Текст книги "Мертвые не умеют смеяться"

* * *

Телетекстовая строка «Гламур-ТВ»

Предновогоднее предложение – самые вкусные холодные супы в ресторанах Москвы…

Секс и алкоголь: найден рецепт безумной страсти…

Как выглядят знаменитости без одежды…. Фото от знаменитых папарацци…

Беспрецедентные распродажи в бутиках Москвы. Адреса, фото, цены…

Названа самая роскошная сеть отелей в мире…

Самые сексуальные топ-модели современности…

* * *

«Радио-консалтинг»

Всемирный банк опубликовал доклад, посвященный росту числа трудовых мигрантов в разных странах. Россия заняла в рейтинге одно из лидирующих положений по обоим параметрам. Согласно докладу, по итогам этого года в страну мигрируют примерно более 12 млн гастарбайтеров.

* * *

Подмосковье. 25 декабря 201…года. Три часа до времени «Ч»

– Черт, лезут под колеса! – Андрей резко вывернул руль, объезжая мужичка с плакатом на груди, в последние дни набившим оскомину: «Правительство коррупционеров и гэбнюков – в отставку!». Эти пикетчики с плакатами бродили чуть не по всему центру Москвы согласно заявленной вожаками «молекулярной теории» (что это такое они разумеется не слышали, но Андрей знал из интервью чина Московского ГУВД что ходить с плакатами законы не запрещают)

– А ты на дорогу чаще посматривай, а не на Элькины коленки! – ехидно вставил Борис. – А то переедешь какого-нибудь шизика – Новый Год в ментуре будем встречать. В смысле – в гостях у полицаев. А я их не люблю – у меня еще прадедушка полицаев убивал! – он хохотнул.

– Пусть под колеса не лезут, – огрызнулся молодой человек, и в самом деле бросая в зеркало заднего вида плотоядный взгляд на обтянутые натуральным шелком дорогущих итальянских чулок, открытые любому нескромному взгляду, круглые колени развалившейся на заднем сиденье джипа Элеоноры Климовой.

– А дорога-то сегодня – класс! – сменил тему Борис, по реакции «водителя» смекнув, что тот уже успел «задвинуться коксом» и теперь ему сам черт не брат. – Ни пробок, ни ментов… Еще бы светофоры гадские отключили – именины сердца.

– Ага! – охотно откликнулся Андрей. – Видали, – кивнул он на спидометр. – Соточка! На МКАДе так не разгонишься. Оппозиция – я тебя люблю! – в избытке чувств, крикнул он, отпустив на миг руль и похлопав ру-ками.

Джип, едва не отрываясь от дороги, словно истребитель от взлетной полосы, пересек МКАД и, все наращивая скорость, влетел на территорию Московской области.

Тема отсутствия надоевших всем пробок недолго занимала ребят: как и большинство молодых людей их возраста их интересовали лишь те проблемы, что непосредственно их касались. С глаз долой – из сердца вон! Вот если бы пришлось тащиться в сплошном потоке нетерпеливо сигналящих авто со скоростью пешехода, тогда да. А так…

– Долго еще до этой твоей дачи? – недовольно спросил Андрея Борис, когда позади остался очередной поворот к дачно-коттеджному поселку, в последние годы облепившие эту оживленную обычно трассу, как опята пенек. – А то будем так до Нового Года кататься… Антошка – у тебя фляжка с коньяком всегда с собой. Дай хлебну!

– Да близко уже. Еще минут сорок… – Андрей лихо объехал автомобиль, который какой-то идиот припарковал прямо на проезжей части. – Успеешь еще нажраться – бочка бездомная!

– Бездонная, – машинально поправила Элеонора.

– Именно что бездомная!

– Ты меня не учи, – засопел Борис, не любивший, когда его желания не исполнялись в момент их возникновения в стриженной ежиком лобастой голове. – Антоха!

– Ребята, а какие тут места, – позволила себе встрять в разговор друзей Лена, понимая, что назревает ссора и необходимо ее разрядить. – Прямо тайга дикая! – она махнула рукой, указывая на пролетающий с обеих сторон дороги еловый лес, кажущийся дремучим – вот-вот Баба-Яга на трассу выйдет – с помелом своим да котом черным.

– Что есть – то есть! – снисходительно бросила Элеонора Климова, поддержав Елену. – Таки права госпожа Горелова – леса не хуже чем у меня дома, в родной Сибири!

Елена улыбнулась в ответ на подтрунивание подруги. И в самом деле, красивая той особой знойной «левантийской» красотой, что была бы весьма уместна где-нибудь на берегах Мертвого моря, Элеонора была родом из Красноярска, где ее отец заправлял нехилой энергетической компанией, снабжавшей электричеством территорию, сопоставимую если не с Францией, то со всем Бенилюксом – непременно.

Ее лучшая подруга и без преувеличения – благодетельница.

Казалось, что вообще могло быть общего между наследницей сибирского энергобарона и дочерью спивающегося инженера и бывшей пианистки, деградировавшей учительницы музыки в крошечной провинциальной школы искусств, и продолжающей катиться вниз? «Госпожа Горелова», ха! Надо же!

Общеизвестно, что ныне в молодежных компаниях нет и тени прежнего советского демократизма о котором она читала или слышала от родителей или преподов. «Плейбои существуют в своем кругу, а плебеи – в своем» – как смеясь, говорила ей сама Элеонора. Но если таковая все же возникает, то уж тут симпатичной и неглупой плебейке следует раз и навсегда примирится со схемой, похоже, утвержденной свыше: представительница «золотой молодежи» оказывается лидером, а простолюдинка – сугубо ведомой.

Но Элеонора, к ее чести, довольно редко подкалывала Лену, видимо следуя старинной викторианской морали – «Джентльмен способен забыть о разнице между ним и слугой, если конечно о ней не забывает слуга». Наоборот – даже оказывала покровительство, с первого курса предупреждая о дурных компаниях, где девушку могут напоить чем-нибудь, а потом попользоваться всей кодлой, или от знакомства с парнем, имеющим привычку сажать подруг на «герыч», а потом «оформлять» за долги в эскорт-услуги. Да что говорить – ее нынешняя неплохая зарплата и, в общем-то устроенная жизнь – заслуга благоволившей ей Элеоноры.

Честно говоря, девушка до сих пор не очень понимала, что все таки стало причиной внимания к ней этой нетипичной сибирской красавицы, чьи черные как смоль волосы и нос с изящной горбинкой так не сочетались с окающим говорком, и зауральскими словечками. Всякими «однако», «блазниться» и «охально изобидели»…

Сперва Лена даже думала, что Элеонора, неоспоримая «королева курса» неравнодушна к своему полу, и не без тревоги ожидала поползновений с ее стороны по этой части. Нет, конечно, Лена была готова пойти навстречу подруге в любом случае – было бы глупо терять такой «счастливый билет» из-за, в общем-то, пустяков. Но, все же, эти специфические отношения с лицами своего же пола, ее ничуть не привлекали. Не с моральной, упаси Боже, стороны – с чисто физиологической. Хотя – было время, она черной завистью завидовала однокурснице Жанке Кленовой, удачно пристроившейся к богатой бездетной сорокалетней семейной паре, сперва – в виде сексуальной игрушки, пресытившихся нуворишей, а потом ими даже удочеренной.

Кстати, и на встречу Нового Года ее прихватила Климова – и тоже не просто так, а потому, что среди гостей, по словам Элеоноры, должен быть один молодой человек ближе к тридцати, который «вроде как с интересом смотрит» на Елену.

Причем, по ее словам «мальчик» этот – выходец из вполне интеллигентной семьи, поздний ребенок зампреда правления какой-то довольно большой компании по производству электронных компонентов, доктора всяческих наук и членкора академии, который весьма боится оставить мир подлунный, так и не увидев внуков. Так что при определенной ловкости и небольшой доле везения быть Ленке «миссис Электронные компоненты», – посмеивалась Элеонора. А уж взлетев высоко, и она, небось, подругу не забудет. Главное – удержаться от того, чтобы прыгнуть к нему в койку на первом же свидании…

Визг тормозов и голос отчаянно чертыхнувшегося Бориса отвлекли Лену от размышлений.

Тявкнула спросонья маленькая той-терьерша Дэйзи – псюшка Нинки Ванновской.

– Что там еще за фигня?

В лиловатом ирреальном свете галогенных фар была видна лишь перегораживающая дорогу цепочка пластиковых барьеров, щедро украшенная ярко-красными «STOP».

Это что – чья-то шутка? Трасса конечно не правительственная, но все же, перегораживать ее просто так никто не станет.

Потом взгляд ее нашел стоящий у обочины сине-белый «луноход», а затем и двинувшихся в их сторону «зеленых человечков». Не первой молодости грузный мужик в зимнем камуфляже, зеленом флюоресцирующем жилете ДПС ГИБДД, вооруженный непременным символом власти – полосатым жезлом и двое сопровождающих. Лена сразу отметила про себя, что одеты они были непривычно: глухие спецназовские шлемы с бронестеклом и тяжелые, стоящие коробом бронежилеты «фирменных» «ментовских» цветов. Впрочем, автоматы были закинуты за спины и угрозы от «служивых» не исходило.

Андрей, не дожидаясь пока «ментозавр» постучит в стекло своей полосатой палкой, сам открыл дверь. И даже протянул бумажник с правами, из которого бесстыдно торчала не самая мелкая купюра.

– Что случилось? Что-то не в порядке? – с елейной вежливостью осведомился Борис.

Подошедший инспектор, оказавшийся краснолицым мордастым старшим прапорщиком, на права, как и на купюру, внимания не обратил.

– Езжайте назад, – бросил он сухо и неприязненно. – Закрыт проезд.

– Это почему же? – Борис, похоже, демонстративно не убирал корочки с криминальным содержимым. – А может, сделаем исключение?

В выражении лица (или если угодно «морды лица») гаишника что-то промелькнуло… Недобрая какая-то тень, если не сказать большего. Но заметила это лишь Лена, да и то не придала большого значения, позабыв почти сразу.

– Авария там впереди, – буркнул гаишник, – и приличная – бензовоз в трейлер въехал! Да еще пара машин, что следом тащились, спалились – прямо в огонь и кранты!

Андрей присвистнул.

– Серьезно, командир? А чё там бензовоз-то делал? Это ж почти Рублевка!

– Мне откуда знать? – тяжко, как топором обрубил, бросил страж порядка. – Сказали – перекрыть дорогу – авария первой категории сложности. Вы там все равно не проедете, – словно оправдываясь, пояснил прапорщик. – Там вся дорога железом завалена, и огонь еще не потушили. Езжайте, – неумолимо закончил он, повернулся и двинулся к «луноходу», всем видом показывая, что разговор окончен.

– Н-н-да, – протянул Андрей удрученно, выруливая назад, и с некоторым злорадством провожая глазами мчащуюся навстречу «облому» «Мицубиси-Паджеро».

– Что ж делать-то? Теперь только через Москву – другой дороги я не знаю.

– Я знаю, – открыл, наконец, рот Антон Мягков.

«Глуповат, хотя и добрый, окрутить можно было бы без напряга, но папа стоит за сотню «бакинских лимонов», и меньше чем на пятидесяти – семидесяти миллионах парню жениться не позволит, – автоматически вспомнила Елена наставления Климовой. – Так что даже я не котируюсь – у моего папахена двадцать пять с половиной!»

– Да нет тут никакой дороги, – буркнул Борис и помахал в воздухе мигнувшим разноцветием карты навигатором. – С техникой не поспоришь.

– А кроме компьютера еще есть вот этот компьютер, – усмехнулся Антон, выразительно постучав себя согнутым пальцем по голове. – Твой не знает, а мой знает – есть дорога в объезд. Километров шесть отсюда.

– Не свисти! Чтобы джипиэска и не знала!

– А вот представь! – не уступал тихоня, проявляя несвойственную твердость. – Тут пару месяцев назад, перед самыми холодами, дорогу построили. Не дорогу, а так – просеку провели, да грейдер пустили – к новому водозабору подъездной путь.

– А не засядем там? – напрягся Андрей. – А то, что делать будем? Если вызывать аварийку – отец меня карманных денег на год вперед лишит: и так уже поедом есть за тот проигрыш!

Лена невольно улыбнулась, вспомнив ставшую достоянием гласности историю, как тот просадил за полчаса в «Короне» двадцать шесть тысяч евро, подаренных отцом на день рождения.

– Да там всего с километров шесть, говорю, – пояснил Антон. – Потом как раз на шоссе выйдем, выше этой чертовой аварии. Носит же всяких мудаков под Новый Год! – буркнул он. Им что – сгорел и все дела, а нам вот мучайся!

Компания засмеялась – им и в самом деле это показалось остроумным – засмеялась и Лена, пусть и наигранно…

И в самом деле, дорога нашлась – узкая, почти незаметная с трассы просека, так что двум встречным автомобилям разъехаться было бы проблематично. Но чистая и достаточно ровная, так что их почти не трясло на колдобинах – неизменном спутнике всех наших проселков. Вокруг сомкнулись сосны и ели, словно во взаправдашней тайге.

«Да, если застрянем – и не найдут!» – подумала Лена, но вслух не произнесла. Еще и впрямь застрянут – потом еще скажут – накаркала. Лучше помолчим. Умненьким провинциальным девочкам лучше помолчать до поры до времени – пока они не будут стоить хотя бы миллион. Само собой, зеленый.

Прикрыв глаза, Лена принялась обдумывать гипотетическое начало знакомства с сыном членкора. Она и видела его всего раза два… Как, бишь, его там? Кажется, Виталий? Надо будет у Эльки уточнить, а то еще оконфузишься ненароком и все планы насмарку. О чем бы таком с ним завести непринужденную беседу? Интересно, он такой же умный, как его папаша, или попроще? Что там говорили, что, мол, природа отдыхает на детях великих? Не хотелось бы, чтобы разговор касался ужасно интересных полупроводников или тому подобных транзисторов с резисторами. В этой премудрости Лена не понимала ровным счетом ничего.

Машину мощно качнуло, и она резко повернула так, что Лена повалилась на Элеонору – видимо они выехали на шоссе. Ну, похоже, действительно пронесло!

А потом водитель вдруг так резко ударил по тормозам, что Горелова еле-еле не стукнулась лбом о переднее кресло.

– Мать ее…..! – только и смог выговорить сидящий рядом Антон, прежде любовью к нецензурной лексике, насколько помнила Лена, не отличавшийся.

И было от чего – в свете фар возникла тусклая камуфляжная зелень боевых машин выстроившихся у обочины в теряющийся в темноте бесконечный ряд.

И было их много, очень много. Но это было единственное, что она успела разглядеть. Андрей вновь выругался, ударив по тормозам, так что джип занесло. А потом окна загородили, словно из-под земли выросшие, толстые фигуры в касках и бронежилетах. И с автоматами в руках – и автоматы эти были направлены на них. Да – именно так: черные зрачки стволов неумолимо смотрели в лица оторопевших пассажиров иномарки. В лицо ей – Лене Гореловой, двадцати трех неполных лет, студентке пятого курса Академии Энергетики и Нефтедобычи, в любой момент грозя плюнуть свинцом и оборвать ее, толком еще и не начавшуюся жизнь. Каким то непонятным образом она почувствовала эту жуткую неумолимую угрозу исходившую от фигур обступивших машину. А потом кто-то рванул дверь, и в уют комфортабельного салона ворвался ледяной порыв ветра.

– Выходите! – вороном каркнул хриплый голос. – Живо!

И столько было непреклонной силы в нем, что все пассажиры джипа лишь молча повиновались.

Выбираясь из машины, Лена бросила взгляд назад, и сердечко ее дрогнуло – колонна техники и там уходила вдоль шоссе куда-то во тьму. У бронетранспортеров кучками стояли солдаты, курившие, переговаривающиеся, хлопающие себя по-ямщицки руками крест-накрест, чтобы согреться. А дальше, лишь огоньки сигарет теплились в холодной декабрьской мгле. Но даже мимолетного взгляда девушке было достаточно, чтобы понять, что в колонне не десять и не двадцать машин, а много, много больше.

– Влипли! – шепнул кто-то позади нее – кажется Борис или Антон. – Бли-и-ин!..

Но вслушиваться в тихий мат было некогда: к ней уже подошел какой-то военный у которого в густой тени под в низко надвинутой каской было не разглядеть лица, и потребовал предъявить документы. Она как во сне вытянула из сумочки паспорт и студенческий. На бумаги лишь мельком глянули – Лене даже показалось, что в них толком и не смотрели – и тут же вернули назад.

Впереди Борис что-то объяснял здешнему начальству, переходя с оправдывающегося тона на наглый нажим, но девушка не слушала, что тот говорил.

Она уже поняла, что могло случиться для того, чтобы на мирной подмосковной дороге вдруг появилась воинская колонна, а также – почему было перекрыто шоссе…

«Это переворот! – догадалась Лена. – Ну точно же – это переворот! Как я раньше не догадалась!»

В их кругу – вернее в кругу, где она всеми силами старалась закрепиться, разговоры о политике, как и любое в ней участие считалось дурным тоном. Но все же она жила не с закрытыми глазами, и знала, что положение в России месяц от месяца лучше не становится, а совсем наоборот. Перманентное безумное столпотворение в центре Москвы, которое уже привыкли называть «Майданом» по примеру того – другого, уже полузабытого Майдана Незалежности, разговоры о том, что все насквозь прогнило, а в особенности – власть, постоянно возникающие и усердно раздуваемые слухи, то о развале страны – полном и окончательном, то о неизбежной гражданской войне, то о столь же неизбежной высадке сил НАТО, только и способного умиротворить «этот бедлам», и вообще чуть ли не о конце света… Даже ее приятели нет-нет, да и проговаривались насчет поганой экономической конъюнктуры, дерьмовых прогнозов, падения котировок и того что нынешний президент вкупе с кретинами из правительства определенно доведет дело до краха.

Перед мысленным взором девушки пронеслись смутные картинки из прошлого. Ей два годика или чуть больше. По телевизору – играет печально-возвышенная музыка, да время от времени суровый торжественный голос зачитывает что-то такое, от чего мрачнеет папино лицо и плачет в платочек бабушка. Потом, когда подрастет, она поймет, что это был тот самый август 1991 года, который теперь, из XXI века кажется какой-то седой древностью. А потом снова: напряженные лица родителей, тогда еще любящих друг друга и ее их кровиночку, их доченьку – устремленные на экран старенького «Рубина», где дымом и пламенем исходит угловатое белое здание… Это уже девяносто третий… И рыдающую соседку – тетю Мальвину, сына которой привезли в цинковом ящике из исходящего таким же дымом и огнем Грозного – всего через год с небольшим.

Потом окружавшие их бойцы так напомнившие ей действующих лиц давней телехроники, расступились.

Появились два новых персонажа: начальственно держащийся рослый худощавый человек в городском зимнем камуфляже и широкоплечий крепыш, в зеленом армейском бушлате и «бронелифчике» – так кажется это называлось в переполненных непонятными терминами и аббревиатурам романе «про Афган», который лет семь назад подсунул ей одноклассник Лешка, в которого она тогда была тайно влюблена.

– Да, лейтенант, вот тебе и ваш блокпост, – с превосходством бросил высокий. – Целый джип прохлопали! А если бы не мои орлы что было бы? А если бы кто-то из них позвонить успел бы? Вот потому в стране и бардак, что так во всем!

Он поднес к уху рацию, что-то пролаял в микрофон. При синеватом отсвете ее пульта девушка успела разглядеть могучий нос и большие звезды на плечах бушлата – она не разглядела точно – одна или две.

– Откуда они взялись? – оправдывался армеец с мелкими звездочками на плечах. – На карте той дороги не было.

– Знаю, что не было, – кивнул майор. – И отлично тебя понимаю, старлей! Было лень проверить! И в самом деле: пехота, мать вашу – самые хорошие солдаты! А знаешь почему? Убить трудно! – взорвался он истеричным криком. – Если голову отстрелят, могут задницей думать – это у них даже лучше получается! Ты хоть понимаешь, что сейчас мы чуть не сорвали операцию! Всю операцию! ВСЮ!! Ты это… А!!

Офицер махнул рукой и с минуту беззвучно шевелил губами.

– Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, – продолжил он, уже остывая. – А с этими что будем делать?

– Их нельзя отпускать – торопливо бросил стоявший неподалеку от Лены здоровяк.

– Конечно, – кивнул майор (или все же подполковник – девушка так плохо разбиралась во всех этих звездочках и лычках…) Посидят у нас до завтра. До вечера. А там – пусть валят на все четыре стороны.

– Что значит – задержать?? До какого выяснения? – возмутилась Элеонора, выслушав старшего лейтенанта (Лена слышала, как к нему обращался какой-то солдатик). – Все документы при нас! И верните нам немедленно мобильники! Я свяжусь со своим адвокатом! – последняя фраза прозвучала слишком уж нарочито, тем более что девушка постаралась подбавить апломба в голос.

«Неужели они не понимают??!!» – раз уже наверное в третий всплеснула про себя руками Лена. Неужели же ее друзьям – вроде умным и вполне соображающим в жизни ребятам не ясно, что происходит? Что надо не права качать, а радоваться, что все вроде обойдется без эксцессов…

– Пройдемте, и не заставляйте применять физическую силу… – лейтенант старался изо всех сил держать себя в рамках, но явно терял терпение. Краем глаза Горелова отметила, как мелькнула презрительная ухмылка на лице ближайшего «ментозавра», на рукаве форменной куртки которого красовался оскаленный тигр с поднятой для удара лапой. Отметила и заключила – поручи дело этому хищнику, и их всех бы давно повалили наземь, отходили дубинками и заковали в наручники. Правда, у этих дубинок нет, но зато у них есть автоматы.

«Ой, мамочка, что же будет?!..»

Похоже, ее спутники тоже постепенно соображали – что плетью обуха не перешибешь. Власть есть власть: какие бы у твоего папаши на счету ни лежали миллионы – переть на рожон, когда она настроена вот так, решительно – предельно опасно. Ведь дураку ясно: эти не канючить денежку, прикидываясь суровыми – эти не играют.

И вдруг…

– Да вы чего?!! – истерично заорал Андрей, отпихивая пытавшегося загородить ему путь молоденького солдатика и подскакивая вплотную к офицеру. – Да чего ты творишь, х…й тебе в грызло! Вы чё – охренели тут все нафиг?! Да мой батя – генерал, если хотите знать! Таможенной службы! Не вашей говенной ментуры! Он захочет – вы на пузе к нему приползете сапоги лизать! Да перед ним твои генерашки на цыпочках ходят и в жопу целуют! Ты чё – погоны нацепил, и думаешь крутой, да?? Батян мигнет, и ты эти погоны снимешь и сам ими жопу мне вытрешь, если я захочу!.. Уйди, сапог! – сбросил он с плеча руку крепыша-лейтенанта. – Отстань, чмо!

Лена похолодела. Она отлично знала, что время от времени с адекватным в общем парнем происходит нечто непонятное: то ли воспитание в богатой семье его так испортило, то ли дефект нервной системы, не замеченный в детстве, то ли еще что-то – поговаривали, что он плотненько сидит на кокаине – но иногда малейший, на первый взгляд, пустяк внезапно превращал его зверя.

Например, он не раз и не два посылал по матери поставившего ему не ту оценку преподавателя. На ее глазах, ударом кулака сломал челюсть девушке-официантке, ненароком пролившей его костюм несколько капель вина. И его папику пришлось мало того, что платить компенсацию за лечение, так еще и ездить лично извинятся к хозяину казино – не за выбитые зубы «халдейки», конечно, а потому что имел место скандал в приличном заведении. А уж ссоры с однокурсниками…

Еще краем уха она слышала, что из колледжа в чинной благопристойной Англии его выперли, когда он ни за что ни про что избил сынка какого не то лорда, не то пэра.

– Сейчас, – бормотал Андрей, суя руку за отворот пальто и заставляя этим движением напрячься всех полицейских. – Щас я, вот, звякну бате… – Он выхватил из-за пазухи второй мобильник, но так и не успел набрать не единой цифры.

Стоящий рядом с офицером солдат ударил его по руке, и тонкий изящный «Сименс» полетел на асфальт. Прямо к ногам лейтенанта. Тот брезгливо отпихнул его ботинком, но что-то не рассчитал слегка – и хрупкая игрушка, чуть слышно хрустнув, погасла.

Несколько секунд Андрей даже не со злобой, а с каким-то недоумением взирал на человека, так обошедшегося с его собственностью. Видимо, он уже давно не сталкивался ни с чем подобным – да и кто в этом мире мог так обойтись с сыном почти что олигарха? Небожителя!

– Ну все, – наконец выдохнул он, кусая тонкие губы. – Хана тебе, сапог!.. – и новая порция отборной матерщины обрушилась на окружающих. – Хана тебе, жертва пьяного акушера! Да этот мобильник стоит больше, чем ты со всеми потрохами! Грохну козла… За базар реально положу в грунт пидораса… Ненавижу, б…ь, быдло! Затрамбую всех, х… вам в грызло… Да я тебя…….. и отца твоего, и мать……. и сестру…..!!!! Ненавижу-у-у!!!

Он совсем потерял человеческий облик, этот сынок таможенного генерала. Казалось, что сейчас Андрей встанет на четвереньки и вцепится стоящему столбом лейтенанту в ногу, как взбесившийся пес. Или сразу в горло…

Богу, истории или судьбе было угодно, чтобы именно сейчас и здесь встретились эти два человека. Оба – достойные дети своего отвратительного и несчастного времени.

Лейтенант Торопцев стоял перед беснующимся мажором, но думал совсем не о нем. Он вспоминал сейчас свою сестру, Машу…

Вспомнал, как видел ее последний раз живой – счастливую, лучащуюся счастьем своих двадцати трех лет и будущего материнства, встречающую его, любимого братца, на пороге старой маминой квартиры. Пришедшего с войны старшего брата.

Тогда, при одном взгляде на ее милое личико, он тогда как раз вернувшийся из очередной командировки на вновь воспалившийся Кавказ, забывал и обо всех треволнениях, и о тяготах службы…

Но вспомнил он и телеграмму, полученную ровно через десять дней. Телеграмму которой до самого конца, до приезда в родной городок, до того момента, как… не хотел верить.

Акты экспертизы, одного из которых хватило бы любому честному судье для приговора…

Угрюмо отводящих глаза гаишников…

А потом – грубое квадратное лицо хорошо упакованного мужика, за спиной которого кабаньими тушами торчали два телохранителя, грозных на вид, но с которыми он мог бы справится без труда. Папашу «гражданина Николаева Н.Н.» «совершившего в результате грубого нарушения правил дорожного движения наезд на гражданку Трофимову М.Н. повлекший за собой смерть потерпевший вследствие полученных травм». И его вкрадчивое предупреждение: «И не вздумай там, лейтенант, чего насчет сына моего подумать – у тебя ж еще две сестры и тетка с племянниками…

Господи, как он их ненавидел! Как бессонными ночами строил планы мести – один страшнее другого. Как в алкогольном бреду проклинал Бога, и призывал в отчаянии Врага рода человеческого – пусть поможет ему раздавить этих гнид, и забирает его душу нафиг на веки вечные! Как радовался ранней смерти отца – ведь тот не успел увидеть, так и не узнал его мерзкого бессилия…

И вот сейчас перед ним стоял не просто наглый представитель той самой «золотой молодежи». Перед ним стоял убийца его сестры и ее так и не родившегося ребенка, правда неузнаваемый, но он – точно он. Стоял его наглый самоуверенный живоглот-папаша, стояли все хозяева и их детки, все отребье, сколько его ни есть на Руси.

…Похолодев, Лена различила в глазах лейтенанта то самое выражение, какое появлялось у ее отца, когда мать в очередной раз возвращалась из очередного загула через два, три, пять дней – опухшая, смердящая перегаром и немытым телом, с синяками под глазами, в кое-как застегнутой одежде, под которой иногда не было нижнего белья. С таким точно выражением отвердевшего вмиг лица ее отец кидался на мать с кулаками, и бил, бил, бил – зло, страшно, без жалости и пощады.

Она хотела закричать, предупредить – но о чем? Да и страх чего-то неизбежного, чего-то уже случившегося парализовал ее. И она могла лишь сжиматься в ужасе от того то сейчас неминуемо произойдет.

И оно произошло.

Тихо, но страшно всхрапнув, лейтенант вдруг рванул с плеча автомат, перехватывая его поудобнее… А потом… Одним резким и мощным движением, со страшной силой впечатал металлический затыльник в лоб, в висок так и застывшего с открытым ртом Карпунина, заставив уйти в череп, как показалось перепуганной девушке на целую ладонь. Что-то фонтаном брызнуло из-под металла, горячими капельками упав на замерзшую девичью щеку, перезрелой сливой лопнул глаз в левой глазнице Андрея и наследник компании «Карпунин и партнеры», мнящий себя бессмертным и неуязвимым, рухнул на обледенелый асфальт. Вернее, рухнуло одно его тело, потому что сам Андрей Николаевич Карпунин, двадцати трех лет от роду, аспирант Высшей Школы Экономики, сын генерала таможенной службы и внук олигарха средней руки, умер мгновенно – почти сразу после того, как обожженное морозом стылое железо раздробило череп, а мозг, апгрейженный всяческой премудростью в Оксфорде и Сорбонне, привыкший ворочать на бирже миллионами, и мыслить в категориях рынка, финансовых потоков и макроэкономики, изрядно уже отравленный наркотиками, превратился в кусок мертвой биомассы, напичканной обломками костей.

Первым среагировал стоявший метрах в трех от лейтенанта мент – тот самый, презрительно кривившийся. С места прыжком он подлетел к офицеру, вырвал автомат, а потом плотно обхватил, как бы обнимая. Проведя этот «вяжущий» специфический прием, когда руки оказываются прижаты к телу, он выкрикнул что-то… Но потом вдруг отпустил лейтенанта, посмотрел ему в лицо, и как-то странно махнул рукой.

Взвыв как раненная волчица, Элеонора рванулась куда то, но стоявший сбоку омоновец почти без размаха ударил ее носком ботинка точно между ног. Ударил видимо чисто рефлекторно – такой прием больше эффективен против мужчин, но девушке хватило и этого. Захлебнувшись криком, лучшая подруга Лены покатилась по земле. Девушка еще успела увидеть, как к ее товарищам кинулись со всех сторон фигуры в сером «камуфле», а потом мощный рывок повалил Лену на асфальт, и безжалостная рука подняла ее за шкирку как котенка и поставила на колени.

– Руки за голову! – прокаркал над ней кто-то огромный и страшный. – Сидеть! Не двигаться!

И вчерашние хозяева жизни повиновались, потрясенные и раздавленные всем случившимся.

Вокруг мрачно переговаривались бойцы, несколько крепких парней, как бы невзначай обступили убийцу, чье странно просветленное лицо вызывало у девушки какой-то совсем неподдельный и непонятный страх.

Подбежал майор, выругался вполголоса, принялся что-то отрывисто лаять в рацию…

Спустя пару минут, тихо порыкивая мотором, к ним подъехал громадный – размерами вполне схожий с БТРом блестящий черным лаком джип. Лена не знала, сколько такой стоит, но знала другое – столь шикарной машины не было ни у кого в их нефтяной академии, стоянка которой уже буквально не вмещала роскошных иномарок. Из окна выглядывал ствол ручного пулемета. Мигнули и потухли подфарники.

Сперва из пахнувшей ароматом натуральной кожи темной глубины машины, подсвеченной зелеными огоньками приборной доски, выбрался бородатый великан, одной рукой как лопату или лом держащий за ствол тот самый ручной пулемет Затем, легко выпрыгнул высокий и худой человек в полевой форме и почему-то генеральской папахе старого образца.

Горелова подумала, что это и есть главный здешний командир.