Текст книги "Мертвые не умеют смеяться"

– Так… – произнес он, глядя на распростертое тело Бориса, и стоящих на коленях молодых людей. Так… – повторил он. Хороший удар – что я могу сказать? – горький сарказм звучал в его голосе. Майор подбежал к нему, что-то начал вполголоса говорить на все том же непонятном языке. Тот слушал минуты три, а потом резким жестом остановил подчиненного. Видимо, он уже сообразил все и сам.

– Отойдем, Олег, – бросил он столбом стоявшему лейтенанту. Надо поговорить.

Они отошли к ограждению. С минуту генерал Усманов – командир сводной Терской бригады МВД, и командир особой группы «Б» молча смотрел на командира приданной его бригаде десантно – штурмовой роты.

– Я… – Олег было порывался сказать «не хотел» но поперхнулся словами. Не нужно обманывать себя, а уж старшего по званию и командира – тем более. Я… не знаю как получилось, – произнес он. Вышло совсем глупо и по детски.

– Я понимаю, – сухо произнес Усманов. Этот ишак виноват сам, конечно… Но не о нем речь – о тебе. Есть два выхода из ситуации.

Первый – по закону. Я пишу рапорт, ты пишешь рапорт, я отстраняю тебя от командования, составляю протокол, сажаю вместе с этими деятелями… А потом – когда все кончится, ты идешь под суд.

Этот выход мне не нравится. Хотя бы потому что впереди у нас важное дело.

Есть другой – он мне нравится больше. Догадываешься какой? Я помогу тебе, – бросил Усманов. Помогу… Потому что мой боец мне дороже любых шлюх на лексусах. А ты с сегодняшнего дня с двадцати трех ноль-ноль – мой боец, согласно приказу подписанному… сам знаешь кем, и подтвержденному сам думаю догадываешься какими кодами. Это два. И еще – у нас, в наших краях все всё знают про всех. И все знают, что твоего покойного отца выгнали из армии потому, что он тогда не дал этому выродку Гулаеву все заслуги которого что он вовремя переметнулся, зачистить село Ахтуры. Маленькое такое село, на тыщу с лишним душ. Там живет моя тетка с мужем и пятью детьми. Это раз!

Так что не будет рапорта. Я решу это вопрос… в рабочем порядке. Понимаешь?? – пытливо и серьезно спросил Усманов.

– Понимаю… – пересохшими губами пробормотал Торопцев. Он все понимал. Чтоб он мог и дальше жить без проблем, должны будут умереть еще пять человек. Которым нет дела ни до его личных бед, ни до наступающего часа «Ч», ни до прочего. Он хотел было сказать, что не надо ничего решать в рабочем порядке, пусть уж все идет как идет, но только пускай ему разрешат довести до конца дело, к которому они готовятся, а там уж…. Но посмотрев в не по южному ледяные глаза генерала, понял – бесполезно. И еще вспомнил искаженное презрением и злобой лицо убитого им ублюдка, и презрительно поджатые губы черноволосой девки.

«Черт с ними! Глаша тоже хотела жить!» – произнес кто-то злой и сильный у него внутри.

И Олег лишь молча кивнул.

– Но только – бросил Усманов, будет справедливо если мы все сделаем вместе – твои люди и мои люди. Есть тебя такие, кто за командир не других – себя не пожалеют?..

Лена с детства обладала тонким слухом – пожалуй, единственное наследство, которое оставила ей мать. И поэтому когда она обратила внимание на группу полицейских и десантников, которую о чем – то инструктировал тот самый майор, поводя головой в их сторону, то прислушавшись, различила произносимые им команды. И толком не осознав даже их смысла – поняла – что они означают.

Мобильники и побрякушки можете забрать – только симки вытащите и поломайте. А лучше – сожгите.

Машину отгоните подальше и бросьте. Вот ее сжигать не надо – сгоревшее авто привлекает внимание, а так – мало ли кто и зачем машину поставил.

– Командир, – гортанно прогундосил кто-то. А скажи – тут девки же – можно их…

– Можно, – бросил первый голос. Нэ дурак – сам хотел сказать.

– Командир, – пророкотал чей-то голос. – А скажи – девки как? С ними можно, чи ни?..

– Можно, – бросил майор. – Трепак подхватить не боишься – можно…

И решение пришло мгновенно.

С самого начала их «плена», сметливая девушка прикидывала возможные пути бегства. Так, на всякий случай. Судьба ей благоприятствовала – шоссе обрывалось шагах в пяти от того места где их держали под прицелом автоматов крутым откосом, а дальше – густой заснеженный лес. Правда, до него метров пятьдесят открытого пространства, но бегает она быстро, а вокруг – темнота. Пока подкатят машину, пока направят вниз свет – вполне можно успеть добежать до леса. Да, конечно шанс не велик, но он есть…

Мысль предупредить остальных ребят она оставила сразу – как ни жаль, а каждый здесь – сам за себя. Хотя, начни они разбегаться все разом, было бы больше шансов… Конечно, убегать от здоровенных ментов еще то удовольствие, но все же она – кандидат в мастера спорта по легкой атлетике и первый разряд в спортивной гимнастике добыла не в постели у тренера. А тяжелые мужики в «доспехах» скорее увязнут в снегу, чем она. Счастье, что на ней сапоги на низком каблуке и легкая шубка… Кстати, белая – меньше различима на снегу.

Ну, на счет «пять»… Раз… И не боятся – терять ей нечего, да и тянуть дальше смысла нет: вот-вот ноги затекут настолько, что без разминки и шагу не сделаешь… Два… Ой, страшно-то как!.. Три… Господи, если ты есть – спаси рабу твою грешную, Елену… Четыре…

Пошла-а-а!!!

Караульные успели лишь вскинуться, когда легкая фигурка, будто подброшенная в воздух пружиной, взвилась с дороги и шмыгнула. Никто даже не кинулся наперерез – краем глаза Лена различила, как один из конвоиров пытается сорвать с плеча автомат, но ремень там, слава Богу, за что-то зацепился. А остальные вообще застыли, разинув рты. Боже мой – неужто удастся? Автомат – ерунда. Она не раз читала, что попасть из него, да еще в спешке, не так-то и просто, а малейшее отклонение ствола от цели…

Она вскочила на ограждение шоссе и…

Страшный удар в спину оборвал так и не законченную мысль, крутнул Лену на месте и сбросил вниз. Катясь кубарем под откос в облаке снежной пыли, она уже не чувствовала ничего, лишь в стремительно темнеющем сознании почему-то крутилось одно и то же: «Мама… мама… мама…» А потом мир вдруг ослепительно вспыхнул и погас окончательно.

Прапорщик Арджанов опустил ПМС и скупо ухмыльнулся углом рта. Великолепный стрелок, не раз бравший для родного управления призы в состязаниях по стрельбе, он даже не думал, что мог промахнуться. Он просто делал свое дело и делал его хорошо…

После минутной тишины, последовавшей за выстрелом, истерично вскрикнула Элеонора, завизжала от ужаса, закрыв лицо руками Нина – дочка водочного магната Вановского… Она втайне недолюбливала «эту выскочку» Горелову и не понимала зачем Элька таскает нищую девку на их тусовки, но теперь даже она поняла, что перед ликом Костлявой они все равны – и детки богатеев, и выходцы из низов.

– Ну и зачем, Махмуд? – с некоторым сожалением спросил прапорщика майор. – Что нам теперь делать с этой дохлой девкой? Да и ребятам вниз лезть – проверять.

– Зачем проверять, – белозубо улыбнулся стрелок. – Разве Арджанов хоть когда-нибудь мазал?

И тем не менее, майор приказал Торопцеву послать вниз двоих своих солдат, чтобы те проверили – не нужно ли добавить девчонке. Пулю в голову, естественно. Послал бы своих, да вот еще – по сугробам лазать… Пусть уж «сапоги» тоже хоть что-нибудь сделают… А для присмотра послал с ними и одного из своих людей. Вдруг да она жива, а у срочников дрогнет сердце добивать бабу? В конце концов было бы ненужной жестокостью бросать ее тут умирать в мучениях от раны… Чертыхаясь, спустились все трое по крутому откосу насыпи, увязая в снегу, где по колено, а где – по пояс.

– Чего там?

– Да, наповал, – плачущим голосом откликнулся снизу один из мальчишек, к раскинувшейся крестом в снегу девушке даже не прикоснувшись. – Мертвая она, – иллюстрируя свои слова, солдатик потыкал лежащую стволом автомата, держа его на вытянутых руках, как палку. Второй вообще, согнувшись в три погибели, блевал в снег, уронив каску на глаза и раскачиваясь. – Чего проверять-то?

Солдату действительно было все ясно: на белой шубке убитой расплывалось черное пятно…

– А ну – переверни!

Солдат пыхтя и ойкая, повиновался. Легкое тело перевернулось в снегу навзничь, голова на тонкой безвольной шее запрокинулась… Спереди мех тоже заливали потеки, словно кто-то облил шубку чернилами.

– Навылет прошла, – констатировал полицейский. Махмуд бывший чемпион по стрельбе из произвольного пистолета, – пояснил он. Тысячу из тысячи очков выбил. Он правда не стал уточнять что это было в далеком уже 1999 году на кубке имени Дудаева в независимой Ичкерии.

Старший из десантников подумал, что не будь этих дырок и крови – так б можно было стянуть с дохлячки шубку, которую потом обменять у кого-то из знакомых девок на пару ночей любви.

Ладно пошли – вытаскивать ее отсюда времени нет да и сложно, – бросил омоновец, цокнув языком. Ночью снег обещали – засыплет так что и видно не будет. Потом приедем, приберем. Забрав сумочку, он надвинул на лицо жертвы стрелка экстра класса шапочку, после чего все трое полезли на верх. Это было непросто – дважды они чуть не срывались на полпути, а один раз проехали склон почти сверху донизу.

Кто-то из «ментов», сжалившись, протянул им автомат, уцепившись за который, они поочередно выбрались на дорогу.

А тем временем наверху истекли последние минуты жизни Лениных товарищей…

Первым умер Станислав – к нему сзади неторопливо подошел один из полицейских – уже сильно немолодой, седой как лунь, с лицом, изуродованным старым осколочным шрамом. Сдернул резким движением модную кепку, и коротко хакнув, с силой обрушил на темя приклад АКМС. С пробитым черепом единственный сын хозяйки модных бутиков «Весна-М», вырастившей его без мужа – погибшего в афганских горах в день его рождения летчика, рухнул на асфальт ничком.

Следующим был Антон Неверов – но назначенный ему в киллеры десантник не имел такого навыка в убийствах, и некоторое время беспомощно топтался рядом, то примеривая приклад к затылку что-то бормочущего о пощаде парня, то кладя руку на висевший на поясе штык-нож.

– Памоч, сынок? – недобро осклабился чеченец, обтирая приклад кепкой.

И тогда, торопливо помотав головой, ефрейтор Добрынин выдернул клинок из ножен, и перерезал горло жертве, замаравшись слегка в крови.

– Пссщщ, – передернул омоновец плечами, – и было непонятно, одобряет ли он такую лихость, или напротив – недоволен нечисто сделанной работой.

Оставался последний – Андрей, хозяин злосчастного лескуса, полумертвый от страха.

Но доставшийся в палачи Антону младший сержант-контрактник, тоже никак не мог исполнить дело. Заносил над помертвевшим парнем приклад и снова бессильно опускал. Мужик за тридцать успел повоевать на Кавказе, но убивать вот так, безоружных, ему еще не приходилось.

– Товарищ лейтенант! – отчаянно обернулся он к командиру. – Может, ну его! Кому он разболтает?

– Да, да! – зачастил Антон, ухватившись за спасительную соломинку, как утопающий. – Я никому ничего не скажу. Я вообще ничего не видел!..

– Слюнтяй!.. – с отвращением бросил майор и непонятно было, к кому это относилось: к неумелому палачу или к трясущейся от смертного ужаса жертве. – Помоги ему! – толкнул он в спину Аржанова.

Тот все так же равнодушно ухмыльнулся, подошел к стоящему на коленях парню и, мимоходом отпихнув плечом контрактника, нагнулся к жертве, покровительственно потрепав ее по залитой слезами щеке.

– Ничего не умеете, – процедил он с акцентом. – Только по домам шарить, да баб е…

Он обошел трясущегося в рыданиях парня, ласково положил ему руку на голову, потрепав по коротким волосам, как собаку по холке. Считавшему себя спасенным Антону и невдомек было, что свободной правой рукой, горец вынул из ножен тускло отсвечивающий в ночном свете нож…

Не верил в близкую смерть он даже тогда, когда холодное лезвие бережно коснулось горла. Слишком уж теплой и твердой была рука, лежащая на макушке. Совсем как отцовская в детстве…

И нож – настоящий непальский «кукри» неведомыми – и наверное неправедными – путями попавший на пояс бывшего боевика и в самом деле вновь скользнул в ножны.

Рывок, хруст, тьма в остановившихся голубых глазах… Полицейский лениво отпихнул труп со свернутой шеей.

– Вот как нужно, «сапог», – презрительно бросил он, отталкивая недвижное тело. – Это ж человек, а не баран…

А потом вразвалку пошел к плачущим навзрыд девушкам.

– Поживешь еще, – с издевательской ухмылкой бросил омоновец, за волосы поднимая на ноги Нину – блондиночки всегда нравились ему больше брюнеток, даже явно крашеные.

А к ним уже спешило полдюжины бородатых, похохатывающих бойцов…

Элеонора почти не понимала о чем идет речь, и даже не боялась – на это не хватало сил. Дикая боль внизу живота перекрывала все. «Сволочи, сволочи, сволочи…» – твердила она про себя, вспоминая Лену, безжизненно падающую в черную пропасть.

Черт, как жалко ребят… И Ленку жалко – убили как собаку… И зачем она потащила ее на этот проклятый Новый Год?.. Ничего: только бы ее саму не убили. А там – что бы не было. Отмоемся, отплюемся, вылечимся, если что – видывали и не такое… Только бы выжить и тогда ублюдки ответят и за Ленку, и за Борьку, и за эту ее боль… За все… Только выжить. Выжить любой ценой…

Чьи-то бесцеремонные руки в холодных перчатках схватили ее за воротник шиншилового свингера и поволокли куда-то по скользкому асфальту…

И лишь когда уже в кунге с нее сорвали дорогое платье, разодрав грубыми руками тысячедолларовый шелк, когда совсем близко она увидела обычные человеческие лица, казавшиеся ей отвратительнее звериных оскалов, не злые даже, а просто довольные, лишь тогда сквозь боль и ужас поняла Элеонора Львовна Климова, что значат выражения: «Пожалеть, что родился на свет», и «завидовать мертвому». Потому что минуту спустя завидовала всеми силами убитой подружке Лене Гореловой, которой уже все равно теперь, и которая ничего уже не увидит из того, что еще предстоит увидеть и пережить перед неизбежной смертью ее подругам…

И в самом деле Лена была счастливее: она уже не видела, как один из убийц пытается снегом оттереть окровавленные руки и лицо. Как другие, весело хохоча сдирают с мертвых скрюченных пальцев Антона и Бориса дорогие перстни и потрошат подобранный на полу автомобиля чей-то бумажник, шарят по карманам трупов…

Как младший лейтенант в сизом камуфляже, отходивший «до ветру» и не участвовавший в «деле», потребовал разделить добычу «по-братски», и убийцы устроили тут же, прямо над еще неостывшими телами своих жертв склоку с матерной бранью, едва не переросшую в мордобой.

Как разгар ее из под сидения выскочила собачка Нины, напуганная всем случившимся до полной потери своего собачьего рассудка и помчалась прочь. Как головорезы с хохотом кинулись ее ловить, и бегали как дети, пока здоровяк Акбар Тахиров, устав от всего этого цирка, не раздавил крошечного той-терьера сапожищем.

Как ограбленные трупы отволокли к кювету и небрежно побросали вниз, прямо на нее, а после – принялись отмечать конец грязной работы дорогим шампанским и ликером, найденными в салоне и сетовать, что другие развлекаются с девками, а у них всего одна – и та мертвая. После этого несколько омоновцев сели в машину, но двигатель не запустился. Они не знали, что рачительный Торопцев – старший установил в купленном сыну «лексусе» дополнительную систему защиты, электронный ключ от которой лежал у убитого хозяина в кармане брюк.

Как наконец, бранясь и проклиная все на чем свет стоит, зацепили мертвую машину буксировочным тросом, и БРДМ потащил ее прочь.

И подавно не видела то, от чего сберегла ее судьба: то, как натешившиеся «счастливчики» подтаскивали к откосу нагие окровавленные тела ее подруг, как один из них сунул себе в карман дорогие часы марки «Fendi» – подарок Нине Вановской на день рождения от ее матери. Часы, которые только что сорвал с руки не вынесшей надругательств девушки, в то время, как его спутник украдкой прикидывал – куда сунуть утаенный при дележке добычи от других убийц кулон, который, наконец, не мудрствуя лукаво повесил себе на шею.

От всего этого уберегла Лену Горелову милосердная пуля прапорщика Махмуда Арджанова.

* * *

Редко когда в истории войн и революций известны первые павшие в очередной кровавой заварухе во имя идей, власти и богатства. Но всегда, в любой войне есть те, кто погибает первыми. На этот раз первыми жертвами стала компания ничего не подозревающих и ни о чем серьезно не думавших молодых людей из числа «золотой молодежи».

С точки зрения морали высокой можно сказать, что они заплатили за грехи отцов. С точки зрения морали обычной – что они заплатили за чужие грехи.

С точки зрения криминалистики – стали жертвами неадекватного поведения одного из своих спутников и столь же неадекватной реакции старшего лейтенанта Торопцева.

С точки зрения истории – они просто оказались в не в том месте и не в то время – как это сплошь и рядом бывает.

Но как знать – возможно, именно их смерть оказалась тем камешком, что и стронул лавину, которой было суждено погрести под собой многих и многих через считанные часы. Как знать… Может быть, людям лучше не знать ответа вообще?

ИЗ СВЕТСКОЙ ХРОНИКИ СТОЛИЧНЫХ СМИ

* * *

Производство часов из залиума (уникальный сплав на основе циркония) стало отличительной чертой элитной часовой марки Harry Winston, обычно создающей модели из драгоценных металлов. Несмотря на отсутствие золота и платины, часы из залиума пользуются огромной популярностью благодаря оригинальному дизайну и достоинствам самого металла. Часы Ocean Lady Z – новинка, выпущенная ограниченным тиражом

* * *

Финансовые неурядицы принесли в Москву волну распродаж, удивляющих даже видавших виды шопоголиков. Не стали исключением и некоторые ювелирные бутики: их посещение манит соблазнительной и редкой возможностью приобрести роскошные украшения со скидкой

* * *

Свежий морозный воздух слегка разогнал хмель из его головы…

Да, а завтра ему между прочим передачу делать по котировкам для «Дело-ТВ2». Съемки будут похоже, еще те… Зарекалась свинья навоз не жрать: дорвалась – нажралась…»

Взор его уперся в витрину шикарного магазина. В ней была выставлена коллекция новогодних масок – причем преобладали не зайчики и белочки, а какие-то жуткие монстры – на вид представители семейства пресловутого Ктулху – того что боролся с не менее пресловутым «Медведом» в популярной в последние месяцы игре для мобильных телефонов. Тут же висели наряды, но не те что носил привычный Дед Мороз, а скорее западный Санта-Клаус. Борисову остроконечные красные колпаки напомнили вдруг куклуксклановские балахоны из старых фильмов, и он подумал что и Санта-Клаус звучит дико не по-русски – именно что как ку-клукс-клан какой-то.

Маски монстров за стеклом, выстроившись в подобие дьявольского иконостаса, казалось злорадно усмехались, выпятив на Влада бельма глазниц, и тот отвернулся, посмотрев на выглядывающую из за крыш церковь Симеона Столпника.

И Влад, в очередной раз, поразился, насколько не к месту здесь, среди стекла, бетона и асфальта, этот кусочек старой Москвы. Очень старой Москвы. Той, в которой не было ни казино, ни телевидения, ни наркотиков, ни ОМОНа, ни митингов с распилом и откатом, ни… Парень внезапно почувствовал желание рухнуть на колени и так, по грязной снежной каше, ползти, ползти и ползти, бормоча слова молитв, которых никогда не знал, пока не уткнется лбом в беленые кирпичные стены…

– Ты что, уснул? – кто-то врезался в него сзади. Ходют тут пьяные…

Придя в себя, Влад через переулок он вышел на параллельную улицу, увидел поток людей, быстро двигавшихся в одном направлении. Он понял – это люди идущие на «Московский Майданчик» – будь он не ладен.

Два семисотых «мерседеса» пронеслись мимо – видимо босс и охрана с холуями. Влад вспомнил пресс-конференцию московского градоначальника по случаю визита мэра Лос Анджелоса, который с гордостью сообщил, что на улицах столицы сегодня раскатывают больше люксовых автомобилей, чем в Лос-Анджелесе. На что американский коллега заметил, что в Америке покупатели приобретают и меняют машины, а в Москве по го данным машинам приходится менять хозяев, поскольку таковые время от времени разоряются, а то и отстреливаются. Бандиты кстати и впрямь активизировались.

Кризис-шмизис…

Мысли его приобрели совсем другое течение – деловое.

Хотя они уже привыкли к кризису – но он от этого не стал менее острым. Ведь и в самом деле что-то копилось и нарастало в этом мире, чтобы неизбежно прорваться. Хотя пока в стране и мире все было относительно спокойно. Никаких террактов и катастроф в границах Росфедерации последние полтора месяца – не считая привычной стрельбы и митингов на Юге. В мире конечно не так хорошо… Локальные войны, интервенции, социальные и гуманитарные катастрофы – все как всегда. Но все это было где-то далеко – Сахель, Чёрная Африка, Афганистан, Ближний Восток… И Ливия само собой, новости откуда пугают народ и радуют российских нефтетрейдров. Когда на рейде Сирта спалили тот танкер – стотысячник фьючерсы так скакнули что на бирже только что не перепились от радости. Да еще две недели тому новое мощнейшее землетрясение в Индийском океане(определенно не все ладно с этими вулканами) вызвало новое цунами, обрушившееся на Таиланд и Индонезию. Опять тысячи туристов решивших пока что кризис не слопал их финансы, со вкусом оттянуться, нашли свой конец в волнах взбесившегося океана. На Европу обрушились снега и холода. Замерзали Марсель, Берлин и Неаполь, снег выпал даже в Тунисе. В очередной раз прорицатели с мистиками заговорили что миру пора бы задуматься, над этими знамениями. Но мир предпочитал жить как жил.

Впрочем, России было не до внешних бед и неурядиц. Мировой кризис, не срываясь во всеобщий обвал, и не излечиваясь, подтачивал седьмую часть мира (да и неё одну) как чахотка или СПИД подтачивают организм – медленно, но верно.

Внешние изменения были конечно заметны: новые большие красивые магазины, рестораны бутики и развлекательные комплексы закрывались, останавливались стройки элитного жилья – иногда забывая голодных гастарбайтеров прямо на стройплощадках. Грабительский процент по кредиту, сдерживал покупательский пыл. Количество таксистов – «бомбил» возросло – как и их расценки.

Скрытая инфляция, о которой власти предпочитали не говорить, превышала даже те жалкие прибавки к зарплатам и пособиям, которые, скрипя зубами, отстёгивало правительство. Цены за квартплату, коммунальные услуги, свет, телефон постоянно росли, ложась тяжким бременем на плечи «дорогих россиян».

Да – конечно, все это не шло ни в какое сравнение с кошмаром имевшим место еще два десятка лет назад. Однако видимо народ – столичный по крайности – попривыкший к фуагре и «прадо» был в изрядном большинстве не склонен терпеть – да и видимо дураков, млеющих от слова «демократия» или просто надеющихся что сменившаяся власть будет лучше прежней, было еще много. Вот ведь – казалось бы уже должны понять – на себе все проходили – так нет же! История никого ничему не учит – даже своя собственная.

Уже через несколько минут толпа втянула Влада в себя, он растерянно оглядывался, будто разыскивая знакомых.

Людей собралось много – очень много. Десять двадцать или тридцать тысяч – если не больше.

С невеселой усмешкой Влад вспомнил месячной давности решение шефа его холдинга – сократить вдвое отдел политической аналитики.

Впрочем – тогда он был с ним вполне согласен.

Как он думал еще совсем недавно – политика в России закончилась. Все будет как сложилось, плохо ли или хорошо. А сложилось именно как сложилось, уж ничего тут не поделать – и теперь так будет очень и очень долго.

И вот… Как оказалось очередной конец истории сменился перезагрузкой, за которой как мрачно – с типичным юмором висельника шутили знакомые его родителей – последует новая перестройка и новая перестрелка.

В течение всей осени политики с ужасом наблюдали за тем, как власть медленно, но верно уплывает у них из рук. Почти открыто Сарафонов и его люди сформировали коалицию, потом добились увольнения нескольких неугодных министров. А сейчас пошли дальше – вербуют в свои ряды депутатов из других фракций, не скрывая конечной цели: создать «конституционное большинство» – и тогда уж взяться за власть всерьез.

Президент перестал быть неприкосновенной фигурой в общественном сознании – собственно это случилось уже давно, но если Ельцына – особенно под конец, тихо ненавидели, а двух последующих уважали или опасались, то к нынешнему хозяину Кремля относились как к непонятному недоразумению. И в самом деле – получивший власть на досрочных выборах рядовой чиновник, бывший премьер за полгода до того выскочивший на второй в государстве пост, воистину как чертик из табакерки.

Пока что ничего катастрофического не происходило, но – Влад сам чувствовал это – ситуация в стране могла измениться в одночасье. Тогда все полетит в тартарары, уже в который раз за последние десятилетия. Вопрос только в том: когда?

Он оказался в самом центре площади.

Народ тут подобрался самый разнообразный – и судя по всему люди в массе зажиточные, тот самый средний – он же «креативный» класс ака офисный планктон – Влад сам к нему принадлежал – пусть и к самым верхним слоям. Публики впрочем хватало всякой – были и лица интеллектом не обезображенные, и даже жители юга. Между группками демонстрантов сновали члены Молодежной Лиги «Независимого гражданского единства России» – парни и девушки в накидках цветов партии – как их уже окрестила желтая пресса «НЕГРитята». Их было довольно много – даже удивительно – с чего это столько молодых из поколения NEXT, хипстеров, фанатов компьютерных «игрушек» и попсы повалило в эту команду? По приколу – как сказал один из них в интервью? В Интернете ходили, впрочем, разговоры что на своих сборищах они невозбранно употребляют «кислоту» и развлекаются сношаясь друг с другом как кролики – не стесняясь и даже невзирая на пол: кое-кто вообще именовал Лигу пристанищем секс-меньшинств (одним из лозунгов НЕГРа была борьба с гомофобией).

Была тут и другая молодежь – какие-то байкеры в кожанках чуть не на голое тело, парни и девушки в черном с белыми лицами и крашенными волосами – не то готы не то эмо, и даже анархисты: этих выдавали портреты Че Гевары и батьки Махно. Последние собирались под однотипными рисованными плакатами. Сверху скромная надпись: «Все на борьбу со «свиным гриппом-II» а ниже – фотоколлаж с какого-то официального мероприятия где у участников головы были заменены свиными мордами.

Под изображением красовался зловеще-двусмысленный лозунг: «Убьем всех свиней!»

Были и типы с, польскими и грузинскими национальными флагами – по большей части «москвачи» как мог бы понять из их вида Влад. Все эти «ягрузины» и «яэстонцы» – а с недавнего времени – и «яполяки»

– Прошем пана, – вежливо пропустил его человек средних лет. А вот и настоящий поляк.

– Приехали учить нас демократии? – внезапно со злой иронией бросил Влад, ощутив себя веселым и трезвым.

– Цо то пан говорит? – осведомился представитель западных славян.

– «Цо» и говорит – сперва разберитесь со своими выборами – а то враз учить! Трижды голоса пересчитывали! Пересчитывали-пересчитывали да неперепересчитывали! – Влад как раз в прошлом месяце работал на российско-польском деловом саммите где набрался и польских словечек и информации о тамошней ситуации – братский народ по политическими вопросам скандалил вполне по шляхетски. Как угораздило угробится ихнего президента на несчастливой для поляков Смоленщине – так и потряхивает периодически.

– А, пан шутит! – как то натянуто усмехнулся поляк. Мы розумеем – и над демокрацией можно шутить – тому она и йе демокрация! «Шучу? – хихикнул про себя Вадим. Нет – еще не шучу – сейчас пошучу!»

– А знаете пан – почему у вас на прошлых выборах не выдвинули единого демократического кандидата в президенты? – вспомнил он вычитанный в Сети юмор. Европа уперась – требовала чтобы кандида всенепременно был «голубым». Ибо это гарантирует его приверженность западным ценностям. Но скажу по секрету – это не правильно, – многозначительно понизил голос Влад. Нужен гетеросексуальный борец за права гомиков! Ибо бороться за права пидарасов не будучи пидарасом в прямом смысле это слова – это поистине настоящий гражданский подвиг!

И рассмеявшись в лицо ошеломленному европейцу, двинулся прочь.

И рассмеявшись в лицо ошеломленному гостю столицы, двинулся прочь в сторону трибуны.

Тут все пространство было оккупировано радикальными демократами – в фургончиках вокруг огромного помоста разместились «полевые штабы» и «полевые директораты» разных воспрявших – а недавно вроде совсем усохших партий и партиек – ассоциированных членов этого самого пресловутого «Независимого гражданского Единства».

Отойдя на пару десятков шагов, Влад принялся изучать плакаты. То были не обычные самоделки – нет – настоящие фабричные баннеры висевшие на расчалках между вагончиками.

«Россия без Кавказа!», «Россия для граждан!», «Долой диктатуру бюрократии!», «Свободу российским регионам от бездарного, хищного центра!», «Москва – не Кремль. Свободу Москве!»; «Свободу политзаключенным!»; «Кабаров – убийца и палач России!».

Венчал весь этот набор лозунг «Россия без гэбни!».

И именно этот лозунг сейчас обсуждал какой-то лысый бородатый коротышка. Ведущий митинга – Владу так и хотелось назвать его ди-джеем даже сообщил его имя – не то Широкозадов не то Широпаршивов – оно ничего не говорило журналисту.

– Господа! – пафосно взвыл он. Я вижу среди плакатов понятный и в чем-то близкий мне лозунг «Россия без гэбни». Но это глубокая ошибка! Мол, не будет этой самой пресловутой гэбни – и Россия станет «другой». Чушь! Гэбня имманентно присуща так называемой России по определению. Не будет этой гэбни и опричнины – будут другие. Россия – это если угодно страна вечной, метаисторической гэбни-опричнины и вечной тирании. Она постоянно, на протяжении столетий, клонирует их в силу своей имперско-бюрократической матрицы, которая есть неизменяемая природная данность. Чтобы не было тирании, мало «другой» России.

Просто потому, что «другая» Россия невозможна. Всякая «другая» Россия с неотвратимостью выдаст очередного опричника с азиатским оскалом. Нужна другая страна на месте России, причем не обязательно в ее размерах. Не отягощенная имперской кармой. Европейская и свободная.

Он говорил еще пару минут, а потом уступил место другому – на этот раз старорежимного вида профессору чего-то там преподающему в Дипакадемии, – как представил его распорядитель.

Он тоже начал дежурные камлания насчет ущемления «правов человека» и Влад вспомнил не совсем понятную отцовскую шутку – «И мы знаем этого человека!»