Текст книги "Звезда Горна"

Глава 4
Письмо от Клеопатры

Мои следующие несколько дней прошли в непрерывном ожидании письма от Янианны. Если первый день дался легко, то последующие стоили мне больших нервов. Бедная Марта, служанка в моем столичном доме, замученная бесконечными вопросами – не приходила ли почта? – в конце концов взмолилась и пообещала немедленно доставить мне ее в руки, как только она придет.

От дел я практически самоустранился – хорошо, что Анри и Герент взяли все на себя. Я изводил себя сомнениями, встретимся ли мы снова и нужен ли я ей вообще.

Бывали минуты, когда мне становилось противно. Тогда я убеждал себя, что уже не мальчик, что мужчины так не делают и дела всегда должны быть на первом месте. Но если это и помогало, то совсем ненадолго. В конце концов окружающие стали относиться ко мне, как к человеку, заболевшему тяжелым недугом со слабой надеждой на выздоровление.

Не знаю от кого, но всем вокруг стало известно, что хозяин влюблен, влюблен тяжело и безнадежно. Марта – та всегда вздыхала, завидев меня, и негромко бормотала что-то про современных девиц, которые не видят своего счастья и не могут отличить хорошего человека от плохого. Почему-то все считали, что любовь моя глубоко несчастна, без всякой надежды на взаимность. Насчет предмета моей страсти строились самые различные предположения, иногда настолько нелепые, что мы с Анри подолгу хохотали над ними.

Это произошло уже на четвертый день, когда мне стало немного легче. Анри, увидев перемену, случившуюся со мной, явно обрадовался. Когда я спросил у него, что значит его странная реакция, он сунул мне под нос небольшое зеркало. И действительно, вид у меня был еще тот. Я вернул ему зеркало: да уж, комментарии излишни. Марта тоже заметила перемены, произошедшие со мной.

– И правильно, ваша милость, – заявила она, – такого мужчину, как вы, поискать еще надо. Не нужна она вам, потому что дура.

Я недоуменно посмотрел на Коллайна, который просто давился от смеха. Мы уединились в кабинете, и он рассказал о предмете моей неземной страсти, выдуманном Мартой.

Этим предметом оказалась баронесса, жившая буквально через пару домов от моего, отличавшаяся крайне злобным характером и невероятно плоской фигурой. При этом она считала себя роковой красавицей, разбивающей мужские сердца. Сначала я хохотал вместе с Коллайном, а потом мне стало даже немного обидно за себя. К счастью, Анри вовремя это заметил и перестал смеяться.

Следующие пару дней мы работали как проклятые – дел действительно было хоть отбавляй. На складе скопилось уже достаточное количество ручек: буквально неделя – и можно смело выходить на рынок. С зеркалами дело шло хуже. Но с ними и возни больше, и само производство необходимо пока держать в строгом секрете. Тем не менее первая партия из полусотни штук уже была готова. Заработал и сталелитейный цех, выпуская пробную партию отливок.

Вообще, это производство необходимо серьезно модернизировать, но о металлургии я знаю только то, что плавку необходимо продувать сильным напором воздуха, чтобы избавить ее от излишков углерода. Такую печь называют мартеновской, и это было все, что я смог вспомнить.

Вопрос снова упирался в специалистов, которых найти невозможно, поскольку эта технология еще не придумана. Значит, нужен человек, который займется разработкой этой технологии, и его еще нужно отыскать.

Полдня я провел в архиве Департамента промышленности, в том самом отделе, который занимался изобретателями. Вандерер все-таки выполнил свое обещание, и я получил доступ в архивы отдела. Там я рассчитывал найти информацию о людях, чьи изобретения опередили время, и клерки не смогли оценить их перспектив. В этом смысле я имел преимущество: то, что здесь могло показаться нелепым, давно и успешно существует в моем мире…

Увы, ничего существенного обнаружить не удалось, разве что записать несколько адресов перспективных, с моей точки зрения, людей. Еще полдня я потерял, разыскивая их, и опять неудача. То ли адреса оказались неверными, то ли я их неправильно записал, но нашел я только одного человека. Зато какого! Тут удача улыбнулась мне по-настоящему.

Этот человек, Эндон Кроунт, числился в моем списке последним – и по алфавиту, и по значимости. До этого мы с Коллайном в сопровождении Проухва и Жердома безрезультатно объездили несколько адресов. Все они располагались в далеко не самых благополучных районах столицы, где группа вооруженных всадников каждый раз вызывала ненужный ажиотаж. Ситуация Коллайну явно наскучила, и он все чаще поглядывал на положение светила в небе, которое указывало на близость вечера.

Эндон Кроунт встретил настороженно, не зная, чего от нас ждать. Дом с очень невысоким достатком, если не сказать – нищий, куча детей и жена, когда-то привлекательная, но рано увядшая женщина, – вот и все, что мы увидели, когда вошли. А где же куча всевозможных механизмов, непонятных приспособлений и всего прочего, что, по моему мнению, должно присутствовать в доме изобретателя? Ничего этого не было и в помине.

Анри, по своему обыкновению, вполголоса так прокомментировал увиденное, имея в виду детей, которых было никак не меньше десятка:

– Этот твой изобретатель не только изобретать мастер…

Согласно бумагам, найденным в Департаменте промышленности, Кроунт пытался получить вознаграждение за механизм, именуемый им водососом. Мне оставалось только гадать, что это за прибор. Скорее всего, насос.

– Скажите, Кроунт, это вы хотели получить вознаграждение за прибор, именуемый «водососом»?

Напряжение с лица Кроунта спало – уж не знаю, кого он в нас видел до этого.

– Мою работу оценили и решили выплатить вознаграждение? – с надеждой спросил он.

Пришлось его разочаровать:

– Нет, я был в департаменте, прочитал о вашем механизме и теперь хочу посмотреть, что он из себя представляет. У вас есть действующая модель?

– Нет, только чертежи… – Увидев мелькнувшее разочарование на моем лице, Кроунт зачастил: – Ваша милость, у меня нет денег, чтобы построить, но он должен работать, должен, вот посмотрите! – Он начал совать мне под нос порядком захватанные бумаги с какими-то чертежами.

Я внимательно посмотрел. Так и есть, насос, но работающий от парового двигателя. Сами-то насосы уже существуют, ходит себе лошадка по кругу и качает воду. Паровые двигатели тоже есть – маломощные и часто взрывающиеся. Поэтому и не находят широкого применения – из-за ненадежности.

– А это что? – Я ткнул пальцем в чертеж.

– Это устройство, которое избавляет котел от избыточного давления, – уныло произнес Кроунт.

Так, это уже очень интересно. Перепускной клапан, вот что это такое. И сам паровой двигатель двухцилиндровый. Значит, передо мной местный Ползунов – вот это удача! Стараясь оставаться спокойным, я спросил совсем унылого Кроунта:

– Еще что-нибудь у вас есть?

– Есть, ваша милость! – Он начал перечислять и перечислил достаточно много, но меня заинтересовали только две вещи: металлорежущий станок интересного принципа действия и часы – обыкновенные карманные часы. Для меня, естественно, обыкновенные, но не для всех остальных.

– И на все это у вас есть чертежи?

– Нет, ваша милость, большинство только в голове, – и постучал пальцем по лбу, рядом со здоровенной красной шишкой.

Я покосился на его жену, присутствующую при нашем разговоре, – уж не ее ли работа?

Мои опасения подтвердились, ее взгляд ясно говорил: вы посмотрите по сторонам, господа, на это ли я рассчитывала, выходя замуж?

– Переселиться не желаете?

– Переселиться? Куда, зачем?

– Понимаете, у меня в дне пути отсюда есть имение Стенборо. Вот туда и переселиться. Я хочу собрать в одном месте самых талантливых людей Империи и дать им возможность реализовать себя в полной мере. Талант – это дар Божий, и его не заменишь ни образованием, ни чем-нибудь другим. Либо он есть, либо его нет. У вас он есть, и немалый.

– А что я там буду делать?

– Там вы без зазрения совести будете тратить мои деньги на реализацию своих как старых, так и новых идей, которые еще только придут вам в голову. Денег будет достаточно много, это я вам обещаю. Но есть два обязательных момента…

Кроунт, до этого слушавший как зачарованный, заметно сник: ну не может быть все так здорово – приходит посторонний человек и предлагает такое, от чего даже в самых смелых мечтах захватывает дух.

– Так вот: во-первых, задачи, которые буду ставить вам я, станут приоритетными. Вы знаете, что значит слово «приоритет»? – Дождался кивка и продолжил: – А во-вторых, у вас будут ученики, которых вы будете обязаны обучить всему, что знаете и умеете сами.

– А…

– А жить вы будете в доме, который получите сразу по приезде. Еще дам корову, чтобы у детей было молоко. Все остальное зависит от вас. И не смейте отказываться, разве подобное предложение может когда-нибудь повториться?

Я сыпанул на стол горсть серебра. Коллайн чуть заметно поморщился, но добавил немногим меньше:

– Обязательно купите жене новое платье, а как надумаете, приходите по этому адресу, и не тяните. – С этими словами я положил на стол свою яркую красочную визитку, смотревшуюся на этом убогом рассохшемся столе билетом в новую жизнь.

Беда с этими гениями, вечно они свое время опережают. Тот же Кулибин умер в полной нищете именно по этой причине. Хотя нет, не очень удачный пример, Кулибин вечный двигатель изобретал, ни до чего другого ему и дела не было. А мужик матерый был, последний раз женился в семьдесят и успел трех детей заделать, улыбнулся я, вспоминая.

– Что, де Койн, этот человек действительно так важен?

– Может быть, и не сам он, но то, что у него в голове, – да. Поехали домой, Анри, скоро стемнеет. Еще хочу сказать, что благодаря этому человеку скоро не нужно будет смотреть на солнце, чтобы определить время, – для этого достаточно будет залезть себе в карман.

Анри покачал головой, но ничего не сказал.

– Иногда меня удивляет твоя расточительность, – услышал я слова Коллайна после того, как мы отъехали от дома Кроунта.

– Расточительность? В чем ты ее увидел? И потом, ты ведь сам дал ему денег.

– Ну положим, денег я дал не ему, а его детям – у них такие голодные глаза… Я это говорю к тому, что иногда ты можешь дать деньги людям, совершенно тебе незнакомым, в ситуации, когда этот жест совершенно необязателен.

Ну не так-то часто я это делаю, но объяснить свою позицию попытаюсь.

– Анри, как надолго тебе хватит десяти золотых монет при твоем образе жизни?

– Ну вряд ли мне их хватит больше чем на пару месяцев. Хотя если постараться, можно растянуть на подольше… А какое это имеет значение?

– Теперь обрати внимание на того человека, что ведет под узду клячу с телегой. Он, вероятно, как раз к себе во двор въезжает. Посмотри и оцени, во сколько встанет все его хозяйство, вместе с домом, постройками и всем остальным, – примерно оцени, навскидку.

– Да не больше чем в один золотой. – Коллайн не стал напрягать себя долгим размышлением и ответил сразу, почти не задумываясь.

– Так вот, представь себе, что волей случая эти десять золотых попадут ему в руки.

Если он правильно распорядится свалившимися ему с неба деньгами, то у него начнется совсем другая жизнь. Он построит себе новый дом, заведет живность, купит вместо этой клячи нормальную лошадь, а то и две. Займется извозом или накупит прялок и усадит за них всю семью, может быть, откроет лавку.

И выдаст наконец замуж старшую дочь, совсем не дурнушку, которую без приданого не берут и которая горько плачет в подушку каждую ночь. И все это счастье у него будет за те самые десять золотых, что ты проживешь за месяц и не заметишь этого.

Но не свалятся на него эти деньги, неоткуда им свалиться. И на большую дорогу не пойдет – не душегуб он. Вот и проживет всю оставшуюся жизнь в такой же нищете и в наследство детям только ее и оставит. Что ему нужно? А нужно ему чуть-чуть удачи в виде этих десяти желтых кружков, и только-то. Сам я, Анри, благодарю небеса за удачу, которую они мне послали в виде карты. То, что нашли мы золото и вернулись живыми, – это ведь тоже удача, и еще какая, согласись. Может, для того, чтобы она от меня не отвернулась, я и хочу хоть немного поделиться с другими. И вообще, надо не забыть сказать Прошке, чтобы Ворону на заднем правом копыте подкову перековал.

Дома меня ждало письмо от Янианны. Я сразу увидел его в общей пачке полученной корреспонденции. Небольшой конверт белой, чуть голубоватой бумаги, тщательно запечатанный сургучом. В конверте письмо, на котором всего несколько фраз, выведенных четкими красивыми буковками: «Барон Артуа де Койн, некая известная особа хотела бы с Вами встретиться». И подпись – Клеопатра. А кроме того, очень талантливо выполненное зелеными чернилами изображение двух существ, совершенно безухих и с хоботками вместо носа. Существа сидели на лавочке и вглядывались в звездное небо.

Сердце пело: уже завтра я снова увижу ее!

Коллайн, которого я увидел за столом во время ужина, вопросительно посмотрел на меня. Я ответил одним словом – завтра.

Глава 5
Камзол в наследство

Когда я вошел в комнату, Янианна сделала легкое движение навстречу, но тут же застыла. Такое поведение было понятно: мы еще слишком мало знаем друг друга, и это обстоятельство ставило между нами крошечный барьер. Но мне легко удалось преодолеть его. Я высказал девушке комплимент по поводу ее красоты, поцеловал руку, снова сказал комплимент, не выпуская из своей руки ее руку, поцеловал тонкое запястье с внутренней стороны, там, где бьется жилка ее пульса.

Затем на мгновение прижал ее руку к своей щеке, обнял за плечи, успев шепнуть на ушко о том, что навечно зачарован ее красотой, и через мгновение мы уже страстно целовались.

– Артуа, ты голоден? – спросила меня Янианна.

Я ответил не сразу, залюбовавшись чертами ее лица.

– А? Что? Нет, нет… – Как можно отвлекаться на такие вещи, когда можно смотреть на нее? – Я совсем не хочу есть. Все, что мне хочется, – так это любоваться тобой, а кушать я совсем не хочу.

– Ты немного с лица спал. И тени под глазами. – Девушка провела пальчиками по моему лицу.

Я успел поймать ее руку и крепко прижать к своим губам.

– Я прихворал немного… – И, испугавшись, что она примет меня за немощного, с плохим здоровьем, торопливо добавил: – Совсем чуть-чуть, и уже все прошло.

Господи, ну зачем я ей вру.

– Ты знаешь, Янианна, просто мне очень тяжело дались эти дни. Мне даже казалось, что это был всего лишь сон, и я тебя больше никогда не увижу.

– Ты знаешь, Артуа, я по тебе тоже скучала. Ты часто обо мне вспоминал?

– Я только о тебе и думал. В моем доме все догадались, что я влюблен, но ты даже представить не можешь, на кого они подумали.

– И ты совсем никому не сказал, что был со мной?

– Яна, ну о чем ты говоришь, как я мог? Мне это даже в голову бы не пришло.

Ведь я действительно никому ничего не говорил. Коллайн догадался сам, я же просто подтвердил очевидное.

– Почему, Артуа? При дворе это так нормально. Конечно, скрывают, когда речь идет о замужней женщине… Я же не замужем, и потом, когда твоя любовница не кто-нибудь, а сама императрица…

Я видел по ее глазам, что говорит она совершенно серьезно.

– Яна, я вижу в тебе прежде всего очень красивую девушку. Еще я хочу, чтобы ты была мне не любовницей, а любимой.

– Разве в этом есть какая-нибудь разница?

– Для меня – да, и огромная.

Девушка продолжала смотреть на меня пристально, затем отвела взгляд и сказала:

– Ну почему именно тогда, когда это больше всего нужно, я не могу определить – обманывают меня или говорят правду.

Я помолчал немного и лишь потом начал говорить, тщательно подбирая слова:

– Знаешь, Яна, у меня было достаточно времени подумать – все время, что я тебя не видел, постоянно думал о тебе, о нас с тобой. Я люблю тебя за то, что ты такая как есть, за твои глаза, за твою улыбку, за твою манеру разговаривать, а вовсе не за то, что ты Янианна Первая. Поверь, мне было бы намного легче, будь ты дочь простого пекаря, рыбака или крестьянина. Просто скажи мне, что ошиблась, и я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь. А сейчас ты делаешь мне больно, очень больно. Я тысячу раз представлял нашу встречу, но никогда не думал, что она получится такой.

Девушка подошла – притихшая, и даже немного печальная.

– Прости, ради бога, прости меня, Артуа…

Сердце мучительно сжалось в предчувствии, что сейчас она скажет – это была ошибка, и я даже судорожно начал готовить слова прощания. Никогда не любил мелодрам, а сейчас меня угораздило попасть в самый центр.

Но Яна прижалась ко мне и всхлипнула. Я обнял девушку, осторожно поцеловал в мягкие губы, погладил по волосам и сказал на самое ушко:

– Я очень люблю тебя, солнышко, очень-очень. И всегда буду любить, что бы ни произошло.

Мы присели на диван и долго сидели, обнявшись, не говоря ни слова.

– Яна, может быть, ты все же расскажешь, что произошло? – Не очень приятный разговор, но его нужно заканчивать.

– Ты знаешь, Артуа, я поделилась с очень близкой подругой…

Очень сомневаюсь, что у тебя при твоем положении есть близкие подруги, – это ты ошибаешься.

– …у которой непременно должен быть хотя бы один брат, – закончил я за нее.

Девушка удивленно посмотрела на меня:

– Как ты догадался?

– Для этого вовсе не обязательно быть провидцем. Яна, я хорошо понимаю, кто я и что из себя представляю в данный момент. Все твое окружение считает или будет считать, когда узнает обо мне, что тебе нужен совсем другой человек – равный тебе если не по положению, то по древности рода.

– Артуа, у меня сложилась впечатление, будто ты постоянно забываешь, что я могу позволить себе самой выбирать, с кем мне встречаться и… и все остальное.

– Нет, Янианна, я ни на секунду не забываю об этом. Но в моей голове не укладывается, что такая милая девушка с таким славным характером – правительница целой Империи. Никак не укладывается, ты уж прости.

– А какая, по-твоему, она должна быть?

– Ну властная, жесткая, не терпящая возражений…

– …и обязательно очень развратная, как твоя Клеопатра, – рассмеялась она.

– Ну безнаказанность порождает вседозволенность. – Я не задержался с ответом.

– Хорошо, Артуа, я подумаю над этим. И все же, если быть серьезным, что ты думаешь обо всем этом?

– Тебе следует немедленно порвать со мной или постараться пока не афишировать наших отношений. Знаешь, Яна, мне нужно не так уж много времени, чтобы меня начали воспринимать всерьез.

– Ты так спокойно говоришь о том, что мне нужно расстаться с тобой как можно быстрее…

Вместо ответа я взял ее руку и приложил ладонь к левой стороне груди. Яна секунду помедлила, прислушиваясь к бешеному стуку моего сердца, затем осторожно освободила руку.

– Знаешь, Артуа, что больше всего мне в тебе нравится?

– Нет, конечно, даже не догадываюсь.

– Вот мы сидим с тобой, разговариваем, ты даже пытаешься давать мне советы… И никаких тебе «ваше императорское величество, вы так божественны в этом платье» или «Леди Янианна, как вам к лицу ваш новый наряд, вы в нем выглядите богиней». – Девушка явно кого-то передразнивала, тщательно копируя чей-то слащавый тон.

– Но ведь это истинная правда.

– Дело не в том, Артуа. У тебя все получается по-другому, даже когда ты просто смотришь на меня и молчишь. И хватит о грустном, пойдем, я тебя накормлю, хочешь ты того или нет.

За столом я изо всех сил старался веселить ее, и у меня это получалось. «Девочка стала совсем взрослой, – думал я, глядя на улыбающуюся Яну. – У нее есть любовник, настоящий взрослый мужчина, которого она сейчас накормит, потом они весело проведут время, а затем у нее будет то, от чего так сладко кружится голова и так громко стучит сердце»…

Не знаю, что меня выдало, но она потребовала произнести вслух то, что я сейчас подумал. Я произнес буквально слово в слово и замер, ожидая ее реакции.

Не знаю, как насчет ее дара узнавать правду, который не работал в случае со мной, но лгать я ей не мог – язык не поворачивался по неведомой мне причине.

Яна на секунду задумалась над моими словами, затем сказала:

– Все верно, Арти, но ты упустил одну маленькую деталь: этот самый мужчина будет смотреть на меня таким взглядом, каким умеет глядеть только он…

Ни за ужином, ни после я опять не увидел ни одного слуги.

В моем представлении прислуга всегда должна присутствовать при таких высоких особах, но во время еды Янианна отлично справлялась сама, без всякой посторонней помощи, успевая еще и мне подкладывать на тарелки всякую снедь, не спрашивая, хочу я или нет.

После ужина мы очень мило общались. Бесцеремонно затолкав меня в кресло, Яна уселась ко мне на колени и начала лазать у меня за воротом сорочки. Она забавлялась тем, что заставляла напрягать, а затем и расслаблять грудные мышцы, при этом нажимая на них ладошкой. Я откровенно млел, но все же заявил, что, по моему глубокому убеждению, такие действия в отношении мужчин не входят в курс обучения принцесс хорошим манерам. На что Яна ответила, что она давно уже не принцесса и может позволить себе все, что ей в голову взбредет, и при этом чувствительно ущипнула.

Незаметно разговор скатился к делам. Янианна пожаловалась на тяжелую неделю, посетовала на то, что и следующая неделя предстоит не менее трудная. Затем рассказала, что герцог Вандерер хвастался новыми письменными принадлежностями.

Вот же старый га… гм, герцог! Мы же договаривались не показывать новинку, пока у меня на складах не соберется достаточное количество перьевых ручек.

С другой стороны, он сделал удачный маркетинговый ход: новинка всем понравилась, тем более что показывал он ее не кому-нибудь, а людям из тех самых департаментов, куда мы и планировали эти самые ручки пристроить. Что самое главное, новинку по достоинству оценила и сама Яна, убедившись в ее практичности и удобстве.

– Ваше императорское величество, если вы на мгновение покинете мои колени, то у меня появится великолепная возможность продемонстрировать одну вещь, по сравнению с которой та ручка, что имеется у герцога Вандерера, покажется вам сущей безделушкой.

– Только в одном случае, барон, – так же церемонно откликнулась Янианна, – если вы немедленно поцелуете меня.

Пришлось выполнить ее просьбу. А куда деваться? В Империи монархия, а у меня на коленях монархиня.

От ручки девушка была в полном восторге. Вряд ли у меня получилось бы угодить ей больше, подари я нечто значительно более дорогое, но привычное. Она вертела ее так и этак, пробовала писать и в конце концов перепачкала пальцы чернилами, а я оттирал их, нарочито ворча. Диковинка очень пришлась ей по душе: Гростар постарался на славу.

Глубокой ночью, когда мы насытились объятиями и ласками друг друга, я опять рассказывал ей о своих приключениях во время похода за золотом. Яна прижималась ко мне в особо страшных местах, отчего я мгновенно терял нить повествования. Поняв это, она начала прижиматься чаще, чем того требовали события, и каждый раз счастливо смеялась, пока я не понял, в чем дело.

Когда я вернулся в свой дом, то обнаружил Коллайна в очень скверном настроении. Еще не понимая причин, я постарался подбодрить его:

– Анри, ты посмотри, какой прекрасный день на дворе, птички поют…

– Де Койн, убили Жердома.

– Как – убили? – Улыбка сползла с моего лица. – Еще вечером он был жив и вместе с Прошкой сопровождал меня к дворцу, как ты и настаивал.

– Ночью в дом проник человек. Может быть, даже двое. И искали они тебя, Артуа, это не подлежит сомнению. Дверь в твою комнату открыта, есть и еще следы.

Я присел на первый попавшийся стул. Жердом не был мне близким человеком, я и знал-то его всего несколько дней. Но он, без сомнения, был хорошим человеком, и его убили в моем доме.

– Это еще не все, Артуа. Они убили Марту – видимо, она случайно оказалась у них на пути.

– Они что, вот так просто залезли в мой дом, убили двух человек и спокойно ушли?

– Вероятно, так оно и было. Я сам вернулся немногим раньше тебя.

– Где Проухв? Что-нибудь пропало?

– Насчет пропаж не знаю. Проухва я послал в Стенборо за людьми. Не знаю, как события будут развиваться дальше, но люди нам понадобятся. Извини, что принял решение за тебя, время дорого.

Не знаю, повезло мне или нет в том, что меня не было дома этой ночью, но я поступил крайне опрометчиво, отослав всех в имение. Эх, знать бы раньше…

Керон сидел у изголовья на постели Марты, своей жены. Он, обхватив голову обеими руками, покачивался из стороны в сторону. Я придвинул стул и присел рядом.

У Марты выражение лица после смерти осталось абсолютно спокойным. Она и при жизни никогда не повышала голос, не злилась и не нервничала. Добрый, ровный характер, руки, которыми она могла пошить любую вещь и приготовить любое блюдо. А как она переживала, считая мою любовь неразделенной… Она была мне почти как мать, Марта. И вот теперь ее убили, убили из-за моей глупости.

Не знаю, что сейчас испытывал Керон, проклинал ли тот день, когда судьба свела меня и его с Мартой, или находился в том состоянии, когда невозможно ничего чувствовать, кроме горя… Посидев пару минут, я встал, положил руку на плечо Керона, сжал его и вышел из комнаты.

– Анри, что ты думаешь по этому поводу? Тебе не кажется, что нападение на Стенборо и сегодняшний ночной визит – дело одних и тех же рук?

– Нападение на Стенборо – работа графа Коллина Макрудера. Конечно, он сам в ней не участвовал, но люди, напавшие на нас, наняты по прямому приказу графа. Эту новость я и хотел сообщить тебе сегодня утром – вместо той, что ты услышал. Сегодняшний визит организован тоже им, это вне всякого сомнения.

Помолчали. Сейчас я ненавидел графа, наверное, не меньше, чем он меня. И я должен его увидеть, должен, несмотря ни на что.

– Коллайн, я буду крайне тебе признателен, если ты сейчас же постараешься выяснить адрес, по которому я смогу найти Макрудера. Ты сделаешь это?

– Артуа, ты действительно этого желаешь?

– Барон, в тех местах, откуда я родом, существует одна нация, очень умная нация, но далеко не всеми любимая. Так вот, она тоже имеет обыкновение отвечать вопросом на вопрос… – Помолчал мгновение и добавил: – Извини, Анри. Я действительно хочу встретиться с ним. Мы ничего не выиграем, если будем отсиживаться в ожидании очередных событий.

Время тянулось мучительно медленно. Барон отсутствовал уже третий час, и все это время я прошагал из угла в угол своего кабинета. Сон, которому я надеялся посвятить послеобеденное время, пропал, кусок тоже в горло не лез, а для бренди или вина не самое удачное время.

Наемные убийцы – это очень серьезно. Надеюсь только, что они не из клана Черных Масок. Существует такой полулегендарный клан где-то за Караскером, в Агнальских горах. Про них рассказывали много всяких легенд, и все они, как правило, были очень жуткими.

Они, если взяли заказ, уже не отступятся. Не удастся мне с моими убогими возможностями что-то им противопоставить. При всем желании не удастся. Слишком уж реальная сила. Говорят, к их услугам прибегают даже на уровне королевских дворов.

Будем надеяться, что это не они. В Дрондере, как и в любом приличном городе, существует свой криминал. Очень хочется думать, что мои ночные гости из их числа. Но в любом случае Анри поступил правильно.

Эх, как нельзя мне сейчас трогать Макрудера. И разговор у меня недавно был с Вандерером относительно этого. Герцог говорил полунамеками, настолько тонкими, что мне даже было трудно его понять. Черт бы их побрал, все эти дворцовые интриги. Чтобы в них разбираться, нужно здесь родиться.

Крондейлы, Вандереры и Дьебюффены. Все они имеют права на трон. Но Крондейлы правят уже несколько сот лет. Вандереры все это время относятся к ним вполне лояльно. Хотя – черт его знает, что было в том письме.

А вот Дьебюффены особенно и не скрывают своих устремлений. И эта жертва кочерги – тоже из их семейства.

Все мои действия против него могут истолковываться так, будто я действую по наущению императрицы. При желании, конечно. А желание, естественно, будет. Вот и Вандерер пытался мне сказать что-то в этом духе.

Вот же влип! Ну почему она не дочь какого-нибудь захудалого барончика? Насколько все проще было бы. Но и прощать нельзя.

Наконец Коллайн вернулся. Я с надеждой посмотрел на него, он в ответ кивнул.

– Граф сейчас в доме Стойнов. Если хочешь увидеть его, следует поторопиться: он долго там не задержится.

Графа Юлина Стойна я знал относительно неплохо и мог заявиться к нему без приглашения или предварительного уведомления.

Судьба свела нас в не самый приятный момент его жизни. Граф проигрался, задолжав достаточно крупную сумму денег. И что самое неприятное, расплатиться следовало немедленно. Когда пришла пора повысить ставки, граф пошел ва-банк, считая карты, находившиеся у него в тот момент на руках, стопроцентно выигрышными. Наличных денег к тому времени у него не оставалось вовсе. Но как гласит один из основных законов Мерфи, если неприятность возможна, она обязательно случится. Что и произошло.

Я расплатился за него, объяснив свой поступок тем, что вспомнил о просроченном долге.

Будь граф заядлым игроком, такое не пришло бы мне в голову. Но он им не был, а подобная вещь случается в жизни почти каждого мужчины. Стойн не стал рассыпаться в благодарностях, лишь пообещал вернуть деньги при первой же возможности.

Мы успели, Макрудер все еще оставался там. Я прошел к хозяину дома, который искренне мне обрадовался. Деньги давно уже были возвращены, так что в его эмоциях не было фальши.

Сейчас мне предстоит затеять ссору, даже скандал, и хочу, чтобы граф знал об этом заранее. Мне дела нет, как он отреагирует, но предупредить его я считаю своей обязанностью. Но Юлин Стойн отнесся к услышанному на удивление легко.

– Делайте это, если считаете необходимым. Мне этот человек совсем не симпатичен, – ответил он.

Ну что ж, тем лучше.

– Господа, – громко обратился я ко всем присутствующим в зале, – мне сказали, что в доме господина Стойна я смогу увидеть графа Макрудера. Неужели я опоздал?

Этого павлина в брачном наряде трудно не заметить, но я тщательно делал вид, что увидел его только сейчас.

Какой смысл в том, чтобы носить на себе столько золота, думал я, направляясь к нему через весь зал. Вероятно, этот обычай идет еще с тех времен, когда рыцари практически постоянно были облачены в полный доспех. По крайней мере, вес примерно соответствует.

Граф стоял в окружении нескольких дам. Что ж, тебе и в этом не повезло.

Я подошел к нему вплотную.

– Потрудитесь объяснить, господин граф, на каком основании вы позволили себе обозвать моего коня кобылой?

А что? Причина как причина, бывали случаи, когда люди сходились в поединке и по более ничтожному поводу. Честно говоря, эта чушь пришла мне в голову по дороге к нему, когда я шел через зал.