Текст книги "Анекдоты, рассказы, повести"

Чудеса и приключения

Я шел по улице Родионова, когда из стоявшей на обочине машины меня окликнули:

– Олег Николаевич, сколько лет, сколько зим!

За рулем синего «Опеля» находился мой бывший дипломник Витя Севастьянов. Витя вылез из машины, преодолел полосу газонной грязи, вышел на асфальт тротуара и мы поздоровались.

– Витя, здорово, та-ак… И сколько лет прошло?

– Пятнадцать Олег Николаевич!

– Что-то я тебя давно не видел, куда то ты, Витюша, запропал?

– Нет, Олег Николаевич, это вы первый ушли к автомобилистам, а я еще три года пахал как конь савраска в родимом заведении.

– Точно, склероз, Витюша, проклятый склероз.

– Шутите, Олег Николаевич, это у вас то склероз.

– Что Витюша поделываешь?

– По порядку?

– Давай по порядку.

– Окончил заочно литературный институт, ушел в газету «Рабочий», писал очерки, и стихи к праздникам, книжку издал.

– Витек, какие такие стихи? Серьезно говоришь?

– Ну, конечно, а в лаборатории я про литературный институт никому не рассказывал, чтобы не дразнили, знаете какой у нас народ, заклюют.

– Это они могут, а дальше?

– Газета закрылась, ушел в новое издание «Чудеса и Приключения», выпускающий редактор была моя подруга. Все местные сообщения и очерки в «Чудесах» писал.

– Что ездил по Поволжью, собирал материал, страхи разные.

– Зачем ездить, просто писал. «Чупакабра в Тоншаевском районе», «Святое Озеро», «Тайна заброшенной штольни», это все мое, может, читали?

– Я, признаюсь, не читал. Но Андрюша мой сослуживец, покупал «Чудеса», читал в электричке, нравилось ему. И что дальше?

– А потом я поругался с редактором, на личной почве, ревнивая очень подруга, и теперь в «Бирже». Рекламирую водку, чипсы, колбасу. Принимаю другие заказы.

Виктор подал мне визитку. На ней было написано «Виктор Севастьянов. Реклама»

– Понадоблюсь, звоните, Олег Николаевич. Рекламу даю чудесную. Опыт есть.

Апрель 2016 года

Компьютеры

Я тогда работал в автомобильном институте заведующим сектором. Вызывает меня как-то по весне к себе директор, назовем его, – Дмитрий Владимирович, и так говорит.

– Ты, Олег, вел договора с Ульяновском, как там – навел мосты?

– А, что, Дмитрий Владимирович, претензии есть от покупателей?

Я тогда уазики получал с завода, штук тридцать, наш институт их толкал в Москву, а москвичи, по слухам в Швейцарию. Швейцарцы делали новый герметичный салон с кондиционером и толкали уазики в Африку – в какую-то пустыню.

– Да нет, Олег, по уазикам все без претензий. Компьютеры нужно продать в Ульяновск. Москва просит распределить штук пятьдесят, на тебя падает десяток. Справишься?

– А чей товар, барахло какое-нибудь? Ульяновцы, не гляди что тихие, отберут у меня пропуск министерский, и больше к ним не сунешься.

– Тут все нормально. Военные летчики везут с Тайваня через Вьетнам. Тайваньский товар, брака нет. Мощные «эйтишки», принтер хороший, монитор большой, а цены маленькие.

В Ульяновске я знал заместителя генерального по АСУ. Я ему позвонил, и полетел. Прямо из аэропорта я доехал по проспекту до завода, подземным переходом прошел в проходную, а по «краснополосому» министерскому пропуску вошел на заводскую территорию. В Ульяновске тогда работало очень много вьетнамцев – каждый третий встречный на территории – был вьетнамец.

Прихожу к заму генерального, поздоровались. Зам спрашивает:

– Ты что, Олег, заделался компьютерщиком? Втюхиваешь гнилой товар провинциалам?

– Нет, говорю, задание такое. Если нужно можно целевые деньги попробовать в Москве надыбать, да за собственные будет вам все много дешевле.

– Да мы уже надыбали, да не просто надыбали, а на два года закрыли вопрос. Генеральный, если узнает, что прошу на компьютеры денег, пепельницей может в меня кинуть.

– Что, так все остро?

– Да, острее некуда, пойдем – покажу.

Заместитель провел меня по всему длинному этажу корпуса, и мы поднялись на лифте на самый верхний этаж. Там располагался машинный зал. Заместитель отпер дверь, включил в зале свет. У стены стояли с десяток машинных станций – рабочих мест конструктора, накрытых полиэтиленом. Он отбросил полиэтилен на одном рабочем месте, сел на прикрепленный стул и включил станцию. Это было рабочее место конструктора фирмы «Сан». Монитор был очень большой, все было удобно сделано и хорошо продумано.

– Вот эти монстры скушали весь наш компьютерный фонд.

– А что не отдаете конструкторам, а тут держите?

– В том то и вся загвоздка!

Заместитель нажал на какие-то клавиши на клавиатуре, и на экране возник чертеж самолета. Он еще потыкал по клавишам – чертеж увеличился, и вскоре дошел до уровня отдельных деталей. Я такого никогда не видел.

– Что, нравиться?

– Неплохо!

– Вот именно, что не плохо, но уж точно совсем не хорошо.

Оказалось, что меня опередили питерцы, они заманили генерального из Ульяновска в загранкомандировку в Финляндию, и там он выбрал эти американские суперстанции (для своего времени, разумеется). Но генеральный допустил серьезный ляп – не купил программу разработки по автомобильной тематике, а, скорее всего, его просто обкрутили, как полного лоха. Когда вопрос вскрылся, и кинулись искать программу – она оказалась по цене равна трем станциям. Питерские коммерсанты стали в Ульяновск не въездными, да им на это было наплевать.

– А использовать их как обычные компьютеры, спросил я, это же можно?

– Так поломают, а лимон долларов, для нас денежка нешуточная. Тут пусть стоят. Ты, Олег, знаю, не болтливый человек, объясни у себя, что, мол, потом чего-нибудь купим. Бери лучше уазики, эта машина хоть и простецкая, но с ней все понятно. Позванивай, не забывай друзей.

Я перекантовался ночью в Ульяновском аэропорту, а утром улетел домой. Может быть, наш директор знал об ульяновской проблеме, а может быть, не знал, но особо меня за срыв задания не ругал. Наверное, знал, но проверялся.

Апрель 2016 года

Из сборника «Короткие рассказы»

Рассказ 2. Дневник

Утренняя боль в костяшке большого пальца правой ноги была настолько сильной, что я проснулся. С трудом доковыляв до кухни, я сел на край ванны, заткнул сливную дырку резиновой пробкой на цепочке и открыл кран горячей воды. Вода текла жидкой желтенькой струйкой. Я поставил ногу в ванну и минуты через три, когда вода потеплела, боль понемногу выпустила мою ногу из своей волчьей зубастой пасти.

События вчерашнего дня продолжали стоять перед моими глазами. Мысли всплывали. «Какая необходимость была вести этот дневник?», «Зачем об этом писать?»

Чайник закипел и известил об этом паровозным свистком. Я высыпал в кружку остатки кофе, кинул ложку сахарного песку, налил кипятка. Дешевый кофе обжигал. «Такие приказы никому не нравятся». «Все знают, что это происходит, но никто не признается – это делал я, берите меня тепленьким!».

Я открыл балконную дверь – балкон в моей старой сталинке был на кухне. Серый осенний ветер принес капельки дождя, сырость и свежесть. «Писатель, блин». «Пиши о детстве, о старости и прочей дребедени, но не подставляй других.»

Прежний хозяин квартиры – я получил ее три месяца назад по ордеру как ветеран спецопераций – был человек со странностями, поэтому эмалированный таз я нашел не сразу. Нужный мне предмет гигиены оказался засунут за платяной шкаф в прихожей. За шкафом кроме таза я обнаружил оплетенные пыльной паутиной старые журналы с глянцевыми пожелтевшими обложками и газеты. «То, что нужно!», подумал я.

Сухие газеты загорелись быстро, но с журналов пришлось ободрать обложки, – с ними журналы гореть не желали, а тлели и чадили. Когда ритуальный костерок в тазу, который я поставил на кухне, разгорелся, я кинул в огонь жертву – тонкую тетрадку в голубой обложке. Огонь радостно схватил свою новую добычу и принялся ее грызть с трех сторон. Тетрадная страничка с надписью «Дневник» гордо отвернулась от меня и исчезла в желто-красном пламени. Чтобы не видеть дальнейших мучений моего голубого пленника, я набросил на него сверху саван из красочных журнальных обложек.

Бумажный горячий пепел из таза я пересыпал в воду, накопившуюся в ванной, перемешал воду веником и открыл пробку ванной. Когда грязная смесь отправилась в путешествие в лабиринты городской канализации, я обтер ванну и таз веником, после чего бросил его через дверь на балкон для просушки. Ритуал был завершен.

В прихожей я снял трубку с черного массивного телефона без номеронабирателя и попросил ответившего оператора: «Дайте Кирилл 233—236». После соединения я сообщил невидимому абоненту: «Дневник ушел вслед за своим хозяином», и положил трубку. Никому не нравятся такие приказы, но они отдаются и их исполняют.

Нижний Новгород. 4 ноября 2015 г.

Рассказ 3. Торф

В город я приехал на заработки пять лет назад. Земляк из Великих Лук – такой же как и я бывший вечный аспирант – так мы укрывались от военного призыва – сосватал меня в жилищное товарищество в старой части города на должность дворника. Три года назад к этой должности прибавилась должность истопника – когда нам за неуплату коммерсанты отключили тепло и горячую воду. Начальник нашего жилищного товарищества оказался ушлым малым, он дал в мэрии на лапу кому следует, и получил разрешение на эксплуатацию пяти военных мини-котельных на торфе для отопления с их помощью пяти наших домов.

Так на моей территории у дома №10 в 3-м Горном переулке появился зеленый фургон котельной и огромная гора торфа у его правого борта. В мои обязанности входило обеспечивать работу котельной – выгребать золу и загружать торф. Работа была тяжелой, но я справлялся.

Третья зима моей «торфяной» эпопеи выдалась снежной, но теплой. Расход торфа был не так велик, и до марта торфяная гора убавилась лишь наполовину. Как обычно утром за два часа (с шести до восьми) я выгрузил золу и загрузил новую пачку торфа на конвейер топки. После загрузки торфом котельная в режиме автоматической работы могла бесперебойно подавать в дома тепло до следующего утра. Мартовское солнце улыбалось и припекало. К обеду я очистил все тротуары и дороги моего участка от наледи и посыпал их смесью соли и песка. И после этого, как обычно, пошел посмотреть, как работает котельная.

Я подходил к котельной со стороны торфяной горы, и неожиданно обратил внимание, что в озерце талой воды у ее основания плавают маленькие темно-красные спиральки. Солнце светило ярко и шапка снега на горе сильно подтаяла, в одном месте на самом верху торфяной горы из-за брикета торфа торчало что-то блестящее. Я надел очки и увидел – из торфа высунулся каблук коричневого зимнего ботинка. Я взял лопату, подставил лестницу и под слоем торфяных брикетов обнаружил тело мужчины в длинном кожаном пальто. Сгусток крови, запекшийся на пробитой голове несчастного, оттаял, и маленькие водяные кровавые капельки висели на кончиках волос его довольно пышной шевелюры. Когда я лопатой полностью очистил от снега найденное тело, то почувствовал тошнотворный трупный запах.

Полицейские быстро опознали тело – найденный мной мужчина пропал в прошлом году в декабре. Тогда, четыре месяца назад, поиски, которые велись по всему городу, ничего не дали, и вот тело пропавшего оттаяло совсем недалеко от его постоянного места жительства. Бедняга жил не в домах нашего товарищества, и злодеи подбросили его на мою территорию.

Следователь – капитан полиции – сняла с меня показания и взяла подписку о невыезде. Она долго меня допрашивала, и делала в своем допросе упор на то, что я весь отопительный сезон не расходовал торф так, как было предписано инструкцией, то есть не снимал его сверху слой за слоем, а брал брикеты для топки с краю торфяной горы. К тому же дотошный капитан (на вид – моя ровесница) не верила моим показаниям о том, что я за всю зиму ни разу не почувствовал трупного запаха.

Подозрения с меня были сняты через месяц. Во-первых, жильцы показали, что я и в предыдущие зимы ленился, нарушал технику безопасности и подкапывал торфяную гору сбоку, что могло привести к ее обрушению и моей травме. Во-вторых, следователи согласились со мной, что едкий запах торфяной гари (мы применяли самый низкосортный торф), который шел от котельной, способен заглушить трупный запах, и я мог его до поры до времени не почувствовать.

В товариществе мне объявили строгий выговор и лишили премии за первый квартал (которую никогда мне и не выплачивали) и я продолжил работу. Прокуратура выдала частное определение о несоблюдении в нашем товариществе техники безопасности, что косвенно способствовало сокрытию следов преступления. Кто пал жертвой преступников в этой истории, – я не знаю.

Нижний Новгород. 4 ноября 2015 г.

Рассказ 8. Мама

С сегодняшнего дня у меня будет мама. Своя мама. Я росла в пансионе для детей ополченцев. Кто были мои родители – было неизвестно. Эвакуация детей из Мореи велась так быстро, что не сохранилось никаких документов – корабль не мог брать лишний груз. В день отплытия мне было три года. Я не помнила свою маму, а отца не могла помнить по определению – он воевал и не видел меня ни разу. Наш ракетный фрегат с боями пробился по морю на запад, затем на северо-восток и укрылся в проливе на заполярных островах.

Я помню, как нас на руках передавали с борта фрегата на берег, потом мы в холодном фургоне ехали далеко-далеко. Потом нас пересадили в низкие вагоны, и мы поехали внутрь огромной каменной горы. Наш состав тормозил, открывались ворота, поезд вползал на промежуточную станцию, где его поливали струи оранжевой горячей воды – так проводили дезактивацию (я уже знала это слово). Процедура повторялась несколько раз.

Наконец мы приехали на базу. Нас, детей, отвезли в пансион. Здесь уже были дети с Дуная, из Трансильвании, из Добруджи – и вот приехали мы – из Мореи. В общей группе пансиона я провела четыре года.

Я быстро взрослела, мое здоровье было практически в норме – я почти не пострадала при взрыве и нейтронной атаке. В семь лет я поступила в общую школу для детей – беженцев из Юго-Восточной Европы. И, наконец, у меня появилась своя мама.

Мама воевала в Малой Азии, ее грудь украшали две медали и три нашивки. Я подошла к ней и представилась: «София». Мама поцеловала меня в лоб, для чего мне пришлось наклониться. Она спросила: «София, ты помнишь свою настоящую фамилию?» «Нет», ответила я, «В пансионе мне дали временную фамилию Астипалея». «Теперь, София, ты будешь иметь постоянную фамилию – Лукинская. София Лукинская. А я твоя мама – Елизавета Лукинская. Запомнила?»

Я кивнул головой, взялась за ручки инвалидной коляски моей мамы, и повезла ее к лифту. Теперь мы будем жить вместе. Я буду ухаживать за мамой, а через восемь лет напишу заявление и пойду добровольцем на войну. Мне нужно отвоевать свой остров – остров Астипалея в Морее, ждать осталось недолго.

Нижний Новгород. 1 ноября 2015 г.

Рассказ 9. Призер

Я родился в Латвии в семье олимпийского чемпиона 20… года по нордическому дуатлону. Отец рано стал приобщать меня к спорту, в десять лет я прилично бегал на лыжах и стрелял из лука – то есть пошел по стопам отца.

В двадцать четыре года я был включен в сборную республики и поехал на зимнюю Олимпиаду в Преторию. Это был удачный для меня год – пик моей спортивной карьеры. В забеге на 15000 метров с тремя стрельбами мне удалось подняться на трибуну почета. Я не стал призером, но участвовал в цветочной церемонии, как занявший пятое место.

Время шло – мои результаты падали. В двадцать восемь лет я не попал в состав своей национальной сборной, переехал в Австрию, натурализовался там и принимал участие как австриец в коммерческих турнирах. Команда Австрии по дуатлону потеряла спонсора, и моя карьера действующего профессионального спортсмена – дуатлониста практически завершилась. Через год я перешел из дуатлона в биатлон, сменил лук на винтовку и уехал в Сингапур – местные власти решили развивать зимние виды спорта.

В Сингапуре дела шли весьма вяло, и передо мной остро встал финансовый вопрос – как содержать жену и двоих детей, продолжавших жить в Австрии. Поэтому, когда мне поступило первое предложение по работе смежного профиля, – я вынужденно согласился. За первым предложением поступило второе, третье. В новой команде я получил официальный позывной «Призер».

Объект был заслонен от меня углом транспаранта. Колонна двигалась, и ветер то отодвигал транспарант и я видел объект, то транспарант вновь его закрывал. Я послал код «33, объект не вижу». Три секунды спустя я увидел в сетчатом поле объектива, как люди в центре колонны неожиданно дернулись, пригнулись, откуда-то появились крепкие парни с пластиковыми щитами. После этого я выключил свою аппаратуру и эвакуировался.

Через два часа, когда в новостях прошло ожидаемое мной сообщение, я понял – задание группа «Призера» выполнила, значит еще четыре месяца жизни в Австрии для моей семьи обеспечено.

Нижний Новгород. 2 ноября 2015 г.

Рассказ 10. Туристы

Из Одессы в киевский аэропорт Борисполь я прилетел заранее. До моего вылета в Нью-Йорк оставалось четыре часа. Я зарегистрировал свой билет на рейс 5124 компании «World» и пошел в кафе. Мне предстоял перелет третьим классом через океан, я не оплачивал питание в полете, и нужно было подкрепиться. Целью моей заокеанской поездки была Ежегодная научная конференция по физике моря, на которой я делал небольшое сообщение от Одесского объединенного университета.

Процедуры досмотра меня и моих вещей прошли без замечаний. Я и еще несколько моих попутчиков неторопливо поднялись на борт лайнера «Boeng Y4», и прошли в салон третьего класса, где нас и ожидал сюрприз. Первые десять-двенадцать рядов кресел в салоне были заняты пассажирами. Судя по всему – это были китайские туристы. Они не обратили внимания на наше появление, громко разговаривали, смеялись, некоторые жевали фирменные китайские сэндвичи, которые они доставали из шестиугольных бумажных пакетов-фонариков, и запивали их лимонной сахарной водой.

Стюардесса – мулатка в белых гетрах, синих форменных шортах и полупрозрачной голубой рубашке с погончиками – была немало удивлена нашим появлением. Она попросила пройти нас в хвостовую часть салона, забрала наши билеты и удалилась к пилотам. Вскоре появился сотрудник охраны аэропорта и попросил «до выяснения обстоятельств» всех нас оставаться на месте.

Время тянулось. Наконец, симпатичная американская стюардесса принесла и раздала нам новые билеты, при этом она извинилась за сбой в работе службы билетного сервиса международного аэропорта Борисполь, к которой не имела никакого отношения.

Служба посадила нас непосредственно в группу туристов – действительно китайских – на пустующие места. Мне досталось место 421 в третьем ряду справа. Слева от меня располагалась китаянка лет 20—25, справа молодой китаец лет 18—19.

Мы разговорились. Веселые люди входили в состав китайской туристической группы, которая совершала экстремальный туристический тур вокруг Земли. Объектами их интереса были места термоядерных катастроф. Они уже посетили взорвавшийся не так давно могильник ядерных отходов в Австралии, станцию Фукусима-Даичи на побережье Японии, города Хиросима и Нагасаки, наш старинный атомный саркофаг в Чернобыле, и держали путь в канадскую провинцию Онтарио к руинам атомной станции Брюс.

Я спросил туристов, не боятся ли они за свои жизни – они заверили меня, что современные защитные костюмы обеспечивают полную защиту и им боятся нечего.

Пока мы беседовали на эту приятную туристическую тему, лайнер Y4 набрал высоту, достиг крейсерской скорости и, как объявила милая стюардесса, пересек географическую линию западного побережья Балтики. В правом иллюминаторе можно было видеть бесконечную облачную равнину, подсвеченную ярко-желтым солнцем. Я надвинул черные наглазники, надел наушники и попытался заснуть. Следующее утро я встретил в Нью-Йорке.

Нижний Новгород. 4 ноября 2015 г.

Рассказ 11. Молоко

Какое бы блюдо вы не взяли в нашей районной столовой, знайте – оно было приготовлено из семи-восьми исходных продуктов с добавлением витаминов и микроэлементов. Мне об этом «кулинарном секрете» поведал мой школьный дружок Витька Голубев по кличке Голубь. Он до выхода на пенсию работал грузчиком в столовой, такой же как наша, но в другом районе, поэтому эту тему знал хорошо.

Голубь рассказывал, что в его столовую солдаты всегда привозили с базы одинаковые двадцатикилограммовые коричневые бумажные мешки с такой маркировкой:

– «протеин порошковый»;

– «мука кукурузная»;

– «сахар тростниковый»;

– «соль поваренная»;

– «крахмал картофельный»;

– «маргарин пальмовый»;

– «кисель яблочный/грушевый порошковый искусственный» (изредка вместо киселя присылали «яичный порошок искусственный»).

Ничего другого за десять лет работы в столовой Голубь не видел. Поэтому, если вы брали по меню даже «биточки куриные с подливой» – это была ловкость поваров, не более того. Голубь – Виктор Голубев – покинул наш мир два года назад, но, я думаю, продуктовый ассортимент столовых не поменялся.

Специальные распределители для людей первого и второго ранга пока существовали, но их ассортимент был не только не доступен мне по рангу, но и был мне не по карману. Впрочем, если не знать чудес поварского искусства для бедных, то питаться в столовой третьего ранга и не умереть с голоду или от скудности рациона было вполне возможно. Собственно у нас выбора не было – другие источники пищи были закрыты так давно, что все мы уже и забыли об их существовании.

В январе накануне крещения я как обычно шел утром в столовую и повстречал Вальку Сидорова – Сидора, с которым до пенсии работал на одном номерном заводе. Сидор спросил меня: «Как дела, Паровоз?» (это моя кликуха – от фамилии Паровозов). «Не сдох, покуда», – ответствовал я Сидору.

Сидор неожиданно подмигнул мне и шепотом сказал: «Паровоз, в столовой на Малой Садовой сегодня всем пришедшим дают по большой кружке теплого молока и по куску кукурузного хлеба. Хочешь – сходим, а завтрак пропустим». Новость удивляла. «А если не дают?», – стал я сомневаться. «Точно дают, верняк, знающие люди шепнули», – ответствовал Сидор.

Мы пошли на Малую Садовую. За три квартала до нужной нам столовой уже начиналась очередь «знающих людей», стоящих за кружкой молока. Периодически мимо нас в обратную сторону проходили люди, которые подтверждали – всем дают молоко и хлеб, но раздача завершится в одиннадцать часов. Наша очередь медленно подвигалась, мы должны были успеть.

Погода в этот день была не очень морозная, но два часа на улице сделали свое дело, когда я вслед за Сидором зашел в столовую, то дрожал всем телом. Мы сели за стол, подавальщица принесла нам по кружке теплого молока и два ломтя хлеба на тарелке, и строгим голосом попросила долго не задерживаться. Я мелкими глотками выпил из кружки белую сладковатую влагу, и тотчас почувствовал, как она потекла по пищеводу в мой холодный пустой желудок и наполнила меня изнутри таким приятным живым теплом, которого я давно не испытывал. А может быть, мне это только показалось.

Хлеб я есть не стал, а завернул в тряпицу, приготовленную заранее именно на этот случай, и сунул во внутренний карман телогрейки. Солдат, дежуривший на выходе, внес наши фамилии в базу лиц получивших от армии январскую помощь, и мы вышли из столовой.

На улице Сидор спросил меня:

«Паровоз, как думаешь, – это было натуральное индийское буйволиное молоко, или искусственное соевое?»

Я подумал и ответил:

«Сидор, это было молоко, а какое – мне без разницы».

И мы пошли в свой район.

Нижний Новгород. 5 ноября 2015 г.