Текст книги "Когда любовь соперница у смерти"

Глава 7

Нет ничего проще, чем нарушить тревожный беспокойный сон. Меня разбудило невнятное, отдаленное эхо. Как будто кто-то стоял у входа в пещеру и кричал, пытаясь выяснить, если ли кто в темных глубинах или нет.

Этот едва слышный голос мог быть плодом воображения, воспаленного долгим – очень долгим – ожиданием. Но все же я закричал что есть силы:

– Сюда! Сюда!

Я орал, срывая голос, но никто не отзывался. Тогда я выстрелил в воздух, наполнив мое узилище пороховым дымом. И снова никакого результата.

Скорее всего, разбудивший меня голос я услышал во сне. И все же я вскочил на ноги, чтобы подойти к решетке. Это хоть и на три метра, но все же ближе к входу в пещеру.

Фонарик мой давно уже погас, поэтому к решетке я шел на ощупь, ожидая, что вот-вот железные прутья остановят мою вытянутую руку. Но вот за мной остались три метра, а преграда на пути так и не возникла. Я прошел еще столько же, но дорога так и оставалась свободной. В конце концов до меня дошло, что нет больше никакой решетки. Ее подняла та же злая воля, что и опустила. Подняла, пока я спал.

Я прошел шагов сорок, когда вдруг шумно задрожали стены, а затем послышался грохот падающих камней. Это рушился за моей спиной скальный проход. Некогда было думать, что все это значит. Я поспешил поскорее выбраться из пещеры, пока меня не погребло под обломками плитняковой породы.

Свет подступал к моим глазам постепенно. Один поворот, другой, и вот спасительный выход, где солнце ослепило меня своими лучами. Я не сразу заметил стоящего на лестничной площадке человека и мог бы врезаться в него, не останови он меня окриком.

– О! Петрович! Вот ты где! – изумленно воскликнул капитан Кудемко. – Что ты там делал?

– Сидел. За решеткой, – сказал я, смахнув со лба каменную пыль, осыпавшую меня с головы до ног.

– За какой решеткой?

– Расскажу. Потом.

За спиной уже не шумело и не тряслось: все, что можно, уже обвалилось. Но все же я спешил поскорей оставить лестницу, которая, казалось, также могла катастрофически обрушиться. После того, что со мной уже случилось, я ничему не мог удивляться. Разве только тому, что неожиданным для себя образом обрел свободу.

– Там что, обвал был? – спросил Кудемко, спускаясь по лестнице вслед за мной.

– Был.

– Ты стрелял?

– Я.

– А я уже спускался, – пыхтел он. – Слышу, выстрел. А потом шум… Не надо было стрелять, из-за этого и обвал был…

– Может, из-за этого, – кивнул я. – А может, и нет…

Пещера действительно могла обвалиться из-за моего выстрела, но, возможно, этому поспособствовал хозяин так и не взятой мной крепости. Хотя вряд ли. Маленький искусственный обвал мог вызвать цепную реакцию, от которой пострадал бы весь скальный косогор с возвышающимся на нем домом.

Мы спустились к пристани с причаленным к ней катером, подошли к старенькому милицейскому «уазику». Молодец Кудемко, не побоялся съехать вниз по крутому спуску. Но сможет ли мотор вытянуть его машину наверх?

– А я вернулся из города, спрашиваю Арину, где ты, а она рукой на косогор машет, – усевшись за руль, сказал участковый.

– У кого спрашиваешь?! – недоуменно посмотрел на него я.

– У Арины… Дома она, у бабки. И родители ее приехали, бабку привезли. Она три дня где-то пропадала, они переволновались, бросили все, сюда приехали. А она вчера ночью пришла…

– Откуда? – спросил я, глянув на электронные часы на передней панели.

Шестнадцать часов сорок шесть минут. Вечереет уже, день на исходе. Если Арина пропадала три дня, то и я, выходит, столько же провел в пещере. Всего-то три дня, хотя мне казалось, что прошла целая жизнь. Врагу не пожелаешь того, что приключилось со мной. Хотя нет, я с удовольствием засуну в каменный мешок людей, по вине которых там оказался.

– Не знаю, – пожал плечами капитан.

– Как это не знаешь?

– Ну, никто не видел, откуда она пришла. Пришла и пришла…

– А сама она что говорит?

– Ничего. Мотает головой и мычит. А в глазах такой страх, что самого оторопь берет… Мне кажется, она умом тронулась. Но не берусь утверждать.

– Не берешься или боишься утверждать?

– А чего бояться? – подозрительно покосился на меня участковый.

Мотор натужно ревел, толкая машину вверх по крутому подъему. Мне казалось, что силенок ему не хватит, и «уазик» вот-вот покатится вниз.

– Ну, если она у Гарика побывала, тогда уголовное дело заводить надо.

– То есть, ты думаешь, я этого урода боюсь? – возмущенно и с упреком спросил Кудемко. – А какого ж тогда лешего, скажи, я сюда приехал тебя искать?

Я и сам понял, что переборщил в своем предположении, и решил свернуть с линии лобовой атаки.

– Она не говорит, откуда пришла, зато показала, где меня искать. Где логика?

– Не знаю. Просто показала, и все, – успокаиваясь, сказал капитан. – Я тебя сейчас к ней отвезу, сам с ней поговоришь.

– Я бы сначала хотел с хозяевами этого дома пообщаться, – кивком головы показал я наверх.

– Нет там никого. Только экономка, – покачал головой Кудемко.

– Она тебе открыла?

– Да, по первому звонку. А что?

– Я целый час звонил, и ничего. Дом по кругу обошел, никакой реакции.

– Ну, не знаю… Твоя «Нива» недалеко от дома стояла, я спросил, где ты, экономка сказала, что ведать не ведает. Но в дом пустила, даже в подвал позволила заглянуть. Никого там, в доме, не было. Ни хозяев, ни тебя…

– Я в другом подвале был. Метров на тридцать ниже.

– Ты что-то там про решетку говорил, – напомнил участковый.

– Была решетка. И скелет был… И банка была! – радостно воскликнул я, хлопнув себя по накладному карману, где лежала взятая для экспертизы жестянка. Как хорошо, что я не оставил ее в пещере.

– Какая банка? – не понял участковый.

– А что, скелет не интересен?

– Где скелет?

– Ну, не в моем же шкафу…

Не вдаваясь в подробности, я рассказал, как, пытаясь проникнуть в дом, угодил в ловушку, изюминкой которой был скелет с банкой «кока-колы» в костлявых пальцах. К этому времени мы все-таки поднялись на гору и подъехали к моей «Ниве», бесхозно стоящей в тени раскидистой сосны.

– Как ни крути, а это незаконное лишение свободы, – подытожил я.

– Кто-то же должен за это ответить, – озадаченно потер затылок Кудемко.

– Угадай, кто, – кивком головы показал я на дом за высоким забором.

– А доказательства? Ты же сам из этой пещеры вышел.

– Потому что, пока я спал, решетку подняли.

– А потом еще и обвал случился, да?.. Никому ты ничего не докажешь.

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться с участковым. Кто видел меня за решеткой? Никто. А где сама решетка? Нигде. Можно разобрать завал, добраться до нее, установить, откуда приводится в действие запирающий механизм, даже найти человека, который мог его запустить. Но где доказательство того, что эта решетка держала меня в плену так долго? Может, она вовсе никогда не приводилась в действие?..

– Не докажу, – невесело кивнул я. – Но с Гариком пообщаться все же не мешало.

– Говорю же, нет его нигде. Я ведь дом обшарил. Все гаражи пустые, и во дворе только одна машина, на которой экономка ездит. Небольшой такой «Ситроенчик». Все, и больше ничего.

– А катер на приколе стоит, – вспомнил я. – Значит, Гарик на машине ушел… Что экономка про него говорит?

– Говорит. Я подробное описание дал, она сказала, что живет здесь такой. Гарик зовут, фамилия Прилепов.

– Гарик – это имя или производная?

– Нет, так и зовут Гарик. То есть Гарри…

– Прямо Грязный Гарри какой-то.

– Ну, сравнение, в общем, напрашивается. Только нет ничего, чем его прищучить можно. Да и уехал он.

– Уехал, а подписку о невыезде с него не брали, – уныло продолжил я.

– Вот именно. Нет подписки, нет и претензий.

– И давно он уехал?

– Да говорит, что неделю назад.

– Значит, когда похищали Арину, его здесь не было? – скептически скривил я губы.

– Выходит, что так, – кивнул капитан. – Но сказать, сам понимаешь, все, что угодно, можно.

– В том-то и дело, что понимаю. А где сама экономка три дня назад была?

– В родные края ездила, два дня ее здесь не было.

– Значит, пока ее не было, дом пустовал?

– Говорит, что да.

– Сомневаюсь я в этом. Очень сомневаюсь. Следили за мной, из дома следили. А потом эта решетка… Ну да ладно, домыслы к делу не пришьешь… Значит, Гарри Прилепов. Какое отношение он имеет к этому дому?

– Экономка говорит, что самое прямое. Дом принадлежит его отцу, Прилепову Давиду Юльевичу.

– А где сам отец проживает?

– В Санкт-Петербурге.

– А здесь он что забыл?

– Чего не знаю, того не знаю. К тому же он редко здесь бывал. А сыну здесь приглянулось, сказала, понравилось.

– Лето еще не закончилось, а он уже уехал. Понял, что дров наломал, и тю-тю… Ничего, мы его и в Санкт-Петербурге найдем. Какой там адрес?

– Не знаю. Все, что знал, тебе сказал.

– Спасибо и на этом.

Я вышел из «уазика» и с опаской приблизился к своей машине. Не поленился наклониться и встать на одно колено, чтобы заглянуть под днище. Мало ли что, вдруг там взрывное устройство. И в лобовое стекло заглянул, не приторочен ли к внутренней дверной ручке стальной тросик растяжки.

Может, Гарик и не дружил с головой, но все же он смог заставить меня относиться к своей недоразвитой персоне всерьез. И я не сдержал вздоха облегчения, когда убедился, что машина не заминирована. И еще меня порадовало, что все мои вещи были на месте, вплоть до топорика и тесака, что хранились в багажнике. К тому же «Нива» была на ходу, и я смог отправиться к дому, где сейчас находилась Арина.

Мотор под капотом работал исправно, чего нельзя было сказать обо мне. Измотанный этим невероятным заточением, голодный, я едва ли смог бы набраться сил для дальней дороги. Но меня вдохновляла мысль, что бабушка Арины, возможно, позволит мне немного отдохнуть в своем доме и даже накормит. Жаль только, что баньку затопить не сможет, за неимением таковой… И еще я думал о самой Арине, ничуть не сожалея об упущенной возможности провести ночь под одной с ней крышей. Не в том я пребывал состоянии, чтобы думать об этом, да и вообще…

Я был уже на окраине села, когда мимо меня проехал желтый рейсовый «пазик». Дорога плыла у меня перед глазами, мысли были такими же тяжелыми и неповоротливыми, как голова, но, тем не менее, я смог уловить в пыльном окне автобуса знакомые черты.

– Черт!

Мне пришлось напрячь волю, чтобы встряхнуть себя и развернуть машину вслед уезжающему автобусу, а потом еще, подрезав ему путь, прижать к обочине.

Водитель с удовольствием открыл мне дверь, но не только для того, чтобы я смог зайти в салон. Всласть меня обматерил. Он орал на меня, а я покорно кивал головой и шел к Арине, которая занимала предпоследнее сиденье справа. Перед ней сидела какая-то бабка с корзиной, из которой выглядывала гусиная голова. Птица беззвучно разевала клюв мне навстречу, а когда я поравнялся с ней, пронзительно вскрикнула и больно щипнула меня за руку.

Я мог бы свернуть гусаку за это шею, но не хотел предстать законченным негодяем в глазах женщины, что сидела рядом с Ариной. Я узнал в ней маму погибшей Ирины, а она, в свою очередь, узнала меня. Правда, в восторг не пришла. Ее тонкие губы изогнулись возмущенно-капризным коромыслом. Зато Арина улыбнулась. На лице бестолковая радость, а в глазах вычищенная пустота. Так улыбаться могут тихопомешанные душевнобольные люди. Глядя на нее, я чувствовал, как тоскливо сжимается душа.

– Марина Даниловна, вы едете домой? – спросил я.

– Ну, едем! А что? – с вызовом спросила женщина.

– Поехали со мной, я вас подвезу.

– Спасибо, вы уже подвезли! – едко сказала она, кивком головы показав на тронувшуюся дочь.

– Я вам все объясню!

Кто-то сзади тяжело опустил руку мне на плечо, а я среагировал так, как это должно происходить в экстремальной ситуации. Сначала взял руку в захват, после чего закрутил ее за спину противника, и только затем посмотрел, с кем имею дело. Это был водитель автобуса, который, воодушевленный моей кажущейся покорностью, решил перейти от слов к делу. Пришлось показать ему служебное удостоверение и коленом под зад подтолкнуть к рабочему месту.

– Марина Даниловна, нам очень нужно поговорить! – снова воззвал я к женщине.

Она вновь попыталась мне возразить, но Арина с ней не согласилась и, взяв ее за руку, потянула на выход.

Противный гусь снова попытался ущипнуть меня, но я все-таки схватил его за шею и утопил голову в глубине корзины. Из-за этого я немного замешкался, и когда вышел из автобуса, увидел, как Арина ходит по зеленой полянке у дороги и с отрешенной улыбкой собирает полевые цветы.

– Видите, она не хочет отсюда уезжать, – легкомысленно обронил я.

И тут же поплатился за это. Марина Даниловна глянула на меня так, что у меня вдруг стала мерзнуть спина.

– Вы что, не видите, Арина с ума сошла! – вне себя от возмущения простонала она.

– Вижу, – опустив голову, признал я.

– И во всем виноваты вы!

– В чем-то виноват. Но не во всем.

– Не во всем… – передразнила меня женщина. – Зачем вы потащили Арину за собой?

– Она сама захотела. Но виноват я.

– Ну, и чего вы добились? – надрывно, с осуждением спросила она.

Даже если бы вопрос не был риторическим, я все равно не ответил бы на него. Сейчас меня больше интересовала сама Арина, чем объяснение с ее матерью. Я подошел к ней, взял за руку и мягко развернул к себе лицом. Она не противилась и с улыбкой протянула мне пучок васильков.

– Где ты была? – спросил я.

Пытаясь осмыслить вопрос, девушка наморщила лоб и приложила к нему палец. И, наконец, дала ответ, движением руки безошибочно показав в сторону прилеповского особняка.

– Там!

– А Гарик где?

Думала она долго, но ответ был тем же.

– Что он с тобой сделал?

Лучше бы я не задавал ей этот вопрос. Лицо ее исказила гримаса ужаса, губы побелели, подбородок затрясся, мелкая дрожь пробежала и по телу. С душераздирающим стоном она воздела руки кверху, обхватила ими голову и опустилась на колени, уткнувшись лбом в землю. Тело ее тряслось уже как в лихорадке.

– Ну, зачем! Зачем ты это сделал? – заорала на меня Марина Даниловна.

– Я… Я не знал, что так будет…

– Не знал он!

Женщина в отчаянии выбежала на дорогу и протянула руку, останавливая проезжающий мимо бортовой «ЗИЛ». Машина затормозила, прижалась к обочине, но я махнул водителю, чтобы он проваливал. Похоже, вид у меня при этом был столь красноречивый, что парень не посмел возразить.

– Зачем ты это сделал? – возмущенно спросила женщина, глядя вслед отъезжающему грузовику.

– Я понимаю, что меня мало убить, но будьте благоразумны, – воззвал я к ней. – И не делайте глупостей… Нам срочно нужно ехать в Черногайск! И только я могу доставить вас туда к завтрашнему утру. Я не знаю, что сделал с Ариной Гарик, но, видно, произошло нечто из ряда вон выходящее, если она тронулась умом.

– Кто такой Гарик?

– А она вам не рассказывала?

– Нет.

– Человек, который свел с ума вашу дочь. Увы, в самом ужасном смысле этого слова. Я должен найти его и наказать.

– Я не знаю никакого Гарика! Я знаю только то, что Арина пострадала из-за вас.

– Арина пострадала потому, что очень любит свою сестру. Потому, что хотела найти ее убийцу. Поэтому она и поехала со мной!

– А убийца кто?

– Гарик!

У меня не было неопровержимых доказательств его вины. Но я готов был голову отдать на отсечение, что это он убил Ирину.

– Вы в этом уверены?

Отвечать я не стал. И языком лень было ворочать, и время дорого.

Арина застыла в сокрушенной позе, но даже не попыталась вырваться, когда я взял ее за руку и оторвал от земли. И в машину села с покорностью загипнотизированного кролика.

Хотел бы я знать, что такое сотворил с ней Гарик, каким ударом разрушил ее психику. Но за всю дорогу к дому я ни разу не спросил ее об этом, боялся, что ее тихое помешательство перейдет в буйное. К тому же в Черногайске я знал одного высококлассного специалиста, который мог общаться с людьми, потерявшими рассудок.

Глава 8

Если бы я не знал, с кем имею дело, то решил бы, что передо мной машет руками пациент психотерапевтической клиники, забравшийся в кабинет главного врача и надевший его халат. Неистовое сияние в глазах, вздыбленные волосы, брови и усы, взбудораженная сосредоточенность на лице, взывающе открытый рот, излишне порывистые движения… Чем-то он напоминал мне Альберта Эйнштейна с той фотографии, где он был снят с высунутым до подбородка языком. Была в нем некая сумасшедшинка.

– Поймите, Иван, все мы в этой жизни немного сумасшедшие, кто-то в хорошем смысле слова, кто-то в плохом. В хорошем смысле сумасшествие, как песня, нам строить и жить помогает, – словно желая подтвердить мою догадку, с темпераментом говорил Вадим Ефремович. – В плохом, к сожалению, приводит к психохимической разбалансировке организма, что, в конечном счете, вызывает ярко выраженную шизофрению… Но это не наш случай, Иван! – взяв меня за руку, радостно возвестил он. – В нашем случае имеет место внезапная… я повторяю, внезапная перегрузка сознания в результате сильнейшей психологической встряски. Арина увидела нечто, что могло привести к полнейшему разрушению ее психики, к совершенной деградации личностных качеств. Но, к счастью, включились защитные механизмы разума и поставили блокировку на ее сознание… Что такое сумасшествие? По сути, это неспособность отличать добро от зла. Вот и она не отличает одно от другого, и то, что ей пришлось пережить, воспринимается ею сейчас в нейтральном свете…

– Что конкретно ей пришлось пережить?

– К сожалению, я не смог снять блокировку с ее сознания, – развел руками Вадим Ефремович.

Взгляд его потух, лицо приняло растерянное выражение, амплитуда движений сгладилась.

– Совсем-совсем?

– Ну, она говорила, что ей было очень страшно. Очень-очень… Я пытался выяснить подробности, но каждый раз она выпадала из гипнотического состояния и впадала в буйство… Возможно, ее пытались изнасиловать…

– Пытались или?..

– Нет, или не было, это я вам точно говорю… Ну, почти… Скорее всего, была попытка. И это подействовало на ее психику, как сильнейший перепад напряжения, от которого, как вы понимаете, могли сгореть предохранители… Что было, то было. Будет лучше, если мы откажемся от дальнейших выяснений, – чуть ли не умоляюще посмотрел на меня психиатр. – Девушка нуждается в серьезном лечении, и ее душевное спокойствие в данном случае необходимо для успеха в этом деле. Вы меня понимаете?

– Понимаю. Хотя, признаться, у меня появились сумасшедшие мысли.

– Та-ак! – подозрительно сощурился Вадим Ефремович. И цепко ухватил меня двумя пальцами за локоть.

– Да нет, мой дорогой доктор, мне к вам еще рано, – отшатнувшись от него, с улыбкой покачал я головой. – К тому же вы сами говорите, что все мы немного сумасшедшие. И это нам строить помогает…

– Может, все-таки присядете, – одной рукой Вадим Ефремович показал на кушетку, другой достал из кармана резиновый молоточек.

– Может, лучше в следующий раз?.. Спасибо, доктор, вы очень любезны!

Всю дорогу к РОВД я находился в раздумьях. Из головы не выходила сцена, которая, возможно, разыгралась в доме Прилеповых. Гарику нужна была Арина, и он ее просто-напросто украл, непонятно как узнав, что девушка вернулась в Запалиху. Возможно, он пытался ее изнасиловать. Страшный оскал нелюдя, вонючая слюна… Увы, но Арина не смогла выдержать такой стресс.

То ли Гарик сам понял, что шапка на нем горит, то ли ему кто-то подсказал, но судьбу он больше решил не пытать. Поэтому и сбежал…

В отделе меня ждала новость, которую в равной степени можно было назвать как страшной, так и приятной.

– Вот, заключение экспертизы привез, – сказал майор Черепанов, протянув мне лист бумаги с машинописным текстом. – Хочешь – смотри, хочешь – слушай.

– И смотрю, и слушаю, – кивнул я, вчитываясь в содержимое документа.

– Слюна на банках от «кока-колы» идентична выделениям, обнаруженным на месте преступления.

Коротко и ясно, даже читать ничего не нужно.

– Значит, Грязный Гарри! – сделал я вывод.

– А ты уверен, что из банок пил он?

– Шутишь? – удивленно посмотрел я на своего начальника. – Он, больше некому!

– А если кто-то другой?

– По-любому, Прилепов прочно прилепляется к числу подозреваемых.

– С этим не поспоришь, – кивнул Черепанов. – Будем его брать.

– Как?

– Я был у Гнутьева, он уже связался с областным ГУВД.

– Не думаю, что Гарик в Запалихе. Но группу туда направлять надо. Хотелось бы мне поговорить с его экономкой. Сдается мне, что знает она немало.

– Будет группа. И сам туда поедешь.

– Да, кстати, что там с гражданином Северьяновым? – вспомнил я о парне, с которым жила Арина.

– А что у тебя с его подругой? – с хитрой улыбкой спросил навстречу Черепанов. – Говорят, ты свел ее с ума?

– Врут, – нахмурил я брови.

Не нравилась мне это тема: Арина с ее несчастьем – не самая лучшая мишень для шуток.

– Возможно, Грязный Гарри пытался ее изнасиловать… Может, рассказал, как убивал сестру… В общем, было что-то такое, отчего она тронулась…

– Хотелось бы получить более точную информацию.

– А вот Гарика возьмем за жабры, тогда получим… Так что там с Костей Северьяновым?

– Ничего, сидит пока. Но думаю, будем снимать обвинения.

Следующим утром в составе оперативной группы я отправился в Запалиху. Ощущение было таким, будто я ехал искать вчерашний день, в котором Арина пребывала в здравом уме. Покоя не давала навязчивая мысль, что ее проблему мог решить арест Гарика. Безумие вызвал страх перед этим нелюдем. Вот возьмем его, посадим за решетку, и девушка снова придет в душевное равновесие… При этом я прекрасно понимал, что задержание преступника ничем не сможет ей помочь. Сознание, казалось, раздваивалось, и все же я был далек от мысли, что сам схожу с ума.

Я сомневался в том, что Гарик находится в своем деревенском доме. Хотя и не исключал такой вариант. Мало ли что сказала экономка… Но даже если мы не сможем его взять, все равно мною одержана маленькая победа. Теперь я знал, кто убил Ирину и умственно покалечил ее сестру. Может, кто-то еще и сомневался в этом, но я точно знал, что во всем виновен Грязный Гарри. И если его нет в Запалихе, я пойду на все, выдержу любые испытания, чтобы арестовать этого нелюдя.

По дороге к нам присоединилась группа спецназа. Вертолета в ее составе не наблюдалось, но вид у ребят был внушительный; глядя на них, непроизвольно возникала уверенность, что им по плечу любая крепость.

Впрочем, дом штурмовать не пришлось. Экономка открыла дверь по первому нашему требованию. Я увидел, как разочарованно скривилось лицо командира группы. Да и ребята его приуныли. Все они явно были не прочь хорошенько поразмять свои кости, а заодно проверить, насколько они хороши.

Экономку звали Надеждой Викторовной, и мне понравилось, что ее имя было созвучно с моими ожиданиями. Я надеялся, что она приведет меня к Гарику.

– Гарри Даниловича нет дома! – сухо и громко сообщила она.

Я вспомнил, что участковый Кудемко сравнивал ее с воблой, и действительно, женщина напоминала вяленую рыбу. Даже цвет высохшего лица наводил на мысль, что ее прогнали через камеру холодного копчения. Глаза маленькие, впалые и пустые, если не сказать, истекшие… Одним словом, приятного мало. Но я смотрел на нее как на драгоценный артефакт, посредством которого можно было раскрыть важную тайну.

– А это мы сами посмотрим, дома он или нет, – хищно усмехнулся Черепанов.

И, предъявив женщине постановление на обыск, оттер ее в сторону. За ним устремились подчиненные ему оперативники, а также спецназовцы во главе с начальником. Я же, взяв женщину под руку и приблизив губы к ее уху, любезно спросил:

– Не узнаете меня, Надежда Викторовна?

Она с недовольством отстранилась, а высвободив руку, тряхнула ею, будто сгоняла с нее нечистую силу.

– Нет, – резко и хлестко ответила она.

– А мне кажется, узнаете. Должны были видеть, как я пытался проникнуть к вам в дом, кружил возле него, – сказал я, осматриваясь по сторонам.

Я почему-то думал, что двор вымощен тротуарной плиткой, выстелен английским газоном и освежен каким-нибудь причудливым фонтаном в готическом стиле. Но от ворот к дому тянулась гравийная дорога без всяких бордюрных контуров, а все остальное пространство сплошь поросло обычной для этих мест травой. Можно было подумать, что двор находится в процессе благоустройства, но не похоже было, что здесь идут работы – ни стройматериалов, ни мусора.

– Не знаю, в это время меня здесь не было, – сурово посмотрела на меня женщина.

– В какое такое время? – торжествующе повел я бровью.

– Когда вы пытались проникнуть в дом, – еще не осознав подвоха, но уже встревоженно пояснила экономка.

– А когда я пытался в него проникнуть?

Надежда Викторовна назвала точную дату и время.

– Так, а кто сказал вам, что именно я пытался проникнуть к вам в это время?

– Но вы же капитан Петрович, – сказала она, тщетно пытаясь скрыть растерянность.

Наконец до нее во всей полноте дошло, какую оплошность она допустила.

– А разве я представлялся? Представлялся мой начальник, майор Черепанов. А я, насколько помню, в сторонке стоял. Откуда же вы тогда знаете, кто я такой?

– Ну, я догадалась, – совсем уж растерялась она.

– А вот маленьких дурить не надо, некрасиво это, поверьте мне…

Я взял женщину под руку и повел в дом. Она не сопротивлялась, но явно давала понять, что вынуждена повиноваться.

Входной холл показался мне насколько просторным, настолько и скромным. Стены в многослойной грунтовке серого цвета – ни краски на них, ни обоев, на полу плитка грубой фактуры, железобетонная лестница с чугунными перилами, массивные двери из тяжелого дуба. Здесь не было строительной пыли, характерной для помещений с незаконченным ремонтом, но складывалось впечатление, что работы здесь непочатый край. И лестницу не мешало бы облагородить, и стены. Впрочем, если хозяева дома пытались создать атмосферу грубого и скудного средневекового замка, им это почти удалось. Но тогда не мешало бы повесить на стены флаги с гербами, копья, щиты и мечи; и чучело в рыцарских доспехах вполне гармонировало бы с готическим стилем.

Я открыл ближайшую дверь и увидел небольшое помещение, похожее на вахтенную комнату. Стол, мониторы с мерцающим на них изображением фрагментов окрестной местности, пустующее кресло, мягкая кожаная кушетка. Здесь было чисто, из открытого окна поступал свежий воздух, но я все же учуял казарменный дух, присущий служебным помещениям: едва уловимо пахло обувным кремом, табаком и мужским одеколоном. Кто-то дежурил в этой комнате, и не так давно. И наверняка не Надежда Викторовна несла здесь вахту. Хотя она могла присутствовать в этой комнате, когда на мониторах мелькало мое лицо.

– Вот вы где меня видели, и не надо этого скрывать, – показав на монитор, сказал я.

В помещение ввалился старший лейтенант Кузема, опер из нашего отдела, но, увидев, что я занят разговором, почтительно сдал назад.

– Но это не так, – сокрушенно мотнула головой экономка.

– Так, моя дорогая, так…

Я усадил ее на кушетку, а сам занял место за пультом слежения. Из кадров обзора на мониторе я нашел пристань и лестницу, по которой не так давно забрался в пещеру, увеличил изображение. Представил, что отсюда из кресла наблюдали за тем, как я по своей глупости лезу в ловушку, как насмехались надо мной. И вряд ли улыбку, выступившую на моих губах, можно было назвать доброй.

– Где здесь рычажок или кнопка? – спросил я и провел рукой по гладкой поверхности стола.

– Какой рычажок?

– Которым приводилась в действие решетка.

– Какая решетка?

– В пещере… Не надо изображать дуру, Надежда Викторовна. Поверьте, вам это совершенно без надобности. Угадайте почему?

– Почему?

– Потому что вы и есть дура. И это не оскорбление, это факт… Я не знаю, кто такой Прилепов Давид Юльевич, но я прекрасно знаю, что собой представляет его сын. Вы думаете, почему я не мог попасть к вам в дом в прошлый раз? Потому что у нас не было доказательств его вины. А сейчас доказательства есть, как есть и постановление на арест Гарри Прилепова. Он убил супружескую чету Сухниных, причем с особой жестокостью. А вы его покрываете. Значит, вы соучастница преступления. Вам это нужно?

– Я не знаю, о чем идет речь, – сказала женщина и поджала губы, чтобы я не видел, как они дрожат.

– Бросьте, не надо. Я назвал вас дурой, хотя должен признать, что вы умная женщина. Ведь это вы предложили Гарику отпустить Арину, правда?

– Какую Арину? – напряженно, как будто я задел ее за живое, посмотрела на меня экономка.

– Арину Верховцеву. Гарик убил ее сестру, а ее саму похитил. И здесь, в этом доме, она тронулась рассудком. К счастью, есть светила в медицине, которые смогли привести ее в чувство, – преувеличил я. – Арина рассказала, что с ней случилось… В общем, мой вам совет, не стройте из себя невинную овцу. Вы же умная женщина, вы должны понимать, что спасти вас может только чистосердечное признание.

– Насколько я знаю, чистосердечное признание смягчает вину преступников. Но я не совершала никаких преступлений…

– Тем более. Дайте свидетельские показания и живите спокойно.

– Но я не могу, – опустив голову, мотнула ею женщина.

– Что вы не можете? – Я чувствовал себя пилотом штурмовика, пикирующего на цель, до которой, наконец, добрался после долгого перелета над вражеской территорией.

Осталось только точно сбросить бомбу и уничтожить вражеский объект. Но ведь можно и промазать. А еще и сбить могут над этой самой целью…

– Не могу, – еще ниже опустила голову она.

– Значит, вам есть что сказать. Есть, но сказать не можете, – сделал я вывод.

– В том-то и дело, что нечего… Гарик не мог никого убить. Он бедный и несчастный человек, страдающий умственными отклонениями. Он олигофрен с рождения, но поверьте, нет более безобидного существа, чем он…

Надежда Викторовна все так же держала голову опущенной, видимо, для того, чтобы не смотреть мне в глаза.

– Как я могу вам верить, если вы сами себе не верите?.. Ладно, не хотите помогать нам, не надо. Мы сами найдем Гарика. Не думаю, что это будет просто, но мы справимся. Но только тогда не взыщите…

– Вы его не найдете.

– Откуда такая уверенность? – всполошенно спросил я.

Не понравился мне тон экономки. В таком ключе говорят о субъекте, исчезнувшем с лица Земли. Уж не убит ли Гарик?

– Знаю. Он так далеко, что его невозможно найти.

– Надеюсь, не в земле?

– Может, и в земле. Но живой…

– А давайте обойдемся без тайн и загадок?

– Но это загадка, где он. Для вас… И для меня…

– Для нас – да, для вас – нет. Не темните, Надежда Викторовна. Очистите свою совесть, пока не поздно.

– Моя совесть чиста.

– Не может быть чиста совесть, когда в глазах бревно. Почему вы не смотрите на меня, боитесь, что я увижу это бревно?.. В глаза мне смотрите, Надежда Викторовна, в глаза! – решительно потребовал я.

Женщина подняла голову, посмотрела на меня, но надолго ее не хватило. Вот взгляд ее дрогнул и отклонился в сторону с той упругостью, с какой Ванька-встанька меняет горизонтальное положение на вертикальное.