Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 23. Март – сентябрь 1913"

Интересный съезд

Вчера, 12-го июня, в Харькове открылся интересный съезд. Он интересен в двух отношениях. Во-1-х, это – первый общеземский съезд, посвященный статистике народного образования. Во-2-х, он почтен особым вниманием администрации. Председатель съезда назначен администрацией, сведущие лица «профильтрованы», как выражается Б. Веселовский в «Русском Слове», ею же. Представители печати на съезд не допущены.

Едва ли можно объяснить эти меры, – которые даже с «русской» точки зрения кажутся непомерно… предусмотрительными, – тем, что съезд собирается в одном из украинских центров. На общеземском съезде съедутся не украинские только статистики и земцы, а работники на этом поприще, принадлежащие ко всем национальностям России.

Должно быть, предмет занятий съезда не очень нравится администрации, – хотя речь будет идти только о постановке статистики, о том, что сделано, почему сделано мало, а следует сделать больше и лучше.

Народное образование отстало в России, как нигде в свете. Член Думы Бадаев указал в своей речи, что даже негры в Америке насчитывают всего 44 % неграмотных – в Европе один-два процента – тогда как в России 79 % неграмотных!

За последнее время народное образование все же, несмотря на тысячи препятствий, растет и развивается быстрее, чем прежде. Знать правду о положении народного образования – прямой и насущнейший интерес народных масс вообще, рабочих в особенности.

Статистику народного образования было бы очень нетрудно поставить по-европейски. Каждый учитель и учительница легко могли бы сообщать ежегодно сведения и о каждом учащемся (возраст, национальность, условия семейной жизни, хозяйственное положение родителей и т. д.) и о каждом учащем (образование, размер получаемого жалования, рабочий день, национальность и пр. и т. п.). Небольшое число статистиков, разрабатывая ежегодно такие данные, могло бы доставлять государству богатейший и ценнейший материал и об условиях воспитания и обучения молодого поколения, и о целом ряде сторон народной жизни… если бы… если бы… Представители печати на харьковский съезд не допущены, председатель съезда назначен, сведущие лица, по словам Б. Веселовского в «Русском Слове», профильтрованы администрацией.

Мы наговорили глупостей о европейской статистике народного образования. Какая уж тут Европа! Помолчим-ка лучше.

Написано 8 (21) июня 1913 г.

Напечатано 13 июня 1913 г. в газете «Правда» № 134. Подпись: N.

Печатается по тексту газеты

В Австралии

В Австралии недавно закончились новые парламентские выборы. Рабочая партия, которая главенствовала в нижней палате, имея 44 депутата из 75, потерпела поражение. У нее теперь оказалось только 36 депутатов из 75. Большинство перешло к либералам, но большинство очень непрочное, ибо в верхней палате 30 депутатов из 36 – рабочие.

Что же это за оригинальная капиталистическая страна, в которой рабочие преобладают в верхней палате, а недавно преобладали и в нижней, а капиталистический строй не подвергался никакой опасности?

Один из английских корреспондентов немецкой рабочей печати недавно разъяснил это обстоятельство, которое очень часто дает повод к кривотолкам у буржуазных писателей.

Австралийская рабочая партия даже и на словах не является социалистической партией. На деле это – либерально-буржуазная партия, а так называемые австралийские либералы, это – консерваторы.

Такое странное и неправильное словоупотребление при обозначении партий – явление не единичное. Называются же в Америке демократами вчерашние рабовладельцы или во Франции «радикалами-социалистами» мелкие буржуа, враги социализма! Чтобы понять действительное значение партий, надо смотреть не на вывеску, а на их классовый характер и на исторические условия каждой отдельной страны.

Австралия – молодая колония Англии.

Капитализм в Австралии совсем еще юный. Страна только-только складывается в самостоятельное государство. Рабочие – большею частью переселенцы из Англии. Покинули они Англию в такую эпоху, когда там почти безраздельно царила либеральная рабочая политика, когда масса английских рабочих была либералами. В Англии и до сих пор большинство квалифицированных, обученных фабрично-заводских рабочих – либералы и полулибералы. Это – результат исключительно-выгодного, монопольного положения Англии во второй половине прошлого века. Только теперь масса рабочих в Англии поворачивается (но медленно) к социализму.

И если в Англии так называемая «Рабочая партия» есть союз несоциалистических профессиональных союзов с крайне оппортунистической «Независимой рабочей партией», то в Австралии рабочая партия есть чистое представительство несоциалистических рабочих профессиональных союзов.

Вожди австралийской рабочей партии – чиновники профессиональных союзов, элемент повсюду наиболее умеренный и «капиталопослушный», а в Австралии и совсем уже мирный, чисто либеральный.

Связь между отдельными австралийскими государствами в единую Австралию еще очень слаба. Рабочей партии приходилось заботиться об ее развитии и укреплении, о создании центрального правительства.

Рабочая партия в Австралии проводила то, что в других странах проводили либералы: общий для всего государства таможенный тариф, общий школьный закон, общий поземельный налог, общее фабричное законодательство.

Понятно, что с окончательным развитием и упрочением Австралии, как самостоятельного капиталистического государства, изменится положение рабочих, переменится и либеральная «рабочая партия», уступив место социалистической рабочей партии. Пример Австралии – одна из иллюстраций того, при каких условиях возможны исключения из правила. Правило это – социалистическая рабочая партия в капиталистической стране. Исключение – либеральная рабочая партия, возникающая лишь на некоторое время в силу особых, ненормальных для капитализма вообще, условий.

Те либералы в Европе и в России, которые пробуют «учить» народ ненужности классовой борьбы на примере Австралии, только обманывают себя и других. Смешно думать о перенесении австралийских условий (неразвитая, юная колония, населенная либеральными английскими рабочими) на страны с давно сложившимся государством и развитым капитализмом.

Написано 8 (21) июня 1913 г.

Напечатано 13 июня 1913 г. в газете «Правда» № 134. Подпись: W.

Печатается по тексту газеты

Дешевое мясо – для «народа»

Какая злободневная новость! Какая насущная нужда рабочих получает удовлетворение! Дешевое мясо для народа – где? что? как?

В Москве при городских бойнях открыт «фрейбанк», т. е. лавка для продажи дешевого, обезвреженного, условно-годного мяса. Так сообщило «Русское Слово».

Дешевое мясо, это – хорошо. Но что это значит: «обезвреженное», «условно-годное» (следовательно, можно сказать с таким же правом: условно-негодное!) мясо? А вот, что это значит:

Когда скот поступает на продажу, его осматривает ветеринарный надзор. Больной скот бракуют. Его не позволяют убивать, ибо употребление его в пищу грозит заражением людей различными болезнями. Особенно часто бракуют скот туберкулезный (чахоточный) и «финнозный» (пузырчатые глисты).

Из общего числа около 450 000 голов скота, проходящего через московские бойни, бракуют, как подозрительных, около 30 000 голов.

Так вот, этот подозрительный, финнозный и туберкулезный скот обезвреживают варкой в течение около трех часов в особой камере, под надзором ветеринара. Глисты и туберкулезные бациллы гибнут от этой варки.

Ну, вероятно, все или почти все совершенно гибнут или почти совершенно гибнут! Получается обезвреженное, вываренное и дешевое мясо.

«Помереть от него, – говорит, по отзыву «Русского Слова», народ, – конечно, не помрешь, а чахоткой все-таки заболеешь или животом намаешься, потому что, известное дело, скотина больная».

От покупателей отбою нет. Приезжают рабочие даже из Москвы. Очереди ждут подолгу. В утренней очереди больше женщины – хозяйки, в дневной – рабочие, главным образом строительные.

Вываренное, обезвреженное мясо, от которого не помрешь, а животом намаешься – это как раз для народа. Настоящее мясо народу не по карману.

Говорят, чем тщательнее ветеринарный надзор, тем больше бракуется мяса. «Таким образом, – заключает «Русское Слово», – население с двух сторон заинтересовано в тщательности надзора: средние классы в том, чтобы с боен в продажу поступало здоровое мясо; беднота – чтобы больше браковалось скота и чтобы фрейбанк вполне был обеспечен мясом».

Вот в какое культурное и человеколюбивое время мы живем: «с двух сторон» научились «заинтересовывать» население. И какая «свобода» для дешевого мяса: ведь «фрейбанк» значит по-немецки «свободная лавка».

Культура, свобода, дешевизна продуктов, оживление торговли – все для народа! Увидите объявление: «общество народных квартир» – знайте, что подвал или чердак будет дешевый и под врачебным надзором: помереть, конечно, не помрешь, а чахоткой заболеешь.

Увидите вывеску: «народная столовая» – идите смело. Будет дешевое вываренное мясо, под надзором прошедшее через бойню и без надзора через бойню не прошедшее.

Увидите надпись: «народная библиотека» – вы можете торжествовать. Будет дешевая, а то и бесплатная брошюра, изданная союзом русского народа{89}89
  «Союз русского народа» – крайне реакционная, черносотенная организация монархистов; образовалась в октябре 1905 года в Петербурге для борьбы с революционным движением. «Союз» объединял реакционных помещиков, крупных домовладельцев, купцов, чинов полиции, духовенство, городское мещанство, кулаков, деклассированные и уголовные элементы.
  «Союз» отстаивал незыблемость царского самодержавия, сохранение полукрепостнического помещичьего хозяйства, дворянских привилегий. Его программным лозунгом был монархический националистический лозунг времен крепостного права – «православие, самодержавие, народность». Главным методом борьбы против революции «Союз» избрал погромы и убийства.


[Закрыть] или всероссийским клубом националистов, под врачебным надзором духовной цензуры.

Говорят, скоро откроют «фрейбанк» – для «народного» хлеба… из травы, обезвреженной, вываренной, приготовленной под ветеринарным, то бишь я хотел сказать: под врачебным надзором.

Культура, свобода, дешевизна продуктов, оживление торговли – все для народа! И население все больше и больше окажется заинтересовано с двух сторон: богатые – в том, чтобы их мясо было здоровым, а беднота в том, чтобы «фрейбанк» был обеспечен условно-годным мясом.

Написано 8 (21) июня 1913 г.

Напечатано 16 июня 1913 г. в газете «Правда» № 137. Подпись: В.

Печатается по тексту газеты

Маевка революционного пролетариата

Прошел год со времени ленских событий и первого, решительного, подъема революционного рабочего движения после переворота 3 июня. Царева черная сотня и помещики, орава чиновников и буржуазия отпраздновали 300-летний юбилей грабежа, татарских наездов и опозорения России Романовыми. Собралась и начала свою «работу», сама не веря в нее и потеряв былую контрреволюционную энергию, IV Дума. Растерянность и скука овладели либеральным обществом, вяло жующим призывы к реформам – и в то же время признающим невозможность даже подобия реформ.

И вот, маевка рабочего класса России, – сначала давшего репетицию в Риге, а затем, в первое мая по старому стилю в Петербурге решительное выступление, – эта маевка, как молния в хмурой, тусклой, тоскливой атмосфере, прорезала воздух. Перед сотнями старых революционеров, которых не добили еще и не надломили преследования палачей и ренегатство друзей, – перед миллионами нового поколения демократов и социалистов встали опять, во всем своем величии, задачи грядущей революции и обрисовались силы руководящего ею передового класса.

Уже за несколько недель до первого мая правительство точно потеряло голову, а господа фабриканты вели себя как совсем безголовые люди. Аресты и обыски подняли, казалось, вверх дном все рабочие кварталы столицы. Провинция не отставала от центра. Фабриканты метались, собирая совещания, вынося противоречивые лозунги, то грозя расправой и локаутами, то уступая наперед и соглашаясь закрыть заводы, – то подстрекая правительство к зверствам, то упрекая правительство и призывая его к внесению первого мая в число «табельных» дней.

Но, как ни усердствовала жандармерия, как ни «чистила» она фабричные предместья, как ни хватала направо-налево по последним из своих «списков подозрительных», – ничто не помогло. Рабочие смеялись над бессильной злобой царской шайки и класса капиталистов, иронизировали над грозными и жалкими «объявлениями» градоначальника, писали и пускали по рукам – или передавали из уст в уста – сатирические стишки и добывали, точно из-под земли, новые и новые пригоршни маленьких, плохо изданных, коротких и простых, но вразумительных «листочков» с призывами к стачке и к демонстрации, с напоминанием старых, неурезанных, революционных лозунгов социал-демократии, которая руководила в пятом году первым натиском масс на самодержавие и на монархию.

Сто тысяч бастующих первого мая – говорила на другой день правительственная печать. Сто двадцать пять тысяч – сообщали буржуазные газеты, по первым телеграфным информациям («Киевская Мысль»). Сто пятьдесят тысяч – телеграфировал из Петербурга корреспондент центрального органа германской социал-демократии{90}90
  Имеется в виду центральный орган Германской социал-демократической партии – ежедневная газета «Vorwärts» («Вперед»).


[Закрыть]. А на другой день уже вся буржуазная пресса давала цифру 200–220 тысяч. Число стачечников на деле дошло до 250 тысяч!

Но, помимо числа бастующих первого мая, еще гораздо внушительнее – и гораздо знаменательнее – были революционные уличные демонстрации рабочих. С пением революционных песен, с громкими призывами к революции во всех предместьях столицы и во всех концах города, с красными флагами боролись рабочие толпы в течение нескольких часов против мобилизованных, с удесятеренной энергией правительством, сил полиции и охраны. И рабочие сумели дать почувствовать наиболее ретивым из царских опричников, что борьба идет не на шутку, что перед полицией не горстка игрушечного, славянофильского, дела людишек{91}91
  Речь идет о славянофильских манифестациях, организованных реакционными националистическими элементами 17, 18 и 24 марта (30, 31 марта и 6 апреля) 1913 года в Петербурге по случаю сербско-болгарских побед над турками во время первой балканской войны. Реакционные элементы стремились использовать национально-освободительную борьбу балканских народов в интересах великодержавной политики русского царизма на Ближнем Востоке.


[Закрыть], что встали действительно массы трудящегося класса столицы.

Открытая демонстрация революционных стремлений пролетариата – революционных сил его, закаленных и подкрепленных новыми поколениями, – революционных призывов к народу и к народам России получилась поистине блестящая. Если в прошлом году правительство и фабриканты могли утешать себя тем, что нельзя было предвидеть ленского взрыва, нельзя было сразу подготовиться к борьбе с его последствиями, то теперь предвидение было со стороны монархии самое точное, время для подготовки было самое долгое, приняты «меры» были самые «энергичные», – ив результате полное обнаружение бессилия царской монархии перед революционным пробуждением пролетарских масс.

Да, год стачечной борьбы после Лены, этот год показал – вопреки жалким воплям либералов и их подголосков против «стачечного азарта», против «синдикалистских» стачек, против соединения экономической стачки с политической и обратно, – этот год показал, какое великое, незаменимое оружие выковал себе социал-демократический пролетариат в революционную эпоху для агитации в массах, для пробуждения их, для привлечения их к борьбе. Революционная массовая стачка не давала неприятелю ни отдыха, ни сроку. Она била врага и по карману, она топтала в грязь перед лицом всего мира политический престиж якобы «сильного» царского правительства. Она давала все новым и новым слоям рабочих возможность вернуть назад хоть частичку завоеваний пятого года и привлекала к борьбе новые слои трудящихся, захватывая наиболее отсталых. Она не исчерпывала сил рабочих, будучи сплошь да рядом кратковременным, демонстративным выступлением, – и в то же время подготовляя новые, еще более внушительные и более революционные открытые выступления масс в виде уличных демонстраций.

Ни в одной стране мира за последний год не наблюдалось такого числа политических стачечников, как в России, такого упорства, такого разнообразия, такой энергии стачек. Уже одно это обстоятельство показывает всю мизерность, все презренное тупоумие тех либеральных и ликвидаторских мудрецов, которые хотели «поправлять» тактику русских рабочих 1912–1913 годов по мерке «европейских» конституционных периодов, периодов главным образом подготовительной работы социалистического просвещения и воспитания масс.

Ибо громадный перевес русских стачек над стачками европейских, наиболее передовых, стран доказывает вовсе не особые качества или особые способности рабочих России, – а лишь особые условия современной России в смысле наличности революционного положения, нарастания непосредственно революционного кризиса. Когда в Европе приблизится аналогичный момент нарастания революции (там это будет социалистическая революция, а не буржуазно-демократическая, как у нас), тогда пролетариат наиболее капиталистических стран развернет еще несравненно большую энергию революционных стачек, демонстраций и вооруженной борьбы с защитниками наемного рабства.

Майская стачка текущего года, как и целый ряд стачек за последние полтора года в России, имеет революционный характер в отличие не только от обычных экономических стачек, но и от демонстративных стачек и от тех политических стачек с требованиями конституционных реформ, какова, например, последняя бельгийская стачка. Этого своеобразия русских стачек, всецело обусловливаемого революционным состоянием России, никак не могут понять люди, плененные либеральными мировоззрениями и разучившиеся смотреть на вещи с революционной точки зрения. Эпоха контрреволюции и разгула ренегатских настроений оставила слишком много таких людей и среди тех, кто желает называть себя социал-демократами.

Россия переживает революционное состояние потому, что угнетение громаднейшего большинства населения, не только пролетариата, но и девяти десятых мелких производителей, особенно крестьян, обострилось в максимальной степени, причем этот обостренный гнет, голодовки, нищета, бесправие, надругательство над народом находятся в вопиющем несоответствии и с состоянием производительных сил России, и с степенью сознательности и требовательности масс, пробужденных пятым годом, и с положением дел во всех соседних, не только европейских, но и азиатских странах.

Но этого еще мало. Одно угнетение, как бы велико оно ни было, не всегда создает революционное положение страны. Большей частью для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде. Именно это мы видим теперь в России. Политический кризис назревает у всех на глазах. Буржуазия все сделала, что от нее зависело, для поддержки контрреволюции и создания на этой контрреволюционной почве «мирного развития». Буржуазия давала деньги палачам и крепостникам, сколько они хотели, буржуазия поносила революцию и отреклась от нее, буржуазия лизала сапог Пуришкевича и кнут Маркова 2-го, превращалась в лакея их, буржуазия создавала «европейски»-обоснованные теории, обливающие грязью якобы «интеллигентскую» революцию пятого года, объявляющие ее греховной, воровской, противогосударственной и прочее и прочее.

И несмотря на все эти жертвы своим кошельком, своей честью и своей совестью, буржуазия сама признает, от кадетов до октябристов, что самодержавие и помещики не смогли обеспечить «мирного развития», не смогли обеспечить элементарных условий «порядка» и «законности», без которых не может жить в XX веке капиталистическая страна, рядом с Германией и новым Китаем.

Политический кризис общенационального масштаба в России налицо и притом это – кризис такой, который касается именно основ государственного устройства, а вовсе не каких-либо частностей его, касается фундамента здания, а не той или иной пристройки, не того или иного этажа. И сколько бы ни болтали наши либералы и ликвидаторы фраз на тему о том, что «у нас есть, слава богу, конституция» и что на очереди дня те или иные политические реформы (тесной связи первого положения со вторым не понимают только очень недалекие люди), сколько бы ни лилось этой реформаторской водицы, – а дело остается в том положении, что ни единый ликвидатор и ни единый либерал не может указать никакого реформаторского выхода из положения.

И состояние масс населения в России, и обострение их положения новой аграрной политикой (за которую, как за последнее спасение, должны были схватиться крепостники-помещики), и международные условия, и характер создавшегося у нас общеполитического кризиса – вот та сумма объективных условий, которые делают положение России революционным вследствие невозможности решить задачи буржуазного переворота на данном пути и данными (правительству и эксплуататорским классам) средствами.

Такова общественная, экономическая и политическая, почва, таково соотношение классов в России, породившее своеобразные стачки у нас, невозможные в теперешней Европе, у которой всякие ренегаты желают заимствовать пример не вчерашних буржуазных революций (с проблесками завтрашней пролетарской революции), а сегодняшнего «конституционного» положения. Ни угнетение низов ни кризис верхов не создадут еще революции, – они создадут лишь гниение страны, – если нет в этой стране революционного класса, способного претворить пассивное состояние гнета в активное состояние возмущения и восстания.

Эту роль действительно передового, действительно поднимающего массы на революцию, действительно способного спасти Россию от гниения, класса и играет промышленный пролетариат. Эту задачу он и осуществляет своими революционными стачками. Эти стачки, ненавидимые либералами и непонятые ликвидаторами, являются (говоря словами февральской резолюции РСДРП) «одним из самых действительных средств преодоления апатии, отчаяния и распыления сельскохозяйственного пролетариата и крестьянства, вовлечения его в возможно более дружные, одновременные и широкие революционные выступлениям[32]32
  См. Сочинения, 5 изд., том 22, стр. 259. Ред.


[Закрыть].

Рабочий класс вовлекает в революционные выступления массы трудящихся и эксплуатируемых, лишенных элементарных прав и доведенных до отчаянного состояния. Рабочий класс учит их революционной борьбе, воспитывает их для революционного действия, разъясняет им, где и в чем выход и спасение. Рабочий класс учит их не словами, а делами, примером и притом примером не авантюр единичных героев, а примером массового революционного выступления, соединяющего политические и экономические требования.

Как просты, как понятны, как близки эти мысли всякому честному рабочему, воспринимающему хотя бы зачатки учения социализма и демократии! И как чужды они тем интеллигентским изменникам социализма и предателям демократии, которые в ликвидаторских газетах поносят или осмеивают «подполье», уверяя наивных простачков, что они – «тоже социал-демократы».

Маевка петербургского, а за ним и всего российского, пролетариата еще и еще раз наглядно показала тем, кто имеет очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, великое историческое значение революционного подполья в современной России. Единственная партийная организация РСДРП в Петербурге, Петербургский комитет заставил и перед маевкой, как и перед 9 января, как и перед 300-летием Романовых, как и 4 апреля{92}92
  Имеется в виду однодневная забастовка, проведенная в Петербурге 4 апреля 1913 года, в день первой годовщины ленского расстрела рабочих в 1912 году; в забастовке участвовало свыше 85 тысяч человек.


[Закрыть], даже буржуазную печать отметить тот факт, что листки ПК снова и снова появились по фабрикам и заводам.

Громадных жертв стоят эти листки. Иногда невзрачна их внешность. Некоторые из них, например, призывы к демонстрации 4 апреля, представляют из себя назначения часа и места демонстрации, в шести строках, набранных, видимо, тайком и с крайней спешкой в различных типографиях и различным шрифтом. У нас есть люди («тоже социал-демократы»), которые, имея в виду эти условия работы «подполья», спрашивают, злобно хихикая или презрительно поджимая губы: «Если бы подпольем исчерпывалась партия, то сколько же членов она насчитывала бы? 2–3 сотни?». (См. № 95 (181) органа ренегатов «Луча» в редакционной защите г. Седова, имеющего печальное мужество быть открытым ликвидатором. Этот номер «Луча» вышел за пять дней до маевки, т. е. как раз во время изготовления листков подпольем!)

Господа Даны и Потресовы с К^о, пишущие эти позорные вещи, не могут не знать, что тысячи пролетариев были в партии уже в 1903 году, 150 тысяч в 1907 году, что и теперь тысячи и десятки тысяч рабочих издают и распространяют подпольные листки, как члены подпольных ячеек РСДРП. Но господа ликвидаторы знают, что они защищены столыпинской «легальностью» от легального опровержения их подлой лжи и еще более подлых «ужимок» насчет подполья.

Посмотрите, до чего оторвались от массового рабочего движения, от революционной работы вообще, эти жалкие люди! Возьмите даже их, заведомо фальсифицированную в угоду либералам, мерку. Допустите на минуту, что «две-три сотни» рабочих в Петербурге участвовали в изготовлении и разбрасывании этих подпольных листков.

Что же отсюда выходит? «Две-три сотни» рабочих, цвет СПБ. пролетариата, люди, не только называющие себя социал-демократами, но и работающие как социал-демократы, люди, уважаемые и ценимые за это всем рабочим классом России, люди, не языкоблудствующие о «широкой партии», а составляющие на деле единственно существующую в России подпольную с.-д. партию, – эти люди готовят и раздают подпольные листки. Ликвидаторы «Луча» презрительно смеются (под защитой столыпинских цензоров) над «2–3 сотнями», над «подпольем», над «преувеличением» его значения и т. д.

И вдруг, о, чудо! По решению, средактированному пятью-семью членами исполнительной комиссии ПК, – по листку, изготовленному и розданному «двумя-тремя сотнями», – встают, как один человек, двести пятьдесят тысяч в Петербурге.

Не об «открытой рабочей партии», не о «свободе коалиции» и тому подобных реформах, призраками коих дурачат народ либералы, говорят эти листки, говорят революционные речи рабочих на митингах и демонстрации. Они говорят о революции, как единственном выходе из положения. Они говорят о республике, как единственном лозунге, который, в противовес либеральной лжи насчет реформ, указывает перемену, обеспечивающую свободу, указывает силы, способные сознательно встать за нее.

Весь двухмиллионный Петербург видит и слышит эти призывы к революции, западающие глубоко в сердце каждому трудящемуся и угнетенному слою. Весь Петербург видит на живом и массовом примере, в чем выход и в чем ложь либеральной болтовни о реформах. На всю Россию разносят тысячи связей рабочих – и сотни буржуазных газет, вынуждаемых рассказать хоть урывками о питерской массовке – разносят весть об упорной стачечной борьбе столичного пролетариата. И в крестьянскую массу и в крестьянское войско доносится эта весть о стачках, о революционных требованиях рабочих, о борьбе их за республику и за конфискацию земли помещиков в пользу крестьян. Медленно, но верно, революционная стачка шевелит, будит, просвещает и организует народные массы для революции.

«Две-три сотни» «подпольщиков» выражают интересы и нужды миллионов и десятков миллионов, говоря им правду об их безвыходном положении, раскрывая им глаза на необходимость революционной борьбы, внушая им веру в нее, давая им правильные лозунги, вырывая эти массы из-под влияния широковещательных и насквозь лживых, реформистских лозунгов буржуазии. А «два-три» десятка интеллигентских ликвидаторов, одурачивая неразвитых рабочих на денежки, собранные с заграницы и с либеральных купцов, проводят в рабочую среду лозунги этой буржуазии.

Майская стачка, как и все революционные стачки 1912–1913 годов, воочию показывает нам три политических лагеря, на которые делится современная Россия. Лагерь палачей и крепостников, монархии и охранки. Он сделал все, что мог, по части зверства. Он уже бессилен против рабочих масс. Лагерь буржуазии, которая вся, от кадетов до октябристов, кричит и стонет, призывая к реформам и сама себя объявляя в «дураках» за допущение мысли о возможности реформ в России. Лагерь революции, единственно выражающий интересы угнетенных масс.

Всю идейную, всю политическую работу в этом лагере ведет только подпольная социал-демократия, умеющая каждую легальную возможность использовать именно в своем духе и неразрывно связанная с передовым классом, пролетариатом. Никто не может наперед сказать, удастся ли этому передовому классу довести массы до победоносной революции. Но свой долг вести массы к такому выходу этот класс исполняет вопреки всем шатаниям и изменам либералов и «тоже социал-демократов». Все, что есть живого и жизнеспособного в русском социализме и в русской демократии, все это воспитывается исключительно на примере революционной борьбы пролетариата и под руководством ее.

Маевка текущего года показала всему миру, что российский пролетариат твердо идет по своему революционному пути, вне которого нет спасения для задыхающейся и гниющей заживо России.

«Социал-Демократ» № 31, 15 (28) июня 1913 г.

Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»