замешательстве смотрел на нее. Действительно, Тереху могла заказать Мила. Так иногда бывает, что жена убивает мужа из-за наследства. Но, глядя на это милое нежное существо, трудно было всерьез подозревать ее в преступлении.

Кухонный гарнитур был оборудован барной стойкой, витринным шкафом, в котором хранились напитки. Погруженная в свои мятущиеся мысли, Мила механически достала бутылку коньяка, сняла с подставки бокал, плеснула себе на два пальца. И только тогда спохватилась, растерянно посмотрев на гостя:

– Вы только не подумайте, что я увлекаюсь. Просто нашло… Может, вы тоже?

– Если только чуть-чуть.

Всего три дня прошло, как погиб ее муж. Она одна в большом доме, ей неуютно и даже страшно. А еще Тереху пора уже предать земле. Но он до сих пор в спецблоке морга, и что, если его неприкаянная, а потому обозленная душа носится сейчас по дому, создавая поле, угнетающе действующее на психику? Может, потому и навалились на нее горькие воспоминания о прошлом. Как оперу, Михаилу хотелось бы знать, насколько горькие. И как мужчине – тоже…

Потапов подошел к девушке, забрал у нее бутылку, сам налил себе в бокал.

– Чокаться не будем.

– Да, конечно, – думая о чем-то своем, отстраненно кивнула она, выпила и, будто предупреждая вопрос, махнула на Михаила рукой. Дескать, отдышаться дайте, а потом говорите…

Коньяк она попыталась запить горячим кофе, но обожглась, рука с чашечкой дернулась, и темный напиток выплеснулся на белое платье. Но Мила не стала чертыхаться, злиться и на Михаила посмотрела так виновато и с обидой на себя, как будто он был судьей на конкурсе пай-девочек, а она, показывая номер, допустила какую-то оплошность. Мила просила о снисхождении. Просила наивно и без всякой взрослой двусмысленности.

– Вам, наверное, нужно переодеться.

– Да, было бы неплохо… Я сейчас…

У Потапова не было никакого желания напиваться, но только Мила вышла из кухни, как он снова налил себе коньяку и тут же осушил бокал. Как будто этим можно было охладить всплеск чувств.

Девушка поднялась на второй этаж, и минут через десять он чутким ухом уловил ее легкие шаги – она возвращалась обратно. Но тут же услышал, как хлопнула входная дверь. И спустя несколько секунд в холле прозвучал басовитый мужской голос:

– Привет! Кто у тебя?

В последней фразе сквозили злость и угроза, обращенные в сторону гостя. Уж не призрак ли Терехи пожаловал?

Но в кухню широким хозяйственным шагом вломился Килотонна, плотно сбитый широкоплечий громила с массивной головой и тяжелым грубым лицом. Михаил знал его по долгу своей службы, бандиту тоже должно было быть о нем известно, но Килотонна в полный голос заявил о своей профессиональной близорукости.

– Ты кто такой? Чего тебе здесь надо?

Его свирепый оскал не предвещал ничего хорошего.

Парень лишь слегка снизил ход, надвигаясь на Михаила. Его вопросы были прелюдией, за которой должен был последовать трагический акт. И Потапов понял, что у него уже нет времени представиться. Нельзя открывать рот, когда твоя челюсть под прицелом – запросто можно остаться без зубов.

Но Килотонна не стал его бить. Могучими, чрезмерно накачанными руками он схватил Михаила за грудки.

Удивительно, но ему хватило силы, чтобы оторвать могучее тело Михаила от пола. Впрочем, и в подвешенном состоянии Потапов был опасен. Лоб и нос Килотонны, казалось, были сначала закованы в броню, а затем обтянуты кожей, но в том положении, в котором сейчас находился Михаил, у него не было другого выбора, как бить головой в лицо. Только такой удар мог оказаться эффективным, все остальное казалось пустым сотрясанием воздуха.

И он ударил. Ощущение было такое, будто он головой на скорости врезался в железобетонный столб. Мозг чуть не сорвался со своих креплений от бешеной встряски, в глазах вспыхнуло и тут же потемнело, сознание устремилось куда-то к звездам соседней галактики. Но, падая с разжатых рук, он сумел удержаться на ногах. Зато его противник бревном рухнул на пол, да так, что содрогнулись стены.

Килотонна упал, широко раскинув руки, полы его кожаного пиджака разошлись, и сквозь туманность Млечного Пути Михаил увидел рукоять пистолета. Но все-таки сначала он перевернул громилу на живот и, пока тот приходил в себя, украсил его запястья наручниками. Только тогда он вынул из кобуры оружие.

– Идиот!

Это была надежная «беретта» с обоймой. Отличное оружие, но совершенно незаконное. Потому и обозвал его Михаил.

На такой ствол разрешения не получить, но все-таки он сунул руку во внутренний карман пиджака в поисках документов. Нашел портмоне – права, техпаспорт на машину, какие-то квитанции, несколько стодолларовых и пятисотрублевых купюр. Из одного бокового кармана он достал ключи от машины, из другого мобильный телефон. Разрешительных документов на оружие не было.

– Это залет, Дмитрий Валерьевич.

– Ты кто такой?

– Майор Потапов. Врага надо знать в лицо. Веса набрал на килотонну, а мозгов и на грамм нет. Тереха умней был, потому и был центровым. А ты как был вторым, так вторым и останешься. Хотя, может, в тюрьме первым станешь…

– В какой тюрьме, командир? – взвыл парень.

Но Потапов не стал отвечать. Он приложил ко лбу подушечку ладони, пытаясь унять головокружение, проморгался и посмотрел на Милу, которая стояла в дверях кухни. На ней был мягкий спортивный костюм розового цвета, такие же уютные домашние тапочки без каблуков. В глазах тревога и смятение, сквозь которые просматривалось и восхищение. Возможно, Михаил казался ей героем-богатырем, который смог сокрушить непобедимого исполина. Но при этом ее страшила сама ситуация. Ведь исполин был способен воскреснуть. К тому же он мог быть не один.