Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 7. Сентябрь 1902 ~ сентябрь 1903"

Ответ на критику нашего проекта программы{68}68
  Настоящая статья является ответом на статью П. П. Маслова (Икса) «Об аграрной программе», к которой был приложен его проект аграрной программы. В этой статье Маслов подвергал критике аграрную часть проекта программы РСДРП, выработанного редакцией «Искры». Статья Ленина вместе со статьей и проектом Маслова была издана перед II съездом РСДРП отдельной брошюрой «Заграничной лигой русской революционной социал-демократии» и роздана делегатам съезда в качестве доклада об аграрной части программы.


[Закрыть]

Товарищ Икс отвергает третий и четвертый пункты аграрной части нашего проекта и предлагает свой проект с видоизменением всех пунктов, а равно и общего введения к аграрной программе. Рассмотрим сначала возражения тов. Икса против нашего проекта, а потом его собственный проект.

Против третьего пункта тов. Икс возражает, что предлагаемая нами конфискация монастырских (мы охотно добавили бы: и церковных) и удельных имений означала бы расхищение земель за бесценок капиталистами. Именно грабители крестьян на награбленные деньги и скупили бы эти земли, говорит он. Мы заметим на это, что, говоря о продаже конфискованных имений, тов. Икс делает произвольное заключение, которое еще не содержится в нашей программе. Конфискация означает отчуждение собственности без вознаграждения. Только о таком отчуждении и говорится у нас. О том, продавать ли эти земли, кому и как, в каком порядке и на каких условиях продавать, – наш проект программы не говорит ни слова. Мы не связываем себе рук, предоставляем себе определить наиболее целесообразную форму распоряжения конфискованными имуществами тогда, когда они будут конфискованы, когда будут ясны все социальные и политические условия такой конфискации. Проект товарища Икса отличается в этом отношении от нашего, требуя не только конфискации, но и передачи конфискованных земель «во владение демократического государства для наиболее удобного пользования ими населением». Следовательно, тов. Икс исключает одну из форм распоряжения конфискованным (распродажу) и не определяет точно какой-либо определенной формы (ибо остается неясным, в чем именно состоит или состоять будет или должно состоять «наиболее удобное» пользование и какие именно классы «населения» и на каких условиях получат право пользования). Таким образом, полной определенности в вопросе о способе распоряжения конфискованными землями тов. Икс все равно не вносит (да и нельзя определить этого заранее), а распродажу, как один из способов, он исключает напрасно. Неправильно было бы сказать, что при всяких условиях и всегда социал-демократия будет против распродажи. В полицейско-классовом, хотя бы и конституционном, государстве класс собственников может быть нередко гораздо более прочным оплотом демократии, чем класс арендаторов, зависящих от этого государства. Это с одной стороны. А с другой стороны, превращение конфискации в «подарок капиталистам» предусматривается (поскольку может вообще идти речь о предусматривании этого в формулировке программы) гораздо больше нашим проектом, чем проектом тов. Икса. В самом деле, допустим самое худшее: допустим, что рабочая партия, несмотря на все свои усилия, не могла обуздать своеволия и корысти капиталистов[49]49
  А если мы сможем обуздать, то и распродажа не превратится в расхищение и в подарок капиталистам.


[Закрыть]. В этом случае формулировка тов. Икса предоставляет полный простор «наиболее удобному» пользованию конфискованными землями со стороны капиталистического класса «населения». Наоборот, наша формулировка, не связывая основного требования с формой его реализации, предусматривает, однако, одно строго определенное назначение сумм, полученных от такой реализации. Когда тов. Икс говорит, что «с.-д. партия не может взять на себя задачу вперед предрешить, в какой конкретной форме народное представительство использует земельный фонд, находящийся в его руках», то он смешивает две различные вещи: способ реализации (иначе: «форму использования») фонда и назначение полученных от реализации сумм. Оставляя совершенно неопределенным вопрос о назначении этих сумм и связывая себе хотя отчасти руки в вопросе о способе реализации, тов. Икс вносит двоякое ухудшение в наш проект.

Равным образом неправ, по нашему мнению, тов. Икс, когда возражает нам: «получить выкупные платежи обратно от дворян также нельзя, так как многие из них все промотали». Это, собственно говоря, вовсе не возражение, ибо мы и не предлагаем просто «получить обратно», а предлагаем особый налог. Тов. Икс сам приводит в своей статье данные, что крупные землевладельцы особенно большую долю крестьянской земли «отрезывали» в свою пользу, захватывая иногда до трех четвертей крестьянской земли. Совершенно естественно поэтому требование именно крупных землевладельцев-дворян обложить особым налогом. Совершенно естественно также дать добытым этим путем суммам именно то особое назначение, которого мы требуем, ибо сверх общей задачи возвращения народу всех доходов, получаемых государством (задачи, осуществимой вполне лишь при социализме), перед освобожденной Россией неминуемо встанет еще специальная и особенно настоятельная задача поднятия жизненного уровня крестьян, задача серьезной помощи той массе нищих и голодных, которая так непомерно быстро растет при пашем самодержавном строе.

Перейдем к четвертому пункту, который тов. Икс отвергает целиком, хотя рассматривает исключительно первую его часть – об отрезках, и ни слова не говорит о второй части, предусматривающей устранение остатков крепостного права, различных в различных местностях государства. Начнем с одного формального замечания автора: он видит противоречие в том, что мы требуем уничтожения сословий и учреждения крестьянских, т. е. сословных, комитетов. На самом деле, тут противоречие только кажущееся: для уничтожения сословий требуется «диктатура» низшего, угнетенного сословия, – точно так же, как для уничтожения классов вообще и класса пролетариев в том числе требуется диктатура пролетариата. Вся наша аграрная программа имеет целью уничтожение крепостнических и сословных традиций в области аграрных отношений, а для такого уничтожения возможно апеллировать единственно к низшему сословию, к угнетенным этими остатками крепостного порядка.

По существу дела, главным возражением автора является следующее: «едва ли доказуемо», что отрезки являются главнейшим базисом отработочной системы, ибо величина этих отрезков зависела от того, были ли крестьяне при крепостном праве оброчными и, следовательно, многоземельными, или барщинными и, следовательно, малоземельными. «Размеры отрезков и их значение обусловливается комбинацией исторических условий» и, например, в Вольском уезде в небольших имениях процент отрезков ничтожен, а в крупных имениях – громаден. Так рассуждает автор, не замечая, что он уходит в сторону от вопроса. Несомненно, что отрезки распределены крайне неравномерно и в зависимости от комбинации самых различных условий (в том числе и от такого условия, как существование барщины или оброка при крепостном праве). Но что же это доказывает? Разве отработочная система не распределена тоже крайне неравномерно? Разве ее существование не определяется тоже комбинацией самых различных исторических условий? Автор берется опровергнуть связь между отрезками и отработочной системой, а рассуждает только о причинах отрезков и различий в их величине, ровно ничего не говоря об этой связи. Только однажды автор выставляет утверждение, подходящее вплотную к сути его тезиса, и именно в этом утверждении он совершенно неправ. «Следовательно, – говорит он, подводя итог своим рассуждениям о влиянии оброка или барщины, – там, где крестьяне были барщинными (главным образом в центральном земледельческом районе), эти отрезки будут ничтожными, а там, где были оброчными, – вся помещичья земля может составлять «отрезки»». Подчеркнутые нами слова заключают в себе крупную ошибку, разрушающую всю аргументацию автора. Именно в центральном земледельческом районе, этом главном центре отработков и всяких остатков крепостничества, отрезки не «ничтожны», а громадны, отрезки гораздо выше, чем в нечерноземной полосе с ее преобладанием оброка над барщиной. Вот данные по этому вопросу, доставленные мне одним товарищем, статистиком по специальности{69}69
  Речь идет о письме, автор которого остался неизвестен (подпись не разобрана), написанном в ответ на запрос В. И. Ленина. Использовав данные, сообщенные автором, Ленин сделал на письмо вычисления, приведенные им ниже, а также вычисления среднего процента барщинных крестьян по группам губерний. На чистой странице письма Лениным сделаны расчеты и графические иллюстрации к анализу классовых групп в деревне (см. Ленинский сборник XIX, стр. 350–355 и настоящий том, стр. 379–380).


[Закрыть]. Он сравнил данные «Военно-статистического сборника» о землевладении помещичьих крестьян до реформы с данными статистики поземельной собственности 1878 года и определил таким образом величину отрезков по каждой губернии. Оказалось, что в девяти нечерноземных губерниях[50]50
  Псковская, Новгородская, Тверская, Московская, Владимирская, Смоленская, Калужская, Ярославская и Костромская.


[Закрыть] у помещичьих крестьян было до реформы 10 421 тысяча десятин, а осталось в 1878 г. – 9746 тыс. десятин, т. е. отрезано 675 тыс. лес. или 6,5 % земли, отрезано по 72,8 тыс. дес. в среднем на губернию. Напротив, в 14 черноземных губерниях[51]51
  Орловская, Тульская, Рязанская, Курская, Воронежская, Тамбовская, Нижегородская, Симбирская, Казанская, Пензенская, Саратовская, Черниговская, Харьковская и Полтавская (37 % земли отрезано).


[Закрыть] у крестьян было 12 795 тыс. дес, а осталось 9996 тыс. дес, т. е. отрезано 2799 тыс. дес. или 21,9 %, отрезано в среднем на губернию по 199,1 тыс. дес. Исключением является только третий район, степной, где в пяти губерниях[52]52
  Херсонская, Екатеринославская, Таврическая, Донская (приблизительный расчет) и Самарская.


[Закрыть] у крестьян было 2203 тыс дес, а осталось 1580 тыс. дес, т. е. отрезано 623 тыс. дес. или 28,3 %, отрезано в среднем на губернию по 124,6 тысяч дес.[53]53
  Сопоставляя эти данные об отрезках в трех районах с данными о проценте барщинных крестьян к общему числу крестьян (по материалам редакционных комиссий: см. т. 32, стр. 686 Энциклопедического словаря, статью «Крестьяне»), получаем такое соотношение. Нечерноземный район (9 губ.): отрезки – 6,5 %; барщинных крестьян – 43,9 % (среднее из 9 по-губернских данных). Средний черноземный район (14 губ.): отрезки – 21,9 %; барщинных крестьян – 76,0 %. Степной район (5 губ.): отрезки – 28,3 %; барщинных крестьян – 95,3 %. Следовательно, соотношение получается обратное тому, которое хочет установить товарищ Икс.


[Закрыть]. Этот район является исключением, ибо здесь преобладает капиталистическая система над отработочной, тогда как процентный размер отрезков здесь наибольший. Но это исключение скорее подтверждает общее правило, ибо здесь влияние отрезков было парализовано такими крупными обстоятельствами, как наибольшие наделы у крестьян, несмотря на отрезки, и наибольшее количество свободного земельного фонда для аренды земли. Таким образом, попытка автора усомниться в существовании связи между отрезками и отработочной системой совершенно неудачна. В общем и целом, не подлежит сомнению, что центр отработочной системы в России (средне-черноземный район) есть в то же время и центр отрезков. Мы подчеркиваем «в общем и целом» для ответа на следующее недоумение автора. К словам нашей программы о возвращении тех земель, которые отрезаны и служат орудием кабаления, автор ставит в скобках вопрос: «а которые не служат?». Мы ответим ему, что программа – не проект закона о возвращении отрезков. Мы определяем и объясняем общее значение отрезков, а не говорим об отдельных случаях. И неужели можно еще, после всей народнической литературы о положении пореформенного крестьянства, сомневаться в том, что отрезки, в общем и целом, служат орудием крепостнической кабалы? Неужели можно еще, спросим мы дальше, отрицать связь отрезков с отработочной системой, когда эта связь вытекает из самых основных понятий о пореформенной экономике России? Отработочная система есть соединение барщины с капитализмом, «старого режима» и «современного» хозяйства, системы эксплуатации посредством наделения землей и системы эксплуатации посредством отделения от земли. А какой же может быть более рельефный пример современной барщины, как не система хозяйства за отрезные земли (система, описанная, как таковая, как особая система, а не случайность, народнической литературой еще в то доброе старое время, когда о шаблонных и узких марксистах и слуху не было)? Неужели можно думать, что современное прикрепление крестьян к земле держится только отсутствием закона о свободе передвижения, а не существованием кроме того (и отчасти в основе того) кабального хозяйства за отрезные земли?

Не доказавши совершенно ничем основательности своего сомнения в наличности связи между отрезками и кабалой, автор рассуждает дальше следующим образом. Возвращение отрезков есть наделение мелкими участками земли, основанное не столько на потребностях крестьянского хозяйства, сколько на историческом «предании». Как и всякое наделение недостаточным количеством земли (о достаточном и речи быть не может), оно не уничтожит, а создаст кабалу, ибо вызовет аренду недостающих земель, аренду из нужды, аренду продовольственную, будет, следовательно, реакционной мерой.

Рассуждение опять-таки бьющее мимо цели, ибо наша программа вовсе не «обещает» в своей аграрной части устранение всякой нужды вообще (это обещает она лишь в своей общесоциалистической части), а только устранение (некоторых хотя бы) остатков крепостного права. Наша программа говорит именно не о наделении вообще всякими мелкими участками, а об устранении хоть одного из видов кабалы, уже сложившегося. Автор уклонился от того хода мысли, который положен в основу нашей программы, и произвольно, неправильно придал ей иное значение. В самом деле, посмотрите на его аргументацию. Он отодвигает (и в этом отношении он, конечно, прав) толкование отрезков в смысле одной лишь чересполосности и говорит: «если отрезки являются добавочным наделением землей, то нужно рассмотреть, достаточно ли отрезков для уничтожения кабальных отношений, так как с этой точки зрения кабальные отношения есть результат малоземелья». Решительно нигде не утверждает наша программа, что отрезков достаточно для уничтожения кабалы. Вся и всяческая кабала может быть уничтожена только социалистической революцией, мы же в аграрной программе стоим на почве буржуазных отношений и требуем некоторых мер «в целях устранения» (не говорим даже, чтобы это могло быть полным устранением) остатков крепостного права. Вся суть нашей аграрной программы состоит в том, что сельский пролетариат должен вместе с богатым крестьянством бороться за уничтожение остатков крепостничества, за отрезки. Кто внимательно всмотрится в это положение, тот поймет неправильность, неуместность и нелогичность возражений вроде того: почему только отрезков, раз этого недостаточно? Потому, что вместе с бэгатым крестьянством пролетариат не сможет и не должен идти дальше уничтожения крепостничества, дальше отрезков и т. п. Дальше этого пролетариат вообще и сельский в особенности пойдет один, не вместе с «крестьянством», не вместе с богатым мужиком, а против него. Не потому мы не идем дальше отрезков, что не хотим добра мужику или боимся запугать буржуазию, а потому, что не хотим, чтобы сельский пролетарий помогал богатому мужику свыше необходимого, свыше необходимого для пролетария. От крепостнической кабалы страдает и пролетарий и богатый мужик; против этой кабалы они могут и должны идти вместе, а против остальной кабалы пролетариат пойдет один. Поэтому выделение крепостнической кабалы от всякой другой является в нашей программе необходимым результатом строгого соблюдения классовых интересов пролетариата. Мы бы нарушили эти интересы, мы бы покинули классовую точку зрения пролетариата, если бы допустили в нашей программе, что «крестьянство» (т. е. богатеи плюс беднота) пойдет вместе дальше уничтожения остатков крепостного права; мы затормозили бы этим безусловно необходимый и самый важный с точки зрения социал-демократа процесс окончательного обособления сельского пролетариата от хозяйственного крестьянства, процесс роста пролетарского классового сознания в деревне. Когда люди старой веры, народники, и люди без всякой веры и без всяких убеждений, социалисты-революционеры, разводят руками по поводу нашей аграрной программы, то происходит это от того, что они (напр., г. Рудин и К^о) понятия не имеют о действительном экономическом строе нашей деревни и его эволюции, понятия не имеют о складывающихся и почти сложившихся буржуазных отношениях внутри общины, о силе буржуазного крестьянства. Со старыми народническими предрассудками или чаще с обрывками этих предрассудков подходят они к нашей аграрной программе и начинают критиковать отдельные пункты или их формулировку, не понимая даже, какую цель преследует наша аграрная программа, на какие общественно-экономические отношения она рассчитана. Когда им говорят, что в нашей аграрной программе речь идет не о борьбе с буржуазным строем, а о введении деревни в условия буржуазного строя, то они только протирают глаза, не сознавая (по свойственной им теоретической беззаботности), что их недоумение есть простой отзвук борьбы между народническим и марксистским миросозерцанием.

Для марксиста, приступающего к составлению аграрной программы, вопрос об остатках крепостничества в буржуазной и капиталистически развивающейся русской деревне есть уже решенный вопрос, и только полная беспринципность социалистов-революционеров мешает им видеть, что для критики по существу они должны противопоставить хоть что-нибудь связное и цельное нашему решению этого вопроса. Для марксиста задача состоит лишь в том, чтобы избежать двух крайностей: с одной стороны, не впасть в ошибку тех людей, которые говорят, что с точки зрения пролетариата нам дела нет ни до каких ближайших и временных непролетарских задач, а с другой стороны, не допустить, чтобы участие пролетариата в решении ближайших демократических задач могло вести к затемнению его классового сознания и его классовой особ-ности. В области собственно поземельных отношений эта задача сводится к следующей: дать определенный лозунг такого аграрного преобразования на почве существующего общества, которое бы всего полнее смело остатки крепостного права и всего скорее высвободило сельский пролетариат из сплошной массы сплошного крестьянства.

Думается, что наша программа решила эту задачу. И нас нисколько не смущает вопрос товарища Икса: как быть, если крестьянские комитеты потребуют не отрезков, а всей земли? Мы сами требуем всей земли, только, конечно, не «в целях устранения остатков крепостного порядка» (каковыми целями ограничивается аграрная часть нашей программы), а в целях социалистического переворота. И мы всегда и при всяких обстоятельствах неустанно указываем и будем указывать «деревенской бедноте» именно эту цель. Нет более грубой ошибки, как думать, что социал-демократ может идти в деревню только с аграрной частью своей программы, что социал-демократ может хотя бы на минуту свернуть свое социалистическое знамя. Если же требование всей земли будет требованием национализации или перехода земли к современному хозяйственному крестьянству, то мы оценим это требование с точки зрения интересов пролетариата, приняв во внимание все обстоятельства дела; мы не можем наперед сказать, напр., выступит ли наше хозяйственное крестьянство, когда революция пробудит его к политической жизни, в качестве демократически-революционной партии или в качестве партии порядка. Мы должны так составить свою программу, чтобы быть готовыми и к самому худшему, а осуществление лучших комбинаций только облегчит нашу работу и даст ей новый толчок.

Нам остается еще, по данному вопросу, остановиться на следующем рассуждении товарища Икса. «На это, – пишет он по поводу своего положения, что наделение отрезками упрочит продовольственную аренду, – на это может быть возражение, что наделение отрезками имеет значение, как средство уничтожить кабальные формы аренды этих отрезков, а не увеличение и упрочение мелкого продовольственного хозяйства. Однако не трудно заметить, что в этом возражении есть логическое противоречие. Наделение клочками земли есть наделение землей в недостаточном количестве для ведения прогрессирующего хозяйства и достаточное для упрочения продовольственного арендующего хозяйства. Следовательно, наделением недостаточным количеством земли продовольственное хозяйство делается прочнее. Но уничтожаются ли этим кабальные формы аренды, – это нужно еще доказать. Мы доказывали, что они упрочиваются, так как увеличат число мелких собственников – конкурентов при аренде помещичьей земли».

Мы выписали целиком все это рассуждение тов. Икса, чтобы читателю легче было судить, где заключается действительное «логическое противоречие». По общему правилу, крестьяне сейчас пользуются отрезками на условиях крепостнической кабалы. По возвращении отрезков они будут пользоваться ими как свободные собственники. Неужели «нужно еще доказать», что это возвращение уничтожит крепостническую кабалу посредством этих отрезков? Речь идет об особых участках земли, создавших уже особую форму кабалы, а автор ставит на место этого частного понятия общую категорию «недостаточного количества земли»! Это значит перепрыгнуть через вопрос. Это значит предположить, что отрезки в настоящее время не порождают никакой особой кабалы: тогда действительно возвращение их было бы просто «наделением недостаточным количеством земли», тогда действительно мы не могли бы стоять за эту меру. Но всякий прекрасно видит, что это не так. Далее. Автор напрасно смешивает крепостническую кабалу (отработочную систему хозяйства), порождаемую отрезками, с продовольственной арендой, с арендой из нужды вообще. Эта последняя аренда существует во всех европейских странах: при капиталистическом хозяйстве везде и всегда конкуренция мелких собственников и мелких арендаторов вздувает продажные и арендные цены на землю до «кабальных» размеров. Этого рода кабалы нам не избыть никак[54]54
  Ограничение, обуздание этой кабалы возможно посредством предоставления судам права понижать арендные цены, – чего мы и требуем в своей программе.


[Закрыть], покуда мы не избавимся от капитализма. Но разве же это – возражение против особых мер борьбы с особыми, чисто русскими, видами кабалы? Тов. Икс рассуждает так, как если бы он возражал против сокращения рабочего дня ссылкой на увеличение интенсивности труда вследствие такого сокращения. Сокращение рабочего дня есть частичная реформа, уничтожающая только один из видов кабалы, именно кабалу посредством удлинения работы. Другие виды кабалы, напр., кабала посредством «подгоняния» рабочих этой реформой не устраняется, а все вообще виды кабалы никакими реформами на почве капитализма не могут быть устранены.

Когда автор говорит: «наделение отрезками является мерой реакционной, закрепляющей кабалу», то он выставляет положение, находящееся в таком вопиющем противоречии со всеми данными о пореформенном крестьянском хозяйстве, что он сам не удерживается на этой позиции. Он сам противоречит себе, говоря несколько выше: «… Насаждать капитализм, разумеется, не дело социал-демократической партии. Это помимо желания какой бы то ни было партии случится, если крестьянское землепользование расширится…». Но если расширение крестьянского землепользования вообще поведет к развитию капитализма, то тем более неизбежен этот результат при расширении землевладения крестьян насчет специальных участков, порождающих специально-крепостническую кабалу. Возвращение отрезков поднимет жизненный уровень крестьянства, увеличит внутренний рынок, усилит спрос на наемных рабочих в городах, а равно и на наемных рабочих у богатых крестьян и у помещиков, теряющих некоторую опору отработочного хозяйства. Что же касается до «насаждения капитализма», то это уже совсем странное возражение. Насаждением капитализма возвращение отрезков было бы лишь тогда, если бы оно нужно и полезно было исключительно буржуазии. Но это не так. Оно нужно и полезно не менее, если не более, деревенской бедноте, страждущей от кабалы и отработков. Сельский пролетарий вместе с сельским буржуа угнетен крепостнической кабалой, основанной в значительной степени именно на отрезках. Поэтому сельский пролетарий не может освободить себя от этой кабалы, не освобождая тем самым и сельского буржуа. Усматривать тут «насаждение» капитализма могут только гг. Рудины и подобные социалисты-революционеры, не помнящие родства с народниками.

Еще менее убедительны соображения тов. Икса по вопросу об осуществимости возвращения отрезков. Его данные по Вольскому уезду говорят против него: почти пятая часть имений (18 из 99) осталась в руках старых владельцев, т. е. отрезки могли бы перейти прямо и без всяких выкупов в руки крестьян. Еще треть имений перешла целиком в другие руки, т. е. здесь пришлось бы выкупить отрезки насчет крупного дворянского землевладения. И только в 16 случаях из 99 пришлось бы выкупить у крестьян же и других владельцев, купивших землю по частям. Мы решительно отказываемся понять «неисполнимость» возвращения отрезков при такого рода условиях. Возьмем данные по той же самой Саратовской губернии. Перед нами лежат новейшие «Материалы к вопросу о нуждах сельскохозяйственной промышленности в Саратовской губ.» (Саратов, 1903 г.). Размер всех отрезков у бывших помещичьих крестьян определяется в 600 тысяч десятин или 42,7 %[55]55
  Заметим, что эти новейшие земско-статистические данные вполне подтверждают мнение вышеупомянутого товарища статистика, что сообщенные им данные об отрезках преуменьшены. По тем данным отрезки составляют в Саратовской губернии всего 512 тыс. десятин (=38 %). Между тем И сумма 600 тыс. десятин ниже действительной величины отрезков, ибо охватывает, во-первых, не все общины бывших помещичьих крестьян, а, во-вторых, только удобные земли.


[Закрыть]. Если земские статистики в 1896 г. могли определить величину отрезков по извлечениям из уставных грамот и других документов, то почему бы не определить этой величины еще точнее крестьянским комитетам в каком-нибудь, скажем, 1906 г.? И если бы взять норму Вольского уезда, то оказалось бы, что около 120 тыс. дес. можно бы было вернуть крестьянам сразу и без всякого выкупа, затем около 200 тысяч дес. выкупить (за счет дворянских земель) сразу из состава имений, перешедших в другие руки полностью, и только относительно остальных земель процедура выкупа (за счет дворянского землевладения), обмена и т. п. была бы несколько сложнее, но во всяком случае не представила бы ничего «неисполнимого». Какое значение имело бы для крестьян возвращение своих 600 тыс. дес, видно, напр., из того, что вся сумма аренды частновладельческой земли в Саратовской губернии составляла в конце 90-х годов около 900 тысяч десятин. Мы не думаем, само собою разумеется, утверждать, чтобы все отрезные земли арендовывались в настоящее время, – мы хотим только наглядно показать отношение количества земли, подлежащей возвращению в собственность, к земле, снимаемой теперь сплошь да рядом на кабальных и на крепостнически-кабальных условиях. Это сравнение свидетельствует весьма внушительно о том, какой чувствительный удар нанесло бы возвращение отрезков крепостнически-кабальным отношениям, какой толчок дало бы оно революционной энергии «крестьянства» и, – что всего важнее с точки зрения социал-демократа, – в каких громадных размерах ускорило бы оно идейный и политический разрыв между сельским пролетариатом и крестьянской буржуазией. Ибо ближайшим и неизбежным результатом экспроприационной работы крестьянских комитетов был бы именно этот решительный и бесповоротный разрыв, а отнюдь не объединение всего «крестьянства» на «полусоциалистических», «уравнительных» требованиях всей земли, как мерещится современным эпигонам народничества. Чем революционнее выступит «крестьянство» против помещиков, тем скорее и глубже будет этот разрыв, который выступит тогда не из статистических выкладок марксистского исследования, а из политических действий крестьянской буржуазии, из борьбы партий и классов внутри крестьянских комитетов.

И заметьте: выставляя требование вернуть отрезки, мы намеренно ограничиваем свою задачу рамками существующего строя: мы обязаны это делать, если мы говорим о программе-minimum и если мы не хотим впасть в то беспардонное прожектерство, стоящее на границе шарлатанства, когда «на первый план» выдвигаются, с одной стороны, кооперации, с другой стороны, социализация. Мы даем ответ на вопрос, который поставлен не нами[56]56
  До какой степени «не нами» поставлен вопрос об аграрной реформе на почве существующего строя, это видно, например, из следующей цитаты, которую мы заимствуем у одного из самых выдающихся теоретиков народничества, г. В. В., и притом из статьи, относящейся к лучшей эпохе его деятельности («Отечественные Записки»{185}185
  «Отечественные Записки» – литературно-политический журнал, начал издаваться в Петербурге в 1820 году; с 1839 года становится наиболее прогрессивным журналом того времени. В работе журнала принимали участие В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Т. Н. Грановский, Н. П. Огарев и др. С 1846 года, после ухода из редакции Белинского, значение «Отечественных Записок» стало падать. С 1868 года, когда журнал перешел в руки Н. А. Некрасова и М. Е. Салтыкова-Щедрина, наступил период нового расцвета «Отечественных Записок»; в это время журнал группировал вокруг себя революционно-демократическую интеллигенцию. После смерти Некрасова (1877) преобладающее влияние в журнале приобрели народники.
  Журнал подвергался непрерывным цензурным преследованиям и в апреле 1884 года был закрыт царским правительством.


[Закрыть], 1882, № 8 и 9). «Рассматриваемые порядки, – писал тогда г. В. В. о строе нашего земледелия, – унаследованы нами от крепостного права… Крепостное право рухнуло, но пока лишь с юридической и некоторых других сторон, сельскохозяйственные же порядки остались прежние, дореформенные… Крестьяне не могли продолжать вести промысел исключительно на своем обрезанном наделе; им нужно было непременно пользоваться отошедшими угодьями… Дабы обеспечить правильный ход мелкого земледельческого промысла, нужно гарантировать крестьянину пользование, по крайней мере, теми угодьями, которые… так или иначе находились в его распоряжении во времена крепостного права. Это minimum желаний, какие можно предъявлять во имя мелкой культуры». Вот постановка вопроса, данная людьми, которые верили в народничество и открыто исповедовали его, а не играли в прятки недостойным образом, как гг. соц.-революционеры. И социал-демократия оценила народническую постановку по существу, как всегда оценивает она буржуазные и мелкобуржуазные требования. Положительную и прогрессивную часть требований (борьба со всеми остатками крепостного права) она переняла целиком, выбросив за борт мещанские иллюзии, показав, что уничтожение остатков крепостничества очистит и ускорит именно капиталистическое, а не иное какое развитие. Именно в интересах общественного развития и развязывания рук пролетарию, а не «во имя мелкой культуры» выставляем мы свое требование вернуть отрезки, отнюдь не обязываясь помогать «мелкой» крестьянской буржуазии не только против крепостного права, но и против крупной буржуазии.


[Закрыть], на вопрос о реформах завтрашнего дня, обсуждаемых и нелегальной печатью, и «обществом», и земством, и, пожалуй, даже правительством. Мы были бы анархистами или простыми болтунами, если бы отстранились от этого настоятельного, но вовсе не социалистического вопроса, выдвинутого всей пореформенной историей России. Мы должны дать правильное, с социал-демократической точки зрения, решение этого не нами поставленного вопроса, мы должны определить свою позицию по отношению к тем аграрным реформам, которых все либеральное общество уже потребовало и без которых ни один разумный человек не представляет себе политического освобождения России. И мы определяем свою позицию в этой либеральной (в научном, т. е. в марксистском смысле слова либеральной) реформе, оставаясь безусловно верными своему принципу поддержки действительно демократического движения наряду с неустанным и неуклонным развитием классового сознания пролетариата. Мы даем практическую линию поведения в такой реформе, которую не сегодня-завтра должны предпринять правительство или либералы. Мы даем такой лозунг, который толкает к революционной развязке реформу, действительно выдвинутую жизнью, а не сочиненную фантазией расплывчатого, гуманного Allerwelts[57]57
  Приемлемого для всех. Ред.


[Закрыть]-социализма.

Именно этим последним грехом грешит проект программы тов. Икса. На вопрос о том, как держать себя в предстоящих либеральных преобразованиях аграрных отношений, нет никакого ответа. Зато нам дают (в пунктах 5 и 7) ухудшенную и противоречивую формулировку требования национализации земли. Противоречивую, ибо уничтожение ренты проектируется то путем налога, то путем передачи земли обществу. Ухудшенную, ибо налогом ренты не уничтожишь, а передача земли (вообще говоря) желательна в руки демократического государства, а не мелких общественных организаций (вроде современного или будущего земства). Доводы против принятия в нашу программу требования национализации земли приводились уже не раз, и мы не станем повторять их.

Пункт восьмой вовсе не относится к практической части программы, а п. 6 тов. Икс формулировал так, что в нем не осталось ничего «аграрного». Почему он устраняет суды и понижение арендной платы, остается неизвестным.

Пункт первый автор формулирует менее ясно, чем это сделано в нашем проекте, а добавление: «в интересах защиты мелких собственников (а не развития мелкой собственности)» является опять-таки не-«аграрным», неточным (нанимающих рабочего мелких собственников нечего и защищать) и излишним, ибо поскольку мы защищаем личность, а не собственность мелкого буржуа, мы делаем это посредством требования точно определенных социальных, финансовых и проч. реформ.

Написано в июне – июле, ранее 15 (28), 1903 г.

Напечатано в июле 1903 г. в брошюре: Икс. Об аграрной программе. Ленин, Н. Ответна критику нашего проекта программы. Женева, изд. «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии»

Печатается по тексту брошюры