Текст книги "Шпион вышел вон"

Своего рода маленький Западный Берлин, – говорит он.

Бросает машину вправо. Видно, что на заднем сидении с сидения на пол падает брошюра с мордой быка на щите, который держит орел (герб Молдавии – прим. сценариста). Она раскрывается. Крупный план. Мы видим страницу.

…Параграф второй.

Молдова, расположенная на перекрестке геополитических путей – действительно узел переплетения интересов держав всего мира…»

Общий план мужчин. Лунини смеется.

Ну у вас и сомнение, – говорит он.

Чисто эстонцы, – говорит он.

Ну, кому вы тут нужны? – говорит он.

Я в архивах работаю, – говорит он.

Ищем останки военных летчиков США, – говорит он.

…сбитых над территорией Кореи во время Той войны, – говорит он.

Достает из нагрудного кармана газетку, разворачивает. В этот момент он неуловимо похож на кляузника советской эпохи, которому чудом удалось пропихнуть в Прессу свою анонимку, и который пришел в поликлинику (милицию, школу… любое госучреждение) и намеревается потрясти перед носом заведующего печатным выступлением. Крупно – заголовок статьи.

«Как молдаване воевали в Северной Корее против США»

Подзаголовок.

«Советский зенитчик, уроженец Молдовы, Григорий Петрович Дынга, полтора года прослужил в Северной Корее, где сбивал самолеты американской армии…»

Вылку косит глазом на вырезку. Лицо у него становится более серьезным. Кивает. Говорит:

Ликвидировать будете? – говорит он.

Молчание. После паузы Лунини говорит:

Что? – говорит он.

Ну, ликвидировать? – говорит Вылку.

Зачем? – говорит Лунини.

Ну, как же… – говорит Вылку.

Ну я это… – говорит он, уже поняв, что сплоховал.

Нет, нет, – говорит снисходительно Лунини.

Мне для архива, – говорит он.

Узнать, где их батарея стояла, – говорит он.

Мы американских летчиков, пропавших без вести, ищем, – говорит он.

Вот страна! – восхищенно говорит Вылку.

Сто лет прошло! – говорит он.

А они все павших ищут! – говорит он.

Никогда своих не сдают! – говорит он.

Не то, что наши пидорасы! – говорит он.

Кости со Второй Мировой до сих пор везде валяются, – говорит он.

Суки блядь ебанные! – говорит он, не смущаясь двусмысленностью ситуации (все-таки майор Вылку представляет национальную Армию РМ, а не ВС СССР, участвовавшие во Второй Мировой Войне – прим. сценариста).

Лунини улыбается укоризненно, и машет указательным пальцем перед носом Вылку – даже прикасается иногда, можно сказать, постукивает, – и говорит:

Не ругай свою страну, – говорит он.

И не спрашивай, что она сделала для тебя, – говорит он.

А спроси, что ты сделал для нее! – говорит он.

Майор Вылку восхищенно смотрит на Лунини, а потом на его палец. Крупным планом, – другая рука Лунини, которая, почему-то, резко выкручивает руль в руках ничего не подозревающего Вылку. Крупным планом – лобовое стекло и стремительно приближающийся грузовик. Скрежет тормозов. Лобовое стекло – а вслед за ним и весь экран – мгновенно покрывается трещинками, из-за которых уже невозможно ничего увидеть.

Затемнение.

ХХХ

Мы видим просторную спальню.

Гигантская двухспальная кровать, огромное окно, занавески прикрывают его, но не захлопнуты наглухо, так что на стену падает щель света (замечательно, что Вы закончили филологический факультет, но луч это луч, а щель это щель, – примечание сценариста для тех, что хотел поправить «щель света» на «луч света»)… Камера плавно объезжает комнату, как в фильмах Хичкока, во время которых ждешь подвоха от вещей самых обыденных (сотрудник МИ-6 Хичкок знал, в чем состоит ужас обычного – прим. сценариста). Мы видим вещи, разбросанные по полу, большой круглый стол, несколько стульев, расставленных в беспорядке, гигантский плазменный телевизор на стене… Снова кровать. Поначалу она производила впечатление пустой, но сейчас мы видим, что под смятыми одеялами кто-то есть. Впечатление усиливается, когда из-под одеяла высовывается пятка. Она черно-розовая.

Мы видим, как на пятку падает солнечный «зайчик».

Разворот камеры. «Зайчик» запускает мужчина лет 40—45, худощавый афроамериканец, одетый в шелковую пижаму цветов флага США. Мужчина улыбается и держит в руке монетку, которой и запускает «зайчик». Тот мечется по пятке, та подергивается. Томный голос из-под одеяла:

Ну зая! – говорит голос.

Что зая?! – говорит весело мужчина.

Ну зая, ну хватит, – говорит голос.

Зая, что хватит?! – говорит мужчина неестественно игривым голосом мужчины, решившего снять постельные сцены со своей подругой на камеру (обычно это делают «для вечности», которая, как правило, оказывается сайтом «Май экс-герлфренд – факинг битч» – В. Л.)

Зая! – чуть более требовательно говорит голос.

Ну ладно, ладно, – говорит мужчина.

Ну вот и ладно, – говорит голос.

Ах ты моя… – говорит мужчина, бросив монетку на пол.

Сладенькая, – говорит он и подходит к постели, опускается на колени.

Шоколадочка, – говорит он, и берет в рот большой палец ноги, торчащей из-под одеяла.

М-м-м-м, – говорит голос.

Ты поосторожней давай с шоколадочками, – говорит голос.

Да ладно тебе, нигга, – говорит мужчина, высунув язык и облизывая пятку.

Мы же блядь одни, – говорит он.

Да? – игриво говорит голос из-под одеяла.

Угу, – говорит мужчина, бесстыже наяривая языком по пятке (именно несоответствие объекта страсти, с которой мужчина проделывает все эти манипуляции, должно выглядеть страшно сексуальным, – преисполненное отвращения прим. сценариста).

Совсем одни? – говорит голос.

Как Адам и Ева, – говорит мужчина.

А дети? – говорит голос.

Улетели с утра на экскурсию, – говорит мужчина.

Ну тогда, – говорит голос из-под одеяла.

…? – ждет мужчина.

Выеби меня, мой черный жеребец, – говорит голос.

Мужчина бросается на постель, заползает под одеяло, шум, смех, возня… Камера выезжает из кабинета, мы видим окно, потом – зеленую лужайку. Она идеально ухожена, такое впечатление, что газон искусственный, но камера снижается и даем крупный план травы, земли…

Мы видим, как по ярко-зеленым травинкам ползет божья коровка, и понимаем, что это 100-процентный натуральный, экологически чистый газон. В его углу мы видим кусок пластика, прикрепленный к дерну. На пластике написано.

«100-процентный натуральный, экологически чистый газон».

На краю газона мы видим довольно странное зрелище – несколько грядок. Это картошка, капуста, морковка, салат, помидоры и огурцы. Нет, они не плодоносят одновременно, просто каждая грядка помечена табличкой с надписью.

«Капуста», «морковка». «салат», «помидоры», «огурцы».

Трава… Снова божья коровка. Мы слышим голос, напевающий песенку.

Божья коровка, – поет голос.

Улети на небко, – поет голос.

Там твои детки, – поет он.

Ты молочкам им принеси, – поет он.

Хлебушка и масла, – поет он.

А дальше вообще на хуй забыл, – говорит он.

Общий план лужайки. Мы видим мужчину, который пел. Это невысокий молодой парень, лет 20—25, он черноволосый, у него блестящие, навыкате, глаза, и вид тореадора, который вот-вот наберется смелости одолжить у вас «двадцатку» до получки. Вообразите гигантское сомбреро у него за спиной, и вы поймете, что речь идет о латиноамериканце. Парень одет в комбинезон, как у садовника в порнофильмах, и в руках держит грабли, и садовые ножницы.

Карамба, – говорит он, глядя вниз.

Наклоняется, поднимает божью коровку – крупный план, – и разглядывает ее. Потом, воровато оглянувшись, медленно и тщательно обстригает садовыми ножницами – из-за несоответствия размеров инструмента и жертвы это выглядит так, как будто он щелкает ножницами в воздухе, – все ножки божьей коровки. Все шесть штук.

Щелк, – щелкает он первый раз.

Щелк, – щелкает он второй раз.

Щелк, щелк, щелк, – быстро щелкает он третий, четвертый и пятый разы.

Щелк! – победно щелкает он в шестой раз.

Крупно – божья коровка без ножек, заваливается набок, пытаясь двигаться. Садовник становится на колени, и осторожно кладет насекомое на травинку. Улыбается. Шепчет, глядя вниз:

Ну а вот поползай теперь, – шепчет он.

Поползай теперь пизда, а? – шепчет он.

Ну, хули же ты, – шепчет он.

Хули ж ты не ползаешь, а? – шепчет он.

Что это у нас там, а? – шепчет он.

А, бля, мистер Колорадо, – шепчет он.

Мы видим крупный план колорадского жука, который пытается уползти от нависшей тени, как толстый русский гаи-шник – от бригады по борьбе с коррупцией («покажите, что у вас в кармане… взгляните в камеру… вы можете объяснить происхождение этих денег?» – прим. сценариста голосом ведущего программы «Человек и закон»). Мы видим палец, который прижимает жука к траве.

Крупно – ноготь, под ним – земля. Она черная…

Отъезд камеры. Мы видим черную руку мужчины, которая лежит на черной руке женщины. Из-за этого понять, где чья рука представляется совершенно невозможным. Общий план. Мужчина и женщина сидят за столом, держатся за руки. У них вид ошалевших от счастья родителей, чьи дети, наконец-то, выросли, и уехали в лагерь для скаутов на все лето («давай вспомним, как это – трахаться, дорогая» – В. Л.). На столе – завтрак. Две чашки с кофе, тосты, несколько плошек с вареньем, яичница, бекон, овсянка. Англо-саксонский стиль. Если бы мужчина и женщина были белыми, мы бы решили, что это дворецкий с Ямайки и его подружка залезли в спальню Ее Величества и развлекаются в ее отсутствие. Но мужчина и женщина – черные.

Поэтому мы понимаем, что присутствуем в Белом Доме.

Сразу же внизу экрана появляется надпись, набранная тревожно мигающими буквами.

«Белый Дом, Вашингтон, 19 марта 2010 года».

Потом надпись пропадает. Мужчина пьет кофе, женщина берет газету, и читает. Несколько секунд молчания. Женщина улыбается.

Что-то интересное, дорогая? – говорит мужчина.

Интересная история, – говорит женщина.

Поделись, – говорит он.

Шалунишка, тебе даже из глянцевой прессы краткие обзоры нужны, – говорит она.

Ласково смеются, глядя друг другу в глаза. Атмосфера очень интимная, и даже не в сексуальном смысле этого слова. И это при том, что оба они – абсолютно голые (и для своего возраста в приличной форме). Женщина сидит, поджав одну ногу.

Мол, мы с тобой приехали в ресторан, – говорит она.

И пообедали. И кухня была просто супер, – говорит она.

Ну, а потом к нам выходит его владелец, – читает она.

Конечно, это же паблисити! – говорит она.

И оказывается, что владелец ресторана встречался со мной, – говорит она.

Ну, в смысле в молодости, – говорит она.

Я думал, мы все друг другу расска… – с пафосом мужчины, которого Конечно же (и Как Всегда – В. Л.) обманула женщина, говорит он.

Конечно, конечно, дорогой! – произносит она стандартную женскую фразу.

Это же Журнальная история, – говорит она.

Вот поэтому я и завидую Владу, – говорит ворчливо мужчина.

Закрыть бы их всех к ебени матери, – говорит он.

Милый, этот русский Влад, он тиран, – говорит женщина.

Да кто бы блядь спорил, – говорит мужчина.

Ты хочешь быть тираном? – говорит женщина с интонацией школьной учительницы.

Когда речь идет о том, чтобы закрыть «Космополитен», ДА, – говорит мужчина.

Ну ладно, что там дальше? – говорит он.

Значит, мы в ресторане, – говорит она.

Ну и, парень этот, который владелец ресторана, – читает она.

Берет у нас автограф, снимается на память, – говорит она.

Стал бы я сниматься с ебарем своей жены, пусть и бывшим! – говорит негодующе он.

Женщина опускает журнал и смотрит на мужчину Внимательно. Тот краснеет – ну, видимо, – и говорит:

Ну, давай дальше, дорогая, – говорит он.

И уходит, – говорит она.

А потом президент, ну, ты, говорит, – говорит она.

Своей жене, ну, мне, – говорит она.

«Дорогая, если бы ты осталась с этим парнем» – читает она.

«Ты была бы владелицей этого замечательного ресторана», – читает она.

А она, ну, в смысле я, ему отвечает, – говорит она.

«Нет, если бы я осталась с этим парнем», – говорит она.

«Он бы сейчас был президентом США», – говорит она.

Смотрят друг другу в глаза. Тишина. Вдруг раздается щелкание. «Щелк, щелк».

Что еще за дерьмо?! – вздрогнув, говорит мужчина.

Успокойся, дорогой, и не ругайся, – говорит женщина.

Это Родригес, наверное, опять колорадского жука поймал, – говорит она.

Садист ебанный, – говорит он.

Он мексиканец, и ему надо Дать Шанс, – говорит она.

Да я разве против, – говорит он.

Просто он блядь садист ебанный, – говорит он.

Ну так уж и садист… и потом, это же вредители, – говорит она.

Колорадский жук жрет наш картофель, – говорит она.

А нам очень нужно его здесь выращивать? – говорит он.

Милый, мы должны подавать людям пример, – говорит она.

Международные корпорации… ТНК эти, – говорит она.

Мы из-за них совсем забыли вкус нормальной еды, – говорит она.

Дорогая, не преувеличивай, – говорит он.

Уж кто-кто, а мы-то ничего не забыли, – говорит он.

Под словом «мы» я подразумеваю нас, все американское общество, – говорит она.

Наливает мужчине еще кофе, кладет себе на тарелку немного овощей, поливает их оливковым маслом, режет бекон…

Ну хорошо… ну а божьих коровок он почему… Обстригает, – говорит мужчина.

У него было трудное психо-эмоциональное детство, – говорит она.

Родригес наивен, как ребенок, – говорит она.

Не получив нормального образования, и воспитания, – говорит она.

Он изо всех сил пытается сделать нам приятно, – говорит она.

Ему кажется, что таким образом он демонстрирует нам свою Старательность, – говорит она.

И разве он не старается? – говорит она.

Опускает поджатую ногу на пол, а другую, наоборот, поджимает. Мы успеваем мельком увидеть кое-что, что сразу же отсылает нас к знаменитой сцене фильма «Основного инстинкта». Мужчина, тоже увидев Это, застывает.

Э-э-э, – говорит он.

Что? – говорит она.

М-м-м-м-м, – говорит он.

Забыл, – говорит он.

О чем мы вообще? – говорит он.

Я читала тебе историю из журнала, – говорит она.

Ага! – говорит он.

Ладно, – говорит мужчина.

Так значит, – говорит он.

Не ты была бы хозяйкой тошниловки… – говорит он.

…а твой ебарь был бы президентом США, – говорит он.

С добрым утром, мистер президент, – говорит он.

СПАСИБО, – говорит он.

Молчание. Звук щелкающих садовых ножниц.

Мужчина, рванув от стола – мы видим, как женщина морщится, – подбегает к окну, и распахивает занавески. Комната сразу становится ярко-освещенной. Мы видим, как распахивается окно, и мужчину, который, стоя совершенно голый, кричит:

Родригес, еб твою мать, – кричит он.

Можешь ты прекратить мучить этих блядь букашек?! – кричит он.

Si синьор! – слышим мы голос садовника.

Простите синьор! – говорит он.

Черт побери, Родригес! – кричит мужчина.

Что ты все все время блядь извиняешься?! – кричит он.

Я всего лишь хочу чтобы ты прекратил стричь лапы, – кричит он.

…этим блядь несчастным насекомым, – кричит он.

Вот и все, – кричит он.

Да синьор, прости… – говорит садовник.

Родригес, сегодня же выходной! – кричит мужчина.

Почему бы тебе не поехать в город, – спрашивает он.

Начос, пивос, тортильос, – говорит он.

Си сеньор, – говорит Родригес.

Ну вот и славно, – говорит мужчина.

Запахивает шторы. Поворачивается в кабинет. Снова звуки ножниц.

Щелк, – щелкают они.

Щелк…

… – молчит мужчина.

Милый, он же по-английски не говорит, – говорит женщина.

Только «да» и «простите», – говорит она.

Облизывает губы, и снова меняет под собой ноги. Мужчина, глядя в камеру, медленно идет на нас. Мы слышим смешки, шелест газет, слетающих на пол… Тишина. Общий план лужайки перед Белым Домом, садовник, ползающий на грядках раком… Знамя над зданием. Ветерок. Крупно – звездно-полосатый флаг.

Отъезд камеры. Мы видим, что флаг был на новостной заставке по телевизору. Он светится на всю стену.

Мужчина и женщина, лежа на полу, смотрят на экран. Показывают выступление президента России, Владимира Путина. Тот, стоя на трибуне в Государственной Думе, говорит:

В то время, когда наши партнеры по неведомым нам причинам, – говорит он.

Окружают Россию системой противоракетной обороны, направленной, – говорит он.

Вовсе не на перехват даже теоретически невозможных ударов Ирана и Северной Кореи, – говорит он.

А на противодействие российским вооруженным силам, – говорит он.

Даже в такой момент… мы не закрываемся от мира, – говорит он.

А протягиваем ему руку для пожатия, раскрытую руку, – говорит он.

Отвергая обвинения… – говорит он.

Не войны, но мира… – говорит он.

Демонстрируя нашу готовность… – говорит он.

В свете вышесказанного… – говорит он.

Звук тихий, иногда мы слышим слова президента РФ, иногда нет. Он выглядит как всегда – как девушка, которая вот-вот бросится из окна, и очень ждущая, когда же ее, наконец, перехватят. Афроамериканец, лежащий на полу, осторожно берет пульт – стараясь не пошевелить рукой, на которой лежит уснувшая жена, – и делает чуть погромче.

Россия берет на себя обязательство, – говорит Путин.

В течение года урегулировать конфликт, – говорит он.

Между Молдавией и Приднестровьем, – говорит он.

Мы покажем всему миру, – говорит он по-грузински.

Что умеем не только враждовать, – говорит он он по-грузински.

Но и дружить, – говорит он по-грузински.

Мы покажем всему миру, – снова переходит он на русский (бегут английские титры).

Что Россия – большой Миротворец, – говорит он.

Щелк! – говорит он.

Кадры репортажа. Снова выступление Путина. Вопрос журналиста из зала.

…нение господина Обамы? – говорит он, заканчивая вопрос.

Знаете, – говорит Путин.

Я тут недавно читал в одном журнале, – говорит он.

Вашем, американском журнале, – говорит он.

Историю про то, как мой друг Барак с его женой Мишель сходили в ресторан, – говорит он.

Ну и, вроде бы, владельцем был знакомый Мишель, – говорит он.

Старый знакомый, – говорит он.

Блядь, – говорит Обмама.

Поели они, значит, – говорит Путин.

И тут к ним подходит знакомый Мишель, просит фото на память, – говорит он.

Узнали, пообщались, – говорит он.

Едут в кортеже уже Мишель и Барак, и он спрашивает ее, – говорит Путин.

ЕБАНЫЙ В РОТ, – говорит Обама.

Дорогая, а что, вышла бы ты замуж за этого парня, была бы сейчас кто? – говорит Путин.

Да это же ебанные выдумки в бабском журнале! – говорит Обама.

Наверное, владелицей этого клевого ресторана? – говорит Путин.

Нет, дорогой, отвечает ему Мишель, – говорит Путин.

Я была бы сейчас женой президента США, говорит Мишель, – говорит Путин.

По любэ! – говорит он.

Смех в зале, вспышки фотокамер.

Ах ты гребанный гаденыш, – говорит Обама.

Короткая заставка с флагом, перед нами появляется диктор CNN, который на обычном для этого телеканала английском языке для дебилов и союзников США из стран третьего мира («ма-ма-мы-ла-рамы, я-по-нят-но-го-во-рю? ду ю андерстенд ми, ю, мазефакер?» – прим. сценариста) говорит:

Ду ю андерстенд ми мазе фа… – говорит она.

То есть, простите, – говорит, прыснув, она, после чего становится серьезней.

Россия, выступив с заявкой на звание главного миротворца планеты, – говорит ведущая.

Бросает вызов США, чья репутация последних лет в этом плане, – говорит она.

Омрачена конфликтами в Афганистане и Ираке, Сирии и Иране– говорит она.

Ловкий тактический ход Влада Ужасного, – говорит она.

После этого она говорит еще немного всякой чуши, и на экран выводят новости спорта. Мужчина протягивает свободную руку и экран гаснет.

Молдавия… – бормочет мужчина.

Что за хуйн… ормочет мужчина.

Где это бл… – бормочет он.

С лужайки раздается пощелкивание садовых ножниц…

ХХХ

Мы видим планету Земля из космоса.

Она прекрасна, как только может быть прекрасно одиночество. Мы видим океаны, материки… Время от времени, в кадре проплывают красные точки, это спутники… Мы видим звезды, черноту космоса. Все это время мы слышим музыку Моцарта, это «Полет шмеля». У нас создается впечатление, что сама Земля напевает мелодию.

Тра-та-татататат-та-та-та-тра-та-та, – поет планета.

Мы видим краешек Луны…

В общем, это самый обычный вид из космоса, если бы не одно «но».

Мы видим, что Луна начинает приближаться к Земле. Они намного ближе, чем обычно. Со стороны это выглядит так, как будто Земля и ее спутница прервали на время вечное движение, чтобы о чем-то посплетничать.

Картинка начинает слегка дрожать.

Мы видим в углу значок «НАСА, наблюдение со спутника, февраль 2010».

Внезапно мелодия Моцарта прекращается. Мы слышим тишину, а потом скрип небесных тел и гулкое эхо Вселенной. Как всегда в пустоте, нам становится страшно. Мы начинаем понимать, почему Земля издает звуки.

В тишине не страшно, когда напеваешь.

…Наконец, Земля и Луна начинают отдаляться друг от друга. Каждая занимает свою орбиту, и продолжает вращаться, как обычно. Мы слышим, что Земля снова начинает издавать звуки. Но теперь это не Моцарт.

Это Бах.

ХХХ

Мы видим ковер на всю стену. Ковер пестрый, у нас рябит в глазах. Камера, не задерживаясь, скользит по нему, мы видим всю гамму цветов – уже потускневших, но когда-то, без сомнения, очень ярких. Красный, синий, зеленый, золотой… Постепенно у зрителя начинает из-за этого кружиться голова, ведь камера еще и все время крутится. Мы слышим голоса. Смутные, издалека. Это очень напоминает штампованную сцену, в которой умирающий отправляется в свой последний путь, а над ним – словно издали, – разговаривают врачи («и тут я увидел человека в белом, который повел меня в конце тоннеля, бля буду» – прим. В. Л.). Голоса звучат, как будто их обладатели положили на лицо куски ваты. Очень глухо.

…чухался, пидор, – бубнит кто-то.

…ись да, но еще вертолеты ловит, – бубнит еще один голос.

.. ет ему, пидору, за Вьетнам, – бубнит голос.

.. нает, что такой наш, советский блядь вертолет, – бубнит голос.

.. осоле удара… ашей, советской блядь дубиной, – бубнит голос.

Постепенно картинка прекращает кружиться, калейдоскоп рассыпается, мы оказываемся в большой комнате, на полу. Глядим на происходящее глазами человека, который «ловил вертолеты», по мнению обсуждавших его людей. Итак, мы видим под нами серый, заплеванный ковер. Напротив нас старая, чешская стенка, с хрустальным – пыльным, показать слой пыли, и след от пальца, – сервизом, несколькими вымпелами. Мы видим надпись на одном из них.

«Победителю социалистических соревнований города Ижевска среди рабочих-металлургов режимного предприятия номер 16158-а в дисциплине „Эстафета 60 метров с метанием гранаты“ на соревнованиях в честь… 50-й годовщины Революции, 1967 год»

Под надписью на вымпеле – портрет Ленина.

Вождь дико щурится, выглядит совершенно ошалевшим от текста. Ленин словно не может прийти в себя от этой фразы, хотя висит на тряпице с момента вручения, и, казалось бы, уже мог бы и привыкнуть.

Камера берет общий план стенки. Кроме сервиза и вымпелов мы видим книги, расставленные по цветовой гамме обложек. Вырезки старых газет. Фарфоровые статуэтки немецких фрейлин в пышных юбках – девушки оголяют ноги, но в пределах Разумного. Графинчик с темной жидкостью, пачка папирос «Казбек». Общий план комнаты. На стене рядом со стенкой – ковер, который в начале сцены распадался на множество цветов.

Это рукотканный образ Генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина.

Внизу ковра – тоже вышита от руки – надпись.

«Рукотканный образ Генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина».

Сталин изображен в парадной форме, при всех орденах и медалях. В руках он держит, почему-то, икону. Над головой Сталина – правильнее сказать, над фуражкой, – нимб. Еще выше – самолеты со звездами (шести– и пятиконечными, красными, и бело-синими, причем шестиконечные – красные, а пятиконечные – бело-синие, вот такая эклектика – В. Л.). Над самолетами надпись:

«Восстань и Покарай Врага Рода Человеческого, Генералиссимус!!!»

Рядом с портретом стоят двое человек, очевидно, разговаривавших сейчас. Это очень старая женщина лет 85—90, довольно полная. Она стоит, опираясь на трость. Рядом – мужчина лет 55—60, в спортивных тренировочных штанах, модель которых так нравилась Хоннекеру и Брежневу, чей педерастический поцелуй запечатлел на остатках Берлинской стены педерастический художник Врубель. На нем (мужчине, не Врубеле) спортивная кофта – синяя, с двумя белыми полосками на рукавах, чуть расстегнутая на груди, – и тельняшка под ней. На голове мужчины – берет, почему-то, краповый.

Парочка выглядит, как двое статистов митинга «Анпилова» или солисты ансамбля «Голубые береты». Проще говоря, как парочка сумасшедших аферистов.

Мужчина поправляет берет. У него плохие зубы, что мы можем увидеть, когда он улыбается и говорит вниз, в камеру:

Очнулся, пидор? – говорит он.

Григорий, прекрати, – говорит старуха голосом удивительно бодрым, как у комиссарши в советских фильмах, («последний патрон басмачу, а сейчас кто хочет комиссарского тела»).

Классовый враг есть классовый враг, – говорит она.

Но мы, большевики, никогда не унижали врага! – говорит она.

Мама, я вас умоляю! – раздраженно говорит мужчина с неуловимой, но такой Знакомой интонацией Жванецкого (антагонизм звезд и цветов, которыми они раскрашены, становится чуть более понятен, к тому же, среди одесских юмористов, только которых автор, Конечно же, и имеет в виду, и правда очень много сталинистов – В. Л.).

А карикатура Вождя на гниду Бухарина?! – восклицает он.

Крупным планом – листочек с карикатурой Сталина на Бухарина, – это копия, но выполненная качественно, Бухарин подвешен за яйца и смешно болтает языком.

А острые высказывания товарища Вышинского в адрес антинародных блядей и сволочей на Процессах?! – говорит мужчина.

А слова Ильича про пидаров, гной и говно?! – говорит он.

Мы, большевики, никогда не стеснялись говорить Правду, – говорит он.

Гм… – говорит старуха.

Ты прав, Анатолий, – говорит старуха.

Мама, я же вам сто раз говорил, что вы назвали меня Григорий, – говорит мужчина раздраженно.

Все ваш старческий маразм, – говорит он.

Ты прав, Григорий, – говорит старуха решительно.

Перекладывает палку в другую руку, опирается на мужчину. Достает из зоны декольте пачку папирос, закуривает. Дует на спичку, бросает ее прямо на пол. Замедленный кадр. Камера медленно опускается с обгоревшей спичкой прямо на пол. Мы видим крупно ковер, очень грязный… окурки, спички, крошки.. пыль… мы видим – буквально как под микроскопом, как дерутся из-за кусочка пыли мелкие клещи… сейчас они выглядят, словно обитатели удивительного мира Чужих… вдали темнеет громада таракана…

Общий план комнаты.

Мы видим, что под ногами у парочки лежит американец, Майкл Лунини.

У него связаны руки, он лежит, уткнувшись лицом в пол, и старается держать голову прямо, чтобы видеть происходящее. Но время от времени силы оставляют его и тогда он снова утыкается лицом в ковер (тогда мы видим микросъемки организмов, живущих в ковре).

Лунини абсолютно голый, на нем нет даже носков. Рядом с ним лежит чемодан, тот самый дипломат. Снова – странная парочка. Старуха задумчиво затягивается и выпускает дым прямо в камеру.

Ну что, Вылку-Хуилку, ебаный твой рот? – говорит мужчина.

Лунини-хуини, – говорит он.

Будешь колоться, блядина? – говорит он.

Учти, хоть война и холодная, – говорит он.

А пленных мы ни хуя не берем, – говорит он.

Код замка дипломата, – говорит он.

Может, я тебя за это убью быстро, – говорит он.

Лунини слабо стонет. Говорит:

Наши державы не находятся в состоянии войны, – говорит он.

Я требую вызвать сюда американского консула, – говорит он.

Старуха улыбается. Слегка кивает. Мужчина в берете, без подготовки и предупреждения, подскакивает к Лунини, и с силой тянет что-то внизу. Американец дико кричит.

Не все, не все сразу, – говорит старуха.

По волоску! – говорит она.

По одному волоску! – говорит она.

А-а-а-а-а-а – кричит Лунини.

Старуха опускается на одно колено. Это дается ей с трудом, но она играет Павку Корчагина – Превозмогает Боль, ощущая себя при этом Настоящим Человеком.

Трудно мне опускаться на колено, – говорит она.

Но ведь и Маресьеву трудно было ползти, – говорит она.

Без ног, – говорит она.

Послушайте, Лунини, – говорит она.

Зря вы упрямитесь, – говорит она.

Мы все равно раскроем этот ваш кофр, – говорит она.

Не с вами, так сами, – говорит она.

И не думайте, что вы не скажете нам код, – говорит она.

Вообще, не думайте о себе слишком много, – говорит она.

Вы думали, вы шпион, – говорит она.

А вы лох, – говорит она.

Удостоверение свое в плаще забыли, – говорит она.

Детский прокол, – говорит она.

Но вернемся к главному, – говорит она.

Геннадий сейчас выщиплет вам яйца, – говорит она.

По одному волоску, – говорит она.

Правое и левое, – говорит она.

Он начнет с левого, – говорит она.

Левые уклонисты всегда действовали во вред партии, – говорит она.

Но и правых уклонистов Партия не забывала! – говорит она.

Так вот, яйца, – говорит она.

Поверьте, когда ваше левое яйцо будет ощипано, – говорит она.

Вы сами будете просить нас убить вас, – говорит она.

Ну так что, Лунини? – говорит она.

Номер кода… или скажите, где ключ, – говорит она.

… – молчит Лунини.

Что же, – говорит старуха.

Приступай, Анатолий, – говорит старуха.

Анатолий придавливает поясницу Лунини коленом, и с выражением лица настоящего советского десантника («а я умею прыгать через лужи» – В. Л.), кричит:

За Родину, – кричит он.

За Сталина! – кричит он.

Резко выдергивает что-то снизу. Лунини заходится криком. Камера заглядывает ему в рот, затемнение…

Ретроспектива.

Лунини стоит с дипломатом перед дверью, звонит. Мы слышим звонок. Он стилизован под музыку из мультипликационного фильма про Чебурашку.

Пусть бегут неуклюже… – звенит звонок дружным хором выпивших на День Советского Офицера жителей какого-нибудь гарнизона.

Пешеходы по лужам… – звенит он.

И вода по асфальту… рекой… – звенит он.

Лунини тепло улыбается, стучит в дверь. Глазок темнеет. Слышен голос старухи.

Кто там? – говорит она.

Добрый день, это майор Вылку, – говорит Лунини.

Я звонил вам… вчера… по поводу статьи, – говорит он.

Ваш муж воевал в Северной Корее, – говорит он.

Мы ищем ветеранов редких войн, чтобы вручить им памятные знаки… – говорит он.

Даже посмертно, – говорит он.

Предъявите ваши документы, – говорит старуха из-за двери.

Увы, – говорит смущенно Лунини.

Машинка для ламинирования в Минобороны давно не работает, – говорит он.

Так что удостоверений нам еще не сделали, – говорит он.

А на визитки денег не дают, – говорит он.

Глазок светлеет. Дверь открывается, чуть-чуть. Лунини протискивается в квартиру. В прихожей его встречают старуха и Анатолий, который еще не надел своего берета. Лунини, разувшись, проходит из темной прихожей в комнату. Мы видим общий план, стенку, грязный ковер на полу, ковер со Сталиным на стене.

Садитесь, – говорит старуха.

Евгений, принеси нам чаю, – говорит она.

Мама, Анатолий, – говорит Анатолий

Мама стала забывать, – говорит Анатолий.

Знаете, только имя, – говорит она.

А в остальном память, как у молодой, – говорит Анатолий.

Уходит, возвращается с подносом с тремя чашками чая. Лунини сидит в кресле-качалке, старом, неудобном, колени буквально под подбородком.

У вас ведь… улица Димо 8 дробь 2, квартира 34, – говорит он.