Текст книги "Мертвые не умеют смеяться"

Но потом, непосредственно курировавший проект молодой и амбициозный подполковник полиции – сын большого чиновника, решил что все же название должно соответствовать содержанию, и машина получила свое нынешнее имя – «Минотавр».

Трудно сказать, что руководило эмведешником-мажором – может быть в детстве на него произвели неизгладимое впечатление древние мифы, а может – «игрушка» «Цари Минотавров» а может еще что-то.

Но он даже особому подразделению, призванному работать во взаимодействии с механическим страшилищем, присвоил название «Минотавр» и чуть не лично придумал эмблему, красовавшуюся на шевроне – закованный в доспехи исполин в быкоглавом шлеме, на фоне освещенных багряным развалин, крепко сжимавший взятый на изготовку тяжелый меч.

Как бы то ни было, машина была вполне достойна все еще работающих в угасающих КБ умельцев настоящей, прежней выучки. Так иногда старый мастер, уже почти ушедший на покой, уже не получающий давно заказов, а то и спивающийся потихоньку, творит на склоне лет подлинный шедевр.

Седой генерал на сдаточных испытаниях, восхищенно походил вокруг «Минотавра», поцокал языком, а потом пробормотал вполголоса:

– Да – хорош зверь! Если бы нам хоть парочку таких в девяносто первом…

На шумной площади не сразу обратили внимание на странный рокот доносящийся из за ограды очередной стройки очередного торгового центра – монстра «точечной застройки».

Но все же несколько десятков человек повернули голову, уловив подозрительный шум.

– Что это там? Броники? – встревожено выкрикнул кто-то.

Влад, совершенно одуревший, механически повернул голову в сторону возгласа. И тут же в глаза ему ударила синяя вспышка.

А затем из проулка послышался громовое завывание – оглушающее, вбивающее барабанные перепонки в мозг…

Забор рухнул, и на площадь выехало непонятное страшилище – в первый момент Владу показалось даже что это какой-то движущийся дом, или снежно белый в свете прожекторов огромный жук, что явился из чьих-то псилоцибиновых галлюцинаций.

Чуть притормозив на пару секунд, «Минотавр» двинулся прямо на толпу.

Била по глазам ослепляя вспышками молнии огромная мигалка на самом верху, вспыхивали лазеры, заставляя множество народу с проклятиями прижимать ладони к глазам, ревела сирена, и карликами у подножья исполина казались высыпавшие за ним на площадь фигурки в шлемах и бронежилетах со щитами.

Наперерез страшилищу ринулась было жидка кучка каких – то «демгвардейцев» – то ли полностью упившихся и наглотавшихся колес, то ли просто одуревших от всего происходящего. Ринулась – и повалилась на заснеженный асфальт, словно сметенная невидимой косой – наблюдавший за происходящим через видеокамеры Биреев не мог не восхититься работой импортных пневмопушек.

– Отлично! – выкрикнул генерал в микрофон, – Седьмой, вмажь им как следует!

Сидевший за пультом управления огнем «Минотавра» двадцатилетний прапорщик МВД быстро задергал джойстики, вдавливая педаль стартера компрессора до отказа, форсируя давление. Невидимый жнец прошелся по толпе, все еще не понимающей что происходит.

Сотни людей в момент оказались сбиты с ног, покалечены, брошены друг на друга, воздух огласился множеством воплей и матом!

Толпа заметалась в ужасе. Вернее сказать – заметалась лишь её часть – не все поняли что происходит и что означает непонятная машина катающаяся по площади. Даже падающие, кричащие от боли передние шеренги не вразумили слишком многих – ведь не было ни грохот пулеметов, ни трассирующих пуль…

А на площади уже разворачивался СОП «Минотавр» собственной персоной – острие сводной группы. Бойцы раскидывали попавшихся на пути, догоняли бегущих, нещадно били их дубинками и сбивали с ног. Кого-то хватали и тащили назад, заламывая на ходу руки.

– Всем разойтись! – вопили громкоговорители. – Немедленно! В противном случае открываем огонь на поражение!

А потом белый исполин трубящим мамонтом ринулся вперед. Ревела сирена, бил по глазам ослепительный проблесковый огонь, хлестали по толпе ослепляющие лазерные лучи. Вот «Минотавр» подкатил к трибуне – с неё горохом посыпались разбегающиеся кто-куда ораторы, заодно с журналистами, даже в эту минуту не забывавшими снимать. Тормозя он подкатил к сооружению, вверх взлетел манипулятор и обрушился на враз покосившуюся трибуну. А потом взревев всей тысячью лошадиных сил дизеля, машина ударила трибуну бульдозерным ножом, превращая её в обломки.

Затем «Минотавр» рванул вперед, толкая впереди себя груду железа и досок, и опять устремился на толпу – но не на мечущееся в центре площади человечье море, а заворачивая влево, туда куда подались самые рассудительные, надеявшиеся отступить по широкой Дмитровке. И вновь не все – далеко не все поняли – что означает происходящее.

Они так много раз видели что-то подобное в компьютерных играх и голливудских фильмах-катастрофах, что подсознательно уже начали воспринимать увиденное как еще одно кино…

Но на этот раз нельзя было выключить плазменную панель или выйти из кинотеатра до окончания сеанса…

Несколько протянувшихся дьявольски долго секунд, и машина ворвалась прямо в гущу народа, давя и снося плотно стоящую людскую массу.

Ааааааээээу!!!

Ааааааээээу!!!

Взлетел над площадью безумный крик боли, ярости, отчаяния…

– Седьмой, что случилось! Седьмой, мать твою ……!!! – закричал в микрофон Биреев, Капитан, сука, б……, ……, ……!!!

Генерал впервые в жизни ощутил как темнеет в глаза и уходит из под ног земля.

Где-то в глубине души вертелось что все пропало, что теперь всех собак повесят на него, что из за рехнувшегося командира проклятого тягача, что не видать ему ни должности замминистра, ни в перспективе – министерского кресла, ни «откатов» с подношениями – и все из за вдруг рехнувшегося капитанишки.

Но капитан Васильев – как и мехвод – старший прапорщик Паченко, были не при чем – они были мертвы…

В тот момент когда ревущий железный зверь сокрушил трибуну, откуда-то из под обломков ударила автоматная очередь. Кто и зачем пронес оружие на площадь, как умудрился незаметно протащить в центр города, что двигало им, когда в последний миг стрелял он в надвигающуюся махину – уже неизвестно. Но это была одна из тех случайностей, что в итоге и привели к тому что все произошло так как произошло, а не как было задумано.

Пули АК-47, снаряженного новыми патронами, пробили восьмимиллиметровый лист, и угодили в кабину, поразив и водителя и командира, пройдя в считанных сантиметрах над головой стрелка.

Единственное упустили создатели «Минотавра» – это дополнительную бронезащиту кабины.

И ведь мелькала такая мысль – но слишком поджимали сроки, да ведь и не для серьезных боев делалась машина, не против врага вооруженного…

Проложив сквозь толпу широкий коридор, «Минотавр» врезался в ограждение стеклянного купола подземного торгового центра – красы Манежной. Манипуляторы сокрушили остекление, рухнувшее вниз водопадом осколков, предсмертно завопил внизу попавший под них изрезанный охранник, которого именно в этот момент черт сунул в неположенное место…

От удара о парапет заглох двигатель, погасла «цветомузыка» осыпавшись синими осколками, захлебнулась сирена. Полетел вниз с лесенки на железный пол кунга почти добравшийся до кабины прапорщик Воробьев, потеряв сознание от удара.

На какую-то секунду площадь погрузилась в дьявольскую противоестественную тишину – так что даже стоны раненных и умирающих глохли в ней как в вате.

А потом волна яростного рева взлетела в морозное небо.

– Убийцы!!! Проклятые убийцы!!

– Бей их! Смерть!

Толпа ринулась вперед – на оцепление, на жидкую шеренгу уже выстроивший стену щитов бойцов полиции – те должны были лишь завершить «зачистку» площади после прогулки «Минотавра».

Конечно, жажда убийств и мести охватила не всех, далеко не всех, и другая, не меньшая по числу толпа напротив – порскнула кто-куда – по Моховой, Театральному, Никитской.

Но взбесившаяся толпа все равно была многочисленна.

Человеческая волна захлестнула колонны полиции. Бабахнули редкие газометы, кто-то пытался отмахнуться шокерами и дубинками, ударили редкие выстрелы, блеснули светозвуковые гранаты.

Но было поздно – отряды полиции оказались отрезанными друг от друга, бушующее разъяренное стадо сомкнулось вокруг них.

Полицейские отчаянно старались пробиться проход сквозь плотную массу тел, назад, к спасению. Но в руках атакующих тоже было оружие – пусть лишь доски, трубы и арматура.

Грохнули почти не слышные в реве и шуме автоматные очереди – полицейские стреляли в упор, но толпа одержимая жаждой крови пошла по ним…

Однако, не долго наслаждались озверевшие «демократы» расправой с малочисленной полицией.

Из двух боковых переулков кинжалами вырвались колонны бронемашин, выполняя уже пошедший псу под хвост план операции – окончательно превратив площадь в кровавый хаос. Навстречу им привычно кинулась толпа зазвенели бутылки с «коктейлем Молотова» – готовились тут к неприятностям, готовились… Да только вот попасть в идущую на полной скорости цель не так просто как в фильмах – тем более человеку неподготовленному. Ни одна из машин не была подожжена и через считанные мгновения они врезались в бегущую толпу. Броня сметала хрупкие тела, кости хрустели под тяжелыми колесами.

Впрочем – далеко не вся площадь вступила в схватку.

Куда больше было тех, кто решил что с них хватит безумия этого вечера. Кто-то пытался уйти со ставшей опасной площади, кто-то просто бежал особо не думая, увлеченный тем самым духом толпы, что лишает разума случается даже самых рассудительных, иные тащили зачем-то знамена и лозунги…

А потом…

Биреев довольно грамотно развернул заслоны, с тем расчетом чтобы после основной атаки толпа бы ринулась именно туда куда нужно, передавив и потоптав себя сама. Но сейчас все пошло прахом, и самое умное что было можно сделать – это отдать приказ о всеобщем отходе, предоставив все естественному течению событий.

Но сейчас главный координатор плана «Танцор» с отчаянным ревом катался по полу вагончика, а бледные адъютанты пытались отобрать у него пистолет.

Поэтому две роты из 113 бригады оказались на пути у отступавших (бежавших) с Манежной. Из отчаянных воплей в эфире своих уже растерзанных товарищей, солдаты и командиры поняли что случилось что-то страшное. Другие бы на их месте может и предпочли бежать, но бойцы, собранные в эту бригаду были один к одному – безбашенные и отчаянные.

Поэтому за те минуты пока толпа подошла к их заслону, они успели изготовится к бою.

К автоматам примкнули снаряженные магазины, заправили ленты в пулеметы, по рукам пошли гранаты – да не светозвуковые шоковые хлопушки, которыми только что пытались отбиться от разъяренного человеческого стада погибшие на площади полицейские и солдаты внутренних войск, а недавно отметившие вековой юбилей Ф-1, надежные и убийственные.

И когда впереди в подсвеченной уличными фонарями вечерней мгле возникла шевелящаяся людская стена, последовала короткая и неумолимая как удар топора в руках палача команда.

– Огонь!!

Сотни очередей трассеров вонзились в живое мясо, харкнули подствольники, затряслись в смертельной лихорадке пулеметы.

Выстрелы били в упор. Пули раскалывали черепа, пронзали тела… Это были слабые пули калибра 5,56 –но даже они пробивали по два-три человека прежде чем застревали в человеческом мясе.

Бойцы не испытывали угрызений совести – они уже знали что случилось с их товарищами. И видели перед собой не людей, а стадо взбесившихся обезьян, остервенело жаждущих их крови.

И мирная улица стала преддверием Ада…

Метались воя, люди, оскальзывались, падали, по их еще живым телам топотали десятки ног…

На асфальте выросла вмиг баррикада из мертвецов, задние напирали на передних, кто-то рвался в подъезды – но тщетно – давно, уже лет десять все двери были защищены домофонами и кодовыми замками – и лишь камеры наблюдения бесстрастно фиксировали искаженные ужасом и залитые кровью лица-живые и мертвые.

Лезли в окна – но и на окнах нижних этажей стояли решетки…

Разлетелись витрины, водопадом осколков, куски толстого стекла рубили попавших под них не хуже гильотины, но внутрь магазинов тут же устремился живой поток, оскальзываясь на крови тех кому повезло меньше….

В подворотнях люди давили друг друга, образуя живые пробки. Кое-где несчастных просто продавливали сквозь стальные прутья ворот и решеток, превращая – как назвать это: рагу из человечины? Бешбармак? С каждым выстрелом ярость все больше переполняла солдат, и автоматные магазины опустошались почти мгновенно…

Сколько тогда погибло людей так с точностью и не было выяснено.

Но Влада счастливо миновала эта участь – ведомая то ли инстинктом, то ли случаем, он вместе с дюжиной таких же счастливчиков заскочил в одно из немногочисленных еще открытых кафетериев в начале многострадальной Моховой, и промчавшись мимо оторопевших официанток и поваров вылетел через черный ход, уходя от бурлящей кровью и яростью площади в хитросплетения старых московских дворов.

* * *

Танк Т-80 с бортовым номером «307» с ревом въехал на Большой каменным мост, и замер, поводя башней из стороны в сторону. Командир экипажа, старший сержант Горностаев, с лязгом откинул люк и выбрался на броню. Полученный еще при пересечении МКАД приказ был выполнен – мост взят под контроль. Рядом остановился «триста шестой» и из люка выглянул заядлый дружбан сержанта, старшина Аристов.

– Жив, курилка? – весело окликнул он Василия. – Видами любуешься?

Вил с моста действительно расстилался великолепный: впереди, как на открытке, сиял огнями Кремль, чуть слева сиял золотым куполом подсвеченный прожекторами белоснежный храм Христа-Спасителя, а еще дальше из-за домов выглядывал памятник Петру.

– Кость, у тебя рация фурычит? Что-то у меня сплошные помехи.

– А ты что? По командному голосу лейтенанта Никишина соскучился? – фыркнул кто-то. – Не пашет – и хрен с ним. Вводная дана – будем исполнять. Сейчас к тебе «триста девятый» подползет, застрял где-то, а я на той стороне закреплюсь. Если связи не будет, помашешь мне чем-нибудь из башни.

– Понял.

«Триста седьмой» окутался сизым выхлопом и, грохоча траками по мосту, пополз в сторону Кремля, развернув башню вправо, в сторону выползающего на Большой Москворецкий брата-близнеца с неразличимым пока номером. Ежу понятно, что свой, но мало ли чего? Рация не пашет… Хрен тут разберет – свой, чужой…

Наверху морозило, сыпался колючий снежок, но Василий и не думал спускаться в пропахшее куревом и соляркой нутро боевой машины. Во все глаза он любовался окружающей картиной, словно сошедшей с экрана телевизора: служа, можно сказать, в двух шагах от Москвы, в каких-то тридцати километрах за МКАД, он так ни разу и не побывал в столице.

«Будет, что рассказать, когда вернусь домой,» – думал он, остро сожалея, что под рукой нет фотоаппарата. Хотя бы старенького отцовского «ФЭДа» с черно-белой пленкой.

«Триста шестой» на той стороне Москвы-реки крутанулся на месте, подняв вихрь светящегося в ярком свете фонарей дыма, люк распахнулся и отлично видный отсюда Сашка помахал рукой. Вася ответил ему тем же. Вот и вся войнушка. Стой теперь до утра, жди неизвестно чего.

Внезапно башня под тощим сержантским задом, обтянутым комбинезоном поверх ватных штанов, провернулась, Кремль и Сашкин танк уплыли в сторону, а прямо по курсу вырос Храм. Ствол орудия качнулся вверх-вниз, будто выбирая цель и старший сержант, с замиранием сердца услышал мерное гудение автомата заряжания и четкий металлический щелчок, подтверждающий, что в казенник 125-миллиметрового гладкоствольного орудия 2А46-1 лег «выстрел».

– Э-э! Музафаров! – оторопел старший сержант, хватаясь за край люка и заглядывая в скудно освещенное нутро башни. – Охренел, баран? Отставить заряжание!..

Но башня с оглушительным грохотом рванулась из-под него, танк окутался острым приторно-сладко пахнущим дымом, и, больно ссадив ладони об острые края коробки АДЗ, Василий кубарем скатился на корпус, а с него – в снег…

Храм задрожал, золотой купол отразил огни и вспышки, купол пришел в движение – словно бы покачнув золотой головой, в то же мгновение выпорхнули из окон, стайка белых птиц – заполошно взмыли голуби и скрылись в ночном мраке – как будто бы Дух Божий оставил обреченный храм.

Колокола на колокольне зазвонили сами собой, надрывным хрипящим звоном. Стену храма рассекла трещина – и старший сержант подумал – словно само собой – что сейчас исполинское сооружение начнет сползать в Москву-реку под собственной тяжестью. Но храм устоял – чего не скажешь о рассудке погонщиков стальных зверей…

* * *

Ефрейтор Хасан Музафаров с удовлетворением увидел в прицел, как широкое дымное облако окутало среднюю часть огромной белой храмины, и загнал в ствол второй осколочно-фугасный снаряд. В люк задувало снегом, что-то истошно орал откуда-то снизу сержант Горностаев, и это был непорядок. Привстав в кресле, ефрейтор дернул на себя крышку люка, разом отрезав себя и от сержанта, и от проклятого холода. А потом спокойно влепил снаряд почти в то же место. Видимо, от первого попадания, в храме занимался пожар, поскольку огромная рваная дыра на белом фасаде, подсвечивалась изнутри тускло-оранжевыми сполохами. Автомат заряжания исправно загнал в ствол очередной «выстрел»…

Если бы сейчас кто-нибудь спросил Хасана, с чего он вдруг ополчился на главный храм русских, он бы, наверное, ничего не ответил. Просто не нашел бы, что ответить. Он, родившийся и выросший в Казани, во вполне атеистической семье заводского инженера и библиотекарши, никогда не отличался религиозной нетерпимостью. Все разговоры о «проклятых русских» вызывали у него лишь улыбку, а предложение посетить мечеть – откровенное непонимание. Не любил он и выходцев с Кавказа, и совсем не сочувствовал Чечне, считая, что независимость – вещь неплохая, но не такой же ценой.

Но вот сейчас он, совсем как на занятиях по огневой, тщательно выцеливал дом христианского бога – дом Исы ибн Марьям и хладнокровно, как на полигоне, нажал на электроспуск… Зачем? Кто отдал неслышный приказ? Из каких темных глубин того что зовут подсознанием пришло нечто, заставившее заработать нейронные связи, а руки – независимо от рассудка выполнить заученные действия? Он не знал. В голове было звонко и пусто, лишь прокручивались там сухие параграфы наставлений по стрельбе…

– Музафаров, буй тебе… – заорал в промежутке между выстрелами по переговорному устройству механик-водитель Олег Чернов, видимый лишь частично в промежутке между стенкой боевого отделения и тумбой автомата заряжания. – О…ел? Куда палишь, сука! Кончай, гад! Что странно, он не вспомнил даже что лишь сутки с небольшим назад выкуренный приятелем «косячок» привезенный никем иным как им, Олегом из «командировки» на юг, в слегка забузившую Калмыкию.

Ибо во первых «трава» так не вставляет, во вторых – это было как – никак уже вчера, а в третьих Хасан даже после трех самокруток с ганжубасом сохранял вполне здравый ум, и адекватность.

– Кончай, говорю!! – взревел Чернов.

Молекулы сложных химических соединений, взаимодействуя в синапсах его нейронов с тетрагидроканнабинолом и другими составляющими конопли индийской, продолжали свою работу…

Не отвечая ни слова, Хасан, расстегнул кобуру «стечкина» висящего на ремне и хладнокровно выстрелил три раза в спину механика и, не обращая внимания на предсмертный хрип товарища и боль в разорванной рикошетом щиколотке, продолжил методично, снаряд за снарядом всаживать в окутанный дымом храм.

Боли он не почувствовал. Просто все вокруг полыхнуло ослепительным жаром и тут же угасло…

Подкалиберный снаряд, выпущенный застывшим на Замоскворецком мосту танком, пробив толстую броню мгновенно выжег нутро могучей машины, заставив воспламениться топливо разом во всех баках, а мгновением позже – сдетонировал боезапас. Взрыв сорвал с опоры многотонную башню с тем что оставалось от стрелка и, как пушинку, швырнул в реку…

* * *

Храм задрожал, золотой купол отразил огни и вспышки, купол пришел в движение – словно бы покачнув золотой головой, в то же мгновение выпорхнули из окон, стайка белых птиц – заполошно взмыли голуби и скрылись в ночном мраке – как будто бы Дух Божий оставил обреченный храм.

Колокола на колокольне зазвонили сами собой, надрывным хрипящим звоном. Стену храма рассекла трещина – и все кто видели это подумали, что сейчас как давно говорили, исполинское сооружение начнет сползать в Москву-реку под собственной тяжестью.

Старший сержант Аристов на удивление воспринял огонь, открытый экипажем «триста седьмого» по Храму Христа-Спасителя. Религия религией – крещеный танкист даже перекрестился, когда первый снаряд рванул кирпичи на белоснежной груди Храма – а война войной. Значит получил Васька приказ, раз прицельно палит…

Старшина, на всякий случай, приказал рядовому Евстигнееву тоже развернуть орудие на обстреливаемую цель и загнать в ствол бронебойный «выстрел». Чем черт не шутит – вдруг приказ уже тащат?

– Командир! – рванул уши крик механика Лунгина. – Триста седьмой горит! Горностаева спалили!

Не веря своим глазам, Аристов крутанул башню, уставив прицел на полыхающий костер на месте Васькиного «триста седьмого».

– Васька-а-а-а! – дико выкрикнул он, но тут же взял себя в руки. – Откуда стреляли?

– Вот тот – со второго моста! – напряженно ответил водитель. – Командир, а если и нас сейчас так же? Командир…

– Не дрейф, Лунгин, – скрипнул зубами старшина. – Мы тоже сами с усами… Пшел! – кулаком сшиб он с места жалобно пискнувшего салагу. – Уводи с линии огня, Лунгин!

Взревев двигателем, танк попятился под защиту бетонной тумбы, и в этот момент Аристов поймал в прицел «чужую» машину.

– Получай!!!

Громыхнуло, завыл ресивер, вытягивая из башни пороховой дым, запричитал что-то невнятное под ногами Евстигнеев.

– Промах!

– Молчать, водитель! Маневр!

Черный силуэт, многократно увеличенный линзами, снова вполз в поле зрения и замер, пришпиленный стабилизатором. Теперь, хоть на месте крутись – никуда они, суки не денутся.

– Огонь! – сам себе скомандовал Аристов, давя на спуск и всей душой, всем своим существом, еще не видя результата, понял – попал!

– Горит!!! – взвыл в шлемофоне голос Лунгина. – Попали, командир!

– Маневр-р-р-р! – рыкнул старшина, переводя прицел с горящего, уронив набок длинных хобот, танка-убийцы на его неуклюже пятящегося напарника.

В окутанном горем от потери друга мозгу танкиста действительность, странным образом, сплавилась с виденным в старых «военных» фильмах, с вводными учебных занятий… Крыша, как говорят, поплыла и теперь для него Москва-река стала тем самым Шпрее или Одером, а братья-близнецы родного «триста шестого» по ту сторону – фашистскими «Тиграми» хотя скорее уже американскими «Абрамсами» из компьютерных «игрушек». И поэтому, надо было бить, бить и бить не давая противнику ни единого шанса…

* * *

Когда всё окружало тихое безмолвие, и ночь в своём течении достигла средины, сошло с небес от царственных престолов на средину погибельной земли всемогущее слово Твоё, как грозный воин.

Оно несло острый меч – неизменное Твоё повеление, и, став, наполнило всё смертью

Из книги премудрости Соломона 18, 14-16

За шесть месяцев до времени «Ч». Северо-Запад Москвы

То был обычный рабочий день первого месяца лета. Уже проснувшийся город многомиллионными потоками разливался по офисам и фабрикам; вся Москва, забывая ночной покой, возвращается в свое обычное суетное состояние. И неудивительно что спешившие по своим делам прохожие не обращали внимания на припарковавшиеся прямо у фасада длинного здания «мерседес» оттенка серого асфальта – один из многих дорогих машин в шеренге.

Вышедшие из «тачки» двое также не привлекли к себе внимания вечно занятых москвичей. Лысеющий невысокий полноватый мужчина неопределенного возраста в дорогом пальто, сшитом на заказ, и длинный худой тоже неопределенного возраста с тем специфическим выражением на физиономии что выдает матерого бойца. Незамеченный он спокойно скрылся в одном из многих подъездов – проходных…

Тут располагалось в свое время одно из НПО. В смутно-лихие 90е оно как водится стало акционерным обществом и было в конце концов распродано по частям. Большинство помещений раскупили коммерсанты занимавшиеся своим бизнесом. Многочисленные складские помещения использовались по назначению – в них хранились самые разнообразные товары – от китайских лифчиков до автомобилей.

Товары привозили, разгружали, перегружали и опять куда-то увозили, в основном, в ночное время. Однако часть предприятия оставалась все еще государственной, и там все еще занимались разнообразными секретными разработками – в последние годы даже несколько оживившимися. Поэтому в свою очередь ничего удивительного не было в том что чуть позднее в ворота с другой стороны огромного обнесенного стенами квадрата въехал другой автомобиль – тоже иномарка, но с государственными номерами, много говорившими посвященному. Конечно не всякий день помощники президента по национальной безопасности проверяют НПО – даже самые важные – но мало ли…

Еще двое из тех кто должен был встретится тут и определить судьбу ста пятидесяти миллионов жителей одной седьмой части суши и следом-всего мира, никуда не приезжали – ибо находились на месте с утра – поскольку именно сейчас потребовалось срочно решить вопрос с поставщиками продукции для вверенных воинских частей – такое тоже бывает, несмотря на всю борьбу с коррупцией.

Этой встрече предшествовали месяцы напряженных поисков друг друга, установления контактов, осторожного прощупывания через третьих лиц и пятые руки, недоверчивого изучения туманных и завуалированных предложений и ни к чему не обязывающие междусобойчики…

И вот наконец предстояло выработать окончательное решение.

Помещение на задворках недавно открытого казино «Луч» напоминало любое другое помещение в каком-нибудь роскошном отеле где, в уютной обстановке, приятной тишине, за чашечкой утреннего кофе встречаются весьма почтенные господа. И в самом деле – один из присутствующих уж точно был выходцем из мира большой политики и крупного бизнеса.

Двое других… Опытный взгляд мог бы определить в них пресловутых «людей в штатском» – но в последние годы немало таких вот выходцев пополнило армию цивильного чиновничества и все того же бизнеса. Но все они были что называется «люди из кругов». Со стороны – встретились господа почтенные с не менее почтенными.

И язык общения изобличал во всех троих людей именно из «кругов» – тот особый язык состоящий из недомолвок, намеков, одним им понятных прозвищ, кличек и названий… Такие никогда не назовут ФСБ – ФСБ или даже – «Лубянкой». И уж не дай Бог – вслух назвать имя действующего президента. Настоящий господин скажет – «Площадь» и Сам. Со стороны – встретились господа почтенные с не менее почтенными.

Причина была более чем уважительная – они должны были окончательно согласовать вопрос смены власти в стране.

Ибо все четверо – а если уж быть точным те кого они представляли – люди при власти и деньгах, пусть и не из самых первых в ряду таковых, пришли к одинаковым выводам. И при небольших разночтениях содержание докладов аналитиков легших им на стол какое-то время назад, было удручающе одинаковым. Причем наиболее прямо скажем их удручало то что обозначенный в оных докладах крах страны и системы означал и их личный крах.

Собственно, факты не были особо сенсационными – но вот участники выражаясь старомодно, комплота были людьми дела, и на тот самый «авось» который «пронесет» не полагались.

Вот и сейчас один из олигархов нового призыва – и не из самой нижней части списка – Григорий Семенович Авдонин, прикидывал в последний раз – не прогадал ли он решив рискнуть участием в таком предприятии. И он и те люди – кто его сюда делегировал – упаси Боже не заговоры плести, а поразмыслить над путями разрешения политкризиса.

Конечно, выигрыш дело сулило громадный. Но и риск, риск… «Ведь не активы – свои головы вносим в качестве уставного капитала» – думал он, по привычке оценивая затею в ставших привычным понятиях: как очередной бизнес проект. К тому же – люди… Люди! Не подведут ли партнеры?

Положим – люди надежные – не советской выделки дуболомы в мундирах проваливавшие все что затевали – от ГКЧП до утилизации военного имущества, а так сказать – новая формация – те кто при Горби был даже не полковником. И вывели его на них – и их на него тоже люди заслуживающие доверия.

Скажем, Петухова ему сосватали вырученные им из больших неприятностей Римский и Петров. А Римский и Петров начинали в Питере у самого Сарматова. Ну да – еще «Концерн-Оруми», российско-британский холдинг, занимавшийся лесом и портами. Сарматов еще входил в совет директоров «Братского лесопромышленного холдинга» вместе с нашим новым… – «Оруми» не только лесом занимался, но и металлом, недвижимостью, спирт возили. А Петухов прикрывал Римского когда тот руководил кстати, нефтяным направлением…

Вот второго военного он почти не знает – и это плохо…

– Итак – к делу, – оборвал поток мыслей бизнесмена голос генерала Игоршина.

Авдонин постучал перстнем по столу.

– Для начала, давайте будем, для уяснения ситуации, считать, что, в моем лице, вы имеете дело с целым рядом крупных или даже крупнейших промышленников и финансистов… – сообщил он.

– Извините, господин Авдонин, – сперва скажу я, – заявил Игоршин. Для начала – пусть никому кому из присутствующих – а также тех кого они представляют (ехидная улыбка появилась на миг на тонких губах фээсбэшника), не кажется что они нанимают нас.

Во первых и главных – потом что и они и мы действительно в одной лодке и при дальнейшем развитии событий теряем всё.

Пусть и по разному…

– А поконкретнее? – осведомился Авдонин.

– Ну что ж – поконкретнее, извольте… Вы и ваши коллеги будете жить где-нибудь в Праге или Барселоне в недорогом пентхаузе не имея возможности поменять машину когда захочется – в самом лучшем случае.

– А вы? – в голосе банкира была чуть-чуть иронии.

– Мы скорее всего будем отбывать срока в тюрьмах разных «Новгородских свободных республик» и «Калужских суверенных губерний»

Или даже в какой-нибудь натовской тюрьме – если помните НЕГРы говорят что-то о международном расследовании ситуации на Северном Кавказе.

– А Кобелинский – о Гаагском трибунале по Чечне, – как бы между прочим пробормотал под нос Авдонин.

– Ну или жить по фальшивым документам где-нибудь в Бразилии, – проигнорировав ремарку продолжил Игоршин. Сами понимаете эти перспективы нас не устраивает – как думаю и вас…

Или у кого-то есть иллюзии что положение не настолько серьезно?

– Думаю что нет… – покачал головой банкир.

– Я рад. Вы, я, все присутствующие знают – в каком положении страна.