Текст книги "Декомпрессия"

– И чего? Она все эти годы так и живет без жратвы?

– Ну ты, парень, вообще фишку не рубишь. Я ж тебе говорю: «сетка» это! Почему огорожено и надпись такая ты тоже не врубился?

– Да объясни толком! – сорвалась Марго.

– Я и говорю. Это ж «сетка» – все, что окажется в радиусе около метра от нее, к себе затягивает.

– Не фига себе… А я еще потрогать хотел…

– Так и потрогал бы, мужики бы хоть развлеклись…

– Добрый ты.

– Это есть. Вот с тех пор Вовчик и кормит это, чтобы оно не дохло. Я бы на его месте еще и бабки рубил, как в зоопарке. За просмотр.

Девушка заметила, как в зал вошел Робинзон, держа в руках по тарелке. Марго поднялась и махнула ему рукой.

– Вот, все, что было. – Он поставил на стол тарелки с дымящейся рыбой. – Сейчас еще принесу.

– Хасан, – новый знакомый протянул руку. Робинзон представился и ответил на рукопожатие.

Рыба пахла восхитительно – небольшая, толстая, похожая на средних размеров кефаль, начиненная специями, с обожженной на открытом огне хрустящей корочкой. Марго едва дождалась, пока Робинзон донесет остальное. Только опрокинув в рот стопку водки, целиком, по-мужски, не деля на глотки, девушка позволила себе расслабиться.

– Не знаю как тебе, – тихо сказал Робинзон, поддержав ее и тоже пропустив рюмку. – Но мне будет спокойнее, когда завтра здесь появится Маньяк…

Он сказал тихо, но Хасан расслышал.

– Маньяк? Ни хрена себе вы навигатора себе нашли. Тот самый Маньяк?

– Он самый. – Несмотря ни на что, Марго почему-то приятно было слышать эти слова.

– Да уж. Легенда эта настоящая, Маньяк. С ним не пропадете. Денег, правда, много берет, да и привередливый больно. Захочет – поведет, а не захочет – не поведет. Я три года назад начинал, так уже тогда про него столько всего рассказывали.

– Я в курсе, – отрезала Марго.

– И про «звездную пыль»? – не унимался Хасан. – Что это еще за пыль?

– Ну штуковины такие со шкуры самого Циклопа. Дохлого, правда, но… Хрен тут кто-нибудь Циклопа вообще видел. Любого. Да и слышали единицы. А Маньяк достал. Грибы, что ли. Посадишь их в землю, они растут и светятся. Типа фонарей. И вырасти могут хрен знает до каких размеров. Вы что, и в парке в городе не были?

– Были. Я вспомнил, – поддержал разговор Робинзон. – Весь парк ими усыпан. Я еще подумал, на фига такая роскошная иллюминация в безлюдном месте.

– А чего этим грибам сделается? Растут себе. Споры уже все по дворам растащили. Удобно. Такой он, этот Маньяк. А еще…

– Хватит о нем, – отмахнулась Марго. – Я думал, русалка ужасная. А она даже… Красивая по-своему.

– Красивая, – усмехнулся Хасан. – Сейчас жрать начнет, посмотришь, какая она красивая.

Вон Битюг тоже считал, что она красивая, – он тяжело и продолжительно вздохнул. – После того случая и ограду поставили. От дурней всяких, вроде тебя…

– Эй, парень, – Марго подалась вперед. – Ты говори, да не заговаривайся.

– Он мне другом был, Битюг, – новый знакомый ее не слушал. – Два года в море с ним ходили, столько всего пережили. Он вторым помощником у навигатора был. Хороший парень.

Хасан потянулся за банкой с пивом и осушил остатки одним глотком.

– Так что случилось? – не выдержал Робинзон.

– То и случилось. Все стоял часами, тварь эту разглядывал. Особенно, когда выпьет. И эта гадина тоже вылупится на него своими жалобными кошачьими глазами и смотрит, смотрит, не моргая. Руками своими дотронется до стенки и висит в воде. И волосы блестят. И главное, Битюга даже не отпугивало, когда корм ей бросали. Все равно, говорит, красивая она. Просто совершенство.

Хасан замолчал, тоскливо разглядывая что-то на столе, видимое только ему.

– Так что случилось? – уже настойчивее спросил Робинзон.

– Мне и в голову не приходило, что такое может произойти, – не слыша вопроса, продолжил Хасан. – Это… безумие какое-то. Может, он с ума сошел. Загипнотизировала она его, а?

Ему никто не ответил. Все ждали продолжения.

– Стоял Битюг, стоял, – наконец, снова заговорил новый знакомый. – Все любовался красавицей своей. И однажды просто шагнул вперед. Сетка втянула его мгновенно. И… красотка эта совершенная сожрала его в два счета. Никто и глазом моргнуть не успел. А что сделаешь? Орали все как резанные.

Кто и пальнуть успел. А что толку-то? Битюг умер сразу – она по горлу его резанула. Вода красной стала… А потом, когда она живот ему вспорола и стали оттуда кишки вываливаться… И в них, как в змеях, тварь эта плавала… Короче, не выдержал я, отвернулся…

– Ладно, Хасан, оставь, – сочувственно сказала Марго. И подвинула ближе еще одну банку с пивом. – У нас сегодня тоже парень погиб, пока мы сюда добирались.

– Русалка? – парень отвлекся от тяжелых воспоминаний.

– Не-а. Мертвяки.

Хасан кивнул.

– Совсем обнаглели в последнее время. Видно, переполнилось трупами Мертвое озеро. Нет там места для них. Помянем. Не чокаясь.

Они выпили.

– Странно, – задумчиво потянула Марго. – Говорили, что русалки амфибии. И значит, передвигаться могут и по суше. А я вот вижу – ни хрена не могут. У нее ж ноги вместе.

– Ага, – преувеличенно поддакнул Хасан. – Ты ее сюда выпусти, сразу увидишь, как ноги у нее разлепятся и тварь эта и по потолку бегать будет.

– По потолку? Да ладно, – не поверил Робинзон.

– Вот тебе и ладно! Кожа у нее… С присосками, что ли. И по стенам, и по потолку ей пробежаться как делать не хрен. Это в воде она… как бы это сказать, в общем, пощадить может. Я знаю людей, которые видели ее и в живых остались. Сытая, может быть? Так что в море – это русская рулетка. А вот на суше у нее башку напрочь сносит. Уже не ради пропитания она убивает все, что движется…

Внезапно взвыла корабельная сирена. Да так, что Марго едва со стула не упала.

– Что это? – в один голос спросили они с Робинзоном, хватаясь за оружие.

– Представление начинается, – усмехнулся новый знакомый. – Надо ж парням как-то развлекаться. Красотку твою сейчас кормить будут.

Зал оживился. Загудел. Те, кому было плохо видно, встали со своих мест. Те, кого все достало, уходили. Марго не двинулась с места – отсюда обзор был что надо. Из бокового коридора танцующей походкой вышел светловолосый парень, почти мальчишка. Тонкий, подвижный. В руках он нес здоровый черный ящик.

– Давай, Вирус, не подкачай! – крикнули из зала.

– Покорми животинку! – поддакнули ему.

– Что б на нас, тварь, рот не разевала! – закончил кто-то под оглушительный свист.

– Ну ты-то аппетитный, Хлыщ. Прямо лакомый кусочек!

– Точно, ей бы надолго хватило. Еще и заначек бы наделала на черный день!

В зале заржали.

Мальчишка в облегающем черном костюме никого не слушал. Словно фокусник он поставил черный ящик на ближайший столик и поднял руки, напрашиваясь на аплодисменты. И не двинулся с места, пока не дождался. Раздался свист, рукоплескания. Кто-то ругался матом, подначивая мальчишку.

– Ты хочешь кушать, детка? – громко сказал парень и помолчал, пережидая всплеск очередных комментариев в зале. – Да, ты хочешь кушать, девочка моя.

Странное создание парило в воде, отрешенное, абсолютно не реагируя на происходящее. Хрустальные нити мерно колыхались, вспыхивали искры, отражая свет фонаря. Огромные, печальные глаза, не отрываясь, следили за мальчишкой.

– Сегодня я побалую тебя, моя девочка! Сегодня никакой рыбы! Только свежатинка!

Русалка смотрела на него. Ее тонкая рука с перепонками между пальцами касалась прозрачной стенки.

– Да, детка, да! – возбуждающе понизив голос, сказал мальчишка. – Посмотрим, что у меня есть для тебя.

Парень в трико распахнул ящик и тут же сунул в него руку.

– Давай, Вирус, не тяни! – не выдержал кто-то в зале.

Вирус вынул руку и под оглушительные вскрики и свист за уши выудил на свет божий зверушку, похожую на огромного рыжего кролика. Зверек трепетал в его руках, отбиваясь задними ногами. Парень сделал шаг к ограде и поднял кролика выше, дразня русалку. Та висела в воде, казалось, не обращая на зверька внимания.

– Нагуляла аппетит, детка? Да?

Дождавшись очередного взрыва эмоций, мальчишка медленно, хорошо рассчитанным движением перебросил кролика через ограду. Зверек мелькнул в воздухе, в последний раз дернув задними лапами. Он не долетел до прозрачной стенки буквально полметра и по всем законам физики, должен был упасть. Но так не случилось. На секунду он завис и вдруг – словно сработал гигантский пылесос – кролика втянуло в аквариум. И тут же, мгновенно, без всяких переходов случилось преображение.

Вода забурлила. Издалека казалось, что голова русалки раскололась пополам. И то, что распахнулось во всю ширь, назвать ртом было нельзя. Острые ряды зубов – сверху и снизу разошлись, вытолкнув из красного с черными пятнами нутра нечто похожее на длинный язык. Розовато-серая петля захлестнула шею несчастного животного. Пока кролик бился в агонии, вспенивая синеву, тело русалки, державшей его на привязи, стало меняться. Вздулись жилы на хрупких конечностях, которые Марго приняла за шрамы. Что именно произошло с выпуклостями, напоминавшими женскую грудь, заметить было невозможно. Мелькнуло багровое, и в беззащитное тельце зверька ударила зеленоватая струя. Прямо на глазах рыжая шерсть стала меняться. Складывалось впечатление, что она странным образом горела. Почернела шерсть, сползая полосками вместе с кожей. Молниеносными движениями тварь несколько раз полоснула когтями по освежеванному тельцу. Пока бесформенная плоть втягивалась в распахнутую пасть, в красной от крови воде кружились ошметки мяса и клочки почерневшей шерсти.

– Господи, – после долгой паузы сказала потрясенная Марго. – Как вы все тут не боитесь!

– Чего? – не понял Хасан.

– Что в один… ужасный день вся эта ваша сетка лопнет и… Вы ж не знаете, какой у нее срок действия? Кто проверял? И это чудовище выйдет на свободу. Что тогда?

– Тогда… Тогда большинство и обоссаться от страха не успеет. Это будет большая и кровавая бойня.

7

Сам виноват. И это бесило больше всего. Если бы существовала хоть малейшая возможность спихнуть вину на другого, Клещ так бы и сделал. Но винить некого – сам напросился. И приключений на задницу заработал, исходя из принципов, что вели по жизни последние годы. Один из них гласил: надо быть на виду у босса, но на рожон не лезть. Оставаться в тени – удел либо шестерок, либо сильно крутых. Как показывала многочисленная практика, участь тех и иных ждала одинаковая. От шестерок Трюкач избавлялся в первую очередь. Они для того и существовали, чтобы гибнуть десятками, не оставляя в памяти даже кличек. С крутыми ребятами дело обстояло почти также. Правда, с оговорками. Босс терпеть не мог конкурентов. Если у такового хватало мозгов, он жил. Ровно до того времени, пока мысли о собственной неуязвимости не туманили ему голову.

На памяти Клеща не было ни одного случая, чтобы кто-то решился в открытую бодаться с Трюкачом. Но несанкционированные начальством исчезновения с целью начать новую жизнь, происходили частенько. Из Цитадели никто не уходил живым. А если и уходил, то живым оставались недолго. Такой вот парадокс.

Руки у Трюкача были не просто длинными, они были безразмерными. Ходили слухи, что в Цитадели, в подземных казематах, он ставит опыты над людьми, выращивая из них безотказных киллеров, используя всякие новомодные штучки на основе «янтаря» или «гремучей смести». Или вообще – «снежка». Вшит такой «чип» в мозг и до поры не дает о себе знать. Но стоит его активировать какой-нибудь бессмысленной фразой, типа, «слоны полетели на юг», и человек делает то, что было заказано. Сам, порой, не подозревая, что носит в голове мину замедленного действия. Шептали, что Врубель – один из таких. А так ли это, кто знает?

Трюкач не прощал обид. Не удалось избежать печальной участи даже Маршалу, сбежавшему, казалось бы, на край света. Его достали в Китайском городе. Не ближний свет.

А прятаться Маршал умел. По крайней мере, так говорили. В кругу проверенных людей и так, чтобы никто не слышал. Клещ подобные слова на веру не принимал. Где они, эти «друзья», когда в наше время даже стены имели уши? С его точки зрения, крутые ребята не высовываться не умели. Это тоже был один из принципов – кроме денег и спасения собственной шкуры – который ставился во главу угла. Стоило провести в безвестности, хоть и на другом конце света, некоторое время, как желание выделиться вымывало с души чувство самосохранения. И как морфин заядлому наркоману, требовались все эти сантименты, подтверждаемые кивком, исполненным благоговения: «Вот он, смотри, тот самый, легендарный»… Маршал-Провайдер-Японец. И Маньяк. Куда же без него?

Смерть крутому Маршалу досталась самая что ни есть банальная. В однокомнатную одинокую квартирку, недолго сомневаясь, подкинули «пиявку». Безобидная вещь. Если, конечно, не спать. Но стоило погрузиться в объятия Морфея, как крошечное создание заползало в ушную раковину. Резкий выброс эндорфина погружал спящего в состояние эйфории, в то время как еще до наступления утра мозг превращался в червивое яблоко. Выжить можно, никто не спорит. Если утром «страдальца» находили – с блаженной улыбкой лежащего в куче собственных фекалий – и волокли к знакомому хирургу. Но кому после нужен идиот, пускающий слюни и справляющий под себя естественные потребности? Все родственные связи канули в небытие. От любви и жалости остался один пшик. Женщины ненавидят слабаков. Братья-сестры-родители? В лучшем случае, их разбросало по свету. В худшем, их прах развеян над морем во время пожаров, сменивших многочисленные цунами, над морем, остервенело пожирающим все, что уцелело.

Был еще вариант. Встретить потерянных родственников в Мертвом озере. По свидетельству немногих очевидцев, там мертвяков миновал обычный процесс распада. То ли вода обладала исключительными свойствами, то ли очередные инопланетянские штучки, то ли вообще не существовало никаких разумных объяснений. Данность принималась на веру. Клещу бывать на легендарном озере не доводилось. Пока. И вот скоро на собственной шкуре ему предстояло убедиться, так ли страшен черт…

Или еще страшнее.

Тихо урчал электродвигатель, толкая лодку в неизвестность. Сплошная облачность сгущалась у горизонта, но видимость была хорошей. Грязно-серая вода пенилась у бортов, разбивалась в брызги у каменистых берегов редких пустынных островков.

Жалкие клочки суши цеплялись за осколки цивилизации. Вдруг спускались к самой воде и обрывались в никуда каменные ступени. Уцелевший парапет, некогда огораживавший набережную, венчала женская статуя без головы. Из каменных складок платья ветер выдувал длинные листья водорослей. Они колыхались в воздухе, но стоило ветру стихнуть, медленно опадали, касаясь воды.

Внезапно проступал из моря и снова уходил под воду участок автострады. С одиноким фонарем, трещинами, бороздящими асфальт, и остовами искореженных, ржавых машин. Кабины с выбитыми стеклами и распахнутыми дверцами давно облюбовали новые «пассажиры». Огромные крабы на паучьих ногах не спешили разбегаться при появлении незваных гостей. Они медленно выбирались на крыши, капоты и провожали пришельцев тонкими дрожащими усами антенн.

Или неожиданно тянулись из воды железобетонные стены с перекрытиями, давно потерявшими вторую опору. Выбитые двери и провалы окон с уцелевшими кое-где осколками вели в темноту. А там, в свалке из стекла, камня, арматуры, ворочалось что-то живое – огромное, быстро текущее во тьму, почуявшее приближение чужаков.

Клеща мало интересовало то, что происходило за бортом. Его взгляд словно притягивал Маньяк, вальяжно развалившийся на носу лодки и улыбающийся во все свои тридцать два зуба.

«Скалится, гаденыш, – подумал Клещ и с досадой отвернулся, – некому пересчитать тебе зубы».

Ни с чем не сравнимое удовольствие парень испытал на острове, когда Ухарь вцепился мерзавцу в глотку. Сразу всю спесь с того в один миг сшибло. Еще бы. За такую «шутку» в Цитадели дайвер зубами бы не расплатился. Соплями бы кровавыми умылся, если бы вообще жив остался. Нашел с кем шутить, с Ухарем! Клеща, может, тоже достало то, что тот постоянно прикладывается к фляге. Как только привал – лезет в рюкзак, вынимает из бокового кармана и хлоп по глоточку. Все знают, примета дурная – в море алкоголем баловаться. Только хрен из них кто рискнул замечание здоровяку сделать! И тут Маньяк, сразу после привала, когда они лодку по мелководью тащили, дождался, пока Ухарь из фляги заветной хлебнет и хитро так прищурился.

– Как коньячок? – говорит. – Нормальный?

– Как всегда, – жмет плечами здоровяк. – А тебе что, ежик кучерявый?

– Да мне-то ничего. Я думал, вкус изменился после того, как я поссал туда на привале…

У здоровяка крышу снесло. Клещ вдруг решил, что не сдержится Ухарь и доведет дело до конца. Но все обошлось, к полному разочарованию парня. Никто не сомневался, что пошутил дайвер – ничего подобного и быть не могло. Только Ухарь после этого инцидента о фляге забыл. Оно и понятно – пить ему было западло.

Тонкий, заунывный звук сначала на грани слышимости, постепенно оформился в леденящий душу скрип. По правому борту выплыл крохотный остров с детской площадкой. На каменистой, выветренной земле гнездились мхи. Зеленоватые нити водорослей, спускающиеся с обшарпанной горки, плотно опутали огромную, в рост двухлетнего ребенка, куклу. В короткие, некогда рыжие волосы вплелись грязно-коричневые пряди, шею плотно захлестнула петля лианы. Младенец улыбался. Во рту, в распахнутых пухлых губах виднелся единственный зуб. Широко открытые глаза не сводили с непрошенных гостей безумного взгляда. Ветра не было. И, невзирая на это, качели двигались. Протяжный, тоскливый звук плыл над островом, венчая безрадостную картину.

Кукла следила за проплывающей лодкой и Клещ, не в силах выдержать мертвый взгляд, отвернулся. Ему стало не по себе. Остался позади изувеченный клочок цивилизации, но безотрадный звук все плыл следом, заставляя парня мысленно возвращаться к розовощекому младенцу.

Врубель сбавил ход. Видимая часть затонувшего приморского города не внушала опасения, пугало то, что скрывала вода. Лодка двигалась на самом малом ходу. По приказу Ухаря, парню пришлось буквально вывалиться за борт, разглядывая то, что могло представлять опасность. То же пришлось сделать и здоровяку. Эти меры вполне можно было счесть излишними – если держать за ориентир многоуровневую стоянку для машин, неожиданностей не предвиделось. Врубель перестраховался, и парень был ему за это благодарен. Лучше пере, чем недо. Аксиома, сотни раз написанная кровью и принимаемая без доказательств.

Прямо по курсу поднималась спираль многоуровневой парковки. Окна нижнего этажа заливали волны. То втягивались, то ползли в море, обнажая темные провалы. В черных узких дырах выл на разные голоса ветер. Тонкий свист вдруг сменял оглушительный вой, наводя на нехорошие мысли о присутствии чего-то живого.

Четыре уровня крытого бетона, пустовавшие много лет, использовались в качестве ориентира. Насколько знал Клещ, ни у кого из дайверов не возникало желание обследовать объект. Хотя бы на предмет наличия трофеев. Парковка издалека сама напоминала охотника – серый хищник, неотступно следящий за ускользающей добычей десятками выбитых глаз, истекающий пеной, струящейся меж уцелевших зубов первого этажа.

Лодка еле двигалась. Под водой, хорошо видимое в постепенно сгущающейся синеве, стелилось безбрежное поле супермаркета, давно лишившегося крыши. Среди изъеденных коррозией, освобожденных от бетона штырей арматуры угадывались верхние ряды стеллажей. Сплошь покрытые ржавой бахромой, они разваливались буквально на глазах. Пойманный в ловушку перекрытий, от стены до стены медленно дрейфовал разнообразный мусор и постепенно оседал вниз, словно его втягивала в глотку непроглядная глубина. В такой вот тьме обожали селиться твари типа красавчика, для которого лодка, ползущая поверху, со всеми ее пассажирами не более чем один расчетливый вдох.

Клещ, без устали вглядывающийся в глубину, осторожно перевел дыхание, готовясь в любой момент нажать на спусковой крючок. Пули красавчику не повредят, но секунды-другой заминки хватит Ухарю, чтобы бросить за борт гранату. Если повезет и та попадет прямо в пасть, считай, в рубашке родились.

– Левее! Хрен тебя!..

Раздался возглас и от неожиданности Клещ едва не разрядил магазин в Маньяка. Надо отдать должное рулевому, он среагировал мгновенно. Лодка качнулась, уходя в сторону, но разворота все равно не хватило. Послышался скрежет – что-то железное прошлось по днищу, ближе к правому борту, как раз под тем местом, где сидел Клещ. Внутри у него все сжалось и ледяной ком, мгновенно стянувший внутренности, вдруг рухнул куда-то в живот. Ругался матом Ухарь, но парень его не слушал. Затаив дыхание, он ждал, когда из пробоины хлынет вода. Некстати вспомнилось, что он так и не удосужился поинтересоваться, обито ли металлом днище. Если не обито, им всем хана. Пробоину так просто не заделать – минута, другая, и все они пойдут на корм кровожадным тварям.

Время шло. Все молчали. Дно лодки оставалось сухим, и Клещ еле слышно перевел дух.

– Что там впереди по курсу, Маньяк? – спросил вдруг Врубель.

– Чисто все, – отозвался тот. – Можешь прибавить. Убираться отсюда надо. И побыстрее.

– Без тебя знаем, ихтиандр чешуйчатый, – хмыкнул здоровяк и сплюнул за борт.

Дайвер промолчал, не отрывая глаз от проступающего из тумана скалистого берега. Всю линию горизонта заняли скалы – высокие, неприступные, лишенные растительности. Почти отвесные, у подножья они были пробиты десятками гротов, подземных пещер, дробящих каменные горы на сотню километров запутанного лабиринта. Гиблое место, где заблудиться может и бывалый.

– К Мертвому озеру не бывает легких путей, – подмигнул парню Маньяк и тут же добавил тоном, не терпящим возражений: – Бери правее, Врубель.

Его слова повисли в воздухе. Лодка продолжала двигаться прямо.

– Ей, мужик, – в голосе дайвера прорезалась тревога. – Ты что, хочешь сказать, что мы пойдем через Волчью пасть?

Рулевой молчал. Лодка мягко заскребла днищем и ткнулась носом в пологий песчаный берег, как раз между двух валунов. Прямо по курсу, ощетинившись острыми камнями, малочисленный отряд ждала мертвая темнота грота. Где-то далеко срывались вниз тяжелые капли. Под перестук капели, многократно усиленный эхом, Ухарь ступил на песок. За ним последовал Клещ, и только потом на берег вышел Врубель.

– Мужики… – Маньяк выглядел удивленным, чтобы не сказать больше. – Врубель, ты не ответил. Ты что, собираешься проходить через Волчью пасть?

– Именно тут мы и будем проходить, – вместо рулевого отозвался здоровяк.

– Врубель? – не обратил внимания на его слова Маньяк.

Тот не ответил. Он закрепил на ремне АДС, проверил, легко ли вынимаются запасные рожки, нож. Взвесил в руке гранату и только потом посмотрел на дайвера.

– Вылазь, – коротко бросил он.

Маньяк сидел, не двигаясь, вперив в бойца тяжелый взгляд.

– Не будь дураком, Врубель, – с расстановкой произнес дайвер. – Пути через Волчью пасть нет. – Как это нет? – встрял в разговор здоровяк.

– Вот так это. Я неделю как оттуда. Там гнездо… Уже не зоргов, а не пойми чего.

– Гнезда зоргов везде. Поднимайся, тварь, – рявкнул Ухарь.

– Ты такого гнезда никогда не видел, здоровяк. Человек пятьдесят бы еще справились. И то – под вопросом. А наша отважная четверка для них даже не закусь, а так, развлечение. Ты свои никчемные яйчишки почесать не успеешь, как тебе их оторвут. Чуешь, чем пахнет, здоровяк?

Терпенье у верзилы кончилось. Тот, кто лишил его заветной фляги, повинен был смерти, пусть приговор и считался отсроченным до поры. Ухарь подошел к лодке, сидевшей на мели, и наклонился. Жилы на его шее вздулись, когда он за отвороты куртки выволок на берег Маньяка, не оказывающего сопротивления.

– Ты пойдешь туда, куда скажу я, – сквозь зубы проговорил он и швырнул дайвера на скалистую стену.

Удар оказался сильным, видно здоровяк вложил в бросок всю свою злость. Дайвер напоролся спиной на острый выступ и, зашипев от боли, медленно съехал вниз, в прозрачную серую воду.

– Врубель, хоть ты объясни этому придурку, вперед хода нет.

Маньяк сделал попытку подняться, но верзилу, только входящего в раж не могла удовлетворить такая скорая разборка. С грацией свирепой кошки он подскочил к дайверу и вздернул его за грудки, снова прижав спиной к камням.

– Ты будешь делать, – Ухарь выругался матом, – то, что я скажу. Пусть даже заставлю тебя жрать дерьмо. Я объясняю это тебе последний раз.

Каждое свое слово – веское, расчетливое – он подтверждал тяжелым ударом с левой в живот. Маньяк хрипел. От боли его сгибало пополам. Но Ухарь продолжал бить, правой рукой держа за ненавистное горло.

– Ты поймешь это, вонь подретузная. Поймешь. Чтобы единственное, что я от тебя слышал до конца маршрута, было «так точно». Я понятно объясняю?

Маньяк задыхался. Лицо его посинело, на лысом черепе вздулись вены.

Ухарь по-прежнему не давал ему вздохнуть, и Клещ с большей долей уверенности склонялся к мысли, что через пару минут их станет на одного меньше. И как следствие убийства выполнение задания ляжет на плечи Врубеля, как бы ни бычился здоровяк. Из такой перестановки вытекал только один вывод: не станет Маньяка, русалки им не видать как собственных ушей.

– Оставь его, Ухарь, – наконец вмешался Врубель. Но здоровяк разжал руку только после того, как почувствовал весьма ощутимый толчок в бок.

Некоторое время Маньяк лежал без движения, не подавая признаков жизни, и Клещ успел мысленно с ним попрощаться. Потом дайвера перегнуло пополам. Мучительный вдох сменился надсадным хрипом, который тут же подхватило эхо, превратив почти в собачий лай. По всей видимости, падая, дайвер прикусил язык. Изо рта пошла кровь. Красное облако плеснуло в мелководье, окрасив воду.

Врубель тащил лодку ближе к глубине, когда услышал тихое:

– Хорошо еще… Сфинксов здесь нет. Плохо… бы мне пришлось.

Боец поднял голову и усмехнулся, отдавая должное остроумию дайвера. Как только течение подхватило лодку, Врубель бросил якорь и вернулся за Маньяком, оставленным под присмотром Клеща.

– Эй! – Врубель пнул носком кроссовка по-прежнему лежащего на боку Маньяка. – Вставай. Если тебя потащит Ухарь, тебе это не понравится.

– Врубель, ты умный мужик. – Дайвер тяжело перевалился на четвереньки. – Там не пройти. После поворота на Гребень Венеры хода нет. Там столько тварей, сколько ты за всю жизнь не видел. И не зорги это уже. А хуже. И не фига у них там не гнездо…

– Вставай, – приказал Врубель. – Не гнездо – это хорошо.

– Там у них колония, болван. Что это такое, знаешь? Неделю назад нам с Грешным просто повезло ноги унести. Просто повезло… Грешный – глазастый парень, разглядел на мелководье мальков. Тысячи… тысячи. Мы назад рванули, лодку на глубину и ходу, ходу. От разведчиков отбивались… Их было с десяток и то… Грешного ранили… едва выжил.

Клещ его не слушал. Что такое колония зоргов он знал. Не видел – иначе не стоял бы здесь. Но слышал от немногих уцелевших – точнее, трех из тринадцати. Клещ смотрел на то, с каким трудом обретает Маньяк равновесие, как встает, шатаясь, одной рукой держась за стену, другую прижимая к животу… И не выдержал.

– Врубель, – тихо сказал он. – Проходов сквозь скалу много, какого хрена обязательно идти здесь?

– Заткнись, – зло процедил боец. Но по глазам Клещ читал: и тому уже Волчья Пасть поперек горла встала.

– Парни, – хрипел Маньяк. – У нас одна цель. По большому счету мне на вас посрать. Но… Аленка. Мне одному с русалкой не справиться. Мое дело довести вас в целости и сохранности. Чтобы было, кому тварь потом тащить.

– Эй, мужики, чего возитесь? – негромко крикнул Ухарь, и это решило дело.

– Вперед. Потом договорим, – сорвался Врубель и ткнул прикладом Маньяку в спину, поторапливая.

Тот не стал больше испытывать судьбу. Медленно прошел по камням до носа лодки, тяжело перекинул ноги и опустился на сиденье, ссутулив плечи.

– Ухарь, – позвал Врубель.

Сдерживая раздражение, верзила обернулся. Долго смотрел на бойца, потом нехотя поднялся.

– Держи гада на мушке, – приказал он, обходя Клеща. – Дернется, стреляй. В такую башку не промахнешься.

Пока мужики отходили для конфиденциального разговора, Клещ не сводил глаз с Маньяка. Он сидел спокойно и Клещу стало не по себе. Он не слышал, что именно говорил Врубель, но ответ здоровяка долетел до него.

– … веришь? Я месяц назад там был… На один автомат работы много. – Его слова прервал неразличимый шепот. – Меняется. Но не настолько. Короче, пошли. Я сказал.

Они вернулись. Ухарь утвердился на сиденье по левому борту. Врубель занял место у румпеля.

Лодка дернулась и медленно пошла вперед. Погрузив в темноту нос, она бортами увязла в темной мгле. Внезапно Маньяк приподнял голову и исподлобья подмигнул парню.

И тогда Клещу стало по-настоящему страшно.