Текст книги "Рассказы"

Рассказы
Владимир Кошенков

© Владимир Кошенков, 2017

ISBN 978-5-4485-0406-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

_{Альбина}

Москва.

Как часто Вы гуляете по Никитскому бульвару?

Редко?

Я лично постоянно. Правда, не могу сказать, что гуляю там. Почти каждый день, точно по заданному маршруту, иду на учёбу. Здание моего факультета расположено как раз на Никитском бульваре. Вот и получается, что Никитский бульвар я знаю, как говорят, как свои пять пальцев.

Здесь находится знаменитый театр «У Никитских ворот». Музей. Правда, к своему стыду, сколько раз проходила мимо, но даже не знаю, как он правильно называется. Да, и в театре этом, я тоже никогда не была. Хотя идти до него мне от здания моего факультета минуту. Две, если захочется прогуляться. Музей, так он вообще находится напротив.

Странно. Иногда мне кажется, что люди, которые приезжают в Москву на несколько дней или недель, знают о Москве больше, чем те, которые здесь живут постоянно.

Когда я переехала в столицу, то тоже, первое время побывала во многих местах и закоулках Москвы, исходила весь центр города вдоль и поперёк. А сейчас? Сейчас только всегда даю себе обещание обязательно сходить, и в этот театр, и посетить этот музей. Но пока это только остаётся всего лишь обещаниями. Надо уже, что-то с этим делать.

Обязательно когда будете в Москве, прогуляйтесь по Никитскому бульвару. По протяжённости он небольшой, думаю меньше километра. Когда я опаздываю на учёбу, то пробегаю его за считанные секунды.

Сегодня, именно тот день, когда я опаздываю на учёбу. До начала остаётся меньше двух минут, а я только выбежала из метро и бегу по подземному переходу. Надеюсь, что наш преподаватель также, как и я сегодня опоздает. В противном случае придётся придумывать какую-нибудь очередную глупость, почему я пришла не вовремя.

Не люблю опаздывать, но сегодня особый день. Я сама не своя, с самого утра.

Да. Сегодня, я наконец-то встречусь со своим отцом. Мы с ним не виделись семнадцать лет. Как думаете это много?

Для меня это целая жизнь. Когда человеку двадцать два с небольшим, семнадцать лет, я бы сказала вообще вечность.

Поэтому сегодня ни о чём другом не могу думать. Все мысли только об этой встрече. Волнуюсь как никогда. Поэтому и опаздываю.

Ну вот наконец добежала до входа в институт.

Здороваюсь на ходу с охраной, пробегаю турникеты и прямиком к аудитории.

Ещё даже, не добежав до аудитории, слышу шум и галдёж там, значит, преподавателя нет. Повезло. Может это знак и мне сегодня будет сопутствовать во всём удача. Надеюсь на это.

Забегаю в аудиторию и не успеваю со всеми поздороваться, как Анатолий Викторович заходит следом.

– Антипенко, садитесь на место уже. Будет время нацеловаться.

– Здрасти.

– Здрасти. Здрасти.

Быстро сажусь на свободное место у окна. Переглядываюсь со своей подружкой. Она ехидно улыбается. Явно с каким-то подвохом. Но сейчас мне не хочется вдаваться в подробности, что у неё там на уме. Все мои мысли заняты предстоящей встречей.

Волнуюсь очень. Постоянно представляю, как он выглядит. Что мы друг другу скажем? Что будем делать? Куда пойдём?

– Ты чего? – шепчет она мне.

– Что?

– …

– Ничего.

Маруся кивает головой и смеётся. Что она себе уже на придумывала?

– Что? – говорю ей.

– Ничего. Ничего.

– …

– Да. Да. Да. Опоздание. Мысли где-то там.

На что это она намекает? Делаю удивлённые глаза.

– Вот так всегда. Лучшие подруги, узнают всё всегда последними.

– Ты о чём? – шепчу ей.

– Конечно. Конечно. Сейчас ты скажешь, что не понимаешь.

– Да, я действительно не понимаю.

– Госпожа Антипенко и госпожа Андреева, может быть кто-нибудь из вас вместо меня проведёт консультацию? А мы все послушаем с удовольствием. Или уже поделитесь со всеми, о чем вы так увлечённо шепчитесь?

Вся группа сразу же смотрит на нас. Спасибо Маруся.

– Нет желания? – продолжает Анатолий Викторович.

Мы молчим, как нашкодившие школьницы. Хотя, если честно, то от школьниц мы далеко не ушли.

– Я продолжу с вашего позволения?

– Да, – робко отвечаю и тут же понимаю, что это было очень глупо с моей стороны.

Маруся делает огромные глаза и косится на меня. Анатолий Викторович на несколько секунд замер.

– Спасибо, за разрешение.

Зачем? Зачем? Кто меня за язык потянул?

– Простите.

– Да ничего. Ничего. Антипенко. Не переживайте. Я могу вообще уйти. Если Вам это не надо, то мне тем более. Я к Вашему сведению это всё прекрасно знаю. Но сдавать-то Вам. Не забывайте об этом. Больше консультаций не будет. Это я Вам обещаю. А Вы же знаете какая у меня репутация.

Стараюсь улыбнуться, но выходит только нелепая и натянутая улыбка. Сегодня всё против меня. Надо постараться успокоится. Анатолий Викторович снова начинает рассказывать про то, как будет проходить сдача экзамена. Постепенно всё внимание у моих одногруппников переключается на него. То, что мне сейчас и нужно.

Маруся подсовывает мне записку. Я делаю вид, что ничего не замечаю и серьёзно смотрю на неё. Она мне показывает глазами, чтобы я прочитала её. Отворачиваюсь. Но самой очень хочется взглянуть, что она там мне написала.

Через несколько секунд сдаюсь. Любопытство взяло вверх. Читаю. Как остроумно. Маруся, ты как всегда на высоте. Поворачиваюсь к ней. Она зараза отвернулась и лыбиться. Так и хочется ей подзатыльник отвесить.

Наши безмолвные переглядки не остаются не замеченными.

– Антипенко, – слышу голос Анатолия Викторовича.

– Я молчала.

– Ваши с Андреевой выражения лиц говорят об обратном.

Так и хочется ему сказать, ну так не смотри. Что привязался? Как будто мы единственные в кабинете.

– Жду не дождусь нашей встречи на экзамене.

Очень смешно. Обхохочешься. Продолжаю молчать. Вступать в диалог бессмысленно. Почему все преподы по не основным дисциплинам считают, что они Боги? И все должны преклоняться перед ними.

Маруся продолжает лыбиться и косится на меня. Вот так всегда. Она заводит, а получаю по шее я. Как так? Поразительная способность выходить из воды сухим. Как будто это вовсе и не она.

Надо бы послушать, что он там говорит, но никак не могу сосредоточиться. Все мысли только о предстоящей встрече. Перед первым свиданием так не волновалась. Хотя причин тогда было намного больше.

Как вспомню, какая я была замороженная, диву даюсь. Бедный Тимур. Вот он помучился со мной. Ну, ничего. Выдержал. Молодец. Парням тоже полезно. Опыт. А то думают, что они такие смелые, а как до дела доходит, сразу в кусты.

А тот поцелуй на прощание. Такой робкий. И я, как дура стояла и не могла пошевелится. Хотя это было мило.

Сейчас уже такого, наверное, никогда больше не повторится. Не успеешь познакомиться с парнем, как практически сразу решается вопрос, переспим мы с ним сегодня или нет. А где романтика? Где цветочно-конфетный период? Где всё это? Ау? Мальчики?

– Антипенко?

– Что?

– Вопрос повторите.

– Какой вопрос?

– Который Вы сейчас задали.

– Я?

Пытаюсь понять и сообразить, что произошло. Смотрю по сторонам. Все ждут. Ждут моего вопроса. Но какого? И когда я успела задать вопрос? Переглядываюсь с Марусей.

– Она хотела спросить, Анатолий Викторович, возможно ли воспользоваться при подготовке к ответу, своим конспектом?

Он пристально посмотрел на меня и покачал головой. Я снова натянуто улыбнулась.

– Спасибо, – прошептала я Марусе.

– Не за что.

– Я, что правда, что-то говорила?

– Угу.

– Вот же блин.

– Тебе сегодня простительно.

Удивлено смотрю на Марусю. Она, как ни в чём не бывало продолжает смотреть на меня.

– Антипенко?

Ну, что опять. У него сегодня, что я номер один. Или это какие-то не реализованные желания? Быстро перевожу взгляд на Анатолия Викторовича.

– Вы услышали?

– Да.

– Думаю, просить Вас повторить, что я сейчас сказал не имеет смысла?

– …

Думаю да. Лучше вообще переключить внимание на кого-нибудь другого. В аудитории ещё помимо меня двадцать шесть человек. Делаю вид, что что-то вспомнила.

Как же хочется поскорее уйти отсюда.

Через полтора часа у меня встреча с отцом. Какой он сейчас? Семнадцать лет ведь прошло. Ему должно быть сейчас где-то около пятидесяти.

Надо было хоть по скайпу с ним пообщаться. А то всё по телефону. Как я узнаю его?

Вообще это он должен меня узнать. В конце концов я его дочь. Должны же быть какие-то внутренние ощущения.

– Если больше вопросов нет, тогда встретимся на экзамене.

Ого. Всё уже. Вот и хорошо. Будет время пройтись. Погода сегодня вроде ничего. Хорошо уже, что дождя нет. А то две недели подряд, холода и дожди. Такое чувство, что не лето, а ранняя осень уже. Вот тебе и июнь называется.

– Ну, что красотка, так и будем в молчанку играть?

– Что?

– Ау? Ты где? Пора уже приземлиться на землю.

– Ты о чём?

– И вечно этот невинный взгляд.

– Какой взгляд?

– Антипенко, ты мне-то мозги хоть не пудри, ладно.

– Да я, правда, не понимаю, о чём ты.

– …

– …

– Ну хорошо, по буквам. Р. О. М. А. Н.

– И?

– …

Маруся развела руками и чего-то от меня ждёт. Я честно ничего не понимаю, что она от меня хочет. Да, и откровенно говоря не хочу вникать. По крайней мере, сегодня.

– Ты меня игнорируешь подруга?

– Маруся, я, правда, не понимаю.

– Рома. Роман.

– …

– …

– Что Роман?

– Так, подожди. Теперь я уже ничего не понимаю. Ты хочешь сказать, что ничего не было?

– А что должно быть?

Маруся делает огромные глаза.

– Ты серьёзно?

– …

Продолжаю стоять, как дура.

– Я, правда, не понимаю, о чём ты?

– Ну, подруга, ты даёшь. Вернее, ты не даёшь, насколько я поняла.

– …

Маруся никогда не славилась тактом. Что на уме, то и на языке. Чувствую, что начинаю краснеть. Вообще странно, всякие пошлости говорит она, а я почему-то краснею. Что за не справедливость?

– Ладно, не хочешь говорить, не говори.

– Да, я не знаю, что говорить-то.

– Да, я уже поняла.

– Что поняла?

– Всё.

– Что всё?

– Всё.

– …

Теперь меня это бесит. Прекрасный разговор. Ни о чём. Вот так всегда.

Надо было сегодня вообще не приходить в институт. Меньше глаз видящих, меньше разговоров вокруг. Вот и Ромка.

– Привет.

– Привет. Как дела? – улыбаясь, говорит Рома.

– …

Меня, как током ошпарило. Рома. Роман. Вот она о чём спрашивала. Поворачиваюсь к Марусе. Вот зараза. Стоит рядом, как ни в чём не бывало.

– Привет Ромчик. Как сам?

– Нормально.

– Алька-то сегодня.

Она не успевает договорить. Я беру её под руку и отвожу в сторону.

– Ты чего?

– А что я?

– Да не было у нас ничего.

– Ага.

– Мы с ним просто друзья.

– Это теперь так называется.

Хочется заорать на неё.

– Думай, что хочешь, но это так и точка.

– …

– И пожалуйста, не надо при нём так себя вести.

– Как?

– Так. Привет Ромчик. Как сам? Ути. Пути.

– А ты что ревнуешь?

– Ммм.

– Ты же сама сказала, что у Вас ничего не было.

– Марин, иногда ты меня так бесишь.

– …

– …

– Отпусти руку.

– …

Обиделась.

– Ладно, прости.

– …

– Марусь?

– …

– Ну, прости. Это я не со зла. Ты же знаешь.

– …

Стоит и дуется. Мы, как дети. Ты меня обидела. Нет, это ты. Ах, какая гадина.

– Маруся, ну, правда, прости. Я не хотела.

– …

– Я сегодня встречаюсь с отцом.

– …

– …

– Почему сразу не сказала?

– Не знаю. Не хотела говорить, пока не встречусь с ним.

– …

– Слушай мне пора уже. Давай потом созвонимся ладно.

– Ладно.

– Ну, я пошла.

– Давай.

– Пока, на связи.

– Аля?

– Чего?

– Извини меня.

– Да, ладно.

– Я просто не знала.

– Всё нормально. Иди сюда.

Обнимаю эту дурынду. Чудесные у нас отношения. Сначала ссоримся. Потом выясняем отношения. А потом миримся. Но она единственная, кто меня понимает без слов.

– Ну, ладно, я пошла. Мне, правда, уже пора.

– Хорошо. Позвони мне обязательно.

– Ладно.

– Только позвони.

– Хорошо. Хорошо.

– Удачи.

– Спасибо.

Целуемся.

Да, удача мне сегодня не помешает. Так. Сейчас начало второго. А мы встречаемся в два часа в ГУМе, около фонтана. Как раз дойти до туда не спеша.

Подмигнула Маруси. Помахала ей рукой. Пойду уже.

Вот почему сразу так себя не вести. Вот когда дело серьёзное, надёжнее Маруси не найдёшь. Наверное, поэтому мы и дружим. И нам наплевать на все наши недостатки.

На улице сегодня хорошо. Лето. Тепло. Жара. Ощущение, что градусов тридцать уже. Хотя ещё позавчера было плюс пятнадцать и дожди. А сегодня уже лето летнее. Как будто и не было этих двух дождливых недель.

Парит. Люблю такие деньки. Особенно вечерами, когда жара спадает, гулять можно до утра.

Театр «У Никитских ворот». Спектакль «Я Бабушка, Илико и Илларион…». Ну, вот. Опять забыла посмотреть, как называется музей. Возвращаться не буду. Плохая примета.

Может с отцом до сюда прогуляемся. Заодно и посмотрим, как называется этот музей.

А может он не любит музеи?

Кто знает. Вот скоро и узнаю. Главное, чтобы он вообще пришёл.

А если, правда, не придёт?

Не придёт, так не придёт. Значит, так надо.

Тогда всё зря. Тогда зачем я искала его? Что хотела доказать?

Сколько раз себе говорила, что не надо надеется на чудо.

Ну, не съест же он меня. Ну, максимум, что он может сделать это послать меня, куда подальше. Хотя за что? Что я ему такого сделала? Всего лишь хотела познакомиться.

Вот она наша человеческая ненасытность. Желание знать кто мы. Откуда. А кто мы на самом деле?

Вопросы. Вопросы. И ещё раз вопросы. Постоянное желание разобраться в том, в чём никто ещё не разобрался. Думаю, что никогда и не разберутся. И я тоже.

Как всё сложно. Или нет.

Вот, Вознесенский переулок. Маленький переулочек прямо в центре Москвы. Народу практически никого. Забавно. Чудеса.

Чудеса. Вот чудо мне как раз сейчас и нужно.

Почему-то становится всё страшнее и страшнее. Что это? Чего я собственно боюсь? Вроде взрослый человек, а веду себя, как подросток. Ха. Взрослый человек. Где Вы видели такого взрослого человека? Ну, двадцать два это уже возраст. Хотя, если бы меня сейчас слышали люди постарше, то, наверное, посмеялись бы надо мной. Двадцать два года. Прямо старушенция уже.

Какие-то одни глупости в голову лезут.

Знаете, вообще сейчас поймала себя на мысли, как всё таки интересно побродить по таким вот московским переулкам. Ведь именно на этих самых улицах создавалась история города. История Москвы. А мы вот живём и по сути мало, что знаем о том городе в котором живём. Так, какие-то банальности. Красная площадь. Тверская улица. Большой театр. ГУМ. Ещё ряд подобных мест. Нет, конечно это не банальности. Но, кто вот знает, например, где находится памятник Мстиславу Ростроповичу?

Я признаться честно не знала. До сегодняшнего дня. Стыдно.

Просто вот сейчас мимо него прошла. Будете гулять по Москве, в минуте от улицы Тверской, есть Брюсов переулок. Вот тут и расположен памятник великому Мстиславу Ростроповичу. Загляните. Не пожалеете.

Интересно, папа уже пришёл? Папа. Ого. Быстро я его приняла. Хотя, кого я обманываю. Я всегда его принимала. В моих мыслях он всегда был со мной. Он ведь мой отец. Мой папа.

Я же не виновата, что их отношения с мамой не сложились. Мы взрослые такие дураки. А дети страдают. Из-за наших каких-то заморочек. На придумываем всякой глупости и гордимся этим. А гордится-то по сути и не чему.

Ладно, что негодовать. У самой-то всё не сладко в личной жизни. Сама не понимаю, что мне нужно.

Есть мальчик по имени Рома. Маруся так и хочет, чтобы мы стали встречаться. А я не знаю, надо ли мне это. Нет, он хороший парень. Не дурак. К чему-то стремится. Внешностью не обделён. Да и на меня, похоже действительно запал. Но, что-то не то. Что-то, что не так.

Не хочется обманывать и обнадёживать. А вдруг это не моё? И я спустя какое-то время пойму, что он не мой любимый человек. Но ведь, по сути он может тоже понять, что я не его любимая.

Ой, какой бред у меня в голове.

Вот и Красная Площадь.

Что-то нервничаю сильно.

Так, Альбина. Давай, спокойно.

Как всё пройдёт?

Интересно он уже приехал? Лучше бы да. Или нет. Да, какая уже разница.

Папа. Папа. Ты где?

Вход в ГУМ. Осталось совсем немножко.

Мог бы позвонить, что уже ждёт меня.

Может мне самой ему позвонить? Узнать, где он.

Спокойно. Всё будет хорошо. Не нервничать. Вдох. Выдох.

В ГУМе, как в музее.

Вот и фонтан.

– Быстрее! Сюда!

– Человеку плохо!

– Врача! Кто-нибудь позовите врача!

Что случилось?

– Врача! Вызовите врача!

– Девушка?

Папа? Нет. Нет. Пожалуйста.

– Пустите.

– Девушка. Вы, врач?

– Что?

– Вы, врач?

– Я? Нет. Т. е. Да. Я учусь.

– …

– …

Так. Альбина. Успокойся. Что делать? Папа. Папа. Пожалуйста. Пожалуйста. Приди в себя.

– Что с ним?!

– …

– Девушка?!

– Что?

– Что с ним?

– Воды. Надо воды. Принесите, кто-нибудь воды?!

Так. Пульс есть. Дыхание слабое, но тоже есть. На эпилепсию не похоже.

– Что Вы там бормочите?

– Что?

– Что Вы бормочите?

– Я. Ничего. Подождите. Не мешайте.

– …

– Растирайте ему виски и ладони!

– Что?

– Виски, говорю, растирайте. И ладони. Живо!

– …

Так. Что дальше? Похоже на обморок. Левая часть скулы немного запала. А если это инсульт? Вот блин.

– Скорую вызвали?

– Нет ещё.

– Что?! Быстро звоните в скорую! Срочно!

– …

– Надо голову ему аккуратно приподнять и опереть о стену. Расступитесь! Все. Пожалуйста, расступитесь! Нужен воздух. Больше воздуха. И срочно нужен глицин. Есть у кого-нибудь?

– …

– Давай, папочка, держись. Пожалуйста. Держись.

– Он Ваш отец?

– Что?

– …

– Я…

– …

– Да. Нет. Не знаю.

– …

Пожалуйста. Приходи в сознание. Пожалуйста. Прошу. Приди в сознание.

– Пропустите, пожалуйста. Я врач. Что случилось?

– …

– …

– Не надо молчать. Расскажите, что произошло?

– Я просто сидел тут рядом. Мимо проходил мужчина. Вдруг ни с того, ни сего упал. Ну, я и подскочил к нему. Стал звать на помощь. Потом девушка прибежала.

– Понятно. Молодой человек позвольте.

– Да, конечно.

– Девушка, уже можно отпустить.

– Что?

– Позвольте я сам.

– …

– Руку потихоньку отпускайте.

– Что?

– Вот так. Вы молодец.

– Да.

– Как Вас зовут?

– Меня?

– …

– Альбина.

– …

– …

– Альбина?

– …

– Папа.

^Мартин

– Мартин, тебе, что-нибудь принести?

– Ага…

– Ты только скажи.

– Ноги. Принеси мне ноги.

– Мартин?!

– Что? Я знаю, что я Мартин.

– Зачем ты так?

– Ты же сама спросила, что мне нужно. Мне нужны мои ноги.

– …

– …

– За что ты со мной так? Я же стараюсь…

– А ты не старайся.

– Извини.

– …

Дверь в комнату закрылась. Мартин вздохнул. Прошло несколько минут, дверь снова открылась.

– Мартин, я ухожу. Тебе точно ничего не надо?

Ну, вот опять.

– Я уже тебе сказал, что мне надо. Мама хватит.

– Прости, я же хочу, как лучше.

– А получается, как хуже.

– …

– Всё мам, иди уже.

– …

Она постояла ещё несколько секунд у двери, затем развернулась и вышла.

Обиделась.

Ну, как она не может понять, что не надо мне вот это сюсюканье. Что она так ещё больше меня раздражает.

Хочется сбежать куда-нибудь, чтобы никого и ничего не видеть. Ха. Ха. Ха. Чёрный юмор. Я такой побежал уже. На чём? На руках если только.

Он некоторое время прислушивался к шагам матери, которые доносились из соседней комнаты, пока не услышал, как захлопнулась входная дверь.

Ушла. Вот вечно так. Сколько раз просил не надо меня жалеть. Не надо. Конечно, она не виновата, но когда я вижу её лицо. Вот эту скорбь всех народов. Это так раздражает. Три года прошло, а она каждый день продолжает одно и тоже. Что тебе нужно? Как ты себя чувствуешь? Каждый день…

Не нужны мне эти её жалости. Как она не может этого понять…

Мне вообще уже ничего не надо.

Мартин погрузился в свои мысли.

Вот уже, как прошло три года. Три года жизни без движений. Время пролетело так быстро, словно это был один единственный день, который повторялся снова и снова, и если бы Мартина сейчас попросили рассказать о его жизни за эти три года, то ему хватило бы нескольких предложений, где ключевой фразой было бы, всё одно и тоже. Всё та же комната. Всё та же мебель. Мать, постоянно бегающая то туда, то сюда. Утро, сменяющее день. День, сменяющийся ночью.

Первое время было самым тяжёлым для него. Первые дни и недели, для него стали огромным испытанием после той нелепой трагедии. Трагедии всей его жизни. Казалось, жизнь только-только началась, а он молодой парень девятнадцати лет прикован к кровати и ничего поделать с этим не может.

Мартин не понимал, почему он? Почему с ним это произошло? Почему Бог, если он есть, допустил это? Почему именно, когда он прыгнул тогда с той злополучной тарзанки, она порвалась, и он сорвался с высоты пятнадцати метров? Почему ни кто-то другой, а именно он? Что он сделал в жизни такого, что судьба его так жестоко наказала? Но сколько бы раз он эти вопросы не задавал, ответа не было.

Постоянное желание понять, почему жизнь сыграла с ним такую злую шутку, привело к тому, что Мартин возненавидел всё вокруг. Он даже убедил себя в мысли, что просто родился неудачником, и обвинял свою мать в том, что с ним произошло. Каждый раз, когда она приходила к нему в комнату, он находил разные причины, чтобы хоть как-то побольнее задеть или съязвить в её сторону. Чтобы она не делала, для него всё было не так. Она старалась всеми силами облегчить его страдания, но Мартин воспринимал это, как издевательство с её стороны. Так продолжалось в течение полугода. И постепенно мать перестала предпринимать какие-либо попытки, что-либо изменить. Она просто смирилась и молча ухаживала за ним.

За эти три года он практически ни разу не пошевелился, несмотря на то, что у него отказали только ноги. Когда матери не было рядом, он либо лежал на кровати, смотря в одну точку прямо перед собой, либо сидел в инвалидном кресле у окна и наблюдал за тем, что происходило на улице. В кресло ему всегда помогала сесть мать. За время бездействия, его руки ослабли настолько, что он даже не мог сам забраться в кресло без посторонней помощи. Он и не стремился это исправить. Его безудержный интерес к жизни исчез, словно погас неугасаемый огонь.

Многие, кто был знаком с Мартином, не узнали бы его сейчас. Они всегда поражались его энергии. Казалось, не было такого дела, которым бы он не занимался. Ведь благодаря его стремлению быть лучшим во всём, Мартин из посредственного мальчишки, который особо ни чем не выделялся перед своими сверстниками, превратился в одного из лучших учеников школы, закончив её с золотой медалью. Параллельно с учёбой, занимаясь спортом, играя в футбол, он и там достиг очень хороших результатов. Было время, когда решался вопрос о включении его в молодёжную сборную команду, но он не попал туда не потому что был хуже других ребят, а потому что нужны были деньги, которых на тот момент у матери Мартина не было. У отца он денег просить не хотел. В нём играла гордость и юношеские амбиции. Мартин с ним редко общался.

Отец не жил с ними. Родители разошлись, когда Мартину было пять лет. Поначалу отец навещал его довольно таки часто. Они вместе гуляли, ходили в кафе, в кино, на футбол, но постепенно всё их общение свелось к разовым звонкам, которые продолжались не больше пяти-десяти минут, один раз в две недели, а бывало и раз в месяц. Но Мартин несмотря ни на что верил, что рано или поздно всё станет, как и прежде и они снова будут ездить по выходным на стадион, смотреть матчи по футболу. Были дни, когда Мартин ждал, что сейчас отец откроет дверь, зайдёт к ним домой, и они всей семьёй сядут ужинать и будут рассказывать друг другу о том, что у каждого произошло за этот день. Это были обычные детские мечты, которые так и остались только у него в воображении.

Отец, когда узнал о случившемся, спросил только сколько нужно денег на лечение и пообещал постараться помочь финансово, но приехать и поддержать сына лично, ему было некогда. Время шло, и ничего не менялось. Его обещание осталось всего лишь обещанием. И со временем он даже перестал звонить им. Поначалу мать пыталась связаться с ним, узнать, почему он не звонит Мартину, но всё было безрезультатно. Он исчез из их жизни насовсем.

Мать долго не решалась рассказать Мартину об этом. На все его вопросы, о том, звонил ли отец, она старалась уклониться от ответа, придумывая различные отговорки. Но, как всегда любая тайна, когда-нибудь становится достоянием всех, так и Мартин однажды узнал настоящую причину, почему отец больше не звонит.

Мартин решил сам ему позвонить. Мать пыталась отговорить его, но он стоял на своём и не понимал, почему она не хочет просто принести ему трубку телефона и набрать номер отца. В итоге она сдалась, и ей пришлось всё рассказать. Мартин ни разу её не перебил. Он слушал молча. Ему не было ни больно, ни обидно. Мать даже постаралась оправдать отца за то, что он так поступил, а Мартину уже было всё равно. Внутри него образовалась какая-то пустота, словно часть его самого исчезла. Он просто закрыл глаза и не открывал их, до тех пор, пока мать не вышла из комнаты, посчитав, что он уснул. Больше он никогда про отца не спрашивал.

С друзьями, которые первое время навещали его, он общался холодно и раздражённо. Все их выдумки, как-то развеселить и растормошить его, встречались им враждебно. Со временем и они перестали к нему приходить.

Теперь время для Мартина остановилось. К нему пришло смирение. Желание, что-то изменить после случившегося, приспособиться к новой жизни, адаптироваться, если и возникало иногда, то Мартин не проявлял к нему никакого интереса. Он ни чем больше не интересовался, ничего не хотел знать. Ему теперь было всё равно. Он изменился.

Который сейчас час?

Мартин посмотрел на висевшие напротив него часы.

Вот, чёрт, уже почти десять. Через несколько минут она пройдёт.

– Мам?

– …

– Мам?

– …

– Мам? Ты дома?

Никто не ответил. Мартин понимал, что бессмысленно звать мать, он же сам слышал, как захлопнулась входная дверь, и тем более она его предупредила, что уходит.

Ну, почему она мне не помогла пересесть в кресло? Она же знает, что я в это время всегда сижу у окна. Ну, почему сегодня всё так происходит?

Так уж завелось, что каждый будний день, мимо его окон проходила девушка. А он, каждый день сидел и смотрел на неё. Проходили дни, недели, сезон сменялся за сезоном, а она каждый день в начале одиннадцатого утра проходила по улице, мимо его окна. И в течение целого года, каждое утро, он встречал её и провожал взглядом.

И вот наконец-то наступил понедельник, первый будний день. Субботу и воскресенье он не любил, потому что они у него забирали её. Каждые выходные он ждал, когда они закончатся, когда настанет утро понедельника, когда он увидит её вновь, когда она опять пройдёт мимо его окна, и как всегда не будет знать, что в это самое время, он сидит и смотрит на неё.

И вот это долгожданное время подходит, а он всё ещё лежит в кровати. Мать ушла, и помочь ему взобраться в инвалидное кресло не кому.

– Мам?! Мам?! Мам?!

– …

Он ещё несколько раз позвал её в надежде, что вдруг ему только показалось, что мать ушла, и что она всё ещё дома, и просто закрутилась и не слышит, как он её зовёт, но всё это только было в его голове. Матери дома не было, она ушла, и помочь ему сейчас, кроме него самого никто не мог.

Так, ладно. Соберись. У меня есть ещё минуты четыре. Надо торопиться.

Инвалидное кресло стояло в ногах, около кровати. Мартин не спеша стал приподниматься, опираясь на руки. Надо было сесть и перевернуться, подтянув себя к краю кровати, но его руки не слушались. После нескольких безуспешных попыток, ему всё таки это удалось. Мартин не мог поверить, что такое простое дело, как приподняться и сесть на кровати, ему даётся теперь с таким тяжёлым трудом. Годы лежания и ничего неделания, взяли своё.

Мимолётное желание бросить эту затею, он прогнал. Девушка, которую он не знал, но которая сама того не подозревая, заставила его, что-то сделать, должна была пройти мимо его окна очень скоро и нужно было поторапливаться.

В тот момент, Мартин ещё до конца не осознавал, что же произошло с ним на самом деле. Но внутри у него вновь разгорелся маленький огонёк. Тот огонёк, который на долгое время погас. Та внутренняя сила, которая дана была ему от рождения. Та безудержная энергия, которая дремала внутри него, снова стала просыпаться.

Если Вы спросите у кого-нибудь, есть ли, что-то или кто-то, что заставляет его совершать те или иные поступки, то Вы, наверняка, услышите в ответ, что конечно есть. Для Мартина, на тот момент та девушка стала тем стимулом, который даёт человеку силы и не позволяет ему опустить руки. Но он пока над этим не задумывался, ему было важно, только одно, как можно скорее дотянуться до коляски и пересесть в неё.

Собравшись с силами, Мартин повалился на бок, вытянув вперёд руки, чтобы схватиться за край кровати и подтянуть себя к коляске. Это было сделать тоже не просто, но он не отчаивался, а наоборот упорно продолжал делать начатое, и ему это удалось. Теперь он мог спокойно дотянуться до инвалидного кресла. Мартину повезло оно стояло не на тормозе. Он пододвинул коляску поближе к себе и стал придерживать одной рукой, чтобы она вдруг не откатилась. Нужно было снова себя усадить рядом с краем кровати и аккуратно перелезть в инвалидное кресло. Что может быть проще?

Он на мгновение замер, вновь собираясь с силами. Нужно было делать всё очень быстро. Сначала снова сесть, при этом постоянно придерживать одной рукой коляску, а потом сделать рывок, и ухватившись крепко за подлокотники кресла, подтянуть своё тело и перенести его. Задача выполнимая, но Мартин понимал, что если он ошибётся или что-то пойдёт не так, он может упасть на пол. А времени, чего-то выжидать не было. Нужно было действовать и прямо сейчас.

На счёт три. Раз. Два. Три.

Мартин сделал глубокий вдох, и одним стремительным движением усадил себя, одновременно он успел опереться руками о подлокотники и резко попытался перенести своё тело в кресло, но забыл о том, что оно стояло не на тормозе. Коляска, получив толчок, отъехала от кровати. Для Мартина это было полной неожиданностью. Удержать равновесие он не смог. В считанные секунды, он рухнул на пол, ударившись головой о колесо.

Когда он открыл глаза, то обнаружил себя лежащим на полу около кровати. В первую секунду он не понимал, что произошло, и почему он тут оказался, как такое могло произойти. Но вспомнив о девушке, которая должна была сейчас пройти мимо его окон, он тут же всё восстановил в памяти. Не задерживаясь больше ни на секунду, Мартин пополз к креслу, которое откатилось на несколько метров, прямо к окну. Он даже не обратил внимания, на то, что у него шла кровь из правого века. Ему сейчас было не до этого, важнее было успеть увидеть эту девушку.

Когда он дополз до коляски, перед ним встала очередная задача взобраться на неё. Ошибиться во второй раз он не мог себе позволить. Ему нужно было во чтобы то ни стало сесть в это кресло.

Первое, что он сделал, это поставил кресло на тормоз, чтобы оно больше никуда не откатывалось. Затем, он подсел вплотную к коляске, снова схватился руками за подлокотники, и, не раздумывая, стал тащить своё тело наверх. Упираясь головой и отжимаясь на руках, он сантиметр за сантиметром продвигался вперёд. Мартин готов был держать себя зубами, лишь бы не упасть. Эта борьба продолжалась, пока не настал момент, когда необходимо было ещё раз подтянуться на руках так, чтобы тело зафиксировалось. Мартин, не сдавался.