Текст книги "Черный призрак"

– Не хуже, чем прогноз синоптиков, – одобрительно покивал я. – По телевизору милые барышни руками в воздухе водят, рисуя дожди и снега, а потом все оказывается враньем.

– В городе непогода ничего особенного не значит, всего лишь досадное неудобство, а здесь все иначе: в дождь можно, например, утонуть, потому что мелкие ручьи разливаются и превращаются в реки, в снег легко замерзнуть, потому что дорогу занесет, да и согреться будет негде, кроме как у костра. Можно многое было бы рассказать, но нам пора. Вы готовы?

– Готов. – Я забежал в избушку, схватил рюкзак, забросил его за плечи и выскочил обратно. – А вам ничего не нужно?

– Мне? – Сергей Сергеевич задумчиво оглядел себя. Он был одет в кирзовые сапоги, видавшие виды, сношенные и не раз подбитые. Штаны у него были солдатские, куртка – ватник – тоже, под ним виднелась рубашка. Не думаю, что летом так можно ходить. Жарко и душно. Но профессор, похоже, чувствовал себя в этом облачении прекрасно. – Пожалуй, надо взять топор. – Он выдернул его из полена и заткнул себе за пояс. – Нож у меня есть, в мешке соль, крупа, сахар, все остальное найдется в тайге.

Проводник взял небольшой рюкзак, тоже изрядно заношенный, и забросил за плечо.

– Да, следует самосад не забыть и взять немного эликсира на случай непогоды – больше ничего не нужно.

– Я вообще-то имел в виду какое-то оружие. Насколько мне известно, без ружья никто в лес не ходит.

– Если нападет крупный зверь, вроде того, что ночью к нам приходил, то ружье не поможет. Для такого зверя хорошо подходит топор. Наши предки с этим нехитрым инструментом ходили в очень долгие походы и прекрасно себя при этом чувствовали. Ружья тогда имели только богачи. Но если вы боитесь, то можете взять оружие.

– Я бы взял, да у меня нет.

– Тогда вопрос решен. У меня его тоже никогда не было, а живу в этих местах почти полсотни лет…

– Ваше дело. – Я потоптался, проверяя, как сидят на мне новые ботинки – вроде нормально. – Мое дело маленькое, как я понял, за мою безопасность отвечаете вы?

– Именно так, но при одном условии: вам придется, юноша, выполнять все, что скажу. И еще… чтобы не было вредных иллюзий, за свою безопасность каждый отвечает сам.

– То есть?

– Так создан мир. Нагими мы приходим в этот мир, нагими и уйдем. Наше тело принадлежит нам, как только мы его передоверяем другим, обязательно с ним происходит что-то неприятное.

– Никто вам мое тело не доверяет, договор телохранителя вы со мной не подписывали, – пробурчал я. – Мы говорили о безопасности. Я вырос в городе, а этих мест совсем не знаю. То, что для вас пустяк, для меня может быть смертельно опасным. Мне неизвестно, какие здесь водятся звери и как их обойти стороной.

– Об этом не беспокойтесь: подскажу, предостерегу, вовремя остановлю, но голову под лапу зверя, который на вас набросится, подставлять не стану. Будьте острожными сами, и тогда мне удастся помочь вам остаться в живых, это входит в условия контракта. Так что осторожность, осторожность и еще раз осторожность – лишней она здесь не бывает.

– Как-то неправильно…

– Зато честно. Никогда не замечали, что те люди, которые берут на себя ответственность за вашу безопасность, после того, как с вами что-то случается, только сокрушенно разводят руками и говорят, что вы сами во всем виноваты. Так вот, я такого не хочу. Вы мне нравитесь живым, юноша, но если будете лезть в каждую щель, то мне вас не спасти.

– Вы, похоже, и телевизор смотрите, хоть здесь нет электричества, – недовольно проворчал я. – Откуда информацию получаете?

– На кордоне все имеется, в том числе и то, что покажется вам экзотикой, только до него еще дойти надо. – Сергей Сергеевич зашагал к лесу. – Вперед, юноша, навстречу неприятностям!

– А навстречу приятностям можно?

– Увы, я убедился за свою долгую жизнь, что каждый шаг наш по этой земле лишь увеличивает скорбь, потому что всегда находим не то, встречаемся не с теми и оказываемся не там.

– Это точно, – вздохнул я. – А вы, значит, еще и философ?…

– Только в том смысле, который заложен изначально в это понятие. Люблю мудрость не только свою, но и чужую – чужую даже больше.

Профессор двигался бодро, энергично, в то время как мне каждый шаг давался с трудом – то ли день сегодня начался неудачно, то ли не отдохнул на жесткой скамье. Чувствовал себя прескверно. Утешало только то, что эти мучения для меня будут недолгими. Вот дойдем до этого непонятного кордона, возьму то, что нужно моему заказчику, и уеду тут же. А через пару дней забуду все, что видел. Билет на поезд есть, автобус каждый день, так что проблем не будет. И пусть они в этой деревне живут и пугают друг друга разными зверьми. Уеду и забуду!

А проводник мне попался странный, на профессора непохожий, скорее на некую помесь сельского интеллигента с лесником-егерем, у которого каждое слово несет якобы подспудную мудрость веков, но если вдуматься – то чушь несусветная!

Какая скорбь?! Нормальные люди в Москве сейчас только спать ложатся после ночного клуба, и ночью они не скорбями своими занимались, а развлечениями, питьем да сексом.

Оно, конечно, в деревне ничего хорошего не имеется, тут даже телевизора нет.

Остается только вздыхать да рассказывать каждому встречному-поперечному, как трудна жизнь и каждый шаг добавляет тебе скорби. Тем более тут еще и зверья разного много, которое так и мечтает тебя сожрать.

Я обернулся: за пригорком уже исчезала людьми забытая в лесу деревушка – три маленьких избушки, одна изрядно покосилась. Отсюда не видно было следов когтей на бревнах, но я знал, что они там есть. У меня снова мурашки страха побежали по коже.

Что тут делаю? Зачем мне это? Неужели адреналина не хватало? Или все гораздо проще: пришла беда – открывай ворота? Одна она не ходит, всегда с подружками.

Перед нами высился лес, мрачный, высокий, нехоженый. Огромные сосны цепляли своими верхушками голубое небо с белыми облаками. Кряжистые кедры протягивали по сторонам свои мощные лапы. Высокая лесная трава, покрытая росой, оплетала ноги. А над всем этим желтел диск солнца, медленно поднимающийся над горизонтом.

Кажется, я сделал большую глупость, но отступать не хочется.

Привык любое дело доводить до конца. Пусть даже потом жалею об этом.

Не верил я во всяких монстров, даже на медведя смотрел как в цирке: конечно, замирал от страха, но как-то не по-настоящему, словно смотрел фильм ужасов – там тоже положено бояться, только всегда в глубине души знаешь, что это все нереальное, придуманное. Такое же ощущение у меня появилось, когда мы вошли глубже в лес, настолько все вокруг перестало походить на привычные городские пейзажи.

Лес начинался огромным папоротником, постепенно исчезающим и сменяющимся темно-зеленым мхом. Еще поражало обилие яркого света, слепящего глаза и напоминающего о том, что скоро станет жарко. Но солнце тут же спрятали широкие лапы высоких елей, темно-зеленые с коричневыми шишками, и стало прохладно.

Все вокруг было настолько ярко и красочно, что немного утомляло, поскольку чем-то напоминало картинную галерею. А если к этому добавить запах смолы, травы, сырой земли, цветов, красной, последней в этом году земляники – множество не связанных между собой оттенков, сплетающихся вместе в нечто тревожащее, напоминающее о чем-то давно забытом.

Даже дышалось как-то не так – хоть и вдыхал воздух полной грудью, но его почему-то не хватало, отчего сразу возникало желание прижаться к выхлопной трубе и снова почувствовать себя нормальным человеком. К сожалению, здесь не было столь любимой нами заводской гари и смога, царящего на широких улицах.

Легкий ветерок сначала освежал лицо, суша пот, но потом затерялся среди огромных коричневых и серых стволов…

И всего через сотню шагов как-то я и сам стал исчезать среди всего этого праздничного яркого великолепия, погружаться в нечто напоминающее транс, не признавая увиденное за реальность.

Ноги погружались во влажный от росы мох, проламывая прелые сучья, изредка скользя по твердой глинистой земле, с каждым шагом становилось все труднее удерживать равновесие. Несколько раз от падения спасался только тем, что хватался за кусты, а потом тряс рукой от боли, вытаскивая из ладони впившиеся шипы.

Сергей Сергеевич шел впереди, легко, свободно, по-моему совершенно не замечая, как здесь тяжело двигаться. Наверно, если каждый день ходить по такой почве, то привыкнешь, а мне это в новинку.

В этом лесу не хватало асфальта – твердого, нерушимого, с трещинами и родным запахом дорожной пыли и бензина…

Чем дальше мы заходили вглубь, тем становилось темнее, несмотря на то что день только начинался и солнце никуда не исчезло, просто его спрятала густая, словно сошедшая с ума растительная жизнь, переплетаясь между собой, создавая плотный полог, почти не пробиваемый для лучей светила.

Конечно, не джунгли, но местами нисколько не хуже. Такое же дикое буйство растительной жизни, красок и запахов. А внутри нарастает ощущение того, что что-то обязательно произойдет. Что-то плохое, что мне обязательно не понравится…

Глава 3

Постепенно во мне это предчувствие преобразовалось в ощущение страха, причем необъяснимого. Мне казалось, что до этого я никогда не бывал в таком жутком лесу, в котором даже кусты обычного орешника выглядели мрачно, словно нахохлившиеся огромные существа, готовые наброситься на любого, кто мимо них проходит. А деревья здесь росли настолько огромные, что их ствол впятером невозможно обхватить, кроны и листва которых терялись в невообразимой высоте.

На самом деле, лес как лес, просто что-то внутри меня делало его страшным… Или нет?

Здесь устроить всего один маленький леспромхоз, и все сразу станет другим: просеки тут же появятся, тропинки, дороги, электричество, и вполне можно жить…

– Скажите, – крикнул я в удаляющуюся спину. – А у вас тут лес не заготавливают? В смысле, может, просеки есть? А то идти по чащобе тяжело…

– Нет, здесь лес не рубят и, думаю, вряд ли когда-нибудь будут. – Профессор оглянулся и остановился. Я подошел к нему, тяжело дыша. С удивлением заметил, что на голове у моего проводника надета бейсболка – удобная кепка, тепло и на голову ничего не валится. А мне на голову уже насыпалось немало всякой трухи, падающей с веток, – сразу не догадался натянуть капюшон. – Места здесь опасные…

– Это почему не будут? Люди сейчас за деньги готовы лезть хоть к черту на рога, никого не напугаешь. А тут такие толстые стволы, за которые китайцы хорошо заплатят…

– Приезжали сюда, и не раз, различные люди, китайцы, кстати, тоже. Даже контрольные рубки назначали, а потом все отказывались, сворачивались и уезжали…

– Отчего так?

– Этот лес себя тронуть не даст, много в нем существ разных собралось, которые так просто свое жилье не отдадут. Одно слово – кордон.

– Не понимаю, о чем вы…

– Даже машины импортные привозили, которые лес сами пилят. Пригоняли «КрАЗы», приходили лесорубы с мотопилами, чтобы сучья обрубать, а через пару часов уезжали, побросав все оборудование. – Сергей Сергеевич остановился, поджидая меня. Кричать в спину и мне было довольно неприятно. Когда к нему подошел на пару шагов, он продолжил: – В десятке километров отсюда имеется целое кладбище техники, оставшееся от любителей даровых денег.

– А почему технику не забрали?

– Не смогли. Машинами люди управляют. Лес каждого проверяет: если у тебя дурные намерения, то близко к себе не подпустит. Лесорубы одно дерево свалят, а потом убегают с дикими криками и больше никогда не возвращаются. Страшно им.

– Мне почему-то тоже, хоть у меня и топора нет, – вздохнул я. В этом лесу все как-то было не так, посему людей я понимал. – Но все равно слабо верится, чтобы люди отступили.

Сергей Сергеевич недоверчиво хмыкнул и внимательно посмотрел на меня. Не знаю, что он хотел увидеть на моем лице, но явно увиденное ему не понравилось, вздохнул и как-то грустно продолжил:

– Конечно, пытались продолжать рубки. Что только не делали, даже какие-то особые шлемы выдумывали для защиты от Пси-излучения. Это термин не мой, а одного предпринимателя. А все равно итог был таким же: люди бежали, а техника оставалась, теперь ржавеет понапрасну, потому что лес забрать ее не дает.

– Сегодняшние богатые люди за свою собственность готовы половину населения страны в могилу отправить, да они бы сюда танки нагнали и все вытащили бы.

– Такое тоже было. Военные тут как-то хотели ракетные шахты ставить, но и они ушли, несмотря на приказ министра обороны. Всей силы нашей армии только и хватило на то, чтобы котлован выкопать, теперь там лесное озеро образовалось, а на берегах множество ржавеющей техники находится, в том числе и танков. Надеюсь, со временем все исчезнет. Лес довольно быстро уничтожает следы пребывания людей…

– Вас послушать, так у вас здесь что-то вроде зоны…

– Зоны в смысле тюрьмы?

– Нет, зоны в смысле «Сталкера». Был такой фильм, да и игра довольно приличная получилась.

– А… вон вы о чем рассказываете, юноша… – Профессор улыбнулся. – Фильм не смотрел и в игру не играл, а вот книгу читал. Там говорится о том, как инопланетяне прилетели на нашу планету, устроили пикник на свежем воздухе, посидели, выпили, про жизнь поговорили и улетели по своим делам, а муравьи и всякая другая живность ползает, крошки подбирает и недоумевает, откуда взялось такое богатство.

– Нет, это вы что-то путаете, – авторитетно заявил я. – Там про людей, а не про насекомых.

– Ну, это мы себя людьми считаем, а «чужие», возможно, имеют другое мнение, иногда я и сам иначе думаю.

– А… в смысле, что мы не очень-то разумны? – Мокро, холодно, противно. Хорошо, что на мне воинская одежда, в ней не холодно, она не промокла, да и двигаться в ней легко. Профессор в своем ватнике тоже, похоже, чувствовал себя прекрасно, должно быть, его одежда оптимально подходит для такой чащобы. Это у речки в ней жарко, а здесь хорошо. Непонятно только, о чем он говорит. Но лучше разговаривать ни о чем, чем идти молча. Неприятно здесь и тревожно, а разговор отвлекает. Я вздохнул и ответил:

– Книжку не читал, а фильм смотрел и в игру играл. Там солдаты зону охраняют, в которой находится нечто, что любые желания исполняет. Вот люди туда и прутся, в основном психи разные, потому что дойти трудно, погибнуть можно. Эти сумасшедшие, дойдя до золотого шара – исполнителя желаний, вдруг понимают, что все их желания – обыкновенная глупость и жизни их не изменят, потому как они сами ее строят…

– Так оно и есть, обычно мы даже не задумываемся над природой своих желаний. – Сергей Сергеевич резко свернул в сторону, даже не знаю, что он там увидел, я последовал за ним. – Существует выражение: бойся своих желаний, потому что они могут исполниться. Мудро сказано. А здесь, в этом лесу, такие слова звучат особенно верно. Не знаю, как насчет зоны, а в этих местах вполне могут желания исполниться, причем любые – какие только в голову придут.

Дорогу перегородили упавшие стволы сосен и елей, погибших от старости, покрытые скользким зеленым мхом, высасывающим из когда-то могучих деревьев последние соки, превращая в труху. Профессор перелез через этот завал и помог мне, подав руку.

Кричали птицы, галдели вороны, где-то вдалеке щелкал соловей или птица, похожая на него. Странно все это до чрезвычайности после города – может, действительно зона? Только в кино была какая-то станция, завод, а здесь глухой нехоженый лес.

Дорог нет, как и троп. Как находит путь профессор, непонятно. Он шел впереди бодрым шагом, не оглядываясь на меня, и не сворачивал, словно мысленно провел через весь лес прямую линию, по ней и двигался.

– Эй! – Я крикнул вслед только для того, чтобы не остаться наедине с лесом. Странная здесь стояла тишина, сырая, наполненная влагой и тихим скулежом ветра в листве.

– Я слушаю вас, юноша.

– Что вы подразумевали под тем, что любые желания могут исполниться? Здесь же лес вокруг, электричества нет, телефон не работает. А если я захочу стать олигархом?

– Живет здесь один исполнитель желаний, – Сергей Сергеевич посмотрел на меня с непонятной улыбкой, – только к нему никто не ходит. Он может вас сделать даже императором вселенной. Дрема – большой мастер.

– А куда делись все желающие стать счастливыми?

– Попасть сюда непросто, это я уже объяснял, да и все, что он дает, – лишь иллюзия, ложные ощущения, как во сне. Наверняка у вас, юноша, тоже такое было: во сне любили прекрасную женщину, а просыпаясь, вдруг понимали, что это всего лишь сон и пора бежать в ванную…

Профессор неожиданно остановился, так что я чуть ему в спину не врезался, и стал ругаться долго и изощренно. Такого многоэтажного и отборного мата не слышал раньше, хоть и вырос не в оранжерее. В нем рассказывалось обо всем: о лесе, о деревьях, о небе с солнцем, хоть его не было видно из-за листвы и хвои, упоминались предки и прародители этого леса, его сегодняшние обитатели, и все они занимались сексом в особо извращенной форме.

Причем как лейтмотив обязательно присутствовал леший, который, видимо, и вызвал этот мощный словесный поток, поскольку самые ужасные слова предназначались именно ему. Из всего сказанного мне удалось понять, что именно он мешал нам двигаться к цели, постоянно меняя сам путь.

Наверное, это было поэтическим образом, довольно бессмысленным, с моей точки зрения. Лешего профессор костерил долго, угрожая жуткой расправой, которую с ним проведет какой-то колдун, а если у него не получится, то придет Дрема и ему станет не до смеха…

Профессор выдохся примерно минут через пятнадцать, перестал материться и проговорил уже вполне нормальным голосом:

– Выходи, а то точно Дреме пожалуюсь.

И я окончательно понял, что предо мной душевнобольной. Правда, сначала настороженно ждал, что кто-то появится, но время уходило безвозвратно, а ничего не происходило.

Сергей Сергеевич снова выругался, сплюнул, потом мрачно пробормотал:

– Ушел, паршивец! Разговаривать не стал. Не понравилось ему, видите ли. Ладно, я с ним потом разберусь.

– А что случилось? – Все время ругани и крика я отдыхал, устроившись на дереве, – воспользовался благоприятным моментом. Все-таки уже часа три по лесу ходил, устал с непривычки. – Стоило ли так ругать природу – мать нашу!

– А вы, юноша, так и не поняли, из-за чего этот сыр-бор?

– Нет, не понял. По-моему, ничего не случилось, лес тот же, деревья тоже.

– Взгляните сюда. – Профессор ткнул пальцем вниз. Я увидел сорванный мох рядом с его кирзовым сапогом, испачканным в зелени, а под ним след ноги примерно моего размера; приглядевшись, понял, что это мой след. У моих ботинок точно такой же протектор, поэтому глупо было ожидать, что в этом нехоженом лесу ходят два таких же идиота, как я, при этом носящих ту же обувь. Такое слишком нелогично и нереально. – Узнаете?

– Похоже на отпечаток моих военных ботинок, – кивнул я. – Только непонятно, откуда он здесь взялся?

– Не он откуда, а мы. – Сергей Сергеевич сделал пару шагов и показал на куст. – По кругу идем уже третий раз, я и веточку вон на том кусте заломил, как только почувствовал неладное. Взгляните. Специально сломал дважды, зверь так не ломает.

Ветка действительно оказалась надломлена в двух местах.

Похоже, что мы действительно заблудились. Забавно только то, что профессор в своем промахе стал винить кого-то другого, в данном случае лешего, словно тот и на самом деле существует.

Впрочем, мне-то какая разница? Хочется ему считать виновным во всех своих бедах кого-то другого, пусть считает, главное, чтобы дорогу больше не терял.

– У меня компас есть.

– А… – Профессор мрачно обошел куст, на котором была заломлена ветка, и пошел дальше к высокому дереву. – Не поможет он нам, если леший балуется. К тому же в этом лесу ни один прибор не работает.

– Компас есть компас, его стрелка всегда на север показывает, и это не прибор, в нем электроники нет, – возразил я. – Скажите, в каком направлении идти, я буду смотреть на стрелку и корректировать наше движение при необходимости.

– Неужели все так просто? – Сергей Сергеевич как-то странно ухмыльнулся. – Нам нужно на запад. Покажите направление, с удовольствием воспользуюсь вашей подсказкой.

Я с готовностью выхватил нож и посмотрел на рукоять, потом растерянно развел руками:

– Что-то не то здесь, наверное, выход железных руд…

Стрелка крутилась по кругу, причем сначала справа налево, потом слева направо, чтобы окончательно меня запутать, а заодно и унизить перед профессором, который, взглянув на компас, ехидно ухмыльнулся.

– Нет здесь ни руды, ни излучения, а есть зловредный леший, которому почему-то не нравится, что вы в его местах оказались, юноша.

– Почему это именно я ему не нравлюсь? Может, как раз вы его раздражаете? – Я ответил только потому, что решил подыграть. Давно известно, с психами не нужно спорить, наоборот, следует потакать их иллюзиям. – Это вы матерились на него, а не я, ко мне, думаю, у него претензий нет, мы с ним незнакомы.

– А как его иначе остановить, если не ругать? Надо показать, что мы разобрались, кто нас по кругу водит. И говорить нужно на языке, понятном любому. Мат – универсальный язык для общения с нечистью, они его хорошо понимают. Надеюсь, после моей речи мешать нам больше не станет, он обычно понятливый – если понял, что его раскрыли, то уходит…

– Если бы ваш выпад подействовал, то стрелка на компасе остановилась бы, – заметил я. – А она все еще крутится, значит, по-прежнему где-то рядом ваш… этот… леший.

– Она и дальше будет крутиться, место здесь аномальное, – Профессор снова решительно зашагал вперед. – Здесь же не просто тайга, а преддверие кордона, то есть зоны, по-вашему. Место, чуждое человеку, странное и опасное.

Я пошел за ним, с подозрением косясь по сторонам. А куда деваться? Отсюда мне обратно до деревни дороги не найти – ни с компасом, ни без него. Вокруг одни и те же деревья, сосны да ели, высокая трава, мох да кустарник. Как дорогу определить без компаса и звезд? Хорошо в городе: на домах названия улиц пишут, а здесь в лесу блуждай с лешим или без него, пока случайно на просеку не выйдешь или на что-то другое, сделанное людьми, – например, грунтовку.

Кстати, отсюда, думаю, и народные поверья появились. Если заблудился, то ищи виновного. А кого найдешь в лесу? Правильно – ищи лешего, то бишь лесного человека.

Сергей Сергеевич остановился и достал из котомки пластиковую бутылку со своим эликсиром. Интересно, как его самогон пластик до сих пор не проел? Крепости в нем градусов семьдесят, как в абсенте, а то и больше.

Правда, плохого ничего об этом горячительном напитке сказать не могу. Чувствовал я себя после него прекрасно. Вчера была жизнь не в радость, сил оставалось только на то, чтобы умереть, а сегодня уже отмахал тридцать верст по глухому лесу, и все нипочем.

– Будете, юноша?

– Почему бы и нет? Можно и выпить. А долго еще идти?

– Идти до конца дня.

Даже засмеялся от неожиданности.

– Это как армейская присказка – копать отсюда и до обеда. А у вас, профессор, – топать отсюда и до вечера?

– Может, и раньше придем, леший вроде отвязался, к черному лесу подходим, а я в него без выпивки не захожу и вам, юноша, не советую. Беда там живет, и не одна, а с десяток…

Он выпил пару глотков и протянул пластиковую бутылку мне, я тоже выпил, а потом запил водой из армейской фляжки.

– А что в этом лесу не так?

– Все в нем не так, в этом лесу частенько туманы бывают, а после них разная живность остается. Умирать-то она умирает со временем, только в это время в него лучше не заходить. Страшно мне всегда бывает, когда к нему подхожу.

Меня эта фраза удивила – думал, только мне не по себе. Местные жители по идее уже должны были привыкнуть к особенностям своего ландшафта и всякой живущей в нем гадости, а не пить самогон перед походом в свой лес.

– Что ж мы тогда этим путем пошли?

– А другой дороги здесь нет. Обойти черный лес не обойдешь, болото не даст, оно здесь старое, тяжелое, утонуть легко. Многие люди погибли, особенно в те времена, когда только селиться начинали. Тогда люди из двух деревень через трясину решили гать проложить, чтобы удобнее и быстрее друг к другу добираться, да ничего не получилось, потому что мужики стали один за другим тонуть…

– Леший постарался? – Это я так пошутил. Забавно мне было все это слышать. Не знаю, когда здесь гать строили и люди гибли. Но, на мой взгляд, лучше бы пригласили мелиораторов, те вокруг болота отводные каналы бы прокопали, и лет через десять от болота никаких следов бы не осталось – копай себе торф да дороги строй. Всем польза. – Деревенских баб пугал да запутывал? А мужики сами испугались?

– При чем тут леший? – Профессор зашагал вперед. – Он в болото не полезет, ему туда нельзя.

– Неужели еще кто-то страшней здесь живет?

– Страшней, не страшней, а в болото ему нельзя.

– И кто же мужиков погубил?

– Кикимора постаралась. А если учитывать, что живет там она не одна, а вместе со всем своим большим семейством, то понятно, почему деревенский люд испугался и перестал гать тянуть. Жить всем хочется, а от этой нечисти в болоте защиты нет, она и под водой и в любой трясине себя прекрасно чувствует, потому как болото – естественное место ее обитания.

– Вам бы сказки рассказывать или писать, богатым бы стали, – усмехнулся я. – Больно складно получается: если не лешего, то кикимору встретишь, в любом случае заплутаешь или утонешь. Можно подумать, именно эти существа людям жить не дают, всех погубить норовят…

– Да нет, – пожал плечами Сергей Сергеевич. – Они никому жить не мешают, иногда даже помогают, только и от человека требуют не меньшего.

– И чего же?

– Обычно – покоя. Вам бы понравилось, если бы через квартиру, где вы живете в Москве, рельсы проложили и поезда метро пустили?

– Такое я даже в кино не видел! – Я ошарашено посмотрел на профессора. И словно наяву увидел, как через квартиру Ирки несется поезд метро, размазывая нас по стенкам. – Ужас какой-то!

– Но представьте себе, что такое возможно…

– Квартиры у меня нет, потерял вместе с работой и любимой. – Я помрачнел. – Если поверить, то, конечно, не понравилось бы. Но кто ж через квартиру рельсы тянет? Снесли бы дом, жильцов отселили, а на этом месте выстроили потом все, что захотели…

– Хорошо, что вы это смогли представить, – улыбнулся Сергей Сергеевич. – Теперь вы сможете понять, почему кикиморам не понравилось, что деревенские мужики через болото гать потянули, через их родной дом. Вот они самых зловредных и настырных мужиков утопили, чтобы другим неповадно стало.

– Вы говорите так, словно это и на самом деле правда и нечисть существует.

– Главная правда в том, что больше в этих местах никто из людей не живет. Селились не раз, дома строили, дороги кое-где положили, а потом уходили. За горой десятка три деревень брошенных…

– Вроде той, где вы живете? Куда меня Кирилл привез?

– Я там бываю редко, мой дом в другом месте, и не деревня это, а выселки.

– А в чем разница?

– Если человек деревню обидит своими поступками, то люди его прогонят. Воры, разбойники, убийцы, колдуны да ведьмы во все времена отдельно от других жили, кроме того, частенько девок развеселых да на любовь податливых выселяли.

– Это какие такие девки?

– Которые никому не отказывали, за это их деревенские бабы быстро из деревни выживали, чтобы семьи не разрушали. Вот и приходилось им отдельно дома строить. Мы как раз в таких выселках ночевали, где раньше разбитные женщины жили. Отсюда и название – Любины. Видели, какие избы? Они хоть маленькие, а построены добротно, от души, это потому, что каждый деревенский мужик старался помочь несчастным женщинам. Впрочем, вряд ли их несчастными можно было назвать. Как мне рассказывали, у них ни с чем проблем не было, хоть не сеяли, не пахали, а еды всегда хватало.

– Какие-то странные порядки у вас здесь, словно в прошлом веке.

– В глубинке во все времена свои законы и правила, отличные от светских, существовали, потому что люди жили другие. Никогда не задумывались, юноша, над тем, чем русский человек отличается от прочих?

– И чем же?

– А мы со всеми ужиться можем, даже с колдунами да ведьмами. Это в Европе бушевала инквизиция, а у нас ничего подобного не было, мы и с нечистью общий язык находили, и святых людей не трогали.

– Ну, не знаю, хорошо ли это. Сами говорите, люди свои дома, ими же выстроенные, бросили и ушли.

– Не из-за нечисти ушли, а из-за того, что кордон здесь, а с него туманы приходят губительные. С лешими да кикиморами общий язык во все времена находили без особых проблем, иногда даже дружили…

– Глупости все это! – скривился я. – Напугать меня хотите или еще того хуже? В психдиспансере случайно не обследовались? Напридумывали себе всякого и сами же боитесь.

– Направление на запад не подскажете, юноша? – Сергей Сергеевич встал и, достав котомку, выпил своего эликсира. Мне на этот раз не предложил, должно быть, обиделся. – Для вас, человека цивилизованного, это не составит большого труда.

Я взглянул на компас: черный кончик крутился то в одну сторону, то в другую.

– Стрелка на месте не стоит, думаю, здесь поблизости выход железной руды имеется, другого объяснения не вижу.

– Если вы заметили, юноша, то гор здесь нет, и под нами метров пять плодородной почвы. О какой руде вы говорите?

– Ну, может, залежи хорошие…

– Нет под нашими ногами ничего, геологи проверяли. А вот леший и кикиморы действительно здесь живут.

– А я не верю в то, что они вообще существуют.

– Я понимаю, что вам их надо один раз увидеть, никто поначалу не верит. Так нам куда?

Профессор остановился, задумчиво глядя по сторонам. Я тоже посмотрел вокруг. Лес как лес, такой же, как и везде, интересно, как в таких местах дорогу находят? Раньше, знаю, на деревьях зарубки делали, но здесь ни одного затесанного ствола не заметил.

Я выпил воды из фляжки.

– Вы же здесь не раз ходили, выходит, направление знаете, вам и компас не нужен…

– Кто сказал, что я здесь часто хожу? – Сергей Сергеевич поднял руку вверх, словно направление ветра угадывал. – Сюда люди зря не идут, а если приходят, то обратно не торопятся. Я на кордоне живу, здесь бываю редко, поэтому и леший меня не признает. Будь иначе, давно бы с ним договорился.

– А разве с нечистью можно договориться?

– Со всеми можно договориться, если знать как. Леший – существо разумное, русский язык понимает, особенно матерный, от татар научился. Похоже, все-таки правильно привел, метров на двести промахнулись, но это не страшно. Черт! – выругался Сергей Сергеевич. – Бегом назад!

– А что такое?

– За мной, юноша, если жить хотите.

Он вдруг резво вскочил и влетел в густые кусты на краю поляны. Когда мы пробились через них, обрывая листья и ветки, то едва не свалились в глубокий, заросший травой и молодыми деревцами овраг, который оказался за густыми зарослями.