Текст книги "В боги взяты. фэнтези"

Гл. 2

Целый век – великий срок – передавал народ из уст в уста историю топора Хорсом кованного. Целый век придумывал народ сказы разные о диковинной силе этой железной штуковине. Коли самим богом ковался, то и силу от него должен был получить необычную. Кто-то надумал, что топором тем от одного взмаха можно дуб пополам пересечь. Другой наградил его способностью десяток голов вражин разных зараз с плеч снести. Третий… Да что там! Хотя и не видел никто топора того, а легенд породили в достатке. Каждый наделил его тем, чего более всего сам желал бы иметь.

Сегодня драгоценный дар Хорса явиться должен был глазам людским, Срок подошел. Оттого-то и кинул клич голова во все стороны для сбора желающих овладеть оружием этим могучим, как и должно было поступить согласно зароку на топор наложенного Повелителем Нави, упрятавшим топор от глаз людских на целый век. Объявиться топор должен был на том самом месте, где и исчез с глаз. Местом тем и была площадь городища, в центре особым валуном, Хорсом поставленным, помеченная. Ровно в полдень увидят горожане и те, кто явился силой помериться, чтобы назваться хозяином топора, каков он.

Чтобы народу удобнее было зреть, как поединщики будут ломать друг другу ребра, сколотили помост-площадку высотой уровня глаз самого низкого из мужиков. Никто не должон упустить время зреть на поединство мужей, силой и отвагой известных в краях разных.

Не только поединщики прибыли из краев других. Вместе с ними торгаши пристроились. Удобно ведь, и защита рядом, и товарец на большом скоплении народа быстрее сбыть можно, и на поединство глянуть не грех. Мужики ведь. Кто же пустит в дальнюю дорогу одного своего героя. Вокруг него всегда желающих дружбу водить куча. Они тоже с ним в путь отправились, чтобы хвалиться потом перед родственниками и земляками, как налаживали боевой дух уставшего в пути богатыря, как поддерживали его боевой задор криками своими из толпы. Кто-то с собой и юнцов прихватил. Им скоро в мужики выходить, пущай поглядят, каковы они – богатыри настоящие в деле. Пущай захочется им такими стать. Может, и прославят родителя своего, да и жизнь иную наладить помогут. Богатырям завсегда при правителях почет. Им и еда повкуснее, и жилье покраше. А уж об одеяниях да наградах и разговору нет.

Кто-то пешим ходом в городище явился. Коли путь не далек, почему не размяться на свежем воздухе. Многие же конно прибыли. Кто верхами, кто на повозках. Пришлось на околице коновязи сооружать, чтобы не разгулялась скотина по полям да не изувечила посевы.

К полудню не только площадь, но и все деревья и крыши изб, что по ее кругу стоят, народом забиты были. Те, кто в поединках участие примет, у головы в избе от народа скрыты до поры. Нечего зря глазеть ранее положенного часа. Всяко бывает. Народ чужой пришел. Может, кто и порчу напустить наладит. Береженного, того и боги берегут.

Шумит народ полудня дожидаючись. Кто-то об заклад бъет за своего избранника; кто-то спорит о том, явится ли им топор, и каким он будет; кто-то товар, из дальних краев прихваченный, во всю глотку нахваливает потому, как нет такого нигде боле. Детвора, деревья словно воробьи облепившая, о своем щебечет, глотки надрывая, иных перекричать стараясь.

Такого шуму городище не слыхало ни в какие времена.

Видать, и богам интерес явлен, отчего это людишки там криком надрываются, покою не дают, их поминая в спорах своих. Затихла природа, замерла. Даже лист на деревьях не шелохнется. А солнце к зениту таким ярким катит, словно должно подсветить небожителям зрелище их заинтересовавшее.

В лучах солнечных, словно в золотой реке, плещется изваяние Хорса, сотворенное когда-то ушедшими в иной мир умельцами из могучего дуба и установленное на самом высоком месте, где капище его и где несет ему верную службу с незапамятных времен ведун Осок. Ведун стоит сейчас подле валуна в ожидании возврата деяния рук Хорсовых. Белое одеяние его и белые же волосы на фоне черного камня как бы разделяют собой границу между черным злом, сотворенным век назад, и светлой надеждой, которая в этот момент легла на сердце каждого, явившегося на площадь.

Привыкший ко всяким оборотам и твердо уверенный, что все произойдет так, как было наречено, Осок ощущал некоторое, ранее не ведомое ему волнение. Недолог срок и уж скоро тень, бросаемая валуном на площадь, исчезнет совсем. Наступит полдень. И тогда… Хотя и ведет Осок частые беседы с божеством, которому служит, то никак не идет в сравнение с тем, что придется явно ощутить его собственно ручное творение. Беседы то идут не наяву. Мысленно вопросы задает. Мысленно ответы получает. А тут… Ему предстоит принять топор с валуна, он вместе с головой будет вручать его наиболее достойному. Знает, что выбор Хорсом сделан. Только не ведомо, как отнесется к происходящему Повелитель Нави. Не устроит ли и ныне каверзы какой поперек зарока. Остальные боги не должны допустить такого.

Не должны! А коли увлекутся чем иным и не узрят в нужный момент чего?

А тень все короче и короче. Совсем маленькая полосочка. Воздел Осок правую руку с посохом над головой. Затих народ на площади в раз. Словно кто отрезал все звуки. Казалось Осоку, что всем слышно, как бьется взволнованно в груди его сердце. Нельзя чтоб слышали! Ведун права не имеет на сомнение и волнение. Народ должен верить в силу и прозорливость его. На тон он и ведун.

Гл. 3

Как только пропала последняя полоска тени у валуна, как на верхней площадке его засверкал отраженными солнечными лучами заветный топор. Ахнул народ и вновь тишина нависла над площадью. Замерли все в ожидании того, что теперь происходить будет.

А Осок, переложив посох в левую руку, правой потянулся к топору. Ухватился за кованное железными кольцами топорище и легко, без напрягу всякого, поднял топор, который видом своим показывал, что не для руки седовласого старца кован был.

– Свершилось! – Прокричал в толпу Осок. – Явилось чудо Хорсово! Знать, быть поединству назначенному! Знать, обретет топор этот по воле Хорса хозяина нового, с которым и будут вершить дела им надуманные! Слава Хорсу! Слава сыну великого Рода!

С этими словами подошел Осок к голове.

– Возьми топор, голова. Верши волю богов! – Осок протянул топор, за который тут же ухватился голова. Только не получилось у него удержать топор в одной руке, как сделал то Осок. Чуть не выронил и тут же второй рукой ухватился за топорище. Тогда только и смог на уровне пояса удержать.

– Помогите ктой-то! – Рявкнул голова на стоявших неподалеку сыновей своих.

Оба сына бросились на помощь отцу и ухватились за топор с двух сторон. После того они втроем уложили топор на высокий чурбан, установленный напротив площадки для поединков. Чтобы виден был каждому поединщику, чтобы каждый знал, за что на поединок отважился.

– Начнем, однако! – Под одобрительный гул толпы объявил голова. И, повернувшись к старшему сыну, поручил. – Зови поединщиков. Пущай при всем народе жребий тянут кому с кем силу являть.

Выступили на свободное место перед площадкой двадцать три поединщика.

– Чего-то одного не хватает для пары! Так-то не по обычаям! Еще один нужон! – Объявил в толпу голова. – Может из нашенских, кто насмелится?!

– Коль надобен еще один поединщик, позволь, голова, братцу моему меньшому в этом деле поучаствовать. Должон же он когда-то мужицким делом заняться. Хватит в недорослях числиться. – Из толпы протиснулись на площадку двое. Один худощав, златокудр, тонок в стане. Другой же прямая ему противоположность: на две головы выше братца своего старшого, на целый локоть в плечах шире. Только цветом волос на голове и схожи. – Усилом наречен от рождения.

– Больно молод. – Усомнился голова. – Сдюжит ли такое дело? Сломают твово брательника на раз. Вишь, какая сила ноне сюда явилась?

– Ничего. Сдюжит, пожалуй. Пущай жребий тянет.

– Сами на то пошли! – Предупредил голова, указывая рукой, что Усил может занять место среди поединщиков. – А теперь к делу! В мешочке, что сын мой вынес, лежит две дюжины камешков. Шесть из них белые. Вот, глядите. – И голова высыпал на подставленные сыном ладони содержимое мешочка. – Все так? Тогда и приступим. Всяк из вас должон по камешку из мешочка выловить. Кому белые достанутся, тот ныне биться за топор будет. Кому черные камешки выпадут, тот завтра жребий потянет. И так четыре дня будет. Каждый день победитель единый объявлен будет. На пятый день победители схватятся. Тогда и порешим, кому топором владеть. Так-то!

В первый день поединков участие в них по воле жребиев не приняли ни Усил, ни богатырь в черной маске. Во второй день такое же выпало. Народу на площади поуменьшилось. Те, кто побежденными оказались, отбыли в родную сторонку. Чего глядеть на то, как другие радость победы празднуют с друзьями своими?

На третий день выпало Усилу тело свое поразмять. Долгим день показался, пока над противниками победы ладил. Всех одолел. Потому победителем объявлен народу был. Удивленный люд ревел от восхищения, когда никому не ведомый парень невесть откуда взявшийся валил противников своих. Сколько силы всяк отдавал каждому поединку! А у Усила на лице всегда улыбка, словно для баловства на помост взошел.

– Славный богатырь миру явился! Толковый мужик вырос! Этот еще не раз прославится! – Неслось из толпы в ответ на его победы.

На четвертый день победителем стал могучий боец в черной маске. Пришел он к победе, пожалуй, полегче, чем Усил к ней шел. Толпа тоже восхищалась богатырем и пророчила ему победу в последний день.

*****

– Перед последними поединками надо бы к Купаве заглянуть. – Предложил Усату его брат, переговаривая с ним через щель в частоколе ограды двора жилища головы.

– Что ты, Коляда? Не дозволено поединщикам со двора сходить до последней схватки. – Остерег его Усил. – Иначе отправят туда, откуда пришли.

– Хорошо. Я сам к ней наведаюсь. Мало ли чего присоветует.

Бородатый мужик удивленно вздернул брови, когда Коляда спросил у него, где избушка бабки Оскарихи.

– Вроде тут была. Ночевали в ней даже! – Убеждал мужика Коляда.

– Ты, паря, не с дуба ли упал? Отродясь, сколь свет белый вижу, никакой избушки и никакой Оскарихи тут не знавал и не видывал. Чего прилип-то. Хочешь старшому мужу голову морочить?! Я те щас бока помну, коли родитель в свое время не успел тебя уму разуму поучить!

Гл. 4

Обманула ночь тишиной и своей яркой звездностью, обещая добрую прохладу и покой крепкого сна уставшим от дневных забот людям. До полуночи только и лежала тишина. А потом под звездным небом полыхнуло заревом пламя огромного костра. То горели немудреные постройки поселенцев. Горело все, что могло гореть. А в свете разбушевавшегося пламени метались меж горящими постройками черные тени конных и пеших людей, блестели лезвия мечей, ножей и топоров. В ответ на их суету летели в ночь стоны тех, кто крепко держался за жизнь и не сразу расставался с ней после ударов смертоносного оружия. Раздавались крики детей, которых безжалостные руки ночных налетчиков швыряли в огонь, чтобы не осталось на месте их страшного пиршества ни одного, даже самого малого, свидетеля этой кровавой, обожженной пожарищами, ночи.

Изо всех поселенцев только двое убереглись от этого ночного набега. Им дано было богами сохранить в памяти события этой ночи. Два мальчугана, невесть откуда набредших на поселение несколько лет назад, взирали на страшную картину из глубокой норы, которую отрыли для игр своих мальчишеских и в которой не были обнаружены ночными налетчиками.

– Всех ли порешили?! – Вопросил у столпившихся вокруг него налетчиков, восседавший верхом на коне и закованный в дорогие доспехи, их предводитель.

– Всех! Никого не оставили – Заверили голоса налетчиков.

– Вот и славно! – Похвалил предводитель. – Свершилось то, что обещано было им, когда сброд этот решил в отдельности от соплеменников жизнь свою налаживать. Ушли в земли чужие, отказавшись от податей владыке своему! И пожить то долго не успели на землях чужих, как сыскал я их и наказал достойно! Уроком иным будут угли на месте их поселения. А вы слухи пускайте, что в краях этих народец больно зол и к расправам легок. Добра здесь искать нечего. Расправа неминуемо чужаков ждет. Не в первый год, так во второй, или в пятый, как этих своевольников. А вы, коли успели прихватить что из их добра, готовьтесь выступать. В обрат двинем пока день ясный не принес сюда каких гостей случайных. Не должно нам чужим глазам являться. О делах наших тут забыть на веки. У кого язык не сдержится, того ждет то же самое, что и ждало народца, нами здесь побитого. Помните!

В это время взметнувшееся пламя осветило лик предводителя.

– Он! – Прошептал мальчуган, что постарше, на ухо второму. – Это он наших батьку с мамкой жизни лишил. Помни все, Усил!

Лишь, когда солнце взбежало в небеса из-за стоявшего темной стеной густого леса вдалеке, решились мальцы пойти в поселение. Встретило оно их непривычным запахом удушливой гари и гробовой тишиной вместо привычного по утрам мычания коров и блеяния баранов, угнанных ночными налетчиками в качестве добычи своей военной. Кое-где, где огонь не добрал должной силы, на углях виднелись скрюченные, обуглившиеся останки, в которых невозможно было угадать погибшего. Сколько ни кликали в надежде услышать ответные голоса, ни до кого и не докричались. Никто, по всему судя, не избежал кровавой расправы. Одни они остались. Без крыши над головой. Без пищи. Только и было у них, что пара сухарей, котрые выпросили накануне у доброй тетки Исты.

Мужиковатая на вид от тяжки трудов, что легли на ее плечи, была Иста, по характеру своему, добрейшей из всех женщин их поселения. Не послали ей боги радости выносить собственных детей во чреве своем. По той причине и была отторгнута мужем и изгнана из жилища его. Так велел обычай. На такое решение дал добро и старшина поселенческий. Появление в ее жизни двух мальцов оценила она как явление божьей благодати. В маленьком ее шалаше-избушке нашли мальчуганы материнское тепло и добрую заботу. А Иста, назвав их своими детьми, гордо ходила теперь мимо жилища своего бывшего мужа и нисколько не завидовала, что в жилище том растут трое младенцев-погодков. И что из того, что изгнана она за бесплодность? Вона, гляди! Боги дали двух детишек сразу в добрые руки ее.

Нету теперь доброй тетки Исты, которую младшой брат уже изредка мамой окликал. Никого нету! Одни…

– Здеся нам высиживать нечего. Пойдем искать, где добрые люди есть. – Сказал старшой, беря брата за руку.

– Пошли. – Согласился тот. – Ты ведь старшой, Коляда. Тебе и решать дела все.

– Тетка Иста сказывала, что в половине дня пути живет у леса мужик какой-то. Лесными делами промышляет. Говорила, что добр очень и ей по нраву. Хотела в отцы нам позвать. К нему пойдем. Чай, не оставит в беде. Больше и идти некуда…

Гл. 5

Жилище того, кого избрали мальцы своим защитником, поставлено было на большой поляне. Сразу за первой полосой молодой поросли рвущихся в небо стройных сосен. Срублена оно было так, что сразу и не поймешь: толи то шалаш большой, толи изба маленькая. Основание лежало на толстых чурбаках, чтобы весеннее таяние снегов богатых никак не вредило жилищу. Внутри представляла собой одну комнату, по бокам которой, у стен, стояли широкие скамьи покрытые шкурами барсучьими. Меж ними у третьей стены – стол, заваленный всякой всячиной. Ближе к выходу на полу выложено широкое и глубокое глиняное блюдо. На блюде, почерневшем от долгого пользования, тлеют покрытые пеплом угли. Недалеко в углу уложены щепа и обломки валежника для поддержания огня. В обмазанной глиной плоской крыше, заваленной поверху широкими сосновыми лапами, отверстие для выхода дыма, заткнутое пучком сухой травы. Над блюдом с углями, на железном пруте, уложенном на две рогатины, крюком подцеплен котелок. В котелке том хозяин жилища и готовил себе немудреную пищу, приправляя мясо добытых в лесу птиц и зверьков сочными лесными травами и грибами.

– Тута, на этой скамье постеля ваша. Она поширше будет. Уместитесь пока. А посля придумаем вам новые лежанки. – Сыпал словами бородатый Стан, наполненный душевной радостью так счастливо закончившегося одиночества. – Научу вас всему, чего самому боги знать дозволили. Одно помните: с миром лесным дружить надобно. И со зверем, и с птицей. И древом всяким. Всем им боги свою жизнь дали. Не зазря ведь? Поди, надобно так? Про то всегда думайте. Знать не зазря боги все это миру дали!

Спустя короткое время определил Стан, что разные интересы у братьев. Старшой, тот более учения его о травах и иных растениях, о населения лесного ухватывал да все старался поболее узнать. Младший же все более охотой интересовался. К иным делам пристрастие имел: то валежника натаскать, то яму-ловушку помочь копать, то просто со Станом борьбу затеять, чтобы силенку свою детскую показать. Чувствовал Стан, что в мальчугане том крепкая сила закладывается. Порой так захватит, что и расцепиться не просто. Потому и решил приемный их родитель каждому свое подробнее разъяснять. Так и зажили дружной семейкой.

Время спустя, когда братья подросли, пристроили для них новый угол. Чего в тесноте томиться?

А тут и весть случайный гость принес, что готовится в Сухоборье большое событие. Поединки проведут за право обладать топором, самим Хорсом выкованным. И явиться миру должен тот топор в строго назначенный день, в полуденный час. Понимать надо, коли самим богом вещь создана, то имеет она силу особую. В поединках участие принимать дозволено всякому, кто посчитает, что сможет осилить мужей в таких делах силой и ловкостью прославленных.

– Бать! А не испробовать ли мне силу свою в поединстве? – После ухода гостя вдруг спросил Усил. – Мне бы топор тот! Сколько с помощью его сделать всего можно! Никто и ничто не устоит. Смогли бы мы тогда призвать к ответу душегуба, что жизней лишил родителей наших, тетку Исту и поселенцев.

– Молод еще в такие дела встревать. – Предостерег его Стан. – Тама не игрища сопляков! Тама такое будет, что и до смерти изломать могут. Тебе не знакомо то, а я после одного такого игрища от людей ушел. В одиночество себя упрятал. Не знаю сам, как вышло все, только не встал боле тот, кого замял в схватке. Не хотелось мне того. Бились мы тогда за девицу, дочку старшины одного селения. Оченно она лицом и станом красна была. От женихов отбою не было. Тогда-то и потребовала гордячка, чтобы бились женихи за обладание ей. По той причине и принял я случайный грех на душу. Хотя иными тот случай грехом означен не был. И дочь старшинскую мне в невесты определили. Ушел я из мест тех, отказавшись от девицы. Так и зажил здеся. А ты – испробовать. Там много не напробуешься. Не баловство ведь. Можно и не вернуться…

– Все одно. Чую я, должон в том поединстве участие принять. Не пустите, сам сбегу, хотя и гнев ваш с братом на себя приму. – Твердо заявил Усил.

– Коли так, то проводим мы тебя с братом в Сухоборье. По пути еще кой чему обучу. Славным был когда-то поединщиком. Хитрости дела того не запамятовал. С утречка и двинемся в путь. Ты, Коляда, думаю, супротивничать не будешь?

– Я как ты! – Ответил Коляда.

– Тогда и сладились. – Закончил разговор Стан.

Где-то в середине пути, когда сидела у костра приуставшая в пути троица, вышел из лесу к ним на огонь старичок.

– Приветствую вас путники! Далеко ли собрались? – Вопросил пришелец.

– И тебе привет в ответ! – Встал навстречу Стан. – С добром ли к нам пожаловал?

– А чего худого может слабосильный старец таким богатырям сотворить? Особливо тому. – Старичок ткнул пальцем в сторону Усила. – Он нас всех в одну копну сложит.

– Кабы так. – Вздохнул Стан. – Собрался малец на поединство. Топором Хорсовым овладеть решил. Сам же еще и силу свою нигде не пробовал. Окромя как со мной, в схватках потешных. Есть в нем силенка. Да довольно ли ее для замыслов его…

– Верю, готов он к делу задуманному. Знать, сам Хорс ему путь на ухо шепнул. Можешь не сомневаться в том. Позволит ли бог, один раз обманутый собратом своим, вновь досаду изведать? – Хитро глядя в глаза Стану проговорил старичок.

– Не допустит! На то он и бог! – Твердо заявил Стан.

– То-то. Когда в Сухоборье явитесь, на поздний час не пеняя, разыщите бабку Оскариху. Ее изба с самого краю будет стоять. У нее пусть братья заночуют. А ты в ином месте ночлег сыщи. Им там вдвоем только и уместиться. Она от себя еще помощь какую даст сыновьям твоим приемным. – С этими словами старичок сделал несколько шагов от костра и растворился во тьме ночной, словно и не было его тут.

– Откудова знал старец-то, что приемные вы у меня? Кто ему сказывать мог, коли никогда ранее встреч не имели? – Заудивлялся Стан. – Странный он больно. Но дельный совет его сполним вточь!