Текст книги "Личное дело.Три дня и вся жизнь"

Логика неизбежности противостояния двух мировых систем неизменно диктовала и методы политической борьбы.

Добываемые разведкой материалы говорили о подготовке стран НАТО к войне.

Конечно, мы понимали, что между подготовкой к войне и ее возможным началом – дистанция огромного размера, но в большой политике пренебрегать такими факторами непозволительно, тем более что в нашей истории уже был печальный опыт недооценки военной угрозы. Поэтому к войне готовились и мы, хотя у нас никогда и не было намерения ее начать.

Бремя военных расходов становилось для нас все более непомерным, и США вместе со своими союзниками умело использовали это обстоятельство для того, чтобы и дальше выматывать нашу и без того не столь уж безупречную экономику. Нас втягивали то в один, то в другой дорогостоящий виток гонки вооружений. Порочный круг этого бесконечного марафона все туже затягивался петлей на нашей шее…

В 70-х годах структура разведки и основные направления ее деятельности были достаточно устоявшимися и во многом традиционными для подобных служб во всем мире. Ключевой являлась политическая разведка, построенная по весьма простому принципу – географическому.

Общее руководство резидентурами осуществлялось географическими отделами. Это означало, что у каждой загранточки в центре есть свой куратор.

Научно-техническая разведка сформировалась как отдельное направление и в последние годы переживала бурное развитие, набирала темпы, укреплялась кадрами. Результаты ее работы все в большей мере чувствовала наша экономика, действовала обратная связь, количество заявок от министерств и ведомств постоянно увеличивалось.

Далеко не все они принимались к исполнению, речь могла идти только о тех, которые действительно имели значение для нашей экономики.

Внешняя контрразведка прошла длительный путь становления и в итоге также оформилась в самостоятельное направление. Оно было призвано выявлять и пресекать деятельность иностранных спецслужб против Советского государства и его граждан. Обеспечение безопасности КГБ, и в частности его Первого главного управления, также вменялось в обязанность управлению внешней контрразведки.

В ПГУ работала обладавшая, пожалуй, наиболее давними традициями нелегальная разведка. Это особо засекреченное, я бы сказал, элитное подразделение отличалось высоким профессионализмом, собственными формами и методами работы, спецификой подготовки кадров.

Важным звеном, постоянно работающим в напряженном ритме, по существу формирующим внешний облик разведслужбы, являлось информационное подразделение. Сначала это была всего лишь небольшая группа, затем она стала отделом, службой, а в итоге оформилась в Управление разведывательной информации. Это управление привлекало к своей работе лучших аналитиков, обладающих к тому же и большим опытом оперативной работы.

Весь этот хорошо отлаженный разведывательный механизм работал как единое целое, все его звенья тесно взаимодействовали между собой. Сбой только лишь на одном участке сразу же сказывался на всех остальных направлениях.

Это и понятно, ведь структура, которую я описал, складывалась годами, была тщательно выверена и обеспечивала наибольшую эффективность работы разведки в целом. Поэтому когда в камере «Матросской тишины» я услышал по радио об упразднении подразделения, которое занималось, как было сказано диктором, дезинформацией (по нашей терминологии – служба «А»), я был просто ошарашен.

На самом деле речь идет о службе активных мероприятий.

В мировой практике все спецслужбы широко используют проведение акций, которые содействуют созданию наиболее благоприятных условий для решения тех или иных государственных – политических, экономических и военных – задач. Не менее активно пользуются этим и частные компании, фирмы и другие организации. В мире противоречивых интересов, когда противостоящие силы идут на использование неофициальных приемов и методов ради достижения своих целей, защита по своему характеру вправе быть адекватной.

Служба дезинформации, о которой речь шла в радиопередаче, не раз оказывала нам неоценимые услуги, а иногда даже позволяла разрядить ситуацию, предотвратить опасное развитие событий в той или иной стране и даже в целом регионе, как это было, например, в случае с Кипром, о чем, пожалуй, следует упомянуть отдельно. Тогда достичь своей цели удалось давно известным и сравнительно простым способом, который тем не менее не раз доказывал свою эффективность.

В августе 1974 года была совершена попытка государственного переворота в столице Кипра Никосии. Президентский дворец, где находился глава государства архиепископ Макариос, был подвергнут мятежниками массированной бомбардировке с воздуха и получил сильные повреждения. Под обломками здания погибло много людей, еще больше было раненых.

Нападавшие передали по радио сообщение о том, что в ходе бомбардировки был убит и сам Макариос. Смерть президента означала падение самого режима, тем более что в руках у Макариоса была сосредоточена не только светская, но и церковная власть в стране.

В Москве информация о предпринятом штурме была получена спустя час-полтора после его начала.

Нам сразу же показалось странным то обстоятельство, что сообщение о смерти Макариоса было передано по радио слишком уж поспешно. Расчет был понятен: внести дезорганизацию и панику в ряды сторонников законного президента, с тем чтобы с ходу полностью овладеть ситуацией на острове.

Реагировать нужно было, не теряя ни минуты. Мы приняли единственно правильное в этой обстановке решение: инспирировать от имени Макариоса радиосообщение о том, что он жив и призывает своих сторонников, всю греческую общину дать решительный бой заговорщикам.

Предпринятый нами шаг дал немедленный эффект: силы, стоявшие за Макариосом как в Никосии, так и в Афинах, активно включились в борьбу за сохранение законной власти. Мятежники получили достойный отпор и потерпели поражение.

Каково же было наше удивление, когда спустя несколько часов вдруг выяснилось, что Макариос действительно остался в живых, каким-то чудом уцелев под руинами дворца, и вновь приступил к исполнению своих обязанностей! Нетрудно предположить, какая участь ожидала его, не появись вовремя сообщение, опровергавшее его гибель.

На первый взгляд все кажется очень просто: одно лишь послание в эфир – и такой эффект! Только не стоит забывать о том, что сначала нужно было столь оперативно получить всю необходимую информацию, хорошо знать расстановку сил не только в стране, но и за ее пределами, располагать средствами для проведения активных мероприятий. А за всем этим стоит многолетняя кропотливая работа и бесценный опыт сотен людей!

Когда впоследствии Макариос узнал, от кого на самом деле исходило сообщение о том, что он остался в живых, он был просто поражен тем обстоятельством, что в момент передачи в эфир мы не располагали решительно никакими данными о его судьбе – лишь смутные подозрения, вызванные слишком поспешным объявлением о его «гибели»…

Этот пример, не говоря уже о многих других операциях, говорит сам за себя, свидетельствует о необходимости иметь в разведке такую, к сожалению, ныне упраздненную бездарными руководителями службу. Так сколько же еще дел натворят дилетанты – бакатины и им подобные – в своем «реформаторском» порыве?!

Время от времени появляются желающие подсчитать и поспекулировать на том, каково соотношение в разведке и контрразведке руководящего и рядового состава. В этом вопросе очень легко можно заблудиться.

Аппарат этих служб от руководителей до рядовых является работающим, добывающим и реализующим информацию. Все, невзирая на должность, приобретают источники, поддерживают с ними контакты, в равной мере отчитываются о проделанной работе, готовят информационно-аналитические материалы.

Игнорировать специфику – значит лишить значительную часть сотрудников возможности продвигаться по служебной лестнице, не говоря уже о том, что в этом случае не был бы использован и оценен в полной мере их политический и оперативный потенциал.

Подобный вывод можно пояснить на многих примерах. В разведке, к примеру, работает немало ярких умов, которым под силу сложные операции, требующие политического и оперативного опыта, всесторонних знаний, интеллекта, соответствующих личных качеств и, не в последнюю очередь, огромного напряжения, самоотдачи.

В разведке вообще много парадоксов. Ее можно хвалить с утра до вечера и, наоборот, ругать чуть ли не ежедневно. Каждый день – удачи и поражения. Первых больше, но, к сожалению, хватает и вторых. Это и понятно: на войне как на войне. Работали мы, но и против нас шла постоянная борьба, причем куда большими силами.

Нам удалось добиться серьезного прорыва на некоторых направлениях и по целому ряду стран. Были получены важнейшие документальные материалы о военно-политических планах США и НАТО. Они могли бы составить честь любой разведслужбе. Сведения раскрывали планы наших противников на ближайшие годы и более длительную перспективу. Они получили высочайшую оценку Министерства обороны. Прежде подобных материалов нам добывать не удавалось.

Должен сказать, что разведка, помимо всего прочего, является, пожалуй, наиболее рентабельной структурой в стране. Ее затраты окупаются сторицей, и, когда мы научимся действительно считать деньги, извлекать прибыль из получаемых по ее каналам уникальных сведений, разведке будет выделяться ровно столько средств, сколько она в состоянии освоить. А у нас, к несчастью, добытые с таким трудом материалы отнюдь не всегда использовались подобающим образом.

Только одна из проведенных совместно с друзьями операций, по оценке весьма компетентной комиссии, дала нашей экономике не менее 500 миллионов долларов. Информация касалась космических проблем. Позже разведчик, сыгравший главную роль в проведении операции, был раскрыт и арестован. Опять же с помощью друзей из ГДР нам удалось выручить его.

Наша медицина остро нуждалась в препарате для лечения и предупреждения такого тяжелого и широко распространенного недуга, как диабет. Покупка лицензии на производство инсулина вылилась бы в кругленькую сумму, равную одному миллиарду долларов, а импорт лекарства обошелся бы еще дороже. Но главное даже не в этом – не решалась сама проблема и сохранялась зависимость от зарубежных поставщиков. Научно-техническая разведка сумела добыть документацию, необходимую для производства инсулина, истратив на это всего-навсего 30 тысяч долларов!

В 70—80-х годах во всем мире в сельском хозяйстве стали все шире применяться биостимуляторы. В 1981 году разведка получила достоверные данные о типах используемых на Западе биостимуляторов, способах их применения, эффективности, стоимости. Речь шла о биостимуляторах для повышения плодородия почвы, силосования зеленой массы кукурузы, сохранения свежести силоса, обеспечения микробиологических реакций, предупреждения гнилостных процессов.

Поначалу информация о производстве биостимуляторов была неполной: нужны были образцы и технологии на разных этапах производственного цикла. Задача была непростая, но и ее удалось решить.

Интерес у наших специалистов к информации был огромен. Правда, прошло пять лет, прежде чем было дано добро на промышленное производство и применение отечественных биостимуляторов – все изучали их возможное воздействие на человека. А в стране, где были приобретены материалы, биостимуляторы продолжали с успехом применяться в сельском хозяйстве и уже появилось следующее поколение этих препаратов.

Существенный вклад научно-техническая разведка вносила во многие отрасли промышленного производства, но особенно в развитие электроники. Все попытки Советского Союза получить официальный доступ к новейшим технологиям производства электронно-вычислительной техники оказывались безрезультатными – ни одно государство не отваживалось нарушить запрет КОКОМ.

В сотрудничестве с разведками некоторых социалистических стран нам удалось приобрести не только документацию по производству изделий электроники, но даже и отдельные технологические линии.

Были случаи, когда объемы доставляемой разведкой в Союз, например, компьютерной техники и оборудования для производственной линии по их выпуску были настолько значительны, что для их доставки приходилось фрахтовать морские суда. Это были сложнейшие и крайне рискованные операции, в благополучном исходе которых мы не были уверены до тех пор, пока суда не отшвартовывались у наших причалов.

Мы, как говорится, лезли из кожи вон, добывая жизненно необходимые для страны материалы и технологии, а некоторые наши ученые корифеи тем временем вели пустопорожние диспуты на тему о том, следует ли использовать добытую документацию и образцы или же в науке и технике нужно действовать полностью автономно от Запада и выходить к сияющим вершинам самостоятельно…

В области военной техники западные страны вели разработки более масштабно и с большим заделом на будущее. Они намного опережали Советский Союз по лазерным технологиям, по авиации, военно-морскому флоту, некоторым видам обычных вооружений.

Наши затраты не шли ни в какое сравнение с их расходами. Одни США выделяли на военные цели куда больше средств, чем Советский Союз и социалистические страны, вместе взятые. Да и американские союзники были побогаче наших.

Вооруженные силы США обладали большими возможностями для создания и оснащения передовой техникой сил быстрого реагирования – один лишь их авианосный флот представлял как по числу авианосцев, так и по качеству их вооружений внушительную силу с колоссальными возможностями. Они активнее нас вели военное освоение космоса, полностью используя свои преимущества в экономике и общем уровне развития страны. Война в Персидском заливе наглядно продемонстрировала возможности и высокий уровень научно-производственного и технологического потенциала США.

В этих условиях на разведку падала ответственная задача не только по отслеживанию военных приготовлений американцев, но и по добыче документации и образцов зарубежной военной техники, с тем чтобы по мере возможности не допускать опасного качественного отставания в отечественной оборонной отрасли.

Бесценные материалы были приобретены по геологической тематике для нефтяной промышленности. За эти сведения советская сторона готова была платить валютой, причем не считаясь с расходами, но система эмбарго напрочь перекрывала для нашей страны каналы получения ее легальным путем.

Большой личный вклад в развитие научно-технической разведки внес ее руководитель с 1975 по 1992 год Леонид Зайцев, энтузиаст, разносторонне образованный, хороший оперативник. Он имел три высших образования, знал три языка, из них два в совершенстве. Опыт работы в центре и за рубежом, отменное знание механизма взаимодействия разведки с министерствами и ведомствами страны позволяли Зайцеву успешно решать многие задачи.

Насколько было сложно добывать информацию, настолько же порой нелегко было добиваться ее реализации, давать ей путевку в жизнь. Был очевиден системный характер трудностей.

В последние годы все же удалось создать государственный механизм формирования заданий, их финансирования, оценки и реализации. Но, к сожалению, после 1991 года созданный с таким трудом механизм был разрушен.

Многое сделал для обработки и реализации ценнейшей информации прирожденный аналитик, патриот этого направления разведки Юрий Баринов. Он обладал исключительной работоспособностью, усердием и, я бы сказал, дотошностью. На счету аналитической службы, где работал Баринов, сотни блестящих информационных исследований с серьезными выводами и прогнозами. По многим из них были приняты важные решения директивных органов. Уверен, что если бы разведка поставила свою работу на коммерческую основу, то только за информационно-аналитические материалы она могла бы получать значительные денежные средства.

На базе этой службы в 1970 году был создан Информационноаналитический институт научно-технической разведки ПГУ. В июле 1979 года он был преобразован в Научно-исследовательский институт разведывательных проблем (НИИРП). Институт занимался анализом и подготовкой информационно-аналитических записок по крупным проблемам в ЦК КПСС, Совет министров, Академию наук СССР, министерства и ведомства.

Институт прошел большой путь в своем развитии, в нем сложился высококвалифицированный коллектив аналитиков и оперативников, которому под силу стала подготовка материалов, нередко содержащих свои, отличные от других организаций оценки состояния и перспектив развития по актуальным политическим и научно-техническим проблемам государственного и международного значения. Материалы освещали такие вопросы, как процесс интеграции в Европе, его значение для судеб не только континента, но и мира; роль трех мировых центров – США, Западной Европы и Японии, основные направления развития этих центров и характер взаимоотношений между ними; научно-техническая революция и ее влияние на расстановку политических сил в мире; используемые пути и методы развития сельскохозяйственного производства; положение и перспективы развития обстановки в Африке, Латинской Америке, Азии; ислам и его влияние на мировую политику и в отдельных регионах и т. д.

Помню, какой большой интерес вызвала записка института о формах и методах стимулирования труда в Японии, – казалось бы, тема, не свойственная разведке. Материал был разослан во многие министерства, ведомства, профсоюзы. Один из важнейших ее выводов сводился к тому, что в Японии высокая дисциплина труда является естественным состоянием работающего и что она формируется и поддерживается целой системой мер. К этому японец готовится в семье, школе, к этому его подталкивает вся окружающая обстановка.

Начальником Научно-исследовательского института разведывательных проблем с самого начала его образования, с 1979 года, и по ноябрь 1991 года был Эдуард Яковлев. Он вложил в работу института, в его развитие душу и отдал ему здоровье.

Институт наладил деловые контакты с аналогичными подразделениями в других ведомствах и министерствах, а также с научно-исследовательскими институтами, занимавшимися схожими проблемами.

С самого начала было обращено внимание на приток в институт свежих кадров с разносторонней профессиональной подготовкой и знаниями, опытом информационно-аналитической работы, знающих и понимающих нужды государства. Спустя примерно три-четыре года институт представлял собой подразделение, вобравшее в себя немало интересных специалистов с ярким умом и желанием заниматься творческой деятельностью. Если прежде в научно-исследовательские подразделения, информационно-аналитические службы и группы оперативные работники шли неохотно и рассматривали это как ссылку, ущемление их профессионального достоинства, то вскоре люди потянулись в НИИРП.

Спустя какое-то время сотрудники института возвращались на работу в оперативные подразделения. Короче говоря, была налажена ротация кадров, что очень важно, поскольку это вносило свежую струю и в работу института, и в работу оперативных подразделений. В масштабах страны институт был уникальным подразделением, поскольку располагал закрытой и открытой информацией.

Любые успехи разведки, в том числе и те, о которых я рассказал выше, были бы попросту невозможны, не располагай мы агентурной сетью за рубежом. Одними нелегалами, число которых довольно ограничено, все задачи выполнить невозможно. К тому же трудно предугадать, какие сведения потребуются завтра, и заранее внедрить наших разведчиков на все необходимые позиции. У разведчиков же, работающих в стране под официальным прикрытием, возможность добывать интересующие нас сведения только одна – через местных граждан и граждан других стран. А когда речь идет о целенаправленной информации, тем более носящей секретный характер, то достичь ожидаемого результата можно только с помощью агентуры. Даже самая современная техника здесь оказывается малоэффективной. Поэтому важнейшей составляющей в деятельности разведки по-прежнему является агентурная работа. На этом направлении успехи советской разведки неоспоримы.

Многие из наших агентов работали на советскую разведку, руководствуясь своими убеждениями, в других случаях превалировал чисто меркантильный интерес, по крайней мере в начале сотрудничества. Что касается материальных затрат на оплату работы наших источников, то они, я считаю, были минимальными.

Материальная сторона дела вообще не была определяющей в наших отношениях с агентами. Расходы на оплату услуг ценнейших источников информации окупались с лихвой. Однако ни наша служба, ни тем более сам агент не допускали небрежности в передаче и расходовании полученных от нас средств, отлично сознавая, что этот деликатный момент таит в себе немало опасностей.

Часто американцы пытаются утверждать, что выявление того или иного нашего агента явилось результатом его неосторожного обращения с денежными средствами, привлекшего внимание соседей или соответствующих налоговых органов. Могу с уверенностью сказать, что это весьма неуклюжий способ скрыть истинную причину провала агента.

В случаях с ценнейшей агентурой причиной провала почти на сто процентов является предательство в нашей среде или, что тоже бывало, хотя и редко, донос кого-то из ближайшего окружения агента, включая его родственников. В этом мы убедились не на одном примере, и потому в последние годы каждый провал исследовался прежде всего исходя из подобных предположений.

Есть, конечно, еще одна опасность. В ходе длительной работы волей-неволей притупляется бдительность, появляется чувство безнаказанности, и провал может произойти из-за элементарной неосмотрительности. Но этого никогда не случалось с наиболее ценными и потому особо оберегаемыми нами источниками – ведь все понимали, что ставкой в этой рискованной игре чаще всего является сама жизнь.

У нас был один ценнейший агент, который работал на советскую разведку около 40 лет. Многое было сделано им для укрепления нашей обороноспособности. Он работал, не считаясь с риском, и при этом наотрез отказывался от какого-либо вознаграждения. Будучи в душе искренним другом Советского Союза, тем не менее среди своих сослуживцев и даже дома он слыл оголтелым антисоветчиком, в таком же духе воспитал и своих детей.

Одной нашей резидентурой были получены достоверные данные о том, что среднего уровня чиновник, имевший доступ к весьма ценной военно-политической информации, попал в крайне тяжелое материальное положение и испытывает в связи с этим серьезные трудности. Прямой выход на него советского разведчика вряд ли имел бы шансы на успех из-за патологической ненависти чиновника к Советскому Союзу. Поэтому было признано целесообразным использовать в работе с ним чужой флаг.

Усилиями резидентуры в сопредельной стране были созданы условия для более глубокого и всестороннего изучения объекта вербовки и подведения к нему нашего опытного разведчика-нелегала под видом гражданина третьей страны. Первый контакт посеял у нас немало сомнений в реальности достижения поставленной цели – иностранец воспринял зондаж довольно холодно.

Тем не менее работа с ним была продолжена, и благодаря мастерству и находчивости нашего разведчика дела постепенно стали налаживаться, более того, со временем удалось перевести начавшееся сотрудничество в плоскость близких личных отношений.

В какой-то момент у нашего нового помощника возникли подозрения насчет принадлежности оперативного работника к той стране, от имени которой он выступал. Чтобы развеять их, приходилось регулярно подпитывать разведчика свежей информацией, в том числе и сугубо местного значения, разработать для подкрепления его легенды целый комплекс других мер.

Наши усилия увенчались успехом: контакты получили нужное развитие и сотрудничество – якобы на третью страну – пошло как и положено.

Шло время, работа продолжалась к взаимному удовлетворению обеих сторон. И тут произошло непредвиденное: один переданный источником материал, имевший особую важность и срочность, без согласования с нами был реализован Министерством иностранных дел в печати.

По этой публикации наш агент сразу понял, на кого он работает в действительности. Последовало бурное объяснение, после которого у нашего разведчика, да и в центре возникли опасения, что мы можем потерять ценного агента. Но все, к счастью, обошлось, сотрудничество не прекратилось, интенсивность передачи материалов не снизилась, скорее наоборот, а тематика поступающих от агента данных была скорректирована в нужном для нас направлении.

Спустя несколько лет агент ушел в отставку и лишился возможности добывать нужные для нас сведения. Однако мы продолжали оказывать ему помощь, что воспринималось им, надо сказать, с большой признательностью.

За время сотрудничества с нами у этого человека в корне изменились взгляды в отношении Советского Союза – он стал не просто агентом, но и нашим соратником. Возникал даже вопрос, не организовать ли ему закрытую поездку в Советский Союз в знак нашей признательности за оказанную помощь? Но в конечном счете решили все-таки не искушать судьбу и от этой затеи отказались.

Несколько лет советская разведка поддерживала контакт с одним важным источником информации. Это был довольно необычный случай. Дело в том, что агент, хотя давно и активно работал на нас, тем не менее не раскрывал перед нами своего имени. Более того, мы даже не знали его в лицо!

На контакт с ним выходили дважды в год, причем время и место проведения операции он также всегда подбирал сам. Каждый раз он видел нас, а вот мы его нет.

Но однажды наш разведчик, прибыв на очередную встречу с этим необычным агентом, заметил у назначенного места наружное наблюдение. Операцию тут же отменили и стали дожидаться запасного варианта. Но и на следующей встрече заметили опасность – опять осечка.

Мы с большим трудом подали об этом сигнал нашему источнику, спасли его, но надолго потеряли контакт с ним. Одно время мы даже полагали, что он больше вообще не выйдет на связь. Но в советской разведке неукоснительно действует принцип: главное – безопасность источника. Кто начинал работать с нами, вскоре убеждался в этом. Кстати, такой подход оказывал благотворное моральное воздействие на наших помощников.

К числу интересных приобретений советской разведки в 80-х годах следует отнести Эдварда Ли Ховарда, гражданина США, бывшего сотрудника ЦРУ, которого планировали использовать под прикрытием посольства США в Москве для поддержания контактов с ценной американской агентурой в нашей стране. Однако перед самой отправкой в Советский Союз Ховард повздорил с начальством и вконец испортил отношения со своим ведомством.

В ЦРУ сочли невозможным оставлять Ховарда в разведке, и он вынужден был распрощаться с прежней работой. Случившееся настолько задело самолюбие опального разведчика, что он стал подумывать о том, чтобы покинуть Соединенные Штаты и переехать на жительство в другую страну.

О выезде в Советский Союз он поначалу и не помышлял. По причинам, которые я не буду здесь обсуждать, Ховард случайно попал под подозрение американской контрразведки. Она не только не выпускала Ховарда из виду, но и установила за ним плотное наружное наблюдение.

Обнаружив слежку, Ховард принял окончательное решение покинуть США и направиться в Советский Союз. В сентябре 1985 года в одной из европейских стран наша служба установила с ним контакт и помогла благополучно добраться до Москвы.

Начался непростой период адаптации Ховарда к условиям жизни в Советском Союзе. Будучи широко образованным и интеллектуально развитым человеком, он, однако, обладал крайне неустойчивой психикой, был легко раним. Тяжело переживая разлуку с семьей, прежде всего с женой и сыном, к которым был искренне привязан, Ховард часто впадал в депрессию. Настроение его менялось по нескольку раз на день, причем, казалось бы, без всякой на то причины.

От безудержного веселья через минуту могло не остаться и следа, доброжелательность и общительность легко переходили в замкнутость и даже агрессивность. В часы нервных срывов с ним могли общаться только наиболее близкие ему люди.

Но такие приступы проходили сравнительно быстро, и тогда перед нами вновь представал умный и тактичный собеседник, внимательно прислушивающийся к советам и пожеланиям, досконально выясняющий все интересующие его вопросы.

Ховард обладал широкой эрудицией, неплохо разбирался в экономике, финансовых проблемах, а бизнесмен он, как говорится, вообще от Бога. Имея денежные сбережения на счетах западных банков, Ховард активно играл на разнице курсов валют и почти никогда не оставался в проигрыше.

С согласия Ховарда несколько советских специалистов были ознакомлены с его методикой и приемами извлечения выгоды из игры на валютной бирже и дали им высокую оценку. Практическую ценность имели и предоставленные им сведения о практике работы со вкладами частных лиц в банках некоторых западных стран. Пожалуй, лишь к политике он не только не питал никакого интереса, но даже испытывал какое-то отвращение.

Ховарда с полным на то основанием можно назвать смелым человеком, но с явным налетом авантюризма и любви к бесшабашному, не всегда оправданному риску.

Несмотря на привязанность к жене и сыну, Ховард через некоторое время общения с ними начинал испытывать потребность в смене обстановки, ему нужны были новые впечатления.

Он охотно совершал поездки по стране, старался лучше познакомиться с Советским Союзом, побывал на Кавказе, Украине, в Сибири, Прибалтике.

Конечно, по своим личным данным и моральным качествам Ховард явно не подходил для работы в ЦРУ, он это и сам понимал. Но и ему ЦРУ нравилось не больше: правдоискателю, вечно борющемуся с несправедливостью, претила сама природа этой организации, формы и методы ее работы.

А вот для советской разведки Ховард представлял значительный оперативный интерес. За многие годы это был первый сотрудник ЦРУ, готовившийся для работы в американской резидентуре в Москве, который пришел к нам по личной инициативе. Потому-то наше сотрудничество и оказалось столь эффективным.

Желание Ховарда побывать на Западе и решить там некоторые личные дела привело к тому, что он несколько раз под чужой фамилией выезжал в другие страны, с удовлетворением отмечая отменное качество изготовленных нами документов, которые выдерживали самую строгую проверку. Более того, Ховард посетил даже Соединенные Штаты, что он расценил, по-моему, как поистине упоительное приключение. Ему, как он сам признавался, доставило большое наслаждение в очередной раз провести ЦРУ. Правда, пробыл он в Штатах недолго – не стоило испытывать судьбу.