Текст книги "Теоретик. Один и без оружия"

– Так, господин Ступин, вы продолжайте, продолжайте! – Гудрон разве что руки не потирал в предвкушении услышать от Славы нечто интересное.

– Что именно тебе продолжать?

– Все сразу! Как и обычно, все связано с мозгом?

– Не без того.

Я посмотрел на Свету: спит она, нет? Нет, лежит с открытыми глазами. Нам предстоит услышать из уст Славы нечто интересное. После чего начинаешь смотреть и на себя, и на окружающий мир несколько иначе. С бо́льшим пониманием, что ли.

– Не без чего? – продолжал допытываться Гудрон в стремлении Славу расшевелить.

Нашего Профа главное зажечь. Ну а затем он разговорится так, что обо всем на свете забудет. Кроме любимой темы – физиологии мозга.

– С мозгом связано все и всегда. – Ответ Славы был емким, но ничего не объясняющим.

– Что именно в случае с никотином?

– Тебе действительно интересно?

На лице Славы легко читалось: вместо того чтобы в очередной раз разразиться лекцией, он предпочел бы поспать.

– Очень, Проф, очень! Да и всем остальным тоже: ты даже не сомневайся.

– Ну тогда попробую вкратце. Как успел уже сказать, – Слава едва удержал зевок, – растение из семейства пасленовых табак приобрело в своем составе никотин для защиты. От насекомых прежде всего. Но и от травоядных тоже. Все дело в том, что никотин по своему химическому составу идентичен такому нейромедиатору, как ацетилхолин, с помощью которого живые существа и осуществляют свои двигательные реакции.

– Как это?

Гудрон – человек, безусловно, умный. Но сейчас он придал лицу настолько идиотское выражение, что я поневоле улыбнулся.

– Поясню на примере. Допустим, захотелось мне показать тебе несложную комбинацию из пальцев. – И Слава действительно ее показал: оттопыренный средний при сжатых в кулак остальных. – Каким образом это у меня получилось?

– Сам же сказал, что захотелось.

Гудрон на этот по сути своей оскорбительный жест не обратил внимания.

– Утрируя донельзя, все совершается так. Как известно, мозг общается с телом владельца с помощью электрохимических сигналов. От нужных нейронов исходит ионный электрический сигнал, поскольку все жидкости в нашем теле – электролиты. Вот он по нервам доходит до двигательных нейронов, которые находятся непосредственно в кисти. Ну а те уже с помощью нейромедиатора ацетилхолина заставляют наши пальцы двигаться так или иначе. В итоге, – Слава не без удовольствия продемонстрировал Гудрону ту же комбинацию еще раз, – чем бы ты ни двигал, рукой, ногой, головой или всем сразу, без ацетилхолина не обойтись. Вот отсюда и появляется пагубная привычка к курению. Организм попросту перестает ацетилхолин вырабатывать. Какой ему смысл, если его достаточно и даже с лихвой поступает извне, вместе с табачным дымом? Как следствие – никотиновая зависимость. Ну а сам табак в результате миллионов лет эволюции и создал в себе никотин тире ацетилхолин в качестве защиты. Начинает какой-нибудь жучок кушать листик, и случаются у него страшные корчи. Крапива – жгучая, на других растениях колючки, а табак сделал по-своему. Да, хочу заметить, этот нейромедиатор используется мозгом не только для двигательных реакций. Еще и как возбуждающее, а также успокаивающее средство. В итоге волнуется человек – покурил, глядь, и как будто бы немного успокоился. Или поглотал дым, и вот уже бодрость почувствовал.

– Что-то я не до конца понял. Так никотин – яд или не яд? – спросил Янис.

– Яд, – кивнул Слава. – Впрочем, как и соль, и даже обычная питьевая вода, дело только в дозе. Основную угрозу при курении представляет другое: смолы, синильная кислота, высокая температура вдыхаемого дыма, канцерогены и прочее. Никотин не безвреден, но и не настолько ядовит, как о нем думают многие. Стоит поднатужиться, бросить курить, и, как следствие, рецепторы, которые следят за выработкой ацетилхолина, ожили. Организм начинает вырабатывать свой собственный, больше не нуждаясь в подачках извне, которые получал в виде никотина. По-настоящему страшно не табакокурение, хотя и его следует старательно избегать.

– А что тогда? – живо поинтересовался Гудрон.

Слава помедлил какое-то время, вероятно размышляя, не хватит ли на сегодня лекций и не пора ли прилечь, затем все же сказал:

– Опиаты.

– Герыч, что ли?

– И он в том числе. Любые наркотики на основе опиатов наносят непоправимый вред. По-настоящему непоправимый. Может, хватит уже на сегодня? – Он протяжно зевнул. – Иначе целая лекция о вреде пагубных привычек получается.

– Проф, давай уже, если начал, – попросил за всех Гриша Сноуден. – Интересно же! Никогда бы не подумал за табак. Ну никотин и никотин, а тут вон оно что!

– Ну если Грек будет не против, – сделал Слава еще одну попытку уклониться, очевидно рассчитывая, что наш командир заявит: «Так, пора закругляться, завтра снова весь день топать предстоит». Или что-нибудь в том же духе.

– Не против, – вопреки его ожиданиям отозвался Грек. – Если ты не устал. Сам бы я с удовольствием послушал, что там насчет опиатов.

Слава вздохнул обреченно.

– Ну тогда слушайте. И не говорите потом, что вы не слышали, – добавил он, сделав фразу похожей на ту, что произносит глашатай в «Тысяче и одной ночи». – Только коротенько, без лишних подробностей. Все дело в том, что даже у самого здорового человека постоянно что-нибудь да болит. Причем всегда. Но есть в нашем организме такая замечательная штука, как гематоэнцефалический барьер. Он находится здесь. – Слава коротко рубанул себя ребром ладони под основание черепа. – Этот барьер помимо многих других задач занимается еще и тем, что фильтрует болевые сигналы. Так ли они важны, чтобы знать о них и без того загруженному работой мозгу? Критичны ли они для организма, чтобы поставить головной мозг о них в известность? Если принимает решение, что нет, – обезболивает их самостоятельно. И для этого у нашего организма есть собственные средства. В той же слюне содержится особый белок, который по своему действию в несколько раз сильнее морфина. Так вот, строение у таких средств примерно такое же, что и у опиатов. Этим-то опиаты и страшны. Как и в случае с ацетилхолином, организм перестает их вырабатывать. Но боль-то никуда не девается! И так называемые ломки – это как раз то, что чувствовал бы нормальный человек, не будь у него такого замечательного барьера. Но в отличие от никотиновой зависимости шансов, что рецепторы восстановятся, практически нет. Утверждают даже, что их нет вообще, если дело зашло слишком далеко.

– Жуткую историю ты рассказал, Вячеслав, – некоторое время спустя сказал Сноуден.

– Сами напросились, – пожал плечами тот, с блаженной улыбкой укладываясь поудобнее.

– Света, чего не спишь?

– Игорь, а что именно имел в виду Борис, когда сказал, что ты авось да передумаешь?

– Ты о чем?

– Ну когда он еще добавил, что тогда, мол, заживем! Что это означает, не поняла.

Светлана, это я не понял: ты что, до сих пор не знаешь о моем даре эмоционала?

– Тебе и вправду интересно?

– Очень!

– Ну, в общем, я умею жадры эмоциями заполнять.

– Ты серьезно?! Ты что, самый настоящий эмоционал?!

– Был им. Правда, совсем недолго: все куда-то исчезло.

У меня в кармане постоянно находится несколько пустых жадров. И я время от времени сжимаю один из них в кулаке в надежде почувствовать болезненный укол, который не похож ни на что. Почувствовать, чтобы обнаружить свой вернувшийся дар. Хотя, возможно, и проклятие – это с какой стороны еще посмотреть.

– Света, а тебе что, никто ничего не рассказывал?

– Нет. Да и времени особенно не было.

– А почему сама у меня не спросила?

– Боялась.

– Боялась? Чего?!

– Тебя же пытаются убить. А вдруг ты и сам какой-нибудь убийца, за голову которого назначена награда? Мало, что ли, таких? Боялась в тебе разочароваться.

– Нет, Света, я не убийца – недоделанный эмоционал. Или переделанный.

Безусловно, есть и на моем личном счету несколько человек. Но у кого в этом мире их нет? Наверное, только у тех, кто за периметры поселений даже нос не высовывает. Да и то как сказать. Это только на Вокзале порядок. В других поселках перестрелки прямо на улицах не редкость. Но даже мой личный счет не делает меня убийцей. Это как на войне – там другие понятия.

– Игорь, а ты сильный эмоционал?

– Был им, Света, был. Говорят, был самым сильным из всех известных.

Мне и с этим не повезло. Для меня что пустой жадр, что заполненный самим мною или кем-то другим – разницы нет, ничего не чувствую. Так что сравнить себя с другими не получится.

– Все у тебя вернется, – горячо заверила девушка. – Обязательно вернется, вот увидишь! Главное, что ты не какой-нибудь там подонок. Сладких снов тебе, Игорь.

Сон, который мне приснился, был каким угодно, только не сладким. Во сне я проснулся, а вокруг никого. Ни Грека, ни Гудрона, так же как и Славы, Яниса, Светы, Гриши. Вообще никого. И ничего. Ни оружия, ни рюкзака, ни разгрузочного жилета… даже одежды на мне. Судя по тому, что угли в костре уже остыли, бросили меня давно. Хорошо хоть вообще не убили. Но что мне теперь делать?! Мало того, от входа в пещеру доносилось мяуканье. В этом мире кошечек нет, и мяукать в нем может только самый опасный хищник – гвайзел. В тот самый миг, когда показалась его скалящаяся морда, я и проснулся. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверняка бы я расшиб себе голову о низко нависший свод, если бы не руки Гудрона, которые прижали меня к земле.

– Теоретик, что с тобой?! – спросил он, все еще удерживая меня за плечи.

И столько в его голосе было неподдельной тревоги, что мне поневоле стало стыдно. За то, что смог в них усомниться, пусть даже во сне.

– Сон дурацкий приснился.

– Со всеми случается, – как мог, успокоил он. – В себя пришел?

– Пришел, – ответил я, освобождая плечи от его рук.

– Слишком долго спать вредно, – заметил возящийся у очага Гриша.

И верно. Судя по положению светила, которое хорошо было видно через высокую щель входа, мы давно уже должны быть в пути. Что-то не так?

– А где остальные? – Кроме них двоих, никого не было видно.

– Грек с Профом ушли, будут не раньше вечера. А возможно, и завтра вернутся. Ну а твоя подружка уроки берет у Яниса. – Гудрон улыбнулся. Но не ехидно, как можно было бы предположить с его характером и с его языком.

– Куда ушли?

Вчера вечером даже разговора не было, что наша компания может разделиться.

– Дорогу разведать. Вернее, перевал. Посмотреть, что там, перед тем как всем кагалом туда отправляться.

Перевал я помнил отлично. Там даже не перевал – ущелье, которое разрезает горную гряду, образуя проход на другую сторону. Уходя от Вокзала, мы прошли его ночью. Та еще прогулка выдалась! В ущелье и при свете дня черт ногу сломит, а уж в темноте!.. Благо что на небе хватало звезд.

– Как бы в обход не пришлось топать, – высказал свои опасения Гриша. – Не хотелось бы.

Не то слово! Крюк получается тот еще. К тому же по таким местам, куда добровольно не сунешься.

Светлану с Янисом я обнаружил у самого входа в пещеру. Он что-то втолковывал девушке, а сама она целилась в невидимую для меня цель через оптику.

«Настойчивая, – думал я, глядя на ее сосредоточенное лицо. – С таким рвением действительно научится постоять за себя». И еще ко мне пришла мысль, что абсолютно ее не ревную. Почему? Настолько доверяю Янису? А может, все дело в том, что нет у меня к ней особых чувств? Нет, она мне, безусловно, нравится. И характер хороший, и фигурка что надо. Но такого, чтобы при одной мысли «А вдруг они там!..» хотелось бы вскочить на ноги и броситься их разыскивать, нет и в помине. Настолько доверяю ей самой? Возможно, и так.

Первым меня заметил конечно же Янис. Это опыт, благодаря которому он, впрочем, как и другие, всё еще живы: чем бы ни занимался и насколько увлеченно это ни делал бы, не забывай контролировать обстановку вокруг себя. Опасность может возникнуть отовсюду: сзади, сверху, с боков, из-под земли… Клыкастая, когтистая, ядовитозубая… какая угодно. Причем настолько бесшумно, что можешь не услышать ее с расстояния в пару шагов. И потому необходимо постоянно крутить головой по сторонам и задирать ее вверх все то время, когда не смотришь под ноги и вперед.

– Толковая ученица! – сообщил мне Янис с таким видом, как будто полностью одобряет мой выбор. Мол, выбирал-выбирал я себе подругу, остановился на Светлане и не прогадал.

– Доброе утро, Игорь! – поприветствовала меня девушка. И тут же переключила внимание на своего наставника. – Янис, а упреждение – это что такое? – И, выслушав ответ, сказала: – Так, понятно. А от чего оно зависит? От скорости движения объектов? Ясненько. И сколько его нужно брать? В зависимости от дистанции? А как понять это в прицеле? Там столько галочек и всяких черточек разных.

Янис посмотрел на меня вопросительно: может быть, сам? Я развел руками. При всем желании у меня не получится так же замечательно, как у тебя самого: иметь дела с оптикой приходилось постольку-поскольку. И пошел назад в пещеру, откуда уже наносило запах варева. Приятно так наносило – Гриша готовить умеет.

Грек со Славой вернулись на следующий день к вечеру. По их лицам сразу стало понятно, что хороших вестей не ждать. Так и случилось.

– Ущельем не пройдем, – объявил Грек. – Там на выходе со стороны Вокзала сейчас пост на постоянной основе. Не по душу Теоретика конечно же – перквизиторы зачастили. Серьезный такой пост – человек десять, не меньше. Кстати, радиофицированный.

– Ну так и перквизиторы – опасность серьезная, – сказал Янис.

И все молча с ним согласились: серьезней некуда. Будь их вдвое больше, точно бы всех подмяли под себя.

– Может, стоит Теоретику внешность изменить? – предложил Сноуден.

– Ага, сделаем ему пластическую операцию, – согласился с ним Гудрон. – Иди, Гриша, стерилизуй инструменты. Ножи, топоры, клещи на всякий случай тоже не забудь. А заодно и всем остальным – Греку, мне и так далее. Чтобы уж точно никого не признали. Недельки три здесь отсидимся, чтобы опухоль с рож спала, и пойдем. Еще можно с боем прорваться. Нет, ну а что? Положим их всех на посту, затем заявимся на Вокзал, а в нем убивать никого нельзя, и потому нас не тронут. Там и будем сидеть, пока не сдохнем от старости.

– Ладно, завелся, успокойся! – Гриша уже и сам был не рад своему предложению.

– А если в обход вдоль хребта? – предложил Слава Проф. – Как будто бы там еще проход имеется.

– Ты дорогу к нему знаешь? – живо поинтересовался Грек.

– Я – нет. Но Борис однажды говорил, что ему известно.

Все посмотрели на Гудрона.

Тот покачал головой.

– Что, от своих слов отказываешься? – Гриша был рад отомстить.

– Не отказываюсь. Тут в другом дело. Слышал я, что он действительно есть. И даже примерно представляю, где его искать. Но не более того. Мы его месяц можем искать и не найти.

Помолчали. Затем Грек заговорил снова:

– Ничего в голову не идет. Знаю только, что и здесь долго оставаться нельзя. Вопрос времени, и на пещеру наткнутся.

– Может, не всем на Вокзал пойти? Паре-тройке, как тогда, на Самолет? – высказал идею Янис. – Закупиться и они смогут. – И сам же ее отринул: – Признают ведь, даже если одного послать. Со всеми вытекающими.

– Мозговой штурм? – предложил Слава. И пояснил, как я понял, для одного Сноудена: – Это когда, чтобы решить проблему, которая кажется нерешаемой, предлагаются самые бредовые или даже абсурдные варианты. Сами по себе они мало что значат, но каждый из них может дать толчок к какой-нибудь стоящей мысли. Вот она-то и станет выходом. Игорь, ты чего улыбаешься?

– Да так, – сделал я попытку уклониться от ответа. – Вспомнился мне один свой собственный бред. Потому и смешно.

– Говори-говори! – начал настаивать Слава. – В том-то вся и суть, что любой бред может оказаться выходом. Или, по крайней мере, ключом к нему.

А подумалось мне после слов Грека про голову, в которую ничего не идет, вот что. Голова необязательно должна быть моей. Достаточно заменить ее похожей. Еще и награду потребовать.

Мол, думали они, думали, да и решили, что плетью обуха не перешибешь, после чего оставили Теоретика без головы. Не тащить же меня полностью в качестве доказательства? Ну а то, что она по дороге попортилась, в здешнем климате легко допустимо. Анализа ДНК в этом мире не сделает никто. И зубной карты, в которой написано, что третий нижний моляр с пломбой, тоже не достать. Тут даже цвет глаз необязательно должен быть идентичным. Так, общее сходство черт лица. Ну а я пережду, сколько понадобится, где-нибудь в безопасном месте. В идеале – со Светланой. В том случае, если она сама будет согласна. Все-таки наилучший выход для нее – оказаться со всеми на Вокзале. Света нарочно или ненамеренно проболтается там, что голова совсем не моя? Так ведь не в самый же первый день. Должно хватить времени, чтобы запастись всем необходимым, а потом вернуться и меня забрать. Есть и еще вариант. Если постараться, все можно обстряпать так, что девушка полностью будет уверена – голова именно моя. Получится лишнее подтверждение, в сущности, от постороннего нам человека.

– Все равно ее негде взять, – вместо всех объяснений сказал я.

– Кого именно?

– Голову, похожую на мою. Чтобы принести ее в качестве доказательства. Не убивать же ни в чем не повинных людей?

Мне казалось, придется объяснять все подробно. Но нет. Они переглянулись между собой, после чего Янис уверенно заявил:

– Не поверят.

– Так она же испортиться успеет.

– Игорь, дело не в этом.

– А в чем тогда?

– В том, что никто не поверит, что мы смогли так поступить. У нас есть определенная репутация, которой мы дорожим. Именно в связи с ней и не поверят. Безусловно, мы не Праведники, но края наблюдаем отчетливо. И еще. Кто из нормальных людей после такого захочет с нами дела иметь? Никто. И опустимся мы тогда на уровень того же Кощея. Или хуже того – перквизиторов.

Все они как один согласно кивнули. Синхронно так, как будто бы отрепетировали, а затем дождались нужного сигнала, чтобы уж точно вместе.

О Кощее, кстати, моем тезке – Игоре, я слышал. Если судить по рассказам о нем – удивительной беспринципности человек. И жаден невероятно. Ну а с перквизиторами мне даже сталкиваться приходилось. Те вообще за гранью. Отмороженные бандиты в сравнении с ними – ангелочки с крылышками.

И о Праведниках Янис не просто вспомнил. Есть здесь такие, именно с большой буквы. Считают, что угодили сюда за грехи. Действительные ли, мнимые, но именно за них. Как сказал Гудрон: «Правильные они чересчур. Причем настолько, что тошнит от них. Отсюда и Праведники».

– Так совсем же необязательно, что вы меня. Мало ли что может со мной произойти? Упал – шею свернул, бахнул в себя от безысходности, на гвайзела нарвался…

И снова никто не даже задумался.

– Тоже не вариант. Ты бы сам в это поверил?

– Если честно, не знаю.

– Вот и я не знаю, – сказал Грек. – Ясно одно: назад, на базу в Фартовый, нам пути нет. Туда дорога вдвое длиннее, даже если пойти на Вокзал в обход. И в ущелье не сунешься. Давайте действительно мозгами пошевелим. Глядишь, что-нибудь да получится.

Не получилось. Спать легли далеко за полночь, и все это время судорожно пытались придумать что-нибудь толковое. В конце концов инициатор мозгового штурма Слава Проф согласился с тем, что даже такой метод срабатывает не всегда.

– Хотя, возможно, нам единственной мысли и не хватило. Единственной, – в заключение сказал он.

Но, как все ни тужились, родить еще одну так и не смогли.

Тем не менее решение было принято: попытаться найти в горах проход, о существовании которого Гудрон знал лишь понаслышке. Или обнаружить перевал, который позволил бы нам оказаться на другой стороне горной гряды. Глядя на заснеженные вершины гор, я размышлял над тем, что хотелось бы все-таки обнаружить проход. Лезть в горы без надлежащего снаряжения или даже просто теплой одежды попахивало самоубийством.

– Ну что, потопали?

Это фраза Грека была мне так же привычна, как, например, манера Гриши постоянно морщить лоб во время разговора. Или Светланы вначале улыбаться на каждый заданный ей вопрос, а уже затем отвечать. Или как особенность Славы Профа – тот, когда размышляет, шевелит указательным пальцем правой руки, как будто перебирает им пришедшие ему в голову мысли и отбрасывает ненужные. Сам я, когда о чем-нибудь думаю, почему-то держу сжатым правый кулак. Еще и прячу внутри его большой палец.

Согласно представлениям восточной медицины, каждый палец соответствует внутреннему органу. Мизинцы, например, сердцу. Заболит оно, и тогда следует начать их массировать. Не помню, что там насчет указательного, среднего и безымянного, но большой палец имеет связь с мозгом. Получается, пряча его внутрь кулака, я подсознательно пытаюсь спрятать свои мысли. Но почему прячу всегда один? Логичней было бы оба. Кстати, левая рука – это правое полушарие. Убей не помню, за что оно отвечает, за логику или креатив. Что именно я пытаюсь скрыть?

Правда, Слава был категоричен – полнейший бред. При решении любых задач мозг ничего не делит на полушария. И вообще, куда важнее количество нейронов в тех полях, которые отвечают за то или иное. Отсюда, как ни старайся, не быть тебе великим футболистом или скрипачом, если природа не наделила большим, чем обычно, количеством нейронов в центрах тонкой моторики. А такие вещи даются нам от рождения, и тут как лотерея – либо выпадет, либо нет.

– Путем невероятных усилий – ежедневными многочасовыми занятиями можно достичь высокого уровня, примеров хватает. Вот только одаренному от рождения повышенным количеством нейронов в нужных полях человеку, даже не прилагай он особых усилий, этот уровень дастся легко. А затем он уйдет еще выше, скажем так – на недосягаемую высоту.

– Что, настолько все грустно? – спросил Янис.

– Не настолько, как казалось бы, – пожал плечами наш Проф. – Каждый человек по-своему индивидуален. Главное, помочь ему определиться с тем, в чем именно его индивидуальность заключается. Ведь в таком случае не будет горьких разочарований, когда на что-либо потрачено немало времени и усилий, а результат – так себе. Хотя и там все не слава богу.

– Это еще почему?

– Потому что человек встанет перед выбором: заниматься тем, к чему лежит душа, но особого мастерства он не достигнет, или тем, к чему предрасположен, но никакого удовольствия это занятие не доставляет. Такие вещи совпадают далеко не всегда.

– А помочь с определением ему уже можно?

– Потенциально великих чемпионов в спорте научились определять с достаточно большой степенью вероятности. С другим – сложнее, но все к тому и идет.

Когда монотонно вышагиваешь в середине цепочки, не забывая, однако, зорко поглядывать по сторонам, в голову лезет всякое. Но, по крайней мере, хоть немного абстрагируешься от окружающей тебя действительности. От одуряющей жары, постоянно лезущих в глаза москитов, от пропотевшей под разгрузкой футболки и постоянно прибавляющего в весе рюкзака. А самое главное, забываешь о том, что в любой момент откуда-нибудь издалека или, наоборот, из-за ближайшего куста может раздаться выстрел, и тяжелая пуля разорвет мою глупую голову так, что только ошметки в разные стороны полетят.