Текст книги "В ожидании митинга..."

Владимир Кунин
В ожидании митинга...

В Лужниках, в ожидании начала митинга под девизом «День Победы порохом пропах...», два старика хоронились под трибуной тренировочного поля от холодного дождя и пили водку.

– Слушай, Матвеич... А это правду болтают, что Иисус Христос был еврей?

– Ты что, сдурел, Кинстинтин?!. Совсем крыша поехала?! Русский он был, православный! Ну надо же такое блямкнуть!.. Как язык-то повернулся, мудило старое! До седых волос дожил...

– О Господи... Да погоди ты, не лайся. Мне это еще когда один человек говорил...

– Небось, сам этот человек твой был из жидов, вот и говорил!

– Вообще-то, конечно, он был из этих... Из явреев. А только фамилие его и имя-очество были абсолютно наши, русские: Табачников Александр Михайлович.

– Правильно! Они завсегда за нашими спинами да именами – чтобы не прознали, кто они в сути своей!.. Нагребут, нагребут от нас, а потом нам же и пакостят!..

– Елки-моталки! Чего от тебя грести-то, голь перекатная? Тебе же пенсии на неделю не хватает! Кто тебе такую пенсию положил? Явреи, что ли? Наливай, шут гороховый... На-ко вот луковку, закуси лучше. А то явреи, вишь ли, ему жисть заедают! Ты явреев этих хоть когда видел? Не разное говно собачье вроде наших, а настоящих явреев?

– А то нет! У меня сосед по квартире – чистокровный жидяра.

– Ну и чё? Напьется, скандалит, рыло тебе по праздникам чистит? Или украдит у тебя чего?

– Ну, ты скажешь! Ничего он не крадит, ничего не скандалит. По воскресеньям маленькую приносит. Я огурца соленого выставлю, капустки... Мы с ним эту маленькую в кухне культурно раздавим...

– Чего ж ты явреев честишь в хвост и в гриву?!. Он к тебе с маленькой, а ты...

– А я не его. Мой яврей – это мой яврей. Он со мной в коммуналке живет и мне уважение оказывает. А вот остальная жидовня разная, которая нашу Россию-матушку на куски продает...

– Кто?!. Кто это Россию-то продает?!. Чего ты мелешь, Матвеич! Да как же тебе не ай-ай-ай?.. Наши, свои русаки и продают. Кому способней, те и торгуют!

– Правильно! Которые наверху, тоже суки хорошие! А только всех этих нерусских – что жидов, что татар, что армяшек там всяких – я лично на дух не перевариваю! Дай-ко я тебе добавлю маленько, Кин-стинтин... Ну, будем здоровы!

– Какое уж теперь здоровье... Теперь и питье только для сугрева. Ну, будь...

– Хлебца-то возьми...

– Не. У меня от него изжога страшенная. Я лучше луковки... Я ее страсть как обожаю! Сызмальства. Помню, совсем еще пацаном был... В сорок четвертом сколько мне было? Вроде восемнадцать уже. Я в БАО служил...

– Это чего такое?

– Батальон аэродромного обслуживания. При авиационной школе, где на летчиков учили. Так вот, мне капитан Табачников Александр Михайлович каждый раз говорил: «Костя...» Он меня завсегда «Костей» звал. Никогда по фамилии. «Костя, – говорит, – чего это от тебя всегда луком несет?» А я ему говорю: «Товарищ капитан, я его очень люблю и от этого никогда не болею».

– А он чё?

– А ничё. Только «ну-ну» скажет, и все. Он у нас начальником ПэДээС был. Парашютно-десантной службы.

– И ты чего, сам с парашютом прыгал, Кинстинтин?

– Бывало, и прыгал. Я ж укладчиком был. А он всех укладчиков парашютов заставлял вместе с курсантами прыгать. Чтобы мы на своей шкуре испытали в воздухе то, чего на земле делали. Дак с нами потом по укладке парашютов никто и сравниться не мог!

– Хорош гусь! Яврей – он и есть яврей. Вас прыгать заставлял, а сам на земле отсиживался.

– Зачем? У него тыща двести прыжков было. Он с чего хочешь прыгал – и с самолето

...

конец ознакомительного фрагмента