Текст книги "Дворец для любимой"

Глава 9
Кусочек сахара

Ну что ж, «Властелин» так «Властелин». Вычурное, конечно, на мой взгляд, название, да и размерами броненосец на властелина явно не тянет. Но коль скоро оно нравится любимой да и остальным, судя по всему, тоже, пусть будет «Властелин морей».

Хотя больше бы подошло «Гневный», «Разящий», «Стремительный» или что-нибудь еще в том же духе. А что, рано или поздно корабль пойдет в серию, так что такие названия были бы как раз то, что нужно. Еще лучше было бы назвать их женскими именами, но любимая явно начнет, мягко выражаясь, возражать. Ее именем всех их не назовешь. «Яна-17» или «Янианна-48» не звучит, право слово. Ладно, пусть будет «Властелин».

На выходе нас настиг дождь, буквально в считаные секунды превратившийся в ливень.

«Долго он идти не будет, – думал я, глядя на образованные крупными каплями дождя пузыри на брусчатой мостовой, – примета верная».

Возвращаться, чтобы переждать его, не хотелось, и я, накинув на Янианну плащ, поднял ее на руки и понес к карете. Знаю, не по этикету, а вы добавьте в него новый пункт, и тогда вашей любимой не придется мочить ножки.

В полумраке кареты Яна выглядела совсем девчонкой. Даже не скажешь, что она – мать троих детей, и чуть ли не каждый день ей приходится принимать тяжелые, а порой даже судьбоносные решения.

Пару раз она искоса взглянула на меня, затем спросила:

– И куда ты на этот раз, Артуа?

Надо же, и как догадалась, я ведь даже не намекал. И я ответил:

– На север, солнышко, на север.

Разговор наш получил продолжение уже в столице, во дворце. Стояла глубокая ночь, мы находились в спальне, которую только что покинула служанка, помогавшая Яне приготовиться ко сну. Я сидел, просматривая успевшую накопиться почту, ту, что не передали мне по прибытии в Гроугент, потому что в ней не было ничего очень срочного или особенно важного. В Дрондер мы прибыли поздно и потому застали наших детей уже спящими.

– Скажи, Артуа, ты все еще не можешь успокоиться?

Вопрос Янианны прозвучал внезапно, я даже слегка вздрогнул, оторвавшись от чтения очередного письма. Вернее, даже не письма, отчета из химической лаборатории в Стенборо. Хотя я не успел дочитать его до конца, было понятно, что еще одна проблема решена, причем решена удачно.

Я перевел взгляд на Янианну, которая стояла в ночной сорочке перед огромным трельяжем, заставленным, как ему и положено, всякими баночками, флакончиками, футлярчиками и прочими предметами не всегда понятного мне предназначения. Яна смотрела на меня, и я никак не мог истолковать значение ее взгляда. В нем была то ли легкая грусть, то ли укоризна, то ли еще что.

Нет, любимая, дело не в том, о чем ты могла подумать. Однажды я совершил большую ошибку, вернее, несколько ошибок, и за каждую мне приходится платить отдельно. Помнишь тот мой разговор с послом короля Готома? Ты присутствовала при нем, как присутствовали и господа, возглавляющие военные ведомства. Тогда я думал, что поступаю правильно, но, как оказалось, это далеко не так.

Так вот, одной из моих ошибок был дормон вардов Тотонхорн. Вернее, не сам он, а моя угроза послу Готома попросить вардов вторгнуться на земли Трабона. Король Трабона, его величество Готом, человек невероятно амбициозный, но далеко не глупый, сделал все, чтобы подобного не произошло. Нет, он не уговорил меня, взяв затем слово так не поступать. Проблему он решил по-другому, с помощью соседних с вардами кочевых племен. Не знаю, сколько он потратил золота, этого даже Анри Коллайну не удалось выяснить, но своего Готом добился, и теперь Тотонхорну самому приходится нелегко. Так что никакой помощи Империи от него ждать не приходится, ему бы со своими проблемами разобраться. В этом виноват я, ведь именно после моих угроз Готом принял такое решение. И знаешь ли, Яна, я не хочу, чтобы за мои ошибки и просчеты платили другие.

Но давай не будем об этом говорить именно сейчас. Особенно сейчас, когда ты так обольстительно выглядишь, твой пеньюар так тебе к лицу, а мне только и остается, что задуть свечи в канделябрах. И не надейся, больше я в спальне не заблужусь, ведь сейчас мне отлично знаком в ней каждый уголок.

Я ехал на Вороне вдоль строя своих бойцов, и ситуация была похожа на ту, что произошла несколько лет назад. И путь наш лежал в ту же сторону – на север, в Тромер, а потом еще дальше, в степи, где кочуют варды.

Но были и отличия. Тогда я уезжал с тяжелым сердцем, как будто предчувствуя то, что все же произошло и что, к счастью, хорошо закончилось. И еще, в прошлый раз передо мной стоял только тридцать один воин, а сейчас их было больше двух тысяч. Нет, при необходимости их могло быть и двадцать, и сорок тысяч, и много больше, но мне хватит и этих. Хотя бы потому, что каждый из них стоит как минимум троих. И это еще сам по себе. А если учесть их вооружение… Словом, двух тысяч вполне достаточно.

На левом фланге построения расположился полк конных егерей барона Эреста фер Энстуа. Тот самый полк, что находился в Варентере вместе с нами во время неожиданного флангового удара совместных сил кавалерии Трабона и вайхов. В высокой выучке егерей барона я смог убедиться лично, а сам фер Энстуа нравился мне как человек, так что я даже не задумывался, кого мне взять в дополнение к кавалерийской бригаде графа Антонио фер Дисса.

Вот и она, бригада графа, выстроенная поэскадронно. Ну держитесь теперь, женщины всех возрастов, способные влюбляться, до самого Тромера, а затем и степнячки-вардки! Такого вы еще не видели. Даже имперская гвардия по сравнению с ними выглядит как бледная моль, хоть и отбирают туда самых статных молодцов. Горящее в лучах солнца золото мундиров, небрежная посадка лихих наездников, удаль, так и льющаяся из их глаз… Одно слово – гусары, хотя и сами они об этом не знают и даже слова такого не слышали. Сколько женских сердец они разобьют по дороге – одному Создателю известно.

Я попридержал Ворона, оглядывая бригаду. Нет, ну до чего же молодцы! Мне даже самому захотелось расправить плечи и лихо закрутить кончики усов вверх, только вот у меня этих самых усов нет.

А вот и моя личная сотня. В первом ряду Шлон, так и хочется сказать в рифму: довольный как слон. Погрузневший, раздавшийся во все стороны от спокойной жизни, на такой же могучей лошади, как и сам. Рядом с ним Нектор, его лучший друг на все времена, судя по виду, уже успевший нахватать в свой адрес немалую порцию дружеских подколок. Амин, даже в седле подвижный как ртуть, выглядевший угловатым подростком, несмотря на свои двадцать с хвостиком. Амину я обязан жизнью, ведь если бы тогда, в Мойсе, когда я, безоружный, стоял на коленях, скрючившись от боли из-за раны в боку, он не подоспел так вовремя и не принял бой сразу с двумя наемными убийцами, давно бы мне лежать в сырой земле. Вот и Ворон с Котом да Жгут с Броном, бывшие «дикие». Надежные, проверенные бойцы, и люди – таких еще поискать.

Среди моей сотни есть и питомцы из Доренса, те, кто остался при мне. Остальные где-то там, далеко, в тылу Готома. Для них нет перемирия, и время от времени поступают вести об их новой диверсии.

Отправиться далеко на север обстановка на фронтах мне позволяла. На западной границе Империи, в Сверендере, пока никаких активных действий ни нами, ни Трабоном не предпринималось, и вряд ли до них дойдет в ближайшее время. По крайней мере, со стороны Империи.

На востоке, в захваченном Абдальяром имперском порту Дижонт тоже стояло затишье. Лазутчики сообщали, что никакого оживления там нет. Как нет ни подхода новых кораблей с десантом на борту, ни попыток захватить абдальярцами что-либо еще.

На море тоже стояла тишина. И хотя даже с появлением в составе имперского флота корабля нового поколения – «Властелина морей» – паритета в соотношении военно-морских сил достигнуто не было и ситуация больше походила на затишье перед бурей, но большой тревоги это обстоятельство пока не вызывало.

А если задуманная нами операция на море пройдет удачно, объединившемуся против Империи врагу понадобится время, чтобы переосмыслить произошедшее. Глядишь, на севере у меня дела сложатся удачно, враг Тотонхорна поймет, что золото стоит многого, но не собственных жизней, затем произойдет то, что я много раз обдумывал, но ни разу не озвучил… И тогда дела окончательно пойдут на поправку.

Для встречи с Фредом фер Груенуа, игравшим основную роль в задуманной мной операции, мне пришлось вернуться в Гроугент. Разговор предстоял серьезный, нам следовало обсудить план, пришедший мне в голову после известий, которые я получил из Стенборо. Даже не обсудить, а детально проработать и согласовать с Военно-морским департаментом, поскольку для его исполнения придется задействовать часть военного флота.

– Слушаю вас, господин де Койн, – произнес фер Груенуа, продолживший стоять после моего указующего жеста на кресло.

Обратившись ко мне таким образом (а ведь он – один из немногих людей, что могут называть меня наедине «Артуа»), Фред ясно дал понять, что наша беседа будет не из легких. Ну что ж, тем легче для меня. Вообще-то разговор должен был состояться сразу же по приходу в Гроугент, но времени тогда просто не было. Я уже открыл было рот, когда фер Груенуа заговорил сам:

– Господин де Койн, позвольте мне все же сначала объясниться. – Он на мгновение умолк, затем продолжил: – Я отлично понимаю, какой ценой достался «Властелин морей». Понимаю и то, что произошло бы в случае его потери. Но хочу заверить вас, риск был оправданным. Все события разворачивались на ваших глазах, но тем не менее кое-какие детали могли ускользнуть. Поверьте, мы ничем не рисковали, подойдя на такое расстояние к фрегату Абдальяра. И дело даже не в том, что я был убежден – орудия фрегата не смогут причинить повреждений моему кораблю. В конце концов мы могли бы открыть огонь гатлингами по орудийной прислуге фрегата еще до его залпа. Но согласитесь, так получилось более убедительно. После произошедшего на глазах оставленного мною в покое последнего фрегата Абдальяра я бы сам, повстречав в море такой корабль, как «Властелин», убегал бы от него, выставив все имеющиеся паруса.

После этих слов фер Груенуа, коротко кивнув головой, замолк, ожидая моего ответа. Глаза его явно говорили: «Артуа, ведь мы вместе с тобой прошли через такое… Причем риск тогда был значительно большим, а воевали мы, не защищая родину».

И я махнул рукой: садись, Фред. Деньги – это всего лишь деньги, а ты рисковал собственной жизнью, потому что ты не тот человек, который смог бы пережить гибель собственного корабля. На этом о случившемся на моих глазах наш разговор и закончился, потому что трудно обвинять другого человека в том, что сделал бы сам на его месте…

Мой план строился на появлении нового средства для ведения войны на море. Но перед тем как приступить к его обсуждению, состоялась демонстрация новинки. Господа из Департамента впечатлились, и это очень мягко сказано. Утечки я не боялся, ведь если даже информация о новом оружии достигнет ушей наших врагов, это тоже сработает нам на руку, а придумать способы борьбы с ним у них сразу не получится.

При столкновении морской мины с пожертвованным для демонстрации ветхим фрегатом корабль, расколотый взрывом пополам, ушел на дно за считаные минуты. Вернее, столкновения не было, мина сама по воле волн ударилась о его борт, после чего и произошел взрыв.

Ничего сложного в изготовлении морской мины не было даже в этой эпохе. Металлический шар, имеющий положительную плавучесть. Мощный заряд, составляющий примерно центнер. Рога с ударно-спусковым механизмом, торчащие из корпуса мины, где капсюль являлся инициатором заряда. И предохранитель – кусок сахара.

Сахар при погружении мины в воду растворяется в воде, подпружиненный предохранитель освобождает спусковой механизм, и тогда все, при ударе рога мины о корпус корабля срабатывает детонатор. С предохранителями из сахара у меня были связаны детские воспоминания из той, еще земной жизни. В одной из книг, прочитанных мной, рассказывалось о блокадном Ленинграде. И я почему-то до сих пор отчетливо помнил строки автора о том, какими глазами провожали голодные изможденные моряки мины, хранящие в себе кусочек сахара.

Существовало два способа применения мин – отправить их в нужном месте в свободное плавание, либо, опять же в нужном месте, поставить минное заграждение с помощью грузов, работающих, как якоря. Именно этот вопрос и предстояло решить в первую очередь – какой способ применения мин (или оба сразу) будет сейчас наиболее эффективным. Кораблю фер Груенуа в этом деле предстояло сыграть первостепенную роль.

«Думайте, господа, думайте. – Я смотрел на собравшихся за большим столом людей, тех, что должны были принять участие в составлении плана для первой в этом мире минной войны. – Мин у нас не так уж и много, а вам нужно постараться сделать так, чтобы эффект от их применения стал для врага ужасающим. Я, к сожалению, ничем вам помочь не могу. Нет у меня ничего такого в прошлой жизни, что было бы связано с применением мин, как морских, так и всех остальных-прочих. Разве что могу сказать, что там, где не хватает знаний, опыта или информации, обращаются к здравому смыслу, и обычно это срабатывает…»

Колонна из почти двух тысяч всадников отправилась на север Империи, едва начала розоветь восточная часть небосклона. Мы с графом Антонио фер Дисса, бароном Эрестом фер Энстуа и еще несколькими офицерами стояли на пригорке у Тромерского тракта и смотрели на проходящую мимо нас колонну. Возглавляли ее конечно же кавалеристы, даже сейчас, ранним утром, горящие золотом мундиров в лучах едва взошедшего солнца. Граф, глядя на своих людей, поднес руку к лицу, закручивая ус. Затем отдернул ее и покосился на меня.

Как я тебя понимаю, граф! Мне и самому хочется оказаться среди твоих удальцов. Там, куда мы направляемся, их удаль оценят по достоинству, потому что степняки и сами все такие же.

Отдельной частью проехала пулеметная рота. Гатлингов было всего пять, но если применить их правильно, а в эффективности пулеметов офицеры, сидевшие на гарцующих от нетерпения лошадях, убедились самолично, то толк от них будет огромный.

Вот показались и егеря барона. И пусть они выглядят значительно скромнее кавалеристов графа, но это те люди, что при необходимости будут стоять насмерть, до последнего человека, прикрывая отход. И в этом целиком твоя заслуга, барон.

Далее следовал обоз, среди повозок которого виднелись полевые кухни. Несмотря на то что колонна едва выступила, из труб кухонь уже валил дымок.

Здесь были не все. Неделей ранее группа людей отправлена вперед, и она должна позаботиться о том, что ко времени прибытия в тот или иной пункт на пути нашего следования все будет готово. То же самое должно было произойти и в самом Тромере, где мы сделаем последнюю остановку перед броском в степь. И дело даже не в том, что прибытие такого количества войск в Тромер неизбежно повлияет на взлет цен на продовольствие и фураж. Время и в этом мире не в меньшей степени деньги, а сейчас, в сложившейся ситуации, быть может, даже и в большей.

Глава 10
Огненная колесница

Дорога в Монтенер, находящийся примерно на полпути к Тромеру, далась на удивление легко. Погода благоприятствовала, не было жары, присущей этому времени года. Небо постоянно хмурилось, изредка пугая громовыми раскатами и грозясь обрушить вниз потоки воды, но до этого так и не дошло. Дождь шел всего пару раз, причем не долгий и не обильный. В Монтенере, центре одноименной провинции, я задержался на три дня. Так совпало, что именно в это время здесь открылся новый металлургический завод, то, чего мы ждали последние несколько лет.

Сам Монтенер располагался чрезвычайно удачно, почти в географическом центре Империи. Пожалуй, теперь, когда провинция Тосвер оккупирована войсками Готома, это было не совсем так, но кто же станет долго терпеть на своей территории короля Трабона, тем более что наша экспедиция на север была связана в том числе и с этим обстоятельством.

Давным-давно, семь лет назад, я сделал в окрестностях Монтенера несколько перспективных приобретений, которые и привели к открытию металлургического завода, по местным меркам – просто гиганта. Теми моими приобретениями были только что открытое богатейшее месторождение железной руды и каменноугольные копи. Ну и порядочный клочок земли на самой окраине города, рядом с притоком реки Арны, одной из самых крупных рек Империи, бравшей свое начало как раз у Тромера и делившей имперскую столицу Дрондер на две части. Далее Арна впадала в Тускойский залив, где в устье реки расположился Гроугент, самый большой имперский порт. А если еще учесть, что Арна в большей части своего течения судоходна, то перспективы представить несложно.

В общем, значимое событие не только для меня, но и для Монтенера, да и для всей Империи в целом. Создавать инфраструктуру полностью на голом месте в одиночку тяжело, и потому пришлось задействовать местных торговцев и промышленников. В этом мире заниматься такими вещами среди аристократии считалось вовсе не зазорным, так что вряд ли она исчезнет почти полностью через несколько веков, как произошло это у нас.

Словом, в ответ на приглашение поучаствовать в этом грандиозном проекте я получил от местной знати самые горячие отклики. Еще мне удалось добиться того, что здешний университет, довольно захудалый, получил вторую жизнь. Кроме того, в нем, по примеру столичного, появился металлургический факультет. В Монтенере пошли еще дальше, открыв и механико-машиностроительный. Его возглавил один из моих умельцев из Стенборо, пришлось «пожертвовать» человеком во имя общего блага. Дело совершенно новое, и не совсем понятно было, с какой стороны к нему подступаться.

«Вот отсюда, с Монтенера, мы и начнем прокладывать стальные магистрали. Тянуть их будем по прямой, без всяких пальцев на линейке. И пусть строительство обойдется значительно дороже, ведь предстоит пробить столько тоннелей и осушить столько болот, но наши потомки, вспоминая, не будут нас хулить».

Я заранее ужаснулся тому, сколько воплей будет от владельцев земель, по которым пройдут железные дороги, и сколько проблем возникнет в связи с этим. Затем успокоил себя мыслью, что части расходов можно будет избежать, если деньги, которые землевладельцы будут предлагать за то, чтобы железная колея не шла через их владения, пойдут не на взятки, а на само строительство.

По поводу открытия завода в городской ратуше Монтенера состоялся бал, на котором собрались все сопричастные к такому эпохальному событию. Герент Райкорд, мой управляющий, принимавший во всем этом самое горячее участие, конечно же тоже присутствовал на балу.

Глядя на Герента, я вспоминал нашу первую встречу, когда я прибыл в Стенборо, только что получив поместье в подарок. Мне пришлось уговаривать его остаться, рисуя перед ним перспективы нашего сотрудничества. Помню выражение его лица, меняющееся от недоверчивого до крайне заинтересованного. Ну что ж, он точно не прогадал. Вряд ли бы судьба вознесла его так высоко, откажись он тогда от моего предложения. А сейчас… К нему подошел наместник провинции Монтенер герцог Монтейский, взял под руку и отвел в сторону, чтобы обсудить какой-то вопрос. Герент и сам сейчас при шпаге, что свидетельствует о присвоении дворянского звания. И пусть шпага его не боевая, слишком коротка она для этого, да относится он к ней явно с опаской, но в этом ли дело?

Праздник грозил затянуться на несколько дней, к тому же я успел получить приглашения во все мало-мальски значимые дома Монтенера, так что на утро четвертого дня пребывания в городе я сбежал, догоняя свой отряд.

Каменное покрытие тракта заканчивалось почти сразу же за городом, от начавшихся проливных дождей вздулись реки, и мы были вынуждены остановиться в небольшом селе, дожидаясь спада воды. Вся пакость ситуации заключалась в том, что, отправься мы немногим ранее, успели бы достичь Майронских лесов. Там тракт шел по каменистому берегу Арны, и дождь был бы уже не так страшен. Теперь же предстояло ждать, пока спадет вода в небольшой речушке Пауве, потому что перекинутый через нее мост скрылся под водой.

Пауву я помнил хорошо по своим прежним путешествиям на север. В обычном ее состоянии через речку даже Шлон в своем нынешнем виде перепрыгнул бы, а тут, гляди-ка, на настоящую стала походить.

Деревенька, названная в честь протекающей сразу за околицей Паувы, имела десятка полтора дворов и принадлежала казне. О том, чтобы все селения, лежащие на обочине имперских трактов, являлись собственностью казны, позаботился еще император Инвальд I, приходящийся Янианне дедушкой. Прежние владельцы всячески пытались извлекать выгоду из столь удачного расположения селений. Затем произошел какой-то случай, причем произошел он на глазах у самого Инвальда, и это переполнило его чашу терпения. А уж Инвальд был крут, даже унаследовавший после него трон Конрад III, тоже не отличавшийся кротостью, за что в народе и получил прозвище «Строгий», нравом был мягче.

Я занял самый большой дом, принадлежащий старосте. Из-за ненастной погоды сидеть в шатре – удовольствие слабое, да и возмещу потом беспокойство золотом, так что временно покинувшие свое жилище хозяева наверняка будут довольны.

Настроение было под стать погоде, не хотелось даже прислушиваться к трепу Шлона, находящемуся в соседней комнате и вполголоса рассказывающему о том, как он стал винным магнатом Империи. Шлон любую ситуацию может повернуть так, что становится смешно.

В Монтенере со мной осталась сотня, считающаяся личной охраной, да полуэскадрон из бригады фер Дисса, остальные были сейчас где-то далеко впереди. И этого было много, но я привык к тому, что постоянно влипаю в какие-то истории, так что хотелось хоть как-то подстраховаться.

Я сидел в гордом одиночестве, барабаня пальцами по свежевыскобленной столешнице, на которой стоял подсвечник с толстой свечей, пока еще не зажженной ввиду не сгустившихся до состояния темноты сумерек.

Казалось бы, никаких особых причин для уныния нет, но почему-то на душе было тревожно. А из-за чего тревожно, я и сам понять не мог. Со мной такое бывает – навалится хандра не хандра, тоска не тоска, и сидишь, в голове перебираешь, что же является этому причиной. Как поймешь причину – сразу становится легче, не раз замечал.

Война? Ну так она далеко еще не проиграна, и можно надеяться на то, что и не проиграется. Дела тоже как будто бы идут хорошо. Так что же тогда, черт бы все побрал? Быть может, состоявшийся перед самым отъездом разговор с Коллайном, когда он пообещал в самом скором времени дать полный расклад по делу о готовящемся против императрицы заговоре? Коллайн говорил очень осторожно, я же не стал настаивать на том, чтобы он поведал все известные ему подробности.

Да и чего особенно неожиданного я мог бы услышать? Мне и самому известно, кто стоит во главе всего этого. Не то чтобы знаю, но уверен почти на все сто. Вскрывать этот гнойник давно уже было пора, и я бы непременно это сделал, но теперь придется ждать окончания войны, сейчас не время.

А может быть, не стоило ждать? Сколько можно откладывать? Может, именно в этом и есть причина того, что гложет меня? Пока я находился в Дрондере, мог ничего не опасаться. И сил у меня хватает, да и людей верных либо зависимых полно, не один научно-технический прогресс на уме. Людей и сейчас, после моего отъезда, у Коллайна под рукой достаточно, но тревожно на душе, тревожно. И назад не воротишься, затеянное мною дело никому не передоверишь.

Есть и еще что-то, что внушает беспокойство, но причины снова понять не могу. Где-то на краю сознания вертится, но не дается. Дьявол, хоть разворачивайся и в столицу возвращайся.

За спиной послышался тихий шорох. Мыши, что ли? Нет, мыши едва слышно шептаться не умеют.

– А ну-ка идите сюда! – со всей строгостью в голосе заявил я.

Испуганное ойканье, шорох, шлепанье босых ног…

– Идите-идите!

Показались оба. Мальчонка лет семи-восьми и девчушка чуть младше, оба в длинных, до пят рубашонках. Смотрят испуганно, но мальчишка девочку, вероятно, сестренку, спиной прикрывает. Молодец, защитник растет.

На звуки моего голоса в комнату ворвались сразу пятеро, и первым среди них оказался Шлон. Куда только появившаяся у него в последнее время неуклюжесть подевалась, он даже саблю обнажить успел, перепугав детей еще больше.

Ну что, телохранители, прошляпили? А если бы кто посерьезней был?

Жестом я отправил всех их обратно. Когда они вышли, за дверью послышался встревоженный гул голосов. Ну да, такая незадача, да еще и на моих глазах. Ох, кому-то разнос будет, крайний всегда найдется. А детишки глядят уже не так испуганно, пожалуй, одно любопытство в глазах и осталось. Ну как же, вот он, оказывается, какой.

Слышал я, какие слухи обо мне ходят, Коллайн с улыбкой рассказывал, мне и самому смешно стало. Даже несчастный волк, добытый мною в Стенборо, в огромного монстра превратился, одним махом человека пополам перекусывающего. И убил-то я его голыми руками. Надо же, вон я, оказывается, какой, сам не знал. Ладно, главное, чтобы самого меня в монстра не превратили…

Погода и дальше, до самого Тромера, не баловала. Чуть ли не каждую ночь шел дождь, днем жарко палило солнце, вызывая душные испарения. Для урожая такая погода благодать, а для путешественников одни муки. Но хандры уже не было, и я каждый раз улыбался, вспоминая встречу с детьми сельского старосты.

За столом дети освоились быстро. Еще бы, это их дом, и вся обстановка знакома. Мальчишка, Прентон, как выяснилось из разговора, уговорил свою сестренку, Лигию, посмотреть на «него», для чего они пробрались через дверь в соседней комнате, ведущую в пристроенный к дому сарай.

Вообще-то я приказывал своим людям, чтобы даже разговора нигде не было, кто именно этот «он», да разве удержишь такие вещи в секрете? Когда сопровождаешь такого значительного человека, и сам становишься значительным. Могу себе представить, как все это происходило. Кому-то из моих людей понравилась местная красавица, ну и как тут откажешь человеку, входящему в свиту самого «его». Думаю, через пару часов уже вся деревня знала, что тут за постояльцы.

Мы сидели с детьми за накрытым столом и разговаривали о погоде, о видах на урожай, о рыбалке и еще о многих других взрослых вещах. Мне с трудом удавалось сдержать улыбку, так обстоятельно и серьезно Прентон отвечал на вопросы.

– Какая в Пауве рыбалка… – Мальчишка скептически махнул рукой. – Курицы ее вброд переходят. А вот в Арне, ваше сиятельство, там да!

Прентон называл меня именно так, видимо, в его глазах такое обращение являлось самым высоким.

– В Арне лещи водятся – во! – И он резко развел руки, по пути сбив находившуюся на самом краю стола посудину с яблоками, которые раскатились по всему полу. Рассказчик испуганно замер, но после моего успокаивающего жеста продолжил: – А щуки там какие! – Он снова попытался развести руки, затем, вероятно, посчитал, что опять снесет что-нибудь со стола или размаха явно не хватит, отказался от этого жеста, вместо этого понизив голос почти до шепота: – Говорят, одна даже свинью в воду утащила.

«Да уж, не щуки, а целые крокодилы», – подумал я, едва сдерживая улыбку.

Лигия больше молчала, налегая на угощения, что я распорядился выставить на стол. Затем, перепробовав все, что было, и окончательно освоившись, девочка попыталась строить глазки.

И сдержать улыбку мне уже не удалось. Ведь малышка еще совсем, но, наверное, в крови это у них, у женской породы. К тому времени за окном окончательно стемнело, Лигия начала клевать носом, так что настало время подарков. Куда же без них, только все впечатление от встречи с «ним» испортишь.

Шлон, мастер не только молоть языком и с одного взгляда определить степень зрелости вина, по моей просьбе за время разговора чуть ли не на коленке изготовил монисто из весело блестящих новеньких золотых монеток. Перестарался немного, тяжеловатым получилось монисто для такой крохи, но выглядело оно очень красиво, Лигия даже ручонками всплеснула от восторга, сразу позабыв про сон. Прентон – мужчина, вон он как сестренку грудью прикрывал, так что Шлону пришлось лишиться висящего у него на поясе в дорогих ножнах кинжала с изукрашенной каменьями рукояткой. И пусть кинжал в руках мальчишки смотрелся чуть ли не мечом, но глаза у него светились счастьем.

«Дурак ты, – думал я, глядя на хозяина, попеременно благодарящего за кошель с монетками, переданный ему на воспитание детей, и извиняющегося за Прентона с Лигией, которые нарушили покой того, о чьем присутствии в своем доме ему и знать было не положено. – Это я тебя благодарить должен».

Шлону же я сказал, что дам на выбор любую приглянувшуюся железяку из моей коллекции холодного оружия, пусть хоть алебарду забирает. Или даже две.

В Тромере меня догнала почта, прибывшая из столицы. Пакет от Коллайна с подробным докладом обо всем, что произошло в Империи за время моего отсутствия. Ничего такого, что могло бы изменить мои планы и заставить срочно вернуться в Дрондер, не случилось. Вообще ничего не случилось, затишье повсюду. Значительным событием могло стать первое применение морских мин, но на подготовку мы отвели месяц, так что ждать вестей еще рано.

Было и письмо от Янианны. Обычно в каждом ее письме присутствует рисунок на какую угодно тему. Это зависело от того, хотелось ли ей немножко позлить меня, развеселить или заставить приревновать.

На этот раз рисунков оказалось целых три, и все они были выполнены не ее рукой. В рисунке Конрада я едва смог признать всадника с обнаженной шпагой, стреляющего из пистолета. Маленькая Яна изобразила цветок, по всей видимости розу. А вот Алекс… Рисунок был настолько хорош, что я ни за что бы не поверил, что художнику всего седьмой год, если бы не видел его работы раньше.

«Далеко пойдет! – думал я, с гордостью рассматривая маяк на высокой, выдающейся в море скале. – И, по крайней мере, без куска хлеба точно не останется. Весь в деда, моего отца. Ну и сын своей матери, конечно».

В Тромере мы надолго не задержались, дела требовали скорейшей встречи с Тотонхорном.

Мои опасения, что степь из-за дождей станет огромным непроходимым болотом, не оправдались, и мы быстро продвигались вперед, чтобы через несколько дней пути повстречаться с разъездами вардов. При встрече Тотонхорн, вопреки своему обыкновению, мериться достоинствами не предложил, вид у него был донельзя серьезным. Он лишь сказал:

– Я ждал вас только недели через две, господин де Койн.

Я пожал плечами:

– Пришлось поторопиться, абыс. Это в наших общих интересах.