Текст книги "Десятка (сборник)"

* * *

Валера шел мимо путей, занятых товарными вагонами.

– Э, пацан!

Валера вздрогнул, обернулся. Из открытой двери вагона выглядывал молодой мужик в телогрейке, стриженный налысо.

– Выпить хочешь?

Валера пожал плечами.

– Что ты, как целочка, ломаешься? Залазь!

Валера подошел к вагону, мужик протянул ему руку, помог забраться. В пустом вагоне сидел еще один стриженный налысо, постарше. На расстеленной газете стояли две бутылки водки, лежал нарезанный зельц и черный хлеб.

– Садись, будь как дома! – сказал молодой.

Валера присел на грязный пол.

– На! – Молодой протянул ему бутылку. – У нас все по-простому, стаканов нет…

Валера сделал глоток, сморщился, взял с газеты кусок зельца, прожевал.

– А мы с Петровичем только два дня, как откинулись… В Шклове были на зоне. Знаешь?

Валера кивнул.

– Выручишь трохи? Хоть червончик, а? А то мы, что выдали, все ж пропили – сам понимаешь… А надо ж еще до дому доехать…

– Червонца не будет… Трульник пойдет? – Валера покопался в кармане, вынул мятую зеленую купюру.

– Да сколько не жалко… Ты ж понимаешь, мы так, по-нормальному… – Мужик спрятал деньги в карман серых грязных брюк. – Ладно, надо еще по пять капель, да? Тебе, Петрович, по старшинству…

Он взял бутылку, подал Петровичу. Петрович сделал долгий глоток, рыгнул, взял корку хлеба, понюхал.

– Ну, за все доброе…

Молодой тоже отпил. В бутылке осталось на дне. Он передал ее Валере. Вагон резко тряхнуло, и он поехал.

– Не сцы, – сказал Петрович. – Это только до станции – туды, сюды… Пей, а то грошы не будут вестись…

Валера выпил, поставил бутылку на пол. Она упала, покатилась по вагону. Поезд набирал ход.

– Я когда у стройбате служил, у нас че-пэ было, – сказал молодой. – Один салага ебанулся, расстрелял шесть человек «стариков» и овчарку…

– А овчарку нашто? – спросил Петрович.

– Откудова я знаю? Я ж говорю – ебанулся… Но они его, конечно, пиздили, в жопу торканули…

Валера повернулся к открытой двери. Состав ехал по мосту. Мелькали опоры. Молодой взял бутылку, подошел сзади к Валере, ударил по голове. Валера растянулся на полу. Молодой сунул руку в карман куртки, нашел пятерку, несколько смятых рублей и мелочь, положил себе в карман.

– Не особо, да? – Он поглядел на Петровича.

Петрович кивнул. Молодой вынул из кармана телогрейки складной нож, вытащил лезвие, несколько раз ударил Валеру в грудь, подтащил к двери, столкнул вниз. Состав ехал мимо свежевспаханного поля.

Кожа
(повесть)

Поезд катится по промзоне, мимо серых стен, за которыми видны заводские цеха. Вдалеке дымят трубы.

Маша сидит в общем вагоне, смотрит в окно. На голове – наушники. Ей лет двадцать, она в черном свитере под горло, волосы собраны в хвост.

Поезд замедляется. В окне – несколько рядов рельсов, составы товарных вагонов. Дернувшись, поезд останавливается. Маша встает, набрасывает куртку, берет сумочку, идет по проходу.

На перроне Маша достает из пачки тонкую сигарету. Щелкает зажигалкой, выпускает дым.

– На вокзалах курить запрещено.

Маша оборачивается.

– Я знаю.

Рядом стоит парень. Под расстегнутой курткой – спортивная кофта. Он тоже курит.

– Привет, – говорит парень.

– Привет.

– Тоже в Ебург?

Маша кивает головой. Делает затяжку, оглядывается по сторонам. Бросает сигарету под вагон, на рельсы. Тепловоз дает гудок.

* * *

За окном – пустые поля и серое небо. Парень сидит рядом с Машей.

– …я – на соревнования… Самбо.

– И давно ты занимаешься?

– Десять лет.

– А как ты начал? Тебя что, в школе обижали?

– Нет. Это было бы банально. Нет, такого не было. Просто захотел, родители не возражали. Даже, в общем, поддержали. Они вообще меня практически во всем поддерживают…

– Ты это говоришь так, как будто это плохо…

– Нет, не плохо… Может, иногда немного скучно…

– Извини, я не помню, как тебя зовут…

– Ничего страшного. Кирилл.

Маша кивает.

Позади разговаривают две тетки.

– …и, значит, задали им сочинение: «Как я провел лето»…

– На английском? В пятом классе?

– Ну да. И знаешь, чтó он умудрился сделать? Он написал его по-русски, но английскими буквами…

– В смысле, это он так пошутил?

– Да нет, он думал, что так надо. Вот и делай с ним, что хочешь…

* * *

За окнами – снова промзона. Из труб идет дым. Серый забор покрыт граффити.

… – достаточно банально, – говорит Кирилл. – Все, что было хорошего, вдруг, как бы, испарилось… И нам стало просто нечего делать вместе. Поэтому друзьями мы не остались… Ты веришь, что можно остаться друзьями?

– Ну, друзьями, может, и нет. Но сохранить нормальные отношения…

– А зачем? Если у вас было что-то большее… И тут какие-то «нормальные отношения»…

– Это в тебе говорит юношеский максимализм.

– Хорошо, пусть говорит. Я не против иногда его слушать. – Кирилл смотрит на часы. – Через десять минут прибываем. Где живет твоя подруга?

– Улица Московская.

– Я могу тебя проводить.

– Не надо…

– Почему не надо? Или тебя встречают?

– Нет, не встречают.

– Почему тогда?

– Ладно, проводи.

* * *

Кирилл и Маша идут мимо желтой пятиэтажки, позади – здание вокзала. Кирилл – с рюкзаком, на плече – спортивная сумка. Маша останавливается у подземного перехода.

– Подожди минутку, – говорит Маша. – Мне нужно кое-что купить.

Она протягивает руку к сумке.

– Зачем? Я подержу…

– Мне нужно…

Маша забирает сумку, накидывает на плечо.

– Я сейчас.

Она идет к подземному переходу, спускается в него.

Кирилл опускает рюкзак на тротуар. Смотрит по сторонам – на машины и маршрутки на привокзальной площади, памятник, гостиницу через улицу. Достает из кармана сигареты, щелкает зажигалкой, закуривает. Выпускает дым.

Мимо идет пьяный мужик с бутылкой пива. Он останавливается, улыбаясь, глядит на Кирилла.

– Я вокзалы терпеть ненавижу, – говорит мужик. – Вот скажи мне, что ты здесь делаешь, а?

Мужик подносит бутылку ко рту, делает глоток. Кирилл отворачивается. На другой стороне улицы быстрым шагом идет Маша, удаляется от вокзала. Кирилл закидывает рюкзак на плечо, бежит к подземному переходу, спускается, перепрыгивая через ступеньки.

В переходе Кирилл натыкается на медленно идущую пожилую женщину, едва не сбивает ее с ног. Бормочет «извините», бежит дальше. Продавщица из палатки смотрит ему вслед, затягиваясь сигаретой.

Выбежав из перехода, Кирилл останавливается. Маши не видно.

* * *

Кирилл сходит с эскалатора метро. На платформе, далеко впереди, стоит Маша. Прибывает поезд. Кирилл бежит в ее сторону. Сталкивается с людьми, выходящими из вагонов. Заскакивает в тот же вагон, что и Маша. Пробирается через толпу пассажиров, останавливается перед ней. Маша поднимает глаза.

– Что случилось?

Маша молчит. Двери закрываются. Поезд трогается, набирает скорость. Маша молча смотрит на мелькающие в тоннеле за окнами фонари.

* * *

– …никто не знает, к кому я поехала. Даже мама. Я всем говорю, что к подруге…

Маша и Кирилл стоят на эскалаторе, едущем вверх.

– У тебя в Ебурге правда есть подруга?

– Есть. Но мы мало общаемся. Только «Вконтакте»… Хотя, в принципе, я могла бы к ней поехать… Наверно…

Эскалатор доезжает до верха. Маша и Кирилл идут к выходу. Маша достает телефон, повторяет последний набранный номер.

«Телефон абонента выключен, или он находится вне зо…»

– И что теперь? – спрашивает Кирилл. – Где ты будешь ночевать?

Они выходят на улицу. Начинает темнеть.

– Мне сняли квартиру, – говорит Кирилл. – Можешь поехать со мной. Я не знаю, правда, какие там условия…

* * *

На дверь холодильника налеплены магниты-игрушки: медведь, божья коровка и бабочка. На полке над кухонным столом – разномастные чашки.

Кирилл и Маша сидят на табуретках, повернувшись к окну.

– …я не просто так к нему, – говорит Маша. – У нас давно все закончилось. Мне нужно, чтобы он помог мне… В общем, у меня проблема – только это абсолютно между нами, хорошо?

Кирилл кивает.

– …у меня проблема с одним человеком, он – вице-мэр. – Маша смотрит на Кирилла. – Я танцую стриптиз. В клубе «Буэнос-Айрес». Уже полгода. И всегда все было нормально… Пока не появился Николаев – вице-мэр. Я с такими никогда не сталкивалась… И лучше бы не сталкивалась никогда… Настоящий урод. Ну, ты понимаешь, чтó было… Я ему отказала, а он сказал, что я украла у него деньги… Ты представляешь? И на меня завели уголовное дело. Я сейчас под подпиской о невыезде, и я ее нарушила… Менты, суд – у него все схвачено, потому что он – вице-мэр. Георгий – единственный человек, которого я знаю, который может помочь…

– А кто он? Бандит?

– Ну, он как-то связан с бандитами. Но и с «госами» тоже. Он еще при коммунистах занимался бизнесом, тогда это не разрешалось… И его посадили, надолго. Вышел он уже в девяностые, а в тюрьме перед этим написал книгу. И ее напечатало издательство в Москве. Он тогда написал еще несколько книг – криминальные романы, про тюрьму и так далее. Говорил, что какое-то время жил на гонорары, и очень даже неплохо. А потом ему это надоело. Он вообще не любит долго делать одно и то же, даже жить на одном месте не хотел. Он уехал сначала в Питер, потом в Екатеринбург. Занимается каким-то бизнесом…

На столе звонит телефон Маши. Она поворачивается, дотягивается, берет его, отвечает:

– Да, все нормально… Да, у нее… Не волнуйся… Все, пока. – Она кладет телефон на подоконник, рядом с полулитровой банкой с окурками.

Кирилл смотрит на нее.

– Ты хочешь спросить, кто звонил?

– Тот парень, который был с тобой на концерте?

– Да.

– Он знает?

– Нет. Никто не знает. Только я. И сейчас вот ты…

Кирилл ерзает на табуретке.

– Как он может тебе помочь?

– Георгий? Ну, он может поговорить со знакомыми «госами»… У него даже на мэра должен быть выход…

Снова звонит телефон. Маша берет его, отвечает.

– Алле… Да, привет… Да, я звонила, твой телефон был отключен… Да, хорошо. Мне не поздно, нормально. Какой там адрес?

Маша берет с подоконника пачку сигарет, Кирилл протягивает ей огрызок карандаша. Маша пишет на пачке.

– Хорошо, до встречи. – Маша кладет телефон на подоконник, смотрит на Кирилла.

– Георгий. Он назначил мне встречу в клубе. Я поеду.

– Я с тобой.

– Не надо.

– Почему – не надо? Я внутрь не пойду, не бойся. Буду ждать на улице.

* * *

Кирилл и Маша идут по центральной улице. Маша кивает на вывеску.

– Это здесь.

– Ладно, пока. Я буду здесь поблизости тусоваться. Если что, звони…

Маша кивает. Кирилл достает из кармана сигареты.

– Странно, что ты куришь, – говорит Маша. – Я думала, спортсмены не курят…

– Почему ты только сейчас про это спросила? Я при тебе уже, может, полпачки выкурил…

Маша пожимает плечами, едва заметно улыбается. Идет ко входу в клуб.

У двери стоит мужчина в расстегнутом пальто, кричит в телефон:

– Уроды, бля! Ну что за страна?! Семьдесят пять процентов – такие идиоты, как ты!

* * *

В клубе играет техно. На танцполе прыгают парни и девушки. Маша оглядывается по сторонам, замечает VIP-зону на втором этаже, поднимается по ступенькам. Останавливается, оглядывает столики. За одним, спиной к ней – коротко постриженный седой мужчина в черном пиджаке, рядом с ним – еще один, в рубашке. Напротив – две девушки лет по двадцать.

Маша достает телефон, набирает номер. Мужчина в пиджаке оборачивается, смотрит на нее. Ему за пятьдесят. Смуглая кожа, морщины. Он смотрит на Машу без улыбки. Маша подходит. Он встает. Они обнимаются. Маша целует его в щеку. Он говорит:

– Пойдем в какое-нибудь место поспокойней.

Они спускаются по лестнице, проходят главный зал. На танцполе парень в черных джинсах снял рубашку, размахивает ею над головой.

* * *

Георгий и Маша стоят во дворе, у двери с надписью «Служебный вход».

За забором светятся окна пятиэтажки. Георгий достает сигареты, протягивает пачку Маше. Она мотает головой, достает свои. Георгий щелкает золотой зажигалкой, прикуривает обоим.

– Ситуация твоя понятна, – говорит Георгий. – А теперь ответь мне на вопрос: сколько тебе лет?

– Двадцать один… Ты знаешь.

– А почему ты тогда рассуждаешь, как пятнадцатилетняя соска? Ты что, думала, что приедешь, переспишь со мной, и я сразу тебе разрулю ситуацию? Я думал – ты умнее. Ты меня разочаровываешь… – Он делает затяжку, сбрасывает пепел под ноги. – Головой не надо было думать? Ты мне скажи – зачем было лезть в залупу? Тебе так важно было обломать его, да? Я такая крутая, что я вице-мэра могу послать на хер, да? И что получается? Свободу убивают эгоизмом, да?

Маша затягивается, отбрасывает сигарету.

– Я не для того приехала, чтобы ты меня отчитывал. Я прошу помочь…

– А с чего это я должен помогать тебе, а? Ради того, что было когда-то давно?

Он смотрит Маше прямо в глаза, губы растягиваются в улыбке.

– Смотри, твое положение реально серьезное. Николаев – гондон, и все это знают. Но он – свой, а ты – никто. Так что – тюрьма. Но ты не расстраивайся, много тебе не дадут – года два. Через год выйдешь по УДО…

На глазах у Маши появляются слезы, она начинает рыдать.

– Я жду, когда ты скажешь «И что, ничего нельзя сделать?» Потому что сделать можно. Но не так, как ты думала.

– А как?

Маша вынимает из сумочки пачку бумажных платков, достает один, трет глаза.

– Завтра здесь, в Екабэ, будет частная вечеринка. На ней будут разные люди – и «госы», и просто серьезные люди. И кое-кто – по моей просьбе, конечно – может сказать Николаеву: не занимайся херней…

– И он здесь будет?

– Нет. Но дело не в этом. Твоя задача – поработать по специальности. В смысле, стриптиз… То есть ты не одна там будешь, там целая развлекательная программа, и я тебя могу в нее вписать…

– Но я не готова, у меня нет одежды с собой…

– Это уже не мои проблемы. Купишь что-нибудь… Других вариантов нет. Я, по крайней мере, не знаю. И, смотри: если что, не лезь в залупу. Поняла?

Маша кивает головой. Георгий открывает дверь, пропускает Машу вперед, заходит сам. Говорит на ходу:

– Значит, будь готова. Я завтра днем позвоню, сообщу тебе, что и куда. Переночевать есть где?

– Есть. Я у подруги остановилась…

– Если что, можешь у меня.

– Нет, спасибо.

* * *

– И что теперь? – спрашивает Кирилл. Он и Маша сидят в полупустом трамвае.

– А что, есть какие-то варианты?

– Может, я бы мог тебе помочь. У меня отец – коммерческий директор комбината. У него есть связи…

– На уровне вице-мэра?

– А у Георгия – что, на уровне вице-мэра?

– Да. Он вообще всех знает, фотографии показывал… С самим мэром он в одной школе, что ли, учился…

Трамвай останавливается. Заходит пенсионерка в темно-синем пальто, садится в начале вагона. Двери закрываются, трамвай трогается.

– Знаешь, я тебе тоже не все про себя рассказал, – говорит Кирилл. – Я правда приехал на соревнования, только это не самбо. Это бои без правил. И они нелегальные…

Маша улыбается, покачивает головой.

– Как много нового мы сегодня друг о друге узнали…

– Теперь надо спросить: зачем тебе это?

– Ну и зачем тебе это?

– Прежде всего – банальный адреналин… Я шесть лет занимался самбо, пока не надоело… Вернее, стало понятно, что существует планка, выше которой не прыгнуть… А потом, уже в универе, случайно попал в это дело…

– И как это все происходит?

– Есть организаторы, есть бойцы, есть люди, которые делают ставки, – подпольный тотализатор. Когда закрылись казино, это стало вообще популярно. Приезжают люди на крутых машинах, ставят нереально крупные бабки…

* * *

С балкона виден двор и три соседние девятиэтажки. В них горят только несколько окон.

– …маме ничего не сказала, – говорит Маша. – Не хотела расстраивать. У нас с ней нормальные отношения, но… я все детство ее толком не видела. После развода с отцом она работала очень много… От отца денег практически не приходило… Он был, вроде как, бизнесмен, но не слишком удачливый. Так что, все на маме. Она уходила рано, возвращалась поздно. А я приходила из школы и была сама по себе… То есть это было, конечно, классно, с одной стороны…

Кирилл делает затяжку, бросает окурок вниз, перевешивается через балкон, держась за металлические прутья, ноги отрываются от земли.

– Что еще за глупости? – говорит Маша. – А если перила сломаются, и ты упадешь… Все такое старое…

Кирилл продолжает перевешиваться через балкон. Его ноги висят в воздухе, голова внизу.

– Перестань, сейчас же перестань! – выкрикивает Маша.

Кирилл перевешивается обратно. Подошвы шлепанцев хлопают о бетон балкона.

– Дурак! – кричит Маша. – Ты меня напугал…

Кирилл подходит к ней, обнимает, прижимает к себе. Маша утыкается носом в его плечо, тут же отстраняется. Кирилл целует ее в губы.

Внизу хлопает балконная дверь. Где-то заводится машина.

* * *

Утро. Кирилл и Маша лежат на разложенном диване. Кроме него – в комнате стол, два стула и старая полированная стенка. Ее книжные полки почти пусты – только несколько газет с кроссвордами и детективов в мягких обложках.

Маша вылезает из-под одеяла, встает, подходит к окну. В окне – серая стена и окна дома напротив. Маша возвращается, снова залезает под одеяло.

– Если сегодня что-то выйдет не так, то уже, может быть, через месяц я буду в тюрьме.

– Не говори так…

– А как мне говорить?

– Вообще ничего не говори.

* * *

Кирилл стоит у раковины в ванной, бреется станком. Дверь приоткрыта, заглядывает Маша.

– Ты точно не хочешь, чтобы я с тобой пошел?

Маша мотает головой.

– Нет, я по магазинам люблю ходить одна.

Кирилл берет крем для бритья, надавливает на кнопку, выжимает на пальцы немного пены. Он резко делает шаг к Маше, рисует ей усы. Она пытается увернуться, не успевает, хохочет.

* * *

Середина спортзала застелена дерматиновыми матами. У стен – зрители: человек пятьдесят. Все – мужичины, некоторые – в костюмах, с галстуками. Одни стоят, другие сидят на пластмассовых белых стульях. Рядом с крупным седым мужчиной в сером костюме – два охранника.

На «ринг» выходят два парня – голые по пояс, в спортивных трусах, босиком, кулаки обмотаны эластичными бинтами. Один – коренастый, плотный, второй – намного выше. Они приветствуют друг друга, соединив кулаки, расходятся. Судья – лысый мужик в темно-синем спортивном костюме – дает сигнал: начали. Высокий бросается на коренастого, картинно размахивает кулаками, тот уклоняется, отбегает, отбивает удары, неожиданно бьет высокого по почкам. Высокий падает, не может подняться. Судья поднимает вверх руку коренастого. Зрители хохочут.

* * *

Соперник Кирилла – мужик под сорок, мускулистый, лысый, на щеках и носу – сетка полопавшихся сосудов. Кирилл бьет его ногой, мужик уклоняется, бьет серию. Кирилл отбивает один удар, пропускает другой. У него из носа идет кровь, растекается по подбородку.

Кирилл резко бьет мужика ногой в живот, добавляет кулаками по лицу. Мужик падает, схватив за ноги Кирилла. Тот успевает вывернуться, «добивает» мужика ногой. Мужик поднимает руку, показывая, что сдается.

* * *

Кирилл стоит под душем. Трубы ржавые, покрыты накипью. На кафельных плитках – тоже ржавчина. Душевая освещена тусклыми лампами под потолком. Кабины не разделены. Рядом моются другие участники боев.

Кирилл поворачивает кран, перекрывает воду, идет по мокрым плиткам пола к раздевалке.

На деревянной лавке, покрашенной в зеленый цвет, сидит организатор боев Панченко – мужчина лет сорока с выбритой головой и бородкой.

Кирилл берет с крюка полотенце, начинает вытираться. Панченко достает из кармана конверт, кладет на лавку. Кирилл кивает.

– Хочешь поехать с нами? – спрашивает Панченко.

– Куда?

– Будович приглашает к себе.

– А что у него?

Панченко хмыкает.

– Развлекательная программа.

* * *

Панченко, Кирилл и еще один парень выходят из спортзала. Вокруг – заводские корпуса, трубы. Из одной трубы идет дым. Панченко подходит к белому «мерседесу» с грязными боками, открывает дверь водителя. Кирилл и еще один парень садятся. Седой мужчина – Будович – и его охранники идут к черному «БМВ» с номером 001.

* * *

Из колонок звучит техно. В углу большой комнаты Маша танцует стриптиз. На ней – короткое красное платье и черные чулки в сеточку. Кроме нее, в комнате человек пять мужчин и девушка в черном вечернем платье. Девушка держит в руке большой бокал белого вина. В углу в кожаном кресле сидит Будович. Он, не отрываясь, смотрит на Машу. Во рту дымится сигарета.

* * *

Комната обшита деревянными панелями. Вдоль одной стены – стеллажи с книгами: в основном многотомными собраниями сочинений в тисненых переплетах. Из другой части дома доносятся звуки техно.

На кожаном диване сидят Георгий и мужик лет сорока, толстомордый, стриженный налысо, в костюме, без галстука. Две верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты, открывая седые волоски и толстую золотую цепь. Георгий наливает себе и толстомордому коньяка, они чокаются, выпивают. Толстомордый берет с тарелки ломтик лимона, нюхает, сует в рот, начинает жевать.

– Неправильно делаешь, – говорит Георгий. – Ты лимоном убиваешь вкус коньяка.

– Не еби вола.

– Ты знаешь, почему вообще коньяк стали закусывать лимоном?

– Нет.

– Царь Николай Второй очень не любил вкус коньяка. А лимон перебивает любой вкус, поэтому царь стал закусывать коньяк лимоном. Причем, говорят, в первый раз он это сделал как раз у нас, на Урале. Потом его свита переняла эту моду, а от нее – все остальные. Включая тебя…

– Ладно, все это херня. Что насчет девки?

– Все в порядке. Пляшет вон… – Георгий кивает на дверь в коридор, откуда доносится музыка.

В комнату заглядывает Кирилл с бокалом пива. Толстомордый и Георгий сидят к нему спиной. Кирилл садится в кресло метрах в трех от мужчин. Они его не замечают.

– Мне это не особо нравится, – говорит толстомордый.

– А что тебе может не нравится? Девку должны закрыть. Уголовное дело, подписка о невыезде… Все решат, что ушла в бега. Объявят в федеральный – так, для галочки…

– А чего ее Николаев прессанул?

– За то, что не дала. За что ж еще?

Оба смеются.

– Дура, бля, – говорит толстомордый.

– Но ты ее сразу обломишь, да? Будет работать, как все твои. А то и лучше… Когда будем расходиться, посадишь в свою тачку. Она сядет без вопросов, я ей объяснил конкретно…

* * *

Кирилл заходит в комнату, где танцует Маша. Она осталась в трусах, чулках и туфлях, начинает медленно снимать чулок. Мужчины подтянулись поближе, среди них – Панченко. Девушка с бокалом пританцовывает мимо ритма музыки, бокал почти пустой. Будович все так же сидит в кресле с сигаретой.

Кирилл подходит ближе. Маша смотрит на него, продолжая стаскивать чулок.

* * *

Небольшая комната. Маша торопливо натягивает джинсы. На кровати валяются ее красное платье, сумка, чулки. Кирилл стоит рядом, в куртке, на плече – рюкзак.

В комнату заглядывает Георгий.

– В чем дело? – спрашивает он. – Куда это ты, а? Что, забыла про договоренность? А ты кто такой? – Он смотрит на Кирилла.

Кирилл бьет его кулаком в челюсть, ногой в живот. Хватает за руку, бросает на кровать, добавляет сзади по затылку.

– Он «в ауте» надолго, – говорит Кирилл. – Сейчас спокойно выходим, очень спокойно.

Он берет сумку Маши, оба выходят из комнаты. Кирилл закрывает дверь.

Они идут по коридору, навстречу – Панченко. Он улыбается.

– Ну, ты, Кира, зря время не теряешь… Ладно, давай, удачи!

* * *

Квартира. Маша сидит на диване. Кирилл ходит по комнате. Оба курят.

– У меня абсолютно нет вариантов, – говорит Маша. – В отличие от тебя. Ты можешь вернуться домой. Если что, тебя папа отмажет – ты же сам говорил… А мне надо куда-нибудь уезжать…

– Куда?

– Хоть куда. Может, в Москву…

– Загранпаспорт у тебя есть?

Маша мотает головой.

– А кто в Москве?

– Подруга.

– Насколько близкая?

– Раньше была близкая, сейчас – сложно сказать, мы давно не виделись…

– Не вариант. Есть такое предложение. У меня тетя в Туапсе. У нас с ней очень хорошие отношения, и вообще она понимающий человек. Можно поехать к ней, пересидеть… Тем более что там теплее, море рядом…

– Не говори ерунды. Ты что, вот так вот просто готов все бросить и поехать со мной?

Кирилл пожимает плечами, смотрит на Машу.

– Надо выбираться из города на попутках. Эти уроды могли сообщить ментам, что ты нарушила подписку… А лучше вообще всю дорогу автостопом.

– Сколько там километров?

– Три тысячи. Или две с половиной. Около того, короче… Да, нужно отключить мобильники – чтобы нельзя было засечь… Где-нибудь купим левые «симки».

– Да, сейчас, только сброшу маме эсэмэску…

– Не сообщай ей, куда мы поедем. Никто не должен знать, даже она…

– Ладно.

Кирилл выключает свой мобильник.

– А тебе зачем отключать? – спрашивает Маша. – Про тебя ведь никто ничего не знает. Или, думаешь, могут сдать твои эти люди?

– Не исключено. Я им никто, а они между собой все повязаны…

* * *

Маша и Кирилл выходят из подъезда. Кирилл несет рюкзак и сумку.

– Ты представляешь себе маршрут? – спрашивает Маша.

– Так, примерно. Посмотрел в интернете. Уфа, Самара, Саратов…

– А как выезжать из города?

– На трассу Р-242.

Они сворачивают за угол дома, выходят на улицу.

Кирилл ставит сумку и рюкзак на тротуар. По улице едет «семерка» вишневого цвета, с проржавевшими крыльями. Кирилл машет рукой. Машина останавливается.

* * *

Моросит мелкий дождь. Кирилл и Маша стоят на обочине. Позади – окраинные жилые районы, впереди над дорогой проходит линия электропередачи. Кирилл машет рукой КамАЗу-фуре. КамАЗ тормозит.

Кирилл встает на ступеньку, открывает дверь кабины.

– Здравствуйте, не подвезете?

– А куда вам? – спрашивает водитель, усатый мужик под пятьдесят, в серой кепке.

– На Уфу.

– Залазьте.

* * *

КамАЗ едет по пустому шоссе.

– А что в Уфе? – спрашивает водитель.

– Ну, Уфа – это первый пункт, – говорит Кирилл. – А вообще – мы к морю.

– К морю? В такое время?

– Ну да. Летом – банально, летом все и так ездят…

– Тоже правильно. Ну, до Уфы вас как раз довезу. Если что – можете поспать на спальном месте. По очереди. Может, и вдвоем поместитесь, конечно… – Мужик хмыкает.

– Полезешь? – спрашивает Кирилл.

Маша кивает, залезает на спальное место.

– Я вообще из Свердловска, – говорит водитель. – И рейсы, в основном, между Москвой и Свердловском. Всякий ширпотреб, в основном. Все у нас, блядь, через Москву. Мы ей – природные богатства, а она нам – всякий ширпотреб. Да и то не свой, а из Европы. Вот дожили, что называется… Хотя оно и при Союзе было так… Вся страна на Москву работала…

Дворники скребут по стеклу, размазывая капли дождя. Кирилл молча смотрит на шоссе.

* * *

Утро. Маша сидит рядом с водителем. За окном – поля и голые деревья.

Водитель берет из пачки сигарету. Маша вынимает из кармана свою пачку. Оба закуривают.

– Я одно знаю, – говорит водитель, – если начнется вдруг какая заваруха, я сразу скажу: дайте автомат. И буду их мочить.

– Кого?

– Как – кого? Оппозицию, блядь, эту сраную, кого еще? Все эти, падла, белые ленты, или что там еще у них? Говнюки они, вот что я тебе скажу. Все на американские деньги. Родину, сука, готовы продать за три копейки…

Маша делает затяжку, смотрит вперед через лобовое стекло. Фуру обгоняет белая «Тойота», исчезает за изгибом шоссе.

– Что, неправильно говорю? – спрашивает водитель. – Может, и неправильно. Вам, молодым, виднее. Только я про этих говнюков все знаю… Или вот скажи – это нормально, что человек приезжает к нам из какого-нибудь, блядь, Узбекистана или Таджикистана и хочет жить, как у себя дома, как в своем кишлаке? Я вот читаю в газете: надо сделать правила для мигрантов, чтобы они прочитали и поняли, что здесь и как, что можно делать, а что нельзя. Это все правильно, в основном. Только у меня вопрос: на каком языке этот кодекс составить? На русском? Они ж толком говорить не умеют, не то что читать… Значит, надо на все их языки переводить… А еще в газете читаю: у них там все строго, женщины ходят в платках с ног до головы, а здесь видят девушку в мини-юбке – и все, у них крышу сносит. То есть, получается, если ты приехал из кишлака, то ты здесь имеешь право насиловать девушку за то, что она в мини-юбке? Это ж не оправдание, что у них там все девки в платки завернуты. Решай свои проблемы сам с собой – или ищи такую, которая по согласию. Есть же всякие бляди, они с любым готовы, даже с чуркой…

* * *

Кирилл и Маша выходят из магазина на автозаправке. У обоих – пластмассовые стаканы с кофе. Кирилл делает глоток.

– …да, я теперь понимаю, что нужно было выбирать более практичную специальность. Но я была девушка романтичная, любила литературу – классику, в основном… Представляешь – сама пыталась писать стихи…

– А сейчас?

– Сейчас не до этого.

– А что стало с теми стихами?

– Ничего. Валяется где-то дома блокнот. Я их никому не показывала…

– Почему?

– А кому показывать? Маме? Она стихи никогда не любила. Подругам? Они бы только хихикали… А чтобы куда-то там посылать – для этого они были, что ли, слишком сырые… Только не проси меня почитать, я все равно ничего не помню, я их никогда не помнила на память…

– Я и не собирался.

По шоссе не очень плотно движутся машины. На заправку въезжает бензовоз.

* * *

– …я вообще преподавателем был в университете, – рассказывает водитель. Ему под шестьдесят, он в поддельной спортивной кофте «адидас», длинные пряди седых волос прилепились к лысине. – Преподавал высшую математику. Тридцать два года… А три года назад вышла одна история, и пришлось вот уйти… – Он делает паузу, глядит на Кирилла и Машу в зеркало заднего вида.

– А история вышла такая… Ну, вы меня поймете, сами на вид студенческого возраста – а где вы, что вы, про это я расспрашивать не буду. Это, что называется, меня вообще не касается. Ну так вот. Сами знаете, что студенты сейчас, мягко говоря, не самые прилежные. За тридцать два года, что называется, есть, с чем сравнивать. И двадцать лет назад, я вам скажу, контингент был совершенно другой… А сейчас – ну, да, есть такие, которые учатся, но большинству учеба, что называется, до фонаря. Особенно, если родители обеспеченные. И была у меня студентка одна – как раз вот из этих. Учеба ее явно не интересовала – поступила, как говорится, от нечего делать. А как сейчас поступают, вам известно и без меня… Если кто-то думает, что ЕГЭ отражает реальные знания ученика, то он глубоко наивный… Ну, что ты творишь?! – Водитель кивает на черный «мерседес», который, обогнав его, чуть не столкнулся с фурой на встречной полосе, качает головой.

– …В общем, приходит она ко мне сдавать зачет, – продолжает водитель. – А подготовилась к нему слабенько, можно сказать, не подготовилась вообще. За такие знания я ей зачет поставить не могу. Ну, она и начинает говорить – в таком духе, что, вот, может быть, что-то можно сделать, может, как-нибудь решить вопрос… То есть, грубо говоря, предлагает взятку – как гаишнику какому-то. Меня таким не удивишь, случалось и раньше подобное. Но я все же человек уже немолодой, живу по другим понятиям… В общем, отказался я категорически и еще предупредил, чтобы такие разговоры впредь она со мной не заводила… И что вы думаете? Она пишет докладную в деканат, что я к ней сексуально домогался. Что я, вроде как, сказал: если переспит со мной, то будет ей зачет, а если нет…