Текст книги "Московская битва. Людские потери Красной армии и вермахта. Мифы и реальность"

Б. Мюллер-Гиллебранд об обеспеченности войск вермахта зимним обмундированием и эксплуатационными материалами зимой 1941/1942 года пишет: «…В связи с плохим состоянием железных дорог и выходом из строя паровозного парка обычное зимнее обмундирование поступило на фронт частично только в течение декабря. Специальное зимнее обмундирование могло быть доставлено в полосы боевых действий армий лишь в течение января 1942 г. Еще в середине декабря… часто не хватало специальных морозозащитных материалов для обеспечения эксплуатации автомашин. В результате этого вышло из строя большое число автомашин…».

В-четвертых, мороз не выбирал, на кого обрушиться. Он был одинаков как для немецких, так и для советских войск. Ссылки генералов вермахта и различных историков на то, что с советской стороны воевали сибирские дивизии, привыкшие к морозам, несостоятельны. Численность 34 сибирских дивизий составляла менее 13 % от численности советских войск, участвовавших в Московской битве, а в ее ходе были введены 9 дивизий, сформированных в Средней Азии из местного населения, никогда не знавшего морозов. Кроме того, нужно иметь в виду известную среди сибиряков поговорку: «Сибиряк – не тот, кто не боится мороза, а тот, кто тепло одевается». Если немецкие войска не сумели тепло одеться, то в этом виноваты они сами, а не суровая природа.

В-пятых, не мороз, а советские войска нанесли поражение и отбросили армии группы «Центр» от Москвы, умелое и мощное наступление Красной армии зимой 1941/42 годов надломило хребет вермахта под Москвой.

Миф об «огромном численном превосходстве войск Красной армии над войсками вермахта»

В зарубежных военно-исторических публикациях, относящихся к советско-германскому фронту, широко распространено мнение о «неисчислимых людских ресурсах Советского Союза в войне», о «многократном численном превосходстве Красной армии над вермахтом». Американский исследователь Эрл Земке в книге «От Сталинграда до Берлина. Операции советских войск и вермахта. 1942–1945» утверждает: «…с самого начала войны немцы привыкли действовать против превосходящих их численно советских войск…». Американский историк Дэвид Гланц в книге «Советское военное чудо 1941–1943. Возрождение Красной армии» о сложившейся ситуации пишет: «…на Западе преобладал (судя по всему, и сейчас преобладает – В.Л.) искаженный и дилетантский взгляд на эту войну – ведь почти все истории этого конфликта основывались на немецких источниках. А они, как и следовало ожидать, описывали его как борьбу с безликим и бесформенным противником, главными свойствами которого являлись огромность его армии и безграничный запас щедро расходуемых человеческих ресурсов…».

* * *

Начнем с «неисчислимых людских ресурсов СССР в войне». Такое утверждение содержится практически во всех мемуарах бывших генералов и офицеров вермахта, а также в большинстве работ западных исследователей, в частности, в книгах американских исследователей Эрла Земке, Тревора Дюпюи и Пола Морделла, немецкого историка Рольфа Хинце.

К этому утверждению присоединились и некоторые отечественные авторы. Так, Марк Солонин, считающийся в некоторых кругах «военным историком», в книге «Июнь 1941 г. Окончательный диагноз»[39]39
  Книга была переиздана (издательство «Яуза») в 2014 году, а также в 2017, 2018, 2019, 2020 годах под новым названием «22 июня. Окончательный диагноз».


[Закрыть] представляет вермахт малочисленной армией, вступившей в бой с неисчислимыми советскими войсками. Он пишет: «…То, что командование вермахта собрало 22 июня 1941 г. у границ Советского Союза, представляло собой максимум достижимого для Германии (выделено мной – В.Л.), которая уже давно провела мобилизацию резервистов…», а «…те силы, которые Красная Армия развернула в западных округах к 22 июня, представляли собой минимум, который 200-миллионный Советский Союз смог сосредоточить на Западе… (выделено мной – В.Л.). В подтверждение этого вывода Солонин пишет: «… В качестве маршевого пополнения соединения вермахта на Восточном фронте получили до конца 1941 г. менее 20 % от своей первоначальной численности…», в то время как Красная армия получала «…новые дивизии и бригады сотнями…». Но эти рассуждения Солонина никакого отношения к реалиям противоборства Красной армии и вермахта не имеют.

Во-первых, мобилизационные ресурсы Германии к июню 1941 года были далеко не исчерпаны. Советский Союз вступил в войну не с малочисленным государством типа герцогства Люксембург или княжества Монако, а с поставившей на колени всю Европу мощной германской империей. В июне 1941 года Германия (численность населения – 85 млн чел.) вместе с союзниками – Италией (44 млн чел), Румынией (20 млн чел), Финляндией (4 млн чел.) и Венгрией (9 млн чел.) по численности населения (в сумме – 162 млн чел.), совсем немного уступала СССР (численность населения – около 195 млн чел.). Более того, к декабрю 1941 года гитлеровскими войсками была оккупирована территория, на которой проживало 74,5 млн советских людей – в результате СССР по численности населения (а значит, и по числу потенциальных солдат) стал уступать Германии с союзниками.

О значительных мобилизационных ресурсах Германии свидетельствуют и данные бывшего начальника организационного отдела генерального штаба сухопутных войск (ОКХ) вермахта генерал-майора Буркхарта Мюллера-Гиллебранда. В третьем томе своего труда «Сухопутная армия Германии. 1933–1945» он сообщает, что численность вооруженных сил Германии, несмотря на большие потери в боях, возрастала вплоть до 1945 года: в 1941 году в вооруженных силах Германии числилось 8154 тыс. чел., в 1942 году – 9580 тыс. чел., в 1943 году – 11280 тыс. чел., в 1944 году – 12070 тыс. чел.

Во-вторых, немецкие войска на советско-германском фронте получили незначительное пополнение до конца 1941 года не в силу недостатка людских ресурсов, а из-за чрезмерной самоуверенности немцев: и Гитлер, и командование вермахта полагали, что выделенных сил вполне достаточно для полного разгрома Красной армии. И понесенные в боях высокие потери вермахта их не смутили: командование вермахта считало, что даже ослабленные войска на Восточном фронте способны выполнить поставленные задачи.

* * *

Существующие оценки численности военнослужащих, воевавших в течение войны в Красной армии и вермахте, тоже не дают повода говорить о «многократном численном превосходстве Красной армии над вермахтом». В Красной армии в войне участвовали 34,5 млн чел., а в вермахте 20,6—22,4 млн чел., то есть советских участников войны было больше немецких в 1,5–1,7 раза. Надо сказать, что Борис Соколов в книге «Тайны Второй мировой» попытался доказать, что для ведения войны в Советском Союзе было привлечено не 34,5 млн чел., а на 12 млн чел. больше – 46,5 млн чел. В это число Борис Соколов включил подсчитанных им самим убитых, умерших от ран, болезней, несчастных случаев и пленных, а также официальные данные о числе инвалидов, военнослужащих, переданных для работы в народное хозяйство, оставшихся в Вооруженных силах и лечившихся в госпиталях.

Но почему-то Борис Соколов «забыл», что среди призванных в Красную армию еще были направленные на укомплектование войск и органов НКВД (более 1,1 млн чел.), переданные в польские, чехословацкие и румынские соединения и части, воевавшие на стороне СССР (0,25 млн чел.), уволенные по ранению и болезни, но не ставшие инвалидами (1,2 млн чел.), осужденные (около 0,45 млн чел.), дезертиры (0,2 млн чел.) и 0,5 млн чел. призванных, но не зачисленных в войска.

Если все эти группы призывников добавить к вычисленной Борисом Соколовым цифре, то общий призыв «по Соколову» окажется больше 50 млн чел. Но по демографическим расчетам на начало 1941 года в СССР лиц мужского пола от 13 до 49 лет (т. е. тех, кто мог бы в течение войны быть призванными в армию) было чуть более 54 млн чел. Из этого контингента примерно 4–5 млн чел. не подлежали призыву (по инвалидности, болезням и др. причинам). Кроме того, существенная часть мужчин призывного возраста должна быть занята в народном хозяйстве. Вряд ли в нашем народном хозяйстве было меньше мужчин призывного возраста, чем в Германии, а там, как утверждает Б. Мюллер-Гиллебранд, использовалось более 4 млн мужчин призывного возраста, да еще более 5,5 млн иностранных рабочих и военнопленных. Вероятно, и в народном хозяйстве СССР было занято не менее 6–7 млн молодых мужчин дополнительно к тем 3,6 млн, что были переданы в народное хозяйство после призыва в армию. Нужно учесть еще, что в возрастной группе 40–49 лет примерно 3 млн чел. составляли мужчины, которым во время войны было более 50 лет, но призваны в армию были только около 0,5 млн чел.

Нетрудно подсчитать, что реально страна могла выделить для войны максимум 35–38 млн чел[40]40
  Кстати, Сергей Максудов (Гарвардский университет, США) в статье «О фронтовых потерях Советской Армии в годы Второй мировой войны» («Свободная мысль”, № 10, 1993), опираясь на переписи населения СССР 1939 года и 1959 года, а также на исследования зарубежных демографов, пришел к выводу, что людские ресурсы, имевшиеся в распоряжении советского правительства для ведения войны, составляли 35 млн чел.


[Закрыть]., но никак не 46,5 млн чел.

В последних своих книгах «Цена войны. Людские потери России и СССР в XX и XXI вв.» (2017 год) и «Правда и мифы Второй мировой» (2018 год) Борис Соколов затеял возню вокруг призыва непосредственно частями действующей армии. Почему-то он решил, что официальная цифра мобилизованных (34,6 млн чел.) включает лишь данные «централизованного призыва» (через военкоматы), а призыв непосредственно частями действующей армии при этом якобы не учтен. Но это не так. Во время войны в структуру призыва наравне с военкоматами была включена и действующая армия (это упоминается и в постановлениях ГКО). В прифронтовой полосе и на освобожденных от фашистской оккупации территориях призыв осуществлялся не стихийно и не по произволу каких-либо командиров, а распоряжениями командующих фронтами и армиями, и все призванные направлялись на укомплектование запасных частей военных округов. Сведения об этих призывах направлялись в Главное управление формирования и укомплектования войск Красной армии (Главупраформ). Естественно, что не всегда удавалось действовать по этой схеме. Иногда часть призывников в связи с критическими ситуациями на фронте поступала напрямую в части действующей армии. Но и в этом случае сведения о призыве поступали в Главупраформ. Это значит, что в официальных цифрах призыва в Красную армию содержатся и данные о призыве непосредственно в части действующей армии.

* * *

Не было большого преимущества Красной армии над вермахтом и в численности действующих[41]41
  Действующая армия – часть вооруженных сил, ведущая боевые действия на фронтах войны.


[Закрыть] армий. В табл. 3.1–3.3 представлены среднемесячные общие численности Красной армии и вермахта и численности действующих армий Германии и СССР для 1941 и 1942 годов. Данные этих таблиц показывают, что СССР по общей численности вооруженных сил и численности действующих армий (общей и на советско-германском фронте) в течение этих лет ни разу не имел даже двукратного численного преимущества Красной Армии над вермахтом.

При рассмотрении отдельных кампаний и сражений войны также нередки преувеличения численного превосходства советских войск над немецкими. Не была исключением и Московская битва. Так, американский историк Альфред Терни в книге «Крах под Москвой. Генерал-фельдмаршал фон Бок и группа армий «Центр». 1941–1942» пишет о соотношении сил на начало операции «Тайфун»: «… Когда наступление фон Бока началось, группа армий «Центр» столкнулась с 16, 19, 20, 22, 29 и 30-й армиями Западного фронта, 31, 32, 33 и 49-й армиями Резервного фронта, 3, 13, 50-й армиями и оперативной группой Ермакова Брянского фронта. Их объединенная сила была больше, чем войска фон Бока, возможно, больше в два раза…».

Таблица 3.1

Среднемесячные численности Красной армии и вермахта в 1941–1942 годах

Таблица 3.2

Среднемесячные численности действующих армий Германии и СССР в 1941–1942 годах

Таблица 3.3

Среднемесячные численности действующих на советско-германском фронте армий Германии и СССР в 1941–1942 годах

* * *

На самом деле к началу операции «Тайфун» немецкие войска по численности не уступали, а, наоборот, превосходили советские примерно в 1,5 раза (см. табл. 2.1).

Сложнее ситуация с соотношением сил к началу контрнаступления советских войск. Пауль Карелл пишет о соотношении сил перед контрнаступлением Красной армии: «…Русские военные писатели, которые любят занижать данные о количестве своих войск и неизменно завышают численность немецких, определяют соотношение между советскими и немецкими силами как 1,5:1 в пользу Красной армии. И превосходство советских войск росло с каждой неделей…».

Генерал пехоты Курт фон Типпельскирх в своей книге «История Второй мировой войны» о соотношении сил в ходе наступления советских войск под Москвой сообщает, что советские войска обладали «двадцатикратным превосходством в силах».

Обвинения Пауля Карелла русских военных писателей в завышении численности немецких войск, в частности, перед контрнаступлением советских войск под Москвой – не по адресу. Претензии следует предъявлять к донесениям немецких войск о потерях. По этим донесениям убыль войск группы армий «Центр» с 1 октября по 1 декабря 1941 года составила всего лишь 109 тыс. чел. Это значит, что на начало контрнаступления советских войск численность группы армий «Центр» составляла около 1700 тыс. чел., что значительно больше, чем имелось в составе наступающих (1100 тыс. чел.). И именно эти цифры фигурируют в большинстве советских и российских исторических работ, посвященных Московской битве.

На самом деле, как показано в главе 2, реально убыль немецких войск в ходе операции «Тайфун» составляла 470–580 тыс. чел., т. е. в составе группы армий «Центр» оставалось 1220–1330 тыс. чел. Но численность боеспособного личного состава немецких войск была еще меньше, поскольку в их убыль не вошли легкораненые, больные и обмороженные, лечившиеся в войсковых медицинских учреждениях. А таких санитарных потерь в немецких войсках было значительно больше, чем раненых, отправленных в тыловые госпитали. По данным медицинской службы вермахта санитарные потери немецких войск во Второй мировой войне за период с 1 сентября 1939 года по 31 августа 1943 года составили 19 333 468 чел., в том числе 3 015 589 раненых (к ним относились, как это показано было выше, лишь отправленные в тыловые госпитали). Согласно этим данным число санитарных потерь без раненых, направленных в тыловые госпитали, составляло 1 617 879 чел., т. е. в войсковых медицинских учреждениях лечилось в 5,3 раза больше немецких солдат, чем в тыловых госпиталях. Если эту пропорцию распространить на потери группы армий «Центр» в операции «Тайфун», то численность легкораненых, больных и обмороженных, лечившихся в войсковых медицинских учреждениях этой группы армий, составляла около 450 тыс. чел.

Таким образом, реально перед началом контрнаступления Красной армии в группе армий «Центр» способны были принять участие в боях 800–900 тыс. солдат вермахта, что в 1,2–1,4 раза меньше численности наступавших.

В ходе наступательных операций численность советских войск наращивалась, но не в таких огромных масштабах, о которых сообщает генерал пехоты Курт Типпельскирх. Войска Красной армия, участвующие в Московской битве, пополнились с декабря 1941 года по апрель 1942 года примерно на 2 млн чел., а группа армий «Центр» за это же время получила пополнение численностью около 1 млн чел. Это значит, что никакого «двадцатикратного превосходства в силах» советских войск, о котором пишет Курт Типпельскирх, не было, да и в принципе не могло быть.

Миф о низком уровне людских потерь вермахта

Этот миф возник в силу разного содержания понятий людских потерь и особенностей их исчисления в Красной армии и вермахте, а укрепился – под влиянием многочисленных публикаций о высоком воинском мастерстве солдат вермахта.

Следствием игнорирования различий, вкладываемых в Красной армии и вермахте в содержание дефиниций «погибшие» и «раненые», явился ряд несуразных, совершенно не соответствующих реальности оценок соотношения людских потерь немецких и советских войск в операциях Московской битвы.

Так, Лев Лопуховский и Борис Кавалерчик считают, что в Московской оборонительной операции вермахт потерял солдат в 23 раза меньше, чем Красная армия.

По «подсчетам» Бориса Соколова соотношение потерь в контрнаступательных операциях Красной армии в Московской битве составило как 27:1 в пользу вермахта.

Владимир Бешанов в аннотации к книге «Кадры решают все!: суровая правда о Красной армии» пишет, что «до самого конца войны наши потери многократно превышали немецкие»

На самом деле в части людских потерь и их соотношения в Московской битве все обстояло совсем не так благоприятно для вермахта, как кажется Борису Соколову, Льву Лопуховскому, Борису Кавалерчику, Владимиру Бешанову и иже с ними.

В главе 2 приведено множество примеров высокого уровня потерь вермахта в Московской битве. В дополнение к ним представим сведения о потерях немецких подразделений, частей и соединений, содержавшихся в письмах и рассказах немецких солдат и офицеров – участников боев под Москвой (книга «Разгром немцев под Москвой. Признание врага»).

«…До Москвы осталось очень немного. И всё-таки мне кажется, что мы бесконечно далеки от неё. Мы уже свыше месяца топчемся на одном месте. Сколько за это время легло наших солдат! Если собрать трупы всех убитых немцев в этой войне и положить их плечом к плечу, то эта бесконечная лента протянется, может быть, до самого Берлина. Мы шагаем по немецким трупам и оставляем в снежных сугробах своих раненых. О них никто не думает. Раненый – это балласт. Сегодня мы шагаем по трупам тех, кто пал впереди, завтра мы станем трупами, и нас также раздавят орудия и гусеницы» (из письма ефрейтора Отто Залфингера родителям).

«…В последних боях под Москвой 67-й пехотный полк понёс исключительно большие потери. В ротах осталось не более двадцати – двадцати пяти человек» (из показаний пленного солдата Эдмунда Шифке).

«…106-я дивизия потеряла шестьдесят процентов личного состава. Она дважды получала большие пополнения – в августе и в октябре. Штабной батальон, в котором я служил, потерял половину солдат и командира батальона…» (из показаний пленного обер-ефрейтора Л. Ноберта).

«…Наша рота потеряла сто двадцать человек. Каждый из нас, оставшихся в живых, стоит одной ногой в могиле…» (из письма Г. Лерпта семье).

«…в 3-й роте из двухсот двадцати солдат осталось всего лишь пятьдесят. В полку много семнадцатилетних юнцов и сорокапятилетних резервистов. В других ротах встречаются и пятидесятилетние» (из показаний пленного ефрейтора Эльбермана).

«…34-я дивизия сейчас стала мало боеспособной. Наша часть понесла крупные потери от русской артиллерии и танков. Недавно советские танки разбили и рассеяли 80-й немецкий пехотный полк. После этого четыре дня собирали его остатки и приводили их в порядок. Третий батальон полностью уничтожен. Сейчас 80-й полк состоит из двух батальонов, причем в каждом батальоне вместо трех рот имеются только две. В 7-й роте было сто восемьдесят солдат, потом прибыло пополнение двадцать человек. А сейчас в этой роте осталось сорок восемь человек» (из показаний пленного ефрейтора 7-й роты 80-го полка 34-й немецкой пехотной дивизии Михаэля Гаста).

«…Наро-Фоминск. 5 декабря… Генеральное наступление выдохлось… Многие товарищи погибли. В 9-й роте осталось только два офицера, четыре унтер-офицера и шестнадцать рядовых. В других ротах не лучше. 1 декабря моя рота должна была подойти к 9-й роте и установить связь с правым крылом 1-го батальона… Мы шли мимо трупов убитых товарищей. В одном месте на маленьком пространстве почти один на другом лежали 25 трупов наших солдат. Эта работа одного из русских снайперов…» (из дневника командира 7-й роты 29-го немецкого пехотного полка лейтенанта Ф. Брадберга).

«…В начале войны наша дивизия насчитывала 14 тыс. человек. Она трижды пополнялась и получила еще 7500 человек. К моменту отступления от Москвы в ротах осталось по 20–25 человек, а в дивизии не более 3 тыс. человек. Таким образом, дивизия «Райх» за время войны потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 18 тыс. солдат и офицеров» (из показаний пленного ефрейтора Курта Фалька, декабрь 1941 года).

«…Наше отступление от Тулы началось 14 декабря 1941 года… В нашем втором взводе из сорока солдат осталось пятнадцать. В 10-й роте было сто шестьдесят солдат, в настоящее время рота имеет семьдесят-восемьдесят человек, считая пополнение, которое мы получали три раза…» (из показаний пленного Густава Вальтера, декабрь 1941 года).

«…Наша дивизия только в двух последних боях потеряла свыше 3 тыс. человек убитыми и ранеными. Несмотря на двукратное пополнение, в ротах насчитывается не больше пятидесяти процентов наличного состава. Начавшееся отступление немецких войск вызвано огромными потерями в материальной части и живой силе, сокрушительными ударами, нанесенными советской армией по нашим войскам» (из показаний пленного ефрейтора Лоренса Лезуна, январь 1942 года).

«… Наш полк был все время в боях. Мы истекали кровью. С октября 1941 г. наша рота получала несколько раз пополнение. Рота потеряла 250 человек. Солдаты мечтают получить так называемый «хайматщусс» («выстрел на родину»), т. е. легкое ранение. Солдаты передают друг другу следующее заявление командира 6-й роты лейтенанта Кау, сделанное им майору: «Бессмысленно продолжать войну, имея такие потери» (из показаний пленного солдата Альфреда Тортанца).

В завершение приведем мнение командира 7-й пехотной дивизии[42]42
  В Московской битве 7-я немецкая пехотная дивизия воевала в составе 4-й и 4-й танковой армий.


[Закрыть] генерал-майора[43]43
  С января 1943 года – генерал пехоты. С мая 1944 года – командующий 9-й немецкой армии, разгромленной в ходе операции «Багратион».


[Закрыть] Ханса Йордана о потерях немецких войск под Москвой весной 1942 года. В частном письме он писал: «… В условиях нынешней позиционной войны все сражения стоят пехоте несоизмеримо много крови. Даже при хорошо подготовленных операциях потери редко бывают меньше 25 %. Не являются также редкостью потери в 50 и более процентов в личном составе… В указанных боевых потерях я вижу решительную опасность для продолжения войны и, главным образом, для нации. Наш народ не обладает жизнеспособностью русского…».

* * *

Из изложенного ясно, что людские потери вермахта в Московской битве не были во много раз меньше потерь Красной армии, как это пытаются представить Борис Соколов, Владимир Бешанов, Лев Лопуховский и Борис Кавалерчик. Но все же возникает закономерный вопрос: каково было реальное соотношение потерь вермахта и Красной армии в Московской битве? Могло оно быть равно 3:1, 4:1 и более в пользу вермахта? Ответ на этот вопрос дают результаты исследования исторического опыта войн, которое вело человечество, с позиции оценки влияния соотношения потерь противоборствующих сторон на итоги войн и отдельных сражений. Эти результаты, как уже отмечалось в гл. 2, позволили сформулировать закон относительных потерь (см. Приложение 1), который применительно к сражениям войн гласит, что относительные безвозвратные потери победившей в сражении армии всегда меньше относительных безвозвратных потерь побежденной армии.[44]44
  Относительные безвозвратные потери армии – отношение безвозвратных потерь армии к общей численности ее военнослужащих, принимавших участие в сражении.


[Закрыть]

Согласно этому закону при «подсчитанном» Борисом Соколовым соотношении потерь вермахта и Красной армии с декабря 1941 года по апрель 1942 года (1:27), группа армий «Центр», состоявшая из суперменов, каждый из которых «одним махом целый взвод советских солдат убивахом», была в ходе наступательных операций Красной армии в Московской битве сильнее противостоящих ей советских войск (даже при условии, что их численность втрое превышала численность немецкой группировки) не менее чем в 9 раз. Это значит, что при отстаиваемом Борисом Соколовым соотношении потерь победу в Московской битве согласно закону относительных потерь должен был одержать вермахт. Но победила Красная армия. Такой «ненормальный» (если верить цифрам Бориса Соколова) исход Московской битвы может быть объяснен только одной причиной – беспримерной трусостью немецких войск, участвующих в битве.

Другими словами, Борис Соколов, Владимир Бешанов и прочие сторонники концепции «чрезмерной цены Победы», доказывающие, что потери вермахта в проигранной им Московской битве и в других сражениях войны были во много раз меньше потерь Красной армии, оказывают вермахту «медвежью услугу», потому что такое соотношение потерь характеризует вермахт как самую трусливую армию в истории человечества. Забавно, конечно, что приходится защищать достоинство вермахта от чересчур ретивых его апологетов, ибо в реальности вермахт не был трусливым, о чем свидетельствуют подсчитанные мной и представленные в табл. 3.4 цифры потерь противоборствующих армий в Московской битве. Они показывают, что вермахт сражался упорно, но одержать победу в Московской битве в принципе не мог, поскольку его относительные потери (см. последнюю строку таблицы) в этой битве были больше относительных потерь Красной армии.

Таблица 3.4

Итоговые интервальные оценки людских потерь и их соотношений в Московской битве

По мере появления новых документов, статистических материалов, результатов исследований цифры табл. 3.4 могут уточняться и изменяться, но в конечном счете важны не величина и точность цифр потерь советских и немецких войск в Московской битве, важно то, что объективный закон вооруженной борьбы – закон относительных безвозвратных потерь – не оставляет места в исторических исследованиях мифу «о низком уровне потерь вермахта», переводит утверждения о том, что людские потери, которые понесла Красная армия в Московской битве, многократно превысили потери группы армий «Центр», в разряд ненаучной фантастики.